В аресте Каменева принимал участие и Пашка. «Вас приглашает Генрих Николаевич Ягода», — выдали чекисты уже ставшую традиционной фразу, ставшую синонимом ареста. Затем четыре часа длился обыск. Каменев вел себя спокойно, курил в кабинете — знал, что улик против него нет. Осмотрели все, перевернув каждую страницу в книгах. Настало время уезжать. Жена Каменева — Роза Давидовна (сестра Троцкого) уложила белье и постельные принадлежности в маленький фибровый чемодан. Сверху она поместила портрет Ленина, читающего «Правду». «Не положено!» — сказали Каменеву во внутренней тюрьме на Лубянке и отобрали портрет.
Большое недовольство вызывал у Сталина и Ягоды тогдашний руководитель ОГПУ Менжинский. Во время своих возвращений на рабочее место он старался ограничить количество репрессий, препятствовал оказанию физического воздействия на подследственных. Это не нравилось Хозяину, желавшему как можно скорее развязать в стране компанию террора, и представлявшему страны огромным концентрационным лагерем для инакомыслящих. «Нет, Менжинский — не помощник!» — все чаще слышал от него Пашка. Начал приглашать к себе на дачу Пашку и Ягода.
— Вам давно пора носить ромб в петлице (звание генерал-майора в царской армии — авт.), но Менжинский не дает. Да и золотой «Щит и меч» вам иметь не помешало бы, — не раз говорил Генрих Николаевич, попивая коньяк с Жихаревым.
Однажды Ягода был очень расстроен.
— Менжинский категорически запретил физиологическое воздействие на подследственных. Завтра еду к нему просить об отмене этого решения. Вы будете меня сопровождать. У нас не должно быть отрицательного результата! Даже отказ должен стать результатом положительным.
На следующий день Ягода и Пашка приехали на дачу к Менжинскому. Тот полулежал в кресле — болезнь позвоночника ограничивала его движения и обзор. Рядом с креслом стоял столик с лекарствами. Пашка заранее выяснил, какие препараты использует председатель ОГПУ. Он незаметно поставил на столик флакончик с ядом, на который была наклеена этикетка аптечного управления ОГПУ с названием успокоительного средства.
— Подождите меня в саду!» — протянул Пашке Ягода папку с подписанными документами.
Выходя, из кабинета, Жихарев услышал слова Генриха Николаевича: «Ну почему вы так противитесь методам физиологического воздействия!» Через полчаса он вышел от Менжинского.
— Моя миссия оказалась безуспешной! А ваша дала положительный результат? — спросил Генрих Николаевич, садясь в машину.
— Даст через три дня, — ответил Пашка.
Через три дня Менжинский тихо умер. Было принято решение о слиянии ОГПУ с наркоматом внутренних дел. Наркомом назначили Ягоду. Жихарев сразу же получил ромб в петлицу.
— Будет и «Золотой щит меч». Только его заработать надо! — пообещал новый нарком.
Ягода любил атрибутику и слыл щеголем. Одним из новых мероприятий, проведенных им, стало введение нового обмундирования для сотрудников органов. Они получили коверкотовые сиреневые гимнастерки и галифе в цвет им. Особенно красивой была летняя форма: белая тужурка с василькового цвета петлицами, васильковые брюки, носившиеся навыпуск и васильковый галстук. Однажды вечером нарком вызвал Пашку. Открыв шкаф, в котором висел мундир с маршальскими петлицами, он сказал:
— Привезли модель новой формы. Мы с вами одинакового роста и одинакового телосложения. Наденьте! Я хочу посмотреть, как это выглядит со стороны.
Переодевшись в наркомовской комнате отдыха, Жихарев вошел в кабинет. Несколько раз пришлось ему пройтись от двери до окна. Ягода остался доволен. Будучи любимцем и любителем женщин, Генрих Николаевич придавал своему внешнему виду огромное значение. А в тот период у него завязывался роман женой Макса Пешкова — сына Максима Горького. Новая форма была принята, а Пашка хоть и недолго, пощеголял в маршальском мундире.
— Тоже мне, маршал! — прокомментировал Сталин новый наряд наркома. — Давно ли у своего хозяина Мойши Свердлова инструменты и рубли воровал? И это звание он себе присвоил! Кто давал ему маршальские звезды? Никто! Ну, ладно — пусть поносит! Калинычу надо сказать, чтобы оформил присвоение этого звания, как положено. А там посмотрим — не тяжелы ли звезды будут? Ты, я слышал, тоже этот мундир одевал?
— Одевал, товарищ Сталин, по просьбе Ягоды, — ответил Пашка.
— Понравился мундирчик?
— Так точно!
— Может быть, со временем и ты такой оденешь. А пока носи свой — разница у вас с Ягодой только в петлицах и нашивках. И еще — займись боксом и гирями! Это скоро тебе пригодится.
Нарком оказывал Жихареву и другие знаки внимания. Его приглашали на охоту и рыбалку, в поездки на Беломор-Балтийский канал и на строительство канала Москва-Волга. Теперь у Жихарева был помощник, бравший на анализ пробы воздуха, жидкостей, пыли в местах пребывания вождя. Поэтому Хозяин отпускал Пашку с наркомом, ворча при этом:
— Совсем Ягода распустился! Ты ему, видишь ли, нужнее, чем мне! Ладно, поезжай! Но присмотри за ним! А то наш нарком в лагерях всех контрреволюционерок пере… Постарайся притереться к нему: скоро вам предстоит большая совместная работа.
Тогда Пашка мог только догадываться, что за работа предстоит ему. А между тем готовилось убийство Кирова. Покушением на него Сталин хотел создать прецедент для давно задуманного политического процесса над Зиновьевым и Каменевым, развязывания вслед за ним тотального террора. Кроме того, Хозяину хотелось избавиться от возможного конкурента в борьбе за власть. Киров оставался единственным членом Политбюро, который умел говорить, мог своим словом повести за собой массы. Авторитет Кирова в народе рос с каждым днем. В отличие от Зиновьева, которому были безразличны повседневные нужды рядовых граждан, Киров многое сделал, чтобы накормить ленинградских рабочих, благоустроить город, поддерживать в нем порядок. Не только в Ленинграде — во всей стране росла популярность Кирова. Показателем этого стала овация, устроенная Сергею Мироновичу делегатами XVII съезда партии. Стоя, они аплодировали Кирову 25 минут — гораздо больше, чем в соответствии с этикетом полагалось аплодировать Сталину. Значительная часть делегатов муссировала предложение избрать Кирова генеральным секретарем ЦК ВКП (б). Поддержка делегатов съезда, огромное количество писем трудящихся со словами благодарности окрылили Кирова. Он перестал молча соглашаться со всем, что прикажут делать, начал спорить со Сталиным на заседаниях политбюро, переходя в ряде случаев на крик. Хозяин после таких споров ходил мрачнее тучи.
— Живет в Питере как царь! Ни одной балерины из Мариинки не пропустит — под юбку залезет! А туда же — спорить! — говаривал он.
— Вот говно собачье! — вторил ему Молотов. — Кто из него члена политбюро и секретаря Питерского обкома сделал? Ты — Коба! Какова же человеческая неблагодарность!
— Совсем зарвался! Уже нас — наркомов учит, как нам работать! — вставлял Ворошилов.
Слыша эти разговоры, Пашка понимал — Кирову долго не жить. Не знал он лишь, как поступят с Миронычем — арестуют или прибегнут к его — пашикным услугам. Оказалось третье — Киров погиб, оставшись любимцем народа. Для организации убийства Кирова в Питер направили преуспевшего в таких делах опытного сотрудника органов — Запорожца. Однако к тому времени топорная работа уже стала в ходить в чекистскую практику — покушение было организовано бездарно. Взятый на роль убийцы исключенный из партии как троцкист Леонид Николаев производил впечатление затравленного жизнью человечка. 1 декабря 1934 года он убил Кирова выстрелом в затылок прямо в здании Ленинградского обкома партии. Сделав роковой выстрел, убийца сам упал в обморок рядом с трупом жертвы. Никто в тот момент не озаботился ликвидацией самого Николаева. Мало того, выяснилось, что тот не будет давать показания, продиктованные ему следователем. Дело сводилось не к громкому политическому процессу, а к скромному суду над маниакальным террористом-одиночкой.
Сталин лично выехал в Ленинград, чтобы лично проконтролировать выполнение его плана. На запасной путь Ленинградского вокзала подали спецпоезд, к которому был прицеплен бронированный вагон генсека. Пашка провел анализы во всех помещениях и доложил, что можно ехать.
— Поедешь с нами! Купе для тебя найдется! — приказал ему Хозяин.
Салон-вагон состоял из купе проводников, двух купе охраны, спального купе вождя, кабинета с большим столом, за которым можно было проводить совещания, кухни, душа и туалета. В одном из купе охраны Жихареву выделили полку. Ту ночь Сталин провел один, ни с кем не общаясь. Утром прибыли в Питер. Среди встречавших выделялся начальник Ленинградского управления ОГПУ Филипп Медведь. Из окружавших его чинов Медведь выделялся ни огромным ростом и количеством ромбов в петлицах, а пепельно-серым цветом лица. Расселись по машинам. Ягода махнул Пашке, чтобы тот сел на заднее сиденье его авто. Сам же Генрих Николаевич уселся рядом с водителем и всю дорогу насвистывал веселый мотивчик из оперетты.
Приехали в Смольный. Сталин, Ворошилов, Ягода и несколько высоких начальников ОГПУ прошли в кабинет Кирова.
— Вы допустили преступную халатность в обеспечении охраны Кирова! — обратился Сталин к Медведю, выслушав его доклад о подробностях убийства. — Из-за вашей небрежности в работе мы потеряли одного из лучших учеников великого Ленина. Что будем делать, товарищи?
— Под суд их надо: и Медведя и Запорожца, — ввернул Ворошилов.
— Товарищ Сталин! Разрешите сказать! — чуть слышно выдавил из себя Медведь.
— Вы уже все сказали своей работой! Товарищ Ягода! Освободите нас от общества Медведя!
— Руки назад! — скомандовал Медведю начальник следственного отдела ОГПУ Миронов и защелкнул на них наручники. С Медведя содрали петлицы и орден.
— Пусть посидит на Литейном! — распорядился Хозяин.
Увели Медведя. Ввели привезенного с Литейного Николаева. Ночью он пытался покончить с собой — бился головой о стену камеры. Его голова и руки были забинтованы. На некогда светлой рубашке запеклась кровь.
— Зачем вы убили такого хорошего человека? — ласково обратился Сталин к Николаеву.
— Я стрелял не в Кирова — я стрелял в партию! — ответил тот.
— Где вы взяли оружие?
— Спросите у него! — кивнул Николаев забинтованной головой в сторону Запорожца.
— Уведите его и подождите в приемной! — приказал Пашке генсек.
— М…! — услышал Жихарев голос Сталина, когда закрывал дверь.
Усадив Николаева на стул секретаря, Жихарев встал у окна, чтобы пресечь попытку выброситься из окна. На подоконнике лежал окровавленный картуз Кирова. На него тупо смотрел убийца. Вскоре вывели Запорожца, тоже без петлиц и нашивок.
— Зайди! Тебя Хозяин зовет! — выбежал из кабинета Миронов. — Я с ним побуду.
— Столь глупой работы, такого идиотизма от органов я не ожидал! — Сталин в раздражении ходил по кабинету. — Процесса не будет! Будет этот придурок, брызгающий слюной со скамьи подсудимых… Лучше бы он вообще замолчал!
— Разрешите доставить арестованного на Литейный! — обратился Жихарев к вождю.
— Вези! — махнул рукой Хозяин.
— Велено отвезти его на Литейный, — сказал Пашка Миронову, выйдя из кабинета.
— Сейчас организую машину!
— Можно воды? — облизывая губы, спросил Николаев.
Закрыв спиной стаканы и графин, стоявшие на тумбочке, Жихарев добавил в один из них несколько капель из флакончика, который всегда носил с собой.
— Пейте! — протянул он стакан Николаеву.
В поданной машине разместились Пашка и паренек с кубиками в петлицах (лейтенант — авт.). Между ними усадили убийцу. Через пять минут Николаев завертелся, начал хватать ртом воздух. Лицо его посинело, изо рта потек ручеек пены. Несколько хрипов, судорога пробежавшая по телу — и на глазах у изумленного молодого человека Николаев умер.
— Готов! — констатировал Пашка.
— Что же будет?! Что же будет?! В лазарет! — заметался под навалившимся на него трупом паренек.
— В лазарет не надо! В морг! — велел Жихарев водителю.
К пашкиной радости, моргом Литейного командовал его знакомый по институту Коля Файбышевский.
— Принимай погибшего в автомобильной катастрофе! И дай спиртика — покойничка помянуть! — распорядился Пашка после приветствий.
Он знал, что еще в институте Коля был большим любителем выпить, и спирт «для поминок» у него, разумеется, нашелся. Снова добавил Жихарев несколько капель из флакончика — теперь уже в стаканы паренька и водителя. Шофер слабо пытался отнекиваться, но Пашка сказал, что на сегодня тот освобожден от заданий. Выпили. Жихарев приказал водителю принести из машины монтировку. Сами же с пареньком сняли с Николаева бинты и внесли тело в трупохранилище.
— Иди, пропусти еще одну стопку! И шоферу налей! — выставил Пашка из помещения молодого человека.
После того как закрылась дверь, Жихарев несколько раз ударил монтировкой по голове трупа, покрытой редкими рыжеватыми волосами.
— Ну, ребята! Вы сегодня по ордену Красного Замени заработали! — объявил Жихарев, выйдя из трупохранилища.
— Товарищ комиссар! Да я за орден… — вскочил паренек.
В этот момент глаза его закатились, задергались мускулы лица, потекла изо рта пена.
С хрипом упал лейтенант на пол. Дернул одной ногой, другой и замер. Водитель, не шелохнувшись, сидел на стуле. Но по струйке пены стекшей из уголка рта Пашка понял, что тот тоже мертв. Жихарев перевернул паренька на спину и стукнул монтировкой по переносице. Водителю же он проломил лоб.
— Принимай, Коля, погибших в автомобильной катастрофе! Готовь справки о смерти! — выдернул Жихарев однокашника из кабинета.
Кирова кремировали в Москве и торжественно погребли в кремлевской стене. Николаева сожгли в кочегарке. Лейтенанта и шофера с почестями похоронили в Александро-Невской лавре, на участке для чекистов. Ну а Жихареву вручили «Золотой щит и меч». Отметили и Колю. Правда, через два года он оказался «троцкистом» и был расстрелян как один из организаторов убийства Кирова.
Через несколько лет судьба снова свела Пашку с Медведем и Запорожцем. Их сослали на Дальний Восток: Медведя — начальником «Востокзолота», Запорожца — его заместителем. Эта организация, использовавшая труд заключенных, давала почти все золото, добываемое в стране. Сотни лагерей, больших и малых, десятки тысяч заключенных — такое хозяйство получили опальные вельможи. Они понимали, что только неуклонным увеличением добычи золота смогут сохранить себе жизнь. Модернизировав силами заключенных оборудование, интенсифицировав их труд, Медведь и Запорожец обеспечили стабильный рост золота, поступавшего в Госбанк и на внешний рынок. В соответствии с указанием Хозяина, им постоянно внушали, что час освобождения уже близок, слали радиоприемники, патефоны с наборами пластинок, дорогие ружья и прочие предметы тогдашней роскоши. Роскошные условия жизни были созданы им и на месте ссылки. Это вселяло в ссыльных уверенность, что за жизнь можно не опасаться. И начались большие охоты, пиры, гаремы из заключенных и «вольняшек». Все не нравилось местной знати. Еще бы! Кто-то жил лучше нее! Особое ее озлобление вызвало сопротивление вмешательству партийных органов и органов госбезопасности в хозяйственные дела. В Москву потек поток доносов, которые до поры, до времени подшивались в досье Медведя и Запорожца. Гром над их головами прогремел, когда на одном из застолий Запорожец по пьянке проболтался о своем участии в убийстве Кирова.
Пашку вызвали к недавно назначенному секретарю ЦК Николаю Ежову.
— Вам дано ответственное задание. Необходимо выехать в «Востокзолото» и арестовать Медведя с Запорожцем. Они оказались троцкистами, шпионами, диверсантами и вредителями. После ареста вскроете этот пакет. Здесь протокол и постановление Особого совещания. Далее, будете действовать в соответствии с этими документами! — дал Жихареву указания будущий нарком внутренних дел и председатель ОГПУ.
За полмесяца домчал Пашку поезд до Владивостока. Затем еще десять дней Жихарев добирался на пароходе до Магадана. В порту Пашку встретил начальник управления госбезопасности по Магаданской области.
— Что представляют из себя Медведь и Запорожец? — спросил Пашка, уже сидя у того в кабинете.
— Хоть в прошлом — наши, из органов, но мразь! Меня этот Медведь пару дней назад к такой-то матери послал. Говорит: «Вы для нас, а не мы для вас!» Невозможно с ними работать! Куда только Москва смотрит?! Сколько раз мы сигнализировали…
— Не горюй! — ответил Пашка. — Вот ордер на арест. Сегодня ночью будем брать.
— Товарищ комиссар! — вошел в кабинет адъютант начальника управления. — Вас приглашает начальник «Востокзолота». Машину за вами прислал.
— Поедем, и оперативников с собой прихвати! — кивнул Пашка начальнику управления.
«Востокзолото» размещалось в самом лучшем здании города. По отношению к Пашке Медведь был самой любезность.
— А ты подожди в приемной! — небрежно он бросил начальнику управления. Подали чай, бутерброды с красной икрой и лососиной.
— Это — на скорую руку, так сказать — по-походному, — извиняясь, сказал Медведь. — А вечером я приглашаю вас к себе на квартиру, на медвежатину.
— А я вам от друзей подарочек привез, — протянул Жихарев новинку — автоматическую ручку с золотым пером, выданную ему в спецхране на Лубянке.
— Благодарю, а кто даритель?
— Скажу вечером. Какие у вас взаимоотношения с управлением?
— Мешают работать, лезут во все. А начальник — дурак набитый.
— Передам в Москве. Вероятно, примут решение об укреплении руководства управлением.
Вечером Пашка приехал к Медведю. Стол ломился от закусок и вин. Кроме Медведя в квартире находились Запорожец и начальник близ лежавшего лагеря. Разговоры сводились к замене начальника управления госбезопасности и руководства обкома партии.
— Где вы остановились? — спросил Медведь.
— В нашей ведомственной гостинице, — ответил Пашка.
— Ну, зачем же там? В этом доме, на этой же лестничной клетке «Востокзолото» держит квартиру для приезжих. Обслуга, питание — все бесплатно. А комфорта куда больше! Оставайтесь! Заодно можете пройти, посмотреть апартаменты.
Жихарев с компанией прошел в квартиру рядом. В ней были три комнаты с богатой обстановкой. В одной из них сидели четыре женщины в вечерних платьях.
— Это — для нас: вдруг развлечься захотим, — пояснил Медведь. — Этажом выше живет Ваня Запорожец. Рядом с ним такая же квартира, и там тоже четыре женщины.
— Не тяжело им так дежурить?
— Это гораздо легче, чем в лагере мыть золото. А что им? В тепле. Едят деликатесы, выпивают. Мы их в парчовые и шелковые платья одели. Так срок отбывать неплохо. Они довольны.
— Девушки — потом, а пока вернемся к столу! — предложил Жихарев.
Ближе к полуночи все, кроме Пашки, захмелели. Перед поездкой в гости он выпил несколько капель собственного изготовления, делавших организм неподвластным алкоголю. «Мне знакомо твое лицо!» — сказал Медведь Пашке. В этот момент в дверь позвонили.
— Это, вероятно, за мной, — направился к двери Жихарев.
— Пошлите их куда-подальше! — напутствовал его Запорожец.
Увязавшийся с Пашкой начальник лагеря открыл дверь и получил ослепительный удар в челюсть, сваливший его на пол. В квартиру ворвались оперативники. С оружием в руках они устремились в столовую. Последним вошел начальник управления. Медведя, Запорожца и начальника лагеря заковали в наручники. Со словами: «Это — тебе аванс, а расчет получишь в управлении!» — начальник ударил Медведя по лицу, сбив его с ног. Моложавый оперативник стукнул упавшего ногой по печени. Другой тоже ногой добавил по почкам.
— Отставить! — рявкнул Пашка. — Поднимите его!
Он зачитал поднятому за волосы Медведю ордера на его арест и обыск в квартире. Такие же документы были зачитаны Запорожцу.
— Вы спрашивали, где могли меня видеть? Отвечаю — в Ленинграде. Мы вас тогда снимали с работы за плохую организацию охраны Кирова. А авторучка — подарок от меня, чтобы усыпить вашу бдительность, — ловушка для жадных! — ответил Пашка на вопросы Медведя.
— Эта ручка, что ли? — начальник управления выгреб из кармана арестованного «подарок». — Можно я ее заберу?
— Бери! Она ему больше не понадобится, — разрешил Жихарев и кивнул на арестованных. — Этих — в машину! А вы продолжайте обыск.
— Они должны расписаться в протоколе, — возразил начальник.
— Пустые формальности! Распишутся в управлении!
— Меня-то за что? — захныкал начальник лагеря, когда его заталкивали в машину.
— За то, что свое непосредственное начальство не слушал. За то, что посулам этих гадов поверил. За то, что гарем для них держал, затолкнул его в машину начальник управления.
В управлении Пашка вскрыл пакет с материалами Особого совещания. Как он и догадывался, оба арестованных были приговорены к расстрелу. Радости начальника управления не было предела. Он даже хотел позвонить среди ночи первому секретарю обкома — обрадовать.
— Успеется! — остановил его Жихарев. — Для местного начальства радость будет больше, когда оно проснется, а его враги — уже мертвые! Прокурора и врача звать надо — процедура приведения приговора в исполнение требует!
Подняли с постелей врача и областного прокурора. Медведя и Запорожца ввели в комнату для расстрелов.
— Что такое?! — возмутился начальник управления. — Шелковое белье?! Немедленно снять!
Раздетых догола приговоренных поставили лицом к стене.
— Долго они из нас жилы тянули! Сейчас я из них потяну! — взялся за табуретку начальник управления.
— Не потянешь! — остановил его Жихарев. — Все, что я могу тебе позволить — собственноручно пристрелить их.
— Жаль! — пробормотал начальник управления и выстрелил в затылок Медведю.
Тот повалился на стену и, стукнувшись об нее головой, свалился на пол. Фонтанчик крови брызнул и затылка.
— Не надо! — взвизгнул Запорожец, упав на колени.
Начальник управления ударил его ногой в живот. Скуля от боли, Запорожец пытался поймать зубами сапог врага. «На — оближи!» — подставил тот сапог под губы и, дождавшись поцелуя, выстрелил в затылок Запорожцу. Врач осмотрел убитых.
— Могли бы жить! — произнес он традиционную для казней формулировку.
На следующее утро казнили фаворита Медведя — начальника лагеря. Особое совещание области приговорило его к расстрелу. А Пашка, дав шифровку о выполнении задания, покинул Магадан. По прибытии в Москву его наградили орденом «Знак Почета».