Ресторан «Пьемонт», это прибежище людей, которые все знают, был полон всезнающими людьми: одни из них уже успели насытиться, другие только начинали насыщаться. Они тянулись друг к другу, словно еда была звеном, соединяющим их души, и сидели по двое, а порой и вчетвером и впятером. Лишь кое-где попадались отшельники, пребывавшие в дурном настроении и мрачно поглядывавшие вокруг поверх длинных сигар. Между столиками носились проворные худощавые официанты, и на лицах их было написано неестественное напряжение — следствие перегрузки памяти. Лорд Саксенден и Джин, сидевшие в углу со стороны входа, успели съесть омара, выпить полбутылки рейнвейна и поболтать о всякой всячине, прежде чем она медленно отвела глаза от опустошённой клешни, подняла их на пэра и спросила:

— Итак, лорд Саксенден?

Он перехватил этот брошенный из-под густых ресниц взгляд, и глаза его слегка выпучились.

— Недурной омар, а? — спросил он.

— Потрясающий.

— Я всегда захожу сюда, когда хочу вкусно поесть. Официант, вы собираетесь подать нам куропатку?

— Да, милорд.

— Так поторопитесь. Попробуйте рейнвейн, мисс Тесбери, вы ничего не пьёте.

Джин подняла свой зеленоватый бокал:

— Вчера я стала миссис Хьюберт Черрел. Об этом напечатано в газетах.

Щеки лорда Саксендена чуть-чуть надулись, — он раздумывал: «В какой мере это касается меня? Интереснее эта юная леди, когда она свободна или когда она замужем?»

— Вы не теряете времени, — сказал он и взглянул на неё так пристально, словно его глаза искали доказательств тому, что её положение изменилось. — Знай я об этом, я не осмелился бы пригласить вас позавтракать без мужа.

— Благодарю вас, он сейчас будет здесь, — ответила Джин и взглянула из-под ресниц на пэра, глубокомысленно осушавшего свой бокал. — Есть у вас новости для меня?

— Я видел Уолтера.

— Какого Уолтера?

— Министра внутренних дел.

— Это ужасно мило с вашей стороны!

— Да, ужасно. Терпеть его не могу. Не будь волос, голова у него была бы форменное яйцо.

— Что он сказал?

— Юная леди, никто ни в одном официальном учреждении никогда ничего вам не скажет. Там не говорят, а «продумывают вопрос». Так и подобает власти.

— Но он, разумеется, прислушается к тому, что вы говорите. Что же вы сказали?

Ледяные глаза лорда Саксендена, казалось, ответили: «Ну, знаете, это уж слишком!» Но Джин улыбнулась, и они постепенно оттаяли.

— Вы самая непосредственная девушка, с какой я сталкивался. По существу, я сказал ему: «Уолтер, прекрати это!»

— Как чудесно!

— Ему это не понравилось. Он, видите ли, поборник законности.

— Можно мне повидаться с ним?

Лорд Саксенден расхохотался. Он смеялся, как человек, нашедший нечто очень драгоценное.

Джин выждала, пока он успокоится, и сказала:

— Итак, я еду к нему.

Последовавшую за этим паузу заполнила куропатка.

— Послушайте, — неожиданно начал лорд Саксенден, — если уж вы действительно решили это сделать, то есть один человек, который может устроить вам встречу. Это Бобби Ферар. Он работал с Уолтером, когда тот был министром иностранных дел. Я дам вам к нему записку. Сладкого хотите?

— Нет, благодарю. Но я бы выпила кофе. А вот и Хьюберт.

У входа, выскочив из вращающейся двери-клетки, стоял Хьюберт, отыскивая глазами жену.

— Позовите его сюда.

Джин пристально посмотрела на мужа. Лицо его прояснилось, и он направился к ним.

— Ну и взгляд у вас! — пробормотал лорд Саксенден, поднимаясь. Здравствуйте. Ваша жена — замечательная женщина. Хотите кофе? Здесь недурной бренди.

Пэр вынул карточку и написал на ней чётким, аккуратным почерком:

«Роберту Феррару, эсквайру, М. И. Д.

Уайтхолл.

Дорогой Бобби.

Примите моего молодого друга миссис Хьюберт Черрел и, если возможно, устройте ей встречу с Уолтером.

Саксенден».

Затем подал карточку Джин и потребовал счёт.

— Хьюберт, покажи лорду Саксендену свой шрам, — распорядилась Джин и, расстегнув манжету, закатала мужу левый рукав. На фоне белой скатерти синевато-багровый рубец выглядел особенно странным и зловещим.

— Н-да! — выдавил лорд Саксенден. — Полезный удар!

Хьюберт опустил рукав.

— Джин вечно вольничает, — проворчал он.

Лорд Саксенден уплатил по счёту и предложил Хьюберту сигару:

— Простите, мне пора удирать. А вы оставайтесь и допивайте кофе. До свидания, и желаю вам обоим успеха!

Он пожал им руки и стал пробираться между столиками. Молодые люди смотрели ему вслед.

— Странно! Деликатность, насколько мне известно, не относится к числу его слабостей, — удивился Хьюберт. — Ну как. Джин?

— Что означает М.И.Д.?

— Министерство иностранных дел, моя провинциалочка.

— Допивай бренди, и едем к этому человеку.

У подъезда молодожёнов окликнули:

— Кого я вижу! Капитан! Мисс Тесбери!

— Моя жена, профессор.

Халлорсен сжал им руки:

— Ну, не замечательно ли? У меня в кармане каблограмма, капитан. Она вполне заменит свадебный подарок.

Через плечо Хьюберта Джин прочла:

«Реабилитирующие показания Мануэля высылаем почтой тчк Американское консульство Ла Пас».

— Великолепно, профессор. Не хотите ли зайти с нами в министерство иностранных дел? Мы должны повидаться с одним человеком насчёт Хьюберта.

— Что за вопрос! Но я не люблю терять время. Возьмём машину.

Сидя в такси напротив молодых, Халлорсен весь излучал изумление и благожелательность.

— Вы действовали с потрясающей быстротой, капитан!

— Это всё Джин.

— О да, — сказал Халлорсен, как будто её и не было в машине, — когда я встретился с ней в Липпингхолле, я сразу увидел, что она — энергичная особа. Ваша сестра довольна?

— Довольна она, Джин?

— Надеюсь.

— Замечательная юная леди! Знаете, в низких зданиях есть что-то приятное. Ваш Уайтхолл вызывает у меня симпатию. Чем больше солнца и звёзд можно увидеть с улицы, тем выше моральный уровень народа. Вы венчались в цилиндре, капитан?

— Нет, так, как сейчас.

— Жаль. В нём есть что-то забавное: он похож на символ проигранного дела, водружённый вам на голову. Вы, кажется, тоже из старинной семьи, миссис Черрел? В таких семьях у вас принято из поколения в поколение служить своей стране. Это очень достойный обычай, капитан.

— Я над этим не задумывался.

— В Липпингхолле я беседовал с вашим братом, мэм. Он рассказал, что у вас в семье испокон веков кто-нибудь обязательно служит во флоте. А у вас, капитан, — в армии. Я верю в наследственность. Это и есть министерство иностранных дел?

Халлорсен взглянул на часы.

— Интересно, на месте ли этот парень? У меня сложилось впечатление, что такие люди всю свою работу делают за едой. Пойдём-ка лучше в парк и до трёх посмотрим на уток.

— Я только занесу ему эту карточку, — сказала Джин.

Вскоре она вернулась:

— Его ждут с минуты на минуту.

— Значит, он явится не раньше чем через полчаса, — заметил Халлорсен. — Там есть одна утка. Я хотел бы слышать ваше мнение о ней, капитан.

Пересекая широкую дорожку, ведущую к пруду, они чуть не стали жертвой неожиданного столкновения двух автомобилей, водители которых растерялись в непривычной обстановке. Хьюберт судорожно прижал к себе Джин. Лицо его побелело под загаром. Машины разъехались. Халлорсен, успевший схватить Джин за другую руку, сказал, нарочито растягивая слова:

— Ещё немного, и дело кончилось бы плохо.

Джин промолчала.

— Я иногда спрашиваю себя, — снова заговорил американец, когда они подошли к уткам, — окупается ли скорость теми деньгами, которые мы на ней зарабатываем. Что вы думаете, капитан?

Хьюберт пожал плечами:

— Число часов, которые мы теряем, разъезжая в автомобилях вместо поезда, в общем равно тому, которое мы выигрываем с их помощью.

— Верно, — согласился Халлорсен. — Самолёты — вот что реально экономит время.

— Сначала подведите окончательный итог, а потом уж расхваливайте их.

— Вы правы, капитан. Мы держим курс прямиком в ад. Следующая война дорого обойдётся тем, кто примет в ней участие. Допустим, Франция сцепится с Италией. Не пройдёт и двух недель, как не останется ни Рима, ни Парижа, ни Флоренции, ни Венеции, ни Лиона, ни Марселя. Они превратятся в заражённые пустыни. А флот и армия, может быть, не успеют даже открыть огонь.

— Да. Все правительства это знают. Я — военный, но я не понимаю, зачем они продолжают тратить сотни миллионов на солдат и матросов, которых, видимо, никогда не пустят в дело. Если жизненные центры страны разрушены, армией и флотом управлять нельзя. Сколько продержатся Италия и Франция, если подвергнуть газовой атаке все их большие города? Англия и Германия не протянули бы и недели.

— Ваш дядя, хранитель музея, уверял меня, что при современных темпах человек снова быстро опустится до уровня рыбы.

— Рыбы? Каким образом?

— Очень просто: двигаясь по эволюционной лестнице в обратном направлении — млекопитающие, птицы, пресмыкающиеся, рыбы. Мы скоро станем птицами, в результате этого начнём пресмыкаться и ползать и кончим где-нибудь в море, когда суша станет необитаемой.

— Почему бы не закрыть воздух для войны?

— А как его закроешь? — вставила Джин. — Государства не доверяют друг другу. Кроме того, Америка и Россия не входят в Лигу наций.

— Мы-то, американцы, согласились бы войти. Но наш сенат, пожалуй, заартачится.

— Сенат у вас, кажется, вечный камень преткновения, — проворчал Хьюберт.

— Такой же, каким была ваша палата лордов, пока её не отхлестали в тысяча девятьсот десятом. Вот эта утка.

Халлорсен указал на редкую птицу. Хьюберт долго рассматривал её.

— Я стрелял таких в Индии. Это… Забыл, как её называют. Идёмте. До неё можно дотянуться с мостков. Подержу в руках — тогда вспомню.

— Нет, нет, — запротестовала Джин. — Сейчас четверть четвёртого. Он, наверно, уже на месте.

И, не определив породу утки, они возвратились в министерство иностранных дел.

Манера Бобби Феррара здороваться пользовалась широкой известностью. Он вздёргивал руку антагониста кверху и оставлял её висеть в воздухе. Не успела Джин водворить свою руку на место, как сейчас же приступила к делу:

— Вам известна эта история с выдачей, мистер Феррар?

Бобби Феррар кивнул.

— Вот профессор Халлорсен, который был главой экспедиции. Угодно вам взглянуть на шрам моего мужа?

— Очень, — сквозь зубы процедил Бобби Феррар.

— Покажи, Хьюберт.

Хьюберт со страдальческим видом вновь обнажил руку.

— Удивительно! — объявил Бобби Феррар. — Я же говорил Уолтеру…

— Вы виделись с ним?

— Сэр Лоренс просил меня об этом.

— А что сказал Уол… министр внутренних дел?

— Ничего. Он видел Бантама, а Бантама он не любит и поэтому отдал распоряжение на Боу-стрит.

— Вот как! Значит ли это, что будет выписан ордер на арест?

Бобби Феррар, погруженный в созерцание своих ногтей, кивнул.

Молодожёны посмотрели друг на друга.

Халлорсен с расстановкой спросил:

— Неужели никто не в силах остановить эту банду?

Бобби Феррар покачал головой. Глаза его округлились.

Хьюберт встал:

— Сожалею, что разрешил посторонним впутаться в это дело. Идём, Джин.

Он отдал лёгкий поклон, повернулся и вышел. Джин последовала за ним.

Халлорсен и Бобби Феррар стояли, глядя друг на друга.

— Непонятная страна! — воскликнул американец. — Что же нужно было делать?

— Ничего, — ответил Бобби Феррар. — Когда дело попадёт к судье, представьте все свидетельские показания, какие сможете.

— Разумеется, представим. Счастлив был встретиться с вами, мистер Феррар.

Бобби Феррар усмехнулся. Глаза его округлились ещё больше.