Москва, словно отважный герой, врывается на сцену в последний миг, когда все уже, казалось, погибло – и святую Русь вот-вот раздерут на части жестокие и безжалостные хищники. «Москва. как много в этом звуке для сердца русского слилось! Как много в нем отозвалось!» Эта фраза А.С. Пушкина из «Евгения Онегина», пожалуй, как нельзя лучше отражает наше отношение к столице. Но прежде чем говорить о роли Москвы, давайте взглянем на состояние общерусских земель. А было оно незавидным. Близкие по крови, языку, духу и вере люди оказывались в положении злейших врагов. Гибель и разруху несли свои же, которые порой действовали с большей жестокостью, свирепостью, бессердечием, чем половцы, печенеги, татаромонголы, немцы, поляки, венгры, литовцы. Похоже, тот период междоусобиц и породил в умах представление о наших людях как о прирожденных «антигосударственниках». Вдобавок ко всему и церковь объявляли виновной в грехах, давая ей нелестную характеристику («явление безгосударственного духа»). Отсюда, мол, враждебность и слепая наша покорность «в делах государственных», хотя именно для Руси характерен удивительно цельный симбиоз государственной власти и церкви. Немало их, служителей церкви, верой и правдой служили Господу нашему и Отечеству. В произведениях и проповедях они отстаивали интересы великокняжеской, а затем и царской власти и тем самым как бы возвышали государство над церковью, ставя его на первое место. Все русские мыслители не отделяли государства от церкви и церкви от государства, не разделяли их функций, как это делали визан-тийско-западноевропейские идеологи, отводя государству светские дела, а церкви – религиозные. В этом как сила, так и слабость Русской церкви, ибо при сильном и умном государе ее мощь и энергия стократ возрастают, а при слабом, ничтожном царе или князе ее роль становится просто незавидной.

Н.А. Бердяев

Однако, неужто в самом деле мы лишь того и желали, чтобы уничтожить государство или обойтись без его участия?! Неужто русский народ покорен и пассивен?! Скажем, философ Н. Бердяев заявлял: «Россия – земля покорная, женственная. Пассивная, рецептивная женственность в отношении к государственной власти – так характерна для русского народа и для русской истории. Нет пределов смиренному терпению многострадального русского народа». История многократно опровергала такого рода ошибочные идеи, и прежде всего в отношении нашего великого народа. Это русский-то народ «не хочет быть мужественным строителем»?! Да нет ничего, что отстояло бы дальше от сей «истины». Русские – народ-строитель, каких еще свет не видывал! Терпение же нашего великого народа может показаться действительно бесконечным, но горе тем, кто им злоупотребит. Бердяев вновь вернется к идее, упорно повторяя: «Русский народ не может создать серединного гуманистического царства, он не хочет правового государства в европейском смысле слова. Это – аполитический народ по строению своего духа, он устремлен к концу истории, к осуществлению Царства Божьего. Он хочет или Царства Божьего, братства во Христе, или товарищества в антихристе, царства князя мира сего». Дело в ином: Христос может стать орудием гнева народа.

М.В. Довнар-Запольский

А может быть, то и другое?! Ведь именно русский народ и создал «срединное царство», хотя вопросы гуманизма и правовой культуры не могли реализоваться в тех условиях в полной мере. Это было бы столь же странно, как и чтение морали стае хищников. Надо учесть, что географическое положение Москвы и Вла-димиро-Суздальской Руси было куда менее благоприятным, чем, скажем, того же

Киева или Новгорода: не случайно именно эти города стали первыми столицами Древней Руси, а вовсе не Москва, Ростов, Владимир, Тверь и Суздаль. На преимущество положения Киева, стоявшего на полноводном Днепре, или Новгорода, лежащего на Волхове, в сравнении с Москвой, не имевшей столь явно выраженных благословенных условий для торговли и существования, обратил внимание историк М.В. Довнар-Запольский. Последователь С.М. Соловьева и В.О. Ключевского, читая лекции в университете св. Владимира и Киевском коммерческом институте (1911–1914), он подчеркивал, что главную роль в истории народов играет географический фактор, и делал особые акценты на геосоциологических моментах. Говоря о сходствах и различиях между Россией и Западной Европой, он особо отметил (для тех, кто привык всегда и во всем следовать в фарватере Европы, это может стать своего рода откровением): «Несколько раз приходилось подчеркивать, – писал М.В. Довнар-Заполь-ский, – отличие экономического состояния Древней Руси от тех форм экономической жизни, которые можно наблюдать в тот же период в Западной Европе. Это различие является не различием законов экономического развития, которые для всех народов должны быть одинаковы. Это развитие хронологическое: Западная Европа позже вступила в те формы экономической жизни, которые на Руси развились значительно раньше. Экономический строй Древней Руси не должен быть поэтому сравниваем (курсив наш) со средневековой Европой в этом отношении. Наша древность, быть может, вернее могла бы быть сравнима с развитием античной древности». Весьма существенны и выводы ученого. Характеризуя древнюю Русь в духе В.О. Ключевского, как «торговый капитализм», он особо подчеркнул то обстоятельство, что сей «капитализм» должен был развиваться в иных условиях: во-первых, на гораздо больших геоэтнических пространствах, во-вторых, в исключительно трудных комбинациях («страна наша велика, но не обильна») и, в-третьих, в ситуации непрерывной и расширяющейся колонизации, с решением задач обустройства колоссальных размеров земель и эволюционной ассимиляции десятков и даже сотен совершенно разных народов, находящихся на различной стадии развития, являющихся приверженцами различных культурных привычек, обычаев и религиозных убеждений.

Иерусалим на Московской земле

Воздвигнуть «новый Иерусалим» на столь огромной территории – задача исключительно сложная. Отсюда и «психическая конструкция великорусского племени», и его жизненно-ценностные установки и привычки, и даже характер его общественно-политического устройства (что читается между строк). Прослеживая направления колонизации, Довнар-Заполь-ский задавался важным вопросом: почему древний славянин шел от плодородных земель юга к неплодородным севера и северо-востока? Он полагал: «Только торговыми целями и можно уяснить себе причину колонизации страны, совсем не наделенной природой или плохо наделенной для земледельческих целей, движение от чернозема и благодатного климата в климат суровый, с суглинком, супеском и подзолом, в болотные дебри. Очевидно, колонист интересовался не земледелием, а промыслами и торгом». Сюда добавлялось и то, что колонисту приходилось вести экстенсивное хозяйство, не имея ни сил, ни времени, ни знаний для интенсивных форм хозяйствования. Но дело не только в этом и не столько в этом. Ведь торговые условия были лучше на Днепре и Волхове, чем в Московии. Будучи поляком, автор, надо полагать, выразил отношение и к «русскому типу», заявляя: «Колонизаторы теряли непродуктивно силы в борьбе с природой и людьми, что задерживало их умственное и моральное развитие» (т. е. развитие русских). Чтобы выстоять в тех условиях, ощутив себя этносом, понадобился подвиг, ставший моментом рождения и государства, и народности, и культуры, и воинского духа, позволившего нашим предкам жить и побеждать, ориентируясь, в первую очередь, на самих себя. «Сил у русских людей хватало, потому что это были новые силы, новый запас энергии».

Москва строится…

Потому и история шла именно в этом, а не в другом направлении. Можно сказать, что именно сдвиг на север, в более суровые условия, «с убогой природой», где главным лицом становился не только город, но крестьянин и деревня, и сослужил великую службу Руси. Движение было подготовлено экономическими причинами. Образно говоря, тогда ведь деревня, т. е. крестьянин, победила город. М.Н. Покровский писал, что «падение городского права и торжество деревенского» на столетия определило «политическое лицо будущей «Северной монархии». В основе тех перемен лежат материальные причины: истощение земли хищническими приемами хозяйствования, безжалостное отношение князя к народу, передвижение мировых торговых путей с наезженных старых дорог. Все это и привело к возвышению Москвы. И, кроме того, Москва усвоила и закрепила за собой главную идею – «ответа за всю Русскую землю». Унаследовав идею «земли Русской», причем в более ясной и зрелой форме, нежели то было у Киева и Новгорода, Москва возложила на себя реализацию функций «translatio imperii» (лат. – «перенесения империума», т. е. верховной власти). В глубине Среднерусской возвышенности стало складываться то государство, которое сможет вскоре встать на пути агрессоров – монголотатар, немцев, поляков, порой действуя самыми суровыми методами, ибо другие были просто неэффективны. Это не значит, что Москва действовала только силой, деньгами, коварством. Отнюдь. Главное – обращение к разуму и сердцу Руси! Скажем, когда в 1452 г. митрополит Иона направляет послание тверскому епископу Илье, прося у тверского князя содействия в планируемом Москвой походе против татар, совершенно четко прослеживается мысль: что хорошо для порядка, спокойствия среди христиан, будет также «этим обоим правителям великим и всему христианству православному общее благо». В конце XIV в., уже после Куликовской битвы, когда надо было собрать в кулак все силы ради освобождения от ига, москвичи обращаются к Твери, игравшей роль «третьей силы», просят выступить сообща против противников Руси: «А быти нам, брате, на татары, и на литву, и на немци, и на ляхи заодинъ». Но Тверь упорно не желала внимать гласу разума и единения, лелея мечты о великокняжеской короне.

Н.И. Белов. Бортеневская битва. Победа тверской дружины Михаила Ярославича над татарско-московским войском темника Кавдагыя и князя Юрия Даниловича

Пора обратиться к истории появления Москвы. Начало процесса заселения этой территории относят к эпохе неолита. Первая летописная запись о Москве как городе с таким названием относится к 1147 году. У исследователя московской старины И.Е. Забелина читаем: «Приди ко мне, брате, в Москву!..» «Буди, брате, ко мне на Москву!» Таково первое летописное слово о Москве. Приводя известие 1147 г., он рисует перед читателем картину богатой княжеской вотчины, к которой тянулись многие села и деревни, обслуживавшие это недавно возникшее княжеское хозяйство. Первый устроитель Древнесуздальской земли, суздальский князь Юрий Владимирович Долгорукий решается позвать на честный пир дорогого гостя и союзника, северского князя Святослава Ольговича. Обед, устроенный князем-хозяином в честь Святослава и его дружины, о котором сообщает летопись, был «силен». Все это совсем не вяжется с представлениями о маленьком захолустном местечке, где нечем угостить и встретить почетных гостей. И.Е. Забелин пишет: «В этих немногих словах как бы пророчески обозначилась вся история Москвы, истинный смысл и существенный характер ее исторической заслуги. Москва тем и стала сильною и опередила других, что постоянно и неуклонно звала к себе разрозненные русские земли на честный пир народного единства и крепкого государственного союза».

Историк-археолог И.Е. Забелин (1820–1908)

Мир пиром красен. Была ли Москва уже в то время городом или нет, нельзя сказать вполне определенно, но все, скорее, склоняет нас к мысли, что она уже сделалась городом в древнерусском смысле этого слова, т. е. была обнесена укреплениями. Нет и намека на то, что дело происходит в какой-то отдаленной или глухой стране, где опасности подстерегают путников на каждом повороте. На это намекает и рассказ об обильном пиршестве, которым хозяин-князь угощает гостей, подаривших ему пардуса – живого барса или просто барсову шкуру. Впрочем, та запись не совсем точно отражает главное содержание последующей истории, когда не столько пиры, сколько бои ратные приходилось вести князьям московским, рязанским, тверским, новгородским, псковским, ярославским и проч. да еще трудом каторжным всего народа обустраиваться. По данным археологических раскопок, укрепленное поселение на месте современного Московского Кремля существует с конца XI – начала XII вв. В княжение Юрия Долгорукого, около 1156 г., построена была новая, более обширная крепость, разоренная монголами в 1237 г. Но Москва вновь отстраивается, и наконец, во второй половине XIII в. город становится стольным городом Московского княжества… Важность географического положения Москвы, возникшей у трех главных путей, наличие реки, связавшей местность с регионом, и активный приток народа с конца XIII в. предопределили то, что Московия становится «этнографическим центром Великороссии». И здесь свою роль сыграли реки, которые, по словам Л. Мечникова, являются основной причиной зарождения и развития цивилизации, «выражением живого синтеза, всей совокупности физико-географических условий: и климата, и почвы, и рельефа земной поверхности, и геологического строения.». Увы, автор не нашел в своем труде места великим русским рекам, как не находят сегодня места и великому русскому народу иные «интерпретаторы» современной культуры и истории прозападного толка.

В. Лимарев. Каторжный труд народа

Как известно, одним из признаков Рима и Константинополя было основание городов на холмах (Рима – на 12, Константинополя – на 7). Наличие в ландшафте Константинополя 7 холмов, подобных римским, воспринималось настолько важной чертой, что оказалось занесенным во все сказания об основании нового города и даже стало причиной одного из его названий – Седмихолмый. Главными холмами в столицах считались места древних цитаделей: в Риме – Палатин-ский холм, в Константинополе – Акрополь Византия. На этих холмах и располагались комплексы императорских дворцов. В Москве таким холмом стал Боровицкий (Кремлевский) холм. При градостроительном осмыслении Москвы как Третьего Рима в XVI–XVII вв. и стали выявлять в первую очередь «семь холмов». Правда, документов, перечислявших их, нет. М. Ломоносов отмечал: «Москва стоит на многих горах и долинах, по которым возвышенные и униженные стороны и здания многие города представляют, которые в один город соединились… Если принять три горы за один холм, распавшийся на три, то он вместе с другими главными составит семь холмов, по коим и сравнивают Москву с семихолм-ным Римом и Константинополем». О тех же «холмах» говорят и последующие авторы. Так, М.П. Кудрявцев писал: «Подобно Первому и Второму Риму Москва встала «на семи холмах». Прямых документов, перечисляющих эти холмы, нет, отсутствуют в московском рельефе и ясно выраженные холмы, что. подчеркивает чисто символическое уподобление столицы Руси столицам Западной и Восточной Римских империй». Все эти уподобления Риму, как и попытки русских князей, а затем и царей вознести родословную к роду императора Августа следует воспринять, скорее, как апокриф. Они служили одной цели: обосновать и закрепить за тем или иным центром, князем верховный авторитет трудно складывающегося Русского национального государства.

Васнецов А.М. Монастырь в Московской Руси

Именно в этих целях и литературные гении Древней Руси вызывают из глубин истории легендарных героев былого. В выдающемся литературном памятнике «Слово Даниила Заточника» говорится: «Господи, дай же князю нашему Самсо-нову силу и Александрову храбрость, Иосифов разум, Соломонову мудрость.» Московским князьям удалось лучше, чем кому-либо, сочетать в себе все эти качества, наряду с мужеством и отвагой, если брать, конечно же, всю их совокупную деятельность. Так состоялись сначала Московское княжество, а затем и Российская империя. Видное место в истории Руси занимает Юрий Владимирович Долгорукий (1090–1157), сын Владимира Мономаха, основатель столицы нашей родины Москвы. Матерью Юрия была русская княжна незнатного происхождения, а вовсе не англичанка (как порой говорили). В 1096 г. отец передал ему Ростово-Суздальскую землю (когда сыну было всего 6 лет). В помощь наследнику Мономах направил своего образованного слугу – Георгия Симановича, который станет князю не только воспитателем, но верным другом и помощником, будучи тысяцким и фактически являясь управителем Ростово-Суздальской земли. Юрий спокойно оставлял его на «береже-ние» княжества в свое отсутствие. Князь вырос и ходил в походы вместе с грозным Владимиром Мономахом. После побед над половцами Мономах надумал с ними укрепить связи и женил 18-летнего Юрия на половецкой княжне («Аепиной дочке»). Так «половчанка», чье имя затерялось в истории, стала его женой и матерью князя Андрея Боголюбского, что легко угадывается в его внешности. Юрий Долгорукий считается основателем Москвы (1147 г.). В Тверской летописи читаем: «…князь великий Юрий Володимерич заложи Москву на устий же Неглинны, выше реки Яузы». То, что Юрий Долгорукий обосновался в Москве, было лишь частью его обширной деятельности по освоению западных окраин Суздальского княжества. «…Град Переяславль от Клещина перенес и созда больши стараго, и церковь в нем постави камену святаго Спаса». В 1154 г. строится г. Дмитров, названный так в честь Дмитрия-Всеволода, одного из его сыновей, впоследствии получившего известность в истории как Всеволод Большое Гнездо. Цель строительной деятельности Долгорукого: закрепить за собой важные стратегические, торговые пункты. Что же касается прозвища «Долгая Рука», то ему находят разные объяснения. Принято считать, что прозвище дано ему потому, что он тянулся из далекого Суздаля к Киеву, желая получить трон киевский.

Иванов СВ. Суд в Московском государстве

Некоторые говорят, что дело в особенностях анатомии (у него длинные руки). Часто это имя выводят из склада его характера. Историк М. Щербатов считал, что князь Долгорукий мог получить свое прозвище за присущую ему «алчность к приобретению». В пользу сей версии говорит, казалось, и история с боярином Кучкой, владевшим родовым гнездом, расположенным на месте будущей Москвы, где по обеим сторонам реки имелись красивые и богатые села. Юрий Владимирович по какой-то причине повелел «того боляри-на ухватити и смерти предати». Причина, видимо, самая тривиальная – князь пожелал прибрать к рукам полюбившиеся ему поместья («Возлюби села оные»). Самого же владельца поместья лишил жизни, а детей отослал к сыну Андрею. Потом он посоветует сыну жениться на «дщери Кучковой». Немудрено, что и история зарождения Москвы, начавшись с такого трагического, кровавого, злостно-преступного акта, как убиение боярина Кучки и изъятие его законной земли, подвигла некоторых к зловещим аналогиям. Позже, когда Москву будут рассматривать в качестве аналога Третьего Рима, вспомнят историю возникновения Рима Первого – с убийством Рому-лом единокровного брата Рема. В «Повести о начале царствующего великого града Москвы» (XVII в.) кровавая расправа с Кучкой рассматривается в канве «римской истории», как «знамение» будущей кровавой истории «последнего Рима». Как и «первому» – «ветхому» Риму, и «второму» Риму – Константинополю, также точно «и нашему сему, третиему Риму, Московскому государству, зачало бысть не без крове же, но по пролитию же и по заклании кровей многих». Вряд ли «мифологические детали» играли заметную роль в ходе выделения Москвы из других равновеликих и даже более заметных мест, хотя есть и загадка в том, почему город и край далекий, вначале совсем не престижный, называемый часто просто Залесьем, вдруг выдвинулся среди других, гораздо более славных земель и городов. Словно в известной сказке А.С. Пушкина про царевну: Московия – как царевна молодая «все в лесу, не скучно ей у семи богатырей». Тут действительно есть некая тайна.

Суздальская земля

Это была центральная часть великой земли Русской, ибо Ростово-Суздальское княжество занимало земли ряда областей – Московской, Владимирской, Ярославской, Ивановской, Костромской, отчасти Вологодской, Тверской, Нижегородской. Край был весь пронизан водными артериями (80 крупных притоков Оки и Волги соединяли все эти края). Иначе говоря, расположение Москвы было исключительно удобным, во-первых, с точки зрения обретения свободы от всевидящего ока всякого рода посадских, ростовщиков, тиунов, которые на новых местах были вначале малочисленны и не столь свирепы, во-вторых, тут было сподручнее обороняться от врагов (чужих или своих) и, в-третьих, места эти с точки зрения расположения были благоприятны для ведения торговли по всем направлениям – в Западную Европу, на русский Север, Восток и Юг. Главным аспектом многосторонней деятельности Юрия Долгорукого, как уже отмечалось, было строительство. В.Н. Татищев называл его «градостроителем» 10 городов. Князю приписывают строительство Москвы, Юрьева-Польского, Переславль-Залесского, Дмитрова, Костромы. Строительство при нем обрело невиданные масштабы, имея конкретный, определенный – хозяйственный, политический, культурный или оборонный – смысл, а зачастую и несколько. Усилия на этом направлении стали каменной летописью его борьбы с боярством (Н.Н. Воронин). Его сын Андрей создал княжеский дворец в Боголюбове, имевший каменные стены и напоминавший собой крепость. Исследователь деятельности князя А. Яновский писал: «Перед Юрием Долгоруким стояли три важнейшие задачи: во-первых, объединение русских земель, насколько это возможно было в условиях описываемого времени; во-вторых, ограждение Суздальской земли от разлагающих сил феодального сепаратизма; в-третьих, спасение центральной Руси от прямого вооруженного нападения Киева. В сложившейся обстановке эти задачи могли сколько-нибудь удовлетворительно решаться лишь в том случае, если бы центральная власть перешла к суздальскому правящему дому, к дому Долгоруких – сильному, устойчивому, единственно близкому широким кругам народа по политическим устремлениям». И надо сказать, что эти задачи Юрий сумел в целом реализовать, что удавалось не многим. Среди других качеств назовем его упорство, которое и отличает москвичей. Ему трижды приходилось сражаться за великокняжеский престол в Киеве, пока он не занял его в третий раз – и на сей раз уже окончательно. Битва за Киев явилась своего рода conditio sine qua поп (лат. – необходимое условие, без которого не может что-либо существовать). Ведь тогда общепризнанной политической формулой была формула: «Москва – второй Киев, московские князья – потомки киевских князей, наследники их доблестей и земель». В таких словах нашла свое воплощение идея исторической преемственности Московского государства от Киевской Руси, которая выражалась и в русской литературе XIV–XVI вв. «…И возсия ныне стольный и православный град Москва, яко второй Киев», – сказано в «Истории Казанского ханства» (середина XVI в.).

Восстание «черных людей» в Москве в 1382 г.

Можно спорить о личных качествах Долгорукого. Н. Карамзин не очень жалует московского князя. Он пишет о Юрии (Георгии): «Георгий властолюбивый, но беспечный, прозванный Долгоруким, знаменит в нашей Истории гражданским образованием восточного края древней России, в коем он провел все цветущие лета своей жизни. Распространив там Веру Христианскую, сей Князь строил церкви в Суздале, Владимире, на берегах Нерли; умножил число духовных Пастырей, тогда единственных наставников во благонравии, единственных просветителей разума; открыл пути в лесах дремучих; оживил дикие, мертвые пустыни знамениями человеческой деятельности; основал новые селения и города. Но Георгий не имел добродетелей великого отца; не прославил себя в летописи ни одним подвигом великодушия, ни одним действием добросердечия, свойственного Мономахо-ву племени. Скромные летописцы наши редко говорят о злых качествах Государей, усердно хваля добрые; но Георгий, без сомнения, отличался первыми, когда, будучи сыном Князя столь любимого, не умел заслужить любви народной. Мы видели, что он играл святостию клятв и волновал изнуренную внутренними несогласиями Россию для выгод своего честолюбия.» Конечно, и князья в Москве не были людьми какой-то иной породы, тем более людьми с другой планеты. Их не очень-то жаловал простой народ, о чем свидетельствует, скажем, и восстание «черных людей» в Москве в 1382 г. (против митрополита Киприана и бояр). При всем уважении к Н.М. Карамзину мы не должны покорно и слепо следовать за любой его фразой. Если речь вести о честолюбии, то кто ж из великих князей этим не грешил. Не был Юрий особо и щедр. Даниил Заточник, призывая князя щедро раздавать милостыню, давал и варианты подходов: «…Князь щедр – аки река, текуща без брегов сквози дубравы, напающе не токмо человеки, но и звери; а князь скуп – аки река в брезех, а бре-зи камены: нелзи пити, ни коня напоити». Но щедрой дачей милостыни Юрий Долгорукий не выделялся в отличие от отца Владимира Мономаха и своего сына Андрея Боголюбского.

А. Антропов, Н. Штамм, С. Орлов. Памятник Долгорукому в Москве

Что до упреков в том, что князь «умучил» изнуренную враждой и несогласиями Русь, то Юрий «преуспел» в этом не больше, чем Изяслав или другие князья. В романе П. Загребельного «Смерть в Киеве» один из героев так характеризует политику московского князя: «Слыхали мы все о твоем намерении идти на Киев. Пойдем за тобой всюду, потому что любим тебя и верим тебе во всем, храним верность навсегда. Но ежели мыслишь, кня-же, великое владение приобрести в Киеве, то напрасно трудишься, найдешь там, княже, одни лишь опустошенные и разоренные земли, где уже и так мало людей осталось, а потом еще меньше будет. Без людей же земля – ненужная пустыня. Имеешь в своем владении полей и лесов с достатком, а людей и так мало. Вельми мудро поразмыслил ты, когда стал города закладывать и привлекать отовсюду к себе люд. И за то время, пока другие князья войнами опустошили свои земли, к тебе, князю мирному и справедливому, чуя тишину и благоденствие, а также правосудие, шли люди из самого Чернигова да Смоленска, а сколько же тысяч и из-за Днепра и от Волги, и не одни лишь русские люди, но и другие идут под твою руку. И все едино полей и лесов у тебя больше, нежели люду. По той причине советовал бы тебе, княже, не сиротить своих людей, а печься о них тут, когда узришь вскоре плоды сих трудов своих. Когда же людей будешь иметь вдоволь, не нужна тебе вся оная Русь. Ты будешь всем страшен и всеми почитаем. Когда же перестанет быть мир, то земля твоя людьми не умножится, но оскудеет».

A.M. Васнецов. Московский застенок

Эти или подобные им рассуждения, конечно, отступали на задний план перед желанием единолично завладеть «золотым» киевским троном. Поэтому-то и не имели перспектив уговоры князя Вячеслава Владимировича (посредника в споре Изяслава с Юрием за право владения Киевом), который предлагал брату, «Рус-кы деля земля и хрестьян деля», отказаться от притязаний на Киев и удовлетвориться «отчим» Переяславлем и Курском. Не помогли тут и попытки вручить власть над Киевом «дуумвирату» князей. Нисколько не идеализируя Гюрги (Юрия), желавшего сесть в Киеве (на законных основаниях), нельзя не видеть и крайнего авантюризма политики Изяслава Мстис-лавича. Надо помнить, что Изяслав имел тесные родственные связи с рядом правителей Центральной и Восточной Европы (Польши, Венгрии, Чехии). К тому же и сам он был женат на немецкой принцессе из рода Штауфенов. Учитывая то, как складывались и будут еще складываться отношения Руси с Польшей и с Германией, ничего хорошего для Руси из призыва Изяслава такой вот «польско-немецко-венгерской ориентации» не вышло бы, что и подтвердит последующая история.

Князь Изяслав Мстиславович на поле брани

К примеру, венгры (учитывая тот факт, что сестра и брат Изяслава были в браках с представителями венгерской династии) не раз участвовали в войнах Изя-слава и разоряли русские земли. Еще более прочными были польские и немецкие связи Изяслава, поэтому он не стеснялся гнать своих людей на войны в союзе с исконными врагами Руси: в 1147 г. отряды русских из дружины Изяслава участвовали в походе Болеслава IV на пруссов. По сути дела, не кто иной, как киевский князь Изя-слав стал во главе международной рати интервентов, «средневековой Антанты», направленной против Москвы и вообще Центральной Руси, т. е. против сердца будущей России. А. Карпов в «Юрии Долгоруком» пишет: «Так сложилась мощная коалиция восточноевропейских держав, враждебных Юрию, – Венгрия, Польша, Чехия и Волынь, а также Смоленск и Новгород, где княжили брат и сын Изяслава Мстиславича. Получив согласие всех будущих участников похода на Киев – короля Гезы, князей Болеслава,

Мешка и Генриха и чешского князя Владислава, Изяслав Мстиславич отправил к ним новые посольства «с дары вели-кыми и с честью». Он просил сватьев «воссесть на коней»». Союзником Юрия Долгорукого был галицкий князь Владимир-ко. В событиях 1150–1154 гг. удача будет на стороне Изя-слава. Однако истина требует признать: в ходе многолетней борьбы и Юрий Долгорукий потерял поддержку киевлян и населения юга в целом. «С Юрием не можем жить», – говорили они. Тому много причин, в том числе и та, что полководцем Долгорукий был не самым сильным. Сыграли роль и некоторые личные качества, о которых уж говорилось. Как бы там ни было, лишь внезапная смерть Изя-слава Мстиславича и позволит Юрию Долгорукому вновь занять киевский стол в 1154 г. Но и утверждение историка Н.И. Костомарова о том, что Юрий суздальский выражал лишь стремление русских «властвовать в Киеве», не отражает истинного и полного содержания процесса перемен, обозначившихся к тому времени на Руси. Долгорукий выступал как поборник и защитник всей земли Русской, причем не отдельно Новгорода, Киева, Рязани, Москвы или Суздальщины: «…южную политику Юрия Долгорукого и активное в ней участие жителей суздальской земли надо объяснять не психическим складом «великорусской народности», во многом надуманным, а реальными интересами населения Суз-дальщины» (Фроянов). Но ведь и не только одной Суздальщины. Также и сегодня наш «московский князь» выступает выразителем глубоких дум и чаяний братских народов.

Атомный подводный ракетоносец «Юрий Долгорукий»

Все говорило о том, что старая система великокняжеской власти на Руси в виде киевско-новгородского «коромысла», когда каждое «крыло земли» Русской старалось навесить на себя как можно больше «ведер», при этом не расплескав драгоценной животворной «воды», – устарела. Нужно было иное, более современное, эффективное приспособление. Фраза «рука Москвы» уже начинала обретать свой глубинный смысл. Юрий был суровым, жестоким князем, но ведь это время сделало его таким. «Судьба бросила его в омут безвыходных междоусобий, господствовавших в южной Руси» (Н. Костомаров). Великая заслуга Юрия Долгорукого как раз и состояла в том, что он не пожелал слепо следовать этой самой «судьбе», погрязнув в череде бессмысленных конфликтов и ссор, заканчивавшихся потоками крови и смертей, а узрел некие экономические и социально-политические перспективы развития Руси. В свою очередь, это требовало расширения плацдарма деятельности, объединения центральных, южных, северных земель с их быстро растущим населением в единый поток великорусских общественных отношений. Хотя Костомаров и видел в Древней Руси зародыши федерализма и даже «тяготел к преданиям малороссийских вольностей», относясь «с крайним предубеждением к собирателям Русской земли», но и он, как подметил певец российской империи Н. Черняев (1853–1910), в итоге многолетних занятий историей пришел к выводу, что «самодержавие пустило глубокие корни в русскую почву». Долгорукий и был одним из «садовников» древа российского самодержавия.

Застолье

Юрий Долгорукий умер в Киеве, и смерть его была довольно странной. Киевляне так объяснили обстоятельства, предшествовавшие кончине: «Пивъ бо Гюрги в осменика оу Петрила», т. е., по-русски говоря, то ли был отравлен, то ли «перебрал князь» и в 1157 г., проболев 5 дней, преставился с миром. Киевляне, не любившие ни князя, ни вятичей и суз-дальцев (или «москалей»), тут же разграбили его двор. В этих действиях, достаточно обычных для того времени (грабили всюду, при всяком удобном случае), прослеживались ревность и враждебность: князь – конкурент, не из «своих». Киевская летопись не случайно ни единым словом не обмолвилась о добродетелях покойного. Н.М. Карамзин писал: «…народ Киевский столь ненавидел Долгорукого, что, узнав о кончине его, разграбил дворец и сельский дом Княжеский за Днепром, называемый Раем, также имение Суздальских Бояр и многих из них умертвил в исступлении злобы. Граждане, не желая, кажется, чтобы и тело Георгиево лежало вместе с Мономаховым, погребли оное вне города, в Берестов-ской обители Спаса». Киевляне, избивая суздальцев, приговаривали: «Вы нас грабили и разоряли, жен и дочерей наших насиловали, и несть нам братия, но неприятели». Однако можем ли мы за этими порывами киевской, пусть и понятной злобы, не видеть общей правды?! Нет, не местническая борьба за Киев, а борьба за единство всей Русской земли составляет, если угодно, смысл и тайну этого периода русской истории, хотя эта борьба скрывается за сотнями интересов многих людей и представителей власти. На это обстоятельство указывали многие исследователи. «Пресловутая борьба за Киев далеко не наполняет всей жизненной деятельности Юрия» (А. Пресняков). Казалось, события 1157 г. свидетельствуют о том, что дело Долгорукого вконец проиграно. Но начавшееся противостояние Москвы и Киева (в котором слишком часто на первом месте эгоизм, корысть князей) вовсе не исключало очевидной близости южных и северных славян друг другу по вере, духу, языкам, традициям, культурам, общей истории. Оттого и был обращен к Московии народный клич с юга о помощи: «Иди же в Русскую землю, в Киев! Помилосердствуй!» Надоели киевские князья всему югу Руси – и обратился тот к Москве. Такая историческая ситуация не исключена и в будущем, когда предательство киевских «изяславов» вновь поставит под угрозу братство наших народов. Тогда Москва вновь скажет свое слово, если во главе будет достойный и волевой вождь. И ведь не то важно, что Долгорукий вновь стал киевским князем, а то, что большинство населения Руси поняло, что «киевское старейшинство разбито», как старое дедовское зерцало, и его уж не склеишь, да и не стоит оно того, чтобы проливать за него кровь. Прежде всего это поняли простые люди, уходя на Север и в Центр Руси. Так, население в округе Ростислав-ля, что в Рязанской земле, выросло в XII в. по сравнению с X–XI вв. примерно в 5–6 раз – за счет юга Руси. То же происходит с большей частью Новгородско-Псков-ской земли, где наиболее дальновидная часть населения стала тяготеть к Центру.

А. Мазин. Триглав славян – Сварог, Перун, Святовит

Эстафету власти от Долгорукого принял сын, Андрей Боголюбский (1112–1175). Приняв великокняжескую власть в Суздале и Ростове, он не уехал туда, сделав стольным городом Владимир, основанный Владимиром Мономахом. Владимир получил статус общерусского центра. Владимирское княжение существовало без особой династии, и его присоединяют великие князья к личным уделам. Последним из великих князей, княжившим по старинному обычаю в самом Владимире, был Александр Невский. Братья его, Ярослав Тверской и Василий Костромской, получив владимирское великое княжение, жили не во Владимире, а в своих уделах. Но и Владимир подобно Киеву стал яблоком раздора. Добиться владимирского княжения значило, как и в Киеве, иметь доступ к материальному богатству и власти. Средства добыть княжение разные, от прав по старшинству, как прежде, до использования силы удельным князем. Н. Борисов пишет: «Во Владимире повторялась драма Киева. Жизнь как бы вытекала из города. В поисках относительной безопасности люди уходили в западные и северные области. Этими потоками переселенцев наполнялась в первую очередь Тверская земля, а также Московское, Ростовское, Ярославское, Белозерское княжества. Единственной, что удавалось унести с собой беженцам, была жгучая ненависть к «поганым»; князья, которые хотя бы в мелочах или даже на словах проявляли свободолюбие, быстро становились популярными в народе.

И напротив, те, кто готов был платить любую цену за ханское расположение, вызывали ненависть и презрение. Люди остро ощущали позор и унижение чужеземного угнетения». Тем временем Бого-любский старался сделать свой град достойным восхищения. Град на Клязьме украсился великолепными сооружениями, придавшими ему невиданные на северо-востоке Руси пышность и великолепие. По словам Ключевского, в лице этого князя явился «владетельный тип, созданный усилиями многочисленных удельных князей северной Руси; это князь-вотчинник, наследственный оседлый землевладелец, сменивший своего южного предка, князя-родича, подвижного очередного соправителя Русской земли».

М. Герасимов. Андрей Боголюбский

Что нового явилось в действиях князя и почему все историки оценивают его действия с разными знаками? Новизна в том, что князь решился, строго говоря, на два революционных шага. Он перестал рассматривать сыновей, родню как наследников «престола» и решил перенести центр Древней Руси с юга на север – из Киевской Руси в Русь Центральную. Эти действия разные лица воспримут в соответствии с их убеждениями (симпатиями или антипатиями). Так, В.О. Ключевский писал: «Таков ряд новых явлений, обнаружившихся в деятельности Андрея по отношению к южной Руси и к другим князьям: эта деятельность была попыткой произвести переворот в политическом строе Русской земли. Так взглянули на ход дел и древние летописцы». Ключевский действия князя подал как действия «раскольника»: мол, отделилась северная Русь от Руси южной, образовала свое великое княжение. Все не так: не князь, а народ отделился от Киевской Руси. Даже при всем критическо-неприязненном отношении к Московии Костомарова (К.Н. Леонтьев о нем прямо говорил: «Г. Костомаров, несомненно, талантливый малоросс, но кто же считает его особенно пристрастным к великоруссизму?»), он вынужден был объективно признать, несмотря на украинофильство: в лице Андрея Бого-любского, сына Юрия Долгорукого явилось нечто особенное. «В эту-то эпоху выступил в первый раз на историческое поприще народ великорусский. Андрей был первый великорусский князь; он своею деятельностью положил начало и показал образец своим потомкам; последним, при благоприятных обстоятельствах, предстояло совершить то, что намечено было их прародителем». Внешность и характер Андрея историк Татищев описал так: «Сей князь роста был не вельми великого, но широк плечами и крепок, яко лук едва кто подтянуть мог, лицом красен, волосы кудрявы, мужественен был в брани, любитель правды, храбрости его ради все князья его боялись и почитали, хотя часто и с женами и дружиной веселился, но жены и вино им не обладали. Он всегда к расправе и распорядку был готов, для того мало спал, но много книг читал, и в советах и в расправе земской с вельможи упражнялся, и детей своих прилежно тому учил, сказуя им, что честь и польза состоят в правосудии, расправе и храбрости». Он был человеком самовластным и смелым, в битвах с Изяславом проявив себя как способнейший военачальник. Его отличали тактическое мастерство, хладнокровность, решительность. Не раз он почти в одиночку врубался в ряды врагов, не раз был ранен и едва не погиб, совершая подвиги в феодальной войне за Киев. Так, на р. Руте он врубился в состав киевского войска и, подавая пример остальным, отчаянно рубился. С него сбили шлем, сломали копье, но князь чудом остался невредим. Одно уже имя Бого-любского наводило на противников ужас. Историки отмечают: «Уже тогда (помогая своему отцу Юрию Долгорукому. – Ред.) Андрей Юрьевич проявил себя как самостоятельный и зрелый политик, обладающий, к тому же, выдающимися человеческими качествами. Он неоднократно пытался примирить отца с Изяславом, уговаривая Юрия отказаться от борьбы, не сулившей прочного успеха; настаивал на соблюдении принятых договоров, скрепленных клятвами.» Он сумел подчинить смоленских, черниговских, полоцких князей, киевлян, волжских булгар. Поход на булгар предпринят им прежде всего как аргумент в торговом соперничестве (многие крепости булгар были препятствием на путях прибыльной торговли с Востоком). Это был правитель нового типа, далеко опередивший время, которому русская культура и государственность очень многим были обязаны.

Последний бой князя Андрея Боголюбского

Андрей Боголюбский старался покончить и с междоусобицами, следствием которых было появление новых претендентов на княжества и земли. Со своими братьями Андрей обошелся сурово, никому не дал в Суздальской земле волости, выгнал из княжества мачеху, греческую царевну Ольгу, вторую жену Юрьеву, вместе с детьми – Мстиславом, Васильком, 8-летним Всеволодом, удалил и племянников, двух сыновей Ростислава Юрьевича. С боярами Андрей обходился сурово, не советовался с ними, к чему привыкли бояре старой Руси. Многих бояр он устранил от власти, других же заключил в темницу. Это была новизна, но, как уверяет нас Ключевский, «едва ли эта новизна была добрая». И все же, несмотря на слова Ключевского, нельзя не признать того, что по ряду оснований Андрей может считаться первым подлинным великорусским государем. Ведь как раз то, что Андрей Боголюбский не погнался за «жар-птицей» – за киевским троном, а остался в прежнем, скромном месте пребывания – во Владимире на Клязьме, означало: явился князь, который внутренним чутьем понял назревшую необходимость переноса столицы с юга на север, из Киева в один из городов центральной Руси, т. е. будущей России, пренебрегая дряхлеющим югом ради набирающего силы севера. Возможно, именно потому решение этого князя историк С. Соловьев назвал точно – «событием величайшей важности, событием поворотным». Важно и то, что в отношении семейственности, которая имела поистине трагический эффект в судьбах многих держав, и прежде всего – России, он занял непримиримую позицию. Старая русская, и не только, «истина», нашедшая затем крылатое выражение в словах поэта А.С. Грибоедова – «Ну как не порадеть родному человечку!» – была изъята им из употребления как исключительно вредоносный принцип! Ведь если следовать ему, то у государства не будет ни крепости, ни ума, ни будущего…

Боголюбово

Став великим князем, создал он себе городок каменный, под названием Бого-любово; столь же далеко Боголюбово от Владимира, как и Вышгород от Киева. Вышгород, резиденция киевских князей, находился в семи верстах от Киева, Бо-голюбово – в одиннадцати верстах от Владимира; в 1149 г., после вступления в Киев, Андрей получил от отца во владение Вышгород, но предпочел удалиться на север, где и заложил свою резиденцию. Покидая Вышгород, Андрей взял с собою и древнюю икону Богородицы, написанную, по преданию, евангелистом Лукой (известна как Владимирская Богоматерь) и считавшуюся чудотворной. Повозка, в которой везли реликвию, по легенде, встала за несколько верст от Владимира, и ее не могли сдвинуть с места. Здесь князь и решил основать Боголюбово, поставив церковь Рождества Богородицы (разрушена в начале XVIII в.). Итак, Андрей Боголюбский избрал столицей Владимир на Клязьме, малый пригород, а не старые вечевые города – Ростов или Суздаль. Понятно, этим он рассердил ростовцев и суздальцев, и те стали жаловаться: «Здесь старшие города Ростов да Суздаль, а Владимир – наш пригород». Но все это делалось Андреем в интересах государства – подорвать основу удельной, мятежной, непокорной, бездумной, а часто и совсем неуправляемой власти, что гнездилась «в щелях и дырах» столичных городов. Именно это обстоятельство важно, а не то, кем были его бабки и прабабки (англосаксы, византийцы, шведы и т. п.). Но то, что он «прижал», причем очень крепко, распоясавшуюся вконец родственную аристократию, то, что обуздал и вече, не желавшее слышать ни о чем, кроме своего интереса, открывало дорогу новой форме правления – самодержавию, причем самого жесткого типа. Это было особенно важно, так как другие формы власти были тогда нежизнеспособны. В этом и состоит его главная заслуга. С.М. Соловьев считал его основоположником обустроенной русской государственности, в первую очередь связав с ним зарождение, становление, развитие великорусской нации. А историк Н.П. Павлов-Сильванский начинает от Андрея Боголюбского отсчет времени, завершившийся в XVI веке созданием могучего централизованного Русского государства.

Успенский собор, возведенный при князе Андрее Боголюбском

Хотя его правление отмечено и иными достижениями. Он вел строительство, преследуя в первую очередь государственные интересы. Так, во Владимире князь построил храм Успения Богородицы (1158–1160 гг., сохранился до настоящего времени). Архитектура города обрела уникальные памятники древнерусского зодчества: Золотые Ворота (1164), Дмитриевский собор (1194–1197). Город Владимир он сделал неприступным. «К нему он и ворота золотые соорудил, а другие – серебром отделал, и создал соборную каменную церковь в честь святой Богородицы, прекрасную весьма, и разными украшеньями осыпал ее из золота и серебра, и пять куполов ее вызолотил, а все три церковные двери золотом выложил и дорогими каменьями, и жемчугом украсил ее драгоценным, и всяким узорным литьем расцветил, и обильем светильников золотых и серебряных ее осветил, и амвон из золота и серебра поставил, а служебные сосуды и опахала и другие украшения церковные – все золотом и драгоценным каменьем, и жемчугом крупным в обилье осыпал. И в Боголюбове, и в городе Владимире купола золотые поставил, и своды позолотил, и стены внутри каменьем по злату осыпал, столбы позлатил, и снаружи ее и по сводам птиц золотых, и кубки, и паруса, из золота литые, поставил по церкви по всей и по сводам кругом. Но, кроме того, и другие он многие церкви поставил различные в камне, и монастыри он создал, почему на весь церковный синклит и на церковников всех и обратил Бог свой взор, ибо хотел приблизиться к столице империи и к Киеву (чтоб сравняться, а затем превзойти в красоте)». Боголюб-ский приглашал для строительства владимирских храмов западноевропейских зодчих и немецких мастеров. Профессор И.Н. Данилевский пишет: «Каменный княжеский дворец, построенный немецкими мастерами, соединялся переходом с дворцовым храмом Рождества Богородицы, точное подобие храма Покрова на Нерли. Пол собора был выложен толстыми плитами меди, сверкавшими, по словам летописца, подобно солнцу. На хорах пол был сложен из майоликовых плиток, в зеркальной поверхности которых играли блики солнца и свечей. Обилие фресок, драгоценной утвари и тканей в сочетании с прекрасным интерьером изумляло каждого, кто видел это… Андрей не упускал случая показать сказочный собор послам и гостям. И народная память навсегда связала имя Андрея с пригородом Владимира, прозвав князя Боголюбским. В приведенных описаниях обращает на себя внимание особый символический смысл, который придается строительству и украшению храмов летописцем. Андрей прямо отождествляется с Соломоном, церковь в Боголюбове – с ветхозаветным храмом Господним в Иерусалиме, а Владимир – с Киевом как Новым Иерусалимом. Видимо, так было задумано самим

Андреем и так воспринималось современниками и свидетелями строительства». Так как Владимир времен Боголюбского конкурировал с Киевом в политической жизни, то он должен был соответствовать ему и в своем художественном облике. Вероятно, князь посылал мастеров для заимствования образцов в Киев, которые затем следовало воспроизвести и во Владимире. Речь идет о Софийском соборе и Золотых Воротах в Киеве. Как свидетельствуют «Сказания Ростова Великого», по вступлении на престол князь Андрей любил делать различные улучшения в Ростове и его окрестностях, а не только в месте своего пребывания. Политика его была достаточно взвешенной и миролюбивой и была направлена на преодоление столь губительных междоусобиц.

Знак Андрея Боголюбского

Новый князь в отличие от предшественников и братьев возлюбил Север как родину свою. Охотно удалился он в избравшую его область, где ростовцы с великим торжеством и радостью его встретили. Кроме благородного и доброго нрава, народ княжества не раз имел случай наблюдать храбрость, крепость характера и набожность князя. Не отягчал князь памяти пьянством и кормильцем был для монахов и монахинь, и нищих, и всякого звания людям он был как любимый отец. Милостив был он и подаянием, неравнодушен к бедам ближних: велел каждый день возить по городу еду и питье различное, больным и нищим на пользу, и, видя всякого нищего, к нему приходящего с просьбой, подавал им по прошению их, говоря: «это Христос, пришедший проверить меня». Народное сказание выделяет в его деяниях и то, что представляется особо ценным в руководителе государства. Князь Андрей защищал народ, карал за воровство и грабежи. «Вначале он прогнал наместников, которые своим корыстолюбием, грабительством и продажею правосудия возбуждали всеобщий ропот в народе, считавшем себя не княжеским, а вольным. Равно они считали вольным и Ростов, и Новгород. Выведя Ростовскую землю из бедственного состояния, он возвысил ее над всеми другими уделами перенесением в Ростов великокняжеского престола и тем утвердил за собой народную любовь. И с того времени стали замечательны в ней успехи гражданственности». Народная память особо выделяет в усилиях князя это достижение: смог прогнать корыстолюбивую рать грабителей-чинуш, продавцов правосудия, утвердил принципы гражданственности.

Князь стремился и к большей культурной самостоятельности, что видно на примере введения таких праздников, которые не были приняты и в Византии. По его инициативе были учреждены праздники Спаса и Покрова Пресвятой Богородицы. Правда, прекратить полностью междоусобицы он не смог. Вспомним, что многие и ранее пытались прервать порочную практику, но никакими мирными уговорами сделать это было невозможно. С.М. Соловьев писал: «Испытав вредные для себя следствия княжеских усобиц, новгородцы в 1135 г. отправили посадника своего Мирослава в Русь мирить Мономаховичей с Ольговичами; но он возвратился, не сделав ничего, потому что сильно взмя-лась вся земля Русская, по выражению летописца. Князья не помирились при посредничестве новгородцев, но каждый стал переманивать их на свою сторону, давать им, следовательно, право выбора. Новгородцы не замедлят воспользоваться этим правом, но кого же выберут они? Кому Бог поможет, на чьей стороне останется победа?» Бог, как всем хорошо и давно известно, почти всегда помогает тем, на чьей стороне будут сила и воля. К тем и приходит победа!

В поход на своих соплеменников

Следуя примеру Андрея, владимирские князья постепенно превратили северную окраину Древней Руси в центр великого государства нового времени. И произошло это во многом благодаря «сильному приплыву славянского народонаселения в города и села». Князь сумел привлечь на новые земли большое число славян, которые тогда в отчаянии, брошенные на произвол судьбы, скитались по разоренной Русской земле. Именно это надо сделать сегодня тем, кто выступает в роли собирателей земли Русской. Боголюбский стал проводить политику привлечения славянского населения на земли СевероВосточной Руси. «Андрей понимает очень хорошо значение слова: мое, собственность и не хочет знать Юга, где князья понимают только общее, родовое владение. Андрей, как древний богатырь, чует силу, получаемую от земли, к которой он припал, на которой утвердился навсегда. Этот первый пример привязанности к своему, особому, первый пример оседлости становится совершенно священным преданием для всех северных князей, и отсюда начинается новый порядок вещей». Собственно, в первую очередь с Андрея Боголюбского и начался подъем Москвы.

Северо-восточные княжества начинают оказывать все более сильное влияние на жизнь Руси. Жесткую руку князя чувствовали окружающие, в частности, Андрей вел войны с камскими болгарами, одержал победу, взял знамена. Князь болгарский с малой дружиной едва успел убежать. Андрей взял болгарский город Бря-химов, затем пожег 3 других города и заявил новгородцам: «Будь вам ведомо: хочу искать Новгорода и добром и лихом». Новгородцы «смутились» и на первый раз уступили требованию Андрея. Прогнав Давида и Святослава Мстиславичей, на их место они взяли от Андрея его племянника Мстислава Ростиславича. Но потом Андрей вдруг переменил свое решение: он отозвал Мстислава и велел новгородцам взять обратно Святослава. С немалой досадой новгородцы согласились опять на Святослава, но мира с этим князем у них не получилось. Споры и бурные веча перерастали в настоящую войну. Святослав, изгнанный из Новгорода, сжег Новый Торг и Луки. Новгородцы попросили Андрея сменить князя, но тот неизменно отвечал: «Нет вам другого князя, кроме Святослава». Такое упрямство ожесточило новгородцев, и, перебив сторонников Святослава, они взяли в князья Романа Мстиславича, сына ненавистного Андрею Мстислава Изяславича. Это уже был знак прямого и открытого неповиновения, и в 1169 г. владимирский князь отправил на Новгород огромное войско во главе со своим сыном Мстиславом. Опустошив окрестности Новгорода, Андреева рать вынуждена была отступить, так ничего и не добившись. Однако в Новгороде начался голод, подвоза хлеба не было, и горожане сдались, «показали Роману путь» (т. е. прогнали от себя) и послали к Андрею за миром. Конечно, даже эти факты говорят о том, что Андрей имел крутой нрав. Однако в этом видится не упрямство или самодурство, а вполне осознанное желание настоять на своем и тем самым показать новгородцам реальную силу, которую им пришлось учесть при принятии решений. Вспомните, как ранее те же новгородцы буквально издевались над князьями, выгоняя их из града.

Подводя итог деятельности князя, митрополит Иоанн (Снычев) дал Андрею Бо-голюбскому позитивную оценку, делая упор на «святость». Истовое служение князя вере трудно было не заметить. Современники видели в Андрее набожного, благочестивого человека, его часто можно было встретить в храме на молитве со слезами умиления на глазах. Нередко по ночам он входил в храм, сам зажигал свечи и долго молился перед образом. Оттого память народа и закрепила за ним прозвище – Боголюбов (любящий Бога). Конец его тем не менее трагичен. Окружение решило покончить с князем по причине, которую сегодня домысливать не будем. Полагаем, многим тогда был неугоден князь. Это была личность! И.Е. Забелин не случайно сказал: «Задача истории – государство. Моя задача – личность». В спальню к Андрею Боголюбско-му ворвались ночью и после жесточайшей схватки убили.

Смерть князя Андрея Боголюбского в 1174 году

Конечно, деятельность такого яркого и сильного политика не могла не вызвать широкого сопротивления со стороны различных сил. Боголюбский создал себе немало врагов среди киевской, ростовской, суздальской, новгородской и псковской знати. Словно Александр Македонский, некогда решивший одним ударом загадку «узла», он пытался точно также разрубить тугой и сложнейший узел междоусобиц и конкуренции. Ситуация на Руси тогда складывалась столь трагично, что во имя единства отечества надо было действовать решительно и твердо – слишком дорогой ценой обходились людям вечные притязания и распри князей.

Убийство жидовствующими князя Андрея (1174)

Оплакивая своего господина, верный слуга Кузьма говорит: «Бывало, придет гость какой из Царьграда… или латынин… даже поганин какой если придет, князь сейчас скажет: поведите его в церковь, в ризницу, пусть видят истинное христианство и крестятся; так и случалось: болгары и жиды и всякая погань, видя славу Божию и украшение церковное, крестились и теперь горько плачут по тебе.» Узнав об убийстве князя, владимирцы взбунтовались, лишь крестные ходы по улицам города с чудотворной иконой Богоматери Владимирской якобы предотвратили кровопролития. Ревностное стремление к единству не могло не встретить сопротивления со стороны антиправославных и антидержавных сил. Летопись подчеркивает религиозный характер кончины св. Андрея. «Главное лицо среди «начальников убийства» – ключник, иудей Анбал Ясин». Совет злоумышленников летопись уподобляет совещанию «Иуды с жидами» перед «предательством Спасителя». «Со временем мартиролог «умученных от жидов» православных христиан рос, это не могло вызывать (к ним) на Руси никаких симпатий». Княжеско-бояр-ское ушкуйничество, не говоря о прочих мучителях и гонителях, было пострашнее. Виновницей заговора часто называют супругу Андрея; та мстила за убийство отца, боярина Кучки, отцом Андрея, Юрием Долгоруким. Тверской летописец XVII в. отмечал: «…убиен бысть благоверный великий князь Андрей Юриевичь Боголюбский от своих бояр, от Кучкови-чевь, по научению своеа ему княгини». Сохранилась и память о семье боярина Кучки. После убиения Андрея Боголюбского ходили легенды о Кучковичах, записанные не позже середины XV в. Рассказывали, что Всеволод Большое Гнездо отомстил за убитого брата: «Кучковичей поймал, и в коробы саждая в озере истопил». Предание о гибели Кучковичей прочно держалось в людской памяти, и даже в XIX в. поблизости от Владимира показывали болотистые озера, по поверхности которых передвигались плавучие торфяные островки, коробья с останками «проклятых Кучковичей». М.Н. Тихомиров пишет, что во второй половине XII в. Москва носила двойное название: «Москва рек-ше Кучково».

Св. благоверный князь Андрей Боголюбский (1110–1174)

Мученическую кончину князя православная церковь отмечает особо, свидетельствуя о богоугодности трудов великого киязя, прославив его как святого. В заслугу ему ставят широкое церковное строительство: кроме Успения, и другие церкви поставил он в камне, монастыри создал, на весь церковный синклит и церковников обратил милостивый взор. Взяв в руки чудотворный образ Владимирской Божией Матери, святой князь как бы благословил им отныне и до века главнейшие события русской истории. 1395 г. – перенесение Владимирской иконы Божией Матери в Москву и избавление столицы от нашествия Тамерлана (празднуется 26 августа); 1480 г. – спасение Руси от нашествия хана Ахмата и окончательное падение монгольского ига (празднуется 23 июня); 1521 г. – спасение Москвы от нашествия крымского хана Махмет-Гирея (празднуется 21 мая). Молитвами святого Андрея сбылись над Русскою церковью его самые заветные чаяния. В 1300 г. митрополит Максим перенес Всероссийскую митрополичью кафедру из Киева во Владимир. Успенский собор, где покоились мощи св. Андрея, стал первопрестольным кафедральным храмом Русской церкви, а Владимирская чудотворная икона – ее главной святыней. Когда общерусский церковный центр сместился в Москву, пред Владимирской иконой совершалось избрание митрополитов и патриархов Русской церкви. Так, в 1448 г. пред нею был поставлен Собором русских епископов первый русский автокефальный митрополит – святитель Иона… 5 ноября 1917 г. пред ней прошло избрание Святейшего патриарха Тихона – первого после восстановления патриаршества в Русской церкви.

Однако при самом благожелательном отношении к князю понимаем: народу тягостно было любое правление – в Киеве, Новгороде, Москве, Твери, Владимире. Смертоубийство же в Киеве, учиненное князем в 1164 г., когда он не щадил женщин, стариков, детей и храмов, также никак не могло служить основанием для причисления его к святым. То, что после его смерти народ стал грабить подчистую княжескую собственность, тоже знак. По словам летописца, «народ грабил и бил посадников и тиунов, не зная, что, где закон, там и обид много; эти слова показывают, что при Боголюбском, точно, было много обид.». Как видим, картина с грабежами знатных лиц на Руси одинакова во все времена. При всех достижениях и победах, тяге Андрея к знаниям и культуре нельзя не отметить его «половецкого» коварства и жестокости. «Так-то, – говорит летописец, – князь Андрей какой был умник во всех делах, а погубил разум свой невоздержанием».

Лукина Н.И. Собор владимирских святых князей

И в самом деле, современники хорошо видели, что неудачи Андрея под Новгородом и Киевом произошли не из-за недостатка материальных средств, а порой из-за упрямого нежелания князя вести гибкую политику. При всем уме и изворотливости, Андрей не смог установить прочный порядок в русских землях. Однако было бы нереально от одного московского князя требовать того, что не удавалось киевским или новгородским князьям за два-три века их правления. Вряд ли можно согласиться и с тем, что, якобы, главным побуждением деятельности князя было властолюбие. Более всего на свете хотел он спаять воедино Русскую землю. Действовал жестко? Так ведь иначе было нельзя. Д.И. Иловайский писал: «Андрей был первый из русских князей, который решился начать борьбу с волостною системою; так в собственной земле он не раздавал волостей ни братьям, ни племянникам, ни сыновьям и княжил в ней единодержавно; кроме того, он явно стремился подчинить себе и другие русские области. Когда был завоеван Киев, Боголюб-ский вступил в борьбу с Новгородцами: поход его войска на Новгород окончился неудачею; но великий князь прекратил подвозы хлеба из волжских городов, и Новгородцы смирились.» Это политика достижения цели любой ценой, но стоит ли цель таких жертв? Сегодня мы, бывшие свидетелями самой грозной за всю тысячелетнюю историю попытки расчле-ненения и уничтожения единой Российской державы (многие и сейчас не вполне это понимают), можем предположить: будь у власти двадцать лет назад личность подобная Андрею Боголюбскому, возможно, не последовал бы трагический крах и распад великой державы.

Владимиро-Суздальская Русь

Несколько слов о ядре Русской земли, известном как Владимиро-Суздальская Русь, в рамках которой и образовалась земля Московская. М.Н. Тихомиров в своем классическом труде «Древняя Москва» отмечал: территория Москвы заселена с древнейших времен, но в письменных источниках она появляется поздно, в середине XII в. Первые известия говорят о ней как о небольшом окраинном пункте на западной границе Владимиро-Суздаль-ской земли. К середине XII в. Москва была не только заселена, но и вступила в торговый обмен с волжскими областями, в этом нас убеждают находки в разных концах города арабских дирхемов IX в. «Это раннее заселение объясняется тем, что район Москвы представлял собой значительные удобства для поселенцев. Вдоль реки здесь тянулись большие заливные луга, в густых лесах водились дичь и дикие пчелы, реки и озера изобиловали рыбой. Территория Москвы напоминала как бы небольшой остров среди дремучих лесов и болот, окружавших ее со всех сторон. Эта компактность московской территории, как будет видно далее, имела немалое значение для экономического развития Москвы, которая естественно сделалась центром большой сельскохозяйственной округи». По бассейну Москвы-реки переселенцы, идя с юга, оседали густыми массами в Московском княжестве. Шли переселенцы из других областей Руси. К этому их подталкивало отсутствие в Московском княжестве междоусобиц и татар. Люди приносили князю немалые доходы, московские князья употребляли полученные средства на покупку городов и выкуп из Орды пленных, которые селились в Московском княжестве. Срединное положение Москвы-реки между Новгородом и востоком (Рязанью) также имело большое значение. Если взглянуть на географическую карту, видно, что Москва-река сокращала водный путь между Новгородом и Окой, следовательно, Москва лежала на торговом пути и Новгорода, и Рязани. Срединное положение Москвы было важно и для церкви. Митрополиты перешли из Владимира в Москву, желая быть в центре земель между севером и югом Руси. Главное условие возвышения Москвы, по мнению С.М. Соловьева, срединность положения, дававшая ей политические, торговые, церковные преимущества. Он указывает и на другие условия, содействовавшие успеху Москвы (личность князей, деятельность бояр, сочувствие общества и так далее), но при оценке разных фактов он выделяет в качестве первой причины усиления и возвышения Москвы – благоприятные природные условия, помогавшие этому усилению. Мы же – характер народа.

Историк Н.И. Костомаров

Украинофил Н.И. Костомаров, говоря о возвышения Московского княжества, объяснял усиление Москвы содействием татар, он даже саму идею самодержавия и единодержавия трактует как заимствованную от татар. К. Бестужев-Рюмин счел, что положение князей (зависимость великого княжения от Орды) развило в князьях политическую ловкость и дипломатический такт.

Историк Д.И. Иловайский

Так завоевывались милость и благосклонность хана. Московские князья умело прибегали к «византийским приемам» при получении великокняжеского титула. Усилению Москвы помогало и духовенство, которому при владении большими вотчинами было выгодно отсутствие междоусобиц в Московском княжестве. Власть московского князя соответствовала представлениям о единодержавной власти государя, вынесенным из Византии. Деятельность бояр была направлена на помощь московским государям. Что же до срединного положения Москвы, то К. Бестужев-Рюмин считал это причиной второстепенной. И. Забелин видел главное условие возвышения Московского княжества в поддержке народом хозяйственной деятельности московских князей. Народ, отягченный татарским погромом и непрерывными междоусобными распрями, не мог не отнестись сочувственно к конструктивной деятельности московских князей. В образах, нарисованных историками, Москва часто выглядит как скопидом, «первый капиталист» на Руси, который прибирает к рукам все, что лежит плохо. В.О. Ключевский характеризует москвичей как гибких и сообразительных дельцов. Московские князья под его пером – не добры молодцы и ратные удальцы, а жадные и смелые хищники. Д.И. Иловайский видел главную причину роста Москвы как политического центра в пробуждении народного инстинкта. Народ почувствовал смертельную угрозу в лице татаромонголов и просто обязан был сплотиться. Он выделял следующие причины, способствовавшие усилению Московского княжества: 1) географическое положение, дающее политические и торговые выгоды; 2) личность князей и их политика (князья сумели сделать татар своим орудием); 3) поддержка линии Москвы теми же татарами; 4) сочувствие боярства и духовенства; 5) правильный порядок престолонаследия. Д. Иловайский подметил, что «Север представлял более тишины и безопасности от русских междоусобий и половецких набегов, а также и более простора для княжеской власти, чем города Приднепровья». Тут было куда больше покоя и меньше искушений, связанных с киевским первородством. Татарское же иго, по мнению Н.М. Карамзина, начало «новый порядок вещей» в жизни русского народа, изменив отношение князей к населению и отношение князей друг к другу. Оно поставило князей в зависимость от хана и этим оказало влияние на весь ход развития. Если Н. Карамзин считал, что «Москва обязана своим величием ханам», то Н. Погодин, возражая Карамзину, поражался счастливым совпадениям «случайностей», которые слагались в пользу возвышения и усиления Московского княжества. Однако же борьба за первенство меж княжествами все никак не утихала.

В.М. Васнецов. Успенский собор при великом князе Иване I Даниловиче Калите

Тенденция к единству возобладает при Иване III и наследниках («Разъединенное самодержавие совокупилось»). На Руси явились люди, которые думали не только о своей вотчине, но об интересах всей земли Русской, всего народа. Князь Иван Калита был одним из самых успешных собирателей русских земель. Длившаяся много лет распря князей кончится победой московского князя Ивана Калиты, утвердившегося в 1328 г. с помощью Орды на великокняжеском престоле. С тех пор великое княжение осталось за Москвой. А между тем всего за тридцать лет до 1328 г. Москва была, казалось, ничтожным уделом: Даниил еще не владел ни Можайском, ни Клином, ни Дмитровом, ни Коломной, распоряжаясь ничтожным пространством между этими пунктами. Да и Калита в 1328 г. имел, помимо Москвы, – Можайск, Звенигород, Серпухов, Пере-славль, т. е. пространство меньшее, чем нынешняя Московская губерния. Что дало возможность Москве получить великое княжение и увеличиться и каким путем шло это возвышение? Историки на этот вопрос, как мы уже видели, отвечали по-разному. Впрочем, имеются конкретные, четкие понятные причины, которые привели не только к возвышению Москвы, но к восприятию всеми этих мест как сердца и души будущего Русского государства. Обратимся к В.О. Ключевскому, этому Нестору отечественной истории, который удивительнейшим образом соединил в себе глубочайшее знание и понимание историка с мастерством истинного художника и мудростью философа. Здесь мы выделим тот человеческий тип, который явился в заросших непроходимыми лесами, усыпанных озерами и озерцами, болотами и топями пространствах Среднерусской земли. Стойкостью он походил на жителя Азии, который выживал в суровых условиях пустыни, а своим бесстрашием и свободолюбием – горца.

Русские купцы в Средней Азии

Различными были и экономические условия существования. В Киевской Руси, как, впрочем, и на Севере, главной пружиной народного хозяйства являлись внешняя торговля, разного рода промыслы и проч. Это вело к тому, что народ скапливался в городах, мелких и крупных, служивших центрами торговли. Новгород с Киевом были традиционными, хотя и не всегда устойчивыми и надежными посредниками в той торговле, которую вела остальная Русь. Поэтому люди здесь имели особый склад характера, который более расположен к торговле, быстрым деньгам, когда средства жизни добываются путем денежных или товарных оборотов, а то и разбоя или грабежа. Иная обстановка сложилась в верхневолжской Руси. Эта земля была удалена от приморских рынков, от Европы, богатых городов да и от тех путей, по которым шли торговые потоки в Азию. Вначале это было именно так – имелось сравнительно малое число городов, сельское население заметно преобладало над городским. Образ жизни земледельца иной: приходилось изо дня в день годами отвоевывать у леса и болот кусок земли, пригодной к земледелию. Тяжкий и каторжный труд, который необходимо затратить, прежде чем отвоюешь у природы участок земли, засеешь его и затем соберешь урожай. К удивлению, этот очевидный факт игнорировался и ведущими историками. Тот же Ключевский писал: «Ни один народ в Европе не способен к такому напряжению труда на короткое время, какое может развить великоросс; но нигде в Европе, кажется, не найдем такой непривычки к ровному, умеренному и размеренному постоянному труду, как в той же Великороссии». Да, «умеренного труда» тут, как правило, и быть не могло, ибо приходилось работать с утра до зари. И правы те, кто обращает внимание на разность природных условий. Как писал И. Комов, «в Англии под ярь и зимою пахать могут». В таких условиях труд и становится выгодным и производительным, поэтому в Англии под ряд культур в конце XVIII в. пахали по три-четыре раза (на песчаных почвах), а на глинистых – и до шести раз. И хотя низкие урожаи на Руси во многом имели причиной вынужденно низкую агрокультуру крестьянского земледелия, все же в гораздо большей степени все трудности имели причиной природные условия. Например, в Подмосковье лето обычно начиналось в июне, так что на труд в благоприятную пору оставалось менее полугода. Затем необходимо было еще и продать урожай купцу из Киева, Новгорода, Пскова или той же Москвы. Но через шесть-семь лет почва истощалась, приходилось все бросать и идти на новое место – и вновь начинать все сначала. Таким образом, крестьянин шел дальше и дальше на северо-восток. Новые земли давали возможность заработка путем развития так называемых кустарных промыслов. Но и этот труд был нелегок. Это и создало тип сильный, трудолюбивый, волевой, мужественный, надеющийся в жизни лишь на себя самого, на свои силы и труды.

Однако к XV–XVI вв. ситуация заметно меняется. М.Н. Тихомиров пишет: «Краткий очерк тех путей, которые вели к Москве, показывает нам, что Москва XIV–XV вв. принадлежала к числу крупнейших торговых центров Восточной Европы. Благодаря центральному положению она выделялась среди других русских городов, имела несомненные преимущества и перед Тверью, и перед Рязанью, и перед Нижним Новгородом, и перед Смоленском. По отношению ко всем ним Москва занимала центральное место и одинаково была связана как с верхним течением Волги, так и с Окой, имея своими выдвинутыми вперед аванпостами Дмитров и Коломну. Можно сказать без ошибки и без преувеличения, что ни в каком другом средневековом русском городе мы не найдем такого пестрого смешения народов, как в Москве, потому что в ней сталкивались самые разнородные элементы: немецкие и литовские гости с Запада, татарские, среднеазиатские и армянские купцы с Востока, итальянцы и греки с юга. В главе об иностранцах мы увидим, как этот пестрый элемент уживался в нашем городе, придавая ему своеобразный международный характер в те столетия, когда Москва изображается порой только небольшим городом, о котором толком ничего не говорится даже в специальных исторических трудах». Москва неудержимо влекла к себе все народы.

Историк М.Н. Тихомиров

В XVI в. Иовий в сочинении «Книга о Московитском посольстве» описывал Москву: «Это самый славный изо всех городов Московии как по своему положению, которое считается срединным в стране, так и вследствие замечательно удобного расположения рек, обилия жилища и громкой известности своей весьма укрепленной крепости. У самой главной части города впадает в реку Москву речка Неглинная, которая приводит в движение зерновые мельницы. При впадении эта речка образует полуостров, на краю которого воздвигнута искусством итальянских зодчих удивительно красивая крепость с башнями-стрельницами. В прилежащих к городу полях водится невероятное количество диких коз и зайцев, но на них никому нельзя охотиться ни с сетями, ни с собаками, и на это удовольствие государь соизволяет разрешение только самым приближенным к нему лицам или иноземным послам. Почти три части города омываются реками, остальная же часть окружена очень широким рвом, обильно наполненным водою, проведенною из тех же самых рек. И с противоположной стороны город защищен другою рекой, которая называется Яузой: она также вливается в Москву немного ниже города». Итак, еще раз отметим: природные условия существования тут были не очень благоприятными, а труд людей был весьма тяжким. Ключевский писал: «В Европе нет народа, менее избалованного и притязательного, приученного меньше ждать от природы и судьбы и более выносливого». Человек, который обитал тут, был стоек, как никто другой, он готов был сражаться, топором или вилами, с кем угодно – с зарослями густого леса, с пнями, с медведями, с врагом. Он и при неудачах и поражениях не сгибался и не сдавался, а при успехах и победах был внешне спокоен, скромен, непривередлив, по-житейски мудр. Это удивительно жизнестойкий тип. И мы решительно не согласимся с В.О. Ключевским в отношении данной выше характеристики: «Ни один народ в Европе не способен к такому напряжению труда на короткое время, какое может развить великорос; но и нигде в Европе, кажется, не найдем такой непривычки к ровному, умеренному и размеренному, постоянному труду, как в той же Великороссии». Безусловно, отдельные проявления этих черт у нас можно встретить и поныне («русская лень»). Но справедливо ли выносить такой вердикт в отношении всей деятельности народа?! Ведь народ этот покрыл весь континет дивными городами и храмами, раздвинул границы от моря и до моря, от океана до океана. Народ, сумевший победить в страшных битвах самые организованные, умелые, трудолюбивые и храбрые народы Европы и Азии, народ высокой культуры, большого таланта – и это «народ наскока», игрок, действующий «на удачу», «на авось». Подобное представление о русских далеко от действительности! Жертвой заблуждения, кстати сказать, стали многие европейские «сверхчеловеки» и наши отечественные «оракулы». Историк прав, говоря, что «великоросс лучше великорусского общества», которое часто является таковым разве что по названию. Сегодня надо уже «с колыбели» воспитывать поколение великороса.

Возвышение Москвы

Смысл историософских сочинений не в том, чтобы дать читателю новую фактологию. Главная задача заключается в ином: осмыслить глубинную суть давних или современных исторических явлений, установить меж ними причинную взаимосвязь, вскрыть скрытые пружины явлений и событий, найти ответы на некоторые вечные вопросы. Историософия – прежде всего политическая наука, она во многом определяет судьбы мира и народов. У В.О. Ключевского среди его афоризмов и мыслей встречаем следующее определение: «Политика должна быть не более и не менее как прикладной историей. Теперь она не более как отрицание истории и не менее как ее искажение». Эта современно звучащая фраза применима по отношению ко всем исследованиям. Прошлое нами не только плохо изучено, но и, что гораздо опаснее, совсем не осмыслено, т. е. не понято должным образом в свете событий недавнего и нынешнего времени. А ведь многое из прошлого актуально. Внимательный наблюдатель, включая и государственных мужей, мог бы найти в прошлом ключи и методы, позволяющие решать и самые современные проблемы. К такой истории отнесем историю былых сражений и взаимоотношений русских с монголотатарами.

Спас Нерукотворный

Иногда кажется, что это воля Господня сокрушает одного за другим соперников Москвы за владение Русью – Киев, Новгород, Тверь, орден, Орда, Польша, Литва и т. п. Может, возвышение Москвы и в самом деле было «нерукотворным делом»?! То география, то хитрость и коварство московских князей, то всесильные татары, а то и просто воля Божья взяла да и вознесла Москву из небытия на вершину невиданного тогда могущества. При подобных умозаключениях (что, вообще говоря, довольно странно для умных и уж тем более ученых людей) совершенно в стороне оказывается среднерусский народ, который не только создал могучее государство, но и смог оное защитить, когда Русь испытала «внезапный натиск роковой». Иные мнения хотя частично и верны, но они не раскрывают того, что многие назвали «чудом». Истинный виновник «чуда» – русский народ, который после уроков половцев, татаромонгол, поляков, литовцев, немцев, шведов не сразу, но все же усвоил одну исключительно важную истину – выжить и победить можно лишь сообща, сражаясь в едином строю, стойко защищая вместе общую родную землю.