Алет достал припрятанную во внутреннем кармане колбу и отдал её Вове. Тот, не нуждаясь в объяснениях, вытащил пробку и до капли выпил чудесную воду. Стало значительно легче, даже боль притупилась.

Оставшийся у Дины пузырёк расплескали на камни, из которых Конрад, будучи одержим, пытался составить ведомый лишь ему знак, призывающий зло. Это были те самые камни, что использовались им для создания амулетов. Обычный чёрный агат. Немного плеснули и на корягу, хотя, кажется, в этом не было уже никакой необходимости.

Посовещавшись, взрослые решили вернуться в лесную избушку. Дядя, уверенный, что оставшиеся в замке соратники, не меняя плана, и без него отправятся в путь, подсчитал, что на дороге в районе озера они будут только к полудню следующего дня. А, значит, у них есть время передохнуть. Можно, конечно, было вернуться и через болото, но все и так до предела вымотались, к тому же Виктор не хотел ставить мчавшихся им на помощь союзников в неловкое положение.

Конрада, еле передвигающего ноги, стражники буквально протащили весь путь волоком. К ночи у мужчины началась горячка, и немного отдохнувшая за несколько часов вечернего сна Дина не отходила от его кровати, поя приготовленными наспех отварами и время от времени меняя компресс. У дверей, не шибко доверяя раскаянию колдуна, по очереди дежурили стражники.

 

***

Наступило утро. Виктор, заглянув в комнату эльфа, обнаружил уснувшую на полу у его кровати девушку. Её ночные старания не прошли даром: Конрад спал обычным сном, без метаний и явно без жара. Сам барон Градов провёл ночь на чердаке, вместе с бывшими оборотнями, младшим племянником и своим учеником. Оскар, видать всё же прощённый товарищами по службе, сдав дежурство, спал на печи.

Стараясь не разбудить, мужчина поднял девушку на руки и вынес из комнаты. Разделившие с ним чердак молодые люди уже встали, поэтому именно туда и унёс эльфийку Виктор, посчитав, что это будет уместнее, нежели та комнатка, в которой она провела пленницей больше года.

Уложив девушку на солому и укрыв одеялом из шкур, барон спустился. Ребят он услал за водой и дровами: пора было готовить еду, завтракать и выдвигаться.

Оскар, спавший ночью урывками, был очень недоволен, когда его разбудили. Формально, конечно, его никто не будил, но когда Вова с Димой раскочегарили печь, на лежанке стало жарко. Нехотя спустившись, юный стражник зевнул и отправился умываться. За ним спустился и отдыхающий на печи с середины ночи Сергей. Арбалетчик, которому оставалось дежурить ещё час, с завистью проводил товарищей взглядом: отлучаться с поста он не мог, а в кухоньке, несмотря на открытые окна, уже было душно, как в бане.

Закипел чайник. Вова поставил на плиту вплотную друг к другу три кастрюли, в одной из которых мастер или его ученики обычно готовили, а оставшиеся использовали для зимних заготовок. Из погребка на свет божий извлекли оленину и банку варенья. Из той самой земляники, которую некогда они собирали. Миша, чувствуя себя как дома, достал из спрятанного за печкой короба мешочек с перловкой и вместе с друзьями принялся за готовку.

Виктор, наблюдавший за ними, не переставал удивляться племянником. Теперь ему было ясно, почему с таким рвением Миша защищал этих одурманенных Конрадом мальчиков. Сейчас, возясь у плиты, они представляли собой одно целое. Чётко отлаженный механизм, где каждый, не задумываясь, выполняет строго отведённую ему роль. Вон Владимир подсаливает воду, Дима скидывает в одну из кастрюль нарезанное большими кусками мясо, Миша, одной рукой досыпая перца, второй забирает тарелку с крупой, взятую со стола Вовой; тот, освобождённый от ноши, отправляется к ведру чистить лук. При этом никто никому не мешал и ничего не говорил. Казалось, они понимают друг друга без слов.

«А я-то считал их пропащими» — виновато подумал мужчина, клятвенно обещая себе в будущем серьёзней относиться к словам подрастающего поколения.

Каша вышла на славу! С вечера почти не поев, мужчины опустошило все кастрюли, в придачу с чаем съев и варенье. Дина, про которую не забыли и позвали к завтраку, накормила мясным бульоном и растолчённой в нём кашей ещё больше за ночь постаревшего и ослабшего Конрада, после чего приступила и к своей порции. Миша с удивлением узнал, что бывший мастер, оказывается, приходился не старшим, а младшим братом её отцу.

Вспомнилась их первая встреча. Тогда седовласый показался ему чуть ли не ровесником папы. Сейчас же Конрад больше походил на древнего измученного жизнью старика.

— Вот что делает с человеком треклятая магия, — в сердцах ударил по столу Сергей. Он уже понял, что колдуна придётся нести на руках, чтобы тот случайно в дороге не помер.

Соорудили носилки, уложили и закрепили на них полубессознательного эльфа, и отправились в путь. Шли медленно, но когда выбрались, наконец, на дорогу, ни привязанных к деревьям коней, ни повозки видно ещё не было.

— А ты точно уверен, что они приедут? — с сомнением спросил Оскар у дяди.

Тот лишь кивнул. Они дошли до поворота, где когда-то торговец Диран со своим учеником останавливались на ночлег. Вскоре вдалеке показалась та самая повозка путешествующего торговца и две скачущие впереди лошади с седоками.

— Вот так и закончились наши тогдашние приключения. Дорога до замка, хоть и заняла несколько дней (приходилось придерживать коней, чтобы повозка не сильно тряслась), пролетела махом. Ох, и ворчал тогда Барат! Он потом долго не мог простить Дирану, что тот не разбудил его ночью, когда помчался за нами.

Граф, лично присутствующий при даче показаний стражниками, без суда отпустил Мишиного отца, принеся всей их семье официальные извинения и выплатив нехилую компенсацию за моральный ущерб. Контракт с баронессой Иолой был расторгнут в тот же день.

Над Конрадом суд состоялся. Госпоже Морозовой удалось доказать, что подзащитный не осознавал своих действий, благодаря чему, и, конечно, искреннему раскаянию в содеянном, Динин дядя избежал-таки виселицы. Ввиду его плачевного состояния, он был помещён вместо тюрьмы под пожизненный домашний арест. Все, в том числе и судья, были уверены, что бывший колдун долго не проживёт.

Но, видать, люди всё-таки недооценивают эльфийского дара. Дина, её отец и мама Миши, день и ночь дежуря у пастели больного, смогли-таки вырвать Конрада из лап смерти. Не знаю, был ли он им за это благодарен, но все свои книги мужчина реально сжёг (об этом писали потом с неделю газеты).

Дина с семьёй вернулась в родные края. Она действительно поступила на обучения, но не к баронессе Градовой, а к собственному дяде, жизненное пространство которого навеки ограничивалось теперь оградой его же дома. Так ей удалось отсрочить свадьбу на неопределённое время. Уверен, она будет лучшей травницей в стране!

Старший брат Миши остался на службе, к удивлению всех отказавшись от подобающего ему, как барону, звания. Я был при его разговоре с отцом. Тот, не пришедший ещё в себя после тюрьмы, не стал возражать и позволил наследнику самому выбирать жизненный путь.

Утешение барон Александр нашёл в младшем сыне. Пройдя через тяжёлые испытания, Миша почувствовал интерес к семейным делам, стал увлекаться книгами по политике и экономике. Он не бросил писать картины, но теперь рисование было не более чем хобби. Дракончика он больше не прятал, наоборот, Тубан стал его визитной карточкой. Иногда он оставлял зверька сестре, но чаще Тубан носился у него над головой или сидел на плече, когда шло какой-нибудь важное заседание, на котором он присутствовал вместе с отцом. «Мальчик с драконом» — так окрестили его местные СМИ.

Лекари вернулись в города. Король, не выдержав известия об ещё одном владельце дракона, отправил б о льшую часть личного войска и всех придворных исследователей на поиски кладки змеевиков в горы. Принесёт ли это монарху желаемую «игрушку» — неизвестно, но награда любому гражданину, доставившему драконье яйцо во дворец, была запредельной.

 

***

Вопреки всему, Миша не возгордился. Он по-прежнему находил время общаться с друзьями, оставался заботливым братом для Вари, любящим сыном для родителей. Как ему это удаётся — не знаю!

Чего стоит тот случай, когда мы с ним и его дядей отвозили по домам Вову и Диму. Кстати, Вова оказался средним сыном знаменитого мельника Ясенева, чья мельница снабжает лучшей мукой пекарни нескольких окрестных городов. И, вразрез ожиданиям, отец встретил пропавшего сына с огромной радостью и ещё долго рассыпался в благодарностях, пока мы не уехали от них.

Дима был у матери единственным сыном. Когда он признался нам в своей бедности, Миша, не слушая его возражений, отдал ему свой дорогущий кинжал, велев продать и на вырученные деньги купить матери «чего-нибудь вкусненького», чтобы та смогла отметить его возращения.

— Ты чего? — покраснел до корней волос от такого поступка Дмитрий.

— Считай подарком на Новый год, ну или на день рождения, если он у тебя раньше, — весело подмигнул на это Миша.

Да, признаюсь, я позавидовал Диме. Правда, он так и не продал кинжал, оставил на память…

Когда барон Виктор увидел лачугу, в которой жил с матерью Дима, он сам отдал все имеющиеся при себе деньги и пообещал лично позаботиться, чтобы вдова рыбака и её сын больше ни в чём не нуждались. Теперь им не только выплачивают положенное (но почему-то не назначенное) пособие, но и семья Миши закупает рыбу, что ловит Дима, по нормальной рыночной цене.

Про кого я из оборотней забыл? Ах, да, Кирилл. Но о его судьбе нам ничего неизвестно. То ли вернулся на болото в избушку, то ли бродяжничает по стране, то ли окончательно слился с волком — не знаю…

Лично я за те дни, что прожил у друга, понял, что, как и его прадед, хочу быть историком. На будущий год я собираюсь поступать в академию, конечно под своим собственным именем. А пока я сижу на облучке рядом с Дираном, и мы едем к моим родителям. Да, мы не так давно были в посёлке, но барон Александр попросил нас заехать к кузнецам и выяснить, сможет ли кто-нибудь ковать мечи и кинжалы по эскизам его сына. Вон она, папка с Мишиными рисунками, лежит в повозке под сумкой с сухарями. Я их уже просмотрел — поистине гениально! Друг обещал, что если мы вернёмся с хорошими новостями и заключённым контрактом, он подарит мне первый клинок.

Кажется, всё. Небольшой кусочек истории, в которой мне лично посчастливилось поучаствовать. Да, временами было трудно, где-то я поступал глупо, не смело… Но в этом и сложность работы историка, описывающего события своей современности, которые к тому же затрагивают и его: приходится проявлять к себе повышенную строгость, быть правдивым и беспристрастным, подавляя потаённое желание выглядеть всегда доблестно и отважно. А получилось ли это у меня — рассудят потомки, ну или другие участники происшедшего.

Конец

12 ноября **** года —