Человек стоял перед Богом на сороковой день после своей смерти и не решался поднять глаз. Он уже видел и красоты Царствия Небесного, и «прелести» ада. Только побывав в аду, он осознал, насколько никчёмной была его прежняя земная жизнь, как далёк он был от Бога. Он готов был сам вернуться в ад, где было ему самое место, лишь бы не слышать своего приговора, лишь бы не потерять тот призрачный лучик надежды на милосердие Божие. Да и мог ли он вообще надеяться на хоть какое-то снисхождение, когда причинил самым близким людям столько горя, своими руками превратил их жизнь в ад на земле!

Царившая вокруг благоговейная тишина, этот неописуемо яркий и в то же время мягкий свет, присутствие Божие, которое он ощущал всем своим существом, лишь усиливали чувство вины и раскаяния. Он ощущал себя ребёнком, сотворившим нечто ужасное, что теперь уже невозможно исправить, и ожидавшим справедливой кары от отца. А ведь он так и не простил родителей, принявших с распростёртыми объятьями его беременную супругу, когда он сам с пеной у рта настаивал на аборте! Так ни разу за два года не навестил ни их, ни своего родившегося ребёнка. Не получив развода, назло всем уехал в другую часть страны, чтобы его не нашли и не затребовали алиментов…

А его лучший друг, которого он так подло подставил, стремясь избежать сокращения на работе! И тогда было плевать и на многолетнюю дружбу, и на то, что у друга семья и сын-инвалид, которому требовалась операция. Деньги, что он так стремился всю жизнь заработать, где они сейчас? Здесь не было ни их, ни его новенькой иномарки, ни квартиры. Ничего, чем он так дорожил в земной жизни. Был только он и его жизнь. Серая, никчёмная, пустая. В одночасье исчезли из неё иллюзии успеха и обеспеченности, обманы, которым он верил и которыми жил. А важное… важное он в жизни так и не понял.

И что теперь он сможет сказать в своё оправдание? Кому он помог? Кого накормил и утешил? Да и мог ли он видеть страданья и нужды других, когда всё заслоняли его желания и мечты? Хуже того, он насмеялся над самым святым, что было в его жизни — своей венчанной женой и своим ребёнком. Венчание, на котором настояла его супруга, и которое ему всегда казалось чем-то незначительным, чисто внешним, оказалось здесь, на Небе, огромной силой, связывающей навечно души людей. Он видел в раю, как счастливы эти души, и с огромной скорбью понял, что обрёк свою жену на одиночество не только в земной, но и в этой жизни…

— Ты можешь меня попросить о чём угодно.

Человек вздрогнул, совсем не ожидая услышать этот кроткий, полный смирения и любви тихий голос. Медленно и нерешительно подняв глаза, он произнёс:

— Господи, дай мне шанс всё исправить.

Бог улыбнулся, и в следующее мгновение человека окружила кромешная тьма.

***

Секунды… часы… годы… Здесь не было времени, не было ничего. Темнота давила. Кто он и что он — человек уже не помнил. Однако его новый мир не стоял на месте. Прошло бесконечно много времени, но вот стали появляться какие-то странные страшные звуки, сотрясающие его мир. Человек не знал, кто их издаёт, но он был уже не один. Темнота продолжала давить, звуки пугали, но среди них был какой-то ритмичный звук, которому подчинялась вся его вселенная, который вернул ощущение времени и дал чувство надежды и защищённости в этом царстве забвения. Он вновь стал ощущать себя, мог исследовать мир и тело, в котором оказался…

Свет. Яркий, режущий глаза, стал полной неожиданностью. Мир вокруг изменился до неузнаваемости, стал чужим, холодным! Тело в этой среде не слушалось. Он закричал, но из горла вылетел лишь слабый писк. Вокруг были неизвестные звуки, множество ярких непонятных чудовищ, которые держали его, и наверняка сейчас будут пытать! «Вот и ад» — какой-то ещё уцелевшей частью сознания подумал человек.

— Поздравляем, мамаша, у вас мальчик.

Ребёнка положили рядом с матерью. Согретый её теплом и убаюканный ставшим родным за восемь месяцев стуком её сердца, малыш быстро уснул. А женщина плакала от понимания, что осталась совсем одна с маленьким ребёнком на руках в огромном городе. Два часа назад ей сообщили, что муж погиб, что и вызвало преждевременные роды, которые, к счастью, прошли удачно. Теперь рядом с ней лежал их мальчик, последний родной ей человечек в этом чужом и жестоком мире.

День рождения. Ещё целых два года в этой тюрьме!

Сергей неохотно сел на кровати. Сейчас были каникулы и их будили позже, чем в учебное время. За полчаса до завтрака, чтобы они успели умыться, привести себя в порядок и застелить постель. Можно было и не вставать, но тогда воспитатели лишат ужина, а у него сегодня всё-таки праздник. Полвосьмого. Но разве нельзя было летом перенести завтрак хотя бы на девять?

Его сосед Петька уже убежал в душ, а он всё сидел, пытаясь заставить себя проснуться. Вчера он полночи составлял список того, что купит себе в качестве подарков за все те дни рождения, что провёл в детском доме. Ноутбук, телефон, плеер, велосипед — это лишь то немногое, что он хотел приобрести в первую очередь. Он знал, что если выберет техникум, то стипендию ему на руки не отдадут. Благодаря Васе теперь он был в курсе, что деньги не пропадут, а будут копиться на его счету. Оставалось только пережить ближайших два года. Без друга будет скучно…

— Ты в столовку идёшь или как? — в комнату вернулся сосед с мокрой головой и полотенцем на шее.

— Угу, — Сергей, наконец, заставил себя подняться.

В столовую он спустился одним из последних. Малыши, приведённые своими воспитателями, уже уплетали кашу за обе щёки. Здесь быстро учили всё есть даже самых привередливых. Отказался от завтрака, не дали ужина. С голоду не умрёшь, но вот чувство голода будет преследовать. Больше недели ещё никто не держался. В своё время он сдался на третий день. Противней всего была рисовая каша, а вот манную он даже распробовал, несмотря на комочки. Сегодня был геркулес.

— Минуточку внимания! — раздался голос Алевтины Петровны, дежурившей сегодня воспитательницы. — Давайте все вместе поздравим нашего Серёженьку. У него сегодня день рождения!

Сергей скривился. Ну не любил он, когда его так называли. Это просто издевательство: будто он какой-то сопливый дошкольник!

Подавив волну раздражения и нацепив на лицо фальшивую улыбку, он подошёл к пожилой женщине. По-семейному обняв воспитанника, Алевтина Петровна вручила ему открытку и мешочек с конфетами. Сергей, как и положено, раздал каждому из ребят по две. Не делиться было нельзя: мало того, что нарвёшься на «праведный гнев» воспитателей и поваров, так и чего доброго свои ночью изобьют. Такие случаи бывали не раз. С тоской глянув на последнюю пару конфет, мальчик вернулся на своё место: да, ни больше, ни меньше. Интересно, а закупают конфеты воспитатели тоже поштучно или лишние оставляют себе?

Зато в открытку были вложены сто рублей. На подарок. Вот их никто не заберёт, это для детдомовцев табу. Только что можно купить на жалкую сотню в наше-то время?

Вообще-то, иметь деньги было опасно. Некоторые его сверстники буквально стерегли тех, кого навещали родственники. Воспитатели и нянечки, конечно, строго следили за этим, но всё равно случались весьма неприятные инциденты.

Позавтракав, Серёжа отпросился гулять. Бросив на тумбочку ненужную открытку и засунув деньги в карман джинсов, подросток отправился в магазин выбирать себе подарок. В прошлом году он купил чипсы и семечки, на четырнадцатилетие — пять пачек жвачки. Он тогда поделился ею с ребятами. Тот год был первым, когда ему подарили не обычную шоколадку в придачу к открытке, а деньги. Он до сих пор помнил ту радость, что его переполняла, когда он сжимал в руке свою первую купюру и не знал, на что потратить её.

Теперь же он был растерян. Проходя между полок, он никак не мог найти то единственное, что ему хотелось бы в данный момент больше всего. Эскимо? Так через пять минут он его съест и ничего не останется. Сигареты? Так он не курит. Принципиально. Как-то в начальной школе над ним жестоко посмеялись старшеклассники. Позвали за угол школы и заставили докуривать чей-то бычок. Он вырвался и убежал, но с тех пор на сигареты и табачный дым у него стойкая неприязнь. Да и Вася не курил, по каким-то ему одному известным убеждениям.

Серёжа остановился. Неожиданно пришло осознание, что в этот раз он хочет нечто, что можно было бы оставить себе на память. Какую-то незаурядную вещь, которая ему поможет скоротать оставшийся срок. «Часы!» — мелькнула внезапная догадка. Но какие часы можно купить на сто рублей? Детские, на пластмассовом ремешке? Так ведь пацаны засмеют. И плевать, что он с ними теперь не общается, почему-то их мнение всё равно было важно подростку, хотя он сам себе не желал признаваться в этом.

Побродив по проспекту, Сергей дошёл до магазина, где можно было купить практически всё от ушных палочек до верхней одежды.

— Мам, ну когда он откроется? — ныла девочка лет семи, дёргая закрытые двери.

— Даша, немедленно прекрати! — прикрикнула на неё женщина. — Подожди пять минут.

Ясно, значит сейчас только без пяти или без десяти десять. А он-то был уверен, что минимум одиннадцатый час. Ничего не поделаешь, придётся немного посидеть на лавочке.

Серёжа смотрел на фонтан, чувствуя, что не выспался. Всё вокруг казалось каким-то скучным и серым, несмотря на ясное небо и начинающее припекать солнце. Апатия и уныние заполняли его измученную жизнью душу. Ему сейчас представлялось, что его отец — бизнесмен или известный политик. Возможно, он в данный момент отдыхает где-нибудь на Гоа со своей женой и другими детьми. А, может, у него нет семьи и он живёт в Мексике со своею любовницей и совершенно, ну ни капельки, не думает о нём, своём сыне, вынужденном прозябать в этой дыре. Без друзей, без денег, без будущего…

Двери магазина открылись, и туда устремился небольшой поток ранних покупателей. Горько вздохнув, мальчик поднялся и отправился искать себе подарок, не очень надеясь, что сможет найти. И действительно, в часовом отделе самые дешёвые мужские часы стоили триста рублей. «Может, сделать заначку? Как раз через два года накопится. Смогу купить, если не подорожают», — отстранённо подумал парень, в последний раз бросая взгляд на часы.

Бездумно он стал бродить от витрины к витрине, пока не дошёл до сувенирного отдела. Он в восхищении замер, разглядывая бронзовые и керамические статуэтки, стеклянные шары и пирамиды с голограммами внутри, каменные фигурки, резные шахматы… И вот, он не поверил своим глазам. Неожиданное и гениальное решение, о котором он даже не думал! Среди наиболее дешёвых сувениров и свечек оказалось несколько песочных часов!

— Покажите, пожалуйста, — не сумев справиться с волнением, указал он продавщице на двое часов, стоивших ровно по сто рублей.

Молоденькая женщина достала откуда-то из коробок точно такие же часы, как на витрине. Первые были обычные, классической формы с тёмно-жёлтым песком, как нарисованы в учебнике по истории или математике. Вторые, с синим песком, были заключены в какую-то прозрачную монолитную пластиковую форму, задняя стенка которой представляла собой непрозрачную белую панель.

— Фосфоресцирующие, — пояснила продавщица. — Если держать на свету или на несколько секунд поднести к лампочке для зарядки, будут светиться всю ночь, — добавила она, заметив растерянность в глазах подростка.

— Класс, — только и смог ответить Сергей. — А сколько они показывают времени?

— Где-то минуту, — оценивая количество песка, пожала плечами девушка.

— А можно проверить? — кинув взгляд на её наручные часы, попросил Сергей.

Не наблюдая на горизонте других покупателей, продавщица согласилась. Они засекли время и перевернули часы. Потом второй раз и третий. Наконец продавщица недоумённо заметила.

— Ну это лишь сувенир, что вы хотели? — затем осмотрела вторые часы и более радостно добавила. — А эти на три минуты, здесь даже подписано. Если хотите, можем проверить.

— Нет, спасибо, я беру их, — нисколько не сомневаясь, взял он «неправильные». Все три эксперимента они показывали ровно 57 секунд.

***

— Ух ты! Прикольно! Я тоже такие хочу! — слышалось со всех сторон.

Он был в общей комнате, довольно большом зале со множеством старых диванчиков и кресел, двумя журнальными столиками, шкафом, где хранились настольные игры; подаренным на Рождество каким-то спонсором телевизором и игровым уголком для младших. Здесь отдыхали только средняя и старшая группы. То есть те, кто уже ходил в школу. Дошкольники имели отдельную игровую в своей части здания и с ними пересекались только в столовой.

Вернувшись из магазина, Серёжа сразу пошёл показывать всем ребятам покупку. Это была единственная гарантия, что часы не украдут. Купи он что-нибудь из еды, проблем бы не было: съел где-нибудь втихомолочку — и всех делов. А вот вещь надо было либо хорошенько прятать, либо показывать, чтобы все были в курсе, что именно на неё он истратил подарочные деньги. От зависти это не спасёт, но негласный закон ещё никто не преступал — красть не будут.

— Эх, надо было и мне что-нибудь эдакое прикупить, — посетовал его одноклассник Гоша, сам справивший день рождения две недели назад.

Обычно вещи себе покупали девчонки — всякие заколки, зеркальца, серёжки, лак и прочие женские фенечки. Парни, кто курил, — сигареты. Это была их единственная пачка, и они старались растянуть её на весь год, закуривая по праздникам. В остальное время либо подбирали бычки, либо выбивали у «домашних». Кому везло, могли угостить и охранники школы. Естественно, если сигареты находили воспитатели, их изымали, а неудачливого курильщика могли лишить и этих столь редких подарочных денег. Так в прошлом году попался Пашка. Ему как раз стукнуло четырнадцать, и он впервые получил «взрослый» подарок. Поймала его нянечке в тот же день. Этот балбес догадался ночью закурить в туалете. Теперь до выпуска из детдома в подарок будет получать только шоколадки. Да и от директора здорово влетело, весь этаж слышал, как она на него кричала.

— В следующем году купишь, — усмехнувшись, утешил Сергей Егора. Ходили слухи, что тот на свои деньги умудрился где-то раздобыть банку пива. Тот ничего не подтверждал, но и не отрицал. На что в действительности Гошка потратил свои подарочные, так и осталось загадкой.

— Я что-нибудь покруче придумаю, — хмыкнул в ответ одноклассник. В заблестевших глазах уже угадывались миллионы возможных вариантов.

Вообще Егор был неплохим парнем, но слишком заносчивым. Он просто грезил физикой и постоянно что-нибудь изобретал из всякого найденного на улицах хлама. Воспитатели ворчали, но не запрещали юному гению творить.

— Ерунда какая-то, — раздался пренебрежительный голос за спиной.

Сергей оглянулся и встретился глазами с Андреем. Тот был на голову выше его и намного крупнее. Один из их с Васькой бывших приятелей.

— И зачем тебе эта дрянь? — поддержал нового лидера их старой банды Женя. Несмотря на ангельскую внешность и бешеную популярность у девчонок всех возрастов, невысокий голубоглазый блондин был самым опасным противником из этого трио. Именно он всегда был «мозгом» их шайки. Разработанные им «операции» ещё ни разу не давали сбоя.

Сергей, хоть и участвовал в своё время в делах банды, и даже получал удовольствие от ночных краж из столовой или мелкого воровства на рынке, вздохнул с облегчением, когда с уходом Васи его вытурили оттуда. Без друга у пацанов совсем снесло крышу. Насколько знал Серёжа, они вовсю планировали выколачивать деньги из «домашней» малышни и уже составили список богатеньких жертв. Их даже не останавливал тот факт, что на их памяти были случаи, когда за кражу денег или мобильного телефона воспитатели жестоко наказывали. Над одной девчонкой даже был суд: она покалечила свою жертву из-за обычной губной помады. К счастью, ей дали лишь условный срок. В прошлом году выпускалась. А если они случайно кого-то пристукнут? Забавно будет вместо выпуска из детдома отправиться в колонию для малолетних. В принципе, за такие мысли его и выгнали из банды, а дружба с Васей была только предлогом.

— Да оставьте вы этого червяка, — внёс свою лепту Дима, назначенный Андрюхой казначеем их шайки. Жилистый шатен всегда был остр на язык даже среди своих, но зато мог стать превосходным карманником. Карточные фокусы, обман, блеф — это всё его стезя. Даже если что-то шло не так и не получалось отвлечь продавца, Димону всегда удавалось стащить несколько яблок или конфет.

— А не боитесь, что я вас сдам? — так, чтобы остальные не слышали, храбро ответил парням Сергей.

— Рискни, — растянул губы в мерзкой улыбке Дмитрий.

— Только не забудь в завещании написать, какой хочешь гроб, — тихо и на абсолютном серьёзе добавил Жека.

Андрей, не отличающийся особым умом, так и не нашёлся, что добавить. Мрачно показав имениннику кулак, он отправился вон из комнаты, парни последовали за ним.

«И как этот идиот вообще стал лидером?» — про себя подумал Сергей.

При Васе Андрею чаще всего отводилась роль эдакого амбала: тот всегда любил орать и махать кулаками. Он был просто незаменим в различных разборках с дворовой шпаной или с другими детдомовцами, когда кого-то надо было приструнить. Довольно неуклюжий, в уличном воровстве Андрюха не участвовал, зато когда они забирались на кухню, мог многое спрятать в своих бездонных карманах. К слову, именно это и стало причиной того, что Сергея довольно быстро приняли в банду: им тогда по зарез нужен был кто-то, кто мог стоять на стрёме в коридоре вместо Андрея.

Дальше разборок и мелкого воровства в то время не заходило. Ну, за исключением нескольких случаев хулиганства, когда они проткнули колёса директорской машины или изрезали шубу вахтёрше, сдавшей директрисе их поздний приход (за что все пятеро получили выговоры и остались без подарков на Рождество). И хотя все знали, кто виноват, ни доказательств, ни свидетелей не оказалось. Разгневанная директриса после этого на целый месяц всех воспитанников посадила под «домашний арест».

И вот теперь их банда в усечённом составе выходила на новый, довольно опасный, уровень.

— Можно посмотреть? — отвлёк подростка от размышления неуверенный детский голосок.

Серёжа взглянул на девочку лет восьми. За ней стояли ещё несколько малышей, с любопытством вытягивая шеи. «Вроде бы Наташа», — припомнил мальчик. Он вообще плохо помнил имена малышей. Ещё пяти-шестиклассники, которых он застал в средней группе, были ему знакомы, а те, кто перешёл в неё в последние три года, были подростку абсолютно неинтересны. Тем более он предпочитал проводить время на улице, а не в общей комнате, где всегда было полно мелких.

— Комната, имя? — резко спросил он.

— Настя, комната номер двенадцать, — испуганно пропищала малышка. — Воспитательница Галина Алексеевна, — на всякий случай добавила она.

— Сергей, комната двадцать шестая. Вечером занесёшь.

Настя, не веря своему счастью, затаив дыхание смотрела на сокровище, которое Сергей сунул ей в руки. Её тут же обступили одноклассники и другие ребята: каждому хотелось полюбоваться и потрогать необычную вещь. Подросток сам не смог бы объяснить свой поступок. Просто на миг в огромных голубых глазах этой девочки он увидел себя, вспомнил, как в её возрасте завидовал старшим. Он прекрасно знал, что ещё не скоро этой ребятне представится возможность самим что-то покупать. За часы он не опасался: из-за прочного корпуса они были устойчивы к падению (он на свой страх и риск это уже проверил), а специально разбивать их молотком или ронять с третьего этажа малышня не будет.

Праздник прошёл, потянулись серые будни. Часы Настя вернула в тот день за полчаса до отбоя. Теперь они стояли у Сергея на тумбочке, и только Петька знал, что они ещё и светятся. Чтобы он не разболтал остальным, пришлось пообещать конфеты с ближайших трёх дней рождений. Петя был человеком слова, так что за эту маленькую тайну Серёжа больше не опасался. Главное — сумели сойтись в цене.

В детском доме жило четверо его одногодков: Петя, Гоша, Лида и Полина. Их выпуск был самым недружным. Так получилось, что он сам общался только с парнями постарше, Егор был по жизни одиночкой, а Пётр был «социальным»: его мать лишили родительских прав за постоянные запои, отец отбывал срок за убийство в тюрьме. Петя утверждал, что его отца засудили:

— Там вообще была просто пьяная драка. Ну, подумаешь, проломили какому-то чуваку бутылкой голову, а тот возьми и отбрось копыта по дороге в больницу, — иногда перед сном любил разглагольствовать он. — Вообще, за случайное убийство положен условный срок.

Тем не менее его отца осудили на пять лет. Пётр надеялся, что через полгода, когда тот освободится, поедет домой в село Старый Камыш, которое находилось в тридцати минутах езды от города.

— А ты знаешь, сколько у наших соседей было кур! А ещё они держали корову, — вспоминал он.

По всей видимости, в их семье скотину не держали, да и вообще жили впроголодь. «Так стоит ли тогда возвращаться?» — так и хотелось спросить размечтавшегося соседа, но каждый раз Сергей заставлял себя промолчать.

Девчонки тоже не отличались крепкой дружбой. Тихоня Лида была почти отличницей, правда по какой-то неизвестной Сергею причине освобождена от физкультуры. В принципе, она была довольно красива: волнистые светлые волосы почти до пояса обычно собраны в хвост. Тёмные серо-синие глаза смотрели будто в душу. Настолько проницательный, как у неё, взгляд был только у директрисы. Возможно именно за это её в детдоме и невзлюбили. Сергей даже не знал, есть ли у неё здесь друзья. Ну, за исключением той малышни, которая всё время вертится вокруг неё. Лида, единственная из старших девочек, с ними играла, а иногда даже вместо воспитателей читала им сказки.

Фигуристая Полина по праву считалась одной из признанных красавиц. Прямые абсолютно чёрные волосы были всегда наполовину распущены, чуть раскосые карие глаза с шикарными густыми ресницами буквально завораживали. Вообще, поговаривали, что её бабка была шоркой, вот Полина и взяла всё лучшее из обеих рас. Проверить это было невозможно: она была подкидышем или, как её когда-то называли воспитатели, «потеряшкой». Её история была уникальна даже для детского дома. Однажды на исходе лета какая-то пожилая дама увидела четырёхлетнюю девочку на автобусной остановке. Поскольку других взрослых рядом не оказалось, а девочка зашлась слезами, когда её спросили «Где мама?», женщина вызвала полицейских. Девочка плохо разговаривала, и так и не смогла объяснить стражам порядка, где родители и сколько она просидела на той остановке. Полину временно отправили в приют, по всем местным и даже по центральному телеканалу и в газеты были даны объявления о найденном ребёнке, но никто за Полиной так и не пришёл. Её определили в детский дом. Полгода продолжались активные поиски хоть каких-нибудь родственников, и только через три года её оформили как подкидыша, и опека дала добро на усыновление. Однако её история сохранилась в личном деле. Возможно именно поэтому потенциальные усыновители так и не рискнули взять к себе девочку, за которой в любой момент могли прийти настоящие родители.

Училась Полина плохо. То ли ей не давались науки, то ли они её просто не интересовали. В восьмом классе она умудрилась даже остаться на второй год, получив аж пять двоек по основным предметам. Зато прекрасно вышивала, умела и любила вязать и вообще единственные предметы, по которым она получала только пятёрки — музыка и технология (или, как называли её в старину, домоводство). Полина и не скрывала, что не хочет учиться. По её мнению, женщина должна исключительно сидеть дома, а муж — зарабатывать. Может, это и правильно. На свидания её приглашали часто, но с детдомовскими она не ходила, искала «миллионера».

— Внимание! Средняя и старшая группы! — громогласно произнесла Лариса Степановна, остановив воспитанников, собирающихся уже покидать столовую. — Хочу вас обрадовать. Наконец-то стал известен график поездок в летние лагеря. Вторые-четвёртые классы уезжают через неделю в «Звёздочку». 20-го числа на третью смену в «Ратник» мы проводим седьмые-девятые классы. 28-го в «Солнечный» отправятся 5—6 классы. 10—11 классы и те, кто окончил школу, отправятся в этом году на спортивную базу «Поднебесные Зубья», 3-го августа.

— А первые? — подняв руку, неуверенно спросил какой-то мальчик.

— У тебя на двери написано «1 класс»? — строго спросила одна из воспитательниц средней группы.

— Нет, второй, — сам удивляясь такому открытию, ответил ребёнок и сел на место под приглушённые хихиканья старших ребят.

Видать ещё не свыкся с тем, что перешёл в другой класс. Будущих первоклассников переведут в среднюю группу только в сентябре. А что касается дошкольников, то их ещё в начале июня в сопровождении воспитателей услали в детско-оздоровительный лагерь «Малышок» на две смены; они должны были вернуться недели через две. «По мне, так лучше бы их туда на всё лето закрыли, шума меньше» — подумал Сергей, скользнув взглядом по низким разноцветным столам у окна.

С обеда уходили все возбуждённые. Ребята обсуждали предстоящие поездки и строили планы. Сергей не торопился покидать стол: всё равно они с Петькой сегодня дежурят по столовой. Протерев столы и подняв за всеми стулья, они вместе вышли в коридор.

— Гляди, а они уже вывесили свой график, — заметил Петя новый листок на доске объявлений.

Они подошли. Сергей стал внимательно изучать таблицу.

— А вернёмся-то только 25-го, — вслух произнёс одноклассник. — Надо до отъезда документы в техникум отнести и заявление написать. А то ещё придётся идти в десятый класс.

Да, это было проблемой. Серёжа-то думал, что может выбирать до конца лета, а тут эта спортивная база! Лучше бы опять отправили в «Ратник». Может, удастся с Полиной поменяться? Она-то, несмотря на возраст, поедет как девятиклассница.

— Ты специальность уже выбрал? — чтобы поддержать беседу и отвлечься от тяжёлых мыслей, спросил товарища юноша.

— Если баллов хватит или будет квота, то на механика. А нет, на тракториста пойду, в деревне пригодится, — пожал плечом Пётр.

«Везёт, — с некоторой завистью подумал Серёжа. — А мне-то что делать? Учителя повесятся, если я в школе останусь»

На самом деле у него была мечта. Он любил математику, и у него хорошо получалось рисовать. Как-то даже его работы школа на конкурс в музей отправляла. Он тогда занял второе место и получил грамоту и коробку конфет, которую разделил с одноклассниками, чтобы не светиться лишний раз в детдоме. Его тогда пригласили в художественную школу, но он отказался: всё равно никто бы за него платить не стал, это же не бесплатная секция. Хотя даже в бесплатные кружки можно было ходить только с письменного разрешения директора, а после случая с машиной она наверняка имела на него зуб.

В общем, к ним как-то приходили из академии культуры и искусств. Ну не к ним, а к одиннадцатиклассникам. Но брошюрки-то давали всем желающим. Одна из них до сих пор лежит в его рюкзаке. В принципе, ему достаточно было бы набрать средние баллы по русскому и математике, а там всё зависит от творческого испытания. С тех пор, как приходили агитаторы академии, Серёжа время от времени возвращался к мысли о двух понравившихся специальностях — ландшафтный дизайнер и архитектор. Правда для последней необходима была ещё история, а он с датами никогда не дружил.

— Наверное, я всё-таки пойду в десятый класс, — ни к кому конкретно не обращаясь, произнёс подросток.

Пётр удивлённо посмотрел на него и покрутил пальцем у виска.

***

— Только через мой труп! — не сдержалась учительница русского языка, случайно зашедшая в директорский кабинет.

Сергей не стал откладывать решение в долгий ящик, и на следующее же утро после завтрака отправился в школу писать заявление.

— Ирина Викторовна, — покачал головой директор, и опять обратился к мальчику, — Серёжа, ты хорошо подумал? Сдавать ЕГЭ гораздо сложнее. Ты уже выяснил, сколько баллов и какие предметы нужны тебе для поступления?

Подросток просто кивнул, чувствуя себя не очень уютно. Ну почему руссичка ещё здесь? Он же всё-таки не провалил её предмет.

— Леонид Петрович, — не сдержалась женщина, — Кузнецов еле переступил минимальный порог. Ему делать нечего в десятом классе!

— Неужели изменились правила русского языка?! — не сдержался Серёжа. — Вот понимаю, математика…

Ирина Викторовна от такой наглости просто задохнулась. Зато директор, наоборот, улыбнулся. Серёжа понял, что сыграл верно: Леонид Петрович в прошлом был учителем математики.

— И всё же, — вернулся мужчина к проблеме. — Сергей, ты понимаешь, что программы всех предметов будут намного сложнее? Тебе за эти два года придётся выучить материала больше, чем за все предыдущие пять лет.

— Но и я старше, — разумно ответил подросток. — Тем более на ЕГЭ мне нужны только русский и математика.

— Кузнецов, а ты не думал поступить сперва в техникум? — фальшиво-ласковым тоном предприняла очередную попытку отговорить ученика женщина. — Получил бы техническое образование, а потом поступил бы в свой ВУЗ. После техникума по специальности берут сразу на третий курс.

— Во-первых, это будет уже не бюджетное место. Во-вторых, если я поступлю в академию после одиннадцатого класса, то мне продолжат платить пособие, а после техникума, когда у меня будет уже на руках специальность, — нет, — благодаря мысленно Васю за правовое просвещение, аргументировал свой выбор Серёжа. — И, наконец, в-третьих, моя специальность изучается только в ВУЗах, и мне всё равно придётся поступать на первый курс.

Ирина Викторовна поджала губы и, пробормотав «За результат не ручаюсь», положила какие-то документы на стол директору и вышла из кабинета. Леонид Петрович кивнул ученику на стул, дал бумагу и ручку:

— Пиши…

Так Сергей выбрал свой путь. Оставалось зайти к директрисе детдома и поставить в известность о своём решении. К счастью, право выбора у него было.

Удивительно, но как только Сергей определился с учёбой, даже дышать стало легче. Будто тот груз, что давил на плечи с начала лета, невидимо испарился. Полчаса назад он вышел из кабинета Фаины Михайловны. Директриса сегодня была явно в хорошем настроении.

— Кузнецов? Зачем пожаловал? — спросила женщина, не отрываясь от компьютера, когда воспитанник робко вошёл в кабинет.

— Я это… в школе останусь, — растерявшись, промямлил Сергей.

Он-то надеялся передать информацию через секретаршу, а та устроила ему личную аудиенцию с «Сиреной». Так за глаза все называли директора: уж больно громко она кричала, когда её выводили из себя.

— Это окончательное решение? — мельком окинула его оценивающим взглядом Фаина Михайловна.

— Да. Я уже в школу отнёс аттестат и заявление написал.

— Хорошо. Можешь идти, — отмечая что-то в лежащей на столе записной книжке, отпустила его директриса.

Не веря своему счастью, подросток замешкался. Фаина Михайловна подняла на него вопрошающий взгляд. Сергей почувствовал слабость в ногах от этого рентгеновского взора. Пробормотав «До свидания», он шмыгнул за дверь, как какой-нибудь испугавшийся первоклассник. Наверно, бояться эту сухонькую старую женщину у него было уже на уровне инстинкта. Поборов некстати возникшее чувство стыда, он отправился в свою комнату.

И вот теперь он вальяжно возлежал на своей заправленной кровати и всей грудью вдыхал свежий воздух, проникающий в открытую форточку. Он чувствовал себя марафонцем, пробежавшим километров десять и пришедшим к финишу первым. Навскидку он даже не мог вспомнить, когда ему здесь было столь хорошо. Будто после многих лет оказался, наконец-то, дома.

— Эй, чего разлёгся? — в комнату вошёл мрачный Пётр. — И перестань улыбаться, как идиот.

— Мы, в общем-то, не друзья, чтобы такими фразочками без последствий бросаться, — лениво заметил Сергей, продолжали блаженно валяться.

— Друзья-не друзья, а после стольких лет в одной комнате, по крайней мере, должны были стать родственниками, — выдал сосед, тяжело опускаясь на стул своего рабочего стола.

От удивления Серёжа даже привстал на локтях, посмотрев на спину собеседника:

— Что случилось-то?

— Да отца досрочно выпускают. Сегодня суд был, — нехотя ответил сосед.

— Ну так это же здорово! Ты же сам хотел, чтобы он забрал тебя отсюда, — не понял Сергей.

— Сирена к себе вызвала. Говорит, что в конце месяца назначили заседание. Хотят лишить и его родительских прав, «из-за потенциальной опасности», — передразнил Петька директрису.

— Думаешь, лишат? — без насмешки спросил Серёжа.

Сосед повернулся к нему. В тёмно-карих глазах подросток прочитал обречённость.

— А то, — отводя взгляд и сжимая кулаки, ответил Пётр. — Во-первых, у него нет отдельного дома, а жить с мамкой нам вряд ли позволят. Во-вторых, он пьёт не меньше её, да ещё и дебоши в селе устраивает. Ну и только из тюрьмы. Какой судья отдаст такому асоциальному типу ребёнка, — скривился одноклассник.

— Ну, зато ты ещё два года будешь с нами, — попытался приободрить его Сергей. — На базу вместе поедем.

— Тоже мне — велика радость. Какой-нибудь закрытый лагерь для трудных подростков, как всегда.

Петя замолчал, погружённый в свои невесёлые мысли. Для него лишение отца прав было катастрофой вселенского масштаба.

— Зато здесь кормят, — попытался отвлечь его Серёжа. — Печку топить не надо, огород копать…

— Да заткнись ты, — грубо оборвал его Пётр. — Без тебя тошно.

Пожав плечами и не желая больше находиться с «родственничком» в одной комнате, Сергей отправился во двор. До обеда оставалось меньше часа, так что гулять воспитатели не отпустят, а вот на крыльце постоять или на площадку — пожалуйста.

Спускаясь по лестнице, мальчик всё думал. Странно, но перебранка с соседом никак не отразилась на его приподнятом настроении.

***

Двадцатого числа с утра в «Ратник» уехала бо льшая часть старшей группы. В детдоме почти никого не осталось: тринадцать пяти-шестиклассников, их четверо (без Полины) и семеро старших.

Кроме Андрея, Жени и Димы, на старшем выпуске был Кирилл. У Кирилла родителей не было, но была бабушка, которой почему-то не дали оформить опеку. Она приходила к нему каждые выходные, приносила всегда что-нибудь вкусное, тайком передавала сигареты. В детдоме он жил третий год. По слухам, родители были наркоманами, а сам он с двенадцати лет состоит на учёте в отделе по делам несовершеннолетних. Занимался боксом, поэтому наезжать на него не решались. Зато именно Кирилл сумел в своё время объединить и взять под защиту всех «социальных». Местный Робин Гуд. Его банда защищала и «свою» малышню и девчонок. Первое время Васька пытался их подмять, но те взяли количеством, и в результате было заключено относительное перемирие, по которому с «социальными» больше не связывались, но и те в дела «отказников» не вмешивались.

Ещё в старшей подгруппе были три девчонки: Маргарита, Ксюша и Оля. Ольга, нарушив все традиции, встречалась с Кириллом, за что «отказники» считали её предательницей, но в открытую высказываться не рисковали. Марго училась в техникуме на швею и гуляла с каким-то молодым преподавателем, по слухам. Из семерых только Ксюша продолжила учиться в школе. Кроме библиотеки, её мало что интересовало, хотя в последнее время она дружила с Васькой. Видятся ли они теперь, Сергей не знал.

И вот благодатная тишина. Завтра возвращаются малыши, и о ней не останется и следа, но сегодня можно было вдоволь насидеться на скамейке у пустующей детской площадки. Или даже посидеть на качелях с книгой в руках, чтобы никто не подумал, что ты «вспомнил детство». Замечательная не очень жаркая погода, лёгкий ветерок. Атмосфера идеальная для размышлений.

В такой спокойной и мирной обстановке Сергею и пришло в голову пойти к директрисе. Почему-то именно сегодня ждать оставшиеся два года стало невмоготу.

— Можно к Фаине Михайловне, по личному вопросу? — спросил он у секретаря.

«Леночка» — довольно полная женщина средних лет. Серёжа сколько помнил, она была секретарём и все поголовно называли её только по имени.

— Заходи, — вернувшись из кабинета, разрешила секретарша.

Уже сомневаясь в своём импульсивном решении, подросток медленно вдохнул и выдохнул. Понимая, что отступать поздно, он вежливо постучался и вошёл, не дожидаясь приглашения.

— Добрый день, Фаина Михайловна, я хотел с вами поговорить.

— Присаживайся, — строго взглянув на воспитанника, кивнула на стул директриса. — Внимательно тебя слушаю. Ты всё-таки решил пойти в техникум?

— Нет, не в этом дело, — покачал головой Серёжа. — Я хотел спросить о своей квартире. Она сейчас сдаётся?

Женщина внимательно посмотрела в глаза мальчику, будто намереваясь прочесть его мысли.

— Нет, — наконец ответила она. — Комиссией было принято решение закрыть квартиру под ключ, для сохранности имущества. Если желаешь, чтобы она сдавалась, ты имеешь полное право написать заявление.

— Нет, меня всё устраивает, — тут же отказался Сергей, на секунду представив, что могут сделать с квартирой недобросовестные жильцы. — А коммунальные услуги?

— Содержание жилья полностью покрывает государство, можешь не волноваться.

Подросток поёрзал на стуле и, наконец, выдал:

— А я могу её посетить? Ну, посмотреть на её состояние?

В поблекших с годами серых глазах директрисы отразилось удивление.

— С чего бы такой интерес? — подозрительно спросила она.

— Ну, понимаете… — замялся Сергей.

Взгляд женщины стал суровым, и мальчик понял, что придётся сказать правду.

— Я хочу посмотреть документы. И… найти фотографии, — потупив взор, добавил Сергей.

Повисла пауза. Серёжа нервно ёрзал на стуле, ожидая вердикта, Фаина Михайловна молчала, продолжая внимательно изучать воспитанника.

— Если вы запретите, я сам взломаю двери, — неожиданно даже для себя добавил подросток.

— Это уголовно наказуемо, — спокойно ответила директриса.

— Я собственник, квартира моя, — не совсем уверенно возразил Сергей, упрямо подняв голову.

— Хорошо, — наконец ответила женщина. — Но при двух условиях. Во-первых, у тебя будет ровно пятнадцать минут. Во-вторых, ни одна живая душа не должна узнать о том, куда я тебя возила. Будут спрашивать, мы ездили к стоматологу, у тебя неожиданно заболел зуб. В два часа жду тебя на улице.

— Спасибо, — только и смог ответить ошарашенный мальчик.

Он никак не надеялся на такую удачу. Максимум, на что рассчитывал — узнать адрес квартиры. Он действительно думал о взломе и даже хотел в субботу попросить Ваську найти подходящего человека. А тут так подфартило! Кто бы подумал, что у Сирены есть сердце!?

***

Сразу после обеда Серёжа вышел во двор, и все оставшиеся полчаса прождал директрису, как на иголках. Ему навязчиво казалось, что Фаина Михайловна уже передумала. Время тянулось мучительно долго.

Но вот, наконец, женщина вышла из здания и жестом велела идти следом. Они вместе покинули территорию детского дома и сели в тёмно-синий Форд.

— Пристегнись, — бросила женщина, блокируя двери и тоже пристёгиваясь.

Они ехали минут десять, пока не остановились у старой пятиэтажки. С замиранием сердца мальчик зашёл в пахнущий котами и подвалом подъезд. И всё равно, что это была обычная хрущёвка в старом районе города, зато она была его родной, собственной.

— Пришли, — остановил его голос Фаины Михайловны, когда он собирался уже подняться на третий этаж.

Квартира оказалась на втором этаже. Чёрная железная дверь без глазка прямо напротив лестницы.

Ключ два раза повернулся в замке, и Сергей с благоговением ступил на порог собственного дома.

— Пятнадцать минут, — напомнила директриса.

Не став разуваться, подросток прошёл внутрь. Он знал, что дома быстро ветшают, если в них не живут люди. Мебель, ковёр… всё было покрыто толстым слоем пыли, обои от времени потемнели, по углам паутина. Квартира явно нуждалась в генеральной уборке, а лучше в капитальном ремонте. Старые деревянные окна с покарябанными стёклами, чугунные батареи. Но времени разглядывать полузабытый с детства интерьер, не было.

Быстро пройдя во вторую комнату, оказавшуюся спальной, он осмотрел комод, на котором было несколько его фотографий в рамочке. С замиранием сердца он взял ту, где они были с мамой. Как невероятно давно это было! Он в костюме Винни Пуха и мама в праздничном платье обнимает его на фоне новогодней ёлки.

Забрав фотографию, подросток вернулся в гостиную. Здесь стояли диван и раздвижное кресло, в котором он когда-то спал; шкаф с книгами, советских времён телевизор и журнальный столик.

— Основные документы хранятся у меня в кабинете, — известила воспитанника Фаина Михайловна. — Оставшиеся должны быть в полочке над телевизором.

— Откуда вы знаете? — удивился Серёжа, кидаясь к указанной полке.

— Я лично присутствовала при осмотре квартиры, когда тебя определили в наш детский дом, — соизволила ответить женщина, с каким-то сочувствием наблюдая за мальчиком.

Пропустив её слова мимо ушей, Сергей вытащил старую женскую сумку и папку с какими-то бумагами. Мельком проглядев папку и не найдя там ничего интересного для себя, он вплотную занялся сумкой.

Мамин школьный аттестат, диплом, копия свидетельства о собственности, товарный чек на утюг, инструкция к нему, чеки оплаты коммунальных слуг, негативы. Просмотрев последние, Сергей, как ни старался, не смог сдержать слёз: вот он совсем маленький, вот здесь они с мамой на детской площадке, а здесь ему исполнился годик… И ни одной, ни одной фотографии, сделанной до его рождения, которая бы проливала свет на мучивший его вопрос.

Поднимая сумку на место, он заметил у стенки небольшой фотоальбом, но и здесь были только фотографии с негативов. Ни маминой свадьбы, ни бабушек и дедушек. Только он и мама. На некоторых он играет с другими детьми, но других взрослых на фотографиях не было.

— Нам пора, — отвлекла его от грустных мыслей и воспоминаний Фаина Михайловна.

Молча кивнув головой, Сергей убрал всё на место.

— Можно? — спросил он, прижимая к груди фотографию. — Я никому её не покажу.

— Считай это подарком на твой день рождения, — немного подумав, согласилась директор. — Будем считать, что она хранилась у меня в твоём личном деле.

— Спасибо, — сквозь слёзы улыбнулся подросток.

***

Вернулись в детдом они часа через два. Как выяснилось, Фаине Михайловне необходимо было заехать в комитет, так что Сергею пришлось ждать её в машине больше часа.

Расскажи ему кто о такой ситуации раньше, ни за что не поверил бы, что грозная Сирена способна безбоязненно оставить на такой долгий срок малолетнего хулигана в своей любимой иномарке. Да и вообще, что директриса может поступиться правилами и даже сама выдумать вполне правдоподобные отмазки.

Хотя, надо признать, он был ей благодарен. Даже больше. Сейчас, сидя в её машине и разглядывая дорогую сердцу фотографию в обычной рамке под стеклом, он не мог и помыслить что-то стащить или сломать. Это было бы подло. Наоборот, он поклялся себе больше никогда не участвовать в делах банды, даже если они примут его обратно. Ну не мог он так поступить с женщиной, которая, возможно, даже нарушила закон ради него.

Ещё одним сегодняшним открытием, буквально перевернувшим его мир, стало осознание, что он почти на голову выше Фаины Михайловны. Он непроизвольно обратил на это внимание, когда они уходили из пятиэтажки. Почему-то ему всегда казалась директриса очень высокой женщиной, а ведь он сам был всего лишь среднего роста, ниже многих мальчишек.

Как только вернулись, Серёжа, ещё раз поблагодарив директора, сразу отправился в свою комнату, пряча фотографию под футболкой. К счастью, Петра в спальне не оказалось. Закрыв дверь и приперев её стулом (защёлки были только в комнатах девочек, да и то лишь в старших группах), Сергей стал усиленно соображать, куда спрятать фотографию. Не хотелось бы, чтобы во время очередного планового обхода её обнаружили. Подросток не боялся, что её заберут, но был же Петька, который наверняка будет расспрашивать. А если, не дай Бог, ещё кому проболтается. Столь личные вещи следовало прятать похлеще любых сигарет.

Рамка определённо мешала, придётся ею пожертвовать. Серёжа оглядел свой рабочий стол в поисках ножниц, чтобы поддеть картонку с обратной стороны фоторамки. И вдруг взгляд его остановился на подаренной Васькой книге. Гениально! Если спрятать фотографию под обложкой, никто никогда не увидит.

— А я-то думал, зачем ты нужна мне?

Это был сборник законов, включающий в себя закон «О гарантиях по социальной поддержке детей-сирот», выдержки из трудового и жилищного кодексов, закон о правах потребителей, и вообще все законы, которые, по мнению автора, могли помочь воспитанникам детских домов в жизни. Он так и назывался «Я — сирота, но я знаю свои права». Где Вася раздобыл такой сборник, Сергей так и не понял. Книжка была аккуратно обёрнута в полупрозрачную обложку, а на развороте было красивым Васькиным почерком написано:

«Я знаю, что ты бы предпочёл планшет. Не скажу, что у меня нет двух-трёх тысяч хотя бы на самый плохенький. Но я честно опасаюсь, что ребята его у тебя заберут или сломают. Прости, но Андрюха тебя одной левой уложит, если захочет. Так что под девизом „Книга — лучший подарок!“ дарю тебе на память этот сборник, чтобы ты, неуч, наконец-то ознакомился с законами, которые касаются непосредственно тебя. И только попробуй не прочитать! Твой друг и товарищ Василий»

И внизу стояла дата и размашистая подпись. Естественно, Сергей даже не думал её читать. Просто положил на край стола да и забыл.

Взяв ножницы, Серёжа вытащил картонку и вытряхнул на кровать фотографию. К его удивлению, фотографий оказалось две. Обратная сторона второй была полностью исписана мелким почерком. Мальчик взял её и перевернул. На немного пожелтевшей фотокарточке была мама. За ней стоял и крепко её обнимал улыбающийся темноволосый мужчина.

— Папа, — глотая подступивший к горлу ком, прошептал мальчик.

Развернув фотографию, он начал читать:

«Сынок! Эта единственная фотография, где мы с папой вместе. Когда-нибудь я отдам её тебе. Сейчас ты спишь в кроватке. Ты такой маленький и так на него похож! Не знаю, смогу ли я тебе рассказать о нём. Он был добрым, весёлым и очень-очень любил тебя! Он так мечтал увидеть тебя, так ждал твоего рождения! Эта квартира досталась ему от бабушки, но он оформил её на меня. За это его родители выгнали из дома. Даже не представляю, где он нашёл деньги, чтобы заплатить все налоги, ведь мы так и не успели пожениться. Да, Серёженька, он умер. Умер в тот день, когда ты родился. Разбился на машине, спешил домой… Я тогда ещё не знала, что квартира наша: твой папа, наверно, собирался сделать мне подарок на свадьбу. В ЗАГСе отказались записывать его твоим отцом, но я дала тебе его фамилию и отчество. Кузнецов Аркадий Николаевич. Помни его. И не забывай, что мы оба будем тебя любить хоть в этом мире, хоть в следующем. Целую, мама»

— Хоть в этом мире, хоть в следующем, — еле слышно повторил Сергей, не замечая что по щекам опять текут слёзы.

Значит вот оно как. Его отец погиб. Погиб шестнадцать лет назад, в день его рождения.

От горя и бессильной ярости он швырнул в стену ни в чём не повинную рамку. Естественно, она разбилась, но парень даже не обратил внимания на валяющиеся на полу осколки.

Он знал, помнил ещё из детства, как мама рассказывала, что тоже, как и он теперь, была сиротой. А потом полюбила папу, и родился он. Но она ни разу, никогда не говорила, что случилось потом, и почему папа их бросил. Теперь стало понятно: она жалела его детскую психику. А, может быть, у неё просто не было сил рассказать ребёнку такое, не зря же она всё это написала. Почему маме в своё время не дали положенную жилплощадь, Серёжа не знал, да в детстве он и не интересовался такими вопросами, но сейчас, оказавшись сам в шкуре «сиротки»…

А деньги, которые копятся на сберкнижке детдомовцев? Наверно, именно на них они и жили, когда он был совсем маленьким.

Придя к таким логичным с его точки зрения выводам, Сергей спрятал обе фотографии под обложку с внутренней стороны. Теперь за их сохранность он не опасался. Осталось собрать стекло и выбросить разбитую рамку.

— Ты что, с дуба рухнул? Это статья! — во все глаза смотрел на друга Вася, не веря своим ушам.

— Ну, ты же мог своими проволочкам вскрыть кухонную дверь, — немного смутившись, стал убеждать его Серёжа. — А эта квартира моя. Здесь нет состава преступления. Я только заберу папку, и мы уйдём. Замок простой. Никто никогда ничего не узнает. В квартире вообще никого не бывает, никто за ней не следит.

— Да, я в своей неделю уборку делал, — не к месту вспомнил Василий, после чего задумчиво цокнул языком, — а соседи?

— Глазок только в одной квартире, — быстро ответил Сергей, восстанавливая детали того дня. — Которая слева, рядом. Оттуда будет невидно, ручаюсь.

— А если кто застукает? — всё ещё сомневаясь, посмотрел друг на закрывшие солнце облака.

— Не застукают, ты же ас!

Вася недоумённо на него глянул, после чего покачал головой:

— Серёж, одно дело вскрыть хлипкий замок, который поддень ножичком, и дверь откроется. И совсем другое — замок входной двери, даже если он самый простецкий.

— Ну ты же и навесной на буфете не раз взламывал, — не сдавался Сергей.

На кухне действительно был буфет, где воспитатели, нянечки и повара прятали печенье и конфеты к чаю. В холодильник и то легче было залезть, чем в буфет.

— Димка, когда ты ушёл, всё сокрушался, что не может так ловко орудовать отмычками, несмотря на все свои таланты.

— Убедил, — наконец, сдался Вася. — Но только ради тебя и при условии, что ты никогда больше не будешь меня просить об этом.

— Хорошо, клянусь, — обрадовался Серёжа.

— Не клянись, в жизни всякое бывает, — буркнул в ответ друг.

Не откладывая в долгий ящик, они отправились искать дом, где располагалась квартира.

— Ты что, даже адрес не запомнил? — ворчал по дороге Вася.

— В квартале от «1000 мелочей», недалеко отсюда, — пожал плечами Сергей.

— Внизу замок или домофон?

— Вроде не было ничего, — не совсем уверенно ответил подросток. — Если что, подождём, пока кто выйдет или зайдёт.

— Ага, заодно лица засветим, — недовольно пробормотал Вася.

— А отмычки у тебя с собой? — на всякий случай спросил Серёжа.

— Ты ещё громче говори, чтобы все услышали, — оглядываясь по сторонам, почти прорычал юноша. — Обойдёмся подручными средствами, — он наклонился и поднял какой-то камушек.

Пока они шли, в арсенале друга появилась отломанная от куста сухая ветка, найденная под скамейкой женская заколка-невидимка и тонкая проволочка, которую он подобрал у мусорного бака.

— Я, когда уходил, их Димону отдал, — пояснил Вася, заметив, как удивлённо друг за ним наблюдает. — Вроде всё. Но если за пять минут не получится — уходим. Я рисковать не хочу.

— Конечно, — без возражений согласился Сергей, затем кивнул во дворы: — Нам сюда. Мы точно выезжали по этой дороге. Я помню вон ту аптеку.

— Веди, — тяжело вздохнул Вася, явно сожалея, что согласился на эту авантюру.

Им повезло. Несмотря на наличие домофона, он не работал. У подъезда были припаркованы машины, у ржавых футбольных ворот гоняла мяч малышня. На скамейке, спиной к подъезду, качала коляску молодая мамаша.

— Пока нам везёт, — не найдя «потенциально опасных» свидетелей, констатировал Вася, и они быстро прошмыгнули в подъезд.

По лестнице кто-то спускался, и парни, недолго думая, спрятались под лестницей первого этажа, у самой двери в подвал. Благо, лампочка была кем-то выкручена, а с площадки свет удачно образовывал здесь полумрак.

— Найда, чего остановилась? Вперёд, иначе я с тобой гулять не пойду, — послышался раздражённый мужской голос.

Через минуту затаившиеся ребята увидели обладателя этого голоса. Солидный на вид мужчина тянул за ошейник среднего роста упитанную собаку непонятной породы. Собака явно принюхивалась, но мужик не обращал на неё внимания и буквально с силой вытолкнул из подъезда.

— Фу, пронесло, — облегчённо выдохнул Вася. — Не люблю собак. Уж лучше кошки: гуляют сами по себе, всё видят, во всё вмешиваются, но никогда не сдают.

— Зато собаки преданные, — не согласился Серёжа. — Пошли.

Они поднялись на второй этаж, где Сергей с замиранием сердца остановился перед дверью родной квартиры.

Вася, поднявшийся за ним, тоже приблизился. Оценив ситуацию, он старался держаться стены, чтобы не попасть в обзор глазка соседней двери. Оглядев мельком замок, он с помощью камня ловко сконструировал из веточки и заколки подобие отмычки. Затем засунул её в замочную скважину, изогнул проволочку и начал ей шебуршиться в замке. Раздался щелчок, затем ещё один и дверь, к радости Сергея, открылась. Вынув отмычку и чуть шире приоткрыв дверь, Вася первый юркнул в квартиру.

— Да, ну и бедлам, — тихо присвистнул он, когда Серёжа закрыл дверь изнутри. — Давай, бери что тебе надо, и смываемся отсюда, пока соседи ментов не вызвали.

Дважды повторять не пришлось. Бесшумно ступая и стараясь идти по тем же следам, что и в первое своё посещение, подросток подошёл к телевизору и достал из шкафа таинственную папку. Через пять минут они уже были на улице.

— Да, замок — дрянь. Как переедешь, обязательно замени, — посоветовал Вася, выбрасывая орудие преступления.

— Как скажешь, — согласился Сергей, пряча папку под футболку.

Вася скептически посмотрел на него:

— Видно.

— А что ты предлагаешь? — растерялся Серёжа, извлекая папку обратно.

— Поехали ко мне — там прочитаешь, а потом можешь её у меня на сохранение оставить.

— Так я же на ужин опоздаю, — заволновался Сергей.

— Уже опоздал, — «обрадовал» его Вася. — Так что заодно и поедим: у меня в холодильнике пельмени есть.

— Уговорил, — чувствуя, что всё это выйдет ему ещё боком, кивнул Серёжа.

***

До нового района на автобусе доехали быстро. Вася жил на пятом этаже девятиэтажного панельного дома, в подъезде которого был не только мусоропровод, но и лифт. И вот Серёжа впервые увидел квартиру своего друга.

Более просторная, чем его, двушка с раздельным санузлом и застеклённой лоджией. Не в пример светлее и чище.

— Телевизор только купил, — похвастался Вася, провожая гостя в гостиную. — А вот комп был. Я его ещё с детства помню. Работает, но игры не тянет. Хочу к сентябрю ноут взять, для учёбы, а то на компе наверняка инет виснуть будет. Кстати, я его ещё не подключил — некогда было.

Открыв рот, Серёжа осматривал комнату. Наверняка родители Васи жили зажиточно. Даже опуская тот факт, что квартира находится в новом районе, кожаные кресла и диваны, стеклянный кофейный столик, картины на стенах, фарфоровые статуэтки в шкафу — всё говорило о достатке хозяев.

— Не поверишь, сколько здесь было грязи. Хоть бы что ли уборщиков нанимали, прежде чем ключи отдавать, — горделиво выпрямившись, снисходительно бросил Вася.

— А если они что украдут? — возразил Серёжа. — Мне-то от этого ни холодно, ни жарко, а у тебя вон сколько всего.

— Это всё только причиняет боль. Я будто очутился в прошлом: вот это — любимый бабушкин сервиз; в том кресле у окна обожал читать газету дедушка; за компьютером мама постоянно что-то печатала… — неожиданно разоткровенничался Василий. — И так во всём: куда бы я ни посмотрел.

Он встряхнул головой, будто отгоняя прошлое от себя.

— Ладно, читай. Тебе ещё в детдом до отбоя надо вернуться. Я сейчас нашей Сирене позвоню, чтобы тревогу не подняли. Да воду на пельмени поставлю, — и Вася ушёл на кухню, оставив гостя одного.

Сергей, отлично понимая, что весьма ограничен во времени, сел в ближайшее кресло и принялся изучать бумаги. Он похолодел, когда понял, что это за папка. Нет, это были не копии судебных дел, это были копии результатов анализов и медицинских обследований. Он не услышал, как Вася прокричал ему, что директриса лично прибудет за ним через час, не заметил, как друг зажёг в комнате свет и включил телевизор.

— Не может быть, — прошептал юноша, перелистывая очередную страницу и пытаясь разобрать корявый почерк врача.

Но и того, что было в напечатанном виде, оказалось достаточно, чтобы понять страшный диагноз матери — лейкемия, рак крови. Дальше шло несколько отказов лечь в больницу, написанных рукой мамы, потом снова ксерокопии тетрадных листов амбулаторной карты, какие-то назначения. В самом конце было напечатанное на компьютере медицинское заключение о смерти с подписями и печатями.

«Пациентка Петрова Варвара Ивановна… смерть наступила в стационаре… произошла от заболевания: острый лейкоз, в результате кровоизлияния в мозг…» — эти слова так и бились в мозгу подростка, вытеснив все мысли.

— Эй, что с тобой? Давай ешь, пока Фаина Михайловна не приехала, — потрепал его за плечи Вася, кивая на остывающие пельмени.

Сергей в ступоре поднял глаза, не сразу сообразив, где находится.

— Ты что-то сказал? — с усилием сфокусировав взгляд, прохрипел он.

Увидев состояние друга, Вася не на шутку встревожился. Подойдя к шкафу, он достал откуда-то сверху бутылку вина.

Серёжа так и сидел, ничего не замечая, пока друг ходил за штопором, откупоривал бутылку, вылил часть его чая в пустой цветочный горшок с землёй. Вася от души плеснул в его чай вина и буквально заставил пить получившийся напиток. Серёжа скривился, когда разбавленный алкоголем чай обжог его горло, но постепенно эта непривычная теплота стала распространяться по всему организму, возвращая его в реальность. Мысли лихорадочно блуждали, но с каждым глотком становилось всё легче. Наконец чашка опустела и Серёжа, нервно протерев глаза, уже более осознанно посмотрел на друга.

— Это мамина карточка, — еле слышно сказал он обеспокоенному Васе. — Она ради меня не ложилась в больницу, а потом стало слишком поздно. Ей делали химиотерапию, она два месяца там пролежала. Лейкоз ведь и лейкемия — это одно и то же, я правильно понял?

— Вроде да, — неуверенно согласился Вася, не зная, как ещё помочь другу в его ситуации.

— Здесь в анализах диагноз лейкемия, а в заключении о смерти написано «острый лейкоз», — продолжал, словно во сне, говорить Сергей. — «Кровоизлияние в мозг». У неё был инсульт. Как думаешь, она не мучилась?

Васе больно было смотреть на страдания друга, но больше вина ему он не предлагал. Присев на подлокотник кресла, друг внимательно посмотрел в его потемневшие от горя глаза и как можно убедительней ответил:

— Нет, конечно нет, — потом, пробежав глазами открытую страницу с заключением о смерти, добавил: — Видишь, время смерти 4:23. Это была ночь. Она умерла во сне. Просто заснула и не проснулась. Во сне не бывает ни страшно, ни больно.

— Да, — согласился Сергей и сам потянулся к бутылке, но Вася его опередил и поставил вино на пол рядом с собой.

— Прости, но это не выход, — извиняющимся тоном пояснил свои действия молодой хозяин квартиры. — Это просто надо пережить и принять. Поверь, я знаю.

— Откуда? — с горечью бросил Серёжа, не отрывая глаз от бутыли. Сейчас он желал лишь одного: напиться вдрызг и забыться.

— В тот день, когда я получил ключи и сберкнижку, я снял несколько тысяч и накупил всякой ерунды: колбасы, спаржи, чипсов, шоколадных батончиков, газировки, фруктов, соков, мороженого, вяленой рыбы… В общем, оторвался по полной, а потом от всего этого мне плохо стало, — усмехнулся воспоминаниям Вася. — В общем, лежу я потом на диване, тошнит, живот крутит. По телевизору какая-то ерунда идёт, а мне двигаться лишний раз чревато…

— И к чему это ты рассказываешь? — не понял Сергей, отвлёкшись от своих мыслей и отодвинув на время желание побороться с другом за вожделенную бутыль.

— Так вот, на второй день я оклемался и начал уборку. Прикинь, мне так плохо было, что я даже пропылесосить не смог: так и заснул на диване. В общем, пропылесосил, полы протёр, постельное бельё в машинку, а сам шкафом занялся. И тут на меня как навалили все воспоминания. И так паршиво мне стало, что все погибли, а я нет… В общем, нашёл я дедушкин коньяк, выпил бутылку и с непривычки (я же до этого вообще не пил) отрубился. Проспал полдня, проснулся только под утро. Голова раскалывается, горло сухое, будто неделю не пил, тошнит; встаю — голова кружится. Чувствую себя в сто раз хуже, чем в первый день. Ну, я помирать сразу как-то раздумал, и зарёкся больше рюмки в день что-либо спиртное пить. Хотел все их вещи повыбрасывать или продать квартиру и переехать, да потом понял, что пожалею. Сейчас с универом разберусь, что-то в собес унесу, что-то себе оставлю. Сделаю ремонт… В общем, я понял, что прошлое всё равно не изменишь, а, значит, лучшее, что мы можем сделать — это жить дальше. Думаю, наши родители хотели бы именно этого.

Сергей и не осознавал, что почти не дышит, слушая друга. Желания напиться больше не было, а боль в сердце утихла и теперь не была такой непереносимой.

— Спасибо, — только и смог сказать он, когда друг замолчал.

— Ты не один, Серёга, — просто ответил Вася, сжав его плечо. — Пусть кровь у нас разная, но я всё равно всегда буду считать тебя не только другом, но братом. Теперь ты знаешь, как добраться до меня. Приходи в любое время. Если вдруг меня не будет дома, кинь записку в почтовый ящик, и я с тобой обязательно свяжусь. Только глупостей не делай, ладно? Пережить в этой жизни можно практически всё, кроме смерти.

— Как скажешь, — покладисто отозвался Сергей, словно зачарованный его словами.

Впервые на его памяти друг напрямую сказал, что тоже считает его своим братом. Нет, он и раньше зачастую говорил «браток» или «братишка», но полусмеясь, несерьёзно, как всегда казалось Сергею.

— Ты, правда, так считаешь? — ещё не до конца веря в услышанное, смутившись, переспросил Серёжа.

— Что именно? — уточнил Вася, с облегчением отмечая, что друг вышел из своего состояния.

— Что я твой брат? — почти неслышно ответил Сергей. Сейчас он как никогда чувствовал себя брошенным маленьким мальчиком, отчаянно нуждающимся в любви и заботе.

Вася удивлённо взглянул на него, а потом искренне широко улыбнулся:

— Конечно. И даже не думай теперь от меня отвязаться — из-под земли достану, — и шутливо встряхнул его за плечи.

А Серёжа, глядя в такие синие, словно ясное небо, глаза друга, почувствовал уже, казалось, потерянный навсегда мир в душе и тепло улыбнулся в ответ. В этот момент раздался звонок в дверь.

— Добрый вечер, Фаина Михайловна, проходите, — открыв дверь, поприветствовал Вася бывшую свою директрису.

— Нет, спасибо. Я лучше подожду. Или Кузнецов ещё не пришёл, и ты его покрываешь? — колючий взгляд женщины заставил юношу вздрогнуть. Она явно была не в лучшем расположении духа, и это ничем хорошим приятелю не грозило.

— Нет, что вы, он здесь, — напомнив себе мысленно, что больше не является подопечным Сирены, кивнул Вася в сторону гостиной. — Но, пожалуйста, пусть он доест. Если хотите, могу пока предложить вам чаю.

Немного посомневавшись, Фаина Михайловна молча кивнула, разулась и прошла в комнату. Профессиональным взглядом следователя она оценила обстановку и остановила взгляд на открытой бутыли вина, всё ещё стоящей на полу у кресла, где за обе щёки уплетал давно остывшие пельмени её нерадивый воспитанник.

— Спиваетесь, — поджав губы, констатировала женщина, садясь на диван и недовольно скрестив на груди руки.

— Что вы, исключительно в медицинских целях, — придвинув к дивану журнальный столик и поставив на него плетёную вазу с зефиром и конфетами, возразил Василий. — Вы чай какой предпочитаете: горячий или разбавленный? Есть холодная вода, молоко и вино.

— Горячий, — отрезала директриса, всё ещё недовольно изучая бутылку. — А ты в курсе, Быков, что тебе грозит за спаивание несовершеннолетнего?

— Так я его и не спаивал. Только привёл в чувство, — поставив на подставу ей кружку с чаем, совершенно честно ответил Вася.

Женщина недоверчиво посмотрела на одного, затем на второго:

— И что же такого у вас произошло, что Кузнецова пришлось отпаи… — тут её взгляд упал на лежащую на столе, за которым ужинал Сергей, папку. На миг в глазах старой женщины проскользнуло крайнее изумление и неожиданное понимание. — Так это вы двое сегодня были на Весенней?

Парни замерли и непонимающе переглянулись. Потом до них стало доходить, что так наверняка называется улица, на которой находится Серёжина квартира. Обоим стало как-то неуютно под пристальным взглядом женщины. А Фаина Михайловна, видя их невольно покрасневшие лица, молча отставила от себя почти полную кружку и встала:

— Сергей, я от тебя такого не ожидала. Завтра же в твоей квартире поменяют замки. Василий, спасибо за чай. В полицию заявлять я не буду, но я запрещаю тебе подходить к Кузнецову, пока он живёт в стенах детского дома. И мне всё равно: сами вы вскрывали замок или кого-нибудь нанимали. Всё ясно?

— Да, — в унисон ответили оба.

Они переглянулись, в глазах у обоих читалась одна и та же мысль: «Не может быть! Как она узнала?». Но вслух задать вопрос так ни один из них и не решился.

— Не переживай, что-нибудь придумаем, — прошептал Вася Сергею, когда они вслед за женщиной выходили в коридор. Тот в ответ лишь кивнул, не шибко в это веря. Злополучная папка так и осталась на столе рядом с недоеденными пельменями.

***

В машине ехали молча. Разгневанная их поведением женщина смотрела только на дорогу. Весь её вид говорил о том, что провинившемуся воспитаннику лучше помалкивать. Но вот они подъехали к ограде детского дома. Припарковав Форд, Фаина Михайловна заглушила двигатель и, не спеша выходить, воззрилась на вжавшего голову в плечи подростка:

— Я слушаю.

Поёрзав на сидении и прекрасно понимая, что больше шанса объясниться у него не будет, Сергей заставил себя говорить.

— Фотография в рамке, что я взял с собой. Там была ещё одна, — волнуясь, невнятно промямлил мальчик. — На ней был мой отец.

— И?

— Он умер, — глубоко вздохнув и не позволяя эмоциям взять над собой верх, продолжил Серёжа. Боже, как ему сейчас было тяжело говорить всё это!

— Умер? — переспросила женщина. — Ты в этом уверен?

— Да, — почти прошептал Сергей. — Разбился на машине… В мой день рождения… Мама подписала фотографию. Они хотели пожениться, но не успели… Его родители были против…

Он замолчал, судорожно стараясь взять себя в руки. Услышав сбивчивые слова мальчика, Фаина Михайловна немного остыла.

— Соболезную, — как можно мягче произнесла женщина. — Но зачем было взламывать квартиру? Если тебе так нужна была эта папка, ты мог прийти ко мне. Что такого важного ты хотел в ней найти?

Вопросов было слишком много для его воспалённого и перегруженного сегодняшними событиями сознания. Он не отдавал отчёта, почему вообще отвечает на все эти вопросы: то ли его заставляет чувство вины перед директрисой, которую он теперь не только боялся, но и уважал: то ли так подействовало с непривычки вино; то ли трусливый страх вполне заслуженного наказания. В любом случае его сейчас даже не посещала мысль что-то приврать или утаить. Наверное, он просто смертельно за сегодня устал: день был переполнен и событиями и эмоциями. Хотелось просто упасть на кровать и заснуть.

— Вы же сами тогда сказали, что сделали для меня исключение. И дали понять, что второго раза не будет, — покраснев от стыда, пролепетал Сергей.

— Да, но если бы ты пришёл ко мне и всё объяснил, я сама могла заехать в квартиру и забрать эту папку.

Подросток в шоке поднял на неё глаза. У него даже в мыслях не было такого простого решения! Фаина Михайловна устало потёрла переносицу.

— И что ты надеялся найти в этой папке, раз решился не только сам на преступление, но и втянул друга?

— Вася не виноват, — попытался выгородить названного брата Сергей. — Это только моя вина.

— Ты умеешь вскрывать замки? — без всяких эмоций спросила женщина.

— Нет, — не подумав, ляпнул подросток, потом чуть покраснел и попытался исправиться: — То есть да… немного…

— Ложь, — спокойно возразила женщина. Мальчик покраснел ещё больше и потупил глаза. — Я склоняюсь к тому, что Быков кому-то заплатил, — неожиданно «подсказала» директор, — ведь так?

— Да! — тут же подхватил Серёжа, прекрасно осознав, что Фаина Михайловна откуда-то знает о «талантах» друга.

— Ты мне так и не ответил на вопрос, — напомнила женщина. — Что было в той папке?

Несколько раз тяжело вздохнув, Серёжа признался:

— Я думал, там будут какие-нибудь копии. Ну, суды, может, папин паспорт или свидетельство о смерти, или ещё что. Я хотел найти родных. А там оказалась… — он закрыл глаза, собирая последние силы. — Там оказалась копия маминой карточки. Я не знал, что у неё был… рак, — заставил себя закончить подросток, сердито смахнув предательски появившиеся слёзы.

— Сожалею, — тихо произнесло Фаина Михайловна, в порыве сострадания сжав его руку. — Но ты понимаешь, что я не могу оставить твой проступок безнаказанным.

— Обещаю, я никогда так больше не буду, — некстати вспомнив совет друга не клясться, абсолютно искренне пообещал Серёжа.

— Хорошо, я тебе верю. Теперь нам пора, — разблокировав двери, женщина первая вышла из машины.

***

В детском доме было чёткое распределение комнат. Воспитанники селились по возрастам, притом с учётом не на 1 января, а на 1 сентября, чтобы в дальнейшем соблюдалось соответствие по классам. На второй год в школе детдомовцы почти не оставались: учителя, закрыв глаза, ставили тройки. На каждый возраст в младших и средних группах выделялось по две комнаты: одна — для мальчиков; вторая — для девочек. Спальни малышей находились на втором этаже, где располагались библиотека, детская игровая и кабинет психолога. Комнаты «средних» были в южной части третьего этажа, до зала отдыха. Остальной этаж занимала старшая группа. «Старшие» жили в спальнях по двое: в восточных комнатах — девушки; в западных — юноши. Иногда кому-то везло и ему доставалась отдельная комната (как с их курса подфартило Егору), но бывали и большие выпуски, и тогда им приходилось селиться по трое.

Васин выпуск давно уже разъехался: двоим выделили секции, ещё трое были из «социальных» и вернулись в дома к пьющим и не ждущим их родителям; одна девчонка временно перебралась в общежитие техникума, продолжая ждать от государства квартиру и уже второй месяц безрезультатно обивая пороги отдела опеки и попечительства. В результате несколько комнат в их крыле сейчас пустовало. В одну из таких временно закрытых комнат и привела Сергея Фаина Михайловна.

— В качестве наказания и чтобы у тебя было время хорошенько обдумать своё поведение, до отъезда на базу ты будешь здесь заперт. Сейчас я попрошу завхоза убрать отсюда всё лишнее.

— А в туалет? — не сдержался Сергей, в ужасе представив, что ближайшие три дня ему остаётся только глядеть в потолок и выть от скуки, раз за разом переживая всё то, что он сегодня узнал.

— Иди, — разрешила директор. — Заодно можешь принять душ и переодеться. У тебя десять минут.

Обрадованный временной свободе, подросток кинулся в свою спальню за полотенцем и чистой одеждой.

Минут через пятнадцать он вернулся. В шоке остановившись на пороге комнаты, он огладывал своё место заключения. Из обычной стандартной спальни рабочие убрали не только «лишнее», а практически всё, даже шторы. Осталась только одна кровать. Зато с противоположной стороны стояло два ведра: одно пустое, второе — с водой; да трёхногий табурет, на котором было сложено полотенце.

— Можешь взять зубную щётку, пасту и мыло, — заметив, что воспитанник вернулся, сказала Фаина Михайловна.

Всё ещё пребывая в лёгком оцепенении, Сергей молча кивнул и вернулся в свою комнату за названными предметами гигиены. Теперь он ясно осознавал, что наружу его действительно до срока не выпустят.

Когда мальчик вернулся, в комнате появился ещё один неизвестно откуда принесённый предмет: довольно высокое ведро с сидением и крышкой.

— Биотуалет, — подтвердила мрачную догадку воспитанника женщина.

Директриса окинула его взглядом.

— Что под футболкой? — нахмурившись, строго спросила она.

Приоткрыв двери, но не рискуя выйти в коридор, за ними наблюдал уже весь этаж. Чувствуя себя словно под прицелом телекамер, Серёжа вынул на свет подаренную Васей книгу. Фаина Михайловна чуть приподняла брови, прочитав название, после чего мельком пролистала книгу. Серёжа в очередной раз подумал, что у директрисы имеются сверхспособности: будто зная, она заглянула и под обложку и, естественно, нашла спрятанные там фотографии.

— Потом верну, — сжалилась Фаина Михайловна, видя, какими несчастными стали глаза подростка. — Вопросы есть? — возвращая книгу, спросила она.

Сергей хотел покачать головой, жадно наблюдая, как фотографии скрываются в кармане директорского пиджака, но в очередной раз за сегодня его язык оказался резвее мыслей:

— Как вы узнали? Ну, про квартиру, — выпалил он.

Они стояли уже в комнате, и другие ребята не могли их слышать или видеть.

Женщина снисходительно улыбнулась:

— Мне позвонила соседка. Ей показалось, что в квартиру кто-то забрался.

— Та, с глазком? — на всякий случай уточнил Серёжа, коря себя, что всё-таки попали в «зону видимости».

— Нет, — к его удивлению возразил директор. — Соседка справа, Сталина Ильинична. Она слышала, как кто-то захлопнул дверь, вот и решила мне позвонить: я оставляла на всякий случай ей телефон. Но не волнуйся, я её убедила, что заходила сама.

— Но почему? — совсем сбился с толку Сергей. — А если бы это были настоящие воры?

— В любом случае, мне сначала нужно было самой всё осмотреть, а потом уже вызывать полицию, — не желая объяснять подопечному подоплёку своих решений, директриса недовольно поджала губы и вышла из комнаты.

Снаружи раздался щелчок — его закрыли на навесной замок. Грустно взглянув на оставшуюся в руках бесполезную книгу, он бросил её на подоконник, а сам, не расстилая кровати, лёг на ватный матрац. Через пять минут мальчик уже спал, забывшись тревожным сном после всего пережитого.

***

Его разбудило какое-то шебуршание за дверью. С трудом разлепив глаза, Сергей понял, что ещё глубокая ночь. По звукам он догадался, что кто-то пытается вскрыть замок. Любопытство победило и подросток, стараясь не шуметь, медленно спустил ноги с кровати. Осторожно подойдя к двери, он лёг на пол. В щель между порожком и дверью он разглядел две пары чьих-то ботинок. Его охватило нехорошее предчувствие, когда он услышал приглушённые голоса за дверью. Слов разобрать не удалось, но голоса он узнал — это были Андрей и Дима.

Что потребовалось от него его бывшим приятелям? Уж явно они ковыряются с замком не для того, чтобы его выпустить.

Несмотря на смертельную усталость, Сергей бесшумно вернулся к кровати, сел на неё и стал ждать. Рано или поздно парни уйдут. Остаётся лишь вопрос: смогут они сюда войти или нет? Через какое-то время бесплодные попытки вскрыть дверь прекратились и Серёжа услышал удаляющиеся шаги. Облегчённо вздохнув, он опять лёг и буквально мгновенно вырубился.

Проспал Серёжа весь следующий день. Дважды кто-то заходил, приносил ему еду, но мальчик так и не встал. Ему хотелось только одного — спать. Ему не мешало ни светящее в окно солнце, ни шум в коридоре. К вечеру пришла медсестра, пощупала лоб. Сказала «Эмоциональное истощение» и пригрозила капельницами и уколами, если он не поест. Переборов сон, Сергей заставил себя съесть полтарелки холодного супа а потом вновь отрубился.

Снов не было. Или измождённый мозг их просто не запоминал. Проснулся Сергей только за полночь, когда к нему в комнату опять кто-то пытался забраться. Выспавшимся подросток себя абсолютно не чувствовал, была какая-то непривычная слабость во всём организме. Кто за дверью, он знал, поэтому просто привстал, облокотившись на спинку, и стал ждать.

К своему удивлению он отметил, что кровать расстелена. Неужели его во сне кто-то поднимал? И как он умудрился этого не заметить?

Замок щёлкнул. У Серёжи внутри всё похолодело. Он вдруг осознал, как сильно надеялся, что у Димы ничего не выйдет. Ему совершенно не хотелось знать, что парням понадобилось от него.

Дверь приоткрылась, и в его временный карцер ввалились трое бывших товарищей. Дима, чрезвычайно довольный успехом, спрятал отмычки в карман.

— Ну, здравствуй, Серый, — зловеще скалясь, Андрей первым нарушил тишину.

— Привет. Чем обязан такой чести?

Страх вдруг отступил. Сергей, не вставая, спокойно смотрел на незваных гостей.

— Мы видели тебя с Васьком. Вы выходили из кинотеатра, — привалившись спиной к стене, лениво оповестил Женя.

— Ну и что? — нарочито безразлично пожал подросток плечами.

— Вы ходили в кино, — прорычал несдержанный Андрей, сжимая и разжимая кулаки.

— И что из этого? — не делая резких движений, Серёжа медленно сел на кровати. — Если бы вы с ним общались, он бы и вас пригласил.

Андрей буквально закипел, но не нашёл, что ответить. Сергею не составило труда понять причины визита «товарищей». Когда Жека упомянул о кинотеатре, сразу стало ясно, что их, особенно Андрея, снедала зависть. Димон был в этом смысле пофигист, его больше всегда интересовала техническая сторона вопроса. Вон, стоит, не вмешиваясь, вертя в руках снятый замок. А вот Андрюха, если упёрся…

— От меня-то что вам нужно? У меня денег нет.

— Зато они есть у Васьки, — сверкнув глазами и растягивая губы в улыбке, невинно промолвил Евгений.

— А я тут причём? Сирена вообще запретила нам близко подходить друг к другу, пока я живу здесь.

— Короче так, — не выдержал Андрей топтания вокруг да около. — Либо ты принесёшь нам две тыщи и мы спокойно обо всём забывает, либо пеняй на себя.

Женя возвёл глаза к потолку: Андрюха никогда не давал ему вдоволь отрабатывать на «жертвах» дипломатические таланты и практиковаться в исскустве убеждения.

Сперва растерявшись, Сергей быстро стал соображать. Если он сейчас согласится, то парни будут через него «доить» Васю до конца следующего года, и их запросы будут только расти. С другой стороны, в драке Димон никогда не участвует, да и Жека особо не мастер: так, пнёт от души несколько раз напоследок лежачую жертву. В лицо бить не будут, кости тоже вряд ли рискнут поломать. На окнах решётки, поэтому «несчастный случай» тоже, вроде как, не грозит. А остальное не важно — переживёт.

— Знаете парни, а не пошли бы вы… — с вызовом начал Серёжа и этого хватило.

Андрей, зарычав, кинулся на него; Серёжа соскользнул с кровати, тем самым спасшись от удара. У него было преимущество: он отлично знал все коронные приёмчики громилы. Женя и Дима, пока не вмешиваясь, спокойно наблюдая каждый в своём углу.

Умудрившись пнуть соперника в колено, подросток в очередной раз увернулся. Андрей совсем рассвирепел и с громкими матами умудрился-таки врезать ему в бок. Удар пошёл вскользь, но всё равно в глазах потемнело от боли, дыхание сбилось. Чисто интуитивно уйдя в сторону, Серёжа краем глаза заметил вёдра.

«Не можешь победить в честном бою — беги. Нет возможности убежать — используй всё, что попадётся под руку» — яркой вспышкой в сознании вспомнился Васькин совет. Когда-то именно он учил его драться, чтобы Сергей в любой ситуации мог постоять за себя.

Недолго думая, он схватил полное ведро и с головы до ног окатил Андрея холодной водой. Не ожидающий такой подлянки, Андрюха так и застыл на месте, словно истукан. Только теперь драчуны заметили столпившихся у открытой двери свидетелей. Кажется, они разбудили обитателей всех близлежащих спален. А в довершение, громко причитая, сквозь толпу заспанных и взъерошенных воспитанников пробиралась ночная нянечка Зоя Леонидовна.

Пока их группа из восьми человек дожидалась автобуса, провожающая их лично Фаина Михайловна разрешила Сергею перебежать по пешеходке дорогу и кинуть в почтовый ящик письмо. Автобус задерживался. Девчонки, сбившись в кучку, что-то (или кого-то) весело обсуждали. Даже Лида не осталась в стороне, хотя явно держалась особняком, несмотря на активные попытки Ольги втянуть «младшую» в разговор. Марго сейчас не строила из себя не пойми кого, довольно мило и, на посторонний взгляд, безобидно сплетничая с остальными. Кирилл с пеной у рта о чём-то спорил с Егором. Наверняка одноклассник пытался ему втолковать свои пространные суждения о межпланетных путешествиях и скором научно-техническом прорыве в этом отношении. Иногда Гоша был просто невыносим. К счастью, это случалось с ним достаточно редко: чаще одноклассник был занят своими проектами и вычислениями. Егор мечтал, как окончит школу, поступить на факультет практической физики в Томском университете. Естественно, Гоша, не сомневаясь, пошёл в десятый-одиннадцатый класс, как, в принципе, и Лида. Сергей не знал, какие планы на будущее у одноклассницы, но не сомневался, что её профессия будет связана с детьми и, скорее всего, со школой. Их выпуск был необычен даже для детского дома: все индивидуалисты, каких ещё поискать, со «звёздными» замашками и своими тараканами в голове. Сергей искренне считал себя самым нормальным во всей их пятёрке.

Подойдя к скучающему Петру, парень остановился, совершенно не зная, о чём говорить. Было ясно, что о вчерашнем даже намекать не стоит. Петьке просто надо было высказаться, вот и всё. И Сергей до гробовой доски теперь должен хранить этот секрет, а лучше просто забыть обо всём, что услышал. Сосед сегодня старательно его избегал, насколько это было возможно, учитывая, что они жили в одной комнате и всё утро в спешке собирали в сумки свои вещи. От неловкости их спас показавшийся на светофоре жёлтый автобус.

Через десять минут они уже отъезжали. Серёжа сидел один и с непонятной тоской провожал взглядом серое здание приюта и строгую директрису, сдавшую их с рук на руки молодому вожатому базы. Впервые он познакомился с этим странным чувством потери чего-то важного в день, когда прощался у ворот детского дома со счастливым Василием, прижимающим к груди папку с документами и ключи от родительской квартиры. Может, что-то подобное было и когда его отлучали от мамы, но тот день мальчик помнил смутно.

«Как странно», — мелькнула мысль, когда они выехали из города, и он перестал так напряжённо вглядываться в окно. И когда это детский дом стал ему так дорог? Или это всё из-за Фаины Михайловны? Подросток не мог разобраться в своих чувствах и ощущениях, а потому просто решил закрыться от них и наслаждаться поездкой, которая обещала быть долгой, но интересной.

Постепенно поля сменились лесами, затем справа показалась широкая речка. Они проехали несколько деревень, по старому мосту проехали реку, а потом появившиеся холмы всё больше стали напоминать горы и дорога пошла под уклон.

Через четыре часа изматывающего пути, с двумя остановками, они спустились к равнине у подножия гор, где и расположилась огромная база, больше похожая на обычный детский лагерь с деревянными корпусами и палаточным городком для туристов.

— Добро пожаловать в «Поднебесные Зубья»! — с энтузиазмом объявил их вожатый, первым выскакивая из пыльного автобуса. На небольшой площадке их ждали ещё несколько взрослых.

***

Разместили их группу в одном из старых корпусов, рядом с верёвочным комплексом, вызвавшим живой интерес у всей мужской половины нового отряда.

— Девочки направо, мальчики налево, — распорядился ехавший с ними вожатый.

Его коллега, представившаяся Ирой, открыла запертые на засов и висячий замок двери.

В корпусе оказалось всего две больших комнаты справа и слева по коридору, с десятком панцирных кроватей в каждой. В конце коридора была, наверняка крохотная, комната вожатых.

— Все удобства на улице, — предвидя вполне логичный вопрос, оповестил временных подопечных не в меру энергичный Олег.

— Можете занимать любые кровати, постельное я сейчас выдам, — и Ира ушла в располагавшуюся прямо по коридору каморку.

Самую лучшую койку с почти новым матрацем, само собой, занял Кирилл, как самый старший из них. К счастью, достаточно кроватей так или иначе располагалось у окон, и Сергей быстро выбрал для себя подходящую. Петька тоже предпочёл у окна, а вот Гоша, напротив, выбрал койку у самой двери.

— Здесь есть розетка и выключатель рядом, — объяснил он свой выбор, встряхивая пожелтевшую от времени перьевую подушку.

«Можно подумать, у тебя есть, что заряжать» — с сарказмом подумал Серёжа, но вслух ничего не сказал, тем более что вожатая занесла их комплекты белья, и дала десять минут, чтобы они застелили кровати.

— Не успеете, мы пойдём обедать без вас, — не то в шутку, не то всерьёз, сказала она, отправляясь из их комнаты к девочкам. — И ещё, двери на задвижку можно закрывать только для переодевания, — донеслось из коридора.

— Не очень то и хотелось, — фыркнул на это заявления Пётр.

***

Как оказалось, они на базе были одни, не считая, конечно, обслуживающего персонала. Распорядок дня был, как в любом детском лагере: с утра зарядка на плацу (так вожатые называли небольшую площадку перед корпусом), потом завтрак; после завтрака вожатые устраивали спортивные мероприятия (то баскетбол, то волейбол, то «верёвочные испытания»); дальше шёл обед и, как ни прискорбно, банальный сон-час, когда их запирали в комнатах и не разрешали выходить без веской на то причины. После двух часов вынужденного безделья, вожатые организованно, как маленьких, вели их на полдник, где подавали либо кислородные коктейли, либо «Терсинку» с яблоком или булочкой. Потом в их расписании значились уроки верховой езды.

Инструктор, седой дед Кондратий Дмитриевич, сразу пояснил, что обычно отряд занимается у него только два раза в неделю, но так как сейчас «пересменка» и кобылы всё равно стоят без дела, они могут приходить хоть каждый день. Все, естественно, пришли в полный восторг, хоть парни это тщательно друг от друга скрывали. Но оказалось не всё так просто: кобыл было всего пять и, пока одни осваивали «старинный вид транспорта», остальным, «дабы не маялись от безделья», Кондратий Дмитриевич давал какое-нибудь задание: убрать стойла, переворошить сено или почистить упряжь. Когда они, особенно девчонки, начали возмущаться на такой беспредел, вожатые быстро поставили их на место, пригрозив, что иначе к лошадям они до отъезда вообще больше не подойдут. Из всех одна Маргарита добровольно отказалась от занятий:

— Фу, после них же одежда воняет, — сморщив носик, сказала Марго уже на второй день и больше в конюшне не появлялась.

Чтобы подопечная не шаталась в одиночку по лагерю, Ира определила её в спортзал. Занималась она там или нет, никто не знал: присоединиться к ней желающих не было.

В семь вечера они, приняв душ (душевая, кстати, находилась чуть ли не на другом конце лагеря, в отдельном здании), шли на ужин, после которого, наконец, наступало более-менее свободное время. Серёжа вечерами, как и его одноклассники, под неусыпным наблюдением Олега, который следил, чтобы они не забывали про страховку, исследовал довольно большой верёвочный комплекс. Кирилл и Ольга где-то гуляли — за ними вожатые так не следили. Остальных девчонок, даже Марго, Ира увлекла гитарой, и они разучивали в своей комнате бардовские песни.

Полдесятого объявлялся отбой, и они собирались на улице у умывальников в виде небольших фонтанчиков, чтобы умыться и почистить перед сном зубы. К десяти двери корпуса запирались, и уже никто не мог выйти. Для «нужд», как оказалось, рядом с комнатой вожатых был туалет, которым днём пользоваться не разрешалось.

Ровно в семь подъём, и всё начиналось сначала.

***

На третий день их пребывания на базу заехала довольно большая группа. Ребята столпились на стадионе, где по двое играли в бадминтон, когда Петька первым увидел подъезжающий к воротам автобус. Из автобуса вышли два десятка молодых, что-то активно обсуждающих людей, среди которых было только три или четыре девчонки и две взрослых женщины. Все, как один, были с огромными рюкзаками, к которым крепились какие-то тросы или верёвки.

— Альпинисты, — со знанием дела констатировал Олег, вместе с подопечными наблюдая за прибывшими.

— Ага, в спортзале есть альпинистская стенка, — осведомлённо и слегка лениво вставила Маргарита.

— Для них это только разминка, — фыркнул вожатый. — Они здесь на два дня, потом пойдут в горы.

— А у нас тоже будет поход? — загорелся идеей Егор, с завистью смотря на альпинистов.

— Возможно, — уклончиво ответила Ира, как-то странно переглянувшись с Олегом.

Теперь, когда после полдника вновь прибывшие оккупировали конюшни, вожатые показали им остальные «развлечения» базы: огромный, разделённый на несколько «тематических площадок», спортзал (здесь был и уголок гимнастики, и тренажёры, и дартс); довольно скромная библиотека, в которой можно было под запись взять не только книги, но и настольные игры, чем парни тут же воспользовались. Теперь на сон-часе они играли в шашки и шахматы (и где вожатые были раньше?). Вдобавок ко всему, на базе оказался тир, где можно было пострелять из воздушек. Такого разнообразия Сергей никогда раньше не видел, хотя их каждый год отправляли на лето в какой-нибудь лагерь. Единственное, чего здесь не хватало — это бассейн.

Дни пролетали с бешеной скоростью. На выходные в палаточный городок заехали две или три взрослые группы. Одна из них отправилась в тот же день за черникой, нескольких мужиков Сергей видел с удочками на берегу протекающей у подножия одной из гор реки: их аккурат с верёвочного городка было видно. Вечером туристы жгли костры, распевали под гитару песни и жарили шашлыки. Глотая слюнки от дразнящего аромата жаренного на костре мяса, они стояли поодаль. В тот день их не порадовали даже беляши, что приготовили сердобольные повара на ужин.

В понедельник прибыла ещё одна группа. Как выяснилось, это были геологи-второкурсники. «Вот бы и на следующий год нас определили сюда. Может, и Васька здесь будет», — услышав это, с какой-то тоской подумал Серёжа.

— А они, правда, в пещеры пойдут? Здесь в округе их много? — с видом учённого, осведомился у вожатых Егор.

— Если есть горы, то есть и пещеры, — авторитетно заявил Кирилл.

В их комнате можно было открыть только форточки, в чём они убедились в первую же ночь, безуспешно пытаясь открыть залитую краской раму. В результате в тот же день получили от сонного вожатого, пришедшего на странный шум, нагоняй. Поэтому о ночных вылазках за территорию базы пришлось забыть, а днём за ними неустанно следили, да и свободного времени было в обрез.

— До пещер, куда ходят геологи, не меньше суток пути, и там очень опасно, — предостерегающе зыркнув на каждого, ответила Ира. — А поблизости можно разве что наткнуться на чью-то нору или, не дай Бог, на берлогу.

— Понятно, — расстроено протянул Петька, явно просчитывающий, можно ли будет незаметно увязаться за геологами, когда те пойдут в свою экспедицию.

— Кстати, хочу вас обрадовать, — разрушая в корне начавший зарождаться план подопечного, воскликнул, будто только что вспомнил, Олег. — Семёнов, директор базы, утвердил нам маршруты походов. В первый отправляемся завтра. Ровно на три дня. Второй поход будет двухдневный и состоится в конце следующей недели перед праздником Прощального костра.

— Прикольно, — ответил за всех на заявление вожатого Гоша.

— Давайте, поторапливаемся! Разбираем рюкзаки, не забываем смену одежды. Мальчики берут снаряжение, девочки — еду. И смотрите, втихомолку припасы ешьте. В лесу всякое бывает, а нам должно хватить их и на обратную дорогу, — весело подгонял их Олег.

Они находились в спортзале, где на полу в одной большой куче были свалены и палатки, и два казана, и несколько перочинных ножей, и спальники, и различные крупы с консервами. В общем, всё то, что, по мнению вожатых, должно было им пригодиться в походе.

Наполненные рюкзаки оказались довольно тяжёлые. В Серёжином, кроме личных вещей, были уложены два спальника, верёвки с карабинами, двухлитровый термос с чаем и кружки на всех членов их небольшой группы. Олег и Кирилл взяли себе в качестве дополнительного груза палатки; Ира — свою гитару; Петьке к спальникам достались чуть ли не все консервы; девочки распределили между собой крупы и овощи; Егору доверили казаны и тарелки.

Наконец, всё было упаковано, ребята переоделись в наиболее подходящую для похода одежду, и, выслушав инструктаж по правилам поведения в лесу, отправились за территорию базы. Олег шёл впереди по наверняка давно знакомому ему маршруту. Ира встала замыкающей.

— Запевай! — скомандовал вожатый, сворачивая к хлипкому на вид деревянному мосту через реку.

Парни растерялись, недоумённо сверля взглядами спину впереди идущего молодого человека. Впрочем, девушки тоже не спешили демонстрировать свои вокальные данные. Однако Олега это ничуть не смутило: дирижируя себе указательным пальцем, он немного фальшиво затянул, ну совсем, по мнению Серёжи, неподходящую песню:

— Солдатушки, бравы ребяту-ушки, где же ваши де-еды?..

Сзади раздались приглушённые смешки девчонок. Мельком оглянувшись, Сергей заметил, что даже Ира с трудом сдерживается, чтобы вслух не рассмеяться. Однако вожатого поддержали. Как ни странно, изученную ими всеми в школе песню, подхватил Кирилл. Чуть охрипшим не то от курения, не то просто где-то простыл, баритоном:

— Наши деды — славные побе-еды, вот где наши де-еды!..

Тут уж не выдержали все, но «великих певцов» это не остановило. Будто не слыша за спиной слабо сдерживаемый хохот, они продолжали самозабвенно распевать, пока не допели песню до конца. Тем временем они уже углубились в лес, и база практически пропала из виду.

— Вы, наверное, всю живность своим пением распугали, — успокоившись, поддела их Ира.

— Так на это и было рассчитано: пусть знают, что мы здесь, — беззаботно ответил Олег, на мгновение ко всем повернувшись и весело подмигнув. Кириллу вожатый к тому же пожал руку в благодарность за проявленную инициативу.

— Вообще-то вы не плохо спели, — признала Оля, шедшая со своим парнем под ручку.

— А то! Я всегда знал, что у меня талант, — возгордился Кирилл, выпятив грудь.

— Ладно, подурачились и будет. В лесу не стоит понапрасну шуметь, — остудила пыл, собравшегося было ещё что-нибудь такое спеть Олега, Ира.

— А почему? — наивно спросила Лида, чуть не споткнувшись о какой-то торчащий из земли корень.

Все заинтересованно оглянулись на вожатую. Ира, серьёзно оглядев свою группу, ответила:

— Представьте, что вы заблудились. Вы ходите по лесу и кричите «Ау» в надежде, что вас кто-то услышит. А совсем недалеко от вас проходят туристы: поют, смеются, громко разговаривают…

— Но тогда же я их услышу и пойду на голоса, — сам не ожидая от себя, возразил Серёжа.

— Замечательно. А если ты попал в беду или ранен? Они так и не услышат твоего крика о помощи.

— Да кто здесь может ходить, кроме нас? — махнул рукой на это Кирилл.

— Сегодня-завтра возвращаются альпинисты, — на этот раз не согласился Олег.

— Были случаи, когда к базе выходили сбившиеся со своего маршрута туристы. Притом у нас они не числились, — добавила Ира. — Слава Богу, вышли на нашу линию электропередач.

— Вообще, в таких ситуациях лучше всего найти линию или реку и идти вдоль неё. В любом случае рано или поздно выйдешь к населённому пункту, — блеснул знаниями вожатый.

— Ага, если до этого не сдохнешь от голода, — пессимистично вставила Маргарита.

— На самом деле, летом в лесу «сдохнуть с голоду» достаточно проблематично, — проворчал себе под нос Петька так, что кроме Серёжи никто не услышал.

— Хватит о мрачном, — они подошли к развилке, и Олег уверенно свернул направо.

— А что делать, если нечаянно наступишь на змею? — спросила у вожатой Ксюша.

— Здесь максимум на кого можно нарваться — это гадюка, — ответил за коллегу Олег. — Их яд не смертелен. По крайней мере, для здоровых людей. Ну, поднимется на несколько дней температура, немножко полихорадит…

— Да не пугай ты их так, — упрекнула товарища Ира. — У меня есть с собой сыворотка на всякий случай. Хотя если ни у кого нет проблем с сердцем, а нас бы об этом обязательно предупредили, от одного укуса вы действительно не умрёте.

— А другие ядовитые змеи? — с подозрением спросил Гоша.

— На скалах можно встретить огнёвку. Та же гадюка, только другого окраса. Ну и уж — других змей здесь не водится, — уверенно ответил Олег. — Надеюсь, ужа от гадюки на ОБЖ вас отличать учили.

— Можно подумать, кто-то ещё это помнит, — громко хмыкнул Кирилл.

— У ужа около головы яркий жёлтый или оранжевый ошейник, а сам он чёрный, так что спутать с гадюкой сложно, — удивив всех, ответил за вожатых Петя. — У нас по весне их у сточных канав можно было голыми руками ловить, — прошептал он Сергею.

— Правильно, и зрачки у него круглые, а не полоской, как у кошки, — с уважением глянув на подопечного, добавил Олег.

— Ещё я змеям в глаза не смотрел, — ворчливо буркнул Егор, подбирая какую-то палку и делая из неё себе посох.

Они шли часа два, прежде чем, обогнув какую-то гору, не вышли на довольно ровную открытую площадку. Где-то в стороне слышался шум горной речки. Солнце стояло в зените, было жарко, и ребята обрадовались, когда вожатые объявили привал.

— Серёжа, Гоша и Петя соберите хворост, — стал распределять обязанности Олег, скидывая с плеч свой рюкзак. — Мы с Кириллом займёмся костром. Сегодня заночуем здесь.

— А мы наберём пока листьев для чая, — вклинилась Ира. — Девочки, за мной, я покажу вам, где здесь растёт малина, заодно и ягоду поедим.

Сбросив рюкзаки в общую кучу, все кинулись по своим делам.

— Мальчики, только далеко в лес не уходите! — крикнула Ира вдогонку.

***

— А вы вообще где-нибудь учитесь или работаете? Ну, кроме, как здесь.

Вопрос вожатым задал Кирилл. Они все с удобством расположились на брёвнах вокруг костра и допивали чай. Серёжа и представить себе не мог, что обычная гречка с тушёнкой, приготовленные на костре, настолько восхитительны! То ли они так устали, то ли еда на свежем воздухе действительно кажется вкуснее, однако сейчас Сергей был уверен, что ничего подобного в жизни не пробовал. Казан, в котором девочки под руководством Иры варили кашу, опустел в считанные минуты, невзирая на то, что приготовлено было с излишком и даже всем хватило добавки.

Чай тоже оказался выше всяких похвал. Достаточно терпкий, с листьями смородины и малины. К чаю вожатые достали печенье. И как-то незаметно, сам собой, у них завязался разговор. Сперва вожатые спрашивали своих подопечных о планах на будущее, теперь настал их черёд отвечать на расспросы.

— Я перешёл на четвёртый курс. Не поверите, но буду учителем географии и биологии, когда окончу институт, — жизнерадостно выдал Олег, оглядев изумлённых ребят. — А так у меня вся жизнь в походах: сначала с отцом и дедом; потом в школе ходил в туристический кружок; теперь вот третий год уже здесь летом тусуюсь.

— Вы не похожи на учителя, — прямо вынесла свой вердикт Маргарита. — И говорите не как педагог.

— По твоему мнению, я должен всё время брюзжать или занудным тоном втолковывать в ваши головы лекции? — рассмеялся вожатый. — На самом деле, я в школу не собираюсь: хочу устроиться в какую-нибудь секцию или кружок, а там педагогическое образование требуется, вот и учусь.

— А ты, Ира, тоже учитель? — спросила вожатую Ксюша.

— Ей последний год отмучиться осталось, — ответил за неё Олег. — Будет потом всю жизнь с малышами возиться.

Ира недовольно на него посмотрела:

— Я собираюсь преподавать в школе музыку, — с достоинством произнесла вожатая.

— Мне уже жалко учеников этой школы, — поддел коллегу Олег. — Такого скучного учителя музыки не было ещё в истории педагогики. Уж лучше ты бы пошла на физмат.

— Спасибо, но я сама разберусь, — вздёрнула носик Ирина.

Подростки с любопытством следили за их перебранкой. И вдруг Марго беспардонно поинтересовалась:

— А вы встречаетесь?

Щёки Иры мгновенно залились румянцем не то от смущения, не то от возмущения. А вот Олег наоборот как-то приосанился и даже попытался приобнять напарницу, но та раздражённо пихнула его в бок.

— Вообще-то, ребята, это не ваше дело, — сникнув, укорил их за любопытство Олег.

— У взрослых как всегда всё сложно, — закатил глаза на это Гоша.

— Довольно разглагольствовать, — резко встала Ира. — Первые моют сосуду Сергей и Егор. Собирайте всё грязное в казаны и я покажу вам, где речка.

— Да сами найдём, — слабо запротивился Гоша.

— Не хватало ещё, чтобы вы где-нибудь заплутали на обратной дороге, — возразила вожатая, помогая им собирать посуду. — До реки-то дойдёте по звуку, дело не хитрое. А вот назад немного стоянку пройдёте, и ищи вас потом по всей тайге.

Пришлось им смириться с надзирателем.

Потом вожатые устроили увлекательнейшее развлечение с установкой палаток. Палатки были трёхместные, но Олег утверждал, что они все с комфортом поместятся. Палаток взяли только две: одна предназначалась для девушек, вторая — для парней. Вожатым предстояло ночевать вместе с ними. Спальники уложили штабелями.

На ужин девочки сварили лапшу по-флотски. После чая Ира достала гитару и взяла несколько аккордов.

Это был самый удивительный вечер в Серёжиной жизни! Закат постепенно сменялся сумерками, а они всё сидели у костра. Девочки распевали под гитару разученные с Ирой песни, постепенно и парни стали им подпевать. Когда небо стемнело, и появились первые звёзды, гитару взял Олег.

— А хотите, я вам кое-что расскажу о здешних местах? — когда в очередной раз поставили на огонь кипятиться воду для чая, отложил гитару Олег.

— Типа страшилки? — хмыкнула Маргарита. — Мы не дети, чтобы верить во всякие там небылицы про леших и водяных.

— Я и не собирался вас тешить легендами. Просто хотел поделиться историями, о которых знают все работники базы, но если для вас это глупость…

Вожатый потянулся обратно к гитаре.

— Нам интересно, — поспешно откликнулись ребята, недовольно зыркнув на Марго.

Девушка пожала плечами и отправилась в палатку, пробормотав всем «Спокойной ночи». Весь её вид говорил, что она не сторонница пустой болтовни и собирается провести ночь с большей пользой. Например, нормально выспаться. Остальные жадно уставились на Олега.

— Так вот, — довольно прищурившись и подбрасывая в костёр ещё пару поленьев, начал вожатый, — поговаривают, в наших горах, недалеко отсюда, есть скит…

— Что есть? — перебил Петька, услышав новое слово.

— Скит. Монастырь, затерянный в глуши, подальше от человеческих глаз и цивилизации, — лекторским тоном пояснила Ира.

— Старообрядцы что ли? — подозрительно уточнила Ксюша.

— Говорят, что православный, — с досадой отмахнулся Олег, видимо из-за посыпавшихся вопросов потерявший нить повествования.

— О странном монастыре, к которому не ведёт ни одна дорога, впервые заговорили лет двадцать назад, — решила помочь коллеге Ира.

— Сказывают, что монахи основали его во время Второй мировой войны, ещё до того, как Гитлер напал на нас, — подхватил вожатый. Очевидно, он эту историю рассказывал не впервые. — Вы, наверное, уже и не знаете, что тогда в нашей стране православная вера была под запретом, — в его голосе промелькнуло снисхождение. — В бывших церквах устраивали склады, кинотеатры, в лучшем случае, музеи. Монастыри разрушались, всех монахов и тех, кто не отрёкся от своей веры, ссылали в Сибирь, в трудовые колонии и лагеря.

— Мы изучали Советскую историю в школе, — так, чтобы услышали все, заметил Кирилл. Девочки согласно кивнули.

— Тогда у вас должен был возникнуть вопрос: откуда взялись наши монахи? — заметила Ира, подыгрывая Олегу.

— Ну и откуда? — недовольно повторил Петя, после чего ворчливо добавил, — небось сбежали с какой-нибудь политической тюряги во время работы, как «Джентльмены удачи».

— А вот и нет, — самодовольно возразил вожатый. — Говорят, это были обычные монахи — из какого-то там деревенского монастыря. Их монастырь разорили, но они успели с помощью своих прихожан спрятать большинство икон и церковную утварь. В каком-то захудалом домишке проводили службы втайне от советских властей. А как слух дошёл о разгоревшейся в Европе войне, облачились в свои монашеские одежды, взяли спасённые святыни и торжественным Крестным ходом ушли в лес. Их потом власти искали, но не нашли.

Оглядев притихших и заинтересованных слушателей, Олег нарочито медленно налил себе ароматного чаю и, только отпив несколько глотков, негромко продолжил:

— Монахи так и не вернулись в деревню. Куда они ушли и что делают, никто долгое время не знал. Да и теперь мало что известно.

— Но ведь вы сказали, что двадцать лет назад… — начал Гоша, не дождавшись от вожатого продолжения.

— Да, в начале девяностых открылась наша база. Сюда стали стекаться альпинисты, геологи, археологи, туристы. И, так как маршруты тогда только разрабатывались, да и нормальной карты местности не было, бывали случаи, когда группы терялись, — Олег от удовольствия даже причмокнул. — Естественно, в таких случаях мы вызываем спасателей. Они ищут с собаками, иногда даже вертолёт в помощь вызывают, особенно если не вернулись альпинисты. Но вот парадокс: некоторые группы выходили к базе сами и утверждали, что им помогли какие-то старцы. Кто-то даже набредал на сам монастырь. Но, как не старались его потом отыскать, никому ещё этого не удавалось.

— А с вертолёта или спутника? — не поверил Егор.

— Бесполезно, — покачал головою Олег. — Такое ощущение, что на него можно наткнуться только случайно, когда уже и не чаешь спастись. Даже те, кто своими глазами его видел, не могли показать обратной дороги или хоть примерно дать направление поискам. Но самое удивительное, что, несмотря на то, что каждый год кто-то теряется в тайге, постояльцы нашей базы всегда находятся и возвращаются домой в целости и сохранности.

— Значит, чтобы найти монастырь, надо как следует заблудиться, — задумчиво констатировал Петя.

— Только попробует кто-нибудь из вас отстать от группы, — сурово оглядела всех Ира. — Если раньше не было несчастных случаев, это ещё не гарантия, что вы не сорвётесь где-нибудь с обрыва или не наткнётесь на диких зверей. Только глупец может рисковать собственной жизнью, гоняясь за абсолютно ненужными ему миражами.

Их взяли на понт, и Серёже это очень не понравилось. Одноклассники притихли: никому не хотелось после этих слов выставлять себя дураком и сбегать ночью из лагеря. Вожатая ими просто манипулировала! Чисто из чувства противоречия, подросток решил дождаться, пока все уснут, и отправиться искать монастырь. Но внезапно в нём опять заговорила мешающая в последнее время жить совесть. Он ведь не только подставит вожатых, но его безрассудный поступок наверняка откликнется и на Фаине Михайловне. Мысленно ругнувшись, он дал себе слово ни во что здесь не ввязываться. Может, вожатые специально их провоцируют? Отрабатывают, так сказать, свои педагогические закидоны.

— Уже поздно, давайте по палаткам, — Олег снял котелок с остатками чая. — Я ещё немного посижу, пока не догорит костёр.

— А здесь водятся медведи? — опасливо спросила Ольга, тревожно вглядываясь в темноту.

— Это тайга, — как само собой разумеющееся, кивнул Олег. — Здесь живут и рыси, и кабаны, и волки…

— Но можете их не бояться — к нашей стоянке они не подойдут, — кинув на напарника негодующий взгляд, постаралась успокоить подопечных Ира.

— А вдруг?

Серёжа сам не понял, что дёрнуло его спросить. Девочки, как прирождённые паникёрши, испуганно сбились в кучку. Кирилл хмуро на него посмотрел, приобняв свою подругу.

— Они чуют людей и стараются обходить стороной, — взял ситуацию в свои руки Олег. — Этот маршрут не новый, звери поблизости давно не селятся. Правда, ночью заходить далеко в лес «по нужде» не советую. Зашли за палатку…

— Олег! — возмущённо оборвала его Ира, со стороны ребят раздались приглушённые смешки.

— В общем, спите спокойно, — немного сконфуженно закончил вожатый.

— Ага, и не обращайте внимания на вой волков и уханье сов, — ворчал Петька, когда они уже забирались в палатку.

Они настолько устали за день, что даже не подумали пугать девчонок. Забравшись в спальник, Сергей мгновенно уснул. Ему не мешали ни странные шорохи леса, ни голоса ночных птиц, ни далёкий вой, который действительно был слышен в палатке ближе к утру.

На второй день идти было сложнее: от лямок рюкзака болели с непривычки плечи, мышцы ног тоже тянуло, будто они вчера шли не по лесной тропе, а как минимум на скорость сдавали полосу препятствий. И сдали, раза так с двадцатого. Теперь не только Гоша шёл с посохом, но почти все нашли себе подходящие палки. Вожатые насмешливо наблюдали за ними, но, к их чести, подкалывать и называть стариками не стали. Дорога казалась им бесконечной, солнце нещадно пекло, пот буквально ручьями стекал по лицу.

— Когда будет привал? — первой начала ныть Маргарита. — От этого дурацкого похода у меня будут мозоли.

— Сейчас выйдем на поляну и передохнём, — пообещал Олег.

— А мы точно завтра вернёмся на базу? — видимо прикинув расстояние, скептически спросил Гоша.

— Будем ещё до ужина, — уверенно отозвалась сзади Ира.

Через полчаса они, наконец-то, вышли на прогалину. Ребята облегчённо вздохнули, скинув с себя рюкзаки.

— Так, сейчас обедаем и дальше идём налегке, — развязывая свой рюкзак, распорядился Олег.

— Это как? А вещи? — подозрительно уставился на вожатого Петька.

— Я вас здесь подожду, — пояснила Ира, забирая у Егора казаны. — Если кто устал, может остаться и помочь мне с палатками.

Костровище, как и на предыдущей стоянке, было сложено из камней; вокруг образовывали почти правильный шестиугольник лежащие для сидения брёвна; небольшая кучка хвороста лежала в стороне. Ира на этот раз сама занялась розжигом костра, Олег отправился куда-то за водой.

— Я остаюсь, — на предложение вожатой заявила Марго.

— Я тоже, — массируя себе отдавленные лямками плечи, произнесла Ольга.

— Тогда и я, — Кирилл подошёл к своей девушке и стал нежно и бережно сам делать ей массаж.

Сергей поймал себя на непрошеной мысли, что завидует старшему товарищу. До этого лета он как-то не задумывался о своих симпатиях к противоположному полу. Его блуждающий взгляд наткнулся на Лиду и парень поспешил отвести его. Он почувствовал, что щёки предательски вспыхнули. Да, если в кого и влюбляться, то одноклассница подходит как нельзя лучше: умная, любит детей, наверняка будет хорошей хозяйкой и, что самое главное, ещё не занята. Она вообще ни с кем не встречалась, хотя, Серёжа точно это знал, среди их «домашних» одноклассников были те, кто пытался подкатывать к «неприступной принцессе». И она была красива, даже несмотря на преступно-пренебрежительное отношение к собственной внешности.

— Эй, ты чего задумался? Пошли за дровами, — вывел его из раздумья Петя.

После обеда их группа разделилась. Поставив замыкающей Ксюшу, Олег повёл их на какую-то гору за черникой. С собой они взяли только один из котелков, чтобы набрать ягод тем, кто остался ставить палатки и готовить ужин.

Налегке было идти даже приятно, хотя от тропинки давно осталось только название. Олег шёл вперёд по каким-то известным только ему ориентирам. Постепенно, они стали подниматься в гору.

Черничник оказался левее по склону, на довольно открытой площадке. Казалось, кусты сплошным ковром покрывают эту часть горы. Ягод было видимо-невидимо. По крайней мере, Серёже так показалось, ведь он раньше видел чернику лишь на картинке в учебнике биологии. Ребята с восторгом набросились на ягоду, срывая её и засовывая в рот целыми пригоршнями.

— Вкуснотища! — с набитым ртом произнёс Петька, не обращая внимания на попавшие в руку с ягодой листья.

Девочки ели более аккуратно. Ловко срывая по одной спелые ягоды, они с нескрываемым удовольствием смаковали их вкус. Вожатый тем временем, не забывая и про себя, стал собирать чернику в котёл.

Наверно, больше часа они лазали по кустам, пока окончательно не объелись. Сергей даже успел незаметно набить черникой карманы джинсов, пожалев, что не прихватил с собою никакого пакета. Впрочем, не он один: у Петьки тоже карманы странно топорщились и в нижней части пропитались соком раздавленных ягод. Интересно, он отстирается? Серёжа не очень хотел потом выслушивать причитания прачки, да и воспитатели по возвращению, чего доброго, могли наорать за «безнадёжно испорченные вещи».

— Все готовы к обратной дороге? — оживлённо спросил Олег, заметив, что подопечные заскучали.

Никто ему не ответил: все решили, что вопрос риторический. Вожатый, ещё раз весело их оглядев и быстро пересчитав, жестом велел следовать за собой. Серёжа мечтательно подумал о своей кровати на базе и даже пожалел об отсутствии в походе сон-часа: сейчас ему больше всего хотелось развалиться на чём-нибудь мягком и ничего не делать ближайшие час-два, пока его организм переваривает экзотическую для себя пищу. Остальные тоже выглядели уставшими, хотя явно сытыми и довольными. Только Олег был как всегда бодр, и то и дело подгонял их, спускаясь с горы. Удивительно, но ни одна ягодка не упала из его до краёв полного казана.

— Здесь где-то был родник, — подняв указательный палец и тем самым призвав ребят к тишине, прислушался к чему-то Олег.

Все замерли, и Сергей тоже услышал слабое журчание воды совсем близко.

— Ну вот, я же говорил, — пробираясь сквозь заросли можжевельника, довольно заметил вожатый. — Всё время забываю прихватить сюда топор.

Источник бил прямо из земли. Чтобы удобней было им пользоваться, кто-то (уж не Олег ли?) вбил небольшой отрезок трубы. Получился маленький водопад, убегающий дальше ручейком. От воды тянуло прохладой, вокруг росло много папоротника.

— Умываемся, пьём и идём дальше, — скомандовал Олег. — Эй, вас что, манерам не учат? — искренне возмутился он, когда парни первые бросились к роднику.

Немного смутившись, юноши отошли в сторону, пропустив вперёд загордившихся таким вниманием девочек.

Минут через десять они отправились дальше. С волос Серёжи на футболку капала вода: он не только, как и все, безрезультатно пытался отмыть от сока черники руки, но и, желая освежиться, подставил под ледяную воду голову, за что тут же получил нагоняй от вожатого. Зато теперь было нежарко.

Уже достаточно отойдя от родника, подросток вспомнил, что так и не попил, а ведь ещё сколько идти до стоянки! Олег, в отличие от Иры, за их строем не слишком следил и сейчас Егор шёл рядом с вожатым, о чём-то с ним споря; Лида и Ксюша тоже зацепились языками, обсуждая какую-то книгу. Вообще, их одноклассница за эти полторы недели на базе, кажется, неплохо сдружилась с Ксенией. Они с Петькой молча плелись за всеми в конце, чем Серёжа и решил воспользоваться.

— Слушай, Петь, прикрой меня, я вас догоню, — дёрнув товарища за руку, чтобы привлечь его внимание, еле слышно попросил Сергей.

— Окей, только ты быстро, — как само собой разумеющееся, кивнул Петя, не вдаваясь в подробности и ни о чём не спрашивая.

Серёжа, понимая, что времени у него в обрез, был благодарен однокласснику за такое отношение. Убедившись, что другим нет до него дела, он незаметно юркнул в кусты и со всех ног помчался к источнику. Не найдя его сразу, мальчик запереживал, но на удачу вышел на заросли папоротника и заметил среди травы отблеск знакомого ручейка. Пройдя немного вверх по течения, он вышел к утоптанной ими площадке у трубы. Вдоволь напившись, Серёжа пошёл той тропой, что вывел их отсюда Олег: по свеже-примятой траве ориентироваться было довольно просто. Но вот он вышел из можжевельника и неуверенно огляделся. Из-за ковра хвои, трава здесь почти не росла, земля была сухая, так что определить, куда двигаться дальше, было проблематично. Подавив в душе зарождающуюся панику, подросток заставил себя глубоко вздохнуть. Они шли от горы, а вон и сломанная ветка. Обрадованный призрачным «следом», он побежал догонять свою группу.

***

Серёжу знобило, но не от холода, да и вряд ли это было признаком начинающейся простуды. Он уже давно перешёл на шаг и запоздало понял, что сглупил, поспешив покинуть родник. Теперь он абсолютно не знал, где находится, да и признаков, что здесь проходили ребята, никаких не было. Может, ту ветку сломал лось или медведь…

Когда он осознал свою ошибку, то попытался поискать какую-нибудь тропу, и от этого окончательно заблудился. Теперь даже к роднику, где его бы точно рано или поздно нашли, вернуться можно было разве что чудом. Не зная, как быть, Серёжа бездумно шёл вперёд, всё дальше и дальше уходя в бескрайнюю тайгу.

«Спокойно, — уговаривал он себя, — надо только найти реку или линию электропередач»

Однако ни того, ни другого в округе и близко не наблюдалось. Подросток уже выбился из сил, но всё равно заставлял себя идти.

— Ау! — охрипшим голосом, в очередной раз прокричал он в сложенные рупором руки. — Помогите! Хоть кто-нибудь, — безнадёжно прошептал он в пространство.

Вспомнив о припасённой чернике, Серёжа стал без всякого удовольствия её поедать, обдумывая своё безнадёжное положение.

«Главное — не паниковать, главное — не паниковать… — повторял мальчик, лихорадочно соображая. — Сейчас лето, значит, от холода я не умру. Меня обязательно будут искать, надо только найти воду и ждать. Всего-то пару дней, а, может, и меньше»

Но даже такая перспектива его не радовала. Он устал, проголодался и, похоже, основательно сгорел. Последнее было обидней всего, ведь он почти всю дорогу шёл под сенью леса, но плечи побаливали и, осторожно проведя по коже, мальчик почувствовал жар. Или это у него от переживаний температура повысилась? Хотя нет, лоб холодный…

Поняв, что из этой передряги так просто не выбраться, Серёжа пожалел, что рядом нет Васи. Тот всегда мог найти выход, насколько бы скверной ситуация не казалась. Но друга рядом не было, а мысль, что за это всё его ещё по возвращении накажут, окончательно портила и без того мрачное настроение.

На лес опускались сумерки. Серёжа уже никуда не шёл, а просто сидел на тёплой земле, прислонившись спиной к чахлой берёзе и жуя листья с отломанной ветки. Он понимал, что необходимо срочно решать что-то с ночёвкой, но мыслей в голове не было. Никаких. Всё перекрывала завладевшая им апатия. Он знал по книжкам, что лучше всего забраться на дерево и, обвязав себя бечёвкой, заночевать там, но верёвки у него нет. И ножа нет. И спичек. Всё столь необходимое для выживания находится в лагере, а он понятия не имеет даже в какой стороне света искать. Север-то по мху или муравейнику определить не сложно, но что толку-то?

Постепенно свежело и становилось зябко. Заметив стелящийся по траве туман, Серёжа приободрился. По логике, раз появился туман, то не так далеко должна быть вода. Заставив себя встать, подросток огляделся, чтобы понять, где туман более плотный и, решившись, направился в ту сторону в поисках источника или водоёма.

Обо что-то споткнувшись, юноша не удержался и распластался по влажной от росы земле. Правая нога отозвалась болью. Похоже, он её подвернул. Серёжа попытался встать, но ногу прострелило такой болью, что даже дыхание перехватило. Поняв, что дальше идти он сможет только ползком, подросток свернулся калачиком, стараясь не тревожить повреждённую ногу. Усталость дня навалила с ужасающей силой, безумно хотелось спать. Разум слабо сопротивлялся, но изнеможение взяло своё, и вскоре Серёжа забылся тревожным сном.

Лежащего на остывшей земле обессиленного и травмированного подростка начинало лихорадить, лоб покрыла испарина, сон больше походил на забытье, челюсти были сжаты и временами из побледневших губ раздавался мучительный стон.

Ночные шорохи окружили его. Сквозь сон Серёжа слышал страшные звуки, казалось, обступивших его со всех сторон чудищ. Обычный крик совы рождал в воспалённом сознании жуткие образы потусторонних существ. Его объяло ощущение, что они зовут его, манят. И, сквозь весь этот кошмар, мальчик услышал неожиданно близкие голоса.

— Он должен быть где-то тут, — раздался в десятке метров от него встревоженный голос.

— Ты точно помнишь, брат? — спросил второй.

С усилием вырвавшись из кошмара и еле разлепив глаза, Сергей закричал:

— Помогите! Я здесь!

Однако из его уст раздался лишь шёпот. Такой слабый, что не были никакой надежды, что его услышат. А потом измученного подростка опять накрыла спасительная тьма.

Очнулся Сергей в какой-то убогой комнате, на обычной соломенной подстилке. В комнатушке, кроме «кровати», стоял грубо сколоченный табурет, и всё. Даже лампочки на потолке не было, слабый свет пробивался лишь сквозь чуть приоткрытые ставни. Если бы не отсутствие решёток на единственном узком окне, он бы подумал, что оказался в средневековой тюремной камере. Стекла в окне не было тоже и оно больше походило на дырку в стене. Правда, слишком маленькую, чтобы сбежать таким способом. На полу стояла кадка с водой. Дотянувшись, Сергей немного отпил из неё, чувствуя отдавшуюся в затылке головную боль.

Прислушавшись к своим ощущением, он понял, что нога его пока не беспокоит, но во всём теле была какая-то слабость, и он даже не был уверен, сможет ли без посторонней помощи встать.

За дверью послышались шаги, и, прежде, чем мальчик сообразил, что хорошо бы притвориться спящим, чтобы побольше узнать о своих спасителях, в комнату вошёл древний старец в выцветшей рясе и чёрной шапочке. Приветливо и тепло улыбнувшись, старик опустился на пол, не обратив и внимания на табурет.

— Я долго здесь? — осипшим голосом прохрипел Серёжа.

— Поди, второй день минул, — неопределённо пожал плечами монах. — Отец Георгий места себе не находит, всё переживает, что поздно отправился на поиски.

— Как он узнал? — почти шёпотом спросил парень, поморщившись от неприятного першения в горле.

— Бог указал, — совсем просто и, как показалось мальчику, очень наивно ответил старик. — А ты отдыхай. Наберёшься сил, мы тебя к твоим проводим. Ты же не деревенский?

Подросток лишь отрицательно помотал головой, не в силах ответить. Он, мягко говоря, находился в лёгком шоке от всего происходящего и, в частности, от сидящего рядом монаха.

— Ну вот и хорошо. Меня можешь звать отцом Никитой. Я к тебе чуть позже ещё загляну. Теперь выпей это, — порывшись в рясе, он извлёк из кармана фляжку с какой-то жидкостью. — Отец Симеон приготовил, — с теплотой пояснил старец, — он в травах лучше всех нас разбирается.

— Что это? — не рискуя пить, посмотрел Серёжа в удивительно молодые синие глаза монаха.

— Обыкновенный отвар, он придаст тебе сил, — терпеливо разъяснил старик. — К вечеру слабость пройдёт. А вот нога…

— Перелом? — в ужасе перебил Сергей отца Никиту, заметив, как опечалился старец.

— Нет, что ты, — искренне разубедил его батюшка. — Всего лишь вывих. Отец Фаддей с отцом Георгием вовремя тебя нашли и вправили сустав. Отец Фаддей тебя навестит после службы. В миру он был врачом, так что не волнуйся, скоро поправишься.

«Хотелось бы» — мысленно подумал Серёжа, но вслух сказал:

— Меня, наверное, уже ищут. У вас нет… гм… военного телефона или рации? Вообще, как-нибудь можно связаться с базой?

— К сожалению, нет, — расстроенно развёл руками старик. — Мы дали обет не иметь никаких связей с внешним миром. В гостях у нас бывают только те, кого к нам посылает сам Господь. Как ты, например.

— А вы хоть знаете, где находится лагерь? — совсем поник мальчик.

— Да, конечно, — лучезарно заулыбался отец Никита. — Всего в дне пути. Там, чуть выше по реке, старый скит отца Трифона, Царствие ему Небесное, — перекрестился старик, мельком взглянув в угол, где оказалось не замеченное Сергеем потемневшее от времени Распятие. — Не волнуйся, как только отец Фаддей решит, что ты выдержишь дорогу, отец Георгий тебя проводит. А пока ни о чём не переживай.

Наверно, снадобье отца Симеона имело снотворный эффект. Серёжа совершенно не помнил, как отрубился: вроде только что разговаривал с отцом Никитой, а вот он опять в комнате один, и лишь за окном занимается вечерняя зорька. Ногу фиксировала свежая повязка, на пододвинутом табурете стояла миска не то с супом, не то с кашей.

***

Долго скучать мальчику не пришлось. Закончив с ужином (а проголодался он изрядно), Серёжа услышал раздающиеся приглушённые голоса и чьи-то шаги. Через минуту в комнату вошли два старых монаха, одного из них подросток уже знал.

— Очнулся-таки! — радостно, будто знал его сто лет и не видел, как минимум, столько же, воскликнул незнакомый старик и, к ужасу и недоумению парня, крепко обнял его, всё также светло и восторженно улыбаясь. — Ну и напугал же ты нас, сынок!

— Кто вы? — только и смог выдавить сконфуженный мальчик, поудобней усевшись и облокотившись о стену.

— Зови отцом Георгием, — добродушно представился старец, не переставая с живым интересом его изучать.

Глаза мальчика расширились: выходит, это тот самый монах, который каким-то образом узнал, где его искать и, в прямом смысле, спас от смерти!

Полный жизнью отец Георгий был сухоньким старичком среднего роста, с щупленькой бородкой и густыми бровями. Однако, как и у отца Никиты, серые глаза его были на удивление молоды, а взгляд из-под бровей хоть и казался каким-то печальным, но был цепким и проницательным, как у директрисы. А ещё лучился невероятной добротой и любовью.

— Я Сергей, — ответил необыкновенному старцу мальчик.

— Знаю, — кивнул отец Георгий.

Серёжа ошарашенно уставился на него. Он точно помнил, что не произносил отцу Никите своего имени, или, может быть, он случайно произнёс его в бреду?

— Твоего небесного покровителя я и видел, когда Господь показал место, где тебя искать, — будто это что-либо объясняло, сказал отец Георгий.

— Какого покровителя? — осторожно уточнил Серёжа, опасливо косясь на старика.

— Как какого? Сергия Радонежского, конечно!

«Приплыли» — меланхолично пронеслось в голове подростка.

— Не удивляйся, сынок, — по-отечески ласково улыбнулся отец Никита. — Поживёшь с нами недельку, ещё не такое услышишь. Господь-то никого из своих чад не забывает, просто в миру не всегда люди это помнят, и действия Промысла списывают на совпадения да случайности. Иное дело в монастыре…

Старец загадочно замолчал, его лицо стало на миг отрешённым. Серёже даже на мгновение показалось, что оно светится, но через секунду наваждение развеялось. Перед ним сидел всё тот же древний, но совершенно обыкновенный, старик в монашеской рясе.

— Как «недельку»? — опомнился мальчик, когда до него дошли слова старика.

— На всё воля Божья, — беспомощно развёл руками отец Никита. — Отец Фаддей говорит, что ближайшие пять дней ногу лучше не перенапрягать.

— Прости, но мы не успели найти тебя раньше, — чуть виновато добавил отец Георгий. — Видать, сам Господь захотел, чтобы ты у нас задержался подольше.

— Но вы ведь не знали, что я споткнусь, — растерянно и с непониманием смотрел Серёжа на своего спасителя.

— Знал, — тихо и с истинным покаянием ответил ему старик.

Серёжа в ступоре переводил взгляд с одного на другого с чётким ощущением, что его сейчас пытаются разыграть. Ну не может человек заранее знать будущее, тем более настолько подробно. Но, похоже, отец Георгий говорил правду, и это ещё больше озадачило мальчика.

***

Отец Фаддей оказался крепко сложенным сгорбленным от времени и совершенно лысым стариком. Его шикарную белоснежную бороду, казалось, будь она чуть-чуть подлинней, можно было запросто заправить за пояс. Сильные по-стариковски жилистые руки осторожно сняли повязку и ощупали травмированную ногу юного гостя.

— Так, отёк полностью спал, — удовлетворённо констатировал старец.

— Я… могу встать? — неуверенно спросил Серёжа строгого на вид старика.

— Зачем? — искренне удивился монах. — Если что надо, скажи, я принесу.

— Пожалуйста, — стесняясь называть причину, умоляюще попросил парень.

Отец Фаддей недоумённо взглянул на временного подопечного и быстро всё понял. Смущённо покряхтев, он протянул подростку свою клюку:

— Старайся не опираться всем весом на больную ногу, — напутствовал он, когда мальчик нерешительно взял его палку и, чуть покачнувшись, поднялся. — Я тебя тут подожду. Выйдешь на улицу, уборная сразу направо, здесь близко. Да не одевай ты свои обувки, босиком дойдёшь! Завтра отец Никита тебе лапти доделает, в своих чунях ты с ногой ещё долго мучиться будешь.

Не придавая особого значения ворчанию старика, Серёжа всё-таки послушался его совета и отправился в туалет босиком. Вернулся он в приподнятом настроении: нога хоть и ныла, но резкой боли не было. На улице он мельком оглядел территорию монастыря. Окружённый лесом, он действительно мог быть невидим со спутников или даже вертолёта. Небольшое длинное здание, в котором жили монахи и временно обитал он сам, располагалось у самого леса. Больше похожий на избушку храм с полностью деревянным куполом и крестом находился чуть в стороне, и тоже вплотную к деревьям; на открытой прогалине был разбит огород. А вокруг, куда ни глянь, одни горы.

За время его отсутствия, в комнатке-келье появился деревянный тазик. Подросток почувствовал себя очень неловко, когда старик смиренно усадил его на табурет и бережно стал мыть ему после недолгой прогулки ступни. На его невнятные от изумления возражения, монах просто ответил:

— И Христос омывал ноги своим ученикам.

Серёжа замолчал, не найдя, что сказать. По правде говоря, Евангелие он не читал, и знал о Боге лишь то, что рассказывал изредка приходящий в детский дом батюшка. Но много ли запомнишь «из-под палки»?

Мужественно вытерпев эту моральную пытку, парень еле подавил вздох облегчения.

— Сейчас сделаем повязку на ночь, — тем временем продолжал суетиться отец Фаддей. — Если надумаешь на службу прийти, там в углу есть скамейка. Не вздумай стесняться! Мы её делали для нашего покойного настоятеля, отца Игнатия, когда у него ноги совсем отказали. Садись спокойно на эту скамеечку, и ни на кого не обращай внимания: в церковь люди ходят Богу молиться, а не мучиться угрызениями совести.

Слова старика были довольно резки, но Серёже стало как-то не по себе, когда он представил, что такой молодой-здоровый развалится на скамейке, когда все эти немощные старики-монахи будут стоять.

— И думать не смей! — прикрикнул отец Фаддей, будто прочитав его мысли. — Тебе ногу надо беречь, иначе до осени с нами останешься. Почитай, тебя уже обыскались. Нехорошо родных долго неизвестностью мучить.

— Я сирота, — и, неожиданно для самого Сергея, вместо вызова в голосе прозвучала неподдельная горечь.

Парень понуро опустил голову, вспоминая фотографию родителей, что осталась в лагере на дне его сумки. Эх, эти древние монахи научились читать мысли и прозревать будущее, а прошлое человека увидеть не могут…

— У Господа все живы, — отрезал старец.

— Даже если так, то что толку-то? — настроение совсем упало, и мальчик тяжело облокотился о стену, прикрывая глаза. — Рай, ад. Сказочки для доверчивых обывателей. Какое у вас есть доказательство, что души после смерти не расщепляются на миллионы частиц, что человек, как личность, продолжает существовать после «отключения» мозга?

— Я верю в это, — пылко и совсем по-мальчишески откликнулся на вызов старец. — Если у тебя нет сомнений в существовании Господа, то разве могут быть сомнения хоть в одном сказанном Им слове? Любые доказательства и свидетельства будут бессмысленны, если ты их намеренно отрицаешь и не признаёшь. Истинный атеист любые самые явные чудеса и свидетельства Божии спишет на аномалию и постарается поскорее забыть. Сын мой, любые мои слова и даже мой собственный опыт будет бесполезен, если ты сам не захочешь поверить…

— Я не атеист, — буркнул Сергей, невольно перебив монаха.

— Но ещё и не верующий, — улыбнулся отец Фаддей. — Я вижу на тебе Печать Духа Святого.

— Что? — не понял юноша.

— Ты крещён, — мягко улыбнулся ему старец.

Парень выпучил глаза на старика от потрясения: был ли он крещён в детстве, Серёжа не помнил, а единственный человек, который мог знать это наверняка, давно умер.

— У меня нет крестика, — ухватился он за спасительную соломинку.

Фаина Михайловна, наверняка сама человек верующий, позволяла воспитанникам носить нательные кресты, у кого они были.

— Не беда, — ничуть не смутился монах. — У отца Афанасия наверняка в закромах припрятаны несколько нательных крестов. Кажется, мы парочку брали, — уже не совсем уверенно добавил старик.

— А сколько вам лет? — не удержался от вопроса Серёжа.

Старик крепко задумался, будто мальчик спросил его не о возрасте, а как минимум о тайне сотворения мира.

— Я с 18-го года буду, вот и считай, — наконец, выдал монах, возможно не знавший даже, какой теперь год, о чём с запозданием подумал Серёжа. — Отец мой военным доктором был, я с малолетства ему помогал, по гарнизонам мотались. А как шестнадцатый годок пошёл, открыл родителям своё желание уйти в монастырь. То-то беда для мамки с папкой была: хоть они и глубоко верующими людьми были, да куда же им против новой власти! Год их упрашивал, наконец благословили меня. К тому времени в стране добрая половина монастырей уже закрыта была. Благо, папка отца Игнатия знал, того тогда только избрали в наместники. Он меня и принял в послушники, а через год наш монастырь и всю братию разогнали. Я в деревенскую больницу врачом устроился, да только не жилось мне в миру, душа Бога просила. А как на Западе война началась, отец Игнатий меня и призвал. Говорит, про веру народу напомнить надо, Крестный ход собираем. А я-то, дурак, грешным делом думаю: «Какой Крестный ход? Большевики только этого и ждут — всех расстреляют». Но пошёл, решил умереть мученической смертью, раз Господь монахом стать не позволил. А наш настоятель раз, и всю братию в горы. Нас тогда человек пятьдесят набралось, никто назад не ушёл. Меня отец Игнатий уже здесь в монахи постриг, до этого меня Сашкой величали.

«Вот это жизнь, — с уважением подумал Серёжа и, сопоставив даты, мысленно присвистнул, — а дедку-то 96 лет!»

Вскоре отец Фаддей, пожелав ему доброй ночи, ушёл. А Серёжа ещё долго лежал, смотря на принесённую отцом Фадеем догорающую лучину. Он вспоминал всех тех удивительных монахов, настоящих отшельников, с которыми сегодня познакомился. Интересно, как много их здесь? Почувствовав, что усталость берёт своё, Сергей посмотрел на Распятие и впервые в жизни помолился:

«Господи, спасибо за всё» — прошептал он, неумело и неуверенно перекрестившись.

И на мгновение ему показалось, что Господь сейчас рядом: смотрит на него и улыбается. На такой светлой мысли он и уснул.

— Пойдёшь помогать отцу Симеону, на кухню, — рано утром, принеся завтрак и заметив, что юный гость уже не спит, без предисловий, приветствий и каких-либо объяснений велел отец Никита.

— А как же нога? — только и смог слабо возразить Серёжа, протирая заспанные глаза.

— Неужели она отвалится, если ты руками почистишь картошку? — поразился собравшийся было уйти старец.

— Нет, но…

— Вот и отлично. А отец Симеон о тебе там уже позаботится, — бодро ответил старик и, одобряюще улыбнувшись, поспешил прочь, как выяснил потом Сергей, на службу.

Где находится кухня и как выглядит отец Симеон, отец Никита, естественно, уж не сказал. Пожав плечами: «Кто их разберёт, этих монахов?», — Серёжа принялся завтракать. Неспеша закончив трапезу, он увидел лежащую у кровати палку и обувку, похожую внешне на лапти, но значительно выше, чтобы лучше фиксировать ногу, догадался подросток.

Надев их и затянув ремешки, он заметил, что правый сделан чуть жёстче, наверняка с расчётом на его повреждённую ногу. Сделав в мозгу засечку, что надобно непременно поблагодарить отца Никиту за его труд, и взяв вместо посоха палку, Сергей отправился приводить себя в порядок. От отца Фаддея он уже знал, что неподалёку есть освящённый родник, к которому от церкви ведёт тропинка. Найти её оказалось несложно, и вскоре юноша с наслаждением умылся ледяной водой. «Сейчас бы ещё принять душ» — мечтательно думал парень на обратном пути.

Проходя мимо церквушки, Серёжа услышал торжественные голоса: знать, служба ещё не закончилась. От нечего делать, он нерешительно приблизился к дверям избушки, над которыми была вделана небольшая иконка Спасителя.

«Господи помилуй» — сами собой всплыли слова в голове, и парень почувствовал непреодолимое желание перекреститься.

Дивясь происходящему, он робко приоткрыл дверь, заглядывая внутрь. Все батюшки были задействованы в службе. Один, с массивным крестом поверх рясы, воздев руки к небу, нараспев что-то торжественно говорил на полупонятном церковно-славянском языке. Двое батюшек, в одном из которых Серёжа узнал отца Фаддея, стояли рядом. И четверо батюшек, в том числе отец Никита, самозабвенно пели, не обращая внимания, казалось, ни на что.

Захваченный необычным зрелищем, Серёжа так и простоял в дверях до окончания службы. Когда служба закончилась, юноша поражённо признал в главном монахе, который вёл службу и наверняка являлся настоятелем, отца Георгия. А тот, заприметив его, молча подошёл, улыбнулся и перекрестил. «Благословил», как объяснил потом отец Никита.

***

В монастыре действительно было всего семь монахов. Небольшой хор составляли отцы Никита, Симеон, Иона и Климент. Последние двое трудились на огороде и скотном дворе соответственно. Выяснилось, что в монастыре держали коз. Откуда они здесь взялись, Серёжа так и не спросил, но факт оставался фактом: в небольшом сарайчике в лесу, недалеко от источника трудился немощный отец Климент, заботясь о трёх козочках и одном козлике. Как Серёжа потом узнал от отца Симеона, во время постов из жирного козьего молока в монастыре заготавливали масло и сыр.

Второй батюшка, что сослужил сегодня настоятелю отцу Георгию, оказался казначеем обители, самым старым из монахов, отцом Афанасием. Могучего телосложения, высокий и седовласый, он будто бы сошёл с древних икон. Спокойный и кроткий взор его выцветших зелёных глаз создавал впечатление, будто древний старец уже одной ногой в Царствии Божием, хотя, наверняка так оно и было. Он был последним из пришедших когда-то с отцом Игнатием монахов, все остальные дожившие до нашего времени старцы, в том числе и отец Георгий, пострижены и рукоположены в священники были уже в скиту.

— Все мы иеромонахи, — сказал юному гостю отец Афанасий, ведя после службы в свою келью. — Все равны перед Богом и друг другом.

— А как же отец Георгий? — любопытно спросил Серёжа, слабо представляя себе, что значит приставка «иеро».

— Он избран нами настоятелем, благословлён на этот подвиг великим отцом Игнатием, — согласился батюшка, но тут же добавил, — но Хиротония, Рукоположение в епископа, по правилам всегда совершается собором, то есть минимум двумя другими епископами. Отец Георгий сразу сказал, что не дерзнёт принять в монастырь новых насельников. Да, надо сказать, никто к нам за последние лет пятьдесят и не просился, — усмехнулся в бороду старец.

Его келья находилась аккурат напротив общей трапезной. Убрав деревянный засов, он пригласил гостя внутрь.

Комнатка была точно такая же, как и выделенная Сергею, за одним исключением: здесь не было табурета и «кровати», зато стояли друг на друге огромные грубо сколоченные сундуки и закрытые старыми тряпками короба. А в углу у окна располагалась полочка с несколькими иконами и лампадкой.

— Они почти пустые, — обведя взглядом своё богатство, с печалью поведал старик. — Когда-то у меня хранились все излишки братии: запасные подрясники, ткани, что мы с собой взяли, лампадное масло, свечи… Да, давно это было, — тяжело вздохнул он, вмиг превращаясь из величественного старца в опечаленного дряхлого старика. — Да и наш час уже не за горами, но я бы хотел ещё разочек зажечь лампадку. Мне её отец Игнатий подарил, в день Хиротонии, да масло давно у нас закончилось. Чуть-чуть ещё в алтаре припасено, на Пасху.

И он принялся убирать заполненные чем-то короба. Опомнившись, подросток бросился ему помогать. Только потом, освободив крышку нужного сундука, Сергей почувствовал, что на сегодня явно перенапряг ногу: она начала неприятно побаливать.

— Здесь запасы на зиму, — пояснил отец Афанасий, кивнув на с таким трудом снятые короба. — Сушёные ягоды да грибы. Прости: каюсь, забыл про твою ногу.

— Да ничего, — махнул рукой парень, опять ощущая неловкость: ну почему эти монахи такие внимательные?

Старик открыл крышку заветного сундука, содержащего остатки бывших монастырских «сокровищ». Внутри, кроме обычного дачно-огородного инструмента: топорика, широкого рубанка да банки гвоздей, — лежала небольшая шкатулка. Её-то отец Афанасий и вытащил. В ней оказались старые нитки да ржавые иголки. Не успев спросить, зачем старику они сейчас понадобились, Серёжа и сам всё увидел: под подушечкой для иголок в маленьком мешочке оказались три нательных крестика, которые монах и вытряхнул себе на руку.

— Ну, выбирай, — велел отец Афанасий, протягивая крестики мальчику.

Сергей в нерешительности замер. Первый, потемневший и самый невзрачный, был, по ходу, серебряным: почисти, и засверкает не хуже нового. Второй, тёмный и немного позеленевший, — бронзовый. Настоящая дореволюционная реликвия, такие только где-то в книжке он видел. Последний был искусной резьбы деревянный. И как только не истлел за 80 лет? Парень метался в своём выборе: не хотелось выставлять себя перед монахом излишне жадным, но и прогадать он не желал.

— Выбирай по сердцу, — посоветовал старец, терпеливо дожидаясь решения гостя.

— Этот, — решившись, указал Серёжа на бронзовый.

— Ну что ж, быть тебе монахом, — безапелляционно заявил отец Афанасий озадаченному подростку и, взяв нитку потолще, надел крест ошеломлённому гостю на шею. — Смотри, больше не снимай.

— Я никогда и не снимал, — безуспешно стараясь собрать воедино свои мысли, промямлил Сергей.

Немного погодя, Серёжа, наконец, добрался до кухни, где ему предстояло помогать отцу Симеону. Однако кроме добродушного на вид круглолицего батюшки с серой бородкой и седыми волосами, собранными какой-то верёвкой в «конский хвост», здесь же его поджидал и мрачный отец Фаддей. Строго зыркнув на «больного», монах, однако, ничего не сказал, к чему внутренне и даже с каким-то смирением уже приготовился мальчик. Усадив подопечного на табурет, старик ловко расшнуровал ему правый лапоть и, прицыкнув языком, осмотрел немного опухшую ногу.

— Больно? — скорее утверждая, спросил монах.

Серёжа кивнул, не найдя в себе сил соврать. Отец Фаддей лишь вздохнул и попросил отца Симеону подать заранее приготовленный в миске компресс из каких-то трав. Наложив сверху повязку, он велел гостю возвращаться в свою комнату и до вечера не вставать.

— А послушание? — невольно вырвалось у Серёжи.

— На сегодня ты уже своё отбегал, — отрезал грозный монах. — Завтра приступишь.

— Чем же я буду заниматься до самого вечера? — больше для себя проворчал парень, ковыляя из кухни, но, на беду, был услышан.

— У отца Афанасия где-то должно быть Евангелие на русском языке. Он тебе его принесёт. Но с кровати до ужина ни ногой!

Так Серёжа и оказался заперт в своей временной комнате-келье наедине с Евангелием. От нечего делать он действительно стал читать…

***

Вечер наступил слишком уж быстро. Подросток, к своему вящему удивлению, так увлёкся Писанием, что с трудом оторвался, когда отец Никита пришёл звать его на ужин.

— И, как прошло послушание? — будто не зная, чем гость занимался весь день, спросил по дороге в трапезную батюшка.

— Я… меня отец Фаддей… — замялся Серёжа, приостанавливаясь у дверей в обеденный зал. — В общем, я не справился, — выпалил он, отводя взгляд.

Однако старик не стал его упрекать, а, напротив, осторожно приподнял его лицо за подбородок, заставив вновь посмотреть на себя, и добродушно улыбнулся. В проницательных глазах старика было столько тепла, что парень на время даже дышать позабыл.

— Ты правильно сделал, выполнив повеление отца Фаддея. Он твой врач, и его распоряжения для тебя в данной ситуации должны быть важнее всех прочих.

— Если бы я его изначально послушал и сидел в храме на скамейке, он бы не запретил мне помогать отцу Симеону, — признался Серёжа ласковому батюшке и, что куда ценнее, самому себе.

— Я рад, что ты это понимаешь, — ободряюще сжал его плечо старик. — Но Господь попустил это к твоей же пользе. Вижу, Евангелие пришлось тебе по душе.

Сергей лишь кивнул, не в силах выразить того чувства, что переполняло его после чтения Книги. Будто невидимая стена, до этого надёжно закрывающая его от какого-то другого, таинственного и непознанного им мира, начала разрушаться. И ещё в его сердце поселилось упорное, но нелогичное, чувство, будто всё это он когда-то уже знал и даже видел (!).

— Евангелие можешь оставить себе, — вырвал его из размышлений голос отца Никиты. — Отец Афанасий не против. За много лет ты первый, кто читает на русском.

К счастью, отвечать на это странное заявление не пришлось. Перекрестившись, старик открыл двери и пропустил гостя вперёд. За длинным столом собралась вся монастырская братия. Помолившись, монахи чинно принялись за еду, будто вкушали не обычную картошку с малосольными огурцами, а минимум какой-то заморский деликатес. Не имея привычки «хлопать клювом», Сергей в момент смёл всё то, что было на его тарелке. Не шибко наевшись, он был искренне благодарен отцу Симеону, который молча положил гостю добавки.

После ужина монахи, а с ними за компанию и Сергей, опять помолились и незаметно разошлись по своим кельям, взяв у отца Афанасия приготовленные им щепки для лучин.

— А как вы зимой? — не удержавшись, спросил он лично сопровождающего его настоятеля.

— Всё также, — пропуская его в келью, ответил отец Георгий. — Для церковных лампадок используем топлёное масло. Одно время у нас было больше десятка коз, но сейчас братии мало, и мы оставили только трёх. Молока аккурат на наши нужды хватает.

— И куда вы лишних дели?

— Отец Климент отвёл их в деревню. Ночью привязал к воротам для новой братии нашего старого монастыря. Уж не ведаю, когда его восстановили, но эта новость была самая прекрасная за многие годы.

— А почему вы тогда не вернулись? — удивился Сергей.

— Я уже говорил о принесённом нами обете, — с улыбкой произнёс старец. — Бог даст, братия нас отыщет.

— Вы просто собираетесь сидеть здесь и ждать?! — не поверил Серёжа. — Отец Климент же мог оставить записку или карту. Кто вообще, кроме случайно сбившихся с маршрута туристов, которым никто всерьёз и не верит, знает, что вы живы?!

— Бог знает, — просто ответил батюшка.

— А толку? — усмехнулся наивности старика парень.

— Нам этого достаточно, — ничуть не смутился его тоном монах. — Я верю, Он не даст последнему из нас умереть без Причастия.

— Там, вроде, должно использоваться вино, — вспомнил какие-то отрывочные сведения об этом Таинстве Серёжа. — Как вы без него обходитесь? Здесь же нет винограда.

— Да, виноградное было бы идеально, — мечтательно протянул отец Георгий, вспоминая первые времена в скиту, когда у них ещё были несколько бутылок для Таинства. — Но вино можно делать не только из винограда. Мы собираем малину.

— А всё же, если вы останетесь здесь совсем один, неужели вы и в этом случае будете совершать службы, и жить, как сейчас?

— Я буду молиться, — серьёзно ответил батюшка. — Но этого не случится. Ты приведёшь к нам братию.

— Я? — со всем возможным скепсисом изогнул он бровь.

Чудны е всё-таки эти отшельники: один утверждает, что он станет монахом; второй — что приведёт сюда братию из какого-то неизвестного ему деревенского монастыря. Но спорить подросток не стал: хочется людям заблуждаться — их воля, а он всё равно выберет сам свой путь. И явно тот не будет связан с монастырём.

Серёжа накануне заснул мгновенно, но вставать с утра совершенно не хотелось. Впрочем, отец Никита и не настаивал. Проспал парень почти до обеда. Вдоволь выспавшись и совершенно позабыв о повреждённой ноге, Сергей слишком резко вскочил, чуть опять её не подвернув, но, слава Богу, вовремя схватился за стену и устоял. Вспомнив про послушание, парень наскоро привёл себя в порядок и отправился на кухню.

— Я тебя давно поджидаю, — улыбнулся ему отец Симеон, как только Серёжа, вежливо постучав, вошёл в его вотчину.

— Я готов, — полушутя козырнул старцу Сергей.

— Отлично-отлично, но для начала выпей-ка чаю, он придаст тебе сил. Они тебе пригодятся, — подмигнул весёлый старик.

После чая отец Симеон поручил ему ответственейшее дело на кухне — чистку моркови и лука. На обед, как сказал батюшка, будет жареная фасоль. Еду, как выяснилось, летом старик готовил на костре.

— Если затопить печь, и здесь и в кельях будет, как в бане, — пояснил он, когда они вышли с огромным чугунком во двор.

Также выяснилось, что сегодня будет растоплена баня — покосившаяся избушка, рядом с крохотной монастырской пекарней. В последней, как уже знал Серёжа, раз в неделю, аккурат перед воскресеньем, отец Симеон с молитвой выпекал просфорки — маленькие хлебы, которые использовали монахи на воскресном богослужении. Кроме того, в пекарне раз в месяц пекли хлеб и высушивали его на сухари (почему-то отшельники признавали хлеб только в таком виде).

Самым забавным в этой ситуации Сергею показалось то, что отшельники совершенно не ориентируются, какой на дворе год, но с точностью знают, какой месяц и какое число, а также день недели. Когда он, сидя на пне, поделился своими мыслями с батюшкой, тот лишь ответил:

— Мы живём по церковному календарю, годов не считаем. Каждый день недели у нас — особые молитвы, каждая дата — память святого. Здесь спутаться невозможно. А год… что сейчас, что 10 лет назад, что 30… — значения не имеет. Когда Пасху справлять, отец Георгий по лунным циклам считает.

Очередной раз подивившись укладу жизни монахов, Серёжа стал выспрашивать о жизни в скиту. Отец Симеон с удовольствием отвечал, с любовью вспоминая уже ушедших к Господу братий. Неожиданно отвлёкшийся Сергей услышал уже знакомое откуда-то имя. Прислушавшись, он вспомнил, что это тот монах, чей брошенный скит находился недалеко от спортивной базы.

— А почему отец… как его? Трифон, — благодарно кивнул парень, когда старик подсказал ему имя, — ушёл из вашего монастыря?

— Он не уходил, — искренне подивился его словам старец.

— Ну, он же жил отдельно от остальных, — пояснил Сергей ход своих мыслей.

— Так это отец Трифон так заботился о нас, — радостно возвестил отец Симеон, но, заметив недоумение подопечного, добавил: он плёл сети, заготавливал рыбу на всю братию. В субботу мы приходили к нему. У него какой только рыбки не было! И свежая, плавала в бочках; и солёненькая, и вяленная! Да, тогда у нас ещё не закончилась соль, — ностальгически улыбнулся старик. — Отец Трифон оставался на воскресенье в монастыре, исповедовался и причащался, как мы все, а с понедельника отправлялся на новые трудовые подвиги. Почитай, уже лет семь или десять, как я рыбки не пробовал. У нас её, кроме отца Трифона, никто не мастак был ловить.

Теперь ясно, почему старая избушка, даже если её и обнаружили при исследовании местности обитатели базы, не вызвала ни у кого интереса. Кого вообще может привлечь старая, заброшенная лачуга рыбака? Тем более где-то неподалёку расположена целая деревня!

— А ты-то сам не хотел бы завтра исповедаться? — неожиданно спросил отец Симеон.

Сергей хотел было рассмеяться на это предложение, но ему почему-то было совсем не смешно. Не понимая, что с ним происходит (наверняка общение с монахами сказалось), подросток понурил голову.

— Я никогда этого не делал… — наконец, прошептал Серёжа, чувствуя, что краснеет.

— Эка беда, — обрадовался старец. — Все мы когда-то подходили к Исповеди первый раз, — дружелюбно хлопнул он его по плечу.

— Вы не понимаете, — заставив себя посмотреть на монаха, выдавил окончательно растерявшийся и смущённый подросток. — Я такого наделал…

— Неужели человека убил? — округлил глаза собеседник.

— Нет, но…

— Церкви и монастыри разорял? — продолжал допытываться старик.

— Нет…

— Может, над которой девицей надругался?

Парень залился краской, когда до него дошёл смысл последнего вопроса, и вновь отрицательно покачал головой.

— Вот видишь! — лучезарно улыбнулся отец Симеон. — А Господь, по милости Своей, и эти воистину страшные грехи прощает, если человек искренне кается и приходит к Нему. Так неужели твои прегрешения ужаснее этих?

— Вроде бы нет, — немного приободрившись, ответил Серёжа. — Но я не умею каяться, — откровенно признался мальчик.

— Мало кто умеет, — вздохнул старик. — И я не умею.

— Как это? — открыл рот Серёжа на такое совершенно невероятное заявление старца-монаха.

— Вот так, — печально и вполне серьёзно подтвердил отец Симеон. — Лоб бью всю жизнь, а настоящего покаяния не имею.

— А как же тогда?..

Незаконченный вопрос повис в воздухе. Неторопливо помешав содержимое котелка, монах опустился на свой пень и только тогда задумчиво спросил:

— Есть ли у тебя, Се ргий, — намеренно сделал он ударение на первой гласной, — на памяти такие поступки, мысли или слова, за которые тебе было бы стыдно? Может, ты сожалел, что кого-то напрасно обидел; или хотел бы пережить какую-то ситуацию заново и поступить по-другому; или просто знал, что что-то не следовало бы делать, но всё равно делал.

Будто зачарованный Серёжа кивнул.

— Вот это и есть первая ступень покаяния. Когда ещё не осознаёшь, не понимаешь всей тяжести греха перед Богом, но чувствуешь, что согрешил.

— И что же делать? Вспоминать всю свою жизнь? — тихо, почти шёпотом, спросил старца мальчик.

— Зачем всю? Обычно начинают исповедоваться лет с семи: кто раньше, кто позже. Чтобы было легче, я дам тебе уголёк и дощечку. Сможешь вечером записать все грехи, что вспомнишь. Только есть одно условие: ты ничего на исповеди не должен скрывать.

Парень с усилием проглотил вставший в горле ком и затравленно вжал голову в плечи. Заметив его состояние, отец Симеон встал, подошёл к нему и по-отечески обнял.

— Не бойся: отец Георгий тебя не осудит. Он только свидетель твоей исповеди перед Богом. Ты исповедуешься Господу, Он невидимо будет стоять перед тобою, запомни это. Да, Он и так знает все наши грехи, но Он также ждёт от нас этого мужественного поступка. Он — Доктор. Ты же не придёшь к врачу с больной головой и не станешь утверждать, что у тебя болит не голова, а живот. А если и станешь, а потом ещё дерзнёшь выпить лекарство, не заболит ли у тебя от этого ещё и живот? Так и Господь ждёт от нас честного и самоотверженного покаяния. А за отца Георгия не волнуйся. Если ты завтра подойдёшь к нему на Исповедь, он будет на седьмом небе от счастья. Покаяние человека — всегда радость для священника.

Отец Симеон говорил так убеждённо, что Серёжа поверил. Поверил, что сможет преодолеть себя. Вечером после обещанной бани он действительно принялся вспоминать и анализировать всю свою жизнь, начиная с первого дня в детском доме.

***

Воскресная служба отличалась особой торжественностью, но Серёжа, казалось, этого не замечал. После Исповеди, на которой его буквально трясло от стыда и напряжения, он чувствовал такую лёгкость, что и передать нельзя! Будто все проблемы и лишения его нелёгкой жизни вмиг померкли, оставив вокруг только яркие краски и счастливые воспоминания. Блаженная, наверняка глупая со стороны, улыбка блуждала по лицу, в душе были мир и покой. Хотелось радостно прыгать и кричать на весь мир как это здорово получить прощение от самого Бога! Конечно, он верил в Господа, но, наверное, всегда боялся себе в этом признаться. Теперь же ему было хорошо и радостно.

Вот батюшки громовым хором пропели «Отче наш», ещё несколько молитв и возгласов, и на небольшое возвышение из алтаря вышел грациозный и величественный в своём облачении отец Георгий. Опёршись на свою палку и поднявшись со скамейки, на которую отец Фаддей после Исповеди буквально насильно его усадил, юноша подошёл к подозвавшему его жестом отцу Никите. Велев повторять мысленно за ним, настоятель торжественно прочёл короткие молитвы перед Причастием и монахи все, как один, пропустили юного гостя вперёд к Чаше, показав, как необходимо сложить руки.

Серёжа сам не понял, откуда в его груди появился этот странный, неизвестный прежде, трепет. Казалось, всё его естество стремиться отведать Божественных Тайн. Вернулся он в келью задумчивым и умиротворённым, с непреодолимым желанием продолжить чтение Евангелия, чем и занялся. До самого вечера его никто не беспокоил. А после ужина, вспомнив, что находится у отца Симеона на послушании, безропотно помог монаху вымыть посуду.

— Господи, спасибо за всё! — правильно и уверенно перекрестившись, задувая лучину, взглянул он на Распятие.

Даже во сне по спокойному лицу юноши то и дело пробегала улыбка. Подсознательно он знал, что для него теперь начинается новая жизнь. Единственно правильная. В которой нет места старым ошибкам. Взрослая.

Вот так один серьёзный поступок перевернул всю его жизнь. Теперь это был уже не мечущийся в поисках своего пути подросток или растерянный, оставшийся без родных, мальчик-сирота, а уверенный в своих силах юноша, которому, правда, тоже ещё только предстояло определиться в этой непростой и временами жестокой жизни.

Ещё два дня провёл Серёжа в скрытом от мира монастыре. Но что это были за чудесные и воистину благодатные дни! Вставая вместе с монахами, он шёл на службу, потом помогал отцу Симеону приготовить обед. После полуденной трапезы общался с батюшками. Так, отец Климент научил его доить коз, а батюшка Иона устроил экскурсию по огороду и поведал о невероятных свойствах святой воды.

— Ты, когда уходить будешь, непременно набери себе её, — посоветовал старик. — Я запишу тебе краткую молитву, которую необходимо читать утром перед принятием святой воды и просфорки. Запомни, обязательно натощак и только с молитвой!

Отец Иона был щуплым дедком с невероятно морщинистой смуглой кожей. Тёмные глаза из-под нависших бровей видели самую мелкую сорную травинку на его идеально прополотых грядках. Днём его почти наверняка можно было найти на огороде или в зарослях малины и смородины неподалёку.

Отцы Афанасий и Никита после обеда куда-то исчезали. Как сказал ему в предпоследний день отец Климент: заготавливали сено на зиму для коз.

— Совсем недалеко, на склоне горы, — указал монах на ближайшую гору. — Раньше я этим занимался, да теперь стоит взять в руки косу, радикулит одолевает, прям сил нет. Да, старый я стал, совсем расклеился.

Отец Фаддей часто уходил в лес и, как несколько раз видел Серёжа, возвращался с огромными охапками трав, которые потом развешивал на кухне сушиться. Из них с помощью отца Симеона он делал какие-то мази. Крепкий тандем науки и народной медицины здесь был очевиден.

— А что делать без лекарств-то, — поварчивал, накладывая на ночь своему юному пациенту свежую повязку с компрессом из трав, батюшка Фаддей.

Надо сказать, нога Сергея больше не беспокоила, хотя он всё равно старался по возможности беречь её.

Отец Георгий редко покидал свою келью, и всё больше молился.

За эти пару дней жизни в скиту юноша так привязался к отшельникам, что совсем не хотел уходить. Всё чаще стали вспоминаться слова отца Афанасия о том, что ему суждено быть монахом. Серёжа понимал, что Господь сподобил его великой милости: увидеть святую жизнь современных подвижников, прикоснуться к их чистой и самоотверженной вере, не сломленной ни советской властью, ни житейскими трудностями, ни даже временем. Это была совершенно незнакомая ему раньше жизнь…

— Ты ещё вернёшься сюда, и я сам тебя встречу, — обнял его отец Георгий, объявив, что завтра сутра они отправляются в путь.

— Но когда? — уже не сомневаясь, что старец имеет дар прозорливости, лишь грустно спросил юноша.

— Всему своё время, — ушёл от ответа монах. — Запомни: сначала к реке, а потом прямёхонько к третьей горе, не переходя реку. Это тебе пригодится.

— О чём это вы? — стараясь запомнить всё слово в слово, удивился Сергей.

— Господь подскажет, — загадочно улыбнулся батюшка.

В дорогу его снарядили, будто он собирался не к вечеру уже быть на базе, а как минимум плутать по тайге ещё с неделю. Большую часть ноши, невзирая на пылкие возражения юноши, взвалил на свои плечи отец Георгий, и они вдвоём, провожаемые собравшейся на крыльце братией, отправились в скит покойного отца Трифона.

— Не забудь про лампадку, — прощаясь, прошептал отец Афанасий.

Так и не поняв, что тот имеет в виду, парень поспешил вслед за своим провожатым. Уже зайдя за первые деревья, он обернулся, с тоской в последний раз оглядев монастырь и древних монахов.

— Не забывай смотреть под ноги, — вывел его из раздумий отец Георгий, когда они миновали освящённый источник.

— Может, всё-таки я понесу, — кивнул Сергей на берестяной короб за спиной старика.

— Береги лучше ногу, — покачал головой батюшка, — путь нам предстоит долгий.

«А как же вы? Вам ведь ещё и возвращаться» — хотел было возразить Сергей, но передумал. Было неловко нагружать своей поклажей немощного почти столетнего старца, пусть он и выглядел бодрым и полным сил. Однако несколько дней послушничества приучили его не спорить с монахами.

Сам он нёс закрытую тряпкой корзинку с подарками: фляжкой отца Никиты, куда ещё с вечера Серёжа набрал святой воды; Евангелие, отданное ему отцом Афанасием; маленьким мешочком, в который отец Симеон насыпал мелко нарезанных высушенных просвирок; и деревянной баночкой с охлаждающей мазью от отца Фаддея. Да ещё отец Иона набрал ягод ему на дорожку.

Щеголял парень по-прежнему в лаптях и уже заранее с предвкушением представлял лица Егора и Петьки, когда они увидят его. Кроссовки, как впрочем и козий сыр, и травяной сбор для чая, и добрый мешок кедрового ореха и даже связанные отцом Климентом из козьего пуха шерстяные носки, — лежали в коробе, с которым никак не желал расставаться настоятель.

— А почему вы пошли в монастырь? — через какое-то время, устав от молчания, полюбопытствовал у старика юноша.

Отец Георгий на минуту задумался.

— Не было для меня жизни в миру, — наконец, ответил монах. — Батюшка мой приходским священником был. Нас у него было аж восемь голов, и всех обуть и одеть надо. А приходик-то маленький, деревенский. Еле-еле с помощью скотинки да огорода перебивались. Мне только десять исполнилось, я младшенький у папеньки был, как мамку болезнь унесла. Сестёр моих папенька быстро замуж повыдавал, старшие братья ещё при жизни мамки определились: один женился, второй — в монастырь. Один я остался неприкаянный. Вот папка меня и отвёз в соседнюю деревню под крыло к отцу Игнатию, а сам поехал к архиерею, благословение на монашество брать, да по дороге его большевики и повязали. Остался я при монастыре. Другой жизни, почитай, я и не видывал. Ну и слава Господу.

К обеду они вышли к реке, где и устроили привал. Нога от долгой ходьбы уже ощутимо болела, и Серёжа с упоением разулся и вошёл в прохладную воду.

Они, помолившись, перекусили сыром и оказавшимися у отца Георгия сухарями, запив всё это обычной речной водой.

— Горные реки всегда чистые, — наставительно произнёс монах, первым зачерпнув пригоршню воды.

Немного посомневавшись, юноша последовал его примеру.

Старик подождал, пока Серёжа обильно смажет разболевшийся сустав мазью, и они отправились дальше. Вскоре парень увидел и хижину, в которой некогда жил часто поминаемый отшельниками тёплым словом отец Трифон.

— Дальше тебе придётся идти одному, — когда дошли они до избушки, скинул с плеч короб отец Георгий. — Можешь немного отдохнуть, а там иди вниз по течению. Через час выйдешь к своим.

— Спасибо, — искренне поблагодарил настоятеля Сергей.

— И ещё вот что, — порывшись в карманах рясы, старик вытащил на свет небольшую иконку Спасителя. — Когда будет трудно или ты не будешь знать, как поступить, не забывай просить помощи у Него. Это и будет мой тебе наказ и подарок.

Благоговейно приняв иконку, Серёжа прижал её к сердцу и так и остался в ступоре стоять, неловко улыбаясь и не зная, как передать всё то, что переполняло сейчас его душу. Благодарность, счастье, горечь расставания… Однако старец понял его и без слов. Крепко обняв юношу, отец Георгий на прощание ещё раз его благословил и ушёл по одной ему известной дороге.

Ещё долго Серёжа стоял, до конца не веря, что это всё произошло с ним на самом деле. Однако короб и корзинка, стоящие у его ног, безмолвно свидетельствовали о том, что последние дни не были сном. А ещё икона в руках да крестик, надёжно скрытый под футболкой.

Начавшая опять ныть нога вывела его из оцепенения и юноша, с трудом перекинув короб за спину и спрятав иконку в корзину, опираясь на палку, отправился в лагерь, назад к цивилизации.

***

Он уже подходил к воротам базы, когда кто-то из обитателей заметил странно одетого неизвестно откуда взявшегося юношу. Что тут началось!

Естественно, кто-то сразу вспомнил, что неделю назад в походе пропал мальчик из отряда сирот. Тут же были вызваны вожатые, примчался директор базы и начальник поисковой операции, которая не прекращалась до сих пор. Потом прибежала медсестра и, отогнав всех от так и не успевшего сказать ничего путного подростка, стала придирчиво его осматривать. Заметив опухшую ступню, она запричитала и потребовала у руководства немедленно вызвать скорую, не обращая никакого внимания на бурные протесты начальника поисковой группы. А за всем этим безобразием Серёжа увидел родные лица детдомовцев и бледные — Олега и Иры.

Медсестра с успехом выдержала полуторачасовую оборону, и вот Сергей уже едет в карете скорой помощи. В больнице ему сделали рентгеновский снимок, после чего поставили диагноз: «разрыв связок». На расспросы врачей он честно признался, что довольно сильно подвернул в лесу ногу. Узнав, что изначально у пациента был вывих, травматолог ещё раз изучил снимок и подтвердил, что сустав вправлен правильно и, по всей видимости, здесь действовал профессионал. Гипс ему накладывать не стали, но в стационар всё равно положили.

Когда в палату принесли ужин, Серёжа уже спал. Сегодняшний день оказался для него очень выматывающим и в физическом, и в эмоциональном плане.

А в это время на спортивной базе вовсю обсуждали его поразительное возвращение и строили версии одну невероятней другой.

Через два года, окончив школу, воспитанник детского дома Кузнецов Сергей действительно поступил в семинарию. За эти годы его вера только окрепла, он худо-бедно научился понимать церковно-славянский, у него даже появился духовник — священник из находящейся неподалёку от детского дома церкви, который и дал благословение на поступление духовного чада в семинарию. По личному распоряжению Фаины Михайловны, юноша беспрепятственно посещал вечерние службы и в воскресенье его отпускали на Литургию.

В детском доме многое изменилось. Социальные сироты перестали быть изгоями, бывшая банда старших отказников была уличена в вымогательстве и теперь Андрей, Дима и Женя имели условные сроки. Все трое сейчас жили в выделенных им комнатах старого общежития, из техникума их, к счастью, не выгнали. Суд послужил им хорошим уроком и, насколько знал Сергей, в сомнительных делах они больше не участвовали.

Егор поступил в Томский научный университет. Стараниями директрисы ему перепала однёшка в новом районе — сокровенная мечта любого отказника. Однако на время учёбы одноклассник собирался жить в общежитии, тем более комнату там ему декан уже обещал.

Петька, чьего отца всё-таки лишили родительских прав, после детдомовского выпускного перебрался, по давнему совету Сергея, в техникумовскую общагу. Что он собирался делать после дипломирования, парень сам не знал. Они с Сергеем по-настоящему сдружились и, приехав на лето после второго курса семинарии, Серёжа сделал товарищу подарок — отдал ключи от своей квартиры.

— А как же ты? — только и смог спросить Пётр.

— Ну, на каникулы буду останавливаться у Васи — он не против, — пожал плечами Сергей.

— Но… — друг так был поражён его поступком, что никак не мог прийти в себя.

— Дарственную оформим на этой неделе, — не обращая внимания на растерянность одноклассника, гнул своё юноша. — Если что, налог я заплатить помогу.

— А ты? — вновь задал свой вопрос Петя, не отрывая глаз от лежащих на ладони ключей. Это было слишком невероятно в наш век, чтобы оказаться правдой.

— А что я? Закончу семинарию и в монастырь. Зачем мне там квартира? Не волнуйся, не передумаю, — дружески хлопнул он Петра по спине.

— Спасибо, — только и смог вымолвить бывший сосед. Такой дар был для него настоящим благословением: теперь не придётся возвращаться в родительский дом.

Васька вскоре женился. К окончанию Сергеем семинарии, у названного брата родился наследник. Правда Серёжа отказался быть крёстным, прекрасно к тому времени зная, что монаху запрещено быть восприемником. Крёстным стал Петя, благодаря влиянию «подменённого» (как говорили в детском доме про резко изменившегося после лагеря Серёжу) друга, тоже к тому времени вполне воцерковлённый. Как говорил святой батюшка Серафим Саровский: «Спасайся сам, и вокруг тебя тысячи спасутся».

***

После семинарии Сергея отправили в отдалённый монастырь, где в связи с начавшейся реконструкцией тамошнему иконописцу необходим был помощник. К нему-то, отцу Вонифатию, и определили в послушание молодого монаха, постриженного с именем Борис.

Серёжа, а теперь Борис, уже через месяц, сопоставив факты из рассказов духовника об истории монастыря, был абсолютно уверен, что именно здесь когда-то подвизались отец Афанасий, Георгий, Симеон…

Однако отец Вонифатий лишь махнул рукой на его горячие просьбы организовать их поиски.

— Раз пять ходили искать, — продолжая работу, ответил старик. — Да что уж теперь? Восемьдесят лет прошло, они все давно в земле почивают.

— Но я их видел! — не желая так просто сдаваться, чуть ли не вскричал молодой человек. — Семь лет назад. Они спасли меня, когда я заблудился в горах.

Внимательно выслушав рассказ духовного чада, отец Вонифатий лишь покачал головой: мало ли какие видения Господь для спасения души человеческой посылает. Однако к настоятелю всё же отправился и, к своему немалому удивлению, получил для своего подмастерья благословение на экспедицию. На его невольное замечание о том, что всем тогдашним монахам должно быть больше ста лет, настоятель спокойно напомнил, что в ветхозаветные времена пророки жили и двести лет, и пятьсот, и тысячу.

— Когда это было? — не сдержался на свою голову старый иконописец.

— Господь тот же и вчера, и завтра и через тысячу лет, — грозно сдвинул брови игумен Тихон. — Или ты забыл, брат, что перед Господом всякий глагол возможен?

— И где хочет Господь, там природа бессильна, — тихо закончил отец Вонифатий, принимая волю владыки.

Уже на следующий день была собрана группа из пяти монахов, включая молодого отца Бориса. Помолившись, они собирались отправиться в путь, когда Сергей вдруг вспомнил о лампадном масле. Удивившись его просьбе, благословляющий их на дорогу отец Тихон велел какому-то послушнику (Серёжа ещё не запомнил всех по именам, да и на своё новое имя не всегда откликался) принести из монастырских запасов бутылку.

— И вино, — тут же прибавил Борис.

Кивком веля замешкавшемуся далеко не молодому послушнику исполнить и это повеление, настоятель задумчиво взглянул на недавнего семинариста. «На всё воля Божия» — пронеслось в голове у владыки, и он, к изумлению своей братии, ни о чём не стал спрашивать.

Как из деревни дойти до скита, Серёжа не представлял. Но, выйдя за монастырские ворота, живо вспомнил слова отца Георгия о реке и третьей горе. Уверенно он повёл братию не в лес, как все рассчитывали, а к мосту через реку, вверх по течению которой они и пошли.

Предвкушая встречу с отшельниками, Борис не ведал усталости, что нельзя было сказать об остальных членах поискового отряда. Показались горы, но непривычные к далёким кроссам монахи, поняв, что теперь им предстоит ещё и пробираться сквозь бурелом, потребовали привала. Немного передохнув, двое батюшек уже почтенного возраста стали уговаривать своего молодого предводителя вернуться назад.

— Но владыка ведь благословил. Мы не можем вернуться ни с чем, — искренне поразился их просьбам Сергей.

— Есть множество свидетельств, когда святые являлись во вполне материальном обличье, — в ответ стал рассуждать дьякон Наум.

Старики тут же поддержали его, надеясь вразумить отца Бориса.

— Мы можем пойти вдвоём, — шепнул ему на ухо недавний послушник, постриженный всего несколько дней назад с именем Игорь.

Сергей покачал головой, прекрасно понимая, что если отшельники откажутся с ними идти, то их свидетельств не хватит, чтобы убедить остальную братию. Необходимо было, чтобы все члены отряда увидели скит.

— У меня есть одно доказательство, — решившись, Борис вытащил за верёвочку свой бронзовый крестик.

Монахи один за другим придирчиво осмотрели реликвию. С видимым сожалением один из стариков признал, что именно такие кресты были распространены до революции. Несколько крестиков, каким-то чудом найденных при восстановлении монастыря, даже находилось в крохотном монастырском музее. Приободрившись подобным свидетельством, монахи отправились дальше. К вечеру они почти достигли гор. Однако дальше идти старики категорически отказались, несмотря на все уговоры и просьбы Сергея.

Поняв, что проиграл, молодой монах с тоской посмотрел на звёзды. Большинством голосов было решено заночевать в лесу, а с рассветом двинуться в обратный путь.

Этой ночью Борис почти не спал. Укрепив на подходящем пне, неподалёку от наспех сооружённого шалаша, подаренную когда-то отцом Георгием иконку Спасителя, он долгие часы молился, чтобы Господь помог ему переубедить братию.

Наутро монахи еле его разбудили. Когда они, как и положено, помолились и перекусили взятыми с собой сухарями, Борис в последний раз взглянул на гору и, замерев, не поверил своим глазам. Пробираясь сквозь росшие у подножия кусты, опираясь на палочку, к ним со всех сил спешил седовласый старец, в котором молодой человек тут же узнал отца Георгия.

Заметив, что их предводитель замешкался, монахи хотели было его поторопить, но, к своему изумлению, тоже увидели неизвестно как их нашедшего старика.

Очнувшись, Борис бросился навстречу отшельнику.

— Я же обещал тебя встретить, — братски расцеловав его в обе щёки, тепло улыбнулся старец.

— Я не справился…

— Ты всё сделал правильно, — по-отечески сжав его плечо, отец Георгий отправился к остальным. — Возлюбленная моя братия, мы так вас ждали!

Его искренность и неподдельная радость смутили монахов. И только отец Игорь, весело подмигнув Сергею, был безмятежен. Он видел ночью, как отец Борис пылко и от всего сердца молился, стоя на коленях перед иконой. И Господь услышал его.

Через несколько часов, сопровождаемые настоятелем, они вышли к скиту. Их торжественно и радушно встречала немногочисленная братия. Они так обрадовались принесённым дарам и с такой любовью отнеслись к пришедшим, что больше всех ворчавший отец Роман забыл все трудности проделанного пути и с интересом расспрашивал отца Симеона о жизни в скиту.

Вечером, наливая масло в лампадку в келье отца Афанасия и поджигая фитиль, Сергей не смог сдержать слёз: батюшка буквально полгода не дожил до исполнения своей заветной мечты, отойдя к Господу на сто одиннадцатом году жизни. Не было здесь уже и доброго и заботливого отца Никиты, который почил на три года раньше… И отца Климента…

Бесшумно зашедший в келью отец Симеон, будто поняв его мысли (хотя раньше за ним такого не наблюдалось), молча обнял его за плечи и утешающе проговорил:

— Все мы хотели дожить до этого дня, но не всех сподобил Господь. Думаю, отец Афанасий сейчас у Престола Божьего счастлив, как и вся наша братия. Не сомневайся, он видит, что ты не забыл о его просьбе.

— Я знаю, — сквозь слёзы улыбнулся Борис.

***

Скит возродился. Узнав, какое духовное сокровище спрятано в горах, игумен монастыря отец Тихон послал часть братии в скит, помогать старцам в быту и для наставления в духовной жизни. Довольно быстро появилась тропа, а потом была вырублена настоящая просека к монастырю. Паломников к отшельникам не допускали, хотя слухи о «живых святых» в мгновение ока распространились среди прихожан, и со всей епархии в деревню съезжались желающие увидеть отшельников.

Прожили старцы недолго. Последним, через пять лет после прихода новой братии, отошёл ко Господу отец Фаддей. Как в жизни больше не врачом был, а воином, так и в смерти остался верен себе. Никому не говорил об одолевавших его недугах, не смущал своими немощами. И только в день смерти коротко сказал Сергею, который, после работ по затянувшейся реконструкции деревенского монастыря, на время приехал в скит, что сегодня умрёт. Так оно и вышло. Причастившись на Литургии Христовых Тайн, батюшка по обыкновению отправился в свою келью. Вечером его нашли уже остывшего, прижимающего к груди самодельные чётки.

Вскоре отца Бориса перевели в другой монастырь.

Через двадцать лет и он отправился вслед за спасшими его когда-то и приютившими в скиту отшельниками. Ему не было ещё и пятидесяти, но он прожил невероятно яркую и захватывающую жизнь, наполненную познанием Бога и его великого Промысла. Его нашли в мастерской, где он успел закончить список со стариной иконы Божьей Матери. Приехавшие врачи так и не смогли установить причину смерти: по всем признакам покойник был абсолютно здоров. Да он и не был похож на покойника: его умиротворённое лицо будто светилось, на губах застыла улыбка, словно он видел прекрасный сон, а пальцы правой руки были сложены так, будто он только что перекрестился или собирался это сделать. Это был день памяти преподобного Сергия Радонежского.