От издателя

Родился в 1965 г. в с. Волохово Серпуховского р-на Московской области. После окончания средней школы в поисках романтики и взрослой жизни устроился матросом в речной порт г. Серпухова, откуда через год был призван в ряды Советской армии. Срочная служба проходила в заснеженной Арктике, в якутских поселках Тикси и Чокурдах.

После службы в армии учился на историческом факультете в Московском государственном областном университете, по окончании служил в следственных органах МВД, опять учился, теперь уже на факультете правоведения. С органами прокуратуры и следственного комитета, службой судебных приставов связана вся трудовая деятельность, но хватило времени и сил и на защиту диссертации.

В это же время, с 1992 г., на свет появляются первые литературные сказки и волшебные истории, которые вначале прячутся в стол, и только через 15 лет, в 2007 г., состоялась первая публикация в журнале «Юность», затем с 2008 по 2012 гг. вышли три книги сказок: «Сказки Малеевского леса», «Асины сказки» и «Тешиловская русалка». В 2014 г., в серии «Виктор Ерофеев представляет детского писателя», вышла новая книга автора – «Зибровский водяной».

Член Союза писателей России. В настоящее время проживает в Серпухове, работает преподавателем в институте.

 

Зеленый колпачок с серебряным колокольчиком

В сосновом лесу воздух пронизан запахом смолы. Сосны-великаны натянуты, как золотые струны, соединяющие земную твердь и непостоянные небеса. Янтарные стволы снизу гладкие, без сучков, и только запрокинув голову, где-то там – на краю неба, можно увидеть вечнозеленую колючую крону. Столетние исполины упрямо год за годом штурмуют бездонное небо, стремясь поскорее добраться до облаков и, зацепившись тысячами иголок за их белые крылья, улететь с ними далеко-далеко, может, даже на самый край земли. Сосны – любопытные создания, но путешествовать могут только в мечтах и еще во сне.

В этом прекрасном, звонком сосновом бору жил-поживал молодой лесовичок-боровичок: ничего страшного, что ростом не вышел, зато нос картошкой и борода уже начинает расти. Маленький домик Муси, сложенный из камней-валунов, одиноко спрятался в непроходимой глуши. Лесовик любил свой дом и еще любил скрипучую дубовую дверь и трубу, в которой лютой зимой завывал бродяга-ветер, и печь с теплой лежанкой… Да, без такой печи никак нельзя обойтись в холодную снежную зиму.

Вместе с Мусей жила белка. Звали ее Стрелка: когда она прыгала по деревьям с ветки на ветку, то походила на стрелу, пущенную умелой рукой из лука. Она была ужасно любопытная, да еще и болтушка – знала буквально все новости в лесу.

Вечерами друзья любили поболтать о всякой всячине, ведь Муся понимал речь всех лесных обитателей – не зря всю жизнь он провел в бору среди зверей и птиц. Весь день от рассвета до заката лесовик проводил в бору. Он поселился в этих краях, когда деревца были еще совсем крошечные и беззащитные. Сосны для него были как друзья, и всю жизнь он заботился о них, словно о малых детях. Муся помог им стать большими и сильными, и теперь они не боялись ни ветров, ни морозов. Наша история произошла в начале августа, и если бы не она, мы никогда бы не узнали о маленьком лесовике. Как-то утром, позавтракав лесными ягодами, Муся отправился в бор. На голове, как обычно, негромко позванивал серебряный колокольчик – «динь-дон, динь-дон», крепко пришитый к зеленому колпачку. О, это были совсем непростой колпачок и необычный колокольчик, они были волшебные и передавались в роду лесовиков от отца к сыну, из поколения в поколение. Пожелает Муся стать невидимым – повернет колпачок, раз – и уже нет лесовика. Надо вызвать дождь? Туман или ветер? Что ж, пожалуйста, снимет колпачок – вот и непогода пришла, открывай ворота. В общем, вещь для лесовика самая необходимая. Дошел Муся до сосны, которую во время грозы рассекла молния, будто исполинским топором. Боровичок поправил повязку на глубокой ране – она пропиталась соком сосны – живицей. И тут произошло нечто ужасное… В это время на беду всему живому над лесом в железной ступе пролетала сама Баба-Яга. При ее появлении умолкали веселые птичьи голоса, а звери прятались, кто в глубокие норы, кто в колючие заросли. Словно черная грозовая туча, кружилась Баба-Яга над бором в поисках очередной жертвы. Заметив у сосны лесовика в зеленом колпачке да с серебряным колокольчиком, Хозяйка далекого Сумрачного леса задумала дело лихое и зловредное… Ага, вот и губы зашептали страшные заклинания… Тут же ночная темень опустилась на лес, а бедный Муся не только замер на месте, но вдобавок оглох и ослеп. Этого и добивалась злодейка. Подлетев к молодому лесовику, она сорвала с его головы зеленый колпачок с серебряным колокольчиком, взмыла высоко в небо, даже выше сосен-гигантов, и умчалась в сторону Сумрачного леса, подгоняя метлой ступу. Но сосны преодолели страшные заклинания и старались колючими ветками остановить разбойницу, стволами перегораживая дорогу. Да разве справятся деревья с Хозяйкой Сумрачного леса! Преодолев все препоны, Баба-Яга с дорогой добычей отправилась восвояси.

– Лесовик! Очнись! Это я, дятел! – птица села на грудь заколдованного Муси и, хлеща крыльями, старалась пробудить его от колдовского сна.

Наконец Муся открыл глаза и, придя в себя, удивленно попросил: – Хватит меня бить, скажи, что со мной случилось– то?

– Пока ты спал, злая Баба-Яга из Сумрачного леса похитила твой колпачок! – рассказал дятел.

– А где она сейчас?

– Улетела в ступе.

– Покажи, в какую сторону!

– Знамо дело, в сторону Сумрачного леса, прямо на восток. Пролетал однажды там, страшно мне стало, только не пойму отчего.

– Спасибо, дятел! Век тебя не забуду.

Муся окончательно пришел в себя и во весь дух припустился за лесной ведьмой. Но погоню пришлось на время прервать, чтобы заскочить домой: ведь впереди его ждал такой нелегкий и полный опасностей путь.

Никогда еще белка не видела лесовика таким: в его глазах горел гнев, руки дрожали от нетерпения и обиды! Торопливо и молча Муся стал собираться в дальнюю дорогу, и напрасно Стрелка пыталась отговорить его от рискованной затеи. Лесовик прекрасно понимал: надеяться, что Баба-Яга вернет обратно колпачок или предложит обменять его на какой-нибудь пустяк, бессмысленно. С каждой минутой колпачок становился все менее достижимым для лесовика, время работало против него. Лесовик уложил в котомку плащ от дождя, сухарики – подарок от полевика, мешочек орехов, фляжку с брусничным соком да дедову трубку с табачком и огниво.

Перепуганная Стрелка умоляла Мусю остаться дома, в безопасности:

– Выслушай меня в последний раз! Ты слишком молод и совсем не опытен, чтобы тягаться с хозяйкой избушки на курьих ножках! Весь лес знает о ее коварстве и хитрости, она кого хочешь обведет вокруг пальца. Вот когда у тебя вырастет настоящая борода, ты станешь старше и мудрее, тогда совсем другое дело…

– Перестань верещать глупости, Стрелка! – уходя, ответил Муся. – Без волшебного колпачка с серебряным колокольчиком я не смогу оберегать наш сосновый бор, и беззащитные деревья погибнут.

– Ты сам сгинешь без следа в Сумрачном лесу! – сквозь слезы сказала Стрелка, ведь она была обычной белочкой и очень жалела лесовика.

– Не беспокойся за меня, я обязательно вернусь в моем зеленом колпачке, и серебряный колокольчик вновь зазвенит на весь лес.

Лесовик скрылся за деревьями, они грустно махали ему вслед тяжелыми колючими ветвями. Им так хотелось пуститься в путь вместе с Мусей, но деревьям заказано ходить. В эти минуты отважному коротышке очень хотелось верить, что все действительно обойдется и он с победой возвратится в родной дом, к друзьям… Одно было несомненно: назад без волшебного колпачка ему дороги нет. Лучше сгинуть на чужбине, чем видеть, как погибает любимый лес. Вскоре сосновый бор остался позади. Лесовик брел по заметной только ему тропке. Она петляла среди косогоров и лесных завалов, и приходилось преодолевать глубокие овраги, подниматься на поросшие лесом холмы, даже переправляться через глубокие реки. Но главные испытания и трудности ждали Мусю впереди: загадочный и неведомый Сумрачный лес – обитель колдовства и нечистой силы.

Без волшебного колпачка боровику приходилось рассчитывать только на себя да еще на удачу.

Он ночевал в дуплах, в брошенных барсучьих норах, обходил охотничьи капканы и волчьи логова, прятался от дождя под колючими елями. Путь был неблизкий, ведь что Баба-Яга пролетала в ступе за час, лесовик едва мог пройти за день.

На третий день погони, карабкаясь по крутому косогору, Муся заметил зайца, угодившего лапкой в петлю, поставленную охотником. Жалко стало трусишку, освободил его лесовик:

– Беги, братец, и в следующий раз будь осторожен, а то так и пропадешь ни за капустный лист!

– Спасибо, лесовик, что сжалился над несчастным зайцем! – поблагодарил спасителя Заяц. – Если бы прошел ты мимо, я больше никогда не увидел бы ясного солнышка да мягкой травушки-муравушки. Век тебя не забуду, а если вдруг понадоблюсь, то непременно в лепешку разобьюсь, но помогу!

– Спасибо за добрые слова, зайка! Только чем ты мне поможешь в Сумрачном лесу? Ты не можешь справиться и с обычной петлей, а уж с Бабой-Ягой…

На этом они и разошлись, каждый поспешил своей дорогой. Зайка скрылся в зарослях иван-чая, а лесовик отправился навстречу судьбе.

Дни становились короче, а ночи длиннее и холоднее.

Солнце уже не было таким теплым и ласковым, особенно в глухом лесу, в вечном полумраке. Небо все реже оставалось голубым, теперь оно чаще делалось серым и бесцветным, а низкие облака прятали от всех теплое светило.

В одну из зябких ночей Муся расположился под кустом калины на небольшом пригорке. Ночной холод пробрался под одежду, сделал все влажным и ледяным, и когда у лесовика уже зуб на зуб не попадал, он вдруг заметил под ногами свернувшуюся колечком змею.

– Что с тобой, сестра-змея? – спросил Муся и нагнулся к земле.

– Заплутала я в лесу и засветло не вернулась домой, в теплую норку, а теперь погибаю, того гляди замерзну.

– Эта беда не беда, полезай ко мне в карман, я тебя обогрею, а утром ты вернешься домой жива-здорова, – успокоил бедную змейку Муся.

– Спасибо, добрый лесовик, что не бросил меня, а обогрел. Век тебя буду помнить и деткам своим накажу служить тебе, – молвила благодарная змея.

– Да чем ты мне поможешь, добрая змея, в далеком Сумрачном лесу?

Так провели они вместе холодную ночь. Пусть у одного кровь горячая, а у другой холодная, да только обоим хочется увидеть рассвет и родной дом. А утром, когда первые солнечные лучи погнали метлой росу с травы, друзья расстались.

Даже самый долгий путь заканчивается. Вскоре после встречи со змеей боровик забрел в такую глухомань, которой отродясь не видывал. Небо пряталось за паутиной ветвей, не слышно было гомона птиц, зверье будто вымерло во всей округе. Муся понял, что оказался наконец-то в Сумрачном лесу, и сразу в памяти всплыли страшные рассказы об этом гиблом месте.

Действительно, зверь обходит за версту этот лес, ни одна птица не посмеет пролететь над владением злой нечисти. За каждым кустом, за любым деревом может таиться опасность, где-то рядом рыщут волки-оборотни, лихо одноглазое, да упыри-кровопийцы. Страшно так, что кровь стынет в жилах даже у лесовика. Но надо продвигаться вперед: пусть тропинка ведет через густые заросли и каждый шаг дается с великим трудом. Сотни колючек словно поджидали путника и теперь дружно впились в его серый плащ, желая только одного – уколоть, уколоть, уколоть. Ветки так и хватают корявыми пальцами, не пускают вперед, а тянут назад да хлещут по глазам… Вдруг слышит лесовичок: кто-то тихо, из последних сил, зовет на помощь. Рванул со всей силы Муся на голос, забрался в глухие заросли и видит серую сову: запуталась среди веток и колючек, не может выбраться, обессилела совсем. Кое-как подобрался боровик к Совушке – бедной головушке, – даже порезал руки, освобождая птицу из смертельного плена, но не оставил бедняжку на произвол судьбы умирать голодной смертью.

– Благодарна я тебе, лесовик, за нежданное спасение уже и не надеялась, что кто-то поможет мне в этом ужасном лесу, – сказала сова Мусе и поведала, как заплутала ночью в сильном тумане, сбилась с пути и оказалась здесь, посреди Сумрачного леса.

– Если бы не ты, пропала бы моя головушка, и детки мои малые несмышленые тоже пропали бы вместе со мной, горемычной. Сидят в гнезде ненапоенные и ненакормленные.

– Вот и собирайся поскорее к ним, только хлебни на дальнюю дорожку брусничного сока и поклюй сухариков – все веселее лететь.

– Как только понадоблюсь, то жди меня непременно, – сказала сова на прощание и, расправив пестрые крылья, полетела вон из Сумрачного леса.

Насилу одолел боровичок кровожадные заросли и под крик воронья выбрался на поляну, окруженную, будто караулом, угрюмыми елями. Даже трава здесь не росла. Лесовик с опаской ступил на мягкий ковер из сухих иголок. Среди вырванных с корнем деревьев в центре поляны стоит избушка на курьих ножках, а труба на крыше дымит черным смрадом. Поклонился до земли лесовик и молвит слово заветное:

– Избушка, избушка! Стань к лесу задом, а ко мне передом!

Послушалась избушка, скрипит, стонет, но поворачивается к гостю крыльцом. Следом и дверь открылась.

Делать нечего, назвался груздем – полезай в кузов.

Муся вошел в темную, неметеную горницу – хозяйки не было. Смахнув пыль с лавки, присел у закопченного оконца и стал ждать-ожидать. Но недолго Муся ждал Хозяйку Сумрачного леса, не зря вороны кружились над избушкой! Она пожаловала прямо через печную трубу, да с каким грохотом! Бу-бух! Бух-бух! Подняв облако едкой сажи, явилась – не запылилась сама Баба-Яга!

Вся она была насквозь пропитана невообразимой гнусностью и подлостью. Ее вид вызывал животный страх даже у лесных жителей, заставляя ожидать любой пакости и мерзости. Длинный, будто клюка, нос на сером морщинистом лице делал ее похожей на старого стервятника. Костлявые руки, державшие метлу, походили на ветки засохшей ивы. Горбатая старуха недолго рассматривала гостя, что-то гнусаво шепча себе под нос…

– Фу-фу-фу! Лесным духом пахнет! Это кто к нам пожаловал? – строго спросила хозяйка, насколько позволял ее скрипучий голос и необузданный характер. – Ах! Соседушка мой лесной, птенчик милый! Располагайся поудобней, отдохни с тяжелой дороги. Будешь самым дорогим гостем!

Муся встал и поклонился до земли:

– Спасибо, Яга Ягинишна, за теплую встречу и слова добрые. Но я пришел не в гости, а по делу, – решительно проговорил Муся.

– По делу? А какие у нас с тобой могут быть дела? – удивилась Баба-Яга, и голос ее стал походить на скрип старого дерева, от которого волосы встают дыбом. – Ну-ка, выкладывай скорей, что тебе нужно от меня, а не то сию минуту отправишься в котел, да как миленький. Не зря же я поутру печь-то истопила, до сих пор жар тебя ожидает.

– Ты меня, Ягинишна, шибко не пугай, я перед тобой-то как на ладони! – храбро ответил боровик, будто и не слышал угроз ведьмы. – Я не из робкого десятка и не боюсь тебя! Лучше верни мой зеленый колпачок с серебряным колокольчиком, что от пращуров мне достался. А не вернешь, ославлю тебя воровкой по всем нашим лесам. Тогда каждый леший и лесовик станет тебе врагом, и ты запоешь другим голосом!

– Я ведаю, что твой народец недолюбливает меня, да только мне наплевать. Вот я сейчас сварю из тебя знатную лапшу, такую наваристую! – зло ответила Баба-Яга и никто не мог усомниться, что она выполнит обещанное. – Но я не буду горячиться и послушаю напраслину, что ты на меня возводишь. Скажи, отколь ты знаешь, что колпак твой у меня в сундуке? А может, у кого-то другого?

– У тебя, хозяюшка, у тебя, милая! Весь мой сосновый бор видел тебя с моим колпачком!

– Да отродясь у меня не было никаких колпаков, я платки люблю, а не зеленые колпаки. Я слышала тут, на болоте, что он у моей девятиюродной сестры Ягабихи, что живет в Гнилой трясине, которая рядом с палатами самого Кощея Бессмертного! – продолжала отказываться старуха, тыча пальцем в закопченный потолок.

– Тут он, хозяйка, я чувствую его сердцем, и даже заклинания твои не помогают, – не сдавался лесовик.

– Ах так, не веришь самой правдивой Яге? Показываешь, какой ты упрямый?! Все равно ничего я тебе не отдам, ни за какие коврижки! Убирайся из моей избы! – криком закричала Баба-Яга, показывая гостю, что рассердилась не на шутку.

– Ладно, если по-доброму не хочешь возвращать мой колпачок с серебряным колокольчиком, тогда я прямо сейчас отправляюсь к Деду Морозу! Пусть он нас рассудит по совести! – крикнул Муся, понимая, что договориться по-хорошему не удается.

При упоминании о Деде Морозе что-то дрогнуло внутри ведьмы, теперь она притихла и уже не кричала на лесовика, а вновь заискивающе залебезила:

– Он, что, твой сродник или кто тебе?

– Сродник не сродник, но народу нашему за многолетнюю службу помогает и на тебя, старую пакостницу, управу найдет. Никакая тебе поганая ворожба не поможет. Будешь оставшийся век сосулькой болтаться на кривой осине, тогда и вспомнишь меня, как я предлагал все решить миром.

После таких слов старуха присела к печке и призадумалась: быть превращенной в холодную скользкую ледышку ей совсем не хотелось. Видя растерянность в глазах лесной нечисти, Муся продолжил наступление:

– Ну что мы с тобой грыземся, как два глупых волчонка из-за пустой кости! Может, разойдемся миром? В лесу всем места хватит, а я буду молчать как рыба и никому не скажу о пропаже колпачка.

Недовольно помолчав, Баба-Яга вскоре произнесла:

– Ладно, уговорил ты меня, глупую, ласковый говорунчик, ну прямо не лесовик, а загляденье – объеденье. Разве можно устоять перед твоими медовыми речами и ласковыми обещаниями! Но только для того, чтобы вернулся к тебе несчастный колпак, мой румяненький пирожок, придется тебе исполнить честь по чести три моих заветных желания. Они совсем простенькие, и ты с ними враз справишься. Согласен, мой сладкий?

– Согласен, добрая хозяйка, – учтиво, как ни в чем не бывало, ответил Муся.

– Но все это будет утречком, а пока ложись на лавке и спи-отдыхай, будь как дома. Угостить тебя нечем, я сегодня лапшу-то не варила.

На том разговор и оборвался. Каждый занялся своим делом. Ягинишна покормила падалью незнамо откуда появившихся черного ворона и черного как уголь кота. Муся прилег на лавку, положил котомку под голову и заснул тревожным сном – ночевать в лесу ему было милее.

Еще солнце дремало под елями, а Муся услышал, как утро, наскоро умывшись холодной росой, стучится в рассохшиеся ставни избушки. Тут хозяйка спустилась с печи, и они вышли из дома. За ночь лесная поляна с елями куда-то исчезла, теперь избушка на курьих ножках топталась на опушке дубовой рощи, а до горизонта на многие версты раскинулась привольная степь. Лесовик не подал вида, что удивлен, а старуха, указывая на безбрежную равнину, предложила:

– Догони Буйный Вихрь да сорви с него шапку. Это мое первое задание!

Догнать ветер! Боровичок призадумался. Тут из-за дерева выскочил знакомый зайчишка, встал столбиком на задние лапы и шепчет:

– Не печалься, брат-лесовик, я тебе помогу. Отбеги подальше от поганого места и спрячься куда-нибудь, а я раздобуду шапку у моего дружка – ветра.

Так и сделали: Муся побежал вперед, а потом прилег в ложбинке. Заяц прыг-скок, и нет косого… Еще не веря в удачу, Муся в траве-ковыле стал ждать длинноухого спасителя. Прошло несколько минут, и заяц вернулся.

Не подвел лесовика, держит в лапках дырявую шапку Буйного Вихря, которая свистит без умолку. Взял в руки чудо чудное лесовик, смотрит, дивится, ведь кто ту шапку наденет, сможет обогнать даже быстрого стрижа.

– Спасибо тебе, Зайка! Без тебя бы не справился, – поблагодарил Муся друга. – А как же вольный ветер теперь будет без шапки?

– Ты меня от смерти спас, век тебя буду помнить. А насчет шапки не переживай, не пропадет летний ветерок: скоро придет осень, прилетят холодные ветры – и шапка просто исчезнет вместе с летом! – ответил зайчишка и умчался по своим делам.

Старуха Ягинишна захохотала, когда узрела заветную шапку, и с деревьев посыпалась листва, словно наступила осень. Потом как хлопнет костлявой ладонью по столу – вся посуда разбилась, и сама избушка застонала от боли.

– Ладно, лесовик-боровик, слушай и запоминай следующее испытание, да не бойся, оно так, пустячок. Иди-ка на поляну и под землей найди мне ключ златой от ларца, что давным-давно спрятала моя прабабка! Сроку тебе до ночи, не управишься – поминай, как звали.

Вышел Муся из избушки и увидел, что они вновь оказались посреди лесной поляны, в центре дремучего леса.

Новое испытание еще более озадачило лесовика: даже лопаты у него с собой не было, а где взять ее – неизвестно.

Обошел он поляну, несколько раз прикладывался ухом к земле, но никак не мог понять, где спрятан потайной ключ. Но в этот раз его выручила знакомая змея.

– Не печалься, лесовик, – молвила она, – я сейчас проверю все норы, глядишь, и отыщется ключ, а ты жди меня здесь.

– Спасай, сестрица, мой лес, без моего волшебного колпачка он сгинет.

Змейка скрылась в норке крота. Оставалось только ждать и надеяться. Вечером, когда солнышко золоченым яблочком катилось за лес, появилась змея с золотым ключом.

– Как я благодарен тебе, милая змейка, ты спасла мои деревья!

– Ты согрел меня холодной ночью, избавил от верной смерти, а сегодня я тебе помогла. Теперь прощай, мне пора возвращаться домой к деткам, скоро наступит ночь.

Как только друзья расстались, Муся сразу поспешил к Бабе-Яге. Нехотя пустила его избушка на курьих ножках. Вместо похвалы услышал лесовик злобное шипение и топот, да такой, что лес зашатался из стороны в сторону и заплакал, а избушка жалобно заскулила… Как только ночь надежно укрыла землю, Муся узнал о последнем испытании.

– Пойдешь на Мертвое болото и до рассвета нарвешь мне разрыв-травы, но вернуться ты должен до первых лучей солнца! – печально сказала Ягинишна, словно навсегда прощаясь с боровиком.

– Все исполню, только ты тоже спать не ложись и приготовь мне мой зеленый колпачок с серебряным колокольчиком, я сразу вернусь в родной лес!

– Приготовлю, все я тебе припомню… тьфу, то есть приготовлю. Сама спать не буду, вкусненький мой соседушка.

Ночь. Вихрь с непокрытой головой бесится среди деревьев. Даже привычному к лесной жизни боровику стало не по себе. Ветки-крючки опять цеплялись за плащ, царапали лицо и руки, ставили подножки, старались выцарапать глаза. Но самое ужасное таилось впереди – коварное болото ожидало очередную жертву.

Ночь, как охотник, дышала за спиной пробирающегося в неизвестность Муси. Вот и жижа захлюпала под ногами, а трухлявые пни бледно-зелеными огоньками манили к себе, в бездонную пучину…

С каждым шагом идти было все труднее и труднее твердой почвы под ногами уже не было. Лесовик нащупывал кочку и с нее прыгал дальше. Неожиданно над головой раздался шорох крыльев, и на плечо путнику опустилась знакомая сова.

– Не спеши, лесовик! – зашептала она на ухо Мусе. – Даже тебе, выросшему в лесу, не пройти ночью Мертвое болото без волшебного заклинания.

– Так скажи его мне, совушка!

– Если ты начнешь ворожить, Баба-Яга сразу почувствует, где ты находишься, и болото проглотит тебя. Запомни: увернуться от железной ступы невозможно, она просто столкнет тебя в трясину.

– Что же мне делать, Совушка – умная головушка? Подскажи!

– Жди меня, а я сама нарву чудесной разрыв-травы. Тебе останется только живым и здоровым добраться до Бабы-Яги.

Так же неожиданно, как появилась, сова растворилась в темноте. Муся остался один на один с ночью и болотом. Лесовик чувствовал, что Мертвое болото вместе с сыростью и спертым нездоровым воздухом, как чаша, наполнено до краев чем-то злым и могущественным. Здесь не кричали птицы, даже лягушки молчали, раздавалось только хлюпанье трясины, да где-то сверху рядом что-то большое проносилось по воздуху… Время томительно тянулось, казалось, что Муся стоит на кочке уже целую вечность, и будто вот-вот рассветет. Раздался шорох крыльев, и в руки лесовика упала разрыв-трава.

– Дело сделано, брат лесовик, теперь не мешкая возвращайся к Бабе-Яге, скоро рассвет. Будь осторожен, – сказала на прощание совушка и улетела в ночь.

– Спасибо тебе, совушка, век тебя не забуду.

Муся пустился в обратный путь, волшебная трава жгла руки, но он не обращал на это внимания.

Мокрый и грязный, лесовик вернулся на поляну, но избушка на курьих ножках брыкалась и не пускала боровика. Даже дверь оказалась забитой железными гвоздями. Тогда Муся распахнул окно и отважно залез в избушку. Поднявшись с пола, он с невероятным грохотом бросил волшебную траву на стол. Избушка застонала и даже присела, а деревья, окружавшие поляну, с вырванными корнями попадали на землю.

Но Баба-Яга даже не взглянула на добычу лесовика – она варила в чане какое-то снадобье. Целая дюжина бедных лягушек, пучок крыльев летучих мышей, хвост черной кошки, колючие травы и порошки булькали и пузырились в черном бульоне.

– Хозяйка, я исполнил твое последнее задание и жду обещанного, – в нетерпении сказал Муся.

– Подожди, ай не видишь – я занята, – старуха помешала варево, и из чана повалил едкий пар. – Щас, только освобожусь и сразу съем тебя, соседушка. Но я ведь не хотела тебя трогать, даже дверь забила, чтобы ты не попал в избу, а ты через окно пожаловал ко мне на завтрак. Поэтому я не виновата, ты сам напросился в мой котел. А колпак твой с бубенчиком уже у тебя в котомке и никто никогда не скажет, что Ягинишна обманула бедного лесовика.

– Не с бубенчиком, а серебряным колокольчиком!

– Да тебе уже все едино – что бубенчик, что колокольчик… Ха, ха, ха.

В ту же секунду ее злые губы прошептали заклинание, голова лесовика опять закружилась, будто юла, ноги ослабли, и он рухнул на пол, как подкошенный.

– Стой, – едва прошептал Муся. – Дай мне перед смертью хоть трубочку дедову выкурить…

– Ладно, кури напоследок, – смилостивилась ведьма. – Жить-то тебе как раз осталось три затяжки с половинкой, а потом «буль-буль». Лесовик подполз к лавочке, где лежала его котомка, достал трубку и огниво, и вскоре голубой дымок наполнил избушку. Муся незаметно вытряхнул угли из трубки на пол… Робкие язычки пламени перекинулись на солому и мусор, и тут избушка на курьих ножках вспыхнула как костер на Ивана Купалу. Увидев под ногами огонь, Баба-Яга попробовала произнести заклинание дождя, но ничего у нее не вышло: то ли дым щипал глаза, то ли пекло ноги. Кот, обезумев от страха, бросился в окно, а ворон, словно воробей, метался по избе, хлеща крыльями хозяйку. Видя, что ничего не выходит, старуха бросилась вытаскивать из углов и сундуков книги со страшными магическими заклинаниями, склянки с приворотными зельями, пучки редких трав и прочую гадость. Муся тем временем с трудом выбрался из горевшей избушки, зажав зубами котомку с драгоценным колпачком. Только на поляне заклятие Бабы-Яги спало, лесовик смог встать на ноги и сразу пустился в обратный путь. За спиной оставались освещенная первыми лучами солнца поляна и горящая избушка. Еще долго были слышны в Сумрачном лесу громкие причитания Бабы-Яги и визг подгоревшей избушки на курьих ножках. Ягинишна все же вызвала дождь, и пожар прекратился. Теперь вместо дыма от обгоревших бревен валил пар. В огне погибли колдовские книги, склянки с зельем и порошками, редкие травы – все, что составляло богатство и могущество Бабы-Яги, накопленное за долгие века. В то утро поклялась старуха, что больше никогда не свяжется с лесовиками. Муся почувствовал под ногами такую долгожданную обратную дорогу. Теперь его не пугал темный Сумрачный лес, он с победой возвращался в родной бор напрямик, без тропок и лесных дорог, по своим приметам и зарубкам. Деревья расступались перед ним, пряча в землю цепкие корни и разводя в стороны упругие ветви.

Впереди Мусю ждали любимые сосны и родной дом, оставленный на белку. В лесу уже появились грибы, покраснела рябина… Волшебный зеленый колпачок с серебряным колокольчиком нежно звенел в такт шагам лесовика – «динь-динь, динь-динь».

 

Тигрозаяц

В сосновом бору, среди медно-красных стволов и зеленых колючих шапок, там, где у груды диких камней прячется маленькая избушка, жил лесовичок по имени Муся. Как-то обычным летним утром в лесу появился страшный и ужасный тигрозаяц, а произошло это так… Лесовик допивал ячменный кофе с овсяным печеньем, когда в дверь кто-то тревожно забарабанил. Пришлось открывать. На пороге, дрожа от страха, как осиновый листок, сидел запыхавшийся зайка.

– Ой, ой! Спаси меня, лесовик, за мной лиса гонится хочет меня целиком съесть!

– Заходи весь, гостем будешь! – Муся впустил зайца, а лиса осталась на улице за крепкой дубовой дверью. Трусишка рассказал гостеприимному хозяину, что хитрая плутовка все утро гоняла его по лесу, и он насилу спасся от острых зубов, вспомнив о гостеприимном лесовике. Муся выглянул в окно, лиса находилась рядышком и явно не собиралась оставлять зайца в покое. Делать нечего – пришлось ломать голову, как выручить зайца и заодно отучить лису обижать маленьких. Недолго думая, Муся достал свои волшебные краски и с помощью кисти превратил обычного зайца в кровожадного тигра с огромными клыками, острыми когтями и горящими, как уголь, глазами. Правда, вначале тигрозаяц получился очень маленький и без длинного полосатого хвоста. Чтобы подправить размер, пришлось прибегнуть к нескольким заклинаниям, и вот наконец-то зайка превратился в почти настоящего тигра.

Лесовик поднес зеркало и показал ушастому трусишке, в кого он превратился. Увидев себя в зеркале, зайка со страха задрожал и бросился к лесовику, чуть не сбив его с ног.

– В кого ты меня превратил? Я сам себя боюсь! Этот тигр такой свирепый, мне самому страшно!

– Запомни хорошенько, ты – тигр, а не заяц, и тебя все боятся, и лиса тоже. Выйдешь из дома и сразу бросайся на нее. Она испугается и убежит, а ты спокойно отправишься домой. Но не забывай: умоешься или попадешь под дождь – краски смоются, и ты опять станешь обычным трусливым зайцем.

– Я все равно боюсь! Я умею убегать и не знаю, как нападать!

– Я тебя научу: давай для начала порычим! Р-р-р-р-р!

– Р-р. Р-р-р.

– Громче и тверже! – крикнул Муся.

– Р-р, р-р-р-р-р!

– Вот так! Пробуй еще и еще, – похвалил тигрозайца Муся.

– Р-р-р-р-р-р-р-р-р-р! Я злой тигрозаяц! Р-р-р-р-р-р-р! Урра! У меня получается, я рычу, р-р-р-р! Спасибо, лесовик. Ты научил меня быть самым настоящим тигром! Р-р-р-р-р-р-р-р! Ну, теперь держись, рыжая плутовка, посмотрим, кто на кого будет охотиться сегодня!

А хитрая лиса лежала под кустом калины, не спуская глаз с двери. Она терпеливо ждала, когда заяц покинет убежище, и вот тогда-то она разберется с ним, ох, не зря она посбивала свои лапы, гоняясь все утро по лесу за длинноухим.

Тут ожиданию пришел конец, противно заскрипела дверь, и на улицу из домика лесовика вместо трусишки-зайца выскочил настоящий тигр! Он огляделся по сторонам и зло зарычал на весь лес: – Р-р-р-р-р-р-р! Р-р-р-р-р!

Впервые в жизни от ужаса холодный и липкий пот покрыл лису от носа до кончика хвоста, страх забился прямо в сердце хищницы. Тигрозаяц же большими прыжками направился прямо в ее сторону. Насмерть перепуганной плутовке пришлось спасаться бегством… Как ни торопилась лиса, тигр не отставал от нее, совсем рядом она видела горящие черные глаза, длинные клыки и острые когти, чувствовала его огненное дыхание. В эти минуты погони она сама испытала страх, который сегодня утром был у бедного зайки.

Еще долго гонял тигрозаяц лису по всей округе на радость лесным обитателям, которых обидела или обвела вокруг пальца плутовка.

Увлекшись погоней, заяц не заметил, что пузатая черная туча, зацепившись за макушки сосен, накрыла весь лес.

Кап. Кап! Кап-кап! Упругие капельки быстро смыли полоски и клыки с тигрозайца. Раз! Два! Три! Страшный хищник снова превратился в обычного зайца, но от него продолжала убегать страшная лиса. Где еще такое увидишь?

Наконец плутовка обернулась и обомлела: вместо зубастого тигра за ней гнался трусишка-заяц, который боится даже собственной тени. От такой неожиданности лиса остановилась, она никак не могла понять: куда исчез злой тигр и откуда взялся заяц?

Длинноухому только это и надо. Воспользовавшись недоумением лисы, он быстро скрылся среди зарослей папоротника. Сороки-белобоки, что видели преследование зайцем лисы, сразу разболтали об этом всему лесу.

Все обитатели леса, от медведя до трясогузки, стали смеяться над хитрой лисой и хвалить храброго зайца.

Смех оказался сильнее острых зубов – рыжей плутовке ничего не оставалось, как, спасаясь от обидных насмешек, уйти из леса подобру-поздорову. Да так она в чужих краях и сгинула. А заяц стал героем, все лесные обитатели почтительно с ним здоровались и часто расспрашивали, как он умудрился устроить такую взбучку зубастой лисе.

Ушастый хвалился и порой привирал, что опять может легко превратиться в тигрозайца, который задаст шороху любому, даже самому топтыгину.

В лесу только лесовик Муся знал всю правду о тигрозайце и посмеивался над разговорами лесных жителей о неведомом в наших краях свирепом хищнике.

 

Лесовик и Метелица

Заспорили однажды Дед Мороз и Метелица, кто из них больший зимохвал и для Седой Зимы важнее и необходимее. Никто друг другу не хотел уступать. Метелица вообще обиделась, взяла да и заперлась в своем дворце на семь железных замков, закрыла семь кованых засовов: не войти к ней и не выйти от нее, не докричаться и не дозваться.

Оттого в ту зиму снега совсем не было, и осталась земля неприкрытой перед лютыми морозами. Леса и поля стояли замерзшие. Зябко было птице и разному зверю без снега, даже матерому волку без снежка тяжело выследить жертву, не зря говорится, что волку зима за обычай.

А Дед Мороз, как издревле заведено, кругом холодит и морозит, и в зимний холод всякий молод. Вначале лужи тонким ледком прихватило, а следом и пруд с речкой уснули под крепким панцирем. Трава пожухла и стоит вся в инее – неудержимо стынет земля. Ложились спать – была осень, а проснулись утром – зима. Чем бы закончилась бесснежная зима, известно только Весне-Красне, но, на радость всему живому, как-то серым декабрьским утром в дверь избушки лесовика, что спрятался в лесной глуши, кто-то постучал.

– Кто там? – спросонья спросил лесовик.

– Хватит спать, открывай, разве не видишь, какая беда приключилась на земле? Уже декабрь к концу, а снега все нет и нет.

– Так не закрыто, милости прошу.

Лесовик Муся разоспался в то утро и не торопился вставать с теплой печки. А куда спешить – волосы не чесаны и лицо не умыто. Всем известно, зимой лесовики и лешие неохотно покидают свои жилища, только в случае крайней нужды или серьезной опасности. Но голос за дверью был тревожный, и лесовику стало как-то не по себе: он сидит в теплой и уютной избушке, а кто-то мерзнет за дверью. Пришлось накинуть кафтан и принять нежданного гостя.

На пороге стояла Полярная сова, что живет далеко на Севере, где совсем нет деревьев, стужа десять месяцев в году, а кругом на тысячи верст раскинулась холодная тундра.

– Здравствуй, сова, с чем пожаловала? Давненько к нам не прилетали полярные гости. Какая ты громадная! Смотри не сломай мой домик. – Лесовик засмеялся, его озорные зеленые глаза заблестели.

– Некогда, лежебока, на печи лежать да по гостям ходить! Надо зиму спасать! Иди, надевай теплый тулуп и бери рукавицы. Валенки-то подшил?

– Ты не обзывайся, мы, лесовики, так испокон веков живем – летом по часу спим, а зимой весь день храпим. А зиму спасать мы завсегда готовы. Что надо делать, для чего тулуп-то?

– Я летела семь дней и семь ночей, спала на лету. Ни одной мышки не поймала, горло не смочила ни разу! – начала свой рассказ Полярная сова. – На тысячи верст кругом – ни сугробов, ни снега! Не видела ни одной даже самой малюсенькой снежинки. Все звери и птицы скоро погибнут, а деревья и трава вымерзнут в лютую бесснежную зиму. На реках и озерах только лед!

– Но что я могу сделать, сова? Я – простой лесовик – не доберусь зимой до дворца Деда Мороза, да я и не знаю, послушает он меня или нет, отложит ли свой ледяной посох.

– Ты не уговоришь Деда Мороза прекратить холод и морозы!

– Так чего тогда, уважаемая сова, вы от меня хотите?

– Следует немедля отправиться к Метелице – это она владеет и распоряжается всеми снегами и зимними ветрами, ее надо упросить выйти из дворца.

– А почему в этом году она не выходит? Может, сразу отправимся в гости прямо к Солнцу или лучше к Месяцу? Я даже не знаю, куда идти!

– Во-первых, Метелица поспорила с Дедом Морозом – кто из них важнее. Во-вторых, до Солнца или Месяца сова не долетит. А в-третьих, я тебе на что? Я только чуть переведу дух, и вечером мы можем отправиться в путь, в царство Метелицы!

– Какие вы, совы, зануды: во-первых, во-вторых… Тревожно стало на душе у Муси, еще никогда зимой он надолго не покидал пределы родного соснового бора, а тут надо отправляться неизвестно куда, да еще с незнакомой белой совой! Засомневался в себе лесовик, лень и страх проснулись в нем:

– А может, кто другой отправится в путь, у вас что, своих лесовиков нет? Почему именно я-то должен отправляться к самой Метелице? Что я ей скажу? Да она меня засыплет снегом да ветром закрутит, как осиновый лист, ищи потом свищи, где околел от холода Муся!

– Но только у тебя есть волшебный колпачок с серебряным колокольчиком, только он поможет нам попасть в царство Метелицы! Без него путников заметит и разорвет волшебная птица гагана, что охраняет Снежное царство Метелицы, она видит все, что вокруг нее творится, на сотню верст! Еще никому и никогда не удавалось избежать встречи с ней и проникнуть в белое царство! Но мы должны ее перехитрить и во что бы то ни стало попасть во дворец Метелицы!

– Позвольте спросить, а откуда мудрая сова узнала о моем волшебном колпачке?

– Да гостил у нас летом один дятел из ваших лесов, он и рассказал страшную историю о схватке смелого лесовика и злой Бабы-Яги из-за волшебного колпачка.

– Ну, попадется мне этот дятел, я ему… еще пару историй расскажу.

От возможности оказаться на Крайнем Севере, да еще в когтях самой гаганы, у лесовика пересохло в горле. Он умолк, отвернулся и разжег в печке огонь. Поставил на стол чашки для брусничного чая, горшок меда и орехи.

Вскоре чайник засвистел, они с совой стали пить чай.

Муся молчал и не смотрел в глаза сове – ему было стыдно собственного страха.

Но делать нечего – жалко птиц и зверей, деревья и травы, и после чаепития Муся стал собираться в дальнюю дорогу.

Сова же отправилась в ближайшее поле, где отобедала мышами, и устроилась на отдых среди густых веток сосны – впереди ждал неблизкий и опасный путь.

Здешние морозы несравнимы с полярными, и белая северянка хорошо отдохнула. В декабре темнеет рано, и когда Молочная Река – Млечный Путь – осветила миллиардами звезд темный лес, друзья отправились в далекий путь. Как ни противился Муся, сова взяла его в крепкие лапы и на огромных бесшумных крыльях подняла высоко в морозное небо. Сосны остались под ногами, а избушка лесовика сверху казалась крошечной игрушкой.

– Смотри не урони! – кричал Муся.

– От меня ни одна мышка не ускользнула, – заверила Полярная сова, еще сильнее взмахивая сильными крыльями. Так и летели друзья день за днем, делая краткие остановки, чтобы согреться и перекусить. Лесовик обвыкся болтаться под облаками и даже приладился спать на лету. На седьмой день белые крылья Полярной совы раскинулись над горным кряжем. Здесь, у подножья среди валунов, путники устроили маленький привал.

– Скоро дворец Метелицы! – сказала Сова и крылом показала на горы. – Вон там, за этими синими горами.

Тебе надо надеть на меня твой чудесный колпачок, тогда мы будем невидимы и недосягаемы для острых когтей стража здешних мест – гаганы.

– Я расстанусь с колпачком только вместе со своей головой. Я не могу доверить малознакомой птице мое семейное достояние.

– Глупый, мы летели с тобой семь дней, и стоило мне разжать когти, как ты упал бы камнем на землю и погиб. Но я не сделала этого! Послушай, Муся, отступать нам теперь некуда. Мы должны оказаться около дворца, чего бы нам это ни стоило.

– Ладно, я согласен, только попрошу обращаться с колпачком очень бережно – он мне дороже всего на свете!

– Твой колпачок будет в полной безопасности!

Друзья, став невидимками, преодолели горный кряж, и перед ними раскинулись засыпанные снегом вершины гор. Сова долго кружила, пока у западного склона самой большой вершины не заметила сверкающий дворец Метелицы.

– Смотри, Муся, сколько здесь снега, и какой пушистый! Ох, ох, как я соскучилась по нормальной зиме! – заохала сова.

– Никогда не думал, что снег так нужен лесу и зверью.

Сова опускалась все ниже и ниже.

– Вот мы и на месте, лесовик.

– Вижу, прибыли.

Путники осмотрелись. Жилище Метелицы – хрустальный терем под синей крышей – вырастало прямо из горы. На высоких шпилях крутились флюгеры в виде волшебных птиц. Дорожка петляла среди запорошенных деревьев с ледяными сосульками и сугробов.

– Вот он где, наш снежок! – закричал Муся, увидев такое богатство.

– Тсс! Еще не время горлопанить на всю Волшебную страну! – одернула лесовика мудрая Полярная сова. – Я буду ждать у дверей, а ты отправляйся во дворец и попроси у Метелицы снега, очень много снега. Столько снега, чтобы хватило даже последней сухой травинке на безымянной поляне. Но перед этим тебе придется открыть семь замков и семь запоров, на которые закрыты двери дворца!

– Ничего себе – семь замков и семь запоров! Но ты раньше ничего не говорила об этом! Я не вор и не взломщик! Я простой лесовик!

– Но ты знаешь заклятия и можешь из зайца сделать тигра, хватит притворяться! Земля в опасности, понимаешь?

– Ну, встретится мне этот дятел… Я попробую… Ясное дело, я прилетел сюда не чай с малиной пить! А может, мне назваться могучим или коварным лесовиком? Как ты думаешь, испугается Метелица?

– Вот слова настоящего героя. Но не надо никого обманывать, тебя страшатся только мухи, а комары вовсе не боятся. Будь просто самим собой – и все! Скажи, что все живое погибает!

Муся оглянулся, вздохнул, сказать больше нечего – слова закончились. На прощание он погладил сову по мягким белым перьям и отправился к незнакомому дворцу.

Попасть туда через запертую на семь железных замков и закрытую на семь кованых засовов дверь оказалось делом совсем невозможным! Здесь была нужна сила всей Волшебной страны, чтобы приоткрыть проход, но лесовик был один, и помощи ждать было неоткуда. Вдобавок жгучий ледяной ветер рыскал около дворца, сбивая с ног коротышку.

«Может, пока не поздно, вернуться в свой дом? Куда меня занесло?» – подумал Муся и даже оглянулся, ища пути отступления. Но тут сделалось стыдно перед самим собой. А вход оказался рядом. Муся забрался на подоконник и, приоткрыв окно, проник внутрь дворца.

В прихожей на стене висело семь различных ключей оставалось подобрать их к замкам и после этого отодвинуть засовы. Заклинание сработало, и ключи вошли в свои замки… Все! Дверь открылась, и первые робкие снежинки выпорхнули за порог дворца и стали подниматься в небо, где их давно ожидали тучи. Муся перевел дыхание и огляделся: в покоях Метелицы царил полумрак, только светильники-льдинки освещали ровным голубым светом миллионы снежинок, что кружились вокруг в безмолвном вальсе. Лесовик залюбовался прекрасным мерцанием белой мглы, и лишь когда почувствовал под тулупом сковавший его холод, оторвался от завораживающего танца снежинок и с трудом направился дальше, в глубь дворца. Ходьба согрела Мусю, и он пришел в себя. Но не далеко проник лесовик. За широкой лестницей начинался огромный зал. Ледяные колонны, расписанные арктическим морозом, удерживали величественный свод, сквозь который мерцала Полярная звезда. Как только Муся шагнул на скользкий пол, в него больно впились невидимые пальцы снежного вихря и понесли его прямо к самой Метелице. Владычица снегов и зимних ветров ожидала гостя на серебряном помосте в центре зала в песцовой шубе, расшитой кристаллами горного хрусталя, из широких рукавов которой сыпались тысячи сверкающих снежинок. Алмазная корона на голове Метелицы искрилась, как Млечный Путь в морозную ночь. В таком величественном виде предстала перед растерянным лесовиком гордая и могущественная соперница самого Деда Мороза. Взгляд ее пронзительных глаз впивался в Мусю, и было невозможно оторваться от созерцания бездонных серо-голубых очей прекрасной ледяной хозяйки, которая долгие тысячелетия управляет зимними тучами и холодными ветрами. Под пронизывающим взглядом Метелицы лесовик окончательно озяб и почувствовал, как он мал и беспомощен здесь, в царстве снега и льда.

– Кто ты? По виду ты похож на лесовика или на кого-то из братии коротышек!

– Да, великая и могучая Метелица! Я лесовик Муся!

– Как посмел ты проникнуть в мой дворец без моего разрешения? Как ты смог избежать железного клюва и медных когтей гаганы? Только говори правду, иначе я навечно превращу тебя в сосульку, если с твоих уст слетит хоть одно лживое слово!

– Я пришел за снегом. А попасть в Снежную страну незамеченными мы с Полярной совой смогли благодаря моему волшебному колпачку с серебряным колокольчиком, он может вызывать дождь и даже делать невидимыми предметы, да и многое другое.

– Повтори, зачем ты прибыл?

– Я пришел за снегом для всех живущих на земле. Нам не хватает твоих снежинок, мороз убивает живое не прикрытое теплым снежным одеялом. Дверь дворца закрыта, и я не смог ее открыть, пришлось приоткрыть тяжелую раму, чтобы попасть к тебе, Снежная владычица!

– Наконец-то нашелся хоть один умник на всю Волшебную страну, который понимает важность моего любимого снега. Да, я ведаю, что творится на земле, но во всем виноват Дед Мороз! Он возомнил себя самым могущественным в Волшебной стране и прилегающих землях! Он щедро дарит подарки хорошим детям и строго наказывает плохих и непослушных. Чем я, Метелица, хуже Деда Мороза? Почему меня никто не помнит и не зовет к себе в гости? Без моего снега от холода Деда Мороза погибает все живое! Теперь все поймут, что без Метелицы он ничто – хуже того, вместо радости и веселья он сеет страх и смерть!

– Ты права, Метелица! Но из-за вашего спора страдают невинные создания, еще немного – и все живое навсегда возненавидит зиму!

– Скажи, лесовик! Отчего моя милая внучка Снежана не радует детишек и зверюшек? Вот теперь посмотрим, как вы сможете обойтись без моих трудов! Да скоро вы проклянете своего ненаглядного Деда Мороза!

– Дети и взрослые ждут Деда Мороза, они знают о его доброте и щедрости, а если ты будешь нести только зло, то от тебя отвернется все живое! Прошу, дай нам снега, а я всем буду рассказывать о твоем мягком нраве и горячем сердце.

– «Мягкий нрав и горячее сердце» – хорошие слова они приятно холодят меня, ты же знаешь, малыш, что мы не греемся, а наоборот, остужаемся. Ну ладно, что-то я заболталась. Может, я соглашусь с тобой, но вначале я хочу испытать твою мудрость. Отгадай три очень легкие загадки: «У черной коровы молоко то прозрачное, то белое». Что это такое?

Призадумался лесовик над загадкой Метелицы, да делать нечего, отвечать все равно надо:

– Я думаю, черная корова – это туча, молоко зимой белое – это снежинки, а летом прозрачное, как капли дождя!

– Хорошо, ты отгадал первую загадку, слушай вторую: «Без рук, а корабли толкает, без ног, а зайца обгоняет».

Что это такое? Вновь призадумался Муся над загадкой Метелицы да делать нечего, отвечать все равно надо:

– Это ветер, он на море наполняет паруса красивых кораблей, а в поле обгоняет самого быстрого бегуна, при этом ему не надо ни рук, ни ног!

– Хорошо, ты отгадал вторую загадку, теперь слушай последнюю и заруби себе на носу: не отгадаешь – быть тебе до скончания веков скользкой сосулькой. «Двенадцать птиц – три белых, три зеленых, три красных и три желтых – каждый год по очереди улетают, да только навсегда скрыться за морем не могут и вновь возвращаются». Что это такое?

Опять вздохнул лесовик, призадумался над последней загадкой Метелицы, да делать нечего, как ни крути – отвечать все равно надо:

– Это наш год. Двенадцать птиц – это двенадцать месяцев, три белых зимних птицы – суровые месяцы декабрь, январь и февраль; три зеленых весенних птицы – месяцы март, апрель и май; дальше следуют три красных летних птицы – теплые июнь, июль и август; следом три желтых осенних птицы – месяцы сентябрь октябрь и ноябрь. Они сменяют друг друга, и на следующий год вновь все возвращается на круги своя.

– Молодец, лесовик. Не ожидала я от тебя такой прыти. Теперь скажи, кого мне одаривать своими подарками, а кого наказывать за лень и непослушание.

– Я думаю, пусть Деда Мороза ждут в мире людей, а на тебя будут надеяться все звери и птицы, а еще лесовики и русалки и весь наш волшебный народ. Мы ведь тоже любим вкусненькие подарки и угощение. В каждом лесу и болоте, реке и на горе тебя и твою внучку будут встречать с любовью и надеждой на лучшее. Для маленькой Снежаны также найдутся веселые друзья в наших краях, если она только пожелает.

– Сейчас мы узнаем, хочет ли дитя! – Метелица захлопала в ладоши, и из внутренних покоев выбежала милая девочка с белыми волосами, Снежана.

– Познакомься – это лесовик Муся, он живет в далеком лесу и отважился проделать дальний путь, чтобы прийти к нам в гости! Хочу тебя спросить, поедешь ли со мной на Новый год поздравлять зверушек и птичек, а также волшебный народ с веселым праздником?

– Конечно, бабушка Метелица! Я наконец-то поглажу какую-нибудь птичку и пушистого зайчика! Ура! Ура! Ура!

– Тогда беги в кладовые и готовь подарки, а я тем временем отправлю нашего гостя обратно домой.

– Да, уважаемая бабушка Метелица, если можно, я так вас буду называть, нам пора попрощаться. В ледяном саду меня ждет Полярная сова, мы с ней отправимся в обратный путь.

– Неужели тебе так приглянулись когти совы? Да и путешествовать семь дней тяжело и долго. Я не хочу, чтобы мой гость и друг лесовик заболел или даже замерз. Поэтому я отправлю тебя домой сама. Метелица хлопнула три раза в ладоши, и тотчас под сводами ледяного дворца, расправив голубые крылья, уже парила огромная птица.

– Не пугайся, Муся – это гагана, она в один миг доставит тебя в родной лес. А потом у нас с ней будет много работы, ведь снежинки так соскучились по земле.

Лесовик с опаской присмотрелся к волшебной птице с железным клювом и медными блестящими когтями и хотел уже отказаться от полета с гаганой, но, вспомнив семидневное путешествие на морозе, согласился. Как только Муся вышел из дворца, прямо к нему с огромной раскидистой ели слетела сова с единственным вопросом:

– Ну что, тебе удалось уговорить Метелицу?

– Да, зима в этом году будет снежной! А теперь я отправляюсь в родной лес на самой гагане! Бабушка Метелица обещает, что через несколько минут я буду валяться на своей печи!

– Да, это так! – подтвердила вышедшая следом Метелица. – Пора! А ты, мудрая посланница ледяной Арктики, можешь возвращаться в свою тундру или оставайся здесь, служи мне, а то теперь моей гаганочке со всеми делами одной не управиться! Смотри, сколько прибавилось новых дел и забот!

Снежные тучи устремились в разные стороны, подгоняемые холодными ветрами. Муся поудобней устроился в когтях волшебной птицы и, простившись с Метелицей, Снежаной и Полярной совой, отправился восвояси.

Полета он почти не помнил, глаза лесовик предусмотрительно закрыл, натянув на лицо колпачок. Все действительно произошло в один момент. Вскоре под лапами птицы оказалась твердая земля, Муся поверил, что он дома, и открыл глаза. А за пределами Снежной страны наконец-то пошел снег. Детвора доставала из кладовок санки и лыжи.

Кто-то уже старательно лепил снеговиков или начинал строить снежную крепость. Все дети ждали веселых и шумных зимних праздников и, конечно, подарков от Деда Мороза. Теперь наш лесовик точно знал: даже стайка снегирей или воробьев не останется без подарков в морозную новогоднюю ночь. Бабушка Метелица и ее волшебные птицы передадут подарки с Севера всем, кто их заслужил и ждет: лесные ягоды, мед, орехи, кедровые шишки и грибы. Но могу сказать всем по секрету, что добрые детишки под Новый год могут попросить у хозяйки снега и метелей исполнения самых заветных желаний. Будьте уверены: бабушка Метелица с маленькой внучкой Снежаной обязательно все исполнят, но при условии, что вы весь год без напоминаний будете поливать комнатные цветы, подкармливать голодных животных, а зимой непременно соорудите кормушку для птиц.

Плохих детей, что любят мучить щенков и котят, стреляют из рогатки по птицам и мусорят в лесу или около речки, бабушка Метелица угостит колючим снежком за воротник и искупает в холодном сугробе, а еще будет морозить руки и щеки; снег заберется даже под куртку. Так что негодники просидят всю зиму дома, и с ледяной горки не покатаются, и снежную крепость не будут вместе со всеми строить, и на коньках по льду не пробегутся… Не знаю, как вам, а мне всегда бабушка Метелица и Снежана дарят хорошее настроение на веселые зимние праздники!

 

Новый год в лесу

В городе первый зимний месяц зовется декабрь, в лесу – студенец. Год на излёте. Долгие ночи, а вместо светлого дня тусклое низкое небо. Стужа. Оттого и называется месяц: студенец. Лес погрузился в долгий сон, кругом тихо и безмолвно. Снег. Наконец-то Метелица расщедрилась и замела осеннюю слякоть. Мороз, как злой пёс, не отстаёт: посеребрил ветви деревьев, кусты, репейники и даже заросли борщевика вдоль дорог. Безмолвие. Стаи перелётных птиц давно утекли на юг. Мелкое зверьё в норах видит сны о ласковом солнце. В такую пору добрый хозяин и собаку не выгонит за ворота.

Сосны прячут зеленые кроны под снеговые шапки, а ветви елей закутались в снеговые шубки, из-под которых выглядывают гирлянды шишек. На красные грозди рябин вьюга нахлобучила белые колпачки, а черные ветви прикрыла сверху рыхлым снегом.

Изредка в сером небе показывается солнце, и за это недолгое время земля преображается с головы до ног: воздух искрится, насквозь пронизанный блестящими снежинками. В полях сверкает мириадами огней хрустящий наст. Кустарники окутаны снежными кружевами. То холод и ветер хозяйничают на земле.

Лесные тропинки стали непроходимыми. А дверь избушки лесовика в сосновом бору завалило снегом. Некуда выходить Мусе, оттого и дрыхнет до обеда, у любимых деревьев покой, и у боровика долгий отдых на тёплой печи.

Но в 31-й день зябкого месяца студенца лесовик проснулся чуть свет. День предстоял длинный и напичканный радостными встречами, такими редкими посреди зимы. Муся перемыл всю посуду и достал из подпола съестные припасы. Дошла очередь и до веника – вымел сор и помыл дощатые полы. После вспомнил: где-то на дне дедова сундука лежит скатерть, ох какая красота! Расшита васильками и ромашками! Надо непременно достать.

Ближе к вечеру в дверь постучали. За порогом оказалась старая знакомая – белка по имени Стрелка.

– Привет, Муся!

– Здравствуй, отчего задержалась?

– Неприветливо встречаешь гостью!

– Простите, пожалуйста, ваше лесное высочество! – принялся дразниться лесовик.

– Вот так гораздо лучше! – хихикая, ответила белка. – Я достала из кладового дупла вкусных орешков и грибочков! Ведь не пойдёшь в гости с пустыми лапами!

– Давай быстрее готовить ужин.

– А ты снега натопил?

– Целую кадушку.

– Тогда давай!

Помыв сухих грибов, они поставили горшок в печь. Затем накололи орехов, попробовали майского мёда и сухих ягодок. Из подпола Муся вытащил квашеную капусту и солёные грузди. Дикий лук и черемша тоже подойдут к столу.

Не хватало в домике ещё одного гостя – чёрного дятла. Муся с тревогой высматривал в окне друга, но без успешно. Темнело. Известно: мороз и железо рвёт и на лету птицу бьёт. Лесовик оделся и, приоткрыв дверь, крикнул в темноту:

– Красная Шапка, ау-ау! Ты где, Красная Шапка?

– Смотри не разбуди спящего медведя! – предупредила белка. – Пожалуйста, потише!

– Как я могу кричать тихо, Стрелка? Как бы чего не случилось. Где запропастился Красная Шапка?

– Наверно, проспал вечернюю зарю в тёплом дупле! – пошутил Муся, но на самом деле его посетили грустные мысли: «Как бы чего не стряслось в такой мороз…»

Кстати, чёрного дятла прозвали таким странным именем – Красная Шапка – по той причине, что на голове, от клюва до затылка, у него имелись красные перья, в виде беретки.

Но тих ночной лес, лишь изредка скрипят от стужи деревья, и не слышно шороха крыльев или барабанной дроби дятла. Прикрыв дверь, Муся подкинул дров, поленья загорелись с треском – к сильным морозам. Из лейки полил саженцы кедров, что зимовали в домике, подальше от зимних холодов. Но сердце пребывало не на привычном месте:

– Белка, а белка, я пожалуй, схожу, прогуляюсь по лесу… посмотрю на сосны…

– Скажи лучше, что замыслил? – тревожно справилась белка.

– Пойду гляну, где наш дятел, как бы он не замёрз в такие холода.

– Подожди, я с тобой!

Друзья вышли из дома. Снег громко скрипел на всю округу, каждый шаг отдавался оглушительными звуками. Дыхание обжигала ночная стужа. Кругом сугробы и снег – лесные тропинки стали непролазными.

– Береги нос в большой мороз, – посоветовала белка.

– Давненько не было таких холодов! Ну да ладно, лучше смотри, не видно ли дятла.

Боровичок и Белка пробирались по снегу между сосен, осматриваясь вокруг себя и время от времени задирая головы, – вдруг летит Красная Шапка. Но дерево за деревом оставалось позади ночных путников, а птицы всё не было.

Друзья устали и присели в ложбинке. Тихо. Муся закрыл глаза и почувствовал, что ресницы слипаются на морозе. Пришлось скинуть рукавицы и согреть лицо. Белка свернулась клубочком и тоже грелась.

Лесовик зажёг свечу в фонаре и осмотрелся: под оцепеневшей калиной на снегу он приметил дюжину красных яблок.

– Белка, я, наверно, замерзаю, мне мерещатся яблоки на снегу!

– Муся, дай я потрогаю твой лоб: может, у тебя поднялась температура?

– Трогай, но лучше смотри вот сюда.

Они с Белкой скатились по снегу. Действительно, припорошённые шары! Муся взял один – красно-серый комок оказался окоченевшим снегирём!

– Вот так мороз! Даже гости с севера замёрзли! – с грустью произнёс Муся.

– Что мы может сделать для этих птичек?

– Если мы благополучно выберемся из ночного леса, то сможем захватить их в домик и там попробуем отогреть. Но надо ещё поскорее найти дятла, он, видимо, тоже в жуткой опасности.

– Не пугай, лесовик, мне и так боязно и холодно.

Друзья пошли дальше. Но с каждым шагом силы и надежды таяли. Дупло белки находилось в другом конце соснового бора, и до домика лесовика тоже неблизкий путь. Стужа одолевала путников, лишала тепла и клонила в сон. Вскоре они выбились из сил и попробовали укрыться от мороза у огромной сосны. Но от шершавого ствола было мало толку…

– Похоже, я замерзаю, – тихо сказала белка.

– Давай я тебя прикрою тулупом, – предложил Муся.

– Тогда ты быстро застынешь.

– Я зажгу фонарь, и мы погреемся от свечи! – догадался боровик. – Может, кто-нибудь придёт нам на помощь?

– Будем надеяться, – ответила белка.

Вот так на краю бора загорелся маленький огонёк. Друзья пытались согреться возле крошечного фонаря. Но он давал слишком мало тепла.

– Странно, а почему мы должны замёрзнуть именно сегодня? – сам у себя спросил лесовик.

– Да, как-то глупо окоченеть перед Новым годом, – согласилась белка. – И подарков не дождёмся от Метелицы.

– Я раньше считал: спасатель не может погибнуть, а получается, всё возможно.

– Не зря лесовики, да что лесовики – даже лешие зимой не высовывают свой нос на мороз. Я тоже с тобой расхрабрилась…

– Жалеешь?

– Да нет.

– Всё, молчи, с разговорами нас покидает последнее тепло.

У большой сосны стихло. Совсем холодно стало друзьям: стужа настойчиво убаюкивала их, посылая сны наяву, а спать-то нельзя – вовек не проснёшься. Муся из последних сил поднял голову к ночному небу: над лесом пролёг Млечный Путь – Гусиная Дорога. Ледяные звёзды безучастно смотрели на замерзающую землю. «Интересно, видят ли они свет нашего фонаря? – подумал Муся. – А может, это тоже фонарики далёких лесовиков? Они тоже мёрзнут в лесу, и им некому помочь? Получается, что на свете миллионы лесовиков?…» Нежданно крылья огромной птицы закрыли холодные звезды.

– Белка, не спи! Смотри: кто-то летит, – закричал лесовик и тут же закашлялся от ледяного воздуха, однако принялся размахивать едва тлеющим фонарём.

Загадочный гигант развернулся и стал спускаться с небес, делая круг за кругом, по-видимому, ища разрыв между деревьями. Благо друзья оказались на самом краю бора, и птица выискала место для взмаха огромных крыльев. Вскоре рядом с Мусей, старясь не цепляться за ветки сосен, промелькнули крылья, железный клюв и корзина в блестящих когтях размером с небольшой домик, с дверью и окошками.

– Муся, я что, сплю? Смотри какая большая птица! – закричала очнувшаяся белка и прижалась к стволу дерева.

– Не бойся, к нам спешат гости, – спокойно ответил лесовик, и тепло радостной волной разлилось по всему телу. – Мы спасены.

Друзья смотрели на невиданное чудо во все глаза. Птица наконец-то опустилась на землю. При ближайшем рассмотрении домик оказался сплетённым из лозы. Открылась дверь. Из каюты выскользнула Снежана и побежала к друзьям. Следом за ней вышла Полярная сова. Поднимая снежную пыль, они бросились к огню. Затем сошла сама владычица снегов и зимних ветров Метелица.

– Э-гей-гей! Кто тут просит помощи? – крикнула Снежана.

– Добрый вечер! Это я, лесовик Муся, – отозвался боровик.

– Конечно, добрый вечер, правда, для вас он как-то не очень добрый. Мы как раз спешили к тебе с новогодними подарками! – радостно закричала девочка.

– Привет, лежебока, опять валяешься, теперь не на печи, а на лютом морозе! – поздоровалась подлетевшая Полярная сова. – Как занесло тебя сюда, да ещё посреди ночи! Наверняка объелся кедровых орешков!

– У меня пропал друг – чёрный дятел, и мы с белкой пошли вызволять его из беды. А твои орешки я не ел, я их прорастил и насажал саженцев в бору, а те кедры, что послабее, у меня дома в горшках сидят, ждут прихода весны.

– Узнаю храброго лесовика! – строго сказала подошедшая Метелица. – Сам погибай, а товарища выручай!

– Выходит так, – ответил Муся.

– Бабушка, пожалуйста, не ругай лесовика! – вступилась Снежана. – Он такой хороший.

– Да я, внученька, и не бранюсь, это я так поздоровалась.

– Метелица, вы нас спасли от верной гибели, огромное спасибо, – взволнованно вымолвила белка.

– Но еще в опасности наш друг – дятел Красная Шапка, – заговорил Муся. – Он где-то в бору! Наверняка лютый мороз прихватил его на лету, и он рухнул в снег.

– Я найду бедную птицу и заодно разомну крылья! Утомилась сиднем сидеть на одном месте! – Радостно выговорила Полярная сова и бесшумно растворилась в ночи.

Муся облегчённо вздохнул.

– Да что же вы мёрзнете на морозе? Ну-ка, бегом в корзину, – скомандовала Метелица. – А мне подоспела пора немного утихомирить стужу…

Она взмахнула руками, и тотчас с неба посыпались снежинки, больше походившие на перья невидимых белых птиц. Мороз начал ослабевать.

Вся компания подчинилась Метелице, и они очутились в тепле. Друзья огляделись: внутри корзины оказалось уютно, как в домике: горели хрустальные фонари, стоял столик с доской для шахмат. За обитыми белым бархатом диванами лежали мешки с новогодними подарками.

Муся рассказал о замёрзших в лесу снегирях. Немедля было решено подобрать бедных птичек и отправиться в дом боровика.

Так и сделали: Муся со Снежаной ушли обратно в лес и в снегу разыскали окоченевших птиц, походивших на красные яблоки, посеребрённые морозом.

Гагана тем временем взмыла в звёздное небо и, уворачиваясь от верхушек высоченных сосен, полетела к жилью боровика. Суматоха поднялась на весь лес. Сбивая снег с веток, волшебная птица кружила над бором, высматривая прореху между деревьев.

Прижав к груди дюжину снегирей, Муся и Снежана тоже направились в тёплый домик. Обратная дорога оказалась короче, и вскоре родная дверь приветливо заскрипела за их спинами. Замороженных снегирей осторожно разложили на подоконниках. Не прошло и часа, как у птичек заблестели глазки, и вскоре красногрудые расселись по Мусиным полкам, поглядывая, нет ли где семечек или крошек.

Белка гремела посудой, накрывая на праздничный стол, а Метелица с лесовиком наряжала ёлочку около дома.

Большая зеленая красавица была припорошена снегом, как ватой, и морозные кружева слегка посеребрили иголки. Муся развесил разноцветные шары и звездочки и по всем веткам пустил блестящий дождь, мерцающий, как ночные звезды. Метелица хлопнула в ладоши, и ёлка вспыхнула голубым светом – миллионы снежинок закружились, выделывая чудесные пируэты.

– Ёлка удалась! – закричал Муся, покраснел и от удовольствия захлопал в ладоши.

– Никогда не думала, что это так мило, – призналась хозяйка снегов. – Раньше думала, что это пустая трата времени.

Лютый мороз отступил, и бойкая Снежана принялась вручать подарки лесным обитателям. На полянку спешили зайцы и рыси, куницы и хорьки. Следом подошли лисы и волки, рядом с ними стояли кабаны, олени и лоси. На ветках ожидали своей очереди тетерева и глухари, рябчики и кедровки, клесты и сойки, свиристели и синички…

К счастью, в это время Красную Шапку, почти бездыханного, замерзающего, обнаружила среди сугробов гостья с Крайнего Севера. Она вскоре вернулась, неся в лапах бедолагу дятла. Муся с Метелицей занесли его в домик, и в тепле ему сделалось лучше. Вскоре бедняга уже выглядывал из-под одеяла и, ослабив шарф, улыбался друзьям:

– Спасибо, братцы мои… – прошептал дятел и, помолчав, добавил. – Что я видел…

Все в домике переглянулись с любопытством и страхом, но приставать с расспросами к еле живому дятлу не стали.

Прошло ещё с полчаса, и Красная Шапка поведал свою историю:

– Днём было, конечно, жутко холодно, но я привык к зимней стуже. В бору тихо, и ничто не предвещало беды. В сумерки я выпорхнул из дупла, размахиваю крыльями изо всех сил, что бы согреться и успеть к лесовику засветло. Но тут я подметил, как ни с того ни с сего на полянке поднимется белое облачко из вращающегося снега, в виде еловой шишки. Из любопытства, я опустился на сук кривой сосны и решил проследить за странным вихрем – я никогда в жизни не видел ничего подобного. Вот, думаю, расскажу Мусе забавную историю. Смотрю: воронка быстро растёт, прямо на моих глазах, при этом то завывая, то хохоча всё громче и громче.

Дятел умолк и, собравшись с силами, продолжил свой рассказ:

– Моя глупость меня чуть не сгубила… Вскоре белый смерч обернулся в снежную женщину, ужасно хохотавшую и завывавшую на всю округу. От страха я замер, даже не смог пошевелить ни одним крылом, только крепко вцепился в сук. Она словно только того и добивалась: с каждой секундой приближаясь ко мне, всё ближе и ближе… я испугался и перестал смотреть в её горящие глаза, спрятал голову под крыло… мне стало всё равно… я чувствовал снег и холод… затем меня словно хотели оторвать… сердце моё билось еле-еле… всё, больше не могу…

Дятел затих, а потом с трудом произнёс:

– Ну, а что было дальше, не знаю. Очнулся я уже тут, в кровати Муси. А кто меня отыскал в лесу?

– Я нашла тебя лежащим на большом сугробе.

– Спасибо тебе, Полярная сова.

Красная Шапка замолк, страшное повествование сильно утомило его. Птицу напоили травяным чаем с мёдом и укрыли одеялом. Вскоре дятел забылся, и во сне ему опять мерещилась снежная круговерть. Муся кинул взгляд на Метелицу…

– Это зимняя гостья – Снеговерть. Давненько её не было в этих краях. Сегодня она пыталась оторвать дятла от ветки, утащить с собой и заморозить. Хорошо еще, что беднягу вдобавок не завалило снегом. Под сугробом его бы никто не нашёл, даже Полярная сова. Друзья мои, зарубите себе на носу: при встрече с этим снежным чудовищем надо смотреть ей в глаза, ни в коем случае не отворачиваться. Возможно, тогда она оставит вас в покое.

– Но, возможно, и не оставит? – осведомился Муся.

– Не исключено, чудовище никому не повинуется, и как будет себя вести, никто не знает, – серьёзно ответила Метелица. – Друзья, обходите Снеговерть стороной.

В полночь всё стихло, лесные гости разошлись, и поляна около домика боровика опустела. Подарков хватило всем жителям зимнего леса. Никого в эту ночь не обделили и не забыли.

Друзья расселись за столом и с нетерпением посматривали на ходики с кукушкой. Неожиданно на улице заскрипел снег, и через стену повеяло лютым холодом. Даже белый иней выступил на брёвнах. Все смолкли и переглянулись. Красная Шапка во сне задрожал и вновь укрылся с головой одеялом.

Метелица поднялась и подошла к окну:

– Тихо.

За столом все замерли, не сводя с неё глаз. Даже ходики приостановили свой бег в ожидании развязки.

Метелица вытянула руки вперёд и прикрыла глаза. И тут внутри неё пробудилась необычайная сила и вскоре уже плескалась, как в закрытом сосуде. А ещё через мгновение невидимая волна уже летела наружу сломя голову, туда, за брёвна, из которых когда-то сладили стену, казавшуюся ещё некоторое время назад надёжной.

С последними словами на улице затих скрип тяжёлых шагов. Изморозь сгинула, оставив после себя сырые разводы.

– Сегодня Снеговерть больше не осмелится нас тревожить, уж поверьте мне! А теперь давайте встречать Новый год!

Все радостно вздохнули и наконец-то взглянули на часы. Большая стрелка накрыла маленькую, деревянная птичка откуковала двенадцать раз, и Старый год отправился на заслуженный покой, в тёплую избушку с натопленной печью.

– Ура! С Новым годом! Ура! Ура! – кричали гости, запивая морсом сладкие угощения.

– В зимние дни тяжело всем обитателям наших земель, но в это время планета поворачивается в сторону солнца и нового лета, уже начинает прибавляться день, – поведала Метелица. – Несмотря на грядущие холода, мы ощутили начало нового года. Мы должны сберечь и сохранить растения и животных до прихода весны!

– Да, да, да! Мы хотим тепла! – кричали белка и Муся с Полярной совой. – Да, да, да! К нам придёт весна! Зима, зима – нас не морозь! Метелица, укрой нас вновь! Снеговерть, уходи от нас навсегда! Да, да, да!

– А у меня есть снежные хлопушки! – смеясь, проговорила Снежана. – Кто со мной – пугать злюку Снеговерть?

– А у меня есть снежки! – прибавил Муся.

– Ура! Мы идём на улицу! – радостно запрыгала белка.

– А может, великая и могучая Метелица устроит салют? – попросил Муся.

– С удовольствием, но Снежана должна вначале отгадать три загадки…

– Опять, бабушка, – недовольно залепетала внучка.

– Слушай, внимательно: без крыльев, а летит, без корней, а растёт!

Снежана задумалась лишь на минуточку:

– Знаю, бабушка, твою загадку – это снег!

– Правильно! Но то была лишь разминка. Теперь слушай другую: с неба – звездой, в ладошку – водой.

– А, легкота, – отвечает внучка. – Снежинка!

– Ну что ж, правильно! Слушай последнею: белая морковка зимой растёт.

– Про белую морковку мы ещё не проходили, бабушка! Муся, пожалуйста, помоги.

Лесовик призадумался вместе с девочкой, что за «белые морковки»? Видя, что друзья никак не отгадают, Метелица подсказала:

– Растут на крышах и не только…

– Сосульки! – в один голос закричали Снежана и Муся.

– Правильно! А сейчас глядите!

Метелица махнула вверх руками, стремглав из рукавов безмолвно вылетели красные и синие стрелки и, оставляя за собой искрящийся след, умчались в небо. Там высоко, выше сосен, они закружились в новогоднем танце, осыпаясь на землю вспышками всех цветов радуги.

Все замерли и не сводили глаз с чудесного неба. Вот это праздник так праздник!

– Ура! Ура! Ура! – кричали во всё горло друзья и хлопали в ладоши.

После головокружительных движений цветные полосы закрутились в разноцветные сферы, осветив сиянием весь лес, и подобно дождю, просыпались на землю миллионами ярких белых нитей…

– Ну, ты, бабушка, можешь явить настоящее чудо, когда захочешь!

– Так ведь праздник, Снежана! – ответила Метелица.

После салюта в ход пошли оглушительные хлопушки, затем снежки и догонялки, разбавленные толканием в снег. Через полчаса окоченевшая компания возвратилась в домик попить горячего чаю с мёдом и вареньем.

Всё когда-то кончается, даже такая вёселая ночь. Метелица со Снежаной и Полярной совой собрались в дорогу: они торопились преподнести оставшиеся гостинцы волшебному народцу, птицам и зверям.

Все стали прощаться.

– До следующего Нового года, друзья! – с грустинкой в голосе произнесла слова расставания Метелица. – Спасибо Мусе, что научил нас с внучкой так здорово справлять этот праздник.

– Береги себя, Красная Шапка! Мы обязательно ещё увидимся! – попрощалась Снежана.

– До встречи! До новой встречи… – закричали все хором.

Гагана щелкнула железным клювом и расправила крылья. Поднялся снежный вихрь, и вскоре корзина с путешественниками, плавно покачиваясь, потерялась за кронами гигантских сосен. Снег сам собою угас, а студёные звёзды вспыхнули с новой силой…

Зима продолжается. Ясной ночью мороз крепчает. Хрустальные светила, не мигая, глядят на белый мир, открывшийся под густо-чёрным куполом неба. Все пределы открыты и ясны: вот среди дыма блещут огни городов, а вокруг сумрак полей да темень лесов.

Промелькнёт и эта зима, прилетит журавль и с собой на крыльях захватит теплынь. А следом примчит кулик из заморья, выведет Весну-Красну из затворья. Ох, пегой лошадкой проскачет она по полям и лесам на радость всем нам…

 

Лесовик и Змей Горыныч

Сказочная повесть

 

Глава 1

В своё время, похоже – в самом начале лета, в среду, когда цветут сосны и жёлтая пыльца витает повсюду, в сосновый бор, где зелёные шапки деревьев греются под солнцем и зрят, что творится за горизонтом, завернул по делам, ведомым только ему, болотник с далёкого Бурого болота. Пока он искал избушку лесовика Муси, вдоволь набродился по лесу, исколол иголками все ноги. Но стряслось самое страшное, что могло случиться с бестолковым болотником: он запамятовал, зачем пришёл в лес и разыскивает дом лесовика. Да, вот такая голова у старого болотника – хуже, чем сито: память как болотная жижа, слилась в топь к лягушкам и пиявкам.

На ночь глядя он наконец-то с радостью оказался у маленького домика, ведь не уходить же обратно в болото несолоно хлебавши? А ночевать в лесу – просто ужас! Тут не то, что в родном подводье. Потому лучше переспать у лесовика за надёжными стенами, даже если запамятовал, зачем вылез из топей.

Болотник настойчиво постучал в крепкую дверь: тук-тук-тук.

– Кто там? – послышалось из-за двери.

– Открывай, хозяин! Гость пожаловал с болота!

– Какой гость? С какого болота? Что за диковина? Я никого не жду! – в недоумении спросил лесовик Муся из-за двери.

Приход нежданного гостя его перепугал, сразу припомнилось, что чаще всего после таких нежданных визитов начинались продолжительные путешествия с опасными приключениями. Лесовики на самом деле не очень любят шляться по чужим местам, а тем более совершать подвиги!

– Видите ли, он никого не ждет! Открывай проворнее дверь! Это я, Болотник с Бурого болота! Твой первый родич!

– Кто-кто? Какой Болотник? Отродясь вашего брата не встречал и сам ночами по болотам не таскался! Говори скорее, зачем пожаловал! А то дверь не отопру!

– Вот те на! На сто вёрст вокруг все слышали о Болотнике с Бурого болота, а он не знает! Ничего себе – гостя встречает за дубовой дверью! Я пожалуюсь Лешему!

– Ещё раз спрашиваю, зачем пришёл, говори – или убирайся к своему Лешему!

– Нет, Леший совсем не мой, а лучше сказать – твой. У нас-то, у болотных, русалок и водяных, старшой сам Морской царь, мы его верные подданные, и он нас волен по своей милости судить али миловать. Это у лесных жителей староста Леший! Эх ты – кудрявая сосна! Ничего не знаешь!

– Отвечай, зачем припёрся? Впервые в жизни я встречаю такого болтливого болотника!

– Вот, а мне сказывал сказки, что не знаешь болотников, да ты, боровик, оказывается, ещё и обманщик! – ворчливый голос за дверью стих, и вдруг незнакомец дружелюбно продолжил. – Ну, а если взаправду, так я запамятовал, для чего притопал в такую даль от моей любимой старицы!

– С этого бы и начинал, родственничек. Ладно, впущу тебя, не на улице же ночевать, но обещай, что поутру ты как миленький отправишься восвояси. И того, Болотник, ты там хорошенько вытри ноги и, впрочем, руки тоже не мешает обтереть.

– Уйду, как есть уйду! Тоже мне выискался благодетель! Клянусь сотней жирных пиявок, на рассвете испарюсь! – заверил Мусю поздний гость. – Тем более у меня начинается насморк из-за сухого воздуха! Мне нужна вода!

Муся распахнул дверь и обомлел: за порогом стоял сухенький Болотник, с головы до ног перепачканный тиной и ряской, с морщинистым лицом. К волосам вокруг лысины налип чёрный ил, и даже длинный нос был в засохшей рыбьей чешуе. Болотник оказался такого же роста, но намного старше лесовика, ведь у Муси бородка только начинала расти на подбородке. Как гость вытирал руки и ноги, осталось загадкой, а грязи на нем было немерено. За версту несло заросшим болотом и застойной водой.

– Стой на месте и не дрыгайся, сейчас принесу воды! И давай-ка хорошенько помойся, Болотник! А то я после тебя дом не отмою и не проветрю!

– Ох, какие мы чистюли! Ну проглотил я на обед карасика, ну не помылся, потому что к тебе торопился!

– Зачем спешил-то?

– А и вправду, на кой ляд я здесь оказался! Да закопай меня в сухую землю – не помню!

Болотник о чем-то призадумался и как-то сразу сник. Он присел на корточки и, обхватив голову руками, замолк. Лесовик вытащил из-под кровати корыто и принёс ключевой воды. Болотнику не хотелось мыться в ледяной воде, но перспектива провести ночь в лесу его пугала значительнее, посему пришлось сдаться. Под присмотром Муси Болотник тщательно помылся, расчесался и даже вычистил грязь из-под длинных ногтей. Как только с серо-зелёных волос стекли последние капли, лесовик впустил в дом нежданного гостя.

Согревшись, Болотник освоился и, положив ногу на ногу, кстати, они более походили на гусиные лапы, развалился на лавочке. Муся накрыл на стол. Кроме черничного чая на берёзовом соке он подал солёные маслята с яичницей. Гость поднёс миску к носу-крючку и долго-долго рассматривал грибы, прежде чем их отведать. Но голод не тётка, и вскоре он уже отодвигал пустую тарелку в сторону:

– Ужин, конечно, неплохой, но когда будешь у меня на болоте, я тебя получше угощу: лягушачьей икрой, свежей осокой, супом с пиявками, ты у меня пальчики оближешь, все черепки вылижешь. А подавать нам будут мои миленькие соседки – русалки. Глядишь, ещё и споют нам… Ох и люблю я их печальные напевы. А ты видел когда-нибудь русалок, а? Они такие хорошенькие, и хвостики у них такие аппетитные, блестящие…

– Я обязательно тебя навещу, Болотник, и даже готов полюбоваться на русалок, но сейчас угомонись и давай спать: утро вечера мудренее, глядишь, завтра припомнишь, зачем ко мне пожаловал.

– Отдых мне не помешает! Сто лет болото не бросал, а зачем припёрся в такую глушь – сам не знаю.

Утро. Муся приоткрыл глаза в надежде увидеть, что гость уже вернулся к себе на болото, а всё происходившее вечером ему просто приснилось… Действительно, домик оказался пуст – неприятности исчезли. Отсутствие нежданного родственничка порадовало лесовика, и он опять закрыл глаза и задремал. Вновь проснувшись через час, он посмотрел в окно и обомлел: Болотник, как ни в чем не бывало, спал на улице! И где – накрывшись новым одеялом, в корыте с водой!

Хозяину пришлось выскочить из кровати и сломя голову лететь спасать безнадёжно испорченное одеяло:

– Вставай! Ты прихватил на улицу новое одеяло! – затормошил гостя хозяин.

– Да не шуми, карасей испугаешь, али не видишь – я уже всплываю.

Под утренними лучами солнца зелёные глаза Болотника озорно блестели. Но Муся не успокаивался:

– Не забывай! Ты не у себя на болоте, а на земле. Зачем улёгся в корыто да ещё всё одеяло измочил?

– Да знаешь ли ты, сухопутный, как я проснулся посреди ночи от страха – смотрю вокруг меня сухо, а я лежу на кровати, и знаешь, так мне стало тоскливо без моего родного болота, что решил я ту же секунду вернуться к своим лягушкам и пиявкам. Выхожу из дома: смотрю – корыто с водой! Зачем куда-то идти? Вот я и завалился в него. Хорошо выспался, только камыша и осоки не хватало мне. Тростиночкой так приятно спину почесать или за ухом. А у тебя в округе нема камыша!

– Ну, так ты остаёшься завтракать или сразу бежишь к своим пиявкам, как обещал? – с надеждой, что болотный гость исчезнет в ту же минуту, спросил Муся.

– Даже не надейся, мне тут приснилась цапля, она меня уговорила остаться в гостях: пока не вспомню, зачем к тебе пришёл. Ведь не зря же я покинул родное болото?

– Повстречать бы мне эту цаплю-маклю! – прошептал лесовик.

Болотник захихикал и остался до возвращения собственной памяти из далёкого странствия, а у Муси весь день пропал даром. Гость тем временем опять юркнул в корыто и, лакомясь кислым щавелём, всё пытался вспомнить, зачем он припёрся в лес. Но у него ничего не получалось: Болотник то засыпал, а открыв глаза, требовал себе овсяного печенья или орехов, то гладил голову и чесал затылок, то ковырялся в ухе и хлопал ладонью по лбу, а то крутил пальцем у виска, но ничего не помогало – память не возвращалась.

Вечером в дверь опять постучали. Лесовик и Болотник переглянулись, гость пожал плечами и быстренько спрятался под стол, шепча:

– Извини, брат-лесовик, у меня мурашки, могу испугать твоих гостей…

– Кто там? – вежливо спросил Муся.

– Дык, я, Гмыз! – брюзжа из-за двери, ответил незнакомый голос.

– Кто? – переспросил Муся и по голосу нового гостя понял, что компания болотного шута – ещё не самое плохое общество.

– Гмыз, со Степного хутора! Хватит меня дурить, сами сперва зовёте, а теперь не признаете и даже дверь не открываете! – раздалось недовольное ворчание из-за двери. – Могу и сломать, ещё пожалеете.

– Не надо ничего портить!

Отпирая замок, Муся всё же поинтересовался:

– А кто вас приглашал ко мне, многоуважаемый Гмыз с неизвестного мне Степного хутора?

– Да вон тот, носом его чую, – сказал вошедший незнакомец с соломенными волосами и ткнул пальцем в сторону удивлённого Болотника, выглянувшего из-под стола. – Намедни-то Болотный меня целую ночь убалтывал. Так я разом своих лошадок снарядил, починил возок и прямо сюда.

– Каких лошадок, какой возок? – недоуменно спросил Муся, бросая взор то на Болотника, то на Гмыза.

– Да каких лошадок, обычных, наших гмызских. Да вон они пасутся здесь рядышком, а телегу я пристроил под кустом бузины, она там никому не помешает.

– Что же я натворил? Что же я натворил? – стал сам у себя спрашивать Болотник и, обхватив руками голову, заплакал. – Ну ничего не помню! Зачем я этого шута соломенного сюда притащил – не знаю. Не слушай его, Муся, у него в ушах рыжая шерсть растёт!

Муся прикрыл дверь, и в домике воцарилась гробовая тишина. От последнего гостя резко пахло лошадками и ещё чем-то неведанным. Краснолицый Гмыз разгладил взлохмаченные бакенбарды, поправил соломенную шляпу на заросшей голове и заводил носом, больше похожим на утиный клюв, по сторонам. В абсолютной тишине он неожиданно изрек:

– Дык, я помню, куда собирались-то! Да вроде за кладом мы намыливались-то.

– За чем? – спросил Муся. – За-а каким ещё кладом?

– Сходить за сокровищами позвал меня Болотник, иначе, сказал, всем будет хуже, и ещё шёпотом на ухо… ну про Змея Горыныча и всё такое…

– Какой ещё Змей Горыныч? – поинтересовался Муся и окинул взглядом лица гостей.

– Да известно какой – злой и огненный. Летает и всех жжет, то есть палит до углей и чёрного пепла… – разъяснил Болотник, и тут он наконец-то начал смекать…

Муся от возмущения грохнулся с табуретки на пол и пришел в себя только через несколько минут. Болотник положил ему на лоб мокрое полотенце и дал понюхать березового скипидара. Рядом стоял Гмыз и, недовольно щурясь, не сводил глаз с лесовика. Через пару минут, хорошенько рассмотрев боровика, он повернулся к Болотнику и изрёк:

– Говорил я тебе, что твой лесовик не осилит Змея Горыныча. А ты мне все: «Да он герой, богатырь». Хорош богатырь, от произнесённого имени брякнулся на пол, словно мёртвый.

– Не обращай внимания, он просто притворяется, – объяснил Болотник, но почему-то грустно вздохнул и добавил:

– Чтобы не ходить с нами. На самом деле лесовики, особо боровики, то есть как наш, крепки, как кремень!

– Да ладно? – не поверил Гмыз. – Врёшь!

– Отвечаю, чтоб мне сгнить на болоте! – поклялся Болотник.

Все присели за стол. На плите засвистел чайник, и троица молча стала прихлёбывать чай с овсяными печеньями. Гмыз пил из блюдца, подолгу дуя на воду и облизывая ложку с вареньем, а Болотник, наоборот, храбро проглатывал кипяток прямо из чашки.

– Надеюсь, священный закон гостеприимства мною исполнен? – спросил Муся и оглядел гостей, ему хотелось поскорее остаться одному.

– Исполнен, ох как исполнен! – подтвердили разомлевшие от горячего чая Болотник и Гмыз.

– Тогда разрешите откланяться! – серьёзно добавил Муся, и в доме запахло горящей шерстью. – Мне пора заниматься моим любимым лесом, вы даже не ведаете, сколько у меня дел. Вот, например, забота о соснах – моя святая, так сказать, обязанность. Глядите, без меня в бору что-то непременно горит, вот и подоспел дым…

Все огляделись по сторонам – так и есть: носки лесовика задымились, упав с верёвки на неостывшую плиту.

– Послушайте, как это: разрешите проститься? Я что, задаром припёрся в такую глушь! – завопил Гмыз, залив горящие носки остатками кипятка из чайника. – Мы, гмызы, народ деловой и обстоятельный, нам некогда просто так шляться по вашим лесам, комаров кормить! Болотник, мне надо с тобой серьёзно поговорить, ответь: на кой ляд я сюда забрёл…

Он двинулся в сторону Болотника, пристально глядя ему в глаза. Казалось, ещё секунда, и молнии грянут из зрачков степняка.

– Постой, боровичок, и ты, старина Гмыз, не кипятись, я тут до конца всё вспомнил! – закричал Болотник, при этом глупо улыбаясь. – Я заварил эту кашу и хочу её сам расхлебать. Ну как же я мог забыть? Конечно, всё ясно и понятно, слушайте: вот уже второй год, как повадился над нашим болотом летать Змей Горыныч, сколько живу, но отродясь его не видели на нашей стороне. А тут разошёлся: шасть туда, шасть сюда! Так вот, я выведал у наших водяных да русалок, что Змей обосновался на Лысой горе – обжил там стародавнюю пещеру и теперь стережёт великий клад!

– Всё это очень интересно. Только я-то здесь при чём? Мне твой Змей ничего плохого не делал! Пусть себе летает! Да и клад мне не нужен, – оценил рассказ Муся. – Если я начну любимые сосны украшать драгоценными камнями, то вскоре сюда нагрянет целая толпа людей, и они не оставят камня на камне в моём лесу, беда будет похлеще, чем от Горыныча.

– Вам-то клад, может, и незачем в такой глуши, а мне сгодится, не пропадёт, – заворчал Гмыз и искоса посмотрел на лесовика и Болотника.

– Мне тоже пригодится! Я, почитай, уже больше ста лет, как хочу жениться на русалке! – завопил Болотник.

– Ну, тогда в чём дело? Отправляйтесь вдвоём на Лысую гору, скатертью вам дорога!

– Нет, нам без лесовика нельзя! – продолжил Болотник. – Гмыз, а как все гмызы, он только и может брюзжать без причины, ну ещё мух насылать да детишек своих спать укладывать, а мы, болотники, тоже, чай, не подарок, долго без воды не сможем, да и в никаких школах не обучались. Потому пойдём, милок, с нами. Ещё, говорят, у тебя есть волшебный колпак, наденешь – и станешь невидимым. Он нам может пригодиться. К тому же про твои странствия уже сказки рассказывают, а мы дальше родного дома и не бывали.

– Не пойду я с вами. Одному жениться надобно, второй только ворчит, я-то здесь при чём? И зелёный колпачок с серебряным колокольчиком не дам, даже не рассчитывайте. Ищите дурака, но окромя меня!

– Забыл, забыл ещё добавить, он ведь, змеюка поганая – Змей Горыныч, – потихоньку палит лес за лесом, жжёт бор за бором. Скоро останутся одни пустоши вокруг горы, так и до тебя, глядишь, скорёхонько доберётся.

– А зачем он поджигает леса? – недоверчиво спросил Муся.

– Как зачем, деревья мешают ему осматривать окрестности. Вдруг какой витязь с мечом к нему подбирается, а? А так на десятки вёрст вокруг ни деревца ни кустика, только пни и сажа.

– Ну тогда совсем другое дело, я такого допустить не могу. Но как же оставить надолго свои деревья, я ведь Лешему клятву давал служить моим зелёным друзьям.

– Да мы ненадолго: день туда, денёк там, раз-два – и сразу обратно, – заверил Болотник и незаметно мигнул Гмызу.

– Ну а как мы, такие мелкие по сравнению с ним, одолеем целую летающую гору? Я даже себе представить не могу, – спросил Муся.

– Одолеем, вот увидишь, потом, он не такой уж большой, ну, конечно, не с ворону, поболее, но всё же, – неуверенно заверил Болотник.

– А сколько у него голов-то, надеюсь, не двенадцать? – поинтересовался лесовик.

– Две-на-дцать? Разве такое бывает? – испуганно спросил Гмыз и покосился на Болотника. Последний всё больше и больше съёживался от неудобных вопросов.

– Ну, не двенадцать, вообще-то, – заверил Болотник.

– Скажи нам точно: сколько у Змея Горыныча голов? – попросил Муся.

– Да, и не вздумай врать! – добавил Гмыз.

Болотник по привычке обхватил голову руками и даже закрыл глаза. Прошло несколько минут, пока он вновь заговорил:

– Скажи, Муся, двенадцать больше, чем девять, или нет?

– Да ты не умеешь считать! – раскусил гостя лесовик и рассмеялся.

– Ну не умею, а зачем мне в Буром болоте ваши буквы, цифры?

– Сидел бы ты там, и нам спокойней жилось бы! – подвёл итог Гмыз.

– Ладно с этими головами, пересчитаем, ну а как же мы подберёмся к горе, если он нас сразу приметит? – воскликнул Муся. – Да и меча у меня нет никакого. А у вас есть оружие-то?

– Отродясь болотники не баловались железом!

– А мы, гмызы, вообще мирный народ. У меня только есть верёвки и надежные мешки для сокровищ.

– Вот это компания! – рассмеялся боровик. – Три богатыря – и все без меча, без копья и даже без ножа! А где наши кони богатырские?

– Лошадок у меня две, – пояснил Гмыз и добавил: – но они впряжены в телегу, и сёдла я с собой не брал.

– Во-во, сколько голов, не знаем, едут богатыри на смертный бой… на чём? Правильно, – сам себе ответил лесовик, – на телеге, душить Горыныча голыми руками…

Все трое рассмеялись, но потом погрустнели. Гмыз и Болотник смотрели на Мусю.

– Ну ладно, я в волшебном колпачке незаметно проникну в пещеру, в случае опасности обернусь пнём или камнем. Вообразим, как Гмыз наведёт на Горыныча какую-нибудь порчу или болезнь, ну, там лихорадку или насморк, заодно нашлёт мириады навозных мух, а после поднимет ветер, чтобы помешать ему летать, а сам при первой возможности смоется, подняв пыль до неба. А что будет делать любвеобильный Болотник?

Болотный рассмеялся и сразу принялся оправдываться:

– Да я так зареву, что он от страха кинется в пещеру, и там мы его, тьфу, то есть ты его и прикончишь. А больше я ничего придумать не могу…

– Да, лучше иметь глупый план, чем вообще никакого, – сказал Муся и умолк. – Там мы что-нибудь скумекаем!

Окончив разговор, троица решила отдыхать, а в поход выступить рано утром.

После ужина Гмыз отправился ночевать на улицу, вместе с лошадьми. Болотник привычно растянулся в корыте и вскоре захрапел. Муся сложил вещи в котомку и собрал съестные припасы в дорогу. Он прихватил сухари, горшок мёда, сушёные ягоды и фрукты. Но главное, он вытащил из тайника зелёный колпачок с серебряным колокольчиком. Подойдя к зеркалу, он надел своё сокровище и, убедившись, что его отражение сгинуло, лёг спать до утра.

Ночь для лесовика прошла почти без сна, он заблудился среди каких-то жутких сновидений. Его бросало то в жар, то в холод, и что-то мерцало за лесом – то ли восход, то ли закат, звало к себе и пугало до мурашек.

 

Глава 2

Утро выдалось на удивление тихим и тёплым. Гмыз чуть свет разбудил Болотника и лесовика, они второпях выпили по чашке чая и тронулись в путь. Запряжённые в телегу две маленькие лошадки совсем не походили на богатырских коней, но всё же усердно везли седоков в сторону невиданной Лысой горы.

С тревогой покидал родные места Муся, он ненавидел отлучаться на долгий срок и делал это только в случае крайней надобности. Но вскоре янтарные стволы сосен остались позади, хотя ещё долго можно было рассмотреть темно-зелёные верхушки лесных исполинов.

Лесовик больше не оборачивался, коренастая фигура Полевика закрывала от Муси лохматых лошадей, и порой казалось – телега движется сама по себе. Тогда Муся стал с интересом следить за Гмызом, он впервые близко общался с коротышкой из далёких степей.

К обеду впереди замаячила река. Под ярким солнцем голубая лента пересекала широкую пойму с запада на восток. Вдали за рекой раскинулись привольные степи, заканчиваясь у края огромного бора, тянувшегося на многие тысячи километров. Жителю леса было удивительно смотреть на открывшиеся взору земли, лишённые привычных деревьев. Степь уходила до самого горизонта, лишь кое-где изумрудные полосы вершинок и маленькие рощи украшали просторы Заречья.

Неожиданно странное чувство опасности колыхнулось в груди у лесовика, он зажмурился и перестал думать о будущей встрече со Змеем Горынычем. И, желая отвлечься от тягостных дум, Муся поинтересовался у Болотника:

– Как мы переправимся на ту сторону? Неужели придётся вязать плот из брёвен?

– Не пори горячку, это моя забота! – отозвался попутчик и растянулся во всю телегу.

Среди высокой травы лошади приметили едва видимую дорожку и поспешили к воде. Подпрыгивая на ухабах, телега вскоре выкатилась на жёлтый песок и остановилась. Гмыз освободил от упряжи лошадок и, что-то шепнув им на ухо, отпустил. Две черные коняшки, как по команде, напившись воды, бросились в волны и поплыли к противоположному берегу. Конечно, лошади умеют плавать, но Муся готов был биться об заклад, что вместо копыт у них появились плавники.

Перехватив его недоумённый взгляд, Гмыз пояснил:

– Да ты, лесовик, видишь на три аршина под землёй! Да, лошадки у меня не простые, а водяные! Я знаю одно заветное слово, и никуда они не денутся, а дождутся нас на том берегу.

Болотник спрыгнул с телеги на песок и тоже поспешил к реке. «Как бы мне не пропасть с этими ребятами, – подумал Муся, – в лесу я знал почти всё, а здесь полный неумеха! Тут даже пахнет по-особенному, наверное, речной водой».

– Я не умею плавать, – сообщил Гмыз и, прищурившись, посмотрел на полуденное солнце. – У нас на хуторе речку воробей перешагнёт! А потом, мои лапти терпеть не могут воду!

– Я, как лесной житель, тем паче не плаваю и, если честно, боюсь реки, – признался Муся. – В ней столько воды! И она всё время вдобавок куда-то течёт и течёт.

– Ну а я почти дома, подождите меня, я скоро вернусь. Сидите в телеге и ничему не удивляйтесь! – заявил Болотник и с удовольствием нырнул в воду.

Он действительно вскоре возвратился, а следом за ним на песок хлынул речной народ: русалки и водяные. Подняв оглобли, они покатили телегу к реке, и вскоре повозка закачалась на волнах, как лодка. Муся видел множество рук, поддерживающих её над волнами. Он даже загляделся на милые лица русалок, но вид косматых водяных вселял страх, и лесовик старался не встречаться с ними взглядом.

Речной народец вытолкал телегу на бугорок. На прощание водяные переглянулись с Болотником, обменялись с ним какими-то жестами и молча удалились в родную стихию.

Противоположный берег оказался заросшим осокой и ивняком. Тут Гмыз свистнул, из зарослей розовой плакун-травы показались две лохматых головы богатырских коняшек. Муся с нетерпением ждал, что он увидит в этот раз: копыта или плавники. Но лошадки оказались совсем обычными.

– Пора собираться в путь, вечером отдохнёте, – пыхтя говорил степняк.

– Куда теперь поедем-то? – спросил Муся.

– Прямо на восход солнца, вдоль берега, – подумав, тихо ответил Болотник.

– Какие необычные кони, почему у них исчезают копыта? – осведомился лесовик у Гмыза.

– Эти лошадки непростые, их мне подарил Морской царь за оказание одной весьма щекотливой услуги…

Гмыз умолк, всем своим важным видом показывая, что не желает продолжать разговор. Путники молча поехали заросшими лугами туда же, куда река несла свои голубые воды.

Среди разнотравья Полевик приметил еле различимую дорогу. Телега без конца подпрыгивала на кочках и несла путников дальше в неизвестность. Конский щавель хлестал бойких лошадок, а несколько оводов следовали за ними весь день.

Только поздно вечером они остановились у небольшого озера. Вокруг цвела медуница, трещали кузнечики. Лесовик впервые в жизни вдыхал разогретый за день пахучий луговой воздух. Пряный дух казался вкуснее мёда, и у Муси даже мелькнула мысль переселиться в здешние края, но он вспомнил родные сосны – ему стало не по себе из-за минутной причуды.

Они расположились под старыми ивами. Муся колдовал с ужином, а Гмыз пас уставших лошадок. Болотник спустился к заросшему берегу за камышом для ночевки.

До Лысой горы оставалось ещё несколько дней пути, поэтому, как только стемнело, все трое завалились спать: Гмыз под телегой, а Болотник и Муся на ней.

– Кто-то обещал, что к вечеру мы окажемся у, как там её, Лысой горы, – перекрикивая лягушек, сказал лесовик. – Я никогда не видел гор! Как вы думаете, какая она, высокая или не очень?

– Не знаю, – нехотя ответил Болотник, – я тоже их не видел, откуда у нас в болоте горы? Ну, а насчёт времени в пути, не знаю, что-то на меня нахлынуло, я так и сказал.

– Хорошо бы на тебя храбрость почаще находила, – пожелал болотному Гмыз и стал готовить постель.

Лесовик посмотрел на говорившего и поразился унылому выражению его лица.

– Я собственными глазами видел вблизи настоящие горы со снежными шапками! – громко сказал Гмыз. – Они опасные.

– Везёт тебе… – восхищённо произнёс лесовик. – Я кроме наших глухих лесов ничего не видел. Даже поля и луга старался обходить стороной, там мне становится неуютно.

– А меня в лесу трясёт. За каждым кустом чую волка или медведя. У нас-то в степи привольно, вокруг всё далеко-далеко видно.

– Давайте спать! – недовольно буркнул Болотник. – Ещё наболтаетесь вволю.

Тёплая июньская ночь быстро укрыла путников до самого утра. Разговоры утихли, но сычиный свист ещё долго не давал уснуть путешественникам. Муся без сна крутился на камышовом ложе, тоска зелёная оставила его в покое только к рассвету.

 

Глава 3

Когда лесовик открыл глаза, Болотника рядом не было, а Гмыз погнал лошадей на водопой.

Муся развёл костёр, чтобы вскипятить воду. Болотник всё ещё не показывался, в воздухе чувствовалась какая-то горчинка. Лесовик не сводил глаз с зарослей, словно каждую секунду ожидал нападения. Через полчаса лошади были запряжены в телегу, но любитель болота и русалок так и не показался. Наконец-то осознав, что что-то произошло, Гмыз и Муся стали обследовать заросли около поляны.

– Болотник, ау! – кричал Муся. – Мы уже проснулись и собрались в дорогу, выходи! Ау, ау, ты где?

Гмыз возвратился и поведал, что тоже не видел болотного. Лесовик опять принялся звать пропавшего.

– Не кричи, – шёпотом взмолился Гмыз. – Вдруг они рядом…

– Кто они? – спросил лесовик, но на всякий случай стал говорить тихо. – Про кого ты говоришь?

– Ну, они, то есть настоящие враги, что выкрали беднягу Болотника… – пояснил Гмыз, продолжая осматриваться по сторонам.

– Надо его искать.

– Нет, нам самим надо скорее спасаться… то бишь убегать от сюда, – испуганно ответил Гмыз.

– Постой, но мы не может бросить здесь Болотника одного! – возмутился Муся.

– Но его нет, возможно, ночью он удрал на своё Бурое болото, – предположил Гмыз.

– Не может быть! – не поверил лесовик.

– Теперь я понимаю, что ты был прав, когда говорил, что клад нам не нужен. Жадность меня чуть не сгубила! Но теперь решено: мы уходим обратно.

– Послушай, Гмыз, мы не можем вот просто так убежать, это не по-лесному, не по-нашему. Разве ты не понимаешь: подло бросать товарища на произвол судьбы!

– Я не обучен таким словам! Я простой гмыз и хочу оставаться невредимым. Мы, гмызы, не живём, как вы, лесовики, по пятьсот лет, у нас короткий век, всего-то двести лет, а мне только семьдесят, я ещё молодой-зелёный и не хочу пропасть из-за малознакомого Болотника, который всё забывает, путает и вдобавок обманывает. Забыл, как он обещал за день добраться до горы?

– Погоди, но как ты вернёшься назад, если не умеешь плавать?

– Да мне не впервой, я переправлюсь через реку, держась за гривы моих лошадок.

– А телегу привяжешь к своим ногам? – съехидничал боровичок.

– Пусть она останется на этом берегу! Я не променяю жизнь на какую-то телегу, будь она трижды неладна!

– Тогда иди куда хочешь! – решительно сказал Муся и отвернулся, но выждав паузу, добавил: – Но если нам с Болотником суждено выжить и вернуться, то мы зайдём к тебе на хутор и расскажем гмызам, как ты смотался от нас в минуту опасности. Твои сородичи враз выставят тебя в мир людей, вот где ты помучаешься.

После этих слов лесовик взял с телеги свою котомку и направился в заросли искать пропавшего. Гмыз неожиданно остановил его:

– Ладно, не уйду, но можно обожду тебя здесь, около лошадок? А ты ищи, не спеши. У меня же нет шапки-невидимки, как у тебя. Я-то не скроюсь в случае опасности… Вдруг здесь рядом Баба-Яга, а…

– Здесь нет в помине никакой Бабы-Яги, – ответил Муся и улыбнулся, радуясь, что Гмыз всё-таки остаётся. – А потом, она не очень любит встречаться со мной!

– Мама говорит, что в каждой женщине есть Баба-Яга, просто в одной её через край, а в другой чуть-чуть…

– Вот это да!

– На далёком Степном хуторе маманя ждёт меня, – мечтательно проговорил Гмыз, глаза его впервые подобрели, и даже волосы цвета соломы стали меньше топорщиться в разные стороны.

– Будь здесь, дожидайся меня, а я поищу пока наше горе луковое, то есть болотное.

Муся принялся по кругу обходить окрестности поляны, надеясь обнаружить хоть какие-нибудь следы. С каждым разом он забирался всё дальше и дальше в густые заросли. Вскоре он услышал кряканье уток и догадался, что где-то рядом вода, и направился туда. Поскольку, где сырость и влага, глядишь, там и Болотник!

Продираясь сквозь заросли ивняка, Муся вышел к затянутому ряской озеру-старице. Прямо перед ним из осоки несколько уток свечками взлетели вверх. Осматривая берег, лесовик набрёл на тропинку, судя по следам от копыт, вытоптанную лошадью. Но имелось что-то малозаметное, отличавшее эти отпечатки от обычных, – слишком ровные края и отсутствие подков говорили о каком-то диковинном коне. Лесовик побрёл по тропинке, вертя головой в разные стороны и даже принюхиваясь к незнакомым запахам. Вскоре он заметил не менее таинственные знаки. Кто-то аккуратно срезал ветки, расчищая проход в густом ивняке.

Муся замер, раздумывая, идти вперёд или вернуться. «Хоть и страшно – пойду дальше», – подумал лесовик. И тут Мусю поразил каменный мостик через ручей. Он явно был сработан не конскими копытами. Лесовик предусмотрительно достал зелёный колпачок и надел его. В ту же секунду он исчез и дальше пробирался невидимым, но внимательные глаза могли проследить, как пригибается трава под неприметными ногами и чуть выше от земли ветки раздвигаются в разные стороны…

Оказавшись в самой глуши среди рухнувших стволов древних ив, лесовик оробел и решил отдохнуть, спрятавшись в пустую середину дерева. Но вместо покоя им овладел страх, который никак не удавалось пересилить. Невидимая стена ужаса перегораживала проход вперёд, заставляя, съёжившись, спрятаться в дереве среди гнилой трухи. Но, собравшись с силами, Муся взял себя в руки и сделал шаг.

Вдруг какая-то сила подтолкнула боровика вперёд, а после оторвала от земли. Он болтался над дорожкой в чьих-то руках, понимая, что существо сильнее и, главное, умнее его, коль смогло незаметно схватить невидимку. Муся от ужаса перестал сопротивляться непреодолимой силе…

– У! У-у-у-у… – лесовик заскулил, как щенок.

Сзади него раздался смешливый голос:

– Попалась на крючок славная добыча!

– Я не добыча! Я ищу пропавшего Болотника и никому не собирался причинять зла, – сказал Муся.

– Вот времена наступили, простым умом не одолеть, как лесовик с болотником сдружился, и с ними, кто бы вы подумали, ещё несносный гмыз? – спросил неведомый голос.

Выходило – незнакомец знал всё. Мусе ничего не оставалось, как, продолжая болтаться в воздухе, поведать о странном походе коротышек к Лысой горе. В эти тягостные минуты он больше всего жаждал почувствовать под ногами земную твердь.

– Крута гора, да жаль, миновать её нельзя, – как-то печально сказал незнакомец и умолк.

Вскоре хватка цепких рук ослабла, и Муся наконец-то оказался на земле. Обернувшись, он увидел крупное лицо с лошадиными ушами и вьющейся бородкой. Но тело незнакомца было как-то странно нанизано на коня, две пары копыт уверенно стояли на песке.

Когда лесовик немного отошёл от шока, ничего не оставалось, как спросить:

– Я – лесовик Муся, из соснового бора, что на той стороне реки, а вы кентавр?

– Да, я из древнего рода полканов, так здешние называют кентавров. Моё имя – Китоврас.

– Вы и есть тот самый знаменитый Китоврас, из учебника по нашей истории?

– Разумеется, нет, то был мой славный предок! Ну а я лишь слабая тень его громких побед и великих заслуг. Прадед царствовал в золотой короне: днём над людьми и волшебными народами, а ночью над дикими зверями. Много тысячелетий назад все жили счастливо, всем хватало земли, воздуха и воды. Да, много эпох минуло с тех пор, как родители мои оставили Лукорье. Здесь, в Заречье, мы обрели новую родину, наш дом теперь тут, в тихом месте на берегу реки.

– Всё это очень любопытно, но вы не видели моего попутчика Болотника, нам надо продолжать путь? – спросил Муся и заглянул в серые глаза Полкана.

– Знаю… Я ночью позвал его в гости…

– Что? В какие гости?

– Пройдёмте ко мне, я все по порядку растолкую.

– Вы, видимо, собираетесь похитить и меня! Да вас, небось, подослал Змей Горыныч, вы его слуга! – стал возмущаться лесовик, стараясь вырваться из цепких рук Китовраса, подталкивавшего малорослика всё дальше в заросли.

– Сейчас всё сам увидишь, и давай перейдём на ты!

Полкан бесцеремонно взял на руки сопротивляющегося Мусю и лёгкой рысью припустился по какой-то древней, местами заросшей дороге. Лесовика овевали загадочные ароматы, которые струились вокруг них. Всего через пару минут копыта зацокали по белой брусчатке, а взору упорствующего Муси открылась поляна, посреди которой возвышался дворец из красного кирпича и белого мрамора. Арки над входом переходили в выступы над окнами и балконами. Пёстрые, разноцветные стекла блестели на солнце, соседствуя с бледно-белыми атлантами, поддерживающими своды. «Вот это терем так терем! Сразу чувствуется царская кровь!» – подумал лесовик.

Они вошли внутрь (кстати, дубовая дверь открылась сама!) и, пройдя десяток богато обставленных комнат, оказались во дворике. Среди невиданных цветов и деревьев с темной листвой прятался мраморный фонтан. А в нём среди сотен журчащих струй резвился довольный Болотник!

– Ну ты упырь, а не товарищ! Мы за тебя переживали, чуть не переругались! – крикнул Муся Болотному шуту. – А ты здесь нежишься!

Узнав лесовика, житель старицы ужасно смутился и с плеском вылез из воды. Оставляя после себя мокрые следы на камнях, он вышел навстречу.

– Прости, лесовик, но я не смог отказать Китоврасу, я думаю, ты тоже не на своих ногах сюда прибыл…

– Постойте, друзья, кстати, вы не против, если я впредь буду вас так называть? – сказал Китоврас. – Давайте я сам всё подробно расскажу, так будет вам понятнее, ведь рассказчик из нашего дорогого Болотника совсем никудышный, случалось, он даже забывал важные сведения…

Кентавр, улыбаясь, посмотрел на болотного жителя и продолжил:

– Так вот, этот скромный приют выстроил мой предок: Великий Китоврас, с тех пор он стал надёжным кровом для его недостойных потомков, но недавно стряслось ужасное…

Голос Китовраса задрожал и, полузакрыв глаза, он вскоре умолк. Его блестящие копыта переступали, словно мраморные плиты жгли их. Но через пару минут хозяин взял себя в руки и продолжил:

– Так вот! Среди белого дня моя невеста Поленика была похищена тем самым Змеем Горынычем, прямо от дома. Загодя, ночью или рано утром, он разбросал белые, жёлтые и розовые кувшинки около дворца. Перед завтраком, по своему обыкновению, она отправилась прогуляться. Заметив цветы, бедняжка бросилась их собирать и отдалилась от дворца. Змеюка только этого и дожидался: он безжалостно схватил беззащитную жертву… Чудом Поленика успела вскрикнуть, я услышал и бросился к ней… Когда я прискакал, змей уже взлетел высоко-высоко и парил под облаками. Придя в себя, я немедля пустился в погоню! Вы же знаете: у меня один скок сразу семь вёрст, но я не догнал его. Хорошо, что ещё выведал – он спрятал её в своей пещере на Лысой горе… Несколько дней и ночей я почти не смыкал глаз и голодал, всё бродил там, вызывая похитителя на бой, но это чудовище только насмехалось надо мной. Только на седьмой день Горыныч согласился на поединок!

– Почему тебе не удалось одолеть змея, ведь добро должно побеждать зло, так? – спросил Полкана Муся.

– Конечно так! Не раздумывая, я бросился на Горыныча, размахивая мечом, а он взлетел и стал уклоняться от боя, кружась надо мной. Так длилось несколько часов, пока я совсем не обессилел, и, когда ноги перестали меня держать, горько плача, я рухнул на песок. Я попрощался с жизнью, с милой Поленикой…

Полкан умолк и, заметно нахмурившись, посмотрел далеко-далеко, над вершинами деревьев, в сторону невидимой Лысой горы. Помолчав с минуту, продолжил в полной тишине:

– После позорного поражения я был вынужден оставить на время Заречье, чтобы отыскать смельчаков, которые рискнут вместе со мной сразиться со Змеем Горынычем. За переправой, у заросшей старицы, я приметил нашего уважаемого Болотника и внушил ему, что надо пойти к Гмызу и отважному лесовику Мусе, пригласить их в этот необычный поход. Я слышал о степняке как об отъявленном авантюристе, ну а легенды о славном лесовике уже давно известны в наших краях, и не только лесным жителям.

Лица гостей нахмурились.

– Так вот почему я забыл, на кой ляд припёрся к боровику! – закричал болотный, и его бледно-землистые щеки стали краснеть.

– Да, да, как только мои чары чуть ослабли, все важные мысли сразу улетучились из вашей почтенной головы, Болотник. Но благодаря нашим совместным усилиям ваша троица у меня в Заречье, и вы всё знаете, так что решайте: пойдёте со мной сражаться с похитителем прекрасной Поленики или нет. Я никого не держу и готов отблагодарить вас за проделанный путь до моего дома. Сундуки с золотом и драгоценными камнями в вашем распоряжении. Берите столько, сколько, на ваш взгляд, стоят ваши хлопоты!

– Какая чепуха! – промолвил Муся. – Почему я должен верить незнакомому Полкану? Получается, вы нас просто обвели вокруг пальца!

– Признаюсь, – согласился кентавр.

Все умолкли и разошлись в стороны. Первым подал голос Болотник:

– Я могу тебе пособить, коль всё равно покинул старицу. У меня только одно условие, но оно очень важное: ты сможешь внушить одной русалке, чтобы она со мной подружилась, а не избегала меня?

– Разумеется! – ответил Китоврас. – Но я думаю, после того как ты станешь героем-победителем самого Змея Горыныча, моя помощь станет излишней: следом за тобой будет плавать целая стая русалок!

– Ты уверен, Китоврас? – засомневался болотный житель.

– Клянусь светлой памятью моего великого предка! И надеюсь, отважный лесовик не бросит нас одних перед чудовищем!

– Откуда я могу знать, что вы не врёте нам, что у вас пропала невеста? Быть может, её и не существовало? А вы просто всё придумали, – продолжал упираться Муся.

– Давайте-ка я покажу вам её портрет… – предложил кентавр, и они втроём вернулись во дворец.

В каминном зале около окна висела яркая картина, изображающая двух полканов. Присмотревшись, лесовик узнал хозяина на зелёном фоне, а рядом с ним было милое создание с тонкими чертами лица.

– Вот бедная Поленика, как там она без меня? – застонал кентавр.

– Я согласен сражаться со Змеем Горынычем, – произнёс Муся. – Меня только терзает один вопрос: как мы, такие небольшие создания, сможем одолеть огромного трёхголового супостата?

– У меня есть воинское снаряжение, и я им неплохо владею! – радостно затопал копытами Китоврас. – За последнее время я освежил свои воинские навыки. При стрельбе из лука из тридцати очков я выбиваю уже девятнадцать! Мне кажется, неплохо. Потом освоил выпад мечом под названием «жалящая оса»!

– А у бедного Болотника в голове кроме нескольких заклинаний нет ничего… – сказал грустно водный житель.

В задумчивости заговорил Муся:

– Что поменялось сейчас? Даже если мы втроём возьмём столовые ножи и крышки от кастрюль вместо щитов, как воины мы не причиним серьёзного вреда чудовищу! А может, у тебя в кладовке залежался меч-самосек или топор-саморуб, они нам подойдут больше всего, так как другой богатырский меч я даже не оторву от земли…

– Насколько я знаю, у нас нет ничего подобного. Мои предки не привечали оружие, они всегда обходились уговорами.

– Что же тогда делать, лесовик? – спросил Болотник. – Мы не можем бросить Полкана, и дело даже не в сокровищах! Наши предки не оставляли никого в тяжёлую минуту, а всегда шли за обиженных, неужели мы стали другими, не такими, как они?

– Как я полагаю, для победы над Змеем Горынычем, во-первых, – продолжил лесовик, – надобны смелость и сила, а во-вторых, сердце и разум, поэтому давайте думать! Наверное, отгадка где-то рядом, нам нельзя отчаиваться!

– Может вам покажется глупым, но мне сегодня снилась моя прабабушка, жена Великого Китовраса, – грустно сказал Полкан и посмотрел на гостей, его серые глаза почти потухли.

– Это та самая знаменитая русалка, – переспросил Муся. – что твой предок держал в хрустальном ларце, а ларец подвешивал к своему уху?

– Получается, ты мой дальний родич, коли у тебя прабабка была русалка, – обрадовался Болотник.

– Ну да, все в волшебной стране знают эту историю с самого раннего детства… Мне во сне привиделось: она меня, словно малолетнего полканчика, купала в реке. Но я не представляю, что бы это значило! Эх, мне бы мудрость Великого Китовраса!

– Постой, кентавр, – ни с того ни с сего радостно завопил Муся. – Твой предок носил жену в ларце во время своих странствий, а дома она была какого роста?

– Обычного роста, как все русалки. Тут есть их портрет, и ещё в библиотеке куча всяких рисунков с их изображениями, – подтвердил полкан.

– Значит, Великий Китоврас, собираясь в далёкий путь, просто уменьшал жену и прятал в ларец, а его вешал в ухо вместо серьги, чтобы любимая русалка не заплутала и всегда была подле мужа?

– Пусть даже так, что нам с того: это было тысячи лет назад, – не понимал лесовика Китоврас.

– Либо мы близки к разгадке волшебного превращения русалки, либо удаляемся от неё, – многозначительно обронил Муся и посмотрел на кентавра. – А что осталось от славных предков, быть может, найдётся какое-нибудь семейное заклинание?

– Дай подумаю, правда, я не очень люблю возиться со старой рухлядью – у меня тотчас начинается кашель. Потому в библиотеке и не бываю.

Муся, не дожидаясь полкана, сам отправился побродить вдоль стен, вглядываясь в лица знаменитых предков хозяина. У потемневшего портрета Великого Китовраса и русалки он остановился и, пододвинув стул, взобрался на него, чтобы лучше рассмотреть холст. На почерневшем, но всё ещё голубом фоне древний живописец изобразил, по моде тогдашнего времени, супружескую пару: кентавр был в блестящей кольчуге и в шлеме, а супруга в ожерелье из дивных камней, около огромного белого камня. Слева от них тускло блестела зеленоватая морская волна, много веков спешащая к обрывистому берегу, а справа густая роща подступала к скале. Супругов на картине соединяла какая-то цепочка, которую Великий Китоврас держал в правой руке, а другой её конец прятался в ладони у русалки.

– Китоврас! У тебя не осталось какой-нибудь старой цепи? – спросил Муся.

– В сокровищнице есть золотые и серебряные, а какая тебе нужна? – откликнулся полкан.

– А вот как на портрете!

Кентавр подошёл к гостю и рассмеялся.

– Лесовик, ты сошёл с ума! Вместо того чтобы идти и спасать бедную Поленику, мы тут разгадываем какие-то ребусы… Хотя постой! Мой дед рассказывал мне про какую-то древнюю цепочку… да-да-да! Помню, после отец её куда-то припрятал, говоря мне, что она ещё не раз сгодится, но только я забыл, куда он её дел…

Китоврас заметался по каминному залу, заглядывая в шкатулки и вазы.

– Какая тяжёлая рама, да она из цельного морёного дуба, – сказал подошедший Болотник. – Такая ещё не одну тысячу лет провисит и не рассохнется! В нашей реке много такого дуба, если надо, я по дружбе покажу, где взять, даже помогу с наймом работников среди речного народца.

– Что твой дуб! Сколько золота на неё угрохали!

– Китоврас, хватить молоть чепуху, лучше скорее подними меня повыше! – попросил Муся.

Когда полкан поднял малорослика, тот заглянул за полотно.

– Вот, кажется, и она, та самая, – закричал лесовик. – Смотрите, на чем висит картина!

– Не может быть! – не поверил Китоврас, но осторожно снял портрет.

И в самом деле, картина висела на почерневшей цепи, которая на первый взгляд не представляла никакого интереса. Полкан отцепил её от рамы, взял в руки и стал внимательно рассматривать кольца, после даже лизнул – и никого ощущения волшебства не почувствовал. Ничто не холодило кожу или, наоборот, не жгло в груди, просто цепь – и всё.

– Давайте я испытаю, что ли? – без надежды в голосе предложил Муся и стал по-всякому её вертеть и складывать. Вскоре он обвил её вокруг своей шеи…

В ту же секунду цепь с грохотом оказалась на дубовом паркете, и малорослик обернулся в мальчика-с-пальчика.

– Муся, что с тобой? – в ужасе завопил Болотник и рухнул на колени рядом с малышом.

– Убери цепь! – тонким голоском запищал боровичок. – И не наступите на меня, а главное – уберите отсюда копыта!

Болотник сдвинул цепь в сторону, и тотчас Муся обрёл свой прежний вид!

– Вот я и уменьшился, как русалка, прапрабабушка Китовраса! – сказал довольный Муся. – Осталось убавить Змея Горыныча, и тогда он наш!

– Молодчина, лесовик! Ура! – закричал Болотник.

– Я предчувствовал, что с вами спасу бедную Поленику!

– Для верности надо ещё на ком-то проверить, – предложил Муся, но Болотник и полкан отрицательно закачали головами.

– Лучше скорее пойдём к Гмызу, обо всём ему поведаем и на его лошадках попробуем русалочью цепь! – предложил Болотник.

– Усаживайтесь ко мне на спину да держитесь хорошенько, и мы в мгновение ока окажемся на берегу! – предложил Китоврас. – И обойдёмся без всяких там «но-но и тпру-тпру», я вам не какая-нибудь прогулочная лошадка!

Ухватившись за гриву, лесовик и Болотник поскакали на полкане во весь опор к лагерю. Через несколько минут они оказались на знакомой поляне. Гмыз уже сложил все вещи в телегу и расчёсывал гриву лошадке. Заметив на дороге кентавра, полевик со страху кинулся в заросли рогоза.

– Гмыз, дружище! Вылезай скорей! Мы вернулись, – крикнул Болотник, оказавшись на земле.

– Не выйду! – упорствовал Гмыз. – Признавайся, где лесовик?

– Я здесь! – подтвердил боровик.

Только увидев хихикавшего Мусю, полевик оставил своё мокрое убежище. Приятели рассказали ему, что услышали от Китовраса, а сам полкан в это время нервно прогуливался по краю поляны.

– Ну если речь идёт о неслыханном богатстве, то я согласен! – заявил Гмыз, стряхнул с усов тину и, робко посмотрев на полкана, добавил: – Но пусть эта коняга при свидетелях подтвердит мою награду…

– Это не конь, Гмыз! – пояснил Муся. – Это Китоврас, он из древнего рода полканов!

– Ну ладно, Кито-раз или Кито-двас, мне всё равно, было бы лишь побольше драгоценностей!

Подошедший кентавр учтиво поклонился и протянул руку Гмызу:

– Мои сундуки в вашем распоряжении, досточтимый Гмыз со Степного хутора!

– Вот это обращение, прямо как в сказке, – радостно заявил полевик и попробовал учтиво поклониться, но кроме хихиканья не вызвал у окружающих никаких эмоций.

Муся не терял времени и пару раз уменьшил гмызких лошадок, а потом вся четвёрка принялась снаряжаться в дорогу. Вскоре сборы малоросликов закончились и они привычно – на телеге – отправились дальше в путь. Китоврас вернулся во дворец, чтобы подготовиться к встрече с неприятелем. Он нагнал телегу и более не отлучался от спутников.

Троих малоросликов и полкана ждала опасная Лысая гора, тревога не покидала сердца смельчаков.

Лишь поздним вечером они разбили лагерь и озаботились ужином и ночлегом. В полночь разговоры стихли, и спутники, позабыв о дневных переживаниях, уснули.

Вокруг было тихо, иногда со стороны реки доносились загадочные всплески. Каждый раз Китоврас поднимал голову и обозревал тёмные кусты, вётлы и небо. Ближе к утру от озера повеяло запахом водорослей и стоячей воды.

 

Глава 4

Оставшиеся два дня пути пролетели незаметно. Китоврас знал все здешние тропы и уверенно вёл вперёд боровика, болотного и полевика. Дорога совсем не утомила путников, скорее наоборот, дала довольно времени подумать о предстоящей битве с одним из самых могучих существ Волшебной страны.

Вскоре долгожданная гора замаячила впереди, но радости не было – неизвестность накладывала на спутников неподъёмный груз. Как в воду канули куда-то шутки и весёлые истории, все утихли. Друзья старались без особой надобности не высовываться из-за кустов или высокой травы, чтобы не быть замеченными. Всё портили солнечная погода и длинный летний день, в дождь и туман подобраться незамеченными было бы гораздо легче…

В нескольких верстах от Лысый горы небо нежданно потемнело, хотя еще минуту назад на горизонте не наблюдалось ни одной тучки, ни облачка. Замолчали птицы и насекомые. Всё кругом погрузилось в тревожную тишину. Мурашки побежали по спинам путников, невыразимый, первобытный страх заставил пригнуться к земле.

– Смотрите, – прервал молчание Китоврас и указал на небосвод. Там парил Змей Горыныч.

– Дык, не тот змеюка. У него голова-то одна, – высказался разочарованный Гмыз. – А говорили – двенадцать.

– Зато какая огромная. К нему в горло можно заехать на твоей телеге, – испуганно добавил Болотник.

Муся задрал голову и посмотрел на юг: так и есть, солнце загородил летящий Змей Горыныч.

– Ничего себе: «покрупнее вороны», кто-то нам рассказывал, что не такой он и огромный, – съехидничал лесовик.

Раскинув перепончатые крылья, змеюка парил среди редких облаков, сам размером с небольшую тучку. Три головы держались вместе, оттого, наверное, с земли казалось, что у Горыныча одна огромная голова на толстой шее.

Яркое солнце светило прямо в глаза Змею, все три пары глаз прищурились. Под ним неспешно проплывали перелески, озёра, луга и степные просторы с оврагами. Он летел на запад, к Лысой горе, ничего не видя, но мышцы досконально помнили каждый манёвр. Каждый взмах крыльев приближал его к новому дому…

– Давайте прятаться, Змей Горыныч уже близко! – крикнул кентавр, и коротышки в ужасе упали в некошеные луговые травы.

Где-то прямо над головой просвистел блестящий хвост, больше похожий на гигантскую стрелу. Чудовище вскоре замедлило полёт, и через мгновение когти Горыныча уже почувствовали под собой надежность земли. Рогатые головы исчезли в пещере, следом шеи, огромное туловище с крыльями, и последним исчез под землёй чешуйчатый хвост.

– Вот это ужас так ужас, – прошептал друзьям Муся. – Хорошо хоть головы-то всего три.

– Тихо! – предупредил Китоврас, прижав указательный палец к губам. – Он скоро вернётся.

Действительно, Змей Горыныч вскоре, покачиваясь, вышел из пещеры и стремглав бросился с горы вниз, лишь чуть-чуть приподняв крылья. Камнем чудовище упало в речные воды. Миллиарды брызг окатили всё кругом. Змей то с шумом нырял, то плавал, гребя перепончатыми крыльями, то над водой мелькали головы и хвост. Накупавшись, он выбрался на небольшой островок посредине реки и стал кататься по прогретому жёлтому песку. Наконец Горыныч утихомирился, прищурясь, поглядел на солнце и, укрывшись крылом, задремал.

Теперь путники смогли покинуть убежище. Вскоре они вышли к излучине реки, которая в этом месте не смогла преодолеть каменные рёбра земли и вынужденно подчинилась, огибая Лысую гору.

В непроходимых зарослях ивняка они устроили лагерь. Гмызских лошадок запрятали ещё дальше от логова Горыныча, чтобы они не попадались ему на глаза. Ночью костёр не разжигали и даже, почитай, не разговаривали.

Рано утром Горыныч, как ни в чём не бывало, умчался на восток. Теперь можно было спокойно поговорить.

– Я видел настоящие горы, а эта гора так себе: обычная, на ней нет снега, – сделал вывод Гмыз.

– Был бы ещё Змей Горыныч «так себе», – добавил болотный.

Муся промолчал: на него, лесного жителя, гора, резко обрывающаяся над рекой, произвела неизгладимое впечатление. До этого он не встречал ничего подобного.

Коротышки принялись обследовать Лысую гору: высокий берег неровным обрывом спускался к воде, нависнув над берегом, усеянным камнями. Деревьев не было, лишь кое-где к склону прижимались почерневшие кусты калины и бузины. Над крутым склоном, почти у самой вершины, со стороны реки, среди глыб белого известняка темнело пятно пещеры.

Малорослики обыскали почти всю гору, ища потайные проходы и тоннели, но ничего похожего там не оказалось. Китоврас же оставался в лагере за повара и готовил обед.

Муся поднялся по склону горы выше всех и укрылся среди лопухов, чтобы отдышаться. Позади присел Болотник, а Гмыз остался в начале откоса, схоронившись среди густой крапивы.

Из пещеры не долетало никаких звуков. Но тишина была неестественной и казалась обманчивой. Муся замер и мгновенно ощутил, насколько он мал по сравнению с этой пещерой и увиденным Змеем Горынычем. Где-то внутри, под ложечкой, невыносимое чувство опасности прибывало с каждой минутой, захлёстывая его с головы до ног. Оттого лесовик не осмелился даже ступить на площадку. Ему так сильно захотелось обратно на берег, в лагерь, под бледно-зелёные листья столетних ив, там так мирно и спокойно, а здесь стынет кожа и не отпускает мёртвой хваткой непостижимая тревога. Не искушая судьбу, малорослики покинули опасный склон.

Китоврас позаботился о достойном ужине, и когда усталые разведчики вернулись в лагерь, на углях томился котелок с тройной ухой, а лепёшки и жареная рыба дожидались своего часа. Кентавр умудрился сварить ещё компот из земляники и ежевики.

Чтобы не привлекать внимание Горыныча, малорослики залили костёр и, присев вокруг котелка, тихонько ужинали, переговариваясь. Полкан внимательно выслушал рассказы об увиденном на Лысой горе и, когда Муся, смущаясь, поведал, как остановился у входа в пещеру, запальчиво спросил:

– Почему ты не заглянул вовнутрь? Может, бедная Поленика в эту минуту там страдала… Эх, жаль я приметен на склоне, может…

Лесовик помолчал и, опустив глаза в землю, и всё же пробубнил:

– Заколдованное место… Я не прорвался… Заклятая пещера, заклятая…

– Вот и ты не смог… Я тоже туда не пробился, страх не пустил, – признался Китоврас, и его глаза погрустнели, казалось, ещё секунда – и из них брызнут слезы.

Потребовалось несколько минут, пока полкан пришёл в себя и начал вслух размышлять:

– Конечно, Змеем Горынычем наложено какое-то могучее заклятие, иначе в его отсутствие любой воришка мог поживиться несметными богатствами. С таким древним заклинанием справился бы только мой прадед – Великий Китоврас! Но он давно отбыл на Запад и никогда не вернется. Без битвы нам не обойтись.

– Мы всё равно одолеем Горыныча! – громко крикнул лесовик, оглянулся по сторонам, словно высматривая, не подслушивает ли кто, и уже тихим голосом добавил: – У меня вроде имеется одна задумка…

Гмыз, Болотник и Китоврас заговорщицки склонились к лесовику и стали внимательно слушать…

Ближе к вечеру Змей Горыныч, как ни в чём ни бывало, вернулся к Лысой горе, и всё повторилось, как вчера. Одно-единственное различие состояло в том, что все три головы обнюхивали несколько минут вход в пещеру. Как будто запах осмелившегося близко подступить лесовика насторожил чудовище.

 

Глава 5

На следующий день, выспавшись и позавтракав на скорую руку, смельчаки ожидали Змея Горыныча. В небе звонко щебетали птицы, не зная о грядущей брани, шмели гулко жужжали, осаждая цветы. Болотник сходил к реке и вернулся на удивление довольным, словно получил весточку с родной старицы, его серо-зелёная кожа блестела на солнце. Гмыз, как всегда, возился со своими лошадками и глубокомысленно молчал. Муся окинул взором старые ракиты, растущие вдоль берега реки, и ему припомнился родной бор. «Всё не то, – подумалось ему, – и даже солнце здесь по-другому светит, не как в лесу, сквозь верхушки сосен, да в здешних краях и ёлок-то не сыщешь».

Полкан с утра примерял блестящую кольчугу, она оказалась впору и надёжно прикрывала всё необычное тело Китовраса. Потом он точил наждачным камнем меч, до блеска натирал щит и шлем, иногда косился на вершину Лысой горы, после чего с яростью принимался размахивать мечом перед воображаемым противником.

После молчаливого обеда Китоврас облачился в доспехи и, взойдя на мыс, повернулся лицом на запад. Вскоре его заклинания разогнали облака, и солнце стало нещадно жарить землю. Потянулись последние, самые тягостные минуты ожидания.

Потихоньку замолкли птицы, даже деревья задремали под жгучими лучами солнца, видя во сне зимнюю прохладу. Вокруг всё тревожно замерло.

Чудовище летело, щурясь от лучей яркого солнца. Горыныч не думал ни о чем – просто ещё один приятный жаркий день. С тех пор, как он поселился в Заречье, – тишь да благодать, ни тебе богатырей, ни крестьянских сыновей. Он привычно заглянул в пещеру и вскоре камнем кинулся в реку.

Друзья замерли и, не спуская с него глаз, наблюдали за каждым движением чудовища. Когда Змей, накупавшись, отдыхал на островке, подоспело время приступить к тому, ради чего они оказались у Лысой горы…

Муся прокуковал – это условленный знак для начала сражения. Тотчас Болотник поднял бешеный хохот, перемежаемый диким рёвом. Хотелось зарыться с головой в землю, лишь бы укрыться и никогда больше не слышать подобных звуков. Змей Горыныч пробудился и спросонья, спасаясь от неизвестного ора, взмыл в небо.

Следом вступил в дело новый богатырь – Гмыз, по его велению мириады мух и слепней накинулись на повелителя стихий, облепив его головы, они забивали ему глаза и рты, не давая продыху. Объятый тучей невесть откуда взявшихся насекомых, змей зарычал и выпустил огонь. Но не помог даже раздавшийся среди ясного неба гром.

Несмотря на едкий запах серы и облако, окутавшее Змея, следующим повелением Гмыз поднял ураган, и вихри со свистом обрушились на Горыныча. Не выдержав резкого порыва ветра, он стал опрокидываться, заваливаясь на землю, но всё ещё из последних сил пытаясь хоть как-то сладить с собственными крыльями. У самой земли он с трудом задержал падение, но всё равно прибрежные камни встретили чудовище глухим звуком и резкой болью в рёбрах. От удара даже задрожала земля.

Впервые за долгие века своей жизни Змей Горыныч оказался поверженным, и три головы, придя в себя, с изумлением осматривались по сторонам. Кто мог опрокинуть гиганта? Вскоре под старыми ивами правая голова приметила какое-то маленькое и неказистое существо и завопило, радуясь, что в поиске обогнала соседей:

– Смотрите, братцы: а не вот из-за того ли уродца мы грохнулись на камни, а?

– Да ладно, чтобы какая-то двуногая козявка повалила самого Горыныча! – не поверила левая голова.

– Давай-ка его поджарим и заодно проверим, каков он на вкус! – угрожающе крикнула средняя.

Собрав все силы, преодолевая упругую воздушную струю, Горыныч с шипением ринулся на смельчака, выпуская из всех трёх голов багровое пламя. Гмызу, а это был именно он, ничего не оставалось, как дрожащими от страха губами прошептать во второй раз знакомое с детства заклинание и, подняв вокруг себя столб пыли, скрыться в зарослях молодого ивняка от огнедышащего повелителя стихий.

Но и стремительное наступление Змея закончилось плачевно: из-за ветра он не удержался в воздухе и, опрокинувшись, снова со всего маху приложился о землю и, подобно упругой сливе, отскочил вверх. Благодаря второму падению возникла пауза…

Подоспело время последнего богатыря. Муся наконец-то дождался подходящей минуты и, натянув на голову волшебный колпачок с серебряным колокольчиком, бросился к Горынычу, который пришёл в себя и вставал на лапы. Уворачиваясь от когтей и хвоста, лесовик попытался забраться на Змея. Но плотная чешуя не позволяла зацепиться, руки беспомощно скользили.

Видя, что лесовику не удается взобраться на Горыныча, Китоврас сообразил: наконец-то приспел его час, он с криком выскочил из укрытия, привлекая к себе внимание:

– Эй, Змей-Горыныч! Освободи Поленику, и я с друзьями отпущу тебя!

Услышав рядом знакомый голос, Змей замер, и все три головы, демонстративно позёвывая, повернулись к говорившему:

– Опять ты здесь ошиваешься, полкан? Тебе мало прошлой взбучки? Теперь ты ещё приволок с собой кого-то, ну тогда извиняй, мы вынуждены проглотить тебя вместе с копытами и в придачу ещё твоих жалких карликов с их навозными мухами! – сказала средняя голова, а две оставшиеся согласно закивали головой.

– Не пугай, лучше изведай мои калёные стелы и мой меч! – дерзко отвечал кентавр.

Муся, воспользовавшись заминкой, наконец-то зацепился за зеленоватую чешую и в мгновение ока взобрался на спину. Дальше оставалось осторожно пробраться к шее. Несколько раз, издавая свист и разрезая воздух, проносился кончик хвоста, но лесовик изворачивался и упорно спешил к трём шеям.

Змей Горыныч рассмеялся и внезапно пустил пламя на наглеца, но Китоврас отскочил, продолжая воинственно размахивать мечом.

Затем он вытащил боевой лук и принялся посылать во врага стрелы, но они отскакивали от Горыныча, почти не причиняя вреда, и чуть не угодили в Мусю. Видя, что лесовик пробрался к шеям, кентавр прекратил стрельбу и предложил:

– Давай-ка сразимся по-настоящему, без твоего дыма! Клыки против меча, а? Как в славные времена моего великого деда!

Все три головы Змея Горыныча хранили молчание.

– Помалкиваешь? Да ты, верно, боишься! Вон, даже поджилки трясутся!

Ещё никто в жизни не смел упрекать Змея в трусости, от такой наглости он онемел, но вскоре ему наскучило слушать глупые дерзости, и он привычно взмыл к облакам. А после, сложив крылья, со свистом бросился вниз на Китовраса, вероятно, желая раздавить его в лепешку.

Лесовик осознал, что это последний шанс, и отпустил шип, за который держался, скатившись во время стремительного змеиного взлёта, теперь он скользил по чешуе к желанной шее, на ходу извлекая цепочку Великого Китовраса и русалки. Уже у самой земли ему всё же удалось накинуть ее на шею Горыныча, и тотчас летающая гора обернулась на песке в забавную трёхглавую ящерку!

Полкану только оставалось подхватить отважного лесовика и подобрать изрядно помельчавшего змея.

– У нас всё получилось! – радостно вопил Грыз, выскакивая из густого ивняка.

– Вот умора! – закричал подбежавший Болотник. – Дайте я потрогаю крошку!

– Как приземление, Муся? – смеясь, спросил Гмыз. – Ну и вид у тебя, лесовик! Лицо белее снега!

Маленький летун молча рухнул на землю и закрыл глаза. В груди учащённо билось сердце, словно оно оторвалось в полете и теперь не находило себе места.

– Я полежу тут, – пробурчал лесовик и отвернулся.

Несколько раз полкан пытался задать Горынычу вопрос о Поленике, но резко помельчавший злодей хранил молчание, и только время от времени пускал в сторону победителей едкий дымок. Китоврас тем временем снял одно кольцо с фамильной цепочки и натянул его на шею змея вместо ошейника, при этом продолжая бубнить:

– Где Поленика, отвечай?

Наверно, Горынычу надоело слушать один и тот же вопрос, и средняя голова ответила:

– Ничего не скажу, пока не вернёте мне мой прежний образ! Я не раз побеждал ураганный ветер и проливной дождь, одним огненным дыханием обращал роскошные дворцы в руины, похитил множество красавиц и обратил в бегство сотни армий и тысячи смельчаков! Никогда не покорюсь каким-то жалким малоросликам и полкану!

– Это мы-то жалкие? – переспросил полкан. – Кто из нас захвачен в плен, ты или я?

– Ну, я, но вы одолели меня бесчестно, с помощью хитрости и колдовства!

– Я предлагал тебе: меч против клыков!

– Давайте повторим! Мы против забвения наших древних обычаев! – завопили головы Горыныча.

– И это говорит подлый громила, хитростью похитивший мою невесту!

– Что такое «громила», я не слыхал такого слова, – спросила левая голова.

– Скоро ты ещё не такое услышишь, пещерный Змей, если хоть один волосок упал с головы Поленики! – пообещал Китоврас.

Видя, что допрос не удался, он бросился к Мусе.

– Лесовик, давай руку! Скорее вставай, пойдём в пещеру искать Поленику! Быстрей! Она нас дожидается!

Муся нехотя протянул ему руку.

– Дай мне хоть перевести дух после такого полёта. Я всё же лесовик, а не стриж, – попросил он.

– Запомни, герои не отдыхают! – не унимался Китоврас. – Усаживайтесь на меня, и мы все немедля отправляемся на Лысую гору!

– Ребята, я понимаю, победа и всё такое, но, может, перекусим? – робко предложил Гмыз. – После драки у меня сосёт под ложечкой.

– А я пока быстренько ополоснусь после великой битвы, – тихо сказал себе под нос Болотник.

– Герои не… – начал Китоврас, но его перебил Муся:

– …Не едят и не моются, – и вся четвёрка рассмеялась.

Кентавр вынужденно подчинился мнению большинства. Гмыз достал из телеги провиант, а тем временем с реки вернулся Болотник, неся трёх глазастых окуней.

– Твоя красавица повременит ещё пару часиков, ведь она поджидала тебя целый месяц! – ворчал полевик. – Думаешь, легко даётся ветер… а мухи? Сам знаешь, на что они летят.

– Герои должны хорошо питаться, – изрёк Муся полкану. – Дай мне крылатую ящерицу, с её помощью я пожарю рыбу, пусть хоть какой-нибудь толк будет от этого Горыныча.

– Как пожаришь? – недоуменно спросил Китоврас.

– Да вот так! Смотри, – ответил лесовик, пощекотал Горыныча, и тут же из всех голов появились языки багрового пламени. – Через несколько минут прошу к столу, тьфу, то есть к телеге. Не забудьте большие тарелки, у нас праздничный ужин!

 

Глава 6

После лёгкого перекуса (кстати, полкан почти не притронулся к пище) друзья наконец-то двинулись вверх. Оставив позади колючие кусты и россыпи известняка, они вышли к пещере. Вход зиял чёрной пустотой, как пасть неведомого существа, готового проглотить всю компанию.

Лёгкая дрожь, родная сестра боязни, навестила друзей, но вскоре, возможно, из-за того, что Горыныч был вместе с ними (в маленькой клетке), тот ужас, который ранее останавливал смельчаков у входа в пещеру, провалился как сквозь землю.

Они смело вступили под закопчённые своды пещеры, с каждым шагом удаляясь от света, проникая всё глубже и глубже в мрачное чрево горы. Вскоре впереди что-то заблестело, и их взорам предстали несметные сокровища. Они были всюду: рассыпаны на каменном полу, висели на стенах, лежали в сундуках и на дубовых столах. Драгоценностей было так много, что не хватило бы сотен телег, чтобы всё это вывезти. Друзья ступали по монетам, жемчугам и драгоценным камням.

– Ну, теперь-то я обустрою себе настоящую усадьбу! – заревел от счастья Гмыз при виде такой роскоши.

– А мне в болоте золото и серебро ни к чему, если так, возьму какую-нибудь безделицу на память, – заговорил Болотник.

– Я собирал это тысячи лет! – зарычала средняя голова Горыныча. – Не смейте прикасаться к моему богатству!

– Да, мы грабили купцов и крестьян, – добавила правая голова. – А ещё немало горожан и бояр.

– Помню, мы утащили несколько сундуков у глупого полкана, – вступила в разговор левая голова. – Да ещё частенько обирали лесовиков, гмызов и всех подряд малоросликов, которые только попадались нам на пути.

– Лучше скажи, где Поленика, – перебил Горыныча Китоврас.

– Убейте меня или уберите отсюда этого влюблённого полкана! – взмолился Горыныч.

– Скажи, где она, – и мы от тебя отстанем! – предложил Муся.

– Здесь она! Но только ищите сами, мы вам не помощники… – буркнула левая голова Горыныча.

Друзья огляделись, из сокровищницы куда-то вёл тёмный проход. Все бросились туда. В нос ударил запах сырой земли, но ничто не могло остановить Китовраса, Мусю, Болотника и Гмыза. По пути все шептали самые могущественные из известных им заклинаний.

Через несколько поворотов тоннель расширился, и среди слабо мерцающего света лесовик увидел Поленику. Она лежала на грубо сколоченной кровати, положив голову на солому. Рядом стояли чаны, тут и там на верёвках сушились атласные и парчовые ткани, стояла вымытая посуда из золота и серебра, статуэтки и начищенные груды монет.

– Она умерла, чуть-чуть не дождавшись освобождения, – прошептал Китоврас, ноги его стали разъезжаться на скользких камнях, и он грохнулся на пол.

Коротышки осторожно приблизились к пленнице. Гмыз прислушался и уверенно провещал:

– Да дышит она, чую – живая.

– Тогда почему она не встаёт? – зашипел на Горыныча полкан. – Ты её заколдовал! Признавайся, вражина, а то хуже будет.

Но Змей Горыныч не отвечал, он лишь со всего маху бросался на железные прутья, стараясь их разогнуть, и не обращал на малоросликов никакого внимания.

– Может, того… поцеловать её? – предложил Муся. – Помнится, я читал об этом волшебном способе в древних книгах.

– Думаешь, подействует? – усомнился Болотник.

– Я книжек отродясь не читал, – признался Гмыз. – Может, надо просто потолкать Поленику?

– Я тебе потолкаю… – недовольно забурчал Китоврас.

– Ну, тогда что ты сидишь, вставай, иди и целуй…

– Ну и пойду.

Полкан встал и неуверенно двинулся к спящей пленнице. Подойдя вплотную, он нагнулся, но его ноги на мокром полу опять подкачали в самый ответственный момент, и он громыхнулся прямо на Поленику, а после на камни!

– Ой, ой! – закричала испуганно пленница, но, разглядев в полумраке Китовраса, заулыбалась:

– Я всегда верила, что ты спасёшь меня…

– Я и мои… то есть наши с тобой друзья старались… Познакомься: Муся, Гмыз и Болотник.

– Приятно знакомиться с отважными героями.

– Да ладно, какие мы герои, – смутился Муся.

– Ну я же вам говорил: надо растолкать её, – не унимался полевик.

Китоврас поднялся с пола, и Поленика радостно запрыгала.

– Как славно, что я спасена! Китоврасик, ты умничка, что отыскал меня! Но где ты был так долго?

– Поленика, я всё тебе потом растолкую, пожалуйста, расскажи мне и моим друзьям, что с тобой приключилось!

Кентаврица поведала, что стряслось с нею после похищения Горынычем. В пещере, придя в себя, она обнаружила, что закована в цепи! Дни и ночи напролёт Поленика мыла, вытирала и раскладывала по сундукам и кошелькам бесчисленные драгоценности, полоскала роскошные ткани, захваченные чудовищем в заморских странах.

– Давайте скорее покинем гадкую пещеру, того и гляди, вернётся Змей Горыныч! – закончив рассказ, взмолилась Поленика.

– Нет, он уже не прилетит сюда в прежнем обличье, а в нынешнем я бы ему советовал опасаться даже кошки! – расхвастался Полкан, показывая на клетку с трёхголовой крылатой ящерицей, и поведал о произошедшей битве.

– Значит, я свободна и больше могу не бояться гадкого змея! – обрадовалась пленница.

– Да, мы сможем возвратиться обратно во дворец! – подтвердил Китоврас.

– Осталась самая малость, – пробурчал Гмыз.

– Какая? – недоумённо спросил Болотник.

– Расковать цепи! – заявил полевик и добавил: – Здесь понадобится кузнец!

– Где мы отыщем кузнеца? – спросил Болотник и пожал плечами.

Муся попробовал поднять цепь, но она была такой тяжёлой, что только вместе с Гмызом и Болотником удалось оторвать от пола несколько звеньев. Китоврас решительно ухватился за кольца и попробовал освободить ноги Поленики от оков, но и ему упрямое железо не поддалось.

– Говори, изверг, как освободить Поленику? – угрожающе спросил Змея Горыныча полкан.

– Просто так не скажу, освободите меня, и тогда я всё улажу! – упорно твердил Змей. – Заберите все мои богатства, только выпустите меня, я вернусь в Сорочинские горы и никогда в жизни не появлюсь в ваших краях.

– Ни за какие коврижки! Ты и так довольно кровушки и слез пролил на нашей земле!

– Я буду тебя выгуливать три раза в день, – пообещал Китоврас.

– А я буду кормить Горыныча, и каждый вечер перед сном, вот увидишь, почищу тебе зубы! Но не вздумай дымить! Будешь наказан, – посулила Поленика.

– У-у-у… – взвыли все головы Змея Горыныча.

Полевик, не обращая внимания на разговоры, продолжал возиться с цепями, но у него ничего не получалось.

– Не смогли руки – надо попробовать заклинания! – предложил Гмыз и что-то зашептал.

Остальные умолкли и тоже решили изведать силу своей магии. Но все усилия оказались бесполезными. Прошло десять минут, но кандалы, так и остались на ногах Поленики.

– Неужели мы не освободим бедняжку и нам придётся провести ночь в этом жутком логове? – ворчал полкан. – А если никто не сможет её расковать, то всю жизнь будем ютиться в этой пещере!

– Коль суждено здесь переночевать, давайте устроим настоящий пир в честь победы над Змеем Горынычем, – робко предложила Поленика, – я так соскучилась по нормальному обществу!

– А что такое «пир»? – спросил Гмыз.

– Это праздничный ужин! – пояснила Поленика.

– Ура! Пир горой! Ура, ура! – закричала вся компания.

Коротышки развели огонь, а из роскошных тканей соорудили постели.

Китоврас тем временем спустился в лагерь и вскоре вернулся с запасами съестного.

Несмотря на громкое название «пир», поздний ужин в честь победы над Змеем Горынычем получился скромным: всего несколько лепёшек, печенье, остатки рыбы. Но настроение из-за этого не ухудшилось, наоборот, все весело шутили и смеялись. Только в клетке продолжала беситься злая трёхголовая ящерица, пуская то пламя, то смрадный дым.

Вскоре совсем стемнело, лишь багровые угольки в очаге подсвечивали угрюмые своды пещеры. Муся огляделся: в сокровищнице из приоткрытого серебряного ларца исходил мягкий белый свет. Спотыкаясь о посуду, он засеменил туда. Оказалось, таинственное свечение излучает большая жемчужина. Боровичок взял её в руки и почувствовал приятное тепло, исходившее от диковины. Наверно, от тепла рук сияние усиливалось с каждым мгновением.

– Вот что будет освещать нам тёмные своды, – предложил лесовик.

Неожиданно сверху раздались писк и шорохи, и в ту же минуту стая летучих мышей вылетела из пещеры. Все вздрогнули.

– Славная находка, а то жутковато без света, – добавил Гмыз.

Вскоре тяжелый день дал о себе знать: разговоры и смех сами собой стихли, и до утра никто не просыпался. Одна жемчужина продолжала подсвечивать своды пещеры, да Змей Горыныч в клетке буянил и замолк только под утро.

Не зря говорится – утро вечера мудрее. Лесовик проснулся первым и, взяв в руки жемчужину, стал искать цепь Великого Китовраса. Она оказалась у потомка знаменитого полкана и русалки.

– Вставай! Давай наденем русалкину цепочку на Поленику: глядишь, она уменьшится, и, может, тогда нам удастся вытащить её из кандалов? – предложил Муся едва продирающему глаза Китоврасу.

Из-за шума, поднятого Мусей, друзья стали просыпаться. Спросонья получше идей не отыскалось, все согласились. Чтобы не пугать девчонку, её решили не будить.

Лесовик накинул на шею спящей Поленики волшебную цепочку, пленница в один момент уменьшилась до размера белки, и её легко извлекли из железных оков. Кандалы отодвинули в сторону, и, к неописуемой радости Китовраса, к его невесте вернулись её обычные формы.

– Поленика, вставай, ты свободна! – закричал кентавр.

Хлопая ресницами, кентаврица проснулась. Оказавшись без цепей, она радостно прыгала по пещере.

Больше ничто не держало друзей в сумрачном логове, и они наконец-то покинули ненавистную пещеру Змея Горыныча. Поход закончен.

Гмыз прихватил с собой мешок драгоценностей, Болотник для знакомых русалок взял дюжину красивых колец и перстней. Муся приметил перстень из червлёного золота с искусным изображением единорога и вместе с жемчужиной взял его в память о схватке со Змеем Горынычем.

Когда Муся выбрался из-под тёмных сводов горы, солнце только поднималось на востоке над черным лесом, что вплотную подобрался к реке. Он обернулся – где-то там, за рекой, среди бескрайнего моря деревьев находились его родной бор и маленький домик среди валунов.

Обвалив вход в пещеру и наложив заклятие на проникновение вовнутрь, друзья принялись спускаться с Лысой горы. Греясь в лучах восходящего дневного светила, шаг за шагом они удалялись от ужасного логова Змея Горыныча, ступая по темно-розовому ковру травянки.

Китоврас словно обрёл в пещере крылья – скакал по склону, подпрыгивая выше камней, и никак не мог остановиться, пока не догадался нарвать букетик полевых цветов для смущённой Поленики.

 

Глава 7

В лагере их ждали лошадки и такая родная телега. Было решено выдвигаться в обратный путь.

– Милые Муся, Болотник и Гмыз, – торжественно произнесла Поленика. – Мы с Китоврасом приглашаем вас в гости! Вы поживёте у нас: отдохнёте и наберётесь новых сил.

– Дык, меня, того, на хуторе ждут, – первым отказался Гмыз.

Следом дружно стали откланиваться Болотник и лесовик.

– Тогда мы вас проводим хотя бы до переправы! – решительно сообщила спасённая. – И не вздумайте отказываться. Ничего не хочу слушать!

Компания из малоросликов и полканов с каждым часом удалялась всё дальше и дальше от места, где было столько пережито. Гмыз подвязал к дуге колокольчик и несколько бубенчиков. Медь запела, под мелодичный перезвон они выехали на знакомую дорожку и, задевая за кусты, пни и кочки, покатили назад, подальше от Лысой горы.

Привольная пойма встретила путников высокой травой, раскрашенной разноцветными колокольчиками и вьюнками. Широкая лазурная река петляла на перекатах, пахло рыбой и водорослями. Над водой кружили серые белогрудые чайки. Полканы то плелись за телегой, отставая на полверсты, то, наоборот, торопились вперёд и после поджидали малоросликов где-нибудь на пригорке, в зарослях жёлтого молочая.

На ночёвку опять остановились на лужайке среди старых ив. Утомленные дорогой колеса перестали поскрипывать на кочках, и уже через несколько минут заполыхал кос тёр, а следом зашумел чайник. Близился походный ужин. Гмыз терпеливо перемешивал в горшке фыркавшую кашу. Муся раскладывал на траве серебряные тарелки и приборы из змеиного логова.

Друзья долго не расходились от костра: болтали, смеялись, нет-нет – и припоминали битву со Змеем Горынычем. Лишь к утру, когда с реки потянулся туман, коротышки, Китоврас и Поленика отправились спать. Гмыз спал на соломе рядом с телегой, укрывшись золотой парчой. Болотник спустился в реку, где с лягушками храпел до утра. Лесовик дремал на телеге, изредка приоткрывая глаза и осматривая поляну.

Обратная дорога всегда короче. Боровик не отводил глаз от лугового разнотравья, ведь когда ещё выберешься из дремучего леса? Зацветала таволга, незнакомый аромат миндаля изумил Мусю, дышишь-дышишь, а всё не надышишься.

– Гмыз, а почему в сосновом бору нет таких трав и цветов? – спрашивал лесовик.

– Дык, известно почему, – отвечал полевик.

– Так почему? – переспрашивал Муся.

– Дык, в полях трава-мурава, а в лесах дерева…

– Всё с тобой ясно. В огороде бузина, а в Киеве дядька… Боровик замолкал и опять смотрел по сторонам. Путников всё время сопровождали нежные звуки серебряного колокольчика: «День-динь, день-динь!» – это лесовик после победы не снимал свой зеленый колпачок.

По ярко-синему небу плыли тёмные тучи, напоминая, что лето не вечно и снова нас ожидают снежные сугробы. Среди старых сосен пел крапивник. Лето было в самом разгаре.

Подоспело время расставаться. На лужайке, полной цветов, они обнялись и поклялись помогать друг другу всю жизнь. Полкан набивался друзьям со своими драгоценностями, хотя бы в память о походе, но все отказались, даже Гмыз:

– Я кое-чего прихватил в пещере-то, мне сгодится. Куда больше-то?

– Болотник, помнится, ты просил приворожить одну русалку? – справился на прощание Китоврас.

– Теперь обойдусь! – твёрдо ответил Болотник. – После того, что приключилось у Лысой Горы, я управлюсь сам! Мне сваты с копытами не нужны – что подумает невеста?

– Но если что, я к твоим услугам!

На том и порешили. Китоврас и Поленика остались в родном Заречье. Гмыз развернул телегу, дёрнул вожжи и устремился домой, напрямик через жёлтые заросли сурепки, прямо в раздольные степи.

Болотник на бревне перевёз Мусю на левый берег. Лесовик спрыгнул на песок, дом теперь рядом! Настало время товарищам прощаться.

– Я погощу у своих водяных, а потом двинусь в родную старицу, на Бурое болото, – проговорил болотный житель и заключил в объятия упирающегося Мусю.

– Терпеть не могу всякие нежности! – вырвавшись из перепончатых лап, завопил лесовик. – Болотный дух у тебя неистребим! Фу!

– А чем, по-твоему, должен пахнуть Болотник? Ёлкой, как ты?

– Ладно, не обижайся, лучше прощай, Болотник. Ежели что, заходи в гости, дорогу-то, надеюсь, ныне запомнил? Только давай теперь без всяких похождений, а то в лесу столько забот!

– Мне тоже что-то совсем неохота оставлять своё болото. Старым я, наверно, стал и за вами, молодёжью, не угонюсь. Пора мне жениться – время пришло. Но ты-то, чую я, долго дома не засидишься…

– Типун тебе на язык, болотный, – грустно ответил Муся и потупил глаза. – Пойду к своим соснам и ёлкам: заждались, испереживались. Хотя на мой век ещё хватит странствий и приключений…

На том и расстались. Кругом была тишь и благодать.

Кстати, совсем запамятовал: крошечный Змей Горыныч с кольцом на шее остался под присмотром Китовраса в надёжной кованой клетке. Пускай, как ни тужится, ни пыхтит жаром и дымом, в жизни не выкарабкается на белый свет, дабы заново не стращать и не грабить окрестные земли.

 

Два снеговика

Зимняя сказка

Эта история началась прошлой зимой, в те самые дни, когда Сашка по прозвищу Рыжий отморозил свой конопатый нос и уши. Но перед этим он успел разбить окно в квартире на первом этаже и слепить двух снеговиков. Знать это очень важно, потому что наш рассказ именно о снежных друзьях, а не о разбитом стекле, за которое Рыжего целую неделю не пускали гулять.

Вот так и появились в нашем дворе два самых обычных снеговика с глазами-угольками, холодные и большие. Тот, который всегда важничал да задирал кверху морковку вместо носа, звался Васей, а тот, что с метлой, был Басей. Днем с ними играла детвора со всего двора. А ночи напролет Вася и Бася вели между собой неторопливые беседы, стараясь делать это потише, чтобы не слышали назойливые автомобили, заполнявшие на ночь весь двор.

– Я! Я старше тебя! Меня слепили первым, а только потом уж тебя, бедолагу! – торжественно говорил Вася, при этом его глазки-угольки блестели то ли от радости, то ли от света фонаря. – Я больше прожил и больше видел, чем ты, поэтому я так умно говорю, а ты только мычишь. Я самый умный из нас двоих! Ты обязан меня слушаться! Понятно?

– Лучше не смеши меня, а то я рассыплюсь от смеха и тебя некому будет слушать, – отвечал Бася. – Если бы ты был умный, то не говорил бы вслух такие глупости!

– Ничего смешного в моих словах нет! – невозмутимо бурчал Вася. – Все так и было, как я говорю!

– Пусть ты старше меня, зато у меня новая метла и большая морковка! – отвечал юный Бася, стараясь при этом достать метлой до соседа. Но Рыжий слепил их на достаточном расстоянии друг от друга, и снеговики обменивались только словесными колкостями.

– Что такое мороженая морковка и драная метла по сравнению с целым днем, который я счастливо прожил без тебя! – продолжал настаивать на своем превосходстве Вася. – Я был уже взрослый и самостоятельный снеговик, когда Александр стал тебя лепить! Ведь я видел твое рождение, юнец!

– Ладно, я перестану хвалиться метлой и морковкой, – устав спорить, добродушно говорил Бася. – Только ты перестань задаваться! Тем более, метла у меня действительно неудачная: ни собаку отогнать, ни ворону попугать!

– Я ничуть не задаюсь. Я только констатирую факты.

– Что, что ты кон… сс… тьфу, что делаешь?

– Я кон-ста-ти-рую факты!

– Откуда ты берешь такие слова, Вася? Наверно, в снег, из которого тебе слепил голову Рыжий, что-то хитрое добавили?

– Не забывай, что я живу около окон самого мэра. Частенько до меня долетают такие словечки, что даже я не знаю, как их понимать. Вот сегодня во время обеда он так ругался с какими-то неведомыми избирателями, что его супруга раз восемь краснела и бледнела, прося мужа не выражаться в присутствии детей. Что это за создания такие – избиратели? Хорошо бы нам с ними не встречаться. Если они насолили самому мэру, то от нас, если случайно забредут во двор, они оставят только мокрое место…

Вася был вынужден прервать свой рассказ о страшных избирателях, так как заскрипела дверь четвертого подъезда и на улицу вырвался ирландский сеттер по кличке Чак: ну, кошки, держитесь!

Так они и жили – то ругались, то дружили.

Пока на земле хозяйничала матушка-зима, опасаться друзьям было нечего, ведь на улице стояли лютые морозы, а вьюги пели свои древние заунывные песни. Будущее казалось снеговикам холодным и оттого счастливым.

За февралем-ветродуем незаметно пришел март-бокогрей, и матушке-зиме пришлось собираться в обратный путь – далеко-далеко на север, туда, где вечный холод и лед. Солнышко стало припекать снеговиков, и от этого – о ужас! – подтаивал снег, из которого их слепил в морозном декабре Саня Рыжий. С каждым днем солнце, облизываясь, все настойчивее и настойчивее поглядывало в сторону снежных друзей, словно мечтая растопить бедняжек.

Снеговикам необходимо было что-то предпринять, дабы не сгинуть вместе с талой водой в конце весны. Глазки-угольки день ото дня становились все печальней и печальней. По щекам весенней капелью катились талые слезы… Даже сосульки не остались равнодушными к беде снеговиков и тоже плакали вот так – кап-кап, кап-кап…

Недолго споря, друзья решили отправиться в далекий и тяжелый путь вслед за матушкой зимой, прямо на север! Да-да, именно туда, откуда на белых крыльях прилетают самые снежные вьюги и приходят трескучие морозы, туда, где раскинулись белые владения Дедушки Мороза и Снегурочки! Другого выхода у них не было: либо погибай в родном дворе от солнца или лопаты дворника, либо уноси ноги куда подальше!

В полночный час, когда во дворе уснули любопытные автомобили, снеговики покинули родной двор. Друзья выбрались из города и миновали по рыхлому льду реку, ориентируясь по Полярной звезде, которую указала им красавица-пихта, невесть как попавшая во двор. Сразу за рекой начинался самый настоящий сосновый лес, где можно было идти даже солнечным днем, ведь кругом было достаточно снега, а жгучие солнечные лучи застревали в кронах сосен.

Неблизкий путь выбрали друзья: день сменялся темной ночью, а следом за ней вновь спешил солнечный денек. Ночи почему-то уменьшались, а дни, наоборот, становились длиннее и длиннее.

Вася и Бася все шли и шли на неведомый север, отмеряя версту за верстой, обходя весенние ручьи, проталины и солнечные поляны. Кругом уже вовсю звенела капель, лес оживал после долгой спячки, заканчивался март.

Солнце наступало на пятки удирающим снеговикам, оторваться от погони становилось все труднее и труднее – это понимали даже снежные головы отчаянных путешественников. Наверно, не было на земле других существ, так желавших продолжения холодной зимы и так не любивших весну. Снеговикам оставалось только одно – погибнуть, превратившись в пару лужиц с грязной талой водицей, и вместо достойной их зимней песни услышать на прощание легкомысленное «динь-динь» синичек. Это было просто невыносимо для порядочного снеговика.

– Все! – сказал усталый Вася. – Я больше идти не могу, я уже таю. Давай прощаться, брат, я долго не продержусь на этой ужасной жаре. У меня отваливается морковка и по спине бежит вода!

– Да, Вася, скоро мы погибнем, – ответил, держась за березку, Бася. Многодневный переход ослабил снеговиков, они были чуть живы, и даже тень от деревьев не могла спасти их от весеннего тепла.

Они остановились на опушке леса. Невдалеке у разбитой проселочной дороги стоял бревенчатый дом лесника. Вся обитавшая на дворе живность – лошадь, коза, куры и две лайки – грелись под ласковым солнышком. Важные грачи в новых черных смокингах сидели на высоких березах, отдыхая после утомительного перелета и свысока посматривая на снеговиков и собак.

Терять друзьям было нечего. Скрипя из последних сил, Вася и Бася, преодолев коварные ручьи и проталины, пробились к дому. При виде странных гостей пестрые куры разбежались в разные стороны, и даже важный петух оробел – предпочел на всякий случай не высовываться из-под саней. Лесник с испугу рванул в сени за карабином, но, сняв оружие и присмотревшись повнимательнее, только рассмеялся и стрелять не стал.

Испугавшись своей дерзости, снеговики все же поведали человеку очень грустную историю о том, как тяжко быть снеговиком, а Вася закончил рассказ как истинный мудрец:

– Если люди нас слепили, пусть они за нас отвечают и помогают нам. Мы ведь их не просили переводить хороший снег на снеговиков, а нам, поверьте, пропадать совсем не хочется!

– Верю, верю, – закивал головой человек.

Оказалось, что лесник оказался в ответе за целое человечество. Вот это груз так груз. Хотя все человечество было представлено в лице Сашки Рыжего, да еще с отмороженным носом. Человек сдвинул на затылок фуражку и почесал лоб. Но многозначительные жесты не помогали придумать что-нибудь толковое. Единственное, что пришло в голову:

– Ну ладно, теперича идите в тенек, на сквознячок, там будет попрохладней, а завтра утром чего-нибудь скумекаем.

Снеговикам ничего не оставалось, как согласиться и отправиться за хозяином во временное убежище. Они спрятались за сарай, где было все еще холодно. Жизнь снова показалась веселой и морозной.

Утром в сарае заскрипела дверь, и лесник выкатил во двор две огромные железные бочки, в которые снеговики могли спрятаться с головой.

– Ну, парни, полезайте в бочки, я вас поставлю в ледник. У нас тут не Сахара, и вы спокойно перезимуете, тьфу, то есть перелетуете рядом с рыбой и мясом. Все понятно?

– Все понятно. Но что такое Сахара? – спросил умный Вася: уж очень он обожал незнакомые словечки.

– Сахара-то? Да я и сам плохо знаю, кажись, пустыня в Африке, – неуверенно ответил лесник. – Нема там ни деревьев, ни кустов, а снега не найдешь даже зимой. Как там люди живут – не знаю.

– Какая тебе разница, – закричал Бася на Васю, – как зовут чудовище, что пожирает бедных снеговиков! А куда вы нас отправите в этих ужасных бочках?

– Не робейте, в ледник, там даже летом лед.

– Не может быть, чтобы совсем не было снега! – разговаривал сам с собою Вася. Умная голова снеговика не могла поверить в сказанное лесником.

Но никто больше не стал разговаривать с Васей. Лесник подкатил к снеговикам бочки, и друзья, пыхтя, полезли в железное чрево. Им пришлось лечь на землю и потихонечку пятиться, залезая в дом, при этом они старались не повредиться о края бочек. Всем известно, какой ненадежный материал снег: наступил на него – и он промялся; кинул снежком в стену – он рассыпался. Все, дело было сделано!

Лесник осторожно опустил бочки в глубокий ледник, где даже летом живет настоящий зимний холод.

Весну, лето и осень снеговики провели весьма комфортно – среди льда и замороженных продуктов.

От жаркого солнца и теплого ветерка друзей отделяла толща земли, дерева и железа. Лесник редко навещал гостей, так как летом у него было много работы: то он сажал кедры, то тушил пожары, то чистил лес от сухостоя…

Вася и Бася все свободное время предавались философским беседам. Конечно, инициатором разговоров был Вася, а если вы знаете, что снеговики не спят и не кушают, то поняли, что времени поболтать у них было предостаточно.

– Что такое мороз? – спрашивал Вася.

– Мороз – это то, что очень любят снеговики! – отвечал Бася, он был хороший ученик.

– А снег?

– Снег – это то, из чего мы сделаны, из чего мальчишки и девчонки лепят снежки, строят крепости и многое другое.

– Молодчина, ты умнеешь с каждым часом!

– У тебя есть необычайный дар объяснять все понятно и убедительно. А теперь ответь: что такое солнце?

– О, это такое чудовище, что гналось за нами всю дорогу, мечтая превратить нас в мокрую противную воду.

– А куда мы отправимся зимой?

– Мне хочется опять во двор, к ребятам, я так соскучился по родным местам.

– Нет, мы должны пойти к Деду Морозу, он живет на Севере, и, как самый великий волшебник, он исполнит наши желания!

– А какие у нас желания, Вася? Что-то я не помню.

– Самое заветное желание у снеговика – чтобы зима была круглый год!

– Да ты что! Тогда все погибнут: и звери, и птицы, и даже добрый лесник, что спас нам жизнь!

– Ну, тогда я не знаю, думай сам.

– Наверно, пусть он сделает так, чтобы только мы с тобой не таяли весной, а все остальные пусть радуются теплу и солнцу.

– В этот раз ты прав, и я с тобой согласен.

– Вася, расскажи мне, а кто такой Дед Мороз? Что-то я не помню такого имени. Сашку с Глебом помню, Иру с Настей тоже помню, а Деда Мороза не припомню. Когда это он с нами играл?

– Дед Мороз с нами не играл, про него рассказывали ребята. Это он раз в году, на Новый год, исполняет самые заветные желания и дарит подарки всем, даже снеговикам. Но нам его подарки ни к чему, нам необходимо исполнение скромного желания, и тогда мы сможем вернуться во двор летом или даже махнуть в Сахару! Представляешь: два снеговика в пустыне, где снега не было ни-ког-да!

Наконец осень передала землю в ледяные руки зимы, и трескучие морозы, не жалея сил, сковали своими серебряными молотами панцири на реках и озерах, а поля и леса закрыли белой кольчугой. Только тогда лесник вывел из подземелья на свет божий наших снеговиков. Друзья с восторгом увидели дневной свет и с радостью подставили свои лица колючему северному ветру. Ох, как они соскучились по настоящему зимнему холоду!

На прощание лесник не только смахнул слезу, но и подарил друзьям лыжи, чтобы дорога оказалась короче. Они обнялись, наговорили друг другу теплых слов, и снеговики продолжили свой путь на неведомый Север.

Они уходили все дальше и дальше, путь лежал через дремучие леса, полноводные реки. Вскоре они даже пересекли Полярный круг. Дни становились все короче и короче, ведь на дворе стоял декабрь. Снеговик Вася все твердил и твердил:

– Послушай Вася, да ты заговорил стихами!

– Заговоришь тут, только бы было легче идти. Мы должны успеть до Нового года попасть к Деду Морозу, только тогда он исполнит наше желание.

Лыжи скрипели, снеговики день за днем мчались вперед. Вскоре на горизонте появилась громада черных гор. Кругом не было ни жилья, ни человека с его машинами и самолетами. В этих краях время остановило свой бег навсегда, и если бы вдруг здесь очутился человек, то его часы показывали бы обратное время, то есть стрелки двигались бы в другую сторону, показывая вчерашнее, позавчерашнее, позапозавчерашнее время. Ученый в очках и с портфелем скажет: «Это аномалия» или: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда».

Но мы-то знаем, что это просто начиналась Волшебная страна.

Готовясь штурмовать горы, Вася и Бася устроили привал. Они покрепче закрепили глаза-угольки, поправили морковки, проверили лыжи и палки. Друзья впервые видели горы, и страх охватил их.

– Вася, мне страшно.

– Мне тоже боязно, но я чувствую, что мы уже рядом с Дедом Морозом.

– Можно я для защиты найду себе дубину, да побольше, а?

– Кого ты собрался отдубасить – Деда Мороза?

– Да нет. А вдруг на нас нападут чудовища? Помнишь, ты называл их избирателями?

– Откуда здесь избиратели? Мы что, в городе? Здесь кроме рогатого лося опасаться некого!

– Ну и ладно, а я все равно возьму дубину: вдруг придется лосю съездить по рогам. Вот, посмотри, как я сейчас разнесу этот пенек!

Бася решительно направился к занесенному снегом пню, размахивая сучковатой дубиной.

– Я не пень, я лесовик! И рогов у меня нет! – закричал пень, и вместо него из снега вылез маленький старичок в сером тулупе, в лохматой шапке, надвинутой на густые белые брови. Бася так растерялся, что выронил дубину.

– Вот тебе и избиратель безрогий! – удивленно произнес Вася.

– Хватит дразниться, я лесовик! А если не перестанете, то я вас никуда не поведу.

– А куда вы нас должны вести и кто вас послал за нами? – спросил умный Вася, а Бася тем временем поднял дубину.

– К Деду Морозу. Или у вас другие планы? Но если снегоголовый не опустит дубину, то я никуда с вами не пойду, и вы не увидите Деда Мороза, как своих ушей. Хотя у вас и ушей-то нет.

Снегоголовый Бася подчинился, положив дубину на плечо, и мирно заулыбался.

– Мы согласны идти с вами, но ответьте нам на последний вопрос: правда ли, что Дед Мороз исполняет желания в Новый год? А как вас зовут?

– Я умею считать до тысячи – неужели не видно? А вы задали мне два вопроса! Ну ладно, я добрый лесовик, поэтому отвечу. Да, Дед Мороз исполняет желания, не беспокойтесь. А зовут меня Туузя. Все, теперь пошли, мне некогда здесь с вами прохлаждаться, я и так окоченел, дожидаясь вас.

Видя, что разговор окончен, снеговики мирно побрели за лесовиком. Зимний день пролетел быстро, сумерки в лесу короткие, на небе взошли звезды и под ногами заскрипел лютый мороз.

Конечно, снеговикам он нипочем, а вот лесовику досталось: мороз его то за нос укусит, то за уши, а то заберется снежинкой за пазуху. В полночь лесовик вывел снеговиков на глухую поляну, где среди поваленных деревьев и сугробов стояла избушка в одно оконце на окоченевших куриных ножках.

Впервые за весь день лесовик остановился и, похлопывая рукавицами по бокам, сказал друзьям:

– Я пойду погреюсь, а вы меня подождите, вам тепло все равно ни к чему, а я уж больно озяб.

Он потер громадный нос рукавицей и, не дожидаясь ответа, бросился к избе. Как только дверь за лесовиком закрылась, Вася шепнул другу:

– Слышь, что-то он мне не нравится, совсем не внушает доверия.

– Ну ты молодец, Вася: то «мы согласны идти с вами», а теперь «не внушает доверия». Раньше надо было думать, я ж тогда уже и дубину поднял. А теперь ты что предлагаешь, разнести в щепки эту избушку?

– Ты что! Давай сбежим от него к Деду Морозу. Боюсь, погубит нас этот «добрый лесовик». Да еще умеет считать до тысячи. Зачем ему столько цифр?

– Не знаю. Если бы он хотел, то мы бы давно грохнулись вниз на острые камни и от нас даже морковки не осталось бы, а он, наоборот, все твердил: «Берите правее, а то я вас целыми не доведу».

– Да, Бася, ты прав, я, наверно, разбираюсь в лесовиках, как белка в капусте. Но я не буду ждать это носатое чудовище и все равно уйду.

– Стой, Вася, успокойся, давай дождемся лесовика, а если что, я его дубиной угощу – мало не покажется. Да и зачем мы ему нужны? Здесь кругом снега навалом!

– Нет, тысячу раз нет! Я ухожу!

Вася отвернулся от друга и направился дальше в лес. Басе ничего не оставалось, как пойти за ним: нельзя же бросать друга в ночном лесу!

Тем временем страсти в избушке тоже разгорелись не на шутку:

– Запомни, я не «Тузя»! Сколько раз тебе надо повторять, старая карга, меня зовут Туузей.

– Не смеши меня, Туузя, а то помру со смеху! – смеялась, сидя за столом, Баба-Яга, и слезинки капали в ее беззубый рот. – Лучше поведай, зачем пришел ко мне, ведь вся округа знает, что я вашего брата терпеть не могу 472 года 2 месяца и 17 дней и даже духа вашего не переношу. Не успеет лесовик показаться, как у меня насморк начинается. Это с тех пор, как один шишкоголовый, кажись, твой родственничек, чуть дотла не спалил мою избушку, когда раскуривал трубку с вонючим табаком. Тьфу, вспоминать тошно!

– Не ври, старая, это ты хотела зажарить моего дедушку, да он обвел тебя вокруг пальца, когда попросил перед смертью выкурить трубку в последний раз. Взял да и подпалил твою берлогу!

– Ну да ладно, не будем вспоминать. Кто старое помянет, тому глаз вон. Да ты лучше скажи мне, вкусненький, зачем пожаловал к старушке?

– Говорю тебе, дай только погреться часок, второй день на морозе.

– А кто тебя ждет на улице? Почему в дом не ведешь, а прячешь от моих кастрюль и горшков?

– Некого мне прятать, там два снеговика из прошлогоднего снега.

– Не врешь, точно из прошлогоднего снега?

– Да!

– Так они совсем не свежие, а просто опасные для моего преклонного пищеварения. Фу, какая гадость… Шляются тут по ночам бестолковые снеговики и гадкие лесовики…

Баба Яга сразу потеряла всякий интерес к гостям и, завернувшись в волчью шкуру, легла спать. Только черный кот не спускал глаз с гостя. Избушка во сне охала и переминалась с ноги на ногу, да так, что горшки падали с полок.

Туузя тем временем немного согрелся и посушил одежду. Можно было отправляться в путь, но каково было удивление лесовика, когда на улице не оказалось снеговиков. Ничего не оставалось делать, как со всех ног броситься за ними.

Снеговики отчаянно штурмовали склон горы, уходящей почти отвесно в черное небо. Пронизывающий ветер кидал в них охапки снега, забивая глаза-угольки, лыжи не слушались и катились назад. Хватаясь за ветки, прячась за деревья, снеговики все же медленно двигались вперед. Тут Бася разглядел на склоне темное пятно; друзья приблизились и увидели вход в темную пещеру.

– Вася, давай переждем непогоду. Глядишь, и ветер уляжется, – взмолился Бася, боясь сгинуть ночью в горах, – а утром пойдем дальше.

– Конечно, иначе мы сами себя погубим, даже без помощи лесовика, – согласился Вася. – Идем в пещеру!

– А может, не стоит? Что-то мне не нравится твоя затея, – неожиданно засомневался Бася, но Вася оставался непреклонен:

– Идем! Вперед, нас уютная пещера ждет!

Упрямый снеговик смело шагнул под каменные своды, и вскоре друзья с головой окунулись в темноту. Только где-то за спиной еще продолжал завывать ветер.

– Стойте, снегоголовые! – неожиданно раздался сзади голос лесовика. – Это пещера Змея Горыныча! Тихо! Если вы его разбудите, от вас останется только печеная морковка! Понятно? Фу, еле-еле вас догнал.

– Хватит нас пугать, лесовик, мы сами знаем, что нам делать. И не называй нас снегоголовыми, понятно?

– Понятно, только ты, Вася, казался мне мудрее. Ну ладно, вы как хотите, можете здесь оставаться, а я пошел к Деду Морозу. Вас, может, эта дубина и спасет, а я сматываюсь отсюда!

Лесовик уже выходил из пещеры, когда в дальнем углу послышались подозрительные шорохи. Снеговики вначале ничего рассмотреть не смогли. Но вот из темноты, как из гущи черных чернил, разлитых на черном столе в черной комнате, блеснули два желтых глаза. Шорохи быстро переросли в шум падающих камней. Снеговики бросились к выходу, когда своды пещеры озарились извергаемым пламенем, и тут бедных друзей отважно прикрыл лесовик, дав им возможность спастись. Снеговики выскочили из пещеры, от них валил пар, ведь пещера превратилась в духовку, а лес на пять верст вокруг озарился ярким светом.

Вася и Бася, как вкопанные, стояли около пещеры, не смея бросить отважного лесовика.

К счастью, вскоре огонь утих, и к ним вышел целый и невредимый лесовик, только тулуп и шапка его подозрительно дымились.

– Ура герою, – прошептал Вася.

– Молодчина! – размахивая дубиной, закричал Бася.

– Тише, нам надо уходить, пока он опять не проснулся. Не знаю, смогу ли его уложить спать еще раз.

– Как тебе это удалось, мудрый лесовик? – спросил Вася.

– Я просто позвонил в свой серебряный колокольчик (так мы укладываем спать своих детишек), вот и все. А теперь вперед, нас ждет Дед Мороз. Только посмотрите, я, случаем, не горю?

– Нет, но от тебя идет дым, – доложил Бася, – а это большая разница!

– Ну ты и умник! Дыма без огня не бывает, – рассмеялся Туузя и на всякий случай повалялся в снегу.

Вскоре отважная троица поспешила вперед, сбивая снег с еловых веток. В кромешной темноте извилистыми тропами вел лесовик наших снеговиков. Ущербная луна, изредка выглядывая из-за снеговых туч, светила путникам. Снеговиков поразила способность зеленых глаз Туузи различать путь между завалами камней и сугробами. Друзья молча доверили свою судьбу угрюмому проводнику.

Но самое ужасное началось утром на перевале, когда подъем наконец-то закончился и надо было спускаться вниз. Первые лучи робкого зимнего солнца слегка коснулись заснеженных гор, и ледяные сердца снеговиков дрогнули: впереди был крутой спуск, загороженный колючими соснами и елями.

– Спускайтесь осторожно! Зигзагами! – предупредил Туузя.

– Вася, что такое «зигзагами»? Я не знаю.

– Значит, не прямо вниз, а то в одну сторону то в другую! Понял?

– Да, а можно я буду тормозить дубиной?

– Конечно тормози, Бася, и не забудь выбросить ее по дороге, чтобы не напугать Деда Мороза!

Лыжи нещадно скользили вниз, желая поскорее разбить снеговиков о деревья или сугробы. Умный Вася, как ни старался двигаться зигзагами, под конец спуска со всего маху угодил в упавший ствол сосны – только лыжи перелетели препятствие. А Басю от падения спасла дубина, которой он нещадно тормозил о снег. Туузя на снегоходах последним спустился в долину, когда Бася уже горевал по разбившемуся другу.

– Ой-ой-ой, бедненький Вася, он погиб в двух шагах от Деда Мороза, чуть-чуть не дождавшись исполнения желания! Я остался сиротой, один-одинешенек на всем белом свете!

– Перестань хныкать, лучше поищи его голову, она не должна была далеко отскочить, а я пока займусь остальным.

Туузя осторожно соединил два снежных кома, из которых совсем недавно состояло тело героя, а метла быстро нашлась под елкой. Однако голова, самая умная часть Васи, долго не находилась.

– Послушай, Туузя, если мы слепим новую голову для Васи, он будет опять умничать или нет?

– Мне кажется, что это будет совсем другой снеговик, а не тот Вася, который смело начал спускаться с горы. Но все же сделать новую голову необходимо. Дед Мороз ждет двух снеговиков, а не одного. Что я ему скажу: не смог довести одного из них?

– Я не хочу нового Васю, я привык к старому, ведь нас вместе слепили во дворе, и мы всю жизнь не расставались ни на час.

– От меня вы так просто не избавитесь! Думаете, головой об дерево – и все шито-крыто? Как бы не так! Посмотрите в небо! – откуда-то сверху раздался голос Васи. Бася и Туузя вздрогнули и с опаской посмотрели вверх.

– Ты слышал, лесовик? Он умер, а его бедная душа парит в небе, правда? – испуганно спросил Бася.

– Я плохо разбираюсь в жизни после смерти, но похоже на то. Однако что-то я не вижу над нами парящего Васю!

– У моих друзей отморозились мозги при спуске. Эй, заморозки, я не на небе, а на ветке!

– Вася, твоя душа превратилась в птицу, да? Спой нам, и мы тебя сможем увидеть! – попросил друга Бася, смотря во все стороны печальными угольками.

– Нашел курского соловья! Вот я, рядом!

– Смотри, Бася, я его нашел! – закричал лесовик, запрыгав от радости.

Вася, а точнее только его снежная голова, висела на ветке старой раскидистой ели.

– Как нам ее снять? Я не достану, – расстроился Туузя.

– Придумал! Слушай, я возьму тебя на руки, а ты снимешь Васину голову!

Друзья осторожно сняли голову снеговика и водрузили ее на законное место.

– Ура, я с головой, жив и здоров!

– Васю собрали, и ему теперь не надо делать новую голову! – обнимая друга, кричал Бася. – Сегодня я вместе с лесовиком стал твоим родителем! Ура!

– Друзья, нам пора в путь, до темноты надо успеть во дворец Деда Мороза!

И Туузя первым тронулся в путь…

Дед Мороз встретил путников у голубых елей, чьи ветви обсыпаны алмазами. Из-за леса выглядывали величественные башни огромного дворца, даже снег был расписан невиданными узорами и блестел голубым жемчугом. От блеска у снеговиков зарябило в глазах, только лесовик привычно прищурился и совсем не смотрел по сторонам.

– Добро пожаловать на Крайний Север, в Волшебную страну под Полярной звездой! Здесь вы в полной безопасности! – приветствовал уставшую троицу Дед Мороз.

Он обнял друзей и повел во дворец. Миновав серебряные ворота, они вошли в хрустальный дворец. В огромном тереме под высокими сводами Дед Мороз расположился на расписном троне, лесовик сел на лавку, а снеговики остались стоять, ведь, как мы знаем, они не ложатся и не садятся ни-ког-да!

– Расскажи, Туузя, как вы добрались, как погода на перевале? – спросил Дед Мороз.

– Если не считать того, что снеговики разбудили Змея Горыныча, а перед этим убежали от меня, когда я грелся у Бабы-Яги, и чуть не убили меня вот той дубиной, то все замечательно.

– Надеюсь, ты уложил спать Горыныча?

– Да, но он чуть не спалил мне тулуп!

– Я жалую тебя новым зипуном и валенками!

– Благодарю тебя, Дед Мороз!

– А сейчас я хочу услышать от снеговиков причину, которая привела их в наши края.

– Разрешите представиться, многоуважаемый Дед Мороз. Меня зовут Вася, а это мой друг Бася. Сделай так, чтобы мы даже летом не таяли. Это наши желание и просьба. Мы и так все прошлое лето прятались в леднике у лесника…

– Где вы прятались? – переспросил Дед Мороз, от удивления распахнув шубу из голубого атласа, отороченную белым песцовым мехом.

– Да-да, мы сидели в бочках в леднике у доброго лесника, а в начале зимы он нас освободил и мы отправились к тебе.

– Необычная история, впервые слышу такое. Вы первые снеговики, пережившие не только весну, но и жаркое лето. Поэтому я выполню ваше желание. Но я хочу спросить, Вася: твой друг немой и только дубиной может махать?

– Дедушка Мороз, я могу говорить, но мне стыдно, что я пришел во дворец с дубиной. Прости меня, пожалуйста! Я больше не буду, останусь с одной морковкой!

– Теперь слышу и вижу, что ты разумен, как и твой друг, но прошу никогда не бросать дубину: с морковкой каждый олух справится, а дубиной мудро распорядиться не всем под силу. Лесовик, подай мне посох! В преддверии Нового года чудеса спешат к нам!

Из золотого ларца Туузя извлек огромный посох, усыпанный дивными камнями, что светились изнутри голубым светом, и подал Деду Морозу. Серые, как лед, глаза северного волшебника заблестели, он разгладил бороду и так топнул ногой, что зазвенели серебряные колокольчики на загнутых носах сафьяновых сапог. Тряхнул головой – от волос иней посыпался, выдохнул – густой пар повалил. И торжественно произнес ледяное заклинание:

Тут волшебный посох озарился всеми цветами радуги, а затем дворец погрузился во мглу, но через секунду вновь стало светло и спокойно.

Снеговиков пронзил такой холод от ледяного дыхания Деда Мороза, что они промерзли до последней снежинки, и даже их морковки окоченели. Даже у лесовика волосы заиндевели, а лоб покрылся испариной!

– Я исполнил ваше желание, – вставая с трона, произнес Дед Мороз, – но все же вам не следует спать на печке или ходить в баню, а в жару старайтесь быть в тени: солнечный загар вас не украсит. И не забывайте, что вы сделаны из снега! А сейчас мне, к сожалению, пора, но скоро увидимся!

– Ура! Ура! Мы можем вернуться во двор к ребятам! – радостно закричал Бася. – Я так долго ждал этой минуты!

– Это мы еще посмотрим, куда нам возвращаться! Я, между прочим, мечтаю о Сахаре! – возразил Вася.

Дед Мороз и Туузя рассмеялись…

На этом заканчивается наш рассказ о двух отважных и находчивых снеговиках. Не станем мешать Деду Морозу вовремя развезти подарки всем детишкам.

 

Новые приключения снеговиков, или колдун из Черного замка

Сказочная повесть

 

Маленькое, но важное предисловие

Эта история началась позапрошлой зимой. Два снеговика, Вася и Бася, слепленные у нас во дворе Сашкой по прозвищу Рыжий, после долгого и опасного пути через леса, реки и горы наконец-то оказались на Севере в Волшебной стране Деда Мороза. В канун Нового года он исполнил самое заветное желание снеговиков – сделал так, что снег, из которого они сделаны, перестал таять даже под лучами жаркого солнца.

Об этих приключениях веселых снеговиков Васи и Баси, а также отважного лесовика Туузи рассказывает сказка «Два снеговика». А сегодня нам снова пора вместе со снеговиками и их друзьями отправляться в новые приключения на бескрайних просторах Крайнего Севера. Вперед, друзья!

Скорее поспешим в сказочную страну, где полно всего интересного и неизведанного.

 

В далекий путь

Ноябрь и декабрь на Севере – самое ужасное время: начинаются сильные морозы, снег и ветер, а еще за Полярным кругом наступает многомесячная полярная ночь.

Только в полнолуние достаточно света, чтобы передвигаться по тундре и не опасаться угодить в ложбину или провалиться с головой в полынью. Иногда приходится ждать появления разноцветных сполохов северного сияния, чтобы хоть как-то перемещаться в постоянной темноте. Но следом за сиянием всегда приходит пурга. Вновь отправиться в путь друзей заставило не праздное любопытство и не тяга к приключениям. Они получили тайное задание от самого Деда Мороза. Но об этом пока никому ни слова! Вот когда снеговики приблизятся к… Тс-с! Тогда мы с вами все и узнаем.

– Ну, сынки, вперед! Я со Снегурочкой буду ждать вас с победой! Если станет в пути очень тяжело или опасность будет угрожать вам – зовите! Я обязательно подсоблю моим ненаглядным снеговикам!

– Спасибо, Дедушка Мороз! Мы справимся с… – в один голос закричали снеговики, но их остановил Дед Мороз:

– Тс-с-с! Тише! Никто не должен знать, куда и зачем вы идете. Только за стенами моего дворца можно безбоязненно называть его имя и, зарубите себе на носу, – больше нигде! – Дед Мороз нахмурился, глядя на словоохотливых друзей, и даже постучал посохом по земле. – Все настолько серьезно, что я опасаюсь, останется ли хоть кто-нибудь на всей земле, кто будет встречать Новый год в следующем году. Не забывайте мои слова и помните, что судьба земли в ваших снежных руках!

– До скорой встречи, мои снегоголовые друзья! – сказал Туузя и по очереди обнял снеговиков. – Я без вас буду скучать.

Все обнялись на прощание. Снеговики не плачут, ведь они из крепкого снега. Туузя, как настоящий северянин, тоже не плакал, да и как здесь всплакнешь, если слезы замерзают прямо на щеках. Дед Мороз покряхтел, махнул рукой и пошел во дворец, говоря, скорее всего, сам себе:

– Как жаль, что я не могу отправиться с ними…

Вася и Бася на лыжах, подаренных лесником, покинули дворец Деда Мороза и теперь с трудом пробирались вдоль Ледовитого океана. Пока единственным противником снеговиков был сильный ветер, он не давал возможности идти вперед. Снежные друзья не опасались морозов, а скорее наоборот, любили и радовались их приходу. Но сильный ветер, господствовавший в замерзшей тундре, опрокидывал снеговиков, и снежные комья, из которых были сделаны Вася и Бася, могли разбиться или раскатиться в разные стороны, а это означало для друзей верную гибель. Кроме злой пурги снеговикам мешали идти острые камни, жесткие ветви застывших елей, сосен и лиственниц, что наотмашь бьют по бокам, того гляди потеряешь морковку в глубоком снегу. В такие минуты Бася интересовался у Васи:

– А когда Дед Мороз даровал нам спасение от тепла, про морковки или про наши глаза-угольки уговор был или не был?

– Я думаю, не был: морковки сами по себе, они же не из снега.

– А из чего сделаны морковки?

– Морковки состоят… тьфу, то есть сделаны из… как её… ну, морковки! Да, на таком огромном блестящем заводе морковный сок заливают в формы, похожие на настоящую морковку, потом ставят их в большой черный ящик с красной крышкой и нажимают большую красную кнопку… Вжик-вжик, и все готово! Вот так на свет появляются настоящие морковки!

– Какой ты умный, Вася! Мне даже сказать нечего! Откуда ты все это знаешь?

– Я знаком с логическим мышлением.

– С каким мыш… ем? С какой мышью?

– Ну, это такое, то есть такая мышка, которая находит выходы из всех лабиринтов.

Они продолжали путь. Научились прятаться от пурги – выбирали тихое убежище в глубине оврага или под крутым речным берегом – яром – и там ожидали окончания ненастья.

– Бася, а ты заметил, что кругом нет ни одного живого существа? – спрашивал Вася своего друга, когда они в очередной раз спрятались от пурги.

– Надо быть внимательней! Мы несколько раз проходили мимо следов песцов, они похожи на следы обычных лис. Я даже заметил следы волка!

– Хорошо, что мы сделаны из снега и не подойдем для ужина волкам и песцам! А откуда ты знаешь про песцов?

– Вася, ты, как всегда, забыл про мою дубину. Нам не страшны звери! Тем более, лесовик рассказал мне подробно про северных зверей!

– Не хвастайся! Тоже мне нашелся охотник!

Друзья умолкли, каждый думал о своем. Бася представлял, как он один сражается с огромными волками и даже с двумя белыми медведями. Вася думал, как хорошо идти по мартовскому лесу, когда еще далеко до оттепели, но солнце уже щедро освещает каждый лесной закуток, и не надо ни от кого прятаться, а стихи сами собой приходят в снежную голову.

– Бася, смотри: с тех пор, как началась полярная ночь и я не видел ни разу солнца, я не сочинил ни одного стиха, ни одной строчки!

– Ну и что?

– Как это что?! Значит, для нас, снеговиков, солнце тоже полезно и даже необходимо!

– Не знаю, но ты как-нибудь определись: ведь раньше, наоборот, ругал солнце и даже называл его «чудовищем», хотя, если честно, я не понимаю, что это слово означает.

– Ты далек от поэзии, и проблема вдохновения тебя не волнует. Давай лучше я тебе объясню, что такое «чудовище»: помнишь снегирей из парка около дворца Деда Мороза?

– Конечно, такие толстенькие птички, еще животики у них красные. Но мне больше нравятся свиристели, чем снегири.

– Так вот, если ты бросишься на снегиря или свиристель со своей ужасной дубиной, а птица не сможет от тебя улететь, вот ты и будешь для нее настоящим чудовищем, потому что сможешь ее легко раздавить! Тогда останется от птички-невелички одно мокрое место!

– Выходит, солнце на самом деле такое большое?

– Оно огромное, громадная громадина!

– Как ты думаешь, а у солнца есть своя дубина?

– Дубина – это ты у меня. Вот мне родственничек достался! Ну, Сашка постарался!

– Не обзывайся! А то пойду своей дорогой, и тогда я посмотрю, как ты обойдешься без моей дубины.

Ветер, пока друзья спорили, продолжал реветь, иногда он чуть затихал, но ненадолго и вновь затягивал свою тоскливую песню. Все живое прячется в пургу – птица не летает, олени ложатся на землю. Ветер сдувает снег, из-за этого ничего не видно и легко сбиться с пути. Даже человек не может противостоять такому напору, на открытом месте его самого ветер легко подхватывает и сносит. Тут главное – побыстрее ухватиться за что-нибудь. Пурга может длиться и три дня, и шесть, и девять, и двенадцать дней и ночей. Поэтому у снеговиков было много времени поговорить и поспорить. После заунывной пурги начались лютые морозы.

Друзья выбрались из расщелины между двумя горами-сопками и с радостью увидели на небе зимнее солнце – луну, теперь Васе оставалось найти созвездие Большой Медведицы и Полярную звезду, чтобы продолжить дальше путь на восток.

– Вася, зачем ты ищешь эту звезду, пойдем скорее вперед!

– Послушай, снегоголовый, Полярная звезда всегда указывает на север, а мы пойдем на восток, и звезда будет слева от нас. Понял?

– Да, я не знал, что все так сложно с этими звездами! А может, тогда пойдем по солнцу?

– А когда ты его видел в последний раз?

– Давным-давно!

– Вот! Поэтому мы идем по звездам, а когда наконец-то появится солнце, будем ориентироваться на него.

– Да, да, я вспомнил, Дед Мороз говорил, что без нас солнце может не взойти, еще он сказал мне… а ты этого не слышал: «Бася, вся надежда на твою дубину».

– Нет, это он мне сказал: «Вся надежда на твой ум и сообразительность!»

– Когда я увижу Чернолёда, я как дам по его голове дубиной, и ему сразу крышка!

– Не говори о нем! Помнишь слова Деда Мороза!

– Ой! Совсем забыл! Больше про Чернолёда ни слова!

– Молчи! А то говорить с тобой – как со старым пнем. – Вася умолк, глазки-угольки его погрустнели.

– Послушай, умник, – пни не разговаривают, они уже умерли, точнее, их спилили – убили.

– Вот именно, Бася, ты отличаешься от них только тем, что Дед Мороз запретил твоему снегу таять. Правда, схватка нам предстоит нешуточная, я с тобой согласен. Нам будет потрудней, чем тогда в пещере Змея Горыныча.

– Да и Туузи с нами нет, мы совсем одни в этой ледяной пустыне. Уже и деревья нам не встречаются много-много дней, кругом только снег и лед, камни и сопки.

Так и брели на лыжах два снеговика по безлюдным белым просторам, с ветерком по пологим склонам спускались в широкие долины северных рек, переходили их по крепкому льду. Попадались друзьям и болота, тоже скованные морозом. Иногда приходилось карабкаться вверх на сопку или обходить ее стороной, преодолевая лишние версты. Прошло больше месяца, как Вася и Бася отправились в путь. Вскоре на юге показались черные силуэты гор с лысыми вершинами, их освещал только Млечный Путь. Друзья решили устроить привал в ложбине, чтобы отдохнуть от ветра. Снеговикам не нужен ночлег, но совместные странствия с лесовиком Туузей приучили друзей иногда останавливаться на отдых. В это время они обсуждали маршрут или просто болтали. А сейчас, пока снеговики все еще карабкаются вверх по скользкому склону, я расскажу вам великую тайну, но она не о том, куда в этот раз держат путь снеговики, об этом вы узнаете чуть позже.

Так вот: все птицы, звери, рыбы, насекомые, люди, лесовики и весь волшебный народ – обязательно спят и отдыхают, только кто-то ночью, а кто-то, как совы, днем смотрят веселые сны, а ночью охотятся на мышей. На земле только одним снеговикам совсем не нужны сон и отдых, они никогда не ужинают и тем более не завтракают сладкой кашей с изюмом и не пьют черный кофе со сливками, вот так.

 

Схватка с росомахами

На перевале между двумя горами-сопками снеговики устроили привал. Вася любовался северным сиянием в черном небе, там чудесные разноцветные сполохи переливались всеми цветами радуги. Такие чудеса приводили Васю в восторг. А Бася не находил себе места, его не привлекало полярное представление – что-то необъяснимое тревожило и беспокоило его, не вызывало желания шутить и смеяться. Он крепко сжимал свою спутницу – дубину и, как загнанный зверь, оглядывался по сторонам.

– Бася, смотри, как переливаются цвета! Настоящая зимняя радуга! Да что там радуга! Это настоящее чудо! Не всякий волшебник сотворит такое, – кричал беззаботный Вася другу, но последний не реагировал. – Ну и ладно, я в одиночестве буду любоваться северным сиянием. А еще мне кажется, я вновь могу сочинять стихи, ко мне вернулась моя снежная Муза, вот послушай:

Брям-брям, брям-брям, Чернолёда победям! Брым-брым, брым-брым, Чернолёда победим!

– Здорово! – Басю рассмешили веселые стишки. – Особенно мне нравится: Брям-брям, Чернолёда победям! Урям! Урям! Урям! Дям, дям, дям!

– Под такие стихи легко идти, и они очень смешные! Давай маршировать как солдаты – вот настоящие герои: смелые и отважные.

– Жаль, снеговиков не берут служить в армию!

– Надо попросить Деда Мороза, чтобы он создал свою снежную армию, а мы бы в ней служили!

– Бася! Да ты стал предлагать толковые вещи! Тогда послушай еще стихи. – Теперь Вася сделал серьезный вид:

Зимою воют в тундре страшные ветра! В небе светит слабо бледная луна!

– Классно, но мне больше нравится про брям-брям. Спасибо, что рассмешил меня, но нам пора идти дальше. Придумай мне еще стихи про всякие брямы, – попросил Бася.

Снеговики прошли несколько сот метров на восток, когда вдруг Бася остановился и поднял дубину.

– Кто к тебе вернулся? Какая такая Муза? – недоуменно спросил Бася и внимательно огляделся по сторонам. – Уж не от нее ли исходит опасность?

– Какая от Музы может быть опасность? – раздосадованный Вася остановился и стал объяснять другу:

– Ее же нельзя увидеть и потрогать, она приносит вдохновение, без которого нельзя сочинить даже пару строк про брям-брям.

– Я говорю не о стихах. Рядом с нами опасность, и я это чувствую. Кто бы на нас ни напал, даже если это будет твоя Муза, – она отведает мою дубину.

Тут вдохновение предательски оставило Васю, он о чем-то задумался, а потом долго что-то бубнил себе под нос-морковку, пока наконец не огласил:

Зимою воют в тундре страшные ветра! В небе светит бледно белая луна! Но снеговики бредут вперед сквозь холода и ночь! Чтобы Чернолёда с друзьями превозмочь!

– Тихо, Вася! Хватит! Ты забыл слова Деда Мороза!

Как только прозвучали последние строки, снеговикам показалось, что на склонах сопок вспыхнули звездочки, – это загорелись загадочные красные огоньки. Даже беспечный снегоголовый поэт примолк и покосился на друга, который от страха поднял дубину и стал грозить в темноту какому-то неведомому, но точно опасному существу.

В это мгновение Вася пожалел, что не слушал Деда Мороза и несколько раз вслух читал стихи об ужасном Чернолёде!

– Бася… Я боюсь: здесь кто-то есть…

– Наконец-то и до тебя дошло…

Какие-то черные пятна с хвостами замелькали на склоне, спереди у них зловеще светилось два огонька.

Они дружно двигались сверху вниз, сбегая с сопок прямо к снеговикам.

– Вася, смотри, рядом с нами кто-то есть, и эти ужасные «кто-то» нас окружают со всех сторон!

– Эй, я вас не боюсь! И не собираюсь сдаваться! – закричал Бася прямо в темноту, навстречу недобро горящим огонькам. – У меня дубина с сучками! Дам так, что мало не покажется!

– Да, вы не дождетесь от нас белого флага! – неожиданно для себя крикнул Вася, но потом притих и зашептал другу:

– Тише, Бася… Смотри, они приближаются. Давай лучше убежим…

– Эй вы, послушайте! Мы снеговики и сделаны из обыкновенного снега! Зачем мы вам? У нас съедобны только морковки, но они давно застыли на морозе и об них можно сломать зубы!

– Тихо, Бася… Их зубы не сломаешь мороженой морковкой… Тс-с. Пора сматываться отсюда, пока мы целы.

– Да, я тоже вижу, им не объяснишь про замерзшую морковку. Нужно спасаться! Давай за мной, под сопками их пока нет. А что ты кричал про белый флаг? Ладно, если спасемся, расскажешь?

– Расскажу-у-у.

Друзья поняли, что их одиночество закончилось, и одновременно заскользили вниз, подальше от лохматых чудовищ.

Но невиданные существа на согнутых кривых лапах, с длинными, как ножи, когтями продолжили преследовать снеговиков.

– Остановитесь! Иначе будет хуже! – вслед убегающим Васе и Басе зарычал невиданный зверь. – Мы росомахи и все равно догоним и съедим вас!

Вася от страха чуть не рассыпался на миллион трусливых снежинок, а Бася едва не уронил дубину.

Но, собравшись с духом, хоть и убегая, Вася все же поинтересовался у росомах:

– Зачем мы вам, кругом и без нас полно снега?

– Если дело в морковках, то мы готовы их вам подарить! – добавил Бася и посмотрел по сторонам: справа и слева не менее десятка зверей бежали им наперерез, никак не реагируя на заманчивое предложение.

– Вы попали в царство Чернолёда! Поэтому здесь вас ждет только смерть!

– Ах вот в чем дело! Но мы случайно зашли в его владения! – крикнул Вася и замер ожидая ответа.

– Ты обманываешь верных росомах: я слышал твою песню о смерти нашего повелителя! Вы оба достойны только смерти! Р-р-р-р, – неслись сзади ужасные слова и звуки. Со всех сторон раздалось дружное клокочущее рычание в поддержку угроз вожака страшных росомах. Двенадцать зверей бросились на снеговиков. Бася только успевал подталкивать друга, чтобы он быстрее катился вперед, а сам отмахивался дубиной от красных злых огней, что горели в маленьких глазах росомах. Снеговики еле-еле успевали увернуться от острых когтей, казалось, еще чуть-чуть, и в их снежные бока вонзятся клыки. Но пока Басе удавалось отбиваться дубиной от настойчивых преследователей.

– Бася! Осторожно, впереди глубокий овраг! Что делать? Мы пропали!

– Ура! Нам повезло! Слушай! Резко остановись на краю и увидишь, что произойдет! Все звери полетят вниз кверху тормашками!

– А если не полетят?

– Тогда полетим мы!

– Не надо летать, мы разобьемся, если что, езжай вниз зигзагами, как учил нас Туузя! – вспомнил Вася.

Друзья на большой скорости приблизились к глубокому провалу и неожиданно для росомах остановились на краю. Преследователи, не успев вовремя остановиться, кубарем с обрыва покатились вниз. Там, в темноте, раздавалось испуганное рычание росомах и громкий скрип снега от падающих в пропасть животных. Снеговики повернули на север и стали быстро удаляться подальше от оврага. К счастью, северное сияние угасло, и незаметно на землю опустилась кромешная тьма. Вскоре поднялся ветер, и уже через час в снежном вихре нельзя было разобрать ничего.

– Росомахи – слуги Чернолёда, – зашептал Бася. – Они хотели нас убить.

– Это он приказал им встретить нас, – согласился Вася. – Значит, он знает, что мы идем к нему, и подготовился к теплой встрече! Но, Бася, если бы он нас не боялся, разве он послал бы нам навстречу ужасных росомах? Если бы он смог самолично прихлопнуть нас одной рукой? Значит, он нас опасается, и у нас есть шансы одолеть злого волшебника.

– Я его теперь совсем не боюсь! – отважно признался Бася и огляделся по сторонам.

– А я боюсь, но уже не так сильно…

Снеговики остановились и прислушались: на многие версты кругом раздавались лишь завывания ветра.

Преследователей не было, но Вася и Бася не стали прятаться от непогоды, а потихоньку продвигались вперед: ведь теперь они точно знали, что попали в царство страшного и безжалостного Чернолёда. Оставалось его найти во что бы то ни стало и остановить, не дав возможности осуществить страшный замысел против всего живого на земле. Для этого следовало только побеждать!

 

Ледовый лабиринт

Обходя крутые берега замерзших рек, снеговики часто выходили на лед и долго шли среди торосов вдоль берегов. После нападения росомах друзья ступили на лед, крепко сковавший Великий Ледовитый океан. Опасаясь преследования, снеговики удалились в глубь океана, подальше от опасных берегов, заселенных слугами Чернолёда.

Это только кажется, что лед ровный и по нему легко передвигаться, на самом деле снеговиков встретили снежные заносы, трещины и высокие ледяные торосы – поднявшиеся на дыбы большие льдины. Друзья, опасаясь поломать лыжи, осторожно продвигались вперед.

Вскоре они вышли на ледяное поле. Их дальнейший путь перегораживали высокие торосы, пришлось двигаться то вправо, то влево среди вставших льдин. Прошло всего несколько часов, и снеговики уперлись в вертикальную стену из льда. Решили возвращаться, но путь им опять преградил лед. Друзья оказались в западне!

– Кругом лед! – закричал Бася. – Я не знаю, куда идти.

– Торосы преградили нам путь, неужели они тоже на службе у злого волшебника? Разве так бывает?

– Конечно! Это он нагородил здесь преграды. Я не помню, как называется такое место, откуда нельзя выйти!

– Лабиринт.

– Да, еще ты говорил, что есть какая-то мышка или суслик… которые всегда находят дырочку… то есть выход из любого лабиринта.

– Ты прав, Бася! Следует подумать, как отсюда выбраться.

Вася потер себя вначале по щекам, а потом постучал по голове:

– Думай! Думай! Снегоголовый! Мышление, где мое мышление…

– Где мы возьмем мышку? Кругом один снег и лед!

– Прошу, не мешай мне думать!

Бася не знал, что придумать. Ему ничего не оставалось, как только со стороны глядеть на Васю. И вдруг он предложил постучать дубиной по белой голове друга. Вася отказался и даже обиженно отошел в сторону.

– Я придумал! – закричал Вася. – Надо идти по нашей лыжне! Так мы выберемся.

– Я знал, что ты придумаешь!

– Без моей гениальной головы нам пришлось бы вечно жить среди льдов и торосов! Теперь ты понимаешь, кто нас спас и кто из нас главней?

Друзья побрели обратно по своим следам и вновь зашли в первый тупик, пришлось возвращаться, опять до места привала. За это время низовой ветер занес неглубокую лыжню. Снеговики оказались не в белом лабиринте, а в настоящей ледяной тюрьме! И выхода из нее не было.

– Что мы будем делать, главный? – ехидно спросил Бася.

– Мы останемся здесь навечно. В моей голове нет мышки, – с грустью признался Вася. – Мы не выполним задание Деда Мороза, и на земле наступит вечная ледяная ночь, а все живое погибнет от зимней стужи. Больше никогда не будет солнца и лета, весной лед не начнет трескаться, и нашу льдину ветер никогда не прибьет к берегу. Мы не сможем сойти на землю. А всей нашей планетой станет править злой волшебник!

– Ты ничего не путаешь, Вася? – робко возразил Бася и с опаской оглядел острые льдины с неровными краями.

– Птицы, деревья, животные, даже медведи – все окоченеют. Вода в океанах остынет и замерзнет, даже рыбы заснут вечным сном.

Час проходил за часом в смутном ожидании чуда, в которое почему-то все еще очень верилось. Ветер стих, и снежинки перестали кружить в воздухе. Снеговики осмотрелись: кругом нависали стены из льдин и снега, сугробы надежно спрятали лыжный след. Вдруг, тяжело дыша, прямо на друзей выскочил белоснежный песец. Высунув розовый язык, он отдышался и стал зло рассматривать снеговиков.

– Давай знакомиться, неведомая зверюга! Я снеговик Бася! А это мой друг Вася. А ты кто? Молчишь и зубы показываешь? Ты что, никогда не видел разговаривающих снеговиков? Тогда изволь еще познакомься с нашим молчаливым другом. Смотри: это моя дубина, – объяснился с незнакомцем Бася.

Слова о дубине вызвали наибольший интерес у песца, он покосился на нее, но продолжал молча смотреть на неведомые создания.

– Эта зверюга, что показывает острые зубы, зовется песец – полярная лиса. Только нам, как всегда, повезло, и перед нами единственный в Сибири немой песец! – сделал вывод Вася. – Или он говорит на особом языке и нам нужен переводчик.

– Я знаю, кто будет переводчиком! – грозно сказал Бася, а Вася посмотрел на него, ничего не понимая, но товарищ пояснил:

– Это моя дубина!

Упоминание о дубине наконец-то развязало язык полярного гостя:

– Стойте, снежные создания! Я не знаю, кто вы такие, но вам здесь охотиться нельзя, ведь это моя территория, и вы должны побыстрее отсюда убраться! – противно протявкал песец и вопросительно посмотрел на пришельцев.

– Мы снеговики! Мы готовы покинуть ужасный лабиринт! Только выведи нас отсюда! – радостно закричал Вася. – Мы опаздываем на день рождения нашего друга!

От такого предложения песец радостно подскочил на месте и пружинистыми прыжками скрылся среди льдин. Снеговикам оставалось только поспешить следом за ним, и вскоре они наконец оказались среди чистого льда.

– Уходите и не возвращайтесь, в эту зиму слишком много чужаков в наших краях! Все это не к добру! – на прощание сказал песец и скрылся среди торосов.

– Бася, этот песец совсем не любезный хозяин!

– Главное, он вывел нас на свободу! Веди вперед, Вася! Нас ждет злой волшебник, а у меня чешется моя дубина!

– А почему ты мне раньше не рассказывал, что мы опаздываем на день рождения?

– Послушай, Бася, я сказал песцу понарошку, чтобы он не узнал, куда мы идем по-настоящему! Вдруг он слуга злого волшебника?

– А, понятно… Ну а кто этот друг?

– Бася, помолчи!

 

Чайка

Впереди начинались предгорья, на севере под ледяным панцирем спокойным сном спал Ледовитый океан. Изредка он ворочался, и тогда лед трескался, и появлялись высокие торосы из снега и льда и полыньи, где прятались от белых медведей пестрые тюлени. Утром, чуть посветлело на востоке, снеговики, объезжая каменные завалы, наткнулись на замерзшую чайку. Из-под снега виднелись только одно крыло и хвост.

Друзья остановились:

– Вася, а может, обогреем птичку, ведь жалко?

– Ну подумай, Бася, как снеговики могут обогреть птицу? Мы же из снега и сможем ее только сильнее заморозить. Поехали дальше, я боюсь, что мы уже опаздываем!

– Ну а я все равно попробую. Я не брошу птичку…

– Ладно, давай вместе. Только скорее.

Друзья осторожно подняли птицу, стряхнули с перьев снег и льдинки и положили в тихое место между камнями на подстилку из прошлогодней травы, прикрыв веточками полярной ивы. Им очень хотелось, чтобы чайка согрелась и ожила, но они не знали, как это сделать. Черный ободок на шее птички и чуть сероватые крылья совсем побелели от холода.

– Настоящее теплое солнце станет светить еще не скоро. Она погибнет! – грустно сказал Вася и вдруг понял, что его умная голова ничего не может придумать, чтобы спасти птичку.

– Но у людей и волшебного народа есть свое маленькое, но очень теплое солнце! – загадочно произнес Бася и повернулся к другу. – Это же огонь!

– Ну да, я знаю о нем, ведь любой снеговик боится огня!

– А то! Я не любой снеговик – Туузя дал мне в дорогу два камня и мох, чтобы в случае опасности мы разожгли огонь и вызвали подмогу для себя и еще кое для чего, но я тебе пока не скажу!

– Лесовик ничего не сказал мне об этом… Ладно! Давай покажи, чему тебя научил Туузя!

– Только вначале помоги мне. Тащи сюда палки и ветки, их очень любит огонь!

Вскоре друзья собрали несколько охапок веток и высохшую траву. Бася высек из кремня искры, которые подожгли вначале мох, а следом траву и листву. Разгоревшиеся огоньки задымили и перекинулись на веточки.

Костер разгорелся. Бася пододвинул поближе к огню чайку. Снег вокруг костра растаял и оголил черные камни. Друзья только успевали подбрасывать ветки. К удивлению снеговиков, чайка в самом деле ожила! Птичка очнулась: ее глазки – черные бусинки – заблестели, а вскоре с перьев исчез иней. Нахохлившись, птица грелась и набиралась сил около огня.

– Видишь, видишь, Вася, получилось оживить бедняжку.

– Да, птичку спасли, а теперь пора двигаться дальше. Наш костер увидела вся округа, и вскоре доложат Чернолёду про двух сумасшедших снеговиков, что грелись у костра! – Вася рассмеялся и привычно встал на лыжи.

– Никто в мире не поверит, что снеговики разожгли костер! Вася, а может, возьмем с собой птичку, ну пожалуйста?

– Зачем нам с тобой птичка? Мы не едим чаек! Мы вообще никого не едим!

– При чем здесь еда! Птичка споет нам утром веселую песенку, и вообще, нам просто необходимо домашнее животное!

– Что необходимо? Домашнее животное? А ты вначале скажи: где у нас дом-то? А потом, ты слышал, как кричат чайки? Это можно назвать как угодно, но только не пением!

– Вот смотри: эта тундра – наш дом! – уверенно сказал Бася и стал оглядываться, он надеялся, что белые просторы хоть на минутку станут более дружелюбными, но чуда не произошло: замерзшие дали продолжали враждебно наблюдать за друзьями.

– Бася, когда мы вернемся, я попрошу для тебя у Деда Мороза свежих снежных мозгов!

– Не обзывайся! А ты не думаешь, что, может, мы и не увидим больше никогда ни Дедушку Мороза, ни Туузю, вообще никого?! Сгинем здесь, и никто никогда не узнает, как мы погибли.

– Ты прав, а птичка здесь при чем?

– Она нас будет радовать! Она ведь теперь совсем живая! Жи-ва-я! Понимаешь?

– Ладно, делай как знаешь. Ты взрослый, и у тебя есть не только морковка, но еще и крепкая дубина.

– Ура! У меня будет своя птичка! Помнишь Глеба и Настю из нашего родного двора – у них жил попугай Петруша? А у меня будет пусть не волнистый попугайчик, а хотя бы чайка. Ведь на Севере днем с огнем не найдешь ни-ка-ких попугаев.

Чайка не сводила глаз с друзей: внимательно слушала разговор двух снеговиков.

– Тевирп. Тевирп, язурд! – неожиданно сказала птица, раскинув в стороны крылья.

– Да она, наверно, иностранка, говорит-то не по– нашему, – предположил Бася. – Вот не везет: то песец попался неразговорчивый, думали, иностранец, и птичка туда же. Придется выучить чайский язык!

– Подожди, птичий щебет мне что-то напоминает, – задумался умник Вася. – Птичка, скажи: «Мы друзья». Ну, давай, маленькая, попробуй – «мы друзья».

– Язурд ым, – тихо пролепетала птичка.

– Она точно прилетела с юга, говорит совсем непонятно, – заволновался Бася. – Такую брать с собой неинтересно, ни поболтать о Васе, ни спросить, что впереди.

– Я все понял! – закричал Вася и хлопнул себя по снежному лбу. – Она говорит наоборот!

– Какой оборот?

– Да не оборот, а наоборот, то есть задом наперед!

– А, то есть не Бася, а как это будет наоборот: получился Ясаб, а ты какой-то Ясав.

– Ну, я там не какой-то, я настоящий Ясав, всем ясавам ясав.

– Давай тогда назовем ее «Как»? – предложил Бася. – Как не крути, а «как» так и будет «как».

– Попробуй позвать ее, может, отзовется? – предложил Вася.

– Как, иди ко мне, – позвал Бася, и птичка, треща «тр-р-р», зашагала к снеговикам. – Отзывается! Ура! Ура! Ура!

– Послушай, Как, слетай вперед и посмотри, что там, нет ли какой опасности? – предложил Вася, и, представьте себе, чайка послушалась и скрылась за сопками. Пока друзья пробирались среди каменных завалов и снежных заносов, птичка вернулась. Она уверенно опустилась на голову Баси, словно провела здесь всю свою жизнь, и объявила путникам: – Тр-р-р. Идерепв окьлот дел. Тр-р-р.

– Впереди столько дел! – торжественно перевел Бася.

– Впереди только лед, – спокойно сказал Вася и все же добавил:

– Хотя в целом ты прав, впереди еще много дел, меня еще ждет далекая Сахара!

– А меня ждет родной двор! – Бася улыбнулся, и ему стало так тепло и радостно, хотя тепло и противопоказано настоящим снеговикам. – А может, мы попросим у Деда Мороза отпуск и вернемся в наш двор, посмотрим, какими стали Сашка Рыжий, а еще Глеб и Настя, проведаем дворовых котов и собак, вот они удивятся, увидев нас целыми и невредимыми.

– Нет, вначале в Сахару, а потом расскажем всем нашим еще и о пустыне, они никогда не поверят, что два снеговика побывали в настоящей пустыне!

Друзья стали обсуждать возможность путешествия в далекую Африку после победы над Чернолёдом. Только Как не понимал, о чем говорят снеговики, он в жизни видел только тундру, сопки и Ледовитый океан. Но чайка радовалась нечаянному спасению и в знак благодарности клювом прижималась к снеговику Васе и крыльями гладила Басю.

Достигнув неведомых и далеких земель на северо-востоке континента, откуда солнце по утрам начинает свой дневной путь, Вася и Бася наконец-то попали в ужасную страну Чернолёда. Как только горный хребет остался за спиной снеговиков, они очутились в широкой речной долине, среди множества озер.

Больше скрывать нечего: задание Деда Мороза заключалось в том, чтобы помешать Чернолёду погубить теплое солнце. Злой волшебник хотел, чтобы жгучие лучи небесного светила отразились от серебряного льда огромного озера и вернулись обратно на солнце, взорвав его. Тогда вся земля погрузилась бы в вечную ледяную ночь и в темноте погибло бы все живое. И всей нашей планетой единолично стал бы править Чернолёд.

Друзьям было необходимо проникнуть незамеченными во владения Чернолёда и найти замерзшее озеро с блестящим льдом. Там Вася и Бася должны были разжечь костры на льду этого Черного озера и тем самым испортить зеркальный лед. Первые солнечные лучи не отразились бы от поцарапанного зеркала и растопили бы черный от золы лед, и вместо гибели светила наступила бы ранняя весна. По этой причине Вася и Бася прятались от всех, а у Баси даже было с собой настоящее огниво. Найти Черное озеро не составило труда: туда со всех краев Чернолёдовского царства вело множество следов животных и каких-то неведомых существ. Друзья, прячась за цепь невысоких холмов, вскоре подошли к водоему.

Увиденное потрясло снеговиков: тысячи оленей, волков, песцов, росомах, даже белые медведи натирали зеркальный лед, отчего он блестел и в нем отражались пока только звезды и Луна. Нельзя было услышать тявканье песцов или медвежий рев – все угрюмо драили лед. Среди зверей ходили неведомые существа, напоминающие елки на коротких ножках, в меховых шапках, в куполообразных шубах и широких снегоступах, они тоже полировали лед. В небе над озером парили десятки белых сов, освещая долину зажатыми в когтях горящими лампами.

Друзья замерли. Они ясно поняли, что пробраться незамеченными к озеру нет никакой возможности – на берегу не было ни единого кустика и деревца. По подсчетам Васи, следующим утром должно было взойти солнце. Оно уже не первый день пыталось на востоке перевалиться за горизонт, с каждым днем все дольше и дольше оставаясь в небе. Снеговики приуныли.

Неизвестно, сколько бы еще думал умный Вася, сколько бы Бася размахивал дубиной, а Как дремал на его голове, если бы из темноты не появились огромные белые медведи. Раскачивая головами, они приближались к снеговикам, отрезав их от спасительной тундры и прижав к отвесной стене холма. Бася только и успел разбудить чайку, из всей компании только Как благополучно спасся.

За медведями в санях, в которые были запряжены восемь черных росомах, ехал сам Чернолёд в огромной соболиной мантии. Сани остановились в нескольких шагах, и друзья рассмотрели на черном блестящем лице Чернолёда два светящихся алым светом глаза. Под рогатой черной короной развевались на ветру длинные волосы цвета сажи, в них застряло множество снежинок.

Он протянул к снеговикам руки с черными прозрачными ладонями и, глядя им прямо в глаза, произнес:

– Снежные дети, баловни льда! Зачем вы пришли ко мне – Великому Владыке Холодной страны? Я приму вас как лучших друзей только в одном случае: если вы прибыли, чтобы помочь нам одолеть противное солнце. Вы тоже мечтаете, чтобы навечно на всей земле воцарились стужа и лед? Вы ведь настоящие дети Севера! Вы должны быть с нами!

– Вы нас с кем-то путаете, Холодный Владыка, мы никакие не дети Севера. Нас слепил Сашка Рыжий, и мы жили во дворе, как обычные снеговики, пока не ушли в Волшебную страну, – робко стал объяснять Бася.

Вася пытался показать ему знаками: мол, лучше молчи, но снеговика понесло:

– Потом Дед Мороз выполнил нашу просьбу, и мы теперь не таем от солнца, поэтому относимся к нему хорошо. А сюда мы пришли, чтобы победить вас и спасти солнце…

– Победить меня и спасти солнце? Ха-ха-ха! Может, я ослышался? Вы, два снежных истукана, надеетесь победить меня – повелителя огромной страны и победителя солнца?! Вы что, сошли с ума, или этот несчастный Дед Морозишко заморозил ваши мозги? Хотя откуда у вас мозги!

Чернолёд отвернулся и крикнул медведям:

– Ведите их в темницу. Если попробуют бежать, превратите их в снег! Завтра утром перед восходом солнца мы казним предателей. Это послужит хорошим уроком всем моим врагам и еще раз напомнит моим любимым подданным о необходимости хорошо выполнять все мои повеления!

Окруженные со всех сторон белыми медведями, снеговики отправились в ночную темноту. Дубина Баси оказалась бесполезной против белых гигантов – одного шлепка могучей медвежьей лапой хватило бы, чтобы превратить снеговика в немой сугроб. Неподалеку от озера чернела громада замка Чернолёда. Вскоре их завели за высокие крепостные стены, сделанные из черного полированного антрацита, он способен отражать блеск звезд даже темной ночью. За снеговиками захлопнулись тяжелые ворота из блестящего черного обсидиана. Они оказались в тесном дворе, и над снеговиками в бездонном небе, как последнее напоминание о свободе, заблестела Полярная звезда.

– Мы пропали. Во всем виноват ты! – печально сказал Вася. – Жаль, снеговики не плачут, я бы сейчас поплакал, и наверняка мне стало бы легче. Но если вдруг мы одолеем Холодного Владыку, я попрошу у Деда Мороза настоящие мокрые слезы, как у людей. Плохо жить на свете без слез, тем более поэту.

– Ты сам сказал, что он нас боится, вот я и решил его сразу напугать! – Бася умолк, а потом добавил: – А я попрошу у дедушки теплое дыхание. Тогда я смогу дарить тепло зверушкам и птичкам, деревьям и цветам, которые замерзают на холодном ветру.

– Но нам не выбраться отсюда! Чернолёд одолел всю Арктику, ему подчиняются даже дикие звери и птицы, – подвел печальный итог Вася.

– Кстати, о птичках! Зато наша чайка спаслась! Они ее не поймают ни за что! А перед тем, как нас разобьют или сожгут – я не знаю, что они там придумают, я все же кого-нибудь огрею своей дубиной! Пусть знают, что снеговики никогда не сдаются!

Медвежий рев за воротами прервал грустные разговоры друзей. Одна из створок ворот чуть приоткрылась, и к снеговикам втолкали кого-то маленького, щупленького, но ужасно знакомого.

– Снегоголовые, и вы уже здесь? – сказал незнакомец, осмотревшись по сторонам.

– Туузя! Это ты? – хором закричали Вася и Бася, узнав голос лесовика.

Друзья обнялись. Несмотря на плен, они радовались встрече, как маленькие дети.

– Кто же еще окажется посреди ледяной пустыни. – Туузя прижался к друзьям.

– Конечно, зимней тундре никак не обойтись без «доброго лесовика»! – пошутил Вася, и настроение у всех улучшилось. Друзья рассказали Туузе про свое путешествие.

– А теперь ты расскажи, как очутился здесь, я вижу, у тебя нет лыж, как ты шел по снегу? – спросил Бася, и Туузя начал свой рассказ.

Лесовик не мог, как снеговики, отправиться в далекий путь без пищи и без возможности хоть иногда греться и спать у огня. Поэтому Дед Мороз дал Туузе свои волшебные сани, запряженные четверкой белых оленей, способных подниматься выше облаков и за ночь преодолеть тысячи бескрайних верст. Но на земле лесовика подстерегали неудачи – волки сразу схватили его и быстро доставили ко двору самого Чернолёда.

– Утром он нас казнит. Меня, в назидание волшебному народу, он заморозит, а вас превратит в миллион снежинок и рассеет по всей земле, чтобы никогда из них не получились умный Вася и бесстрашный Бася.

– То есть мы не погибнем! – закричал Вася. – Мы продолжим жизнь в снежинках и увидим родной двор и, может, даже Сахару! Весь мир!

– Но со мной не будет моей дубины и моей домашней птички!

– На земле не существует опасностей, способных вас расстроить и испугать, неугомонные снеговики, – подвел итог Туузя. – Поэтому вас так и любит Дед Мороз.

Друзья умолкли, за высокими стенами гулял ветер, но со стороны озера был все еще слышен шум натираемого льда – слуги Чернолёда продолжали готовиться к появлению солнца. Снеговики и Туузя прижались друг к другу и всю ночь обсуждали хитроумные планы.

Ворота и весь замок Чернолёда охраняли могучие белые медведи и загадочные создания, из-за своих шуб больше похожие на елки. В меховых шапках охранников горели маленькие свечки, одновременно освещая дорогу и согревая в лютый мороз.

 

Казнь

Утром мороз окреп, и даже привычный к холодам лесовик Туузя поеживался и прятался в тулуп. Он почти не спал и всю ночь со снеговиками не только вспоминал свои приключения, но и думал о возможном спасении.

Этому мешало только одно: они не знали, что будет на рассвете. Восток еще не светлел, а петли уже заскрипели, и десяток незнакомцев-ледышей в своих лохматых нарядах вывели друзей из черной крепости на помост, сооруженный из снега у главных ворот, ведущих прямо к Черному озеру. Рядом, на блестящем черном троне, восседал сам Холодный Владыка – Чернолёд. Лед на озере блестел серебром, над ним продолжали летать полярные совы с лампами в когтях, огни отражались ото льда, поэтому вокруг озера было достаточно светло. На близлежащих холмах и во впадинах, как в театральных ложах и партере, расположились десятки тысяч зверей, ледышей и другие волшебные создания. Тысячи северных оленей не сводили глаз с Владыки, а росомахи – самые преданные слуги – обступили помост и трон. Ледыши дружно толпились сзади, потирая рукавами замерзающие щеки и носы.

– Начнем! – прокричал глашатай и ударил в барабан.

– Встать! Суд идет!

Все встали, кроме Чернолёда, который смотрел на происходящее без особого интереса. Под тяжелую барабанную дробь трое ледышей-судей в мантиях из песцовых шуб стали оглашать приговор:

– За вторжение в страну Чернолёда и покушение на жизнь Холодного Владыки создания из снега – снеговики Вася и Бася – гуманно приговариваются нашим судом к немедленному рассеиванию до снежинок. Лесовик Тузя…

– Я Туузя, а не Тузя! – крикнул лесовик, перебивая судей.

– …Тузя, верный друг кровожадного Деда Мороза, приговаривается нашим гуманным судом к вечной жизни путем оледенения! Гуманный приговор окончательный и обжалованию не подлежит! По настоятельной просьбе снеговиков и лесовика исполняется немедленно!

– Они врут! Мы никого ни о чем не просили! Мы просим последнего слова! – закричали в один голос снеговики.

– А где свидетели? А орудия преступления? – стал возмущаться Туузя.

– Что такое «последнее слово» и что такое «свидетели»? Что такое «орудие преступления»? – сами у себя стали спрашивать судьи. – Нам о таком не говорили!

Чернолёд встал с трона, и все кругом умолкли. Туузе показалось, что от Холодного Владыки мороз сразу так усилился, что дышать стало почти невозможно, – в легкие проникали ледяные капельки. Ледыши стали прикрывать лица руками: им тоже стало ужасно холодно. В тишине было только слышно, как трещит мороз.

– Мои любимые и верные подданные! Будем гуманны и милосердны, как я учил вас: приговор исполним прямо сейчас! Нас сегодня ждет самое важное судебное заседание в истории всей Земли – против солнца, которое миллионы лет жгло и обогревало нашу землю, топило лед и заставляло таять снег! – Чернолёд указал рукой на восток, и от черных пальцев Властелина Холода навстречу восходу дневного светила побежали белые струи. – Но сегодня этому придет конец! После исполнения приговора мы станем хозяевами Земли! Солнце навсегда исчезнет! Останутся только наши любимые стужа и лед! Снег и ветер! Ночь и темнота!

Холодный Владыка повернулся к друзьям, в его красных горящих глазах клубился огонь ненависти. Он стал медленно поднимать руки и шептать какие-то заклинания…

– Не верьте ему! – Изо всех сил закричал Туузя. – Он убьет вас вместе с солнцем! Без солнца вы все погибнете! Лед надо…

Лесовик не договорил и, схватившись за горло, упал на помост. Вокруг повисла напряженная тишина. Следующими должны были погибнуть снеговики…

 

Первая победа

– Никто из животных и птиц не выживет, если на Земле не будет солнца! – теперь со всей силы закричал Вася, и его слова взволновали ряды послушных зверей и ледышей. – Волшебный народ погибнет вместе с людьми! Земля остынет! Вы все погибнете!!! Повредите лед на озере! Солнце нельзя уничтожать!!!

Бася не нашел слов и сделал все, что мог – со злостью кинул дубину в Чернолёда, который от неожиданного меткого удара упал с трона и даже скатился с возвышения, где стояло резное кресло. Что-то вроде смешка прокатилось по рядам верных подданных Ледяного Владыки. Воспользовавшись минутным замешательством, Туузя поднялся и скрылся в толпе ледышей у самых стен черного замка. Он был ниже их ростом, поэтому затеряться не составило труда. За ним, правда, бросились два белых медведя, и тут начались настоящая суматоха и давка. Медведи отпихивали ледышей, а те, отлетая в стороны, падали друг на друга, как куклы, получилась куча-мала, которая то катилась вниз, то возвращалась обратно к стенам замка…

– Солнце! – закричал Вася, и все присутствующие посмотрели на восток. – Смотрите, солнце взошло!

Над ровной, как накрытый белой скатертью стол, тундрой поднимался огромный диск дневного светила. Его яркие лучи спешили осветить и согреть каждый уголок земли. Земля с каждой секундой становилась приветливей и добрей, и даже злющий мороз стал прятаться в тень за камни и сугробы. Чернолёд закрыл глаза от яркого света. В ярости он закричал:

– Оно не спасет вас! Вы умрете вместе с вашим солнцем! Меня нельзя победить!

– Мы спасем солнце! – Вася был уверен в своих словах. Он бежал к озеру в надежде успеть испортить зеркальное отражение, за ним спешил Бася. В это время со стороны Северного полюса появилась стая чаек. Они набросились на сов, продолжавших парить над Черным озером. Совы, не ожидавшие нападения, побросали лампы и начали гоняться за чайками. Лед вспыхнул – это вытекшее из ламп масло загорелось тут и там.

– Розовые чайки против Чернолёда! Не будем помогать Ледяному Владыке! – со всех сторон загалдели ледыши. – Мы как чайки! Уходим домой!

Зеркальная белизна льда – упорный труд в течение долгих месяцев – была навсегда, безвозвратно утрачена.

Солнечные лучи теперь скользили в разные стороны, но совсем не в сторону дневного светила.

Ужасный замысел Чернолёда был разрушен!

– Смотрите! Смотрите! Это моя птичка привела своих друзей! Они спасли солнце! – кричал радостный Бася.

– Тр-р-р! Тр-р-р! Тр-р-р! – слышалось от чаек со всех сторон.

– Неужели все рушится? Все мои труды были напрасны? Все погибло! – шептал Чернолёд. – Я отомщу этому лесовику и снеговикам. Я всем ужасно отомщу! Меня нельзя победить – никому!

Наконец Холодный Повелитель поднялся и приказал белым медведям немедля разрушить снеговиков, а сам в окружении верных росомах скрылся в Черном замке, захлопнув тяжелые ворота. Повинуясь Холодному Повелителю, стая медведей двинулась в сторону снеговиков.

Друзья замерли от страха…

Но тут за спинами белых гигантов заплясали яркие языки пламени, и черный дым смело устремился в небо. Ледыши бросились на снег тушить задымившиеся шубы, медведи тоже в панике катались по земле, сбивая со шкур огонь. Весь черный замок, построенный из блестящего угля – антрацита, загорелся, и черный дым потянулся в утреннее небо.

Снеговики отошли к холмам от сильного жара, и вскоре их догнал весь черный от копоти уставший Туузя.

– Это ты поджег замок? – спросил Бася.

– Конечно, уголь, из которого Чернолёд построил Черный замок, замечательно горит! Люди жгут уголь в печах и отапливают зимой свои жилища.

Рассвело. Солнце после многомесячного отсутствия щедро осветило бело-голубую тундру, сопки и холмы, торосы и низины. А в небе продолжали парить чайки, превратившиеся из-за солнечных лучей из серо-белых в нежно-розовых.

– Ура! Чайки стали розовыми! Смотрите! Ура! Ура!

Ура! – кричал Бася и размахивал дубиной, а в ответ со всех сторон хлопали крылья и неслось:

– Тр-р-р! Тр-р-р! Тр-р-р!

– Иди ко мне, Как!

– Уди, уди! Ясаб! Ясав! Тр-р-р!

Розовые чайки садились на головы снеговиков и лесовика, обнимая крыльями друзей. Это была настоящая победа: солнце взошло! Больше ничто на целой земле ему не угрожало. Вдали с треском пылал Черный замок, густой дым столбом уходил в небо. Холодный Владыка Чернолёд исчез. Звери, позабыв ужасные приказы Чернолёда, как прежде, радовались первому восходу солнца в новом году.

Даже грозные белые медведи ревели, глядя на восток и подставляя бока ярким лучам. Песцы заиграли, как глупенькие щенки, – стали бегать, толкаясь и слегка покусывая друг друга. Олени, закинув на спину рога, сбившись в огромное стадо, бегали по окрестным холмам. Волки выли на солнце, как на луну. Только злые росомахи прятались по низинам, скрываясь ото всех среди камней и торосов. Весть о победе над Чернолёдом уже неслась со всех ног и крыльев в каждый уголок на далеком Севере. День выдался очень солнечным.

 

Ледыши

Ледыши – эти непонятные создания – обступили друзей. Они вначале робко подходили к снеговикам. Потом набрались смелости и стали одобрительно гладить Васю и Басю и мирно протягивали ладони к лесовику. Они были выше Туузи, а их странный наряд делал их похожими на елку или детский волчок. При ближайшем рассмотрении лесовик заметил, что из шапки ледыша выходит маленькая труба, из которой идет дымок!

– Вы горите! – обратился Туузя к ледышу. – Из вас дым идет!

– Да мы тут все горим! – спокойно ответил ледыш и показал на остальных. – Меня зовут Снежок, я хочу с вами дружить, а еще разрешите потрогать настоящего героя, что поджег ненавистный замок!

К Туузе прикасались по очереди десятки ледышей. Действительно, у каждого из них шапки заканчивались трубами! Но мало того, Снежок присел перед лесовиком и рукой отодвинул заплатку на круглой шапке, там, за стеклом из горного хрусталя, горела свеча!

– Очень удобно! Тепло и ночью видно дорогу! Поэтому мы можем подолгу находиться на самом сильном морозе и даже ночуем под открытым небом! – похвастался Снежок. – Мы подарим Великому Туузе, Мудрому Васе и Бесстрашному Басе такие шубы! Чтобы вы всегда были в тепле и наши сердца не переживали за великих героев!

– Послушай, Снежок, – лесовик встал на цыпочки и прошептал ледышу:

– Не называй меня героем и так далее. Я этого не люблю! А за такую шубу и шапку большое спасибо. Я обязательно попробую в них походить!

– Позвольте пригласить вас для отдыха в наш город! – торжественно объявил Снежок и поклонился гостям вместе с тысячами ледышей.

– Снеговики никогда не отдыхают! – весело заговорил Бася. – Они ходят по Арктике и ищут, кого им одолеть. Правда, Вася?

– Мудрый Вася хочет побыть в тишине и безопасности, ну хоть пару дней, и только потом обсуждать дальнейшие планы! – При этом Вася строго посмотрел на друга.

– Бесстрашный Бася согласен с Мудрым снеговиком! – подыгрывая другу, добавил Бася.

Друзья рассмеялись и, посоветовавшись, решили принять предложение ледышей, так как Туузе был нужен теплый ночлег и питание, да и снеговики совсем не прочь увидеть неизвестный город. Тогда ледыши подогнали запряженные оленями сани, и все, удобно рассевшись, отправились подальше от Черного озера и дымящихся развалин замка Чернолёда. Дорога понравилась снеговикам – они впервые ехали в санях прямо как Дед Мороз! Но спереди и сзади друзей сопровождали десятки ледышей верхом на украшенных яркими лентами оленях. Весь день прошел в пути. Извилистая дорога упорно вела на юг. Вскоре в ложбинках появились кусты и первые деревья. При виде знакомой растительности лесовик приободрился и весело смотрел по сторонам.

Только поздним вечером сани остановились, друзья оказались в горной долине, зажатой со всех сторон заснеженными горами.

– Идите за мной! – сказал Снежок, и его свеча в шапке осветила дорогу.

Ледыши отпустили оленей пастись на продуваемых ветрами склонах гор, где из-под снега торчали прошлогодняя трава и мох, а сани убрали в белые домики, собранные из снежных кирпичей. Снеговики и лесовик вошли в длинный тоннель, проделанный в снегу. Через несколько минут проход закончился, и Бася уперся в огромный камень.

– Бася, – тихо зашептал Вася. – Мне не очень здесь нравится, на нас легко напасть, тем более ничего не видно.

– Тихо, – зашептал Туузя. – Я делал в снегу стрелки, чтобы можно было выбраться обратно.

– Я на всякий случай приготовлю дубину! – прошептал Бася.

Но страхи друзей были напрасны. Появился Снежок и легко отодвинул каменную дверь. Друзья оказались в горном тоннеле, ведущем к центру горы. Проход подсвечивался фонарями, и вскоре в конце тоннеля забрезжил свет.

Путники остановились – настолько изумительная панорама открылась перед ними. Они стояли на площадке, вырубленной в стене огромного грота, чьи стены и своды были покрыты миллиардами мельчайших лампочек, излучающих чарующее изумрудно-голубое сияние.

Впереди на многие километры раскинулась приветливая равнина с ивовыми и березовыми рощами, леса из ели и сосны. Деревья не были такими огромными, как в обычном лесу, но и не такие маленькие, как в тундре. Здесь легко мог спрятаться не только Туузя, но и снеговики. То тут, то там виднелись озера, и между ними петляли речки с перекинутыми через них горбатыми мостиками.

В центре гигантского подземелья на холме раскинулся город.

– Снежок, что освещает пещеру? – спросил любопытный Вася.

– Это светящийся мох. Он спасает нас от темноты. Хотя летом мы открываем шахты и солнечные лучи освещают подземелье, но зимой в наших краях солнца почти не бывает, и снаружи стоят сильные морозы. Мы надеялись, что если Чернолёду удастся все же погубить солнце, то нас по-прежнему будет освещать наш мох.

– А что за город виднеется там, вдали? – поинтересовался Бася.

– Это Пинго. В городе проживают большинство ледышей.

– Не люблю я города, как-то не по себе мне в них, – неожиданно признался Туузя.

– Вам понравится у нас! – заверил Снежок.

– Тр-р-р! Огнип! Я амод! Я амод! Тррр, тррр, – с радостью закричал Как.

– Он дома! – перевел Бася, хотя и так всем было ясно что сказала чайка.

– Так вот где зимуют розовые чайки! Поэтому они никогда не улетают осенью на юг, как другие птицы, а держат путь прямо на север! – умный Вася обрадовался, что еще одна загадка на земле нашла свое решение.

Как только друзья спустились на равнину, местные жители встретили их, хлопая в ладоши, с букетами ярких цветов. Ледыши окружили друзей плотным кольцом.

Они были без своих знаменитых шуб, но в таких же по форме кафтанах и платьях, в круглых шляпах. Обступая спасителей и напевая веселые песенки, ледыши шли за друзьями в сторону города.

– Мне подарили цветы! – радовался Вася. – Смотри Бася, мне еще вручают букет! А ты почему не берешь эти миленькие цветочки?

– Я снеговик, и цветы мерзнут в моих руках! Поэтому я не дотрагиваюсь до них, чтобы они не погибли.

Туузю тем временем стали качать на руках, подбрасывая вверх вместе с букетами и шляпами.

– Победа-а! Чернолёда больше нет! А-а-а! – пели ледыши.

– Вася! Бася! Спасите меня, а то они меня точно уронят! – звал на помощь Туузя, и снеговики кое-как освободили лесовика, выведя из центра восторженной толпы.

– Благодаря вам у ледышей теперь появился еще один праздник – День победы над Чернолёдом! – перекричав собравшихся, поведал о новом народном гуляньи Снежок.

Бася вспомнил стихи Васи и тоже запел:

Брям-брям, брям-брям, Чернолёда победям! Брым-брым, брым-брым, Чернолёда победим! Брям-брям, Чернолёда победям! Урям! Урям! Урям! Дям, дям, дям!

Ледыши все как один подхватили бодрую песенку!

Вскоре запел даже Туузя. Все веселились, пели и смеялись. Так, с почетом, снеговики и лесовик прибыли в город ледышей.

Друзья огляделись, все было интересно и любопытно: дома в Пинго были построены из розового камня и заканчивались полукруглыми крышами с фонариками, отчего на улицах было светло и уютно. Мостовая из бело-голубого мрамора была усыпана цветами. Под рукоплескания и радостные крики их провели в центр города и проводили в огромный дворец под красной круглой крышей, в котором останавливался Чернолёд, когда приезжал к ледышам. За толстыми дверями из лиственницы народное гулянье уже не было слышно. Друзья наконец-то оказались в тишине. Снежок встал перед друзьями, по выражению его лица посланцы Деда Мороза поняли, что их ждут очередные приключения, и оказались правы.

– Друзья, надо немедленно освободить наших старейшин! Они три года сидят в подземной тюрьме по приказу Чернолёда, – громко произнес Снежок, и, словно ему в ответ, из подземелья раздался звериный рык. Побледневший ледыш спрятался за Басю.

– Какие старейшины? Какое подземелье? – спросил Вася, но его перебил снеговик с дубиной.

– Веди нас вперед! – громко крикнул Бася, и его слова эхом отозвались под сводчатым потолком.

– Только осторожно. Их охраняют ужасные росомахи, – шепотом предупредил Снежок.

Друзья приблизились к железной двери. Из подземелья тянуло сыростью и холодом. Винтовая лестница уводила вниз. Благодаря тому что на стене горели фонари, снеговик разглядел множество поворотов лестницы, ведущей глубоко под землю. Со сводов сочилась вода, капли громко разбивались о каменные ступеньки. Первым начал спускаться Бася, держа наготове дубину, за ним Туузя и Вася. Последним шел Снежок, от страха он пригнулся и постоянно оглядывался. Даже Бася вздрагивал, но продолжал отважно преодолевать ступеньку за ступенькой. Спуск продолжался не менее получаса, а может, и еще дольше. Наконец лестница кончилась. Туузя почувствовал звериные запахи и вспомнил, что так пахнут схватившие его росомахи. Они были где-то рядом.

Бася вступил под низкий каменный свод и в темноте разглядел три пары светящихся красных глаз. Снеговику вспомнилась недавняя встреча с росомахами в тундре…

Ярость направила его прямо на зверей.

– Ну держитесь, приспешники Чернолёда!

– Мы сдаемся! Сдаемся! – жалобно запищали жалкие зверюги. – Мы не хотим сражаться!

– Откройте камеры! – приказал Бася.

Загремели железные двери, и друзья увидели в темнице еле живых ледышей. Они были прикованы железными цепями к стенам и из-за этого с трудом передвигались. Только один из них произнес пересохшими губами:

– Воды…

С рук и ног узников сняли кандалы и дали вдоволь напиться воды. Вскоре подобие улыбок пробежало по измученным лицам. Они протянули руки друзьям:

– Свобода… свобода.

Снежок, сбиваясь от волнения, стал рассказывать о поражении Чернолёда. Друзья, взяв под руки узников, вывели их из подземелья. Собравшаяся толпа ледышей была готова разорвать на части приспешников колдуна – росомах.

Друзья посовещались, что им делать с пленными приспешниками Чернолёда. Предложение Васи отпустить росомах прошло на ура. На них надели надежные ошейники и на поводках повели вон из подземного царства.

– Наша победа не должна омрачиться убийствами и насилием! Пусть возвращаются к себе домой и поведают всем хищникам в тундре о нашей силе и благородстве!

– Ура! Ура! Ура! Слава снеговику Васе! Слава! Слава! – кричали ледыши и бросали в воздух свои шляпы.

Крепкие ледыши увели росомах. Толпа стала расходиться по домам, но переживания такого великого дня еще долго не давали уснуть жителям подземного города. Снежок провел друзей по дворцу. На первом этаже располагались огромный зал для приемов, кухня, полная всевозможных припасов, и столовая, а на втором этаже находился кабинет Чернолёда и множество комнат для гостей. С опаской Снежок заводил снеговиков и лесовика в колдовской кабинет. Комната, в которую они вошли, освещалась желтоватым светом. На стенах висели картины, изображающие какие-то приборы и инструменты, книги и чертежи. В центре на огромном дубовом столе громоздилось много непонятных предметов и механизмов.

Друзья со страхом и любопытством стали рассматривать блестящую коробочку, за стеклом которой дрожала железная стрелка. Посмотрев в большие увеличительные стекла, они подивились виду маленьких крошек и песчинок. Приборы указывали температуру и влажность воздуха не только в кабинете, но также в пещере и на поверхности. В колбы и пузырьки были залиты разноцветные жидкости. На полу около окна стоял огромный шар, неравномерно окрашенный в разные цвета. В основном он был голубой, но местами появлялись зеленый и коричневый цвета, а низ диковинного шара щедро раскрасили в белый цвет.

Под самой крышей дворца у круглого окна стояла блестящая труба на ножках. Много диковинного увидели друзья. Аккуратно осмотрев неведомые приборы и даже потрогав их, они с радостью вернулись в гостиную. За каменным куполом подземелья давно наступила глубокая ночь, мороз крепчал. Только здесь, в загадочном мире ледышей, был вечный неяркий день.

Поужинав, Туузя завалился спать. Снежок ушел домой. Снеговики всю ночь от нечего делать охраняли покой лесовика и потихоньку обсуждали дальнейшие планы.

 

Возвращение

Утро встретило победителей разноцветными флагами, бравурной музыкой и ликованием ледышей – празднества в честь победы над Чернолёдом и окончанием полярной ночи продолжались. Массовые гулянья напугали снеговиков и Туузю. Они не привыкли чувствовать себя героями, им больше нравилось быть простыми снеговиками и лесовиком.

– Надо поскорее возвращаться к Деду Морозу, иначе меня опять будут подбрасывать вверх, а от этого у меня начинает кружиться голова! – признался лесовик.

– Хорош герой! – пошутил Бася. – Боится прыжков!

– Разумеется, мы тоже хотим вернуться, – поддержал друга Вася. – Но мы еще не осмотрели город!

В окно кто-то постучал. Друзья в недоумении распахнули раму, и в гостиную влетела розовая чайка:

– Я тут! Я тут!

– Как, ты научился нормально разговаривать? – удивился Бася.

– Ясаб! Тен, тен. Ым есв кат мировог. Етимьзов янем йобос с.

– Ладно! Только пообещай, что научишься говорить по-снеговиковски.

Чайка умолкла и села на спинку стула.

– Ла-дон. Йо! Лад-но!

Перед обедом Снежок представил друзьям трех старейшин, которых только вчера освободили из темницы, – это были Сноф и братья Гульд и Гульс. Проведенное на свободе время преобразило вчерашних узников, их нельзя было узнать. Сегодня перед друзьями стояли три мудрых старца с седыми бородами, в черных кафтанах, отороченных песцовым мехом, которые благодарно поклонились снеговикам и лесовику. Недавние страдания и мучения выдавали только усталые глаза мудрецов. Снежок поведал, что в стране ледышей испокон веков правили старейшие жители. Они решали повседневные проблемы с помощью старост – старших среди жителей отдельных улиц, а наиболее важные дела рассматривались на собрании всех жителей города. Даже охотники и пастухи оставляли свои стада и капканы и приходили на главную площадь, чтобы обсудить, как жить дальше.

«Свою свободу никому нельзя доверить», – так говорят ледыши.

– Мы рады приветствовать в нашем городе отважных и мудрых снеговиков Васю и Басю и лесовика Туузю! – произнес мудрый Сноф, и старейшины еще раз им поклонились. – И хотим поблагодарить вас за наше спасение!

– Мы надеемся, что пребывание в нашем городе надолго запомнится дорогим гостям! – продолжил Гульд.

– В сердцах ледышей навсегда останется память об освободителях от злых чар колдуна Чернолёда! – неожиданно подвел итог Гульс.

За обедом Снежок поведал снеговикам и лесовику печальную историю, как двенадцать лет назад к ним в город забрел незнакомый волшебник по имени Чернолёд. Ледыши, подчиняясь законам гостеприимства, разрешили колдуну пожить в городе до весны, пока не спадут лютые морозы. За предоставленный кров Чернолёд пообещал всяческую помощь северным жителям.

Старейшины Сноф, Гульд и Гульс возражали против предоставления крова незнакомцу и хотели как можно скорее избавиться от него, но ледыши, поверив лживым обещаниям колдуна, разрешили ему навсегда остаться в подгорной стране. Первые годы Чернолёд вел себя скромно и свято выполнял обещанное ледышам. Он на учил их делать бумагу, стекло, арбалеты и еще множеству всяких премудростей, необходимых для жизни под землей на Севере. В благодарность ледыши помогли ему построить Черный замок на берегу озера.

В последние годы с колдуном произошли странные перемены: он окружил себя свирепыми медведями и росомахами, которые по первому требованию просто разрывали его противников. Волшебник перестал прислушиваться к мнению старейшин и всех ледышей. Он поселился во дворце и закрылся в кабинете, где целыми днями и ночами что-то высчитывал, писал и чертил какие-то планы и чертежи.

Вскоре выяснилось, что Чернолёд решил погубить солнце, тогда лютые морозы сковали бы всю землю, все живое погибло бы, и волшебник стал бы единственным владыкой на замерзшей планете.

Ледыши старались отойти от колдуна, но Чернолёд пригрозил в случае измены заморозить подгорную страну. Колдун жестоко отомстил старейшинам ледышей, так Сноф и братья Гульд и Гульс оказались в подземной тюрьме, где их день и ночь охраняли ужасные росомахи. Опасаясь мести со стороны оказавшегося злым волшебника, ледыши были вынуждены во всем помогать ему.

– За годы, что Чернолёд прожил у нас, он выведал все наши секреты и мог легко погубить наше подгорное убежище, – печально сказал Сноф и показал рукой на окно, где виднелась земля ледышей.

– Но мы всегда надеялись, что его замысел рухнет! – добавил Гульд.

– Наши сердца обливались кровью при виде страшных приготовлений, – подтвердил Гульс. – Но теперь все ужасное позади! – уверенно сказал Туузя.

– Да, неужели надо испытать рабство, чтобы полюбить свободу? – спросил Снежок, глядя на друзей.

– Вы снова свободный народ и можете жить как пожелаете! – подвел итог мудрый Вася.

– Пусть ледыши и все жители Крайнего Севера охраняют свою свободу как зеницу ока! – продолжил мысль друга лесовик.

– Оставайтесь у нас! – предложил Снежок. – Будьте нашими правителями!

– Нет-нет-нет! Спасибо! – затараторили друзья. – Нам этого не надо!

– Но вы всегда помните, что в подгорной стране вас любят и ждут! Пойдемте на площадь! Ледыши хотят еще раз увидеть своих героев! – заверил Сноф, и ледыши опять учтиво поклонились снеговикам и лесовику.

Когда друзья вышли из дворца, на круглой площади воцарилась тишина. Толпа ледышей замерла. Героев провели на специально сделанный помост, украшенный цветами и флагами. Там Васе, Басе и Туузе старейшины вручили по золотой медали с изображением розовой чайки.

Подняв руки, седобородый Сноф обратился к жителям:

– Ледыши! Эта троица специально прибыла издалека, чтобы одолеть Чернолёда. Они оказались сильнее и мудрее Ледяного Владыки! Теперь Север и Земля ледышей свободны от зла и насилия!

– Ура! Ура! Ура! – дружно подхватили тысячи горожан, к ним присоединились розовые чайки.

– Тр-р-р, тр-р-р. Ура-ура!

Музыканты на лютнях и скрипках, флейтах и рожках опять заиграли веселые мелодии. Клоуны в пестрых одеждах смешили детишек и горожан. Разноцветные флаги украшали дома и фонари. Корзины с цветами стояли на каждом шагу. Пахло печеной картошкой, карамельщики продавали сладких петушков на палочке и мороженое. Три дня прожили друзья в городе, и, как ледыши ни уговаривали их остаться, они все же отправились в далекий путь. Обратная дорога, особенно снеговикам, показалась гораздо короче. Снежок мастерски управлял четверкой оленей, и через две недели они доставили героев в Волшебную страну под Полярной звездой…

Дед Мороз встретил друзей около голубых елей. Снег искрился под лучами солнца, и от такого блеска у Снежка зарябило в глазах. Усталые олени тяжело дышали в облаке пара. Снеговики выбрались из саней, а Туузя пошел вперед, чтобы согреться с дороги.

– Дорогие мои друзья! Добро пожаловать в Волшебную страну под Полярной звездой! Благодаря вам угроза безумного Чернолёда миновала! – приветствовал уставших путников Дед Мороз.

– Дедушка Мороз, познакомьтесь со Снежком! Он привез нас обратно! – представил нового друга Бася, а ледыш скромно опустил глаза вниз.

– Давненько у меня не было в гостях настоящего ледыша! Добро пожаловать в Волшебную страну!

– Я тут! Меня забыли! – раздался голос с неба.

Все подняли головы вверх и увидели розовую чайку, парившую над ними.

– Это наш друг, чайка Как! – закричал Бася. – Можно он поживет с нами?

– О, пожалуйста! – весело ответил Дед Мороз. – Я давно мечтал подружиться с розовой чайкой, и теперь такой случай представился. Спасибо моим любимым снеговикам.

Дед Мороз обнял друзей и повел во дворец. По дороге они по очереди рассказывали ему о своих приключениях: о схватке с росомахами, блужданиях в ледовом лабиринте, о плене и, конечно, о победе над Чернолёдом.

За разговорами они незаметно миновали серебряные ворота и вошли в хрустальный дворец. В палатах Дед Мороз с отважными путешественниками остановился у золотого ларца:

– Ну что, Вася и Бася, какое в этот раз вы придумали желание, а? Смелее называйте, вы заслужили любую награду!

– Дедушка Мороз, дай еще чуть-чуть подумать, – попросил Вася.

– Мы до конца еще не придумали, – подтвердил Бася.

И тут Туузя извлек из заветного ларца огромный посох, усыпанный дивными камнями, светящимися изнутри голубым светом, и подал Деду Морозу. У Снежка даже перехватило дыхание при виде такой красоты.

– Дедушка, я хочу, чтобы я не был холодным, как снег или лед! – попросил Бася. – Я тогда смогу согревать замерзших птичек и зверей!

– А мне… а мне… а мне тоже хочется быть не очень ледяным… – сказал Вася и огляделся по сторонам. – А то подаренные мне цветы замерзают и быстро гибнут.

– Вы загадали весьма необычное для снеговиков желание, – вначале растерянно произнес Дед Мороз и, словно вспомнив что-то важное, добавил:

– Но я попробую его исполнить!

Серые, как весенние льдинки, глаза Северного волшебника озорно загорелись, он тряхнул бородой, и с нее посыпались сотни голубых огоньков. Взяв в руки посох, Дед Мороз торжественно произнес волшебное заклинание:

Лед и пламя, радость и слезы. Уйдут снега – вырастут розы! Кто не ведал холод, тот и не грелся. Кто в сердце с добром – согрелся!

Тут волшебный посох озарился северным сиянием, и разноцветная музыка заскользила под сводами дворца.

Затем раздался хлопок, и все погрузилось во мглу. Снеговики замерли. Их на секунду обволокло теплое облачко, показалось, что они тают. Но тут жара сжалась до размеров снежка и спряталась внутри Баси и Васи. Снежок и Туузя вспотели. Вскоре стало светло и спокойно.

– Я исполнил ваше желание, – садясь на расписной хрустальный трон, произнес Дед Мороз, – но не забывайте, что вы сделаны из снега! Да, теперь ваши прикосновения не будут такими ледяными, как прежде, но вы не сможете стать жаркой печкой! А сейчас давайте устроим настоящий праздник в честь спасителей солнца!

– Дедушка, дедушка! – закричал Бася. – Чайка тоже нам помогала бороться с Чернолёдом! И лесовик Туузя! Награди их, пожалуйста, а то нечестно – нам все на блюдечке, а им ничего! Как, лети сюда, ты что хочешь? Чайка уселась на голову Баси и, глядя на улыбающегося Деда Мороза, прочирикала:

– Ни-че-го!

– Бася, тебя слепили добрые руки, поэтому ты переживаешь за друзей. Я знаю об этом и избавил от чувства холода не только вас, но и эту славную чайку, чтобы она могла круглый год путешествовать по Северу! А угрюмый Туузя много лет является моей правой рукой, и все мое могущество давно в его распоряжении!

Дед Мороз и Туузя рассмеялись… Чайка Как порхала по дворцу со стаей снегирей и свиристелей.

По случаю столь радостного события – спасения солнца и земли от ужасного Чернолёда – Дед Мороз пригласил множество гостей из волшебных стран и устроил друзьям веселый праздник. Отовсюду съехались гномы и лесовики, русалки с водяными, лешие с домовыми. В воздухе царили новогодние ароматы мандаринов, апельсинов, вазы с конфетами и различными сладостями ждали гостей по всему дворцу. Снегурочка танцевала со Снежком под зажигательную музыку норвежских гномов. Дед Мороз катал Метелицу по серым тучам на санях, запряженных волшебными оленями, и с неба, как из перины, сыпались на землю перья снега. Туузя с коротышками пировал во дворце, были выпиты сотни кружек с соком, лимонадом и квасом, съедена не одна тонна мороженого с шоколадом и клюквой, а еще десять бочек цветочного и липового меда и шестьсот ящиков сладостей. В полночь гости дружно вышли на улицу и, задрав головы к небу, долго любовались северным сиянием, которое то угасало, то вновь разносилось в разные стороны ночного неба. Вот так здорово друзья повеселились!

На этом заканчивается наш рассказ о приключениях двух отважных и находчивых снеговиков и лесовика, а также их новых друзьях.

 

Тешиловская русалка

Сказочная повесть

Давным-давно, в стародавние времена, в городе Тешилове, что когда-то стоял на высоком берегу реки Оки, в трёх верстах или около того от Лысой горы, жил молодой портной по имени Митька. Парень видный: белый, румяный, кровь с молоком; одним словом, молодец! Только одно и можно сказать о нём – им, портным, лишь бы мерку снять да задаток взять. Но каждый, кто кормится своими руками или разумением зарабатывает на хлеб, знает, что худое ремесло лучше хорошего воровства. Вот и жил портной скромно с матерью в маленьком домике прямо над рекой.

Допоздна засиживался у окна парень над холстом или раскраивал сукно, а порой шил при лучине, редко когда при свечах – лишних денег в семье отродясь не видели. Копеечные заказы не давали умереть с голоду, но и разбогатеть не получалось. Но Митька не отчаивался, а продолжал учиться своему нелёгкому ремеслу: придумывал различные фасоны, ну прямо как за границей в неведомом Париже али чудном Амстердаме, да всё глазами цеплялся за кафтаны московских купцов, рассматривал складку за складкой, вытачку за вытачкой.

Особенно искусно выходили у портного подвенечные наряды. Пальцы так и плясали, когда шили для модных горожанок и богатых крестьянских невест. Всякий мужчина с образованием знает, что девицы желают щеголять в чем-то особенном, не как у всех, дабы перед подружками да соседями, а тем паче перед женихом павушкой пройтись. А если невеста ещё и в годах, то тем более портной старался быть галантным – ведь не всякую курицу превратишь в белую лебёдушку…

Со всей округи купеческие дочки – привереды и зазнайки – спешили сразу после сватовства заказать у Митьки свадебное платье и прозрачную фату, чтобы было у них, как у богатых столичных господ. Приезжали в Тешилов невесты из Каширы, далёкой Тарусы и даже из самого купеческого Серпухова.

Как-то душным июльским днём, кажись, в четверг, в полдень, когда жара да мухи не позволяют спокойно работать, отправился Митька купаться на реку. Хорошо на окском бережке, тут и ветерок – от воды веет прохладой. Скинул одежду на песок портной и, недолго думая, бултых в воду. Прохладное течение подхватило парня, и он махнул со всей мочи на середину реки. Там цепкие холодные руки ухватили портного за ногу и стали щекотать, а потом потащили в водную пучину – прямо на дно. Хлебнул воды Митька – дыхание спёрло, и в глазах потемнело…

Допоздна искали парня: закидывали неводы, порвали снасти, но тело так и не нашли. Казалось, обычное дело: ну, утонул и утонул, погорюют родные и друзья, а после дьячок запишет в упокойное поминание, на том земная судьба человека и закончится.

* * *

Вот и летний день сгорел на западе дотла, на окском берегу у шалаша задержался только старик-рыбак. В котелке пузырилась ушица из плотвы и ершей, пахло укропом и петрушкой – но сегодня постный ужин задержался из-за поисков утонувшего портного. Эх, и угораздило бедолагу испортить хороший денёк!

Река уже стихла, лишь редкие волны по-прежнему лизали прибрежный песок. Когда бледный лунный свет коснулся лица портного – очнулся бедняга и видит, что очутился на дне глубокого омута. Рядом стая лещей, горбатые судаки охотятся на ершей, а плотва суетится у самого дна. Так вот она какая, обыкновенная подводная жизнь! Митька головой во все стороны крутит, присматривается, всё ему любопытно. Глядит, плывёт к нему девушка со светлым лицом и распущенными волосами – красивая! Присмотрелся, а хвост-то у неё рыбий! Мама! Да это настоящая русалка, прямо как в сказке!

– Здравствуй, Митька! Как тебе у нас в подводном царстве, нравится или нет? – подводной музыкой заструился ласковый голос русалки.

– Дома-то попривычнее будет, чем здесь, в полумраке, среди лещей и ершей, – с трудом выдавил из себя Митька и сам подивился, что вышло говорить не где-нибудь, а на самом дне речном.

– Ладно, хватит плотву пугать, свыкнешься! Пора приниматься за работу, что, зря я тебя сюда заволокла? Давай свою руку, поплывёшь вместе со мной.

Делать нечего, подал руку Митька и поплыл следом за подводной девой. Вскоре прибыли они в подводный дом, где жила русалка. На резных столбах колыхался красивый полог – при ближайшем рассмотрении он оказался рыбацкой сетью с водорослями. У широкого дубового стола стояли вместо стульев камни. Рядом пузатые сундуки ломились от злата и серебра. Чего в них только не было: сокровища с затонувших кораблей, потерянные и поднесённые кольца и серёжки с изумрудами, перстни с рубинами и бриллиантами, нитки жемчуга и червлёная посуда.

Заметив вспыхнувший огонёк в глазах портного, русалка рассмеялась:

– Нечего пялиться на моё приданое, слушай лучше: если ты ещё не догадался, то я тешиловская русалка, а зовут меня Янка. Тебя я забрала для дела, а не шутки с тобой шутить.

– Ничего себе забрала! Я что – вещь?

– Никогда не перебивай невесту – у нас нервы не в порядке, а то навсегда останешься у меня в услужении, будешь раков по ночам кормить! Слушай! В следующее новолуние у меня долгожданная свадьба, и мне надобно сшить свадебное платье. Так это называется в вашем мире? Но не простое, а такое, чтобы никто ни в подводном царстве, ни на земле отродясь подобного не видал. Сможешь али забоишься?

– Если скажу, что не получится, что меня поджидает?

– Скорее всего, отправлю тебя моим сомам на обед – они-то тебя быстро объедят, не зря дразню их обжорами! А может, ещё что-нибудь пострашней придумаю. Только не вздумай меня обманывать, я тебя давно заприметила и всё о тебе знаю: ты хороший портной. Но и меня вокруг пальца не обведёшь!

– Тогда смогу. А кто жених у тебя?

– Тебе какая разница? Тоже мне любопытный нашёлся! Помню, в детстве мы дразнились – что любопытной Варваре на базаре нос оторвали!

– Во-первых: есть разница, для кого стараться!

– Зибровский водяной – вот мой единственный и ненаглядный суженый! Целых десять лет за мной ухаживал миленький мой, ночами не спал – глаз не закрывал: всё обо мне думал. Все последние зимы баловал меня свежей печенью налима, а весной, пожалуйста, Янка, – чёрная икра из осетра и молоденькой стерлядочки…

– Это не тот самый водяной, что весной пегую лошадь в реке утопил?

– Точно, его работа! А что тут поделаешь, если люди перестали водяному жертвы приносить! Пришлось самому исхитриться! Он так любит лошадок, у него их целый табун. Пасёт их водяной по ночам в лугах между Зибровом и Туровом! Ты их увидишь, если навечно останешься в подводном мире.

– А если сошью свадебный наряд, то какая меня ждёт благодарность? Или я буду задарма свои пальцы колоть, а потом – к сомам?

– Оплата что ни есть самая дорогая – я отпущу тебя на воздух! В твою семью, к маме. Ты сможешь жениться на хорошей девушке. А потом, когда приведёшь купаться сыновей, я буду их щекотать в воде, а они станут весело смеяться на берегу!

– Я правда смогу вернуться домой?

– Сможешь, но чем меньше ты находишься под водой, тем легче тебя вернуть на воздух, поэтому не тяни – займись делом, а то будет поздно!

– Попутала ты меня, Янка. Ведь, во-вторых, мне надо знать: во что жених будет одет на свадьбе?

– Ты никогда в жизни не слышал – наши водяные женятся только в красных рубахах?

– Запамятовал я про цвет рубашек водных жителей. А сейчас собираюсь поскорей взяться за работу, Яночка! Теперь у меня все получится! Никто на всём белом свете ещё не лицезрел таких нарядов, какие будут на свадьбе зибровского водяного и тешиловской русалки!

– Отродясь не называли меня Яночкой, и ты, слышишь, Митька, не смей более меня так величать!

– Ох, не буду!

Подводная дева извлекла из сундуков парчу, шелка и разноцветный атлас, золотые нитки и жемчуг с изумрудами. Не откладывая шитье в долгий ящик, портной взял в руки ножницы и иголку – и работа закипела…

Шить под водой, в полумраке, тяжело. Особенно поначалу было трудно вставить нитку в иголку, но Митька не унывал, желание вернуться домой пересиливало всё. Он кроил целые сутки напролёт, лишь изредка отрывался, чтобы дать передохнуть глазам. За это время портной освоился под водой и привык к бледному лицу водяницы, её гибкому стану и чарующему голосу. Русалка всё время была рядом, она то заплетала косы, то готовилась к свадьбе: доставала посуду и накрывала стол шитыми золотом скатертями. На перламутровых раковинах писала приглашения гостям, а колючие окуни доставляли почту по всей реке. Свадьба тешиловской русалки и зибровского водяного готовилась с невиданным для Оки размахом.

Через два дня свадебные наряды были готовы. Портной с помощью подружек невесты – двух молоденьких русалок с зеленоватыми волосами – стал наряжать водяницу. Вначале он облачил подводную деву в расшитую жемчугом белую рубашку с прозрачными широкими рукавами, а сверху пришёлся впору ярко-красный сарафан с золотым поясом. На голову Янки Митька водрузил венок с горящими алмазами и рубинами, а волосы скрепил прекрасным гребешком с голубыми сапфирами. Лучшие кольца и браслеты украсили тонкие руки водяницы.

– Какая прелесть! Молодец, Митька! Угодил так угодил! – запищали довольные молоденькие русалки. – Янка, никто из наших отродясь не видел ничего более прекрасного! Портного стоит щедро наградить!

– Он знает свою награду: оттого и старался! Не тараторьте и не мешайте примерять! Лучше помогите.

Сама радостная Янка крутилась около зеркала, рассматривая наряды при бледном свете луны. Митька любовался ладной суженой водяного и ожидал своей участи. Вспомнились отчий дом, сирень под окном и толстый рыжий кот у крынки с молоком…

– Янка, смотри! Портной-то твой уснул! – зашептали молодые русалки.

– Намаялся – так старался. Молодец! А вы потише, бестолочи, пусть чуть-чуть отдохнёт. Я скоро отпущу его на родимый берег. Просто не знаю: что его так тянет в мир людей, зачем собирается вернуться? Лучше бы остался у меня на хозяйстве – жил бы в достатке и сытости. Мало ли под водой свадеб и праздников, эх… Ну да ладно – уговор дороже денег. Я ведь тешиловская русалка, а не какая-нибудь базарная девка! Моё слово – закон! Как сказала, так и будет!

– Хорошо ты придумала, Янка: вот тебе законный супруг – водяной, а рядышком – красавчик портной!

Русалки захихикали, но, увидев строгий взгляд невесты, умолкли.

– Плывите к себе, будет надо – позову, – отослала русалок невеста.

Всё замолкло в подводье, потемнело. Янка склонилась над уснувшим парнем. Осторожно убрала пряди волос со лба и глаз, и лунный свет заскользил по белому, как холст, лицу. После русалка чему-то улыбнулась и взяла его на руки, нежно положив Митькину голову себе на плечо. Так она и поплыла с портным по лунной дорожке в загадочный мир людей. С каждой минутой ей становилось всё печальнее, родная река впервые в жизни показалась дикой и неуютной. Тоска припёрла, как ком в горле, а следом за противными мурашками из глаз водяницы хлынули тёплые солёные слезы. Но под водой как плачут? А так… известно – там чужих слёз никому не видно.

Подводная дорожка-разлучница промелькнула быстро – течение помогало Янке нести Митьку. Русалка перед разлукой пробудила портного:

– Пришло время прощаться, Митька! Всё, я отпускаю тебя на волю, поднимайся скорее на твой воздух. Иди! Немедля!

– Правда? Я свободен? – Митьке всё ещё до конца не верилось, что он может возвратиться. – Я скоро буду дома?

– Да, ты совсем вольный, я больше не удерживаю тебя, ты можешь выныривать и плыть к берегу, он совсем рядом. Там рыбаки, они тебя дожидаются и сразу вытащат из воды и обогреют, как родного сына. Прощай! Нет, постой. Не знаю, свидимся ещё или нет, но в полдень всё равно больше не купайся!

– Прощай, Янка! Неужели я не увижу тебя больше?

– Наверно, нет. Уходи, почему медлишь?

– Да слова прощальные моё сердце подобрать не может.

– А что сердце сказать-то хочет? Не мучай, не томи меня, лучше уходи. Не мешкай…

– Видеть тебя хочу, хотя бы изредка. Просто… – Митька умолк и отвел взгляд от русалки. – Одним глазком глянуть – и всё…

– Зачем? – Русалка запнулась и неожиданно тоже отвернулась, почувствовав, что не может больше спокойно смотреть на Митьку. – Зачем тебе меня видеть? Ты живёшь на своей земле, а я в Оке, и на тонком мосту, что соединяет наши миры, мы можем больше вовек не встретиться!

– Да, ты права, мы два берега, неужели никогда вместе не сойдёмся? Если нельзя, тогда прощай навек, русалка Янка! Не поминай лихом портного Митьку! А ещё от меня поклон зибровскому водяному! Да, совсем забыл пожелать вам весёлой свадьбы, а главное, счастливой жизни!

– Цыц… ни слова о свадьбе. Молчи… – резко прервала Янка. – Зачем ты об этом сейчас болтаешь? Твои слова впиваются в меня хлеще рыболовных крючков… Прощай! Так будет лучше, раз и навсегда.

– Прости, Янка, я хотел как лучше.

– А правда ты желаешь увидеть меня ещё раз?

– Готов всё за это отдать. Только назови свои условия!

– Ой ли! Всё! Ну, тогда уходи… – Янка перешла на шёпот, её губы больше не улыбались, а лицо приняло растерянный, почти печальный вид.

Русалка взмахнула хвостом и растворилась, как видение или призрак, оставив после себя только пузырьки воздуха в тёмной воде. Всё исчезло, с портным с глазу на глаз остались лишь ночь, холод и липкий страх навсегда раствориться в пучине. Он поднял голову и увидел над собой дрожащий блин луны. Руки сами собой стали грести…

Окская сирена плыла сквозь воды, сама не ведая куда, мимо родных омутов и мелей. У неё кружилась голова, слёзы застили глаза. Неудержимая тоска подкатила к горлу и принялась душить ледяными пальцами. Что-то незнаемое, неведомое томило её, она чувствовала, что больше никогда не станет прежней беззаботной русалкой…

* * *

Митька с шумом вынырнул из воды под купол ночного неба. Глотнув пряного воздуха, закашлялся из-за рези в лёгких и тут же потерял сознание. Наверное, его опять бы навечно укрыли окские воды, если бы рядом не оказалось двух рыбаков в лодке. Они подхватили портного за руки, втащили на борт и давай со всей силы грести к берегу.

Только утром Митька пришёл в себя, но встать не мог, его трясло от холода и кашля. Тешиловцы с трудом опознали в ожившем утопленнике городского портного и послали за матерью. Женщина, уже не чаявшая когда-нибудь увидеть сына, услышав радостную весть, упала в обморок, а после слегла. Соседи и друзья на телеге отвезли портного к лучшему в городе лекарю.

Весть о чудесном спасении стремительно облетела всю округу. Лекарь не отходил от больного, стараясь вдохнуть жизнь в несчастного портного и вернуть его с того света. Благодаря такому уходу Митька через три недели уже взял в руки ножницы.

Но водить хороводы с девушками да молодыми вдовушками перестал. Даже в праздники не выходил портной из ворот, чтоб посидеть на завалинке с друзьями. Не радовали Митькиных глаз городские красавицы в белых кисейных рукавах и в сарафанах, хотя хороши были, как лазоревый и маков цвет, эх! Любо-дорого посмотреть!

Жизнь продолжалась – портной ошалел от нечаянного спасения. Но где-то там, на небесах, искусная рука переплела в скользкий узелок две нити, и вскоре затосковал парень по русалке: видно, крепко она ему полюбилась. Частенько по вечерам повадился Митька ходить на знакомый берег. Бывало, сядет на камень, всё смотрит и смотрит на воду, будто кого ждёт, а потом давай вздыхать. Так и сидит всю ночь напролёт…

Тем временем весь город судачил о чудесном возвращении портного, горожане и сельский люд, затаив дыхание, слушали байки рыбаков, в которых по ночам звучат завораживающие песни русалки, а её чудесное пение вызывает у них необъяснимую грусть и желание броситься в воду. Даже церковный сторож упрямо божился, что своими глазами наблюдал, как вечерами русалка выходит на берег и смотрит на дом, где живёт Митька; потом как застонет да заохает жалобно-прежалобно и бросится в воду со всего маху. А рыбак Аким клялся, что не раз и не два видел, как на утренней заре прекрасная русалка, сидя на камне, расчёсывала золотым гребнем русые волосы и, заметив его, сразу бросалась в воду.

– На шаг не подпустит! Вишь, какая бестия!

Горожане и окрестные крестьяне верили нелепым рассказам и искоса смотрели на Митьку, ожидая бед и несчастий от обиженной русалки. Работы стало меньше, ибо в Тешилове опасались делать заказы у чудесно спасшегося из водного царства. Всё происходило из-за боязни впасть в немилость у водных насельников.

В сентябре, чтобы хоть как-то прокормиться и забыть Янку, парень отправился в соседний Серпухов. Крестьянская телега вывезла молодого портного за обвалившиеся крепостные валы Тешилова, и возница держал путь на закат, вдоль Оки. Как только на ухабах заскрипела телега, Митька накрылся с головой, чтобы не видеть реки и не слышать шорохов из плавней. Вдали от дома он надеялся обрести достаток и самое главное – душевный покой.

Поселившись в большом купеческом доме рядом с собором Николая Чудотворца, Митька всю зиму обшивал хозяйскую семью и соседей. Время летело незаметно, а за работой и тоска не грызёт. Приглядывался портной и к серпуховским невестам, но, как назло, ни разу не ёкнуло Митькино сердце!

Весной, во время ледохода и последовавшего бурного половодья, портной часто ходил на берег Оки и с трепетом наблюдал, как льдины под шорох и скрежет ломают друг друга, топят и переворачивают. Мимо толпы зевак проносились вывернутые с корнем деревья, сорванные с сараев крыши и опрокинутые лодки. Прибывавшая вода смывала снег и грязь, накопленную за долгую зиму, в воздухе пахло сыростью и навозом. От картин буйства водной стихии в жилах обывателей стыла кровь.

Только когда река вошла в берега, Митька вернулся с заработков домой. Но жизнь всё никак не налаживалась, иногда казалось, всё так опостылело, что хоть бросайся в омут с головой…

Весна случилась холодной, с погодой не заладилось, и все вокруг только и болтали о грядущем неурожае и даже ожидаемом страшном голоде, который якобы русалка наслала на Тешилов из-за спасения портного. Но более ужасные дела происходили на зибровском берегу: водяной осерчал, он топил скот, приходящий на водопой, и так шумел и хлопал по воде, что вся рыба от леща до сопливого ерша, как по команде, удрала вниз по Оке аж за Каширу.

Так и жизнь портного в родном доме была горше водки. Вскоре после возвращения Митькина мать где-то простыла и, несмотря на заботу и хлопоты сына и микстуры лекаря, умерла. Похоронив родную мать, портной остался на белом свете один-одинешенек и теперь каждый день ходил то на кладбище, то на берег реки.

* * *

На Троицу Митька спустился на берег красавицы-Оки, где его застигла летняя гроза. Он укрылся от ненастья под душистый куст черёмухи. Небеса в тот день расщедрились и устроили не просто ливень – прорва воды обрушилась из туч на лопухи, траву и листья. Даже когда стих ярый гром и запахло свежестью, крупные капли дождя ещё долго не пускали домой усталых рыбаков, а земля от воды набухла, и её без спроса прорезали непослушные мутные ручьи, превратившиеся в буйные потоки.

Митька в реке среди пляшущих дождевых капель и грибных пузырей, к своему удивлению, вновь увидел Янку – она бесшумно вынырнула из воды на белый свет. Вначале из бушующей водной стихии показалась голова русалки, потом плечи… Сердце у парня, кажется, остановилось – воздуха не хватало: из кипящей от дождя речной воды вышла Янка. Её глаза были устремлены прямо на него…

По скользким камням в знакомом свадебном убранстве она подошла к Митьке и рухнула ему на руки.

– Здравствуй, милый, почему не встречаешь и не радуешься? Вот я и пришла к тебе! Аль не люба тебе тешиловская русалка? Если молвишь «не люба», то я вернусь обратно!

Чудесный голос Янки привёл парня в чувства. От волнения даже заломило в висках, а во рту пересохло. Но Митька отыскал силы ответить:

– Люба, люба! Ты моя суженая, ты моя ряженая! Я ждал тебя с того дня, как вернулся на вольный воздух!

Они обнялись и долго смотрели друг на друга и всё никак не могли отвести глаз. Время остановилось, звуки большого мира стихли, но только для двоих. В эти минуты казалось, ничто на земле не сможет их разлучить.

– После дождя ты не воротишься обратно в реку? – в надежде услышать только отрицательный ответ, спросил портной.

– Я хочу вечно быть рядом с моим суженым Митькой.

Русалка закрыла глаза ладонями, и портной заметил у неё такие милые перепоночки между пальцами. Но оттого, что он узнал одну из тайн русалок, Янка стала ему ещё ближе и дороже.

– Но ты же вышла замуж за зибровского водяного! Значит, ты сбежала от мужа?

– Нет, как только ты возвратился к людям, моё сердце поведало – один ты мне люб, и я расстроила свадьбу. Хватит об этом, не желаю я больше ворошить прошлое.

Русалка умолкла и закрыла глаза, Митька успел взглянуть через слезу на краешек серо-голубой бездны. Бессловесная тоска спряталась внутри Янки – вся её прежняя жизнь осталась на окском дне.

– Я так скучала без тебя и зимой, подо льдом, даже сочинила глупые стишки, – прогнав грустное наваждение, молвила девушка.

– Прошу, прочти.

– Ладно, но только поклянись, что не будешь хихикать и никому о них не расскажешь, а то надо мной будет смеяться вся река!

– Клянусь молчать, прямо как рыба!

Русалка улыбнулась, но потом все же смутилась и, отвернувшись к Оке, словно ища поддержки у родной реки, прошептала:

– Здорово! Какая ты молодец! А я вышил несколько дюжин русалок на полотенцах и скатертях. Меня из-за этого в Серпухове даже прозвали водяным.

Влюблённые умолкли и обнялись, их первые, ещё не объезженные временем чувства стучали в висках и сердцах. А где-то далеко-далеко, на западе, показалась румяная луна, и за миллионы вёрст от Земли, в космическом холоде, что-то дрогнуло…

– Как стемнеет, мы отправимся ко мне домой, тьфу… к нам домой. А куда делся твой милый хвостик? – прервал молчание Митька, он не видел луны, она была за спиной, но тени стали сливаться в поздние сумерки.

– Ты не знаешь, что русалки весной и летом часто выходят на берег и гуляют по окрестным лесам и полям? У вас, людей, есть даже поверье: где пройдёт русалка – там вырастает обильный урожай. Нас можно увидеть даже на деревьях! Мы превращаем свой хвост в человечьи ноги, но ненадолго и только днём. Хотя, если сказать честно, хвост мне нравится больше, и с ним мне легче в воде, чем с ногами, но…

– Что «но»? Скажи, Янка.

– На рассвете я выходила на пустынный берег и подолгу училась ходить по земле! Сперва мне было очень больно, я часто падала на камни и от этого сбила все руки в кровь. Но что такое боль, когда в сердце поселилась любовь!

– Мы будем вечно любить друг друга и на земле, и в воде. Где бы ни пришлось нам в жизни оказаться – я буду рядом с тобой. Веришь мне?

– Верю, Митенька!

– Яночка!

Они умолкли – пришло время выйти к людям.

Выбравшись из укрытия, они пошли в город. Янка не выпускала из рук ладонь Митьки, и от волнения перед новой жизнью каждый шаг давался ей с трудом. Влюблённым повезло – они незамеченными пробрались домой.

Митька вскипятил самовар и напоил Янку чаем. Впервые в жизни речная дева пила горячий чай с пирогами и ватрушками. Особенно ей понравился сладкий творог из ватрушки, и она попросила портного научить её печь разную сдобу.

– Митя, я никогда не научусь так вкусно готовить, – предположила русалка. – А потом – я страшусь огня.

– Тогда готовить буду я! – ответил портной, и они рассмеялись.

– Скажи, Янка, правду люди болтают, мол, тешиловская русалка осерчала на род людской из-за того, что я сбежал из подводного царства? Теперь всех ждёт неурожай и даже страшный голод! Поведай: это ты сделала весну холодной и дождливой?

– Ох, люди-человеки, всегда найдут, на кого напраслину возвести, да хоть за непогоду, хоть за неудачный клёв в дождь при восточном ветре. Нет, не тревожься и успокой земляков: по всем приметам нынешнее лето будет тёплым, и хлеба уродится даже больше, чем в прошлом году. Мои сестрички постараются изо всех сил угодить крестьянским посевам.

– Замечательно, тогда про меня все забудут и люди опять пойдут с заказами! Не бойся, с голоду не умрём! – пообещал Митька, а потом замолк и через несколько минут с грустью произнёс:

– Яночка, но нам не удастся сыграть свадьбу. Гости сойдут с ума, когда увидят, как на закате у тебя появится хвост! Что я скажу, как объясню? Мне придётся тебя прятать, люди не поймут, если узнают, что моя жена – настоящая русалка! Они выгонят нас из дома и города, да ещё изобьют в кровь или того хуже – убьют. Поэтому я не смогу познакомить тебя с моей роднёй и друзьями. Тем паче пригласить к нам в гости твою родню!

– Я думала об этом, и липицкий водяной предупреждал меня, что всю жизнь мне придётся прятаться от посторонних глаз. Ваш мир ещё жесток и нетерпим, а наш слишком скрытен из-за вечной ненависти к человеку.

– Но у нас нет другого мира. Главное – ты и я будем вечно рядом, рука к руке, чего бы это нам ни стоило! Правда, Янка, ты думаешь, как я?

– Да, милый, мы теперь всегда будем вместе! Только ради этого я покинула отчий дом и свой привычный мир. Ты же не разлюбишь меня и не бросишь через десять лет, не убежишь в Рязань с молодой полюбовницей, как это бывает у вас, людей?

– Никогда!

– Мить, а ты веришь в вечную любовь?

– Во что?

– В любовь, ну, что между парнем и девушкой, водяным и русалкой.

– Не знаю, мне кажется, что любовь водится только в книгах да ещё в песнях, да, может, у князей и бояр, а в домах у простых людей она нечастая гостья.

– А я верю, что нас она связала своим узелком заговорённым, никому не разорвать его вовек.

– Вовек…

Под городом река утихла и стала совсем ручной, как младенец в люльке у доброй матери. От бурных потоков остались только пена и мусор, лишь ласковые волны по-прежнему целовали прибрежный песок.

Так русалка поселилась в доме у портного на окраине города Тешилова. Митька для Янки приладил к дому осиновый сруб, где обустроил баню. В корыто из дубовых досок, скреплённых коваными обручами, он натаскал аж семьдесят семь вёдер с ключевой водой. После справил надёжный забор, так легче укрыться от посторонних глаз.

Митька дал зарок, что в жизни не оставит гостей ночевать в своей избе. И когда в дверь стучались заказчики или знакомые портного, русалка пряталась в бане и надёжно припирала дверь. Никому в голову не приходили мысли о том, что по соседству живет необычная горожанка – сама тешиловская русалка.

* * *

Миновал год. В конце августа в городке проходила ежегодная ярмарка, на которую съезжались не только крестьяне из окрестных сел и деревень, но и купцы почитай со всей Руси. В это время весь окский берег у Тешилова был заставлен несметным количеством кораблей и лодок! По улицам в толчее было невозможно протиснуться из-за сотен подвод с мешками, горшками, курами и поросятами. Кругом шла бойкая торговля – кто-то торговал дорогими и знатными товарами, а кто продавал выращенное на полях или сделанное в мастерских. Были и бедняги, что спускали на торгу последнее с себя.

Купцы и приказчики расхваливали свой товар. Кто давал пробовать невиданный инжир и сладкий изюм, кто поил китайским чаем, а кто армянским вином. Следом за выгодными сделками спешили вприпрыжку хмельное пиво и сладкий мед – ведь купцы и крестьяне весело обмывали сделки. По улицам частенько рыскали женщины, разыскивающие загулявших мужей, братьев или сыновей.

Портной Митька на улицу почти не выходил, а всё время работал не покладая рук. Лишь раз он выбрался на ярмарку, где закупил новых иголок и крепких ниток, бисера и кружев, всякой материи и парчи. Теперь дённо и нощно доделывал срочные заказы – четыре платья для купеческих дочерей и два красных кафтана для городских стрельцов – Федота-Усача и Родиона по прозвищу Смелый.

– Мить, ты отчего такой грустный, а? – после обеда спросила Янка. – Почему печалишься? Может, мои щи не нравятся или гурьевская каша не сладка?

– Да не грустный я, – не поднимая головы от шитья, отвечал портной. – И каша отменная, я ж ещё добавки просил. Аль запамятовала?

– Да не забыла… Может, сходишь на ярмарку, развеешь там свою грусть-печаль да прогонишь из сердца злую тоску, – неожиданно предложила Янка и засмеялась. – Посмотришь на озорных скоморохов в дурацких колпаках с бубенчиками. Мне-то нельзя на веселье, поэтому хоть ты сходи. Только пообещай, что обо всём мне подробно расскажешь. Мне ведь страсть интересно, как люди веселятся и песни поют.

– Эх, жаль нельзя взять тебя на улицу, вот бы мы гульнули… Ну ладно, так и быть, схожу на торжище. Но что-то на сердце у меня тревожно, чувствую, словно внутри меня спит поганая змеюка, чуть только я шелохнусь – тотчас разбужу гадюку!

– Милый, какая гадюка! Собирайся-ка поскорей да надень-ка новую рубашку, что я своими руками вышила огненными нитками, где олени под деревом! Ведь все пальчики поколола, пока робила.

– Ладно, обновлю рубаху. Эх! Была не была, чай один раз живём-то, правда, Янка? Моё дело ребячье – весёлое да хмельное!

– Так и я о том же, милый. Гулять – наука не хитрая!

– Вернусь, обо всём тебе расскажу да ещё гостинцев принесу – настоящих медовых пряников! Работу доделаю завтра, глядишь, за ночь никуда не убежит, чай не волк! А когда завершу шитьё, махну на зибровский берег, нарву тебе цельную охапку жёлтых тюльпанов!

– Летом ночи коротки, не задерживайся. А цветы я буду ждать!

Митька вышел из дома и, надёжно закрыв калитку, отправился на торг вдоль деревянных заборов, кустов сирени и чубушника, который у нас зовут жасмином. Выйдя из родного переулка, оказался среди подвод, где горшечники просили серебро за глиняные черепки, да отдавали за медяки. Толкаясь, пробился сквозь толпу дальше на площадь, где прикупил супруге пару пряников и спрятал их под рубаху, чтоб не пропали в толчее.

Ходил-бродил наш Митька, глазел на заморский товар да и повстречал друзей-приятелей.

– О, сколько лет, сколько зим? – кричал портной.

– Привет, Митька! Давненько не встречались, почитай после твоего возвращения с того света! – шутили приятели.

– Ну что, айда в кабак, горло промочим!

– Смотрите, как заговорил наш тихоня! Пошли!

Вскоре подобралась весёлая компания: выдался пир горой, только успевай подноси пенистый мёд да хмельное пиво да не ленись закусывай малосольным огурчиком и капустой квашеной. Так час за часом летит, пока бутыль с вином стоит, никто за временем не следит.

Глубокой ночью Митька заковылял в сторону дома. Хорошо его подвязался проводить, а не бросил в канаве какой-то приезжий купец. Зато всю дорогу собутыльник спьяну тараторил на ухо портному:

– Опостылело мне торговать! Хуже пареной репы эти ярмарки и торги. Эх, чёрная тоска вцепилась в горло, не даёт дух перевести. Ну посуди сам – кого я лицезрю цельными днями, а, Митька! Необразованных крестьян, грубых и похабных работников, что только и знают лодырничать да норовят обобрать меня до нитки. А сердце, слышишь, портной, сердце моё просит иного – горнего, вышнего – понимаешь?

Митька даже остановился и, ухватившись на забор, попытался сосредоточиться.

– Смыслю! Всё понимаю, ты ищешь другой жизни. – Митька хотел ещё что-то сказать, но, как назло, громко заикал.

– Да, лепоты хочу. Чтобы вокруг меня, как в храме, нарядно. Чтобы дома со златоверхими теремами, а не соломенными крышами! Хотя что ты видел в своём Тешилове?

– Да брось ты свою торговлю и иди в артель строителей, что дома и храмы поднимают, али к какому-нибудь художнику в ученье, – опять вступил в разговор Митька, переставший наконец-то икать на всю улицу.

– Как оставишь купеческое дело, коли оно кормит меня, а?

– А что ты от меня хочешь?

Купец махнул рукой и посмотрел в сторону реки, откуда доносилась песня бурлацкой артели. С реки тянуло сыростью, пахло ухой, подгоревшей кашей.

– А вот и мой скромный чертог, извольте сюда, сударь. Конечно, не заморский дворец, но изба крепкая. Осторожно, здесь калитка на щеколде.

Оказавшись у родного дома, Митька хоть и был в стельку пьяный, но помнил данный русалке зарок – постороннего в дом не заводить, и стал раскланиваться с купцом:

– Поклон вам до самой матушки-земли, что довели до дому, пусть хранит вас Господь! Но ночевать у меня нельзя. Соседи – последние жулики: заметят богача и враз кошель обчистят и не справятся, как звать!

Купец втолкал парня в горницу, посадил на лавку и, держась за кошель, торопливо оглядываясь по сторонам, принялся выходить на улицу. В ту ночь было полнолуние, и луна слегка в окно глядела. Не заметил купец на дороге блестящую стекляшку от разбитого соседями винного штофа, что заманчиво переливалась в лунном свете, а, на беду Митьке и Янке, красавицу, что от окна не отходила и слишком поздно метнулась из избы в баню, рассмотрел. Ох и затрепетало сердце:

– Хороша, Митькина жена! Ни перед чем не остановлюсь, по любому будет моя!

* * *

Очухался Митька к обеду, больная голова – что соборный колокол, гудит, не переставая, а ковша воды подать некому! Портной в холодном поту обыскал весь дом, баню и сараи, а углядев разбросанные по полу вещи, поломанную мебель и побитые черепки, догадался, что русалку похитили. Тут остатки горького хмеля как рукой сняло. Сел он на лавку, за голову схватился, но плачь не плачь, вой не вой, а надо спасать любимую Янку.

Митька стремглав побежал на торг и, найдя товарища-трактирщика, разузнал, кто его пьяного повёл до дома. Им оказался богатый купец из Нижнего Новгорода по имени Некрас. Портной рванул со всех ног на постоялый двор, по купца там не оказалось.

Рябой служка, грызя орехи, неохотно поведал Митьке:

– Нежданно съехал купец-то, утром собрал свои манатки и оставшийся товарец и бегом на корабль. Я еле-еле успел забрать окончательный расчёт за меблированные комнаты, в которых жил купчина, а если бы проморгал, хозяин бы с меня семь шкур спустил за ротозейство.

– А ночью-то он здесь был или нет?

– А ты пошто меня расспрашиваешь, пристаёшь? Я и так много лишнего разболтал! Ты что, пристав али судья? Хозяин узнает, что ты о купце ведёшь расспросы, ругаться будет да ещё, гляди, поколотит нас обоих. Вдруг ты тать и решил его обчистить или, того хуже, смертоубийство замыслил?

– Тоже мне нашёл татя! Я Митька, портной с посада. Меня в Тешилове всякая собака знает с детства. Этот треклятый Некрас обворовал меня, да просто по миру пустил. Привёл меня пьяного домой, а после обчистил почём зря! Все наследство от умерших родителей да что сам накопил по копеечке – всё, супостат, подчистую стащил. Мне теперь осталось только взять суму и по миру идти милостыню просить!

– Кажись, ты нашей Нюрке свадебный сарафан сшил? Моей родной сеструхе!

– Да я один в нашей округе девицам наряды справляю к свадьбам!

– А, тады другое дело, сразу бы сказал, что я, мол, Нюрке вашей к свадьбе шил! Ладно, скажу как есть: не спал Некрас и вернулся поздно ночью. И мало того, что был пьяный, ещё и растолкал своего приказчика Фролку. Устроил здесь такой трам-тарарам, что все жильцы проснулись. А он, значит, пинками и затрещинами погнал работников куда-то в ночь. Теперь-то понятно, задумал разбойничать! Возвратился утречком. Гремел своими ножищами, пьяный ирод, и орал мне в ухо: «Я съезжаю!» Так торопился, будто за ним кто гнался с собаками.

– А выглядел-то как? А то я его спьяну не запомнил.

– Крепкий мужик, волосы черные, как смоль… По виду просто убивец с большой дороги, а не купец! Стой! Вот че я ещё вспомнил-то! Утром, когда он пришёл, у него волосья стали седыми! Ни одного волоска в саже не было. Я спросонья его и не признал, потом слышу, орёт знакомый голос, знать, думаю, точно нижегородец пьяный опять припёрся. А ещё у него шрам на шее, его работники между собой так и звали – «Меченый».

– А куда он собирался плыть-то, не говорил?

– Да нет, хотя я его расспрашивал, вижу, постоялец шибко нервный. Но он не ответил. Ты сходи на берег – рыбаки аль матросы подскажут.

– Спасибо, даже не знаю, как твоё имя?

– Да Петька я, из здешней деревни Пирогово! Нюрка-то тоже с нашей деревни!

– Спасибо, Петруша, век тебя не забуду, а если найду купца и верну своё, то отблагодарю! А Нюрке передай поклон от меня!

– Да ладно, иди ищи теперь ветра в поле! Разве богача одолеешь? А поклон не передам, её муж шибко стережёт, может и поленом огреть со всего маху!

– Петя, а Некраса я одолею! Вот посмотришь.

Побежал Митька на берег, но от Некрасова корабля на песке и следа не осталось. Матросы с соседних барж рассказали, что рано утром ушёл Некрас вниз по течению, сказав, якобы направляется в Рязань. А перед тем как отчалил его корабль от тешиловского берега, привёз он на телеге из города какой-то странный груз в мокрых тряпках…

Пошёл портной к купцам выведать, кто вскорости отправится вниз по Оке. Оказалось, только на следующий день отходит баржа с пшеницей. Митька упал купцу в ноги, и тот взял его матросом до Рязани.

Ночью Митька не сомкнул глаз, всё ему чудилась милая русалка. Над рекой вдали гремели грозы, и восточный ветер упорно гнал волну против течения. Над речным перекатом разносились звуки, похожие на дикий хохот. Яростные хлопки от ударов по воде были слышны даже в городе.

С первыми лучами солнца гружёная баржа с трудом отчалила от берега и направилась вниз по течению. Ветер устал за ночь и спал, теперь только редкий дождик моросил вдогонку Митьке. Когда корабль выбрался на глубину, поставили парус, тотчас неведомая сила подхватила тяжёлую баржу и понесла её вперёд, словно лёгкую лодочку. Команда в ужасе набилась в каюту к купцу, но тот недоуменно разводил руками. На борту один Митька ведал, что это зибровский водяной с подводными жителями помогают ему догнать похитителя Янки.

Вскоре они добрались до города Каширы, а после обеда корабль проходил мимо башен Коломны. Капитан от такой невиданной прыти потирал руки и даже отважился продолжить плавание ночью. На нос баржи отрядили нового матроса. Митька всю ночь вглядывался в темноту и слушал плеск волн. Фонарь чадил и давал мало света. В полночь портной перевалился за борт, чтобы набрать вед ро воды, и рассмотрел с полдюжины русалок, толкавших руками корабль.

При свете луны и звёзд подводные жители, не переставая ни на секунду, ускоряли ход судна, сменяя друг друга через восемнадцать вёрст. Грозные водяные с жёнами и детишками поднялись к поверхности воды из глубоких омутов, чтобы помочь Митьке. Волшебные щуки спешили впереди судна с вестью к подводным жителям о пленении тешиловской русалки… Но, несмотря на необычную скорость, догнать корабль Некраса Митьке пока никак не удавалось.

* * *

Наконец-то причалили к берегу у славной Рязани, вдалеке, за по-августовски пёстрыми лугами раскинулся посад, укрывшийся земляным валом. Но не время глазеть на дома и храмы. Не заходя за деревянные стены, обмазанные рыжей глиной, Митька обежал весь причал и осмотрел торговую площадь, но нижегородский купец как в воду канул. Однако рыбаки рассказали загоревавшему портному, что какой-то торговый корабль, не заходя в город, причалил к острову Бык.

Митька нанял перевозчика и на лодке отправился к острову. По пути лодочник поведал последние новости – вся рыба в Оке у рязанских берегов куда-то ушла. Опустели сети и навечно замерли поплавки – не отыщешь даже сопливого ерша для ушицы. Оттого обезлюдела река, голодают рыбацкие семьи и вынуждены за гроши наниматься к купцам или крестьянам.

Наконец показался заросший лесом остров. В тихой бухте, забитой топляком, на якоре стояло судно. Перевозчик остался ждать, а Митька, прячась за прибрежные деревья и кусты, приблизился к кораблю. От нетерпения стучали зубы, а сердце предательски ёкало.

Портной доплыл до корабля. Вода немного остудила Митьку. Он осторожно поднялся на борт и осмотрелся по сторонам – на палубе, к счастью, никого не было, лишь слабый ветерок теребил свёрнутый парус. Только из трюма доносились какие-то голоса. Прячась за надстройки и тюки с грузом, он ползком приблизился к люку и прислушался.

– Да я тебя изничтожу! Думаешь, я не знаю, как бороться с вашим отродьем?! Да я сто книг прочёл про всякую нечисть и ведовство, даже знаю настоящие заговоры. Вот возьму сейчас веник из полыни и отхлещу тебя так, что ты кровью умоешься! Желаешь принять лютую смерть?

– Мне всё едино, умирать так умирать, что от полыни, что от железного ножа, что от горького чеснока.

Митька замер, он узнал голоса Янки и Некраса! Ура! Она рядом, и он её обязательно освободит!

– Зачем умирать, подыхать не надо, – теперь уже благодушно продолжал прежний мужской голос. – Лучше послушай: я построю красивый балаган на нижегородской ярмарке и буду за деньги пускать посетителей. Все захотят посмотреть на тебя и денежек жалеть не станут!

Мы знаешь, сколько заработаем с тобой? Да тебе и Митьке твоему на весь век хватит. Только ты улыбайся людям, хвост показывай, будь ласковой и приветливой.

– Ты покажешь меня только в кандалах либо бездыханную, я не стану улыбаться никому, кроме моего Мити.

– Опять ты за своё – всё Митька да Митька! Зачем он сдался тебе? Вот нашла себе муженька-то – какого-то блаженного дурачка! Да ты знаешь, что он любит вышивать крестиком и гладью? Не знаешь? Что молчишь? Да он мне сам рассказал, когда я его до дома пьяного вёл. Подумай сама – нашёл, чем хвалиться, настоящий лопух! Лучше посмотри внимательно на меня – чем тебе не красавец! Может, я в сто раз лучше портного! Ты мне сразу приглянулась!

– Митька тебе тайну свою поведал, а ты теперь треплешься хуже плохой бабы, тоже мне сыскался настоящий богатырь-заступник. Приметил той ночью чужую жену да решил снасильничать, пока спал Митька. Но когда мой хвост увидел – от страха поседел и воздух испортил. Теперь решил на мне деньжат подзаработать. Пусть Митька вышивает целыми днями, лишь бы меня любил. Он-то, когда я его на дно утащила, не испугался и держался молодцом, я, может, за это его и полюбила.

– Вздор ты несёшь, настоящий вздор, русалочья морда! И совсем не портил я воздуха! А будешь зря болтать, утоплю тебя, тьфу, сожгу! Узнаешь, какой я отчаянный!

– Отпусти меня, я о тебе никому не скажу. Все забуду! Мы с Митькой детишек заведём! На кой ляд нам тебя вспоминать?

– Ну ты, Янка, замахнулась! Так вы и правда детей решили завести с портным? Рано я тебя выкрал, знал бы, дождался бы, пока у вас детки пойдут. На них бы тоже зрители валом валили – кому не хочется поглазеть на хвостатого пацанёнка и девчонку?

– Нет у тебя ничего святого, Некрас, будто и не земная женщина тебя на свет родила.

– Не тронь мою мать, бестия! Она всю жизнь мечтала, чтобы я стал самым богатым купцом в Нижнем Новгороде, поэтому я всё делаю по её заветам. Последний раз предлагаю тебе добровольно выступать перед народом! Иначе будет хуже тебе и твоему Митьке. Послушай меня: в большом балагане открывается пёстрый занавес, а там на помосте ты играешь на гуслях и поешь какую-нибудь песенку, например – «Во саду ли в огороде». Потом кладёшь гусли и выпрыгиваешь из воды, чтобы люди своими глазами видели твой хвост. Все хлопают, свистят, а ты выбираешься из воды и подходишь к зрителям. Они тебя смогут потрогать руками, ну, конечно, за отдельную плату! Пожалуйста, судари и сударыни, рубль серебром! Обнять и на руки взять – ещё червончик извольте. А прибыль так делим – тебе треть, ну а остальное мне.

Янка не отвечала на заманчивое предложение, только выпрямила спину. В трюме послышались тяжёлые шаги.

– Не заставляй применить к тебе силу! Ты знаешь, как хорошо я к тебе отношусь! Но учти, моё терпение иссякло!

– У всех твоих слов противоположный смысл, Некрас!

Дальше Митька не выдержал. Он выскочил из укрытия и, оказавшись у лаза, крикнул вниз:

– Янка, я здесь! А ты отпусти её, ворюга! Ты нарушил все законы – человеческие и божеские! Освободи Янку!

Портной сбежал по ступеням вниз и в полумраке разглядел Янку со связанными руками в бочке с водой. Рядом с плёткой в руках стоял человек со шрамом на шее – Некрас. Купец вздрогнул, повернулся на каблуках навстречу портному и заорал на весь корабль:

– Ко мне, дармоеды, быстрей!

Из кубрика выскочили четверо матросов. Они скрутили безоружного Митьку. На палубе Некрас отхлестал его плёткой, приговаривая:

– Пожалел щенка на свою голову в Тешилове, не стал убивать. А ты вот что надумал, за мной пустился в погоню. Ну да ладно, что тогда не доделал, закончу сегодня. Заруби себе на носу: здесь я принимаю законы, сам сужу и сразу казню!

– Не тронь его, Некрас, я согласна служить тебе, только не прикасайся к Митьке, – взмолилась русалка. – Ты знаешь, мне без него жизни нет.

– Тебе что с ним, что без него – всё равно придётся мне служить. А этого дурня я отправлю в гости к твоей родне, прямиком на дно! А чтоб не сбежал от водяного, в этот раз вместо расшитого воротника мы ему камешек на шею привяжем пудов эдак на пять!

Некрас злобно рассмеялся, а матросы в страхе связали Митьку.

– Прощай, Янка! Я всё равно тебя спасу! – упираясь из последних сил, кричал портной.

– Прощай, Митя! Прощай, спасай свою жизнь! – сквозь слёзы шептала Янка. – Я буду вечно тебя любить, несмотря ни на что!

Никто и никогда в жизни так не бил Митьку. Болело все, особенно голова и лицо, во рту было солоно от крови. Некрас всё норовил попасть по глазам. А после портному привязали на шею камень, пахнущий несвежей рыбой, и, как обещал купец, бросили за борт в воду.

– Вот тебе мой приговор: отправляйся искать на дне себе новую невесту с хвостом, проклятый портной! Хотел помешать мне стать самым богатым человеком на всём белом свете! Так иди теперь рыб кормить!

Покраснели окские волны от крови нежданного гостя, а Митька хлебнул воду – и в глазах померк свет. Но не успел ещё парень опуститься на дно, как чьи-то руки подхватили его, затем отвязали тяжёлый груз и вскоре вынесли несчастного на берег рядом с лодкой, где дремал перевозчик.

Увидев в воде избитого портного, лодочник дрожащими руками затащил Митьку в лодку и со всей силы стал грести в сторону Рязани. Парень был без сознания, лишь изредка кого-то звал в бреду.

Лодочнику ничего не оставалось, как отвезти чуть живого беднягу в монастырь. В чужом городе у Митьки не было ни родных, ни знакомых.

Послушники принялись ухаживать за больным. Только на третий день пришёл в себя Митька. Вначале ему почудилось, что он опять в подводном царстве, и портной стал звать русалок и водяных, чем весьма озадачил смиренных монахов. Придя в себя, Митька с трудом глотнул отвара из семи трав. Значит, того, жизнь продолжается.

* * *

Прошло несколько месяцев, и дела Некраса пошли в гору. От Нижнего Новгорода до Пскова и Астрахани, от Архангельска до Киева и Тобольска купцы, коробейники взахлёб рассказывали о невиданном и неслыханном чуде – живой русалке, что ловкий купец выставил для всеобщего обозрения в Нижнем Новгороде. Цена за вход в балаган всего гривенник медью, потому народ валит туда толпой. Не только простолюдины приходят поглазеть на чудо, но даже князья и бояре приезжают целыми семьями. Иностранные послы поспешили из Москвы в Нижний, чтобы лично осмотреть русалку и составить подробные депеши в свои столицы. А следом иноземные художники в плюшевых рубахах отправились с натуры рисовать водяную девку. Голландские и английские негоцианты предлагали выкупить её за огромные деньжищи, чтобы демонстрировать в просвещённой Европе.

Лечение Митьки шло долго, раны не заживали – гноились. Ходил он с превеликим трудом – и то благодаря костылям. Лечебные травы и молитвы медленно, но делали своё дело: изгоняли хвори и лихорадки из тела портного. Он исповедался духовнику о своей жизни, даже о том, о чём раньше никому не намекал.

Всю осень и зиму он провёл в монастыре и только весной, сразу после Пасхи, ему полегчало. Настал урочный день, и Митька утром после ливня смог выйти за монастырскую ограду. Ноги ещё плохо слушались, а голова, как у хмельного, шла кругом от свежего воздуха. К вечеру он добрался до берега Оки и попросился без денег, за ради Бога, на первое судно, идущее до Нижнего Новгорода. Купец погладил бороду, глядя на впалые щеки пассажира, вздохнул и разрешил подняться на борт корабля.

Всё плавание матросы подкармливали Митьку: душистая ушица с ржаным хлебушком али рассыпчатая пшённая кашка с маслом – что ещё надо человеку? Митька весь путь просидел на корме, накрывшись старым парусом, его ещё знобило. Он молчал и только хмурился, глядя на весеннюю реку, что ласково трепала судно. Утиные пары забивались в крепкие места – строить гнезда и высиживать яйца, а щуки смело заходили в ручьи и речушки, чтобы в верховьях положить начало новому поколению. Берега покрывались свежей зеленью, а по ночам кое-где уже пел соловей.

Митьку не радовало весеннее буйство, он думал только о Янке и понимал, что сейчас, после болезни, он не в силах освободить русалку. В дырявых карманах не было ни гроша, а ждать помощи в чужом городе было неоткуда.

Буднично встретил портного богатый Нижний Новгород. Белокаменные храмы тут и там рвались в небо на фоне серых домиков, а на высоком утёсе, где Ока впадала в Волгу, привольно раскинулся неприступный красавец-кремль. Кругом и днём и ночью кипела жизнь: подходили и уходили купеческие корабли, перегружался товар, в кузнях до темноты горел уголь в горнах и вразнобой стучали молоты. По дорогам сновали кареты и телеги, подводы с пшеницей, арбузами, вяленой рыбой…

По прибытии Митька поселился в Рыбном переулке, где снял маленькую комнату в подвале, но зато с окошком, и стал заниматься привычным делом – обшивал ремесленников с соседней Кожевенной улицы.

Недалеко, на Благовещенской площади, стоял деревянный балаган с похищенной Янкой. Теперь она так близко, но для Митьки по-прежнему недоступна. С нетерпением портной заработал десять копеек медными полушками и отправился в Некрасовский балаган, к своей берегине.

На входе, в пыли, стоял неприветливый детина с рыжей щетиной – он заграбастывал монеты и пропускал ротозеев вовнутрь, посмотреть на диво дивное. Когда собиралась большая толпа из любопытствующих горожан и приезжих, он весело покрикивал:

– Не толпись, всем хватит русалок! Эка невидаль – речная берегиня! Ну есть у неё хвост, и что? Не спеши, щас сами всё увидите, лупоглазые!

– Дяденька, а она не укусит? – интересовался малец в расшитой петухами рубахе.

– Да нет, она тихая девка, – успокаивал молодец.

– Точно?

– Точно.

Когда посетители начинали суетиться и толкаться, детина менял тон на угрожающий:

– Не беспокойся, не опоздаешь! Внутри не бедокурь! А то можно и по шее схлопотать!

Митька наконец-то проскочил вовнутрь и закашлялся от спёртого воздуха. Чумазая малышня, из жалости и сострадания желая покормить бедную русалку, натаскала ей рыбы, но плотва и краснопёрка, от которых шёл несвежий дух, валялась на полу около квадратного стеклянного короба, наполненного мутной водой. В полумраке сквозь прозрачные стенки можно было увидеть хвост Янки. Сама речная дева устало облокотилась на толстое стекло и безразлично смотрела на посетителей. Никто не мог вывести её из оцепенения – ни кривляющиеся дети, ни пьяные купцы, ни наглые молодцы с молодухами, что пялятся во все глаза, гудят да ахают и охают без конца.

Бледный Митька еле-еле переставлял ноги: чем ближе он подходил с стеклянному коробу, тем труднее давался каждый шаг. Голова кружилась от того, что кровь хлынула к вискам и затылку, а сердце трусливым воробышком рвалось из груди на волю.

– Яночка, Яночка, – как молитву шептал парень.

Не успел опомниться – вот и она! Их взгляды встретились, померещилось или взаправду, голубая искорка пробежала по серым глазам Янки. Ресницы дрогнули, и лёгкий румянец полыхнул на бледных щёках! Она признала суженого! Митьку и Янку окутала тишина, будто накрыв деревенским пуховым одеялом, они не слышали, что творилось вокруг, слова им были не надобны, они всё сказали друг другу ласковыми взглядами. Безмолвную беседу оборвал приказчик:

– Что встал-то, как истукан, посмотрел на русалку и иди на воздух! – Светловолосый детина толкнул в спину Митьку, стоявшего как вкопанный около Янки. – Наберешь гривенник, просим опять в гости! А щас не мешай честному люду глядеть на чудо чудное!

Портной от толчка пришёл в себя и повернул к выходу следом за семейством сапожника, но вдруг сквозь городские звуки почудилось:

– Значит, ты жив, милый… Ожидай меня…

Он повернулся к Янке и, растолкав идущих за ним купеческих дочек, крикнул:

– Я спасу тебя! – Во рту у Митьки пересохло, ни вздохнуть, ни слова молвить.

– Иди, спаситель, тебя и так от сквозняка шатает! – Подошедший приказчик вытолкал нищего вон из балагана.

Увидев Янку после долгого расставания, Митька не сдержался и всю ночь проревел, как влюблённый школяр. Утром у него так тряслись руки, что он не смог воткнуть нитку в иголку. Но слезами делу не поможешь, надо продолжать жить и думать, как спасти ненаглядную русалку. Время неизменно на стороне влюблённых.

* * *

То ли от родного окского воздуха или свежего волжского, но постепенно Митька приходил в себя – он вновь мог горбатиться целыми днями, а по воскресеньям запросто переплыть Волгу-матушку. Но печаль не оставляла, не уходила. За работой ли, за столом ли, только и думал Митька, как освободить ненаглядную Янку.

Много раз он обходил злосчастный балаган, знал, что на ночь его закрывали на пудовый замок и двое сторожей неотлучно находились в нем. Уже на рассвете приходили первые посетители и ждали открытия. Только на большие церковные праздники шатёр не открывался, но сторожа были всегда на месте.

В один из дней, после Медового Спаса, Митька сидел на берегу и шил кафтан стрельцу. На солнце и свежем воздухе работа спорилась, не то что в тёмном и сыром подвале, где жил портной. Вечерело, рыбаки на лодках начали ставить сети на ночь. Митька собирался идти в город, и на берегу никого не осталось. Тут из воды с шумом вынырнул безобразный старик с зелёной бородой, весь опутанный водорослями и тиной. Указательным пальцем с чёрной перепонкой он поманил портного к себе. Придя в себя от испуга, откинув в сторону кафтан, Митька подбежал к водяному, а это, без сомнения, был он.

– Вот ты какой, Митька! Щуплый и бледный, как плотва! Пришлось все же нам свидеться! Не желал я этого, но решился ради Янки!

– Вы и есть, наверно, знаменитый зибровский водяной?

– А ты, небось, думал, что тебе подмокловский водяник помогает али тарусский с каширским за твои красивые глазки. Эх! Век бы мне их не видеть! Да неужели трудно понять, кто всё это время спасал твою головушку, бросив родные омуты и блуждая, как пескарь, по чужим владениям?

– Я знал о помощи и понимал, от кого она исходит. Почему ты мне помогаешь, ведь Янка от тебя ушла ко мне?

– Глуп ты, портной, хотя зачем портняжке мозги? Умел бы иголку в руках держать. Скажу, если сам ещё не догадался, конечно – из-за любви к Янке! Пусть я ей противен, но мои чувства к ней дают мне силы жить, понятно, человек? – водяной умолк, тряхнул зелёными волосами, и последние капли воды сбежали с чудища в реку. – Ладно, нечего нам тут спорить и делить девку, пока дело не сделано. Русалка-то в неволе. Слушай меня внимательно: вот перстень, который ты завтра передашь Янке, она знает, что с ним делать. Тебе следует только вручить – и всё! И не надо драться со стражей. После этого ожидай её. Уразумел?

– Да, всё сделаю как надо.

– Смотри, береги её пуще жизни своей! Когда окажетесь в нашей волости, подаришь мне трёх белых коней. Приведёшь вечером на зибровский берег и там оставишь. Сделаешь?

– Разобьюсь в лепёшку, но все исполню.

– Да, видно, не моя судьба надеть красную рубаху-то! Ладно, чему быть, того не миновать.

– Не печалься, дедушка водяной!

– Да какой я тебе дедушка! Тоже мне нашёлся внучок… На лучше возьми ещё золотых кружочков, как вы их там называете… ах, монетами. Подкупи стражу, тогда сможешь подойти близко к русалке.

Водяной разжал левый кулак и высыпал на песок несколько дюжин монет. Он в последний раз глянул в глаза портному, словно желая разгадать секрет любовного успеха Митьки, презрительно поморщился и исчез в окской воде.

В руке у Митьки оказался перстень из прозрачного зеленоватого камня, скользкий и холодный.

Монеты он собрал и в комнате спрятал под половицы. Взять с собой на площадь так и не решился: как объяснить, что у бедняка в руках целое состояние?

В тот же вечер он бросился со всех ног в балаган и, отдав последний серебряный гривенник, вновь оказался под сводами шатра. На улице темнело, и внутри был такой полумрак, что прислуга мало что видела. Как обычно, воняло тухлой рыбой. Редкая цепочка посетителей тянулась от входа к русалке. Митька изловчился и отважно подошёл к Янке, их взгляды встретились, он успел вложить ей в руку заветный перстень водяного. Она удивлённо посмотрела на портного и улыбнулась.

– Вот тебе от водяного… я остановился в Рыбном переулке.

– Быстрее уноси отсюда ноги и жди меня, – ответила Янка.

Сзади его уже подпирали очередные ротозеи, образовалась давка. Служащие опять вытащили Митьку на улицу и пинками прогнали подальше от балагана.

Вернувшись, Митька от усталости и волнения завалился на кровать и уснул мёртвым сном. Впервые после похищения Янки у него был такой спокойный сон. Утром у соседей запели петухи, и следом замычала пёстрая корова. Портной открыл глаза и первый раз за долгие месяцы улыбнулся, вспомнив родной дом. Рядом с ним безмятежно, свернувшись калачиком и прикрыв голову недошитым кафтаном стрельца, спала его любимая и единственная Янка. Он вздохнул – водяной не подвёл, наконец-то Янка на воле, и они вновь вместе.

В то утро большая часть Нижнего Новгорода проснулась засветло из-за криков и брани Некраса. Купец явился в свой балаган с негоциантом из Амстердама, тот очень желал приобрести русалку и перевезти её в Европу, чтобы показывать галантным королям и придворным за огромные деньги. Но тут вышел конфуз – Янки на месте не оказалось, в стеклянном кубе была только серая волжская вода. Сторожа с испугу упали в ноги благодетелю, им оставалось только развести руками. Будучи даже зверски избитыми, они не могли объяснить, куда делась русалка, ведь замки на дверях в балаган всю ночь не открывались.

В ярости Некрас поджёг деревянный шатёр – сухие доски и брёвна запылали как факел, и огонь за считанные минуты добрался до стропил, уничтожив мечты купца стать самым богатым в Нижнем Новгороде. Он заставил слуг обыскать прилегающие улицы и переулки, чтобы выяснить, не видел ли кто русалку. Новости оказались неутешительными – Янка словно провалилась сквозь землю.

Русалка действительно была под землёй – в тёмном подвале у Митьки. Когда солнышко прогрело воздух, Янка проснулась.

– Как хорошо я спала, совсем как у родителей в детстве!

– Я тоже сегодня спал как дитя малое, – ответил Митька и радостно заулыбался.

– Митя, как к тебе попал волшебный перстень зибровского водяного?

– Так он мне сам его дал – вчера, на берегу Оки. И велел отнести тебе. Ещё дал целую горсть золотых монет.

– Самое дорогое для меня не пожалел водяной! Ведь нет цены перстню! Он легко превращает своего владельца в кого пожелаешь.

– Как ты освободилась?

– Когда ушли последние посетители и сторожа крепко уснули, я обернулась в ночного мотылька и вылетела из ненавистного балагана на волю. Теперь ищи-свищи Янку. Вот так я и оказалась здесь. Возьми перстень, попробуй, стань кем-нибудь, хоть царём-батюшкой, а хоть самим Некрасом!

– Кем я хотел, тем уже стал: ты со мной рядом, а что ещё надо тешиловскому портному? Счастье не купишь волшебством, а душу можно погубить!

– Прости, я пошутила.

– Лучше давай собираться домой, в Тешилов! – предложил Митька, так ему в эту минуту захотелось открыть калитку и оказаться в заросшем дворе, на лавочке под рябиной.

– Но вначале заглянем к одному нашему товарищу за долгом, надо с ним за всё рассчитаться!

– Что ты замыслила, Янка? Надо скорее уходить из города, пока Некрас не разыскал нас!

– Купец клялся, что часть денег принадлежит мне, и я хочу забрать у него свою долю!

– Как ты пойдёшь по городу? Ты же не ходила почти целый год? А потом, у нас есть золото водяного! Смотри!

Митька нагнулся и извлёк из-под половиц блестящие золотые кружочки с профилем неизвестного владыки или императора.

– Нет, не хочу я жить на деньги бывшего жениха – это выше моих сил. Хватит того, что он помог меня спасти. А к дому Некраса мы доберёмся с помощью волшебного перстня! Я хочу поквитаться с этим кровопийцей за мои и твои слёзы и кровь!

– Но как мы справимся с Некрасом, ведь у него слуги и приказчики?

– Я что-нибудь придумаю, пока мы будем собираться. Ты же понимаешь, что если они захотят меня схватить, я превращусь в муху – и ищи-свищи.

– Ладно, но вначале поклянись, что исчезнешь в минуту опасности!

– Обещаю, милый!

* * *

По городу шли молча. Около дома купца они убедились, что Некрас после исчезновения русалки был явно не в себе: ор и брань разносились по всей улице. Купец кидался цветочными горшками с геранью в прохожих и в соседей, те пытались его успокоить.

Обходя разбитые горшки с геранью, Янка и Митька зашли в дом через парадное. Никто не остановил гостей, и, идя в сторону, откуда доносился шум, они поднялись на второй этаж. Некрас оказался в светёлке – он сидел у раскрытого кованого сундука. Бранясь на неблагодарную русалку, пересчитывал свои несметные богатства. Янка прервала любимое занятие Некраса.

– Как я вовремя заглянула. Неужели ты отсчитываешь мою долю?! – спросила Янка.

От неожиданности купец уронил пригоршню монет на пол, монетки громко раскатились по комнате. Некрас побледнел и смахнул с лица поседевшие пряди волос, стало заметно, как у него на виске стала биться тонкая синяя венка. Купец повернулся и спросил:

– Янка? Ты? Ты здесь? А я, болван, сжёг балаган. А ты ко мне сама вернулась! Но я построю новый, в сто раз лучше прежнего – из цветного стекла, и всё будет как раньше!

Русалка звонко рассмеялась:

– Некрас! Ты что, за ночь оглох и оглупел? Я пришла сюда за своей долей! Я больше не буду сидеть в грязной воде ради того, чтобы ты серебром да златом набивал свою казну! Я никогда к тебе не вернусь и требую немедленного расчёта! Тем более что со мной покойник – Митька, которого ты утопил под Рязанью!

Купец растерянно забубнил:

– Митька? Митька! Так ты же умер! Мы тебя сами убили и в воду бросили, там всё было в крови! Почему ты здесь? Не молчи! Так нечестно! Да, я понял: ты, как она, стал нежитью, нечистой силой! Уйди, призрак!

– Это ты нечистая сила! – вступил в разговор портной. – Мы с Янкой никого пальцем не трогали и кровушки чужой не проливали! Я хочу только одного: взглянуть в глаза чудища, что возомнило себя человеком! Сам пил-гулял со мной, сидел за одним столом, я делил с тобой хлеб. Ты же вместо благодарности умыкнул мою жену, а вдобавок хотел меня убить и, как последнюю падаль, бросил в реку!

Но Некрас живо пришёл в себя:

– Не пугайте меня, я крикну слуг, и мы доделаем то, что не удалось тогда на острове! Поедим кутьи на ваших поминках! Нет! Тебя, русалка, опять отправлю в шатёр на потеху публике! Эй, Васька и Гришка! Где вы, обормоты?! Подь сюда! Убью паршивых гадов, где вы там шляетесь?! Но никто не отозвался – слуги, зная крутой нрав купца, давно разбежались, и Некрас осёкся, осознав, что сегодня он остался совсем один. Но сдаваться он не умел и не намеревался просить прощения у русалки и портного.

– В последний раз предлагаю тебе вернуться! Если ты скажешь нет, удары полынью покажутся тебе цветочками! Я произнесу заклинание – и ты погибнешь. Ты не достанешься никому, если не будешь со мной. Запомни и подумай хорошенько!

Янка и Митька не ожидали такого подвоха и бросились к выходу. Но Некрас уже затрясся, запустил обе пятерни в свои седые волосы и забубнил неслыханные слова магического заклинания:

Как только слова стихли, Янка побледнела, перстень – подарок водяного – рассыпался в прах, и русалка рухнула на руки портного. Он уложил ее на диванчик и бросился с кулаками на Некраса.

– Стой! Я же говорил вам, что всегда будет мой верх, а не ваш. Так погибай, селёдка, если не хочешь быть моей – не будешь ничьей. А ты, недотопленый болван, лучше попрощайся со своей нечистью, она сейчас превратится в грязную воду. Ха-ха-ха…

Митька остановился и вернулся к Янке. Она тихо угасала, прошептав:

– Прости, Митя, что не послушала тебя и уговорила прийти к Некрасу. Видно, не судьба нам быть вместе, не судьба… Прости меня…

– Нет, нет… нет! – кричал Митька, словно хотел докричаться до небес.

Но Янка закрыла глаза. Митька поцеловал её в бледные губы. Вокруг всё смолкло, и лишь где-то там, над потолком и даже выше крыши Некрасова дома, что-то нежданно прозвучало, словно лопнула на гуслях струна.

Митька в три шага очутился около персидского ковра и, выхватив из ножен саблю, бросился на купца. Портной решил избавить землю от Некраса раз и навсегда…

Увидев оружие из дамасской стали в руках портного, купец упал на колени и, закрыв руками голову, взмолился о пощаде.

– Не бери грех на душу, Митька! Её все равно не вернёшь, а мы ведь люди и всегда договоримся. Смотри, сколько у меня денег, и все они твои, только оставь мне жизнь… – просил Некрас. – Найдёшь себе новую невесту, из купцов или даже дворян. С такими-то деньжищами!

– Я покончу с тобой, убийца! – закричал Митька и замахнулся над купцом саблей.

Оконная рама с треском открылась. Необъяснимое тепло из невидимой бреши ворвалось в комнату. На долю секунды мебель и стены покрылись блестящим туманом, и огненный шар запорхал из угла в угол. Всё стихло, окружающие цвета стали более насыщенными. Глаза русалки вновь заблестели, её дыхание опять стало ровным…

– Митя, не надо! А-а-а! – Некрас зарыдал и с воем стал кататься по полу.

– Митенька, не пачкай руки об эту нечисть! – раздался голос русалки. – Главное, ты разрушил его злые чары. Мы навечно вместе!

Митька обернулся – Янка жива и рядом с ним! Побледневший от страха Некрас закрыл лицо и беззвучно плакал в ладони. Янка подошла и опустила Митькину саблю:

– Твоё счастье, Некрас, что меня спасла любовь Мити! А теперь вставай, будем писать…

Некрас встал и, не поднимая головы, засеменил к столу.

– Что писать, Яночка, я на всё согласен! – Некрас трясся от радости, что остался в живых, но сумасшедшая улыбка прилипла к его лицу. – Вот и хорошая бумажка, дорогая, из далёкого Китая, а вот чернила из Персии. А что мне писать-то?

– Так, пиши, что русал… тьфу… незамужняя девица Янка из Нижнего Новгорода является твоей единственной законной дочерью и наследницей и ей, то есть мне, в качестве приданого ты даёшь золотом тысячу рублей! Да, совсем забыла: не забудь там нацарапать, что это я прикидывалась русалкой в балагане – хвост ты мне приделал и силком заставлял целыми днями сидеть в воде. А настоящих русалок ты никогда не ловил и даже одним глазком не видел!

– Тыщу русалке? А это не много, не захлебнёшься? Зачем вам с Митькой такие огромные деньжищи? А про балаган зачем писать? – Некрас умолк и левой рукой растёр запястье правой руки. – Смотри, от таких слов рука прямо отнимается, немеет!

– Мить, а Мить, ты проверь-ка, а сабелька-то острая али нет? Погодь, вражина, сейчас враз узнаешь – писать или не писать!

– Янка, сабля острая, прямо в самый раз! Бац – и купеческой головушки как и не было вовсе!

Некрас примирительно закрутил головой:

– Понял – не валенок, так и пишу: «…тысячу рубликов в приданое…»

Русалка помолчала и поведала:

– А про балаган ты нацарапаешь для того, что если вдруг задумаешь нам отомстить или преследовать будешь, то я покажу эту бумагу на любом торге – и народ с тебя потребует гривенники обратно, ведь это была обычная девка, а не русалка. А для тебя денежки возвращать – хуже, чем по морде получать!

Некрас захихикал и потёр ладони:

– Это точно так и есть. Слаб, признаюсь, люблю денежки-то!

– А ещё, милый папенька, вели заложить любимой дочке тройку рыженьких лошадок, да с бубенцами! А карету вели застелить персидским ковром! Распорядись, чтобы ещё Мите выдали синий кафтан с золотыми пуговицами да шапку соболью и перстень с самоцветным яхонтом! Мы отправляемся в Казань!

– А почему в Казань, а не в Тешилов? – спросил недоумённо Некрас.

– Там свадьбу будем справлять с Митей, а в гости я позову всю волжскую родню – от астраханских до тверских родичей! А в Тешилове мне скучно, как в глухой деревне!

Для купца наступил самый несчастный день – его горе не знало границ. Потеря денег была страшнее потери русалки. Эх, Некрас со слезами отсчитал из кованого сундука тысячу золотых рублей, отдал их Митьке с Янкой, а сам, как только расстался с золотыми, схватился за сердце и жалобно запричитал на всю горницу:

– Ой, ой, ой! Бедный я и несчастный! Ой, ой, ой! Остался на старости лет совсем нищим, ограбила меня бессовестная русалка, по миру пустила, без денег оставила…

– Заруби себе на носу: я больше тебе никакая не русалка, а твоя законнорожденная дочь. Мама моя, твоя законная супруга, умерла пять лет назад, на Троицу. Запомнил, папенька? А денег у тебя, папочка, куры не клюют, тысяча для твоего состояния – что копейка для рубля, много не убавила.

Некрасу пришлось согласиться:

– Запомнил, наследница моя любимая и единственная! Только бумажку, что я тебе дал, пожалуйста, спрячь подальше от людских глаз, вот тебе ещё кошелёчек сафьяновый, убери в него – от греха подальше!

Янка упрятала бумагу в сарафан, прямо под сердце:

– Конечно, спрячу, это теперь мой лучший оберег! Прощай, Некрас, на веки вечные!

Оставив опечаленного купца горевать в разорённом доме, молодые в запряжённой тройке под весёлые бубенцы отправились поскорей из Нижнего Новгорода. Митька и Янка оставляли город без сожаления, а скорее наоборот – с радостью: ведь там, среди полей и лесов, ничто не напоминало о пережитых страданиях.

* * *

Шумный купеческий город, не обращая внимания на людские страсти, продолжал жить своей жизнью, и, казалось, безучастно провожал тешиловских гостей, глядя им вслед пыльными окнами. На выезде, в конце Покровской улицы, дорогу им перегородили городские стрельцы с саблями и секирами:

– Стой! Слышишь, оглоед, стой! Да не пыли, окаянный, и так на зубах скрипит!

– Тпру, вятские! – заголосил извозчик на мохнатых лошадок.

– Ой, мамочка, нас сейчас схватят, – чуть не плача зашептала жениху Янка.

– Помалкивай и слушай, что буду говорить, – строго наказал Митька.

– Боюсь-боюсь…

– Тсс!

Кучер заёрзал на облучке. Оба повода натянулись, и повозка замерла как вкопанная. К беглецам поспешил румяный десятник, на ходу отряхивая кафтан от пыли:

– Кто такие? Куда путь держите?

– Я мещанин, портной Митька, Иванов сын, из града Тешилова, что под Серпуховом. Вот еду в Казань по своей надобности, – с напускной небрежностью ответил Митька. – Что стряслось, отчего задержка?

– Да нынешней ночью у купца нашего, как его там кличут, Фролка? А, вспомнил, кажись – Некрас! Так вот, лихие людишки, саблю им в рёбра, из запертого балагана увели диковинку: русалку. Вот наш воевода Мирон Игнатьевич и велел выставить караулы на всех дорогах: изловить воришек и вернуть речную нечисть купцу. А нам везде служба, хоть в Астрахани, хоть в Калуге – всё едино!

– Разбойники совсем обнаглели, скоро посреди белого дня начнут грабить! Скажи, до Казани доеду или лучше туда отправиться по реке, на барке? – справился Митька у стрельца.

– На Казань дорога открыта, не робей, портной.

Стрелец многозначительно умолк. После, небрежно сдвинул шапку на затылок, усмехаясь щербатым ртом, он заглянул в возок. У Митьки во рту пересохло, но он смыслил, что надо со всей силы поддерживать разговор, не выказывая тревоги и смятения:

– Так нет у меня никакой русалки-то… со мной моя невеста Янка.

Продолжая улыбаться, стрелец не сводил дерзких глаз с побледневшей спутницы – он явно что-то заподозрил:

– Больно смахивает ликом на русалку-то твоя суженая. Я два раза ходил в балаган и своими глазами видел диковину. Потому прошу не обессудить меня, но пусть представит перед моими очами ну хоть свои ноги, чтобы я убедился в отсутствии или в наличии хвоста!

– Отколь у девицы рыбий хвост-то! – войдя в роль простака, удивился Митька. – Ну да ладно, покажи ему, что просит.

Ещё больше побледневшая Янка влажной ладонью распахнула летник и приподняла подол сарафана: появились сапожки из тонкой зелёной кожи.

– Вот теперь сам вижу – хвоста нема! Извиняйте за беспокойство, проезжайте. Доброго пути вам, сударь и сударыня!

Стрелец слегка поклонился и направился прочь осматривать подошедшие крестьянские телеги.

– Прощай, служивый, – чуть-чуть переведя дыхание, попрощался Митька и крикнул кучеру: – Трогай!

Мужик оживился, выпрямился и взмахнул вожжами над рыжими хребтами лошадей:

– Эх-х, вятские, выручайте, косматые!

Снова пыль и скрип колёс. Нижний Новгород скрывался за спинами беглецов, и вскоре из вида пропала и Дмитровская башня городского кремля. К вечеру сняли заставы – город зажил обычной жизнью. На Благовещенской площади смели пепел и растащили обгорелые доски и стропила: всё, что осталось от балагана. Дожди вскорости смыли в реку и последнюю золу, вышло, словно отродясь ничего там и не было.

* * *

Митька с Янкой, доехав по Казанской дороге до ближайшей почтовой станции, остановились на ночлег на постоялом дворе. Извозчика, посоветовавшись, отпустили домой, щедро заплатив за проезд и за молчание. Наваристые щи и гречневая каша оказались достойным вознаграждением за минувший день! Ах, если бы ещё не клопы! С ними провоевали всю ночь, а лишь только забрезжил рассвет, сразу наняли бойкого казака Мишку на крытой повозке – и в путь. Как только за ними закрылись ворота, портной с русалкой велели повернуть на Муром, в сторону родимого края.

Теперь с каждой верстой, овражком и перелеском всё ближе и ближе милый дом.

– Возлюбленный, – шептала в повозке Янка, стараясь, чтобы казак ничего не услышал. – Нынешней ночью я не сомкнула глаз: всё думала о нас с тобой. А когда взошла зорька алая, раз и навсегда решила забыть прежнюю жизнь, мою водную натуру.

– Умница, милая, но, помнится, ты и раньше мне это сулила.

– Ты не понял, с помощью перстня зибровского водяного я обернулась в настоящую женщину. Теперь мне нет обратного пути.

Нещадно скрипели колеса. Митька хранил молчание. Давняя, подспудная мечта наконец-то свершилась, парень обнял русалку и крепко прижал её к себе. Пальцы сами собой расстегнули галун из серебряных нитей, и он поцеловал невесту в бледную шею.

– Не молчи, – расплакалась Янка, не услышав ответа. – Ведь я смогу стать настоящей невестой и надеть белое платье!

– Да у меня просто нет слов! Ура! Ура! – закричал во всё горло портной, перепугав казака, который и так нет-нет да и оглядывался на странную пару. – Мишка, будешь у нас свидетелем?

Кучер повернулся и рассмеялся:

– С превеликим удовольствием! Думаете, я не догадался: жених умыкнул невесту! Эх, такой ладной пары в своей жизни не встречал!

Снимая перстень с пальца, Янка прошептала:

– Я дала клятву, и всё свершилось. Теперь я человек! На, забери его, когда возвратимся домой, то вернём моему бывшему жениху.

Митька натянул на мизинец подарок водяного и, смеясь, добавил:

– Как жаль, что я не могу вручить тебе сердце, а только свою руку…

– А я смогу, – серьёзно промолвила невеста, у парня аж мурашки побежали по спине.

– Я тоже! – крикнул Митька, и Янка напугалась звериного блеска в его серых глазах. – На вот, возьми…

– Успокойся, Митя, я же верю тебе, как самой себе, – умиротворённо добавила девушка.

Путь беглецов лежал на закат, по Муромской дороге. Вдоль древнего тракта шагали вековые сосны-исполины, напевающие седые былины об Илье Муромце. Пыля, повозка спешила вперёд, объезжая косогоры и буераки.

Вскоре деревни стали попадаться всё реже и реже, а густых лесов и волчьих дубрав становилось вокруг всё больше и больше. Засветло крестьяне загоняли скот во двор и закрывали надёжные ворота на крепкие засовы. По ночам здесь добрые люди не бродят, а всё больше лютые прохожие с дубинами и ножами.

Следующую ночь Митька и Янка провели на сеновале во дворе крестьянского дома. С утра запаслись хлебом и квасом и двинулись дальше в мордовские леса. Да, аж мурашки по коже, видать, не зря…

Не проехали и с гулькин нос, как в чащобе попался им на глаза казачий разъезд, выскочивший перед ними с гиканьем и свистом. Остановились вместе напоить лошадей в лесной речушке с чёрной водой. Тихо и душно, только звенят комар да овод, да лягушки как-то неспокойно квакают.

– Вы совсем одни-то, того, по лесу-то не передвигайтесь, дождитесь купеческого обоза, – предупредили казаки. – Здешние леса кишат лихими людьми ещё со времён легендарного Кудеяра. Разбойники только и поджидают, кого бы обобрать до последней нитки.

– Слышь, Мишка, тогда шибко не гони, – попросил Митька. – Нам теперь торопиться некуда, Тешилов от нас в Литву не сбежит. Надо найти попутчиков!

– Поедем шагом: лошади отдохнут, а там, глядишь, нас кто-нибудь нагонит, – отвечал казак.

Прошёл час, другой, а дорога словно вымерла. Тут ещё заяц пересёк путь, о-хо-хо, явно не к добру. Переживает Янка, шепчет:

– Милый, что-то у меня сердце не на месте.

– Не переживай, жуткое чудовище осталось в Нижнем.

– Митька, переложи-ка поближе ту сабельку-то Некрасову, да дай я и деньги перепрячу.

Едут лесным лабиринтом час за часом, верста за верстой. Глядят, дорога в горку, колёса вязнут. Тут посреди леса запел петух: кукареку! Встрепенулся Мишка – кругом глухомань, жилья не видно, достал на всякий случай кистень и вопит лошадям:

– Прибавьте, милые! Хоп-хоп, выручайте, родимые! Хоп-хоп!

Поднимая копытами песок, кони перешли в галоп, и повозка стрелой полетела на холм. Выхватив саблю, Митька огляделся: позади мелькнули две фигуры, а впереди замаячили четверо с дубинами и вилами.

– Янка, укройся в возке и не показывайся, береги себя!

– Митя, я боюсь…

Тут впереди кто-то хриплым мужицким голосом заорал:

– Стой! А то хуже будет!

Митька нащупал чудный перстень и повернул его… Разбойники с хохотом и свистом, размахивая дубинами и ножами, бросились к повозке. Атаман крутил во все стороны курчавой рыжей головой, посылая подельников окружать путников. Сзади, чей-то веселый голос крикнул:

– Ой, мамочки, дождались! Второй день не ели…

От таких слов Янка завизжала на весь лес, и словно в ответ тот же быстрый голос радостно завопил:

– Да с ними девка! Эх, повеселимся сегодня, отведём душу!

Янка из поклажи достала нож и дала себе зарок: с Митькой что случится – лучше умру, чем дамся в руки насильников.

Разбойники уже почти остановили возок, хотя Мишка отчаянно отмахивался кистенём и даже зацепил пару разбойников. Но тут от кибитки отделилась серая тень, и уже через мгновение из-под куста жимолости с жутким рычанием вылетел исполинский волк и бросился на грудь атамана. Сбив с ног человека, он прокусил ему запястье правой руки и прыгнул на удальца с весёлым голосом. Бедняга отшвырнул свой тесак и заголосил на всю округу:

– Ой, мамочки!

Кто-то пытался садануть дубиной по покатой волчьей спине, но зверь отскакивал и вновь устремлялся на обидчика. Недолго продолжалась потеха: разбойники бросили оружие и, оставив в покое возок, с покусанными руками, разбежались по лесу кто куда.

Увидев необычную расправу волка над людьми, казак перекрестился и, еле-еле сдерживая от галопа лошадей, направился дальше. Янка закричала из возка:

– Мишка, стой! Не видишь, Митька пропал!

Казак остановился и, привязав поводья к дереву, стал искать портного. К нему присоединилась Янка, но на поляне его не отыскали.

– Он удрал либо его увели разбойники, – предположил казак.

– Не верю ни единому слову, – грустно ответила невеста. – Будем ждать.

Солнце клонилось к закату, а Янка всё продолжала звать Митьку, но он не откликался. Казак опасался заночевать посередине леса, но сабля в руках девушки была красноречивее любых увещеваний. Она кликала Митьку до хрипоты. Зов стал стихать, когда голос совсем высох.

Но из леса Митька всё же явился. Он шёл, прихрамывая, на чуть согнутых в коленях ногах. Янка стремглав бросилась навстречу, словно опасаясь, что он сызнова сгинет и навсегда растворится в этих бескрайних лесах. Она подхватила любимого, и, дойдя до повозки, Митька беззвучно рухнул на пол. Перепуганная Янка только сиплым голосом спросила:

– Что стряслось? Ты здоров?

– Да вроде цел, – с трудом процедил сквозь зубы портной и, отдышавшись, промолвил: – Янка, а ты знаешь, как тяжело расставаться со зверем внутри себя?

– Знаю, милый… – грустно ответила Янка.

Портной, помолчав, словно набирался сил, опустив глаза, добавил:

– Хорошо, что ты меня призывала… Иначе не знаю, смог бы я скинуть волчий облик.

Янка обняла парня:

– Успокойся, всё прошло. Только, Митя, перстенёк-то мне отдай…

Портной вложил в девичью ладонь зелёную ледышку. Щёки Янки вспыхнули малиновой зарёй, она спрятала подальше подарок водяного и ладошкой прикрыла глаза Митьки, прижав его к себе:

– Поспи, милый, тебе всё приснилось…

Портной послушно забылся, съёжился и, засыпая, заскулил. Они тихо тронулись в сторону жилья. К ночи удалось нагнать обоз коломенских купцов. Телеги миновали тёмные дубравы и заехали в большое село на берегу лесной реки. Страх путешественников перед ночными опасностями отступил.

* * *

Буднично, по-домашнему наступило утро. Позавтракав молоком с хлебом, путники отправились дальше. С ними увязался до Мурома молодой приказчик с дружками. Две повозки сломя голову летели вперёд, перегоняя крестьянские телеги. Вскоре предстали перед глазами частые просеки и поля. Лес словно споткнулся об окский берег и теперь пятился назад, в непролазные дебри.

Вскоре вековые сосны нежданно-негаданно расступились перед путниками, и за заливными лугами блеснула красавица Ока. На левобережных холмах показался Муром. Благодать! Закончились тёмные лесные буераки. Из-за макушек деревьев выглянуло солнце – сразу стало тепло и душно. Медовый запах трав проникал во все поры, кружа голову и не давая надышаться вдоволь. Куда ни глянь, раскинулись сенные покосы, а следом пошли огороды и пасеки. Вот и перевоз через Оку… Вперёд!

У высокого берегового обрыва подымался шумный посад. Кругом горшки, ножи и скобы, бублики и калачи, ветчина и осетры, а сколько тканей-то! У Митьки от такого богатства глаза загорелись. Надо закупить товара впрок!

Было решено остановиться в городе на несколько дней и здесь сыграть свадьбу – лучшего места на Руси просто-напросто не найти. Влюблённые сняли дом с окнами на Оку. На следующий день Митька отрядил казака в родной Тешилов с письмами и деньгами к родным и друзьям. А сам закрылся от Янки в светлице и начал старательно раскраивать новое свадебное платье. Янка тоже не теряла времени даром: прикупила украшений и подарков для новой родни.

По приезде родни из Тешилова Митька с Янкой отпраздновали свадьбу – средства позволяли устроить трёхдневный праздник и не дрожать над каждой копейкой. Таких дивных нарядов, в какие разоделась счастливая красавица-невеста, отродясь муромские горожанки не лицезрели, и им оставалось всего-навсего цокать языками и шептать друг другу, что жених постарался и уважил невесту.

Дорогие гости, отплясывая под весёлую музыку, стёрли подошвы у ста сапог, сломали триста каблуков. А ещё разбили сто сорок четыре тарелки, девяносто чарок и шесть сковородок. Гулянье удалось на славу, ведь и я там был – корец с киселём пил, усы вытирал рушником, домой пришёл босиком.

* * *

Наконец-то гулянья закончились. Гости стали разъезжаться. У Митьки и Янки начиналась новая жизнь!

– Митя, я так счастлива, что всё у нас удалось! Я некогда даже думать об этом страшилась! – призналась Янка.

– Я тоже не надеялся на подобный исход! Думал: хорошо, если тихо проживём всю жизнь, прячась от людей… – признался портной.

– Нынче я смогу разгуливать по городу, делать покупки, как простая женщина! Я ничем не хуже любой домохозяйки!

– Ура, ныне мы – рядовая семья!

– Да, я познакомлюсь с соседями, и у меня появятся подруги!

– О, только не это!

– Мы примемся болтать обо всём и даже немного посплетничаем! Держись, Тешилов!

– Янка, вообрази: весь мир распахнулся перед тобой!

Подошло время съезжать из Мурома в родной Тешилов. Разгоняя ленивых кур, повозка покатила дальше. Укатанный путь проходил через Рязань, где они заночевали, а утром Митька принёс настоятелю монастыря серебра на починку лечебницы для бедных. Казак Мишка устал скитаться с влюблёнными и запросился обратно в Нижний Новгород. Проводив восвояси казака, молодожёны продолжили путь.

Родной Тешилов встретил влюблённых нахлынувшими воспоминаниями, Митьке даже почудилось: всё происходило не по-настоящему, а в какой-то иной жизни. Ока по-прежнему несла свои серебряные воды к дальнему Хвалынскому морю. Где-то на дне, в глубоких омутах подводья, речные жители тоже праздновали возвращение в родные края тешиловской русалки.

Дом дождался возврата владельцев, и теперь все петли радостно скрипели перед хозяином и хозяйкой. Портной обкосил огород, натопил с дальней дороги баньку и вдоволь напарился с Янкой. А вечерком молодожёны спустились к Оке и, найдя тот самый куст черёмухи, просидели над рекой почитай до первых петухов, всё вспоминая и мысля о грядущем. Иногда что-то шумело в воде: хлопало и охало, крутилось и стонало, и волны громко струились на берег – русалочьи родичи надумали отметить свадьбу беглянки…

Прошло несколько дней. Митька обещанное зибровскому водяному исполнил и, как договаривались, оставил на берегу трёх белых лошадей. Перстень сокровенный тоже вернулся в окские воды – от греха подальше. На постоялом дворе портной сыскал служку Петра и отсыпал парню пригоршню золотых монет.

А Некрас после побега русалки так и не оправился, вскоре его хватил удар – он онемел, и через полгода купца не стало. Оставшееся наследство Янка отписала в пользу рязанского и серпуховского монастырей, на содержание лечебниц для простых людей и сирот…

Прошло несколько лет. Митька обновил дом: новая крыша из осины, печь по-богатому – с трубой, да искусные наличники с водяным – борода лопатой – и русалкой с перстнем украшали окна. Янка нарожала троих сероглазых детишек и стала доброй матерью и хорошей хозяйкой: понапрасну не ругалась на домашних, а любила потчевать их вкусными блюдами, только вот из рыбы так и не обучилась ничего стряпать. Любила она в баньке подольше всех родных пополоскаться. В летнюю духоту, вдалеке от посторонних глаз, Янка и Митька плескались с детишками в родной Оке.

Память человечья недолговечна… Уже через несколько лет мало кто помнил, как на Благовещенской площади Нижнего Новгорода стоял деревянный шатёр с дивом дивным – живой русалкой. Ведь каждое лето на славной Макарьевской ярмарке каких только заморских и здешних диковин не увидишь: то смуглые индусы слона приведут, то на бородатую женщину за полкопейки предлагают поглазеть всем любопытным, или полосатого тигра покажут монголы.

Так и прожили всю жизнь весело, согласно, любовно, без ссор и обид портной Митька и тешиловская русалка Янка, ставшая женщиной. Несмотря на близкое богатство, трудились не покладая рук и детей подняли на ноги, но главное – ни о чем не тужили и никому не завидовали, а когда пришёл заветный час, то умерли в один день.

Верь – не верь, не любо – не слушай, а всё так и было, слово в слово рассказал, даже ни одного словечка не переврал. Все водяные и русалки от Каширы до Серпухова подтвердят, что именно так и было, а не верите, так у них спросите. Это у людей память беспечная и короткая, как и человечий век, а в окских глубинах продолжают жить родственники нашей Янки. Они до сих пор берегут в памяти эту историю и подтвердят каждое моё слово. Часто в тихие летние ночи они подплывают к каменистому тешиловскому берегу и, прячась в лунной дорожке, безмолвно смотрят на высокий берег, где когда-то стоял дом Митьки и Янки. Только ночное небо ведает, о ком или о чём они думают-мыслят в эти часы.

В такое время река стихает, только волны по-прежнему ласково гладят прибрежный песок и камни, поросшие зелёными скользкими водорослями, словно борода зибровского водяного. Таким чудесным ночам радуются рыбаки, ведь вся окская рыба выходит из глубин, и до утра рыбаки не сомкнут глаз, проверяя неводы и снасти.

А ещё парочки влюблённых давно облюбовали высокие берега у Тешилова. Там они проводят вечера, прячась от посторонних глаз. Парни и девчата без устали всматриваются в речную гладь и, конечно, мечтают рассмотреть среди бледных отблесков волны прекрасных окских русалок. Есть верная примета: если влюблённым посчастливится заметить русалку в свете луны, парень и девушка больше никогда не расстанутся, какие бы невзгоды в жизни их ни подстерегали. Это подтвердит вам любой на окских берегах.

 

Зибровский водяной

Сказочная повесть

Знамо дело, как привольно у нас на Оке! Особая услада для глаз и сердца – окрестности сельца Зиброво. Тут всё, что надобно твоей душеньке: заливные луга, пологий бережок и ласковый песок. Всякого, кто плывёт по реке или спешит на удалой тройке по проезжей дороге, радуют взор приветливые домики в окружении садов, жёлтый пляж да сосновый бор.

Так вот, в давние времена около того сельца находился легендарный Сенькин брод. По нему путники переправлялись через Оку, если ехали в Москву или в Тулу или даже в далёкий и опасный Крым. Мостов-то через большие реки в те времена отродясь не строили, и паломнику или гонцу оставалось либо ждать зимний лёд, либо искать перевозчика на лодке. Потому пешеходы всякие – купцы, крестьяне, горожане – шагали под Зиброво, чтобы перебраться по броду на другой берег Оки. Да что там путники, целые армии переходили через реку, чтобы напасть на мирные города или, напротив, защитить родные рубежи.

Ещё в наших землях ославилось то сельцо благодаря речной нечисти. По преданиям, испокон веков она рядышком обитала. Так, в глубоких омутах Оки жил-поживал водяной со своим подводным народом: русалками да болотниками. Народ наш прозвал водяника просто да без затей – Зибровский дедушка.

Изредка по утрам рыбаки на берегу сталкивались с лохматым обрюзглым стариком в зеленых водорослях и с прилипшей чешуёй на лапах. Тот немедля кидался в воду, только приметив человека, оставляя после себя на мокром песке лишь грязную тину и ряску.

В отместку за беспокойство водяной шут частенько путал рыболовные снасти и сети, загонял рыбу в ямы и под коряги и даже раков отправлял вниз по течению аж за Прилуки. Пастухи частенько жаловались, что водовик, прячась в тумане, беспокоил коров на водопое, нередко выпивая молоко из нагулянного вымени. Но, бывало, разбушуется и обернётся вороным конём: сразу давай стращать табуны кобылиц. Но всё это, как ни крути, – всего-навсего баловство!

Скажем так, случалось и похуже. Водяной подкрадётся под водой к переправе – хвать мужика или купца своей скользкой ручищей за ногу и давай в пучину тянуть или начнёт когтями щекотать… гляди, у пешехода душа в пятки и ушла. С испугу бедняга разойдётся блажить на всю округу. А водяной-то укроется под ивовые кусты и давай там хохотать да по воде стучать, да так громогласно: лошади на дыбы поднимаются – всадников скидывают в реку или телеги с товаром опрокидывают. Но, правда, редко такое случалось, в основном по весне. Видать, в это время и у водяного тоже кровь-то играет…

Но изредка бывало ещё сквернее – решит путник напиться или умыться в реке, только наклонится к воде, а водяной тут как тут – хватает мёртвой хваткой за волосы, выныривает и справляется у перепуганного путника про то, что дома в его отсутствие появилось. И любезно так изъясняется, мол, отдай мне, добрый человек, о чём не ведаешь… Бедняга трясётся, от эдакой боязни соглашается, а потом всю жизнь сокрушается, когда дитя своё отдавал-то водяному по уговору.

За нелюбовь водяного к роду человеческому да за эти проделки местные жители его побаивались, хотя встречались водяники ещё озорнее. Вот хоть возьмите тарусского – да тот вообще ни одной юбки мимо себя не пропустит, всё норовит искупать али обрызгать, а то, глядишь, если понравится девчонка, и насмерть утопит! А если парни соберутся рыбку половить да ушицы сварить, так он, гад, все сети порвёт да запутает. Мало того, ещё набьёт полную мотню водорослями и тиной. Но о нём расскажу как-нибудь в другой раз, вот когда рак на горе свистнет…

Ну, хватит чепуху молоть, пора к делу переходить. Так вот, эту нехитрую историю про зибровского водяного поведали мне деревенские старожилы. Приключилась она давным-давно, ещё во времена царя Ивана Грозного.

Весна в том году случилась ранняя, и снег сошёл с туманами ещё в марте, оттого, вероятно, разлив выдался слабый, так, чепуха – лишь луга едва-едва замочило. Потому, наверно, поскупились рыбари перед Зибровским дедушкой, не задобрили как следует старика. Хотя на нерест в ручьи щуки зашло видимо-невидимо: можно было по плавникам перебежать на другой берег. В редком доме в печах не томили уху или не пекли пироги с рыбой. Мало того, следом выдался дружный ход судака и голавля, плотвы и леща.

В мае отцвели черёмуха и сирень, и разнотравье начало набирать силу. Рыбари бросились к прудам за карасём. Пастухи под звуки рожков погнали деревенские стада на ярко-зелёные пастбища. Вскоре мужикам стало не до рыбалки – сеяли рожь и овёс, копали огороды.

В то утро всё было не так, как всегда: то ли водяной с утра на ерша наступил или спотыкнулся об сома, то ли ещё что стряслось с косматым. Взял, пакостник, да принялся во всё горло хохотать да охать – всю переправу напугал до слёз. Даже лошади заупрямились, встают на дыбы, в воду не идут, коровы мычат. Началась бестолковая толчея по обоим берегам.

В это время из Москвы, по государевой надобности, торопился к тульскому воеводе служивый человек – московский стрелец Фролка сын Петров. Потолкался он на берегу, осмотрелся по сторонам, видит, встала переправа – и… эх, была не была! Отчаянный парень, хвать ружьё, да как шмальнёт из пищали по прибрежным кустам, как раз где водяной над ними изгалялся. Следом за выстрелом заволокло реку едким пороховым дымом. Всё стихло. Тронулись обозы через реку.

Закашлялся водяник – прыгнул в воду, да поздно, прицепилась к нему икота пуще горькой редьки. Уж он и заговор твердил: «Икота, икота, перейди на Федота, с Федота на Якова, а с Якова на всякого», и родня пугала его весь день – но всё без толку. Ничего не помогало от такой напасти.

А Фролка-то тем временем выбрался на тульский берег, почистил шомполом ружьё, обул жёлтые сапоги, расстегнул кафтан и побрёл как ни в чём не бывало по пыльной крымской дороге.

Как ни метался по подводью водяной, а зараза-икота не проходила. Уже и по ночам не спал, всё икал и икал. Когда замотался вконец, то надумал переговорить со служивым, глядишь, может, он подсобит, ведь клин клином вышибается! С тех пор водяник день и ночь пропадал на тульском берегу – всё караулил стрельца.

Так вот, только через неделю на переправе вновь замелькал красный кафтан с малиновыми петлицами да тёмно-серая шапка с околышем – вроде Фролка в Москву обратный путь держит. Идёт, пылит – сам себе воевода, сам себе ратник. Дождался стрелец попутной крестьянской подводы и напросился за ради бога в телегу, чтобы казённые сапоги не мочить. Едет по реке, словно посуху, радуется. Развалился на душистом сене, то посвистывает, а то мурлычет себе под нос песенку о красной девице, о русой косе да красной ленте.

На середине реки, где омут начинается, из воды показалась зелёная рука – и хвать служивого за сапог, да так, что чуть не свалился Фролка с подводы. Мужик испужался и орёт на кобылу:

– Тпру, окаянная! – а сам давай креститься при виде водяного и всё твердит одно и то же: – Изыди, сатана, изыди скорее отсель…

Не растерялся стрелец, видать, парень не промах – выхватил правой рукой острую саблю, а левой – хвать водяного за склизкую бородёнку и так дерзко толкует речному супостату:

– Ты что, нечисть речная, – белены объелся! На служивого человека бросаешься, али не знаешь, что нас царь-государь охраняет! Только свистну, нагрянут десять полков стрельцов да дворян: кружками вычерпают всю речку! Тебя, гадину, с дна-то на раз-два достанем!

Тут, разумеется, самую малость приврал Фролка, но водяной струсил скорой погибели и, икая, взмолился:

– Не хотел служивый, ик-ик, тебе вреда али какого увечья причинять! Сам, ик-ик, чуть живой: не сплю уже какую ночь. Пособи мне, касатик, ик-ик, видишь, без конца икаю, вот так с тех самых пор, как ты пальнул в меня из пищали! Помоги, ик-ик, и тогда проси что хочешь: хоть целую шапку злата, ик-ик, отвалю или карманы набью драгоценными камнями, у вашего царя и то таких нету! Выбирай, ик-ик, что пожелаешь, стрелец! Ик-ик, ведь совсем не сплю, ик-ик, подсоби.

– Так вот в чем дело! Понятно, стало быть, за помощью ко мне?

– Помоги чем сможешь, касатик, – взмолился Зибровский дедушка.

– Знать, давненько икаешь?

– С той самой переправы, ик-ик, будь она неладна.

– Да ведь я не травник, не знахарь… Это к царю тебе надо, к самому Ивану Васильевичу, только в Москве имеются заморские лекари и, как их там, аптекари.

– В какую-такую Москву мне плыть, ик-ик? Ты, наверно, в Сенькине бражки махнул… Разве водяного царь примет? Стрелец, ик-ик, пораскинь своими мозгами, – опять взмолился зибровский водяной. – Может, ик-ик, подсобишь али нет?

– Да как не подсобить-то, что я, нехристь какой? Помогу, как у нас болтают: от чего приболел, тем и лечись. Только вот я думу думаю, что с тебя взять-то, с чудища речного…

– Кумекай, служивый, шибче, обыкался я… ик-ик.

– Помогу, но только при одном условии…

– Не томи, служивый… ик, ик.

– Доставишь меня прямиком в Москву, прямо к Кремлю, где батюшка-царь Иван Васильевич. В ноги я ему поклонюсь, передам спешную грамоту и махну вечером к своей зазнобушке в Воробьёвскую слободу.

– Быть может, чего попроще, ик-ик, на золотишке сойдёмся, а? Не позорь ты меня старого, удалец! – умоляет водяник. – Где это видано, ик-ик, водяник везёт человека, непорядок, прямо какой-то ералаш!

Но стрелец упрямится, стоит на своём:

– Не серчай, дедушка, но я от своего слова не отступлю. Сам решай: либо меня в Москву, либо дальше икать в Оку!

Призадумался водяной, но делать нечего: не весь же век икать – ершей пугать. Сговорились и ударили по рукам.

Взял солдатик свою нарочитую пищаль в крепкие рученьки да как пальнёт над ухом водяного. Пламя в небо – эхо по реке скользнуло – никто не догонит. Глядь, не ошибся служивый: от чего заболел – тем и излечился, прошла икота-то у Зибровского дедушки.

Обрадовался водяник, но зубами скрипит: никуда не денешься – договор дороже денег, надо исполнять. Кликнул тогда он из омутов пять дюжин сомов, ну прямо точь-в-точь словно брёвна, но с усами, и собрал из них плот. Опосля всех приготовлений взошли на них водяной и Фролка и, как на тройке, пустились они по Оке-матушке в стольный град Москву.

Эх, красота! Резвее вольного ветерка по воде скользил водяной с поклажей. На одном дыхании проскочили мимо Каширы да под звон колоколов прямо в Коломну. Миновали сей славный град и вскоре поворотили в Москву-реку и под хохот местных водяных и русалок по прямой до самого московского Кремля…

– Что творит стрелец-то! – со смехом болтает окрестный люд.

– Э-ге-гей! Посмотри, народ, на удаль молодецкую, полюбуйся на нечисть! – хихикая, кричит Фролка рыбакам и матросам. – Чай не каждый день водяной служит за ямщика!

– Фролка, ну потише, не срами старика-то, – умолял молодца Зибровский дедушка. – Я ведь не последний водяник в здешнем подводье.

Но стрелец разошёлся без меры и даже не помышлял угомоняться, только шумит по всей реке, свистит молодецким посвистом. Несётся вперёд возок водяного под сенью старых ив…

К вечеру дневная духота в Москве спала. Пыль осела, прохладой потянуло с реки. Царь-батюшка выбрался из воды на мокрые доски купальни, дождавшись, когда стечёт вода, облачился в длинную рубаху и после этого перекрестился на кремлёвские купола. На небе ни облачка.

«В Александровой слободе или в Вологде сейчас просто благодать – нет такой жары. Там кругом вековые леса, болота, оттуда тянет прохладой», – подумал государь, но у ехать на север из столицы в то лето не имелось никакой возможности.

– Эх, век никого мои глаза не зрели бы, – буркнул себе под нос царь, но, как в далёком детстве, испугался, что его подслушивают, и, усмехнувшись, посмотрел на вышивавшую супругу.

Вечерело. Тонкий дым облаков потянулся с запада. Лёгкий ветерок приятно остужал ещё мокрое тело, вроде и спину прекратило ломить. Лепота! Иван Васильевич сызнова вытерся льняным рушником с кружевами и накинул на плечи кафтан из шёлка, завезённого купцами из далёкого Китая. Мимо них под парусом прошла новгородская барка – команда низко кланялась, радуясь, что лицезрела самого государя и государыню.

Прошка-пострел подал сладкую снедь: пряники и коврижки, фрукты и орехи. Следом принесли сбитень и квас. Тихо. Благодать. То тут, то там расходятся на воде круги от мелькавшей на мелководье рыбы.

Внизу по течению реки послышался какой-то шум, с каждой минутой нарастая. Гул приближался. Иван Васильевич обернулся: к берегу со всех сторон спешил народ, потешаясь и показывая на воду. Вскоре царь с царицей рассмотрели причину, что вызвала переполох на реке.

Навстречу государю, против течения поднимая волну и – о ужас! – стоя на воде, как на земной тверди, приближался какой-то отчаянный стрелец! Царь присмотрелся – перед молодцем неведомое бородатое чудище, как заправский ямщик, управляло огромными сомами! Не каждый арабский скакун готов так лететь сломя голову!

– Смотри, матушка, каков выискался храбрец, – молвил Иван Васильевич. – Честной люд смущает нечистой силой, этакий паршивец. Эх, что творит-то, а!

– То ж впереди молодца, кажись, водяной, Иван Васильевич? – предположила государыня.

– А кому ещё так покорна водная стихия?

– Батюшка, а где он добыл водяного-то? – удивлялась царица и от страха прикрыла лицо парчовым платочком.

А Фролка уже оказался пред очами государя.

– Благодарствую, дедушка, за резвую дорогу! – бросил на прощание стрелец подводному знакомцу. – Прощевайте!

Добрый молодец ловко спрыгнул с сомов на деревянные мостки, поправил как следует кафтан и шапку, подтянул портупею и перевязь. Пучеглазый зибровский водяной отпустил поводья и, погружаясь в пучину, успел нашептать служивому:

– Свидимся… Эх, обесчестил меня, ославил, поганец, аж на две реки, вот увидишь: поквитаюсь я с тобой…

Раз – и сгинул водяник в речной пучине, будто и не существовало его никогда наяву, а всё во сне привиделось.

Стрелец не обратил внимания на злобные посулы, голова в те минуты была другим занята…

– Великий государь, не вели казнить, вели слово молвить!

– Говори, стрелец.

– Я стрелец Фролка сын Петров! Отрядил меня думный дьяк Ржевский с царским посланием к тульскому воеводе…

Доложил Фролка чин по чину, ещё раз поклонился до земли государю и отдал в царские руки письмо воеводы. Царь прежде ревизовал печать, опосля пробежал глазами по строчкам и отдал свиток подбежавшему в бархатном кафтане телохранителю – рынде. Ещё разок бросил Иван Васильевич взор на молодца, словно размышляя: казнить, или миловать, али наградить за смекалку…

– Поведай-ка, отрок, как было дело с водяной нечистью-то? – строго спросил царь, и даже царица отложила вышивку и заёрзала на мягких подушках. Рынды с топориками подошли поближе и застыли прямо за государем.

Заикаясь от волнения, Фролка поведал царю и царице приключившуюся с ним по дороге историю. Государь выслушал, не промолвив ни слова, ну а после похвалил стрельца за храбрость и, главное, за находчивость. Однако по-отечески и побранил:

– Пошто поганой нечистью смущал народ московский! То великий грех!

– Помилуй, царь-батюшка, – просил Фролка. – Скажу как есть: совсем не подумал я об этом.

– Когда ж тебе было думать, коль все мысли о девке!

Царь угомонился и на прощание одарил стрельца за верную службу золотым рублём да отпустил к невесте. Тут хватилась государыня:

– Погоди, погоди, стрелец! Небось, изголодался? – спросила царица. – На вот, перекуси, поди, мать все глаза выплакала, пока ты скитался.

– Благодарствую, матушка-царица, у меня во рту почитай не было маковой росинки аж с самого Венёва!

– Вдалеке Венёв, да Белёв далече! – пошутил Иван Васильевич.

Государыня повелела прислуге собрать Фролке свежих кулебяк и расстегаев, а его невесте из царских кладовых пожаловала платок, расшитый неведомыми на Руси жар-птицами.

– Жениться тебе надо, молодец, – на прощание строго молвил государь, отпуская стрельца восвояси. – Да сходи к игумену в Симонов монастырь, покайся! Запомни, знакомство с нечистой силой до добра не доведёт!

Фролка до самой земли поклонился царю и царице и, пожелав доброго здоровья и долгие лета, отправился восвояси. Как мечталось, поспел до темноты в Воробьёву слободу, к своей милашке…

Миновало два года, всего-то пару раз отцвели мать-и-мачеха и черёмуха в овражке за Стрелецкой слободой, а Фролка исполнил почти все царские наказы и с благословения родителей заслал сватов к Марусе. Всё прошло ладно, и осенью сыграли свадьбу, на которой гуляла почитай вся Воробьёвская слобода. На царский рубль и жалованье, да ещё считай и Машино приданое молодожёны срубили дом и обустроили усадьбу. Вроде всё поспел, голубчик, да вот только до монастыря так и не добрался…

Как установлено отцами нашими и дедами, через девять месяцев народился у Фролки и Маруси сын, нарекли в честь царя – Иваном. Только некогда молодым забавляться. По весне Фролка с полком отправился под Серпухов караулить орды крымского хана, а все немалые заботы по дому и хозяйству переложил на плечи Маруси. Весь день жёнушка не присядет, не приляжет – то ребёночка надо покормить, то прибраться, то взглянуть, как в лавке идёт торговля, не ворует ли приказчик…

Вот так, быстрым стрижом пролетел весь день – то молоко убежало, то ворона цыплят поклевала, Маруся прямо с ног сбилась в домашних хлопотах. Только к вечеру выбралась она к Москве-реке, пришла на мостки бельё постирать-пополоскать. Прихватила с собой малыша, с нянькой не оставила и свекрови не отнесла, а на бережке старый кафтан постелила и на него посадила Ванечку, а в ручки сунула глиняную птичку-свистульку. Да недолго на солнышке дитё тешилось.

Нежданно-негаданно набежала волна белой лошадкой на берег, прямо к мальчишке. Глядите, люди честные, – в ней-то оказался сам зибровский водяной. Хвать ребёнка скользкими руками, и тотчас сгинули в реке. Заголосила мать и бросилась с мостков прямо в воду, да где там, разве схватишь нечистого, коль за рыбёху сам водяной.

Прибежала вся в слезах Маруся домой и рассказала о случившемся на Москве-реке. Схватились за головы две стрелецкие семьи и айда на берег, да поиски ничего не принесли. Тогда с печальным известием послали отрока к Фролке – поведать, что стряслось.

Только на следующий день в военный стан подле Высоцкого монастыря принесли весть стрельцу о пропаже первенца. Побелел как полотно Фролка, всё сразу припомнил – и последние слова водяного, и царское веление, вздохнул – и бегом к стрелецкому голове:

– Боярин, дозволь мне отлучку из полка, надобно сыскать моего пропавшего сына!

– Слыхал, слыхал, Фролка, о твоём горе… Ступай, с кем не случается! Нужна будет подмога, то дай мне только знать.

Прибёг Фролка к Высоцкому монастырю. Постучал в ворота. Отвели его послушники в тёмную келью к настоятелю. Во всём покаялся стрелец. Однако долго хранил молчание старец, перебирая чётки и молясь на тусклые образа. Наконец игумен поднял голову и начал своё повествование:

– Давным-давно, ещё отроком, до поступления в монастырь, я был простым рыбаком на Оке, пока не оказался в нашей обители. Оттого ведаю об ужасных проделках водяных. Не стану смущать тебя разными историями, слаб ты ещё в вере, но видится мне, предстоит тебе пройти суровое испытание, и если ты его с честью выдержишь, то спасёшь своего сына, если нет, то он навсегда останется в подводье у водяного. Я со всей нашей братией и прихожанами помолюсь за тебя и за Ваню, но времени у тебя осталось только четыре дня, поспешай. Инок Афанасий выведет тебя на дорогу, ведущую в сельцо Зиброво, поторапливайся, да поможет тебе Бог!

Старец умолк, перекрестился на образа и глянул прямо в глаза Фролке:

– Самое важное: ты должен уяснить, что ты сам навлёк на сына смертельную опасность, заигрывая с подводным обитателем! Непросто избавиться от искушения, вот ты и не сумел…

– Понимаю и раскаиваюсь в тяжких грехах моих.

– К этому разговору мы ещё вернёмся после твоего возврата. Важно, дабы ты цел остался. Ну а если сложишь буйную голову, то на том свете сполна расплатишься за свои прегрешения.

Огонь свечи затрепетал, и даже еле-еле заметная красная точка в лампадке у образов померкла на минуту. Игумен смахнул нагар с фитиля, и яркий свет озарил келью. Всего-навсего в углах, под низкими сводами, ещё осталась тьма, но на душе у стрельца стало спокойнее.

– Отец-настоятель, благословите, – попросил Фролка.

– Благословляю.

Как ошпаренный Фролка вылетел за монастырские ворота. Молодой инок повёл стрельца огородами за село и указал на дорогу, ведущую в глухой сосновый бор:

– Иди прямо на восход, в сторону не сворачивай. Но учти, дорога опасная, да ты и сам знаешь про лихих людей…

– А далеко до Сенькиного брода? – спросил стрелец.

– Да почитай вёрст под тридцать, не меньше. Да кто считал версты на наших дорогах? Может, за день с божьей-то помощью и доберёшься.

– Думаю, сумею. Я с малолетства на ногу лёгкий, не зря меня везде посылали с царскими указами.

– С таким оружием не пропадёшь, но не забудь главное – молитву.

– Как без неё, ведь иду сына вызволять из беды!

– Молитвой дух укрепляй!

– Спаси Бог, отец Афанасий, за помощь! – простился стрелец.

– Прощай, Фролка!

Отправился Фролка по указанной дороге. Вскоре сосны сомкнули над ним зелёный полог. Шагает, песок под ногами скрипит. Тихо, деревья не шумят, словно не хотят мешать горю человечьему, только птицы песни щебечут печальные. Дорога легка, коль под ногами трава-мурава. Да одна напасть – вскоре стемнело, а впереди ни одного огонька. Но разве ночёвка в лесу устрашит удалого стрельца?

Шагал-ступал Фролка и, когда звезды густо рассыпались по небосклону, приметил место для ночлега поблизости от дороги на полянке среди можжевельника. Под развесистой ёлкой на мягкие иголки расстелил стрелец кафтан. В руки взял бердыш, ведь с большим топором и спится слаще, ещё сбоку положил верную подругу – саблю, а на приклад пищали голову приклонил. Не разжигая костра, всухомятку, отведал сухарей и вскорости уснул.

Проснулся Фролка посреди ночи – продрог от сильного ветра, ровно зуб на зуб не попадает. Натянул он шапку до бровей, накрылся кафтаном и опять задремал. Но, видать, не судьба было стрельцу в ту ночь выспаться.

Грянул далёкий гром, и тяжёлые капли дождя ударили по земле. Над головой заскрипела старая ель, следом ходуном заходила земля. Вскорости дерево стало заваливаться набок. Как щупальца диковинного зверя, из почвы полезли корни…

Спросонья Фролка откатился в сторону, оторопев от грохота и тряски. Придя в себя, он заглянул в образовавшуюся яму: в том месте, где только что росла ель, в кромешной тьме мерцал малиновый свет. Стрелец оцепенел с перепугу, и тут ещё донёсся непонятный стук из-под земли. Фролка зажмурился и подумал: «Будь что будет, небось, новая напасть от водяного».

Буря тем временем не прекращалась, лес шумел на все голоса – скрипел и ухал, ветер выл в кронах деревьев, ломая ветки. Сквозь шум из ямы послышался скрип, а после громкий треск. Фролка открыл глаза и присмотрелся – песок осыпался куда-то в глубь земли, затягиваясь в воронку…

Вскоре в земле образовалась немалая прореха, оттуда пахнуло сыростью и затхлостью. Неожиданно малиновое свечение исчезло. Но в свете звёзд стрелец рассмотрел торчащий из земли диковинный рог… Фролка в отчаянии ухватил его как саблю и со всей силы потянул на себя… Следом из земли показалась голова то ли коня, то ли быка. У Фролки перехватило дух, и думать об отступлении стало поздно. Из ноздрей неведомого чудища во все стороны посыпались искры! Посветлело, как днём, но от того стало ещё ужаснее…

Отпустив рог и чуть-чуть придя в себя от увиденного, Фролка вытащил саблю и бердыш, прижал к себе… Так, на всякий случай. Но диво дивное наконец-то вышло полностью из земли. Присмотрелся стрелец, да это ж Индрик-зверь, то бишь единорог. У царя-батюшки так самая большая пушка называлась, а на ней искусно отлито подобное чудище, с рогом на лбу. И вот теперь оно стоит перед стрельцом – чёрное, как ночь, бьёт копытом – аж искры летят в разные стороны, густая грива опустилась до самой земли. Вот чудо так чудо!

– Вот кого узреть пришлось, – молвит Фролка. – Сам Индрик-зверь!

– Не понапрасну я здесь очутился, – человеческим голосом откликается единорог. – Пойдём со мной, ратник!

– Не могу я свернуть избранной дороги, сына мне надо спасти: отбить у зибровского водяного.

– Ведаю я про твою напасть, потому и стою на этом месте. Нам пора, собирайся, поскачем к водянику.

Единорог опустился на колени и рогом указал на свою спину.

– Стало быть, ты со мной, – звонко крикнул стрелец и ловко оказался на холке Индрика. – Теперь точно не пропадём! Ну, водяной, подожди!

– Держись покрепче и под ноги лучше не глазей!

Единорог прямо с места пустился в галоп, да как! В два скачка он очутился выше сосен. Копыта диковинного создания не касались верхушек деревьев, а отталкивались прямо от воздуха. На высоте ветер хлестал в лицо, по щекам стрельца катились то ли капли дождя, то ли слезы. Горизонт ровно чернел перед путниками, лишь изредка вспыхивая зарницами. Справа от них блестела Ока, а слева – вековой лес с редкими пустошами и полянами. Времени до рассвета, казалось, была целая жизнь.

В небе Фролка думал только об одном – о маленьком и беззащитном создании – сыне Ваньке. Как ему плохо где-то там, в мерзком подводье, и что он – отец маленького ребёнка – сам повинен в выпавших на долю младенца мучениях. Фролка поднял голову под купол неба, над ним изливался Млечный Путь, слезы высохли на ветру, и сердце молодца вздрогнуло от явленного благолепия…

Всего-то за несколько шальных минут очутился Фролка у знакомой переправы, вот как летел единорог! В два скока он спустился с небес, и стрелец расслышал, как под копытами заскрипел прибрежный песок.

Они огляделись. Лес освещался бледным светом всходившей луны. В темноте жутковато журчала река. Дождь и ветер стихли.

– Дедушка водяной, выходи, разговор есть! – резко, со всей мочи крикнул Фролка.

Но тихо на реке. Глядят по сторонам, но не видно водяного.

– Повремени, стрелец, придёт пора – он покажется! Держись лучше, а то шею сломаешь!

Фролка до боли в пальцах вцепился в гриву. Индрик на сей раз не стал подниматься в небо, а молнией метнулся прямо к реке. Копытами он ударил по воде, брызгая во все стороны. Но это было всего-навсего начало: вскоре от подобной скачки на реке разыгралась грозная буря – поднялись и во все стороны побежали волны, множество водоворотов оставалось после них, а капли веером летели до облаков. Там, где проскакал единорог, появились острова или мели, где прыгал – омут или перекат.

Узрели стрелец и единорог, как по лунной дорожке наперерез волнам плывёт сучковатый ствол. Молвит тогда Индрик:

– Теперь, Фролка, твоё время пришло: рази огнём бревно!

Засмеялся молодец, снял пищаль с плеча, пороху на полку насыпал, взвёл курок – ба-а-а-ба-ах! Пуля угодила куда надо, закрутилось бревно, как живое, завизжало и тотчас исчезло, будто и вовсе не было!

Дальше глядят – мечется по отмели огромный сом, ищет выход на большую воду. Вновь молвит единорог:

– Фролка, опять твоё время пришло: режь-коли ту рыбину!

Послушался молодец, выхватил из-за спины бердыш и давай колоть: раз-два, раз-два, раз-два. Закрутился в воде, завизжал сом и вдруг разом пропал, как будто и не было!

После послышался топот копыт. И вот на берегу явилась взору кобыла. Опять молвит единорог:

– Вновь, Фролка, твоё время наступило, доставай саблю: бей, не жалей лошадь!

– Запорю! – громко вскрикнул наездник и поднялся во весь рост.

Дальше, кусая губы, молодец-стрелец вырвал из ножен остру сабельку… Индрик скакнул и настиг брыкающуюся кобылу. Фролка, отплёвываясь солёной кровью из прокушенной губы, принялся плашмя нахлёстывать врага. Закрутилась, завизжала лошадь и сгинула среди пучков прошлогоднего конского щавеля!

– Молодец, Фролка! То было не бревно, не сом и не лошадь, то были личины хитрого водяного! Думаю, досталось ему на орехи.

Единорог вновь метнулся к реке. Его копыта снова подняли до небес столбы брызг. Фролке даже почудилось, что капли воды улетают на небо и не возвращаются, а там оседают среди звезд. Безудержные прыжки Индрика дали о себе знать: то тут, то там стали всплывать стаи лещей, судаков и плотвы, среди грязной пены они беспомощно раскрывали рты, ловя воздух. Усатые морды сомов и налимов тысячами тыкались в чёрные берега, словно слепые котята в кошку. Стрелец догадался – речная живность гибнет под ударами единорога…

Вскоре детский крик с московского берега прорвал ночную пелену. Единорог одним прыжком с тульского брега оказался возле младенца. Замерев, Фролка рухнул наземь около неясного белого пятна! Словно деревянными руками схватил малютку и давай целовать и ласкать, а единорог неожиданно приказывает:

– Разжигай, Фролка, огонь!

– Ты что задумал, окаянный? – переспросил счастливый отец.

– Ослушаешься – убью тебя и его! – грозно ответил Индрик-зверь.

– Погоди, я всё исполню.

Стрелец достал огниво, подпалил фитиль. А единорог дальше повелевает:

– Давай, прижигай младенца!

– Ты сдурел, Индрик, как я могу жечь родную кровиночку?

– То не твой сын, то сам сын поганого водяного!

Закрыл глаза Фролка и ярким угольком по ручке вскользь ведёт… Завертелся, завизжал у него на коленках младенец и сгинул, будто и не существовал, а пьяному сон пригрезился!

Стрелец от горя повалился в камни. В нос ударил резкий запах ряски и болота.

– Ваня… Ванечка, где же ты… сынок, – запричитал Фролка.

– Дожидайся меня здесь! – гаркнул Индрик и вновь обрушился на реку, поднимая волну и завесу из брызг.

И тут на северо-востоке вспыхнули зарницы, а вскоре над лесом бабахнул гром. От неожиданности Фролка пригнул голову и перекрестился. Пошёл проливной дождь, и крупные капли побежали по лицу и за пазуху. Стрелец стал приходить в себя. Вдруг кто-то рядом заговорил:

– Прошу, не губите!

Фролка поднял голову, он признал голос водяного. Вскоре перед глазами замаячил сам зибровский водяной. Он еле-еле держался на ногах, хромал, а на руках, среди запутанных волос водяника покоился Ванечка. Ночные мотыльки трепетно кружили вокруг лохматой головы водяника. Стрелец подбежал и выхватил посапывавшего сына из склизких рук, прижал к себе и рухнул на колени. Приложив ухо к груди малыша, отец услышал, как бьётся маленькое сердечко.

– Вроде жив, – отрешённо сказал Фролка, повернувшись к единорогу, чья голова оказалась совсем рядом, и почувствовал тёплое дыхание. – И спит.

– Утро вечера мудренее, проспит до обеда, – пообещал сказочный зверь.

Рядом водяной застыл с поникшей головой, как прошлогодний сноп сена. Рог Индрика смотрел в сторону бледнеющей луны, а спокойные глаза мерцали красным светом.

– К людям бы отвезти малютку, – сказал Фролка.

– Поспеем.

Светало. Одеяло из плотных облаков заволокло всё небо, оставив свободным только краешек на самом горизонте. На востоке робко проклюнулись первые солнечные лучи. Порубежные облака испачкались в бледно-розовый цвет, и на земле с каждым мгновением света и радости становилось всё более и более.

Индрик ударил копытом по земле – рассыпался сноп красно-жёлтых искр, водяной встал на колени, а после ничком бухнулся в песок, прикрывая перепончатыми пальцами лохматую голову.

– Поднимайся и слушай: никто не властен нарушать установленный рубеж между нашим миром и миром людей без боли и мучений. Ты первым сделал шаг из своего предела и в отместку за это наказан. Но это далеко не всё. Придёт время, и ты ещё послужишь человеку, – приговорил зибровского водяного единорог.

– Ох-хо-хо, – печально простонал водяной, и в ту же секунду десятки дрожащих голосов русалок, водяных девок и болотников эхом застонали в реке, в ближних старицах и прудах.

– Убирайся, водяник, и не забывай – это мой край!

Водяной обмяк, плечи совсем опустились, и вскоре он словно растворился в молочном тумане. Река стихла и безмолвно несла свои воды в неведомые и далёкие края. Тут в деревне запели петухи, и Фролка обрадовался – наконец-то подоспело утро.

Единорог принял счастливого отца и поскакал прямо над рекой в сторону Серпухова. Перед глазами замелькали кусты, деревья, лодки с пробудившимися в столь ранний час рыбаками.

Фролка прижал сына к себе, укрыв кафтаном от ветра и дождя. Ему ещё до конца не верилось, что всё закончилось благополучно. Но внутри него просыпалось чувство радости и удовлетворения.

Неторопливый полет Индрика над Окой вызвал нешуточный переполох среди людей.

– Глядите, ребята, что за диковина? – кричали безусые юнцы, кинув на песок нераспутанные бредни. – Вот так чудо!

– Нам точно никто не поверит, – вторили им другие.

– Индрик вернулся… Касатик воротился домой, – отложив крючки и сети, шептали рыбаки. – Давным-давно его не было в родных краях, совсем позабыл свою отчину!

Вскоре единорог спустился на землю, прямо на полянку между вековыми соснами. Рассвело. Стрелец осторожно, чтобы не разбудить сына, опустился на землю. Укутав ребёнка и положив среди папоротника, он подошёл к единорогу проститься.

Индрик три раза ударил копытом о землю, и в ту же секунду с журчанием на поверхность хлынули серебряные потоки. Зверь напился ледяной воды и подступил к оторопевшему стрельцу.

– Дальше мне пути нет, там начинается ваш мир, потому оставляю вас в тихом и укромном месте, – с грустью проговорил единорог и добавил: – Не настало ещё время мне показываться людям. Довольно того, что ты ведаешь о моём существовании. Прощай, Фролка, пусть будет здоров и везуч твой малыш. Я навсегда запомню прошедшую ночь!

– Я тоже в жизни не позабуду Сенькин брод! Но скажи, чем мне отблагодарить тебя за помощь?

– Будь ладным человеком, обходи нечисть за версту, и этого довольно… – промолвил на прощание Индрик.

Заблестев рубиновыми глазами, он склонил голову и коснулся прохладным рогом Фролки и потом спящего Ваньки. Прямо на глазах, белея от кончика рога до хвоста, единорог неукротимо скаканул в утренний туман, волочившийся со стороны Речмы, и со стремительностью молнии затерялся среди маковок столетних сосен…

Обессиленный стрелец рухнул в мокрый папоротник и, поправив кафтан у сладко посапывавшего сына, забылся. Во сне он вновь узрел дивного единорога. Они куда-то мчались сломя голову прямо по косогорам, среди зарослей иван-чая, падали и снова вставали…

Фролка с сыном заночевали в ложбине на краю соснового бора. Стрелец пробудился в полдень от духоты и мух. Пахло земляникой и хвоей. Рядом, среди следов от копыт Индрика, ласково журчал родник. «Вчера не было источника, отколь он взялся? Неужто единорог добыл воду? Ну да ладно, не моё это дело», – смущённо подумал стрелец.

Стараясь не разбудить малыша, он ополоснулся и, набрав в бутыль прохладной влаги, отправился в сторону посада. Вскоре дитя проснулось. Большие голубые глаза внимательно посмотрели на отца, словно что-то припоминая. «Родил я тебя на мучения, Ванька», – подумал стрелец.

Фролка присел под куст бузины и, нажевав сухарей, накормил малыша и скорее дальше в путь. Вдвоём дорога веселей, тем паче, если она ведёт домой! А как же – верста за верстой остаётся за спиной, а они водички попьют и далее идут.

Вокруг них раскинулся безжалостный и малопонятный мир. Но Фролка ясно осознавал – он держит в руках самое дорогое, что когда-то у него было или будет. Всё получилось: он сохранил своего сына, и вроде все напасти наконец-то отступили. Никто и ничто не могло омрачить радостных минут, можно дышать во всю грудь и спокойно смотреть в глаза людям. Да, теперь никого не страшился стрелец: ни жестоких опричников, ни крымской орды и ни ливонских солдат – ни пуль, ни сабель и ни плёток.

Наконец-то показалось монастырское сельцо Заборье. Стрелец постучался в первый попавшийся дом и попросил продать для Ванюшки хлеба и какой-нибудь одёжи. Их приняли гостеприимные хозяева, отыскалось молоко и обещали поискать наряды для малыша.

Фролка решил переночевать у крестьян – следовало привести себя в порядок после ночного сражения и отыскать Ваньке хоть какую-нибудь одёжу. Всё благополучно нашлось у хозяев и соседей: рубашка, штанишки, шапочка. А к вечеру натопили баню для путников. Стрелец отмыл сына от ряски и тины и сам хорошенько пропарился перед долгой дорогой в Москву.

С утра выдалась попутная оказия до Серпухова. А с городского торжища с купеческим обозом Фролка с сыном выбыли в Москву. Незаметно пролетели два дня в дороге. Вот наконец-то подъезжает он домой, к жене, к родному отцу и матери.

Фролка идёт, весёлые песни поёт да на дуде-жалейке играет. А Ванька улыбается и смеётся, словно ничего с ним страшного и не приключалось. Из всех домов на улице соседи высыпали посмотреть на удалого стрельца, спасшего своего мальца…

Но некогда Фролке мять домашние перины – пора и честь знать. Оставив Ваньку родне, стрелец вскорости воротился в полк.

Приметив в лагере Фролку, боярин расспросил стрельца. Бранить не стал, а наоборот, похвалил за смелость и смекалку и произвёл его в десятники с пущим жалованьем. Служи, молодец, да не горюй!

А в воскресенье отправился Фролка в Высоцкий монастырь. Обрадовалась братия чудесному избавлению ребёночка от мучений у водяного. Сам игумен отслужил благодарственный молебен Богоматери.

По осени стрелецкие полки отбыли в Москву до следующего лета. Так и шла служба год за годом, беспокойные времена переживала страна. Спустя несколько лет Фролка за храбрость при осаде Ревеля был поставлен сотником в родном полку.

А под сельцом Зибровом да на Сенькином броде с тех пор воцарились тишь да благодать. Вот так раз и навсегда отвадили водяного озорничать и беспокоить проезжих.

 

Верная охота князя Всеслава

По мотивам русской народной сказки «Звериное молоко»

Мудрые люди свидетельствуют – в старину такие удальцы рождались, а нам от них только сказочки остались. Так вот, в те давние времена правил на наших землях былинный князь Всеслав. Недруги обходили стороной его владения, где надолго воцарились тишь да благодать. Появлялись новые города, распахивались пустоши, строились мосты. Крестьянин трудился на земле, кузнец ковал серпы и мечи, а пастух пас стадо.

Задумал как-то князь Всеслав поразвлечься, силу и ловкость испытать – в лесах и полях поохотиться на медведей и волков. Охота у него была знатная – не только собаки да ястребы с соколами и орлами, но и волки с лисами и всякое зверье. Даже вольные птицы ему дань приносили: в чём искусны и богаты, тем ему и служили. Так, лисица – хитростью, заяц – прыткостью, орёл – крылом, а ворон – клювом.

На прощание молодая княгиня ждать обещала да в губы князя Всеслава целовала. Была она пригожа: черноброва, а кожа белее снега. Но уж очень горда и спесива – с простыми людьми не говорила, только с боярами изредка лишь словом перемолвится. После отъезда мужа княгиня затворилась во дворце и никого к себе не подпускала.

День нет князя в столице, неделю, потом другую. А к княгине-красавице в каменные палаты повадился летать Змей Змеевич. Бывало, посереет небо, дождь дождит – несётся по небу огненный змей светящимся клубком, рассыпаясь искрами, а на земле раз – и обернётся молодым молодцем, удалым удальцом и всё ходит кругами вокруг княгини, ласковым голосом щебечет, подарочки ей дарит, то засмеётся, а то слезу смахнёт кружевным платочком. Ей бы в светёлке затвориться с подругами да весточку князю отправить с быстрым гонцом, глядишь, и отстал бы ухажёр. Да нет… Дрогнуло сердечко княжеской жены, так сладко закружилась голова…

Пошли у княгини шальные деньки. Вскоре мало им стало тайных встреч. Сговорились они погубить князя Всеслава. Да только в бою честном не одолеть Змею Змеевичу удалого витязя с его Верною Охотою, как ни сражайся. Значит, остались у змея в запасе только хитрость и обман…

Так вот, когда наконец возвратился Всеслав во дворец из дремучих лесов да полей, жена прикинулась больной. Лежит, не встаёт, только пустую воду пьёт. Тогда созвал князь лекарей в палаты и давай выведывать, чем княгиню лечить. Но знахари только руками разводят, мол, княже, не ведаем такой болезни.

Вечером красавица закрыла ясные глазки и тихонько говорит мужу, как Змей Змеевич надоумил:

– Милый, я больна! Ничто не спасёт меня, кроме волчьего молока. Надо мне им умыться, чтобы скорее оздоровиться.

– Не грусти, я скоро буду, молока того добуду.

Так ответил князь и поспешил собираться в дорогу. Да тут старушка-мать, упала на колени и умоляет сына:

– Не езди никуда, сынок! Обманывает тебя супруга! Где это видано – лечиться молоком волчицы? Вызови лекаря из-за границы!

Ничего не ответил князь, только молча вышел из палат и отправился за волчьим молоком, чтобы спасти ненаглядную жену, а с ним и его Верная Охота. Эх, нарушил Всеслав не только волю родной матери, но и свой же указ не травить зверя летом, когда птенцы и зверята подрастают.

Не ест и не спит князь, по лесам и полям весь день рыщет. Наконец попалась охотникам в самой глуши волчица, как увидела Всеслава, жалобно взмолилась:

– Княже, не губи, к милым деткам отпусти!

– Давай своего молока! – говорит князь.

Тотчас она дала ему молока и в благодарность ещё волчонка подарила. Отправился обратно Всеслав, спешит к жене, а та все дни и ноченьки только и мечтала, что муж сгинет среди болот. А он назад вернулся, да ещё и с молоком волчицы. Пришлось княгине умыться и вновь притворно супружескую любовь изображать.

Прошло немного дней, княгиня опять как будто захворала и шепчет мужу:

– Дорогой, я больна! Меня спасёт лишь молоко медведицы! Достань, прошу тебя, любимый!

– Не грусти, я скоро буду, молока ещё добуду.

Так жену заверил князь и поспешил собираться в дорогу. Да тут старушка-мать со всей родней встали на колени и умоляют Всеслава:

– Останься дома, княже. Дурит тебя супруга, вокруг пальца водит, гибели твоей желает! Где это слыхано – лечиться молоком дикой медведицы? Выпиши дюжину лекарей из-за границы!

Ничего не ответил родным князь, только вздохнул и молча вышел из горницы. Вскоре Всеслав со своей Верной Охотой отправился искать медведицу. Через несколько дней в глухой чаще лесной окружили зверя. Почуяла медведица беду, в ноги князю повалилась, слёзно взмолилась:

– Помилуй не меня, а моих деток, что прикажешь – всё исполню!

– Хорошо, давай своего молока! – говорит Всеслав.

Вскорости дала медведица князю молока да ещё медвежонка подарила. Поспешил князь во дворец, отдал супруге медвежье молоко. Сверкнула княгиня злыми глаза, но делать нечего – умылась молоком. Пришлось сделаться притворно ласковой и весёлой, но ненадолго. Спустя несколько деньков вновь занедужила красавица и просит князя:

– Любимый, я больна! Сослужи мне службу, принеси мне львиного молока – и я не стану больше хворать, буду песни весёлые распевать и тебя все дни напролёт забавлять!

– Не грусти, я скоро буду, молока ещё добуду.

Так жену заверил князь и отправился собираться в дальний путь. Но тут старушка-мать со всей родней, боярами, купцами, горожанами и крестьянами вот что удумали: прямо на площади грохнулись на колени перед князем и давай слезно умолять:

– Княже Всеслав, останься дома. Не верь супруге, смерть твою она спит и видит! Где это видано и слыхано – лечиться молоком львицы? Выпиши самых лучших лекарей из-за границы!

Ничего не ответил князь, сильно нахмурился, опустил голову и молчком обратно во дворец. Так захотелось Всеславу увидеть жену здоровой и весёлой, что покинул родной терем через задние ворота и скорей отправился разыскивать заморскую львицу. Прихватил он в дальнюю дорогу свою Верную Охоту.

Много дней они скакали на юг. Ночевали в дикой степи, вплавь переправлялись через реки. Наконец взору князя открылось безбрежное синее море. В городе наняли корабль и отправились в заморскую страну. В пути изрядно штормило, судно крутило и качало, насилу путники дождались, когда под ногами окажется земная твердь.

Вот показался маяк, а следом портовый город. Ступил князь на чужой берег – волки, медведи рассыпались по горам, по долам, а ястребы и соколы поднялись к небесам, разлетелись по лесам да по кустам. Перепугалось здешнее зверьё, кинулось кто куда.

Вскоре могучая львица смиренно припала к ногам князя Всеслава.

– Проси что хочешь, князь! Только детишек моих не тронь! – взмолилась львица.

– Хорошо, давай мне своего молока!

Налила львица Всеславу молока и ещё подарила маленького львёнка. Поскакал витязь к кораблю, и, подняв навстречу ветру паруса, устремились они к родным берегам.

Вот так князь вновь принёс княгине заморского молока, теперь от львицы. Капризная красавица поздоровела, повеселела, а князя Всеслава, по наущению Змея Змеевича, вновь просит да умоляет, слезами сверкает:

– Мой любимый! Теперь я здорова и весела, а ещё я красивей бы стала, если б ты потрудился достать мне золотой пыли: лежит она далеко на чужбине, за двенадцатью горами и долинами, за девятью дверями и замками, на самом верху башни царя Змиулана. Тогда бы я тебе родила наследника, такого же отважного и сильного, как ты, мой милый!

– Не плачь, я скоро буду, золотой пыли я добуду.

Обрадовался князь последнему испытанию – видать, такова его тяжкая доля! «Рискну в последний раз, и заживём мы счастливо дружной семьёй», – подумал князь Всеслав. Быстро в путь снарядился – обнял жену, а к матери, родным и друзьям даже не заглянул, покинул дворец через подземный ход, словно от врагов прятался. Оседлал за городом коня и давай пылить до небес, а за ним увязалась Верная Охота, да вот только один чёрный ворон припозднился: мертвечину клевал и потому остался.

Не успел стихнуть топот копыт княжеского коня, как уже гром загремел – то Змей Змеевич по небу летит, к неверной княгине спешит. Облака разгоняет и искры в стороны пускает.

Преодолел двенадцать гор и перевалов князь Всеслав и пришёл с Верною Охотою к башне самого Змиулана, царя и повелителя всех змей на земле.

Постучал дятел в дверь – глядь, а кованые замки сами размыкаются, двери железные отворяются. Удивился чуду князь Всеслав и вошёл с друзьями в башню. Дивятся они лавкам и столам из малахита и змеевика, золотой и серебряной посуде сплошь в рубинах и яхонтах, расписанным стенам и потолкам.

– Рты зря не разевай! – кричит князь. – Давай успевай!

Без труда набрали они золотой пыли на самом верху башни. Вышел наружу князь – за его спиной поднялись шум и суета, то одним махом двери закрываются и замки сами собой запираются. Глядит: Верная Охота вся осталась в заколдованной башне змеиного царя. Вот какую хитрую ловушку приготовил Змей Змеевич со своей роднёй князю Всеславу и его Охоте! Разлучили-таки витязя с верными друзьями!

Но никто не сдаётся: рвётся наружу Верная Охота – ревёт, скулит, дерётся, кто зубами, кто когтями ломают крепкие двери и замки. Выхватил князь свой острый меч и давай дверь рубить, но ей хоть бы что. Тогда стал он замок молотить, да клинок изломался. Постоял-постоял, подождал-подождал князь Всеслав и с горем в сердце отправился в обратный путь один-одинёшенек.

С трудом преодолел витязь двенадцать гор и долин. В оборванной одежде, охваченный грустью по Верной Охоте, которая нещадно давила на грудь, подходит Всеслав к родному городу. Глядит по сторонам и диву даётся: в столице чужие солдаты хозяйничают. Его верная дружина и вся родня по темницам распихана, закована в железные кандалы. Даже родная мать в светёлке закрыта, а у ворот стража с саблями наголо.

А что же во дворце творится? Неузнанным из-за лохмотьев спешит он к высокому терему… А там любимая жёнушка суетится, весела и молода: ну кровь с молоком, на стол накрывает – кушанья подаёт и вина разливает. Во дворе Змей Змеевич хозяйничает! Признал его князь по хвосту, торчащему из-под одежды. От горькой обиды подступили слёзы, тогда выхватил Всеслав свой меч, да он же сломан! Крикнул тогда ненаглядной жене:

– Милая жёнушка, неси скорее мой верный меч из опочивальни!

– На кой ляд мне такой супруг! – отвечает неверная жена. – А твой меч заговорённый давно у моего любимого Змея Змеевича служит вместо кочерги!

Вскрылся наконец-то обман и надувательство. Князя Всеслава обвели вокруг пальца коварная княгиня и Змей Змеевич. Так ему стало от этого горько, всё потерял он – мать, родных и друзей, княжество и свою Верную Охоту. Руки у Всеслава опустились, словно плети висят.

А Змей Змеевич этого только и дожидался и так любезно молвит князю:

– Здорово, князь Всеслав! Наверно, отродясь не думал, не гадал, что в собственном доме в полон угодишь, а всё хлопотами той ненаглядной красы, которую пригрел на своей груди? Да, видно, придётся тебе испить горькую чашу позора и унижений! Но я не желаю марать руки об тебя! Возьми мой подарочек – на шейку шёлковая петля! А вздумаешь упрямиться – мои змейки тебя на части разорвут и всю родню твою и дружину верную!

– Погоди, змей! Да, твоя взяла, я в полной твоей воле! Только прошу, не губи мать и родных, дружину и Верную Охоту! Позволь мне перед смертью спеть всего-то три старые песни, что пели за свадебным столом.

– Ладно, пой, есть такой обычай – пусть исполнится последнее твоё желание, – отвечает Змей Змеевич, а сам уже примеряет корону княжескую.

Запел Всеслав первую песню – даже подлая змеюка заслушалась. А верный ворон каркает на ухо своему князю:

– Пой, пой, князь Всеслав! Твоя Охота уже три двери прогрызла!

Спел другую песню – Змей Змеевич прослезился. А верный ворон опять каркает, пусть даже стража отгоняет его:

– Пой, князь, ещё пой, твоя Охота уже девятую дверь испортила!

– Хватит! – зашипел Змей Змеевич. – Полезай, князь, в петлю, да поскорей! Хороши песни, но нечего жаловаться на судьбу, нам веселье портить да горькими слезами уродовать мою победу!

– Послушай третью песнь, Змей Змеевич! На своей свадьбе её пел я с друзьями, никогда не думал, что спою её перед своей могилой.

Затянул последнюю, третью песню Всеслав, а ворон снова каркает со всей мочи, хоть и гонят его со двора:

– Пой, пой, князь! Твоя Охота последний замок ломает!

Затихли дворец и весь город, в темницах колодники примолкли, прощаются со Всеславом. Но вот завершилась песня, а Змей князю уже шёлковую петлю на шею надевает, торопится. Только и осталось Всеславу напоследок вздохнуть полной грудью и крикнуть на весь честной мир:

– Прощай, белый свет, прощайте, мать и родня, прощайте, друзья и люди добрые! Не радуйся, Змей, а лучше плачь горючими слезами – ведь во веки веков не одолеть людей змеиному отродью! Вот слышен шум крыльев и топот моих вольных братьев!

И правда, Верная Охота тут как тут, легка как на помине: соколы выхватили из рук палача верёвку, медведи разорвали кандалы у дружины, волки открыли темницы. А самозванца и обманщика Змея Змеевича лев стащил с трона, следом звери подхватили его и в клочки разорвали. На блудную жену накинулись птицы и мигом заклевали.

Так скоро и бесславно окончилось в наших землях правление Змея Змеевича. С тех пор Всеславу только и выпало в одиночестве доживать свой век, в горе горевать да слезы вытирать. Но остался верен князь одной забаве – Верной Охоте, с ней делил стол и ночлег отважный витязь.

Однажды, вверивши княжество племяннику и боярам, подался Всеслав в глухие леса за боровой дичью, припозднился в окраинах аж до лютых морозов и обратно в стольный град так и не возвратился… Искали его три года, но даже останков не нашли. Погоревали дружина и простой люд о добром князе, а молодой князь справил тризну по Всеславу.

Вот и сказке конец, да рассказ ещё не весь… Ещё поведали земляки – князь Всеслав и его Охота бесследно не сгинули в лесах. Они здравствуют и до сих пор странствуют среди наших бескрайних дубрав и болот.

Порой в ясную ночь, подняв голову к звёздному небу, можно разглядеть в свете полной луны, как среди созвездий и сосновых вершин по чёрному небу с восточной стороны на запад скачет во весь опор отважный князь Всеслав со своею свитой – Верной Охотой. Под ним белый статный конь, его копыта высекают снопы искр, а из ноздрей валит пар. На плече витязя – тот самый верный ворон, на груди мерцает кольчуга, глядь, а на остром шлеме отражаясь, горит сама Полярная звезда.

В вышине, насколько хватает взгляда, обгоняя друг друга, парят соколы и орлы, лебеди и гуси, сотни преданных птиц. Не отставая от князя, во весь опор несутся львы и медведи, волки и лисы, кабаны и рыси, олени и лоси, зайцы и горностаи…

И так все ночи напролёт, не уставая, без остановки небесные странники гонят невидимого зверя по земле и по небу. Под ними проносятся залитые лунным светом поля и дубравы, поймы рек и луга…

Редкие счастливцы, лицезревшие ночную Охоту князя Всеслава, шёпотом передают о виданном чуде…

А ещё поведали мне старики: коль настанет на матушке-Руси тяжёлая пора, ослабеет мужская сила, дрогнут перед врагом наши витязи и ополченцы, то сызнова объявится княже Всеслав, а с ним и его Верная Охота, легка как на помине! Клык к клыку, крыло к крылу, коготь к когтю – так ощетинится непреодолимой засекой легендарная Охота, ведь за ними родная земля!

А ещё обрушатся с небес на недругов молния за молнией! Вспыхнут леса и степи, заполыхают земля и небо! Следом разольются реки и набухнет земля. Придёт черёд – холодные ветра пригонят на сотни вражьих языков стада туч с колючим снегом, и всё скуёт первобытный мороз!

За извечным князем Всеславом, за Верной Охотой поспешат по земле полк за полком, дружина за дружиной. И много прольётся крови, и не устоит враг, дрогнет и в отчаянье упрекнёт себя и спросит: «Зачем я пришёл на эти земли, глупец?»

И вновь возвратится мир и воцарится покой… Да не покинут нас во веки веков княже Всеслав и его Верная Охота!

 

Волшебная дудочка

В стародавние времена, когда вода была еще мокрой, а снег совсем холодным, жил князь богатый и сильный правитель многих земель и народов, подданные величали его Великим. Он был крепок, в плечах косая сажень, а множество кровавых битв навечно отпечатались шрамами на его лице. В седле он проводил времени больше, чем на земле, и только когда разменял пятый десяток, снял кольчугу и шлем.

Столица княжества стояла на высоком берегу в удивительном месте – там, где соединялись в единый поток две полноводные реки. Берега давно украсили прекрасные здания из белого камня, спорившие, кто из них величавее и наряднее. Князь был известный и, главное удачный полководец, и соседи боялись нападать на страну, а крепостные стены редко обновлялись в городах и усадьбах. Подвластные земли славились урожаями пшеницы, бесчисленными стадами, крепким железом и храбрыми воинами – надёжей и опорой князя.

Размеренную жизнь князя в последнее время омрачало только одно обстоятельство – он старел.

Его постоянно преследовало желание, которое он не мог исполнить, – стать бессмертным. Теперь при виде кладбищ и похоронных процессий он хмурился, терял мужество и, пришпорив коня, поскорее старался миновать печальные обители мертвых.

Никто из верных бояр-советников не мог подсказать Великому князю путь к вечной жизни.

Да что там вечная жизнь, он даже не мог приостановить процесс старения. Каждое утро он рассматривал в зеркале свое лицо и находил новые морщины.

Не первый год княжеские послы упорно посещали ближние и дальние страны с единственной целью – выведать хотя бы крупицу знаний о продлении жизни. Но пока все было тщетно…

Нефрит, как и икра, вместе с другими заморскими советами не помогали, а годы бежали своим чередом.

Однажды князь со свитой охотился в глухих лесах. Дни выдались хмурые и неудачные – зверя не было. Как-то вечером в охотничью избушку, где отдыхал князь, забрел старый отшельник в истертой обуви и мокром плаще.

Согревшись у огня, старец неожиданно молвил Великому князю:

– Князь, ведома мне твоя кручина, я помогу тебе. Только обещай все исполнить, как скажу.

– Даю слово, – пообещал князь.

Старец склонился к нему и что-то зашептал на ухо.

В избушке замерли придворные, стало слышно, как поет комар за стеклом, но ничего не узнали посторонние. Только огонь в печи пожирал полено за поленом, и ничто не могло остановить рыжие языки. Князь слушал и кивал головою в знак согласия, а княжеское чело прорезали глубокие морщины от горьких дум.

– Так вот, – уже громко объявил отшельник, – когда вернетесь во дворец, немедля позови боярина, что ведает младшей дружиной, и прикажи привести самого молодого дружинника, он последним пришел в войско, когда ты был здесь на охоте. Снаряди и отправь отрока на Север, только там есть то, о чем я говорил.

Более ничего не сказал отшельник, благословил князя и ушел, и никто не посмел его остановить.

Не дожидаясь окончания охоты и даже рассвета, князь решил вернуться в столицу. Спешил, ох да торопился князь, аж трех коней загнал! Собрались ближние бояре и воеводы, и перед хмурыми очами Великого князя предстал деревенский детина – кровь с молоком, волосы, как солома, торчат в разные стороны, силы в нем – лошадь не нужна, сам поле вспашет, да только двух слов связать не может.

– Как твое имя, отрок? – строго спросил князь.

– Иваном родители кличут, а соседи Ванькой, – робко ответил новобранец, не зная, куда деть руки: то за пояс сунет, то под мышки спрячет.

– Да ты в деревне, наверно, был самый распоследний дурень?

– Кажись, так, отец и мать сказали, что меня сможет исправить только дружина. Вот я и пришел. Не гоните меня, а то, пока шел, две пары лаптей истрепал, обратно идти не в чем. Да и вся деревня будет смеяться надо мной, я лучше утоплюсь, чем с позором вертаться.

Расстроился князь, уж больно ум убогий у новобранца оказался: сила есть – ума не надо, какой-то шут гороховый. Видно, посмеялся отшельник, ничего у парня не получится, хорошо, если живой вернется, а то, глядишь, сразу за городом выклюет ему ворон глаза. Но князь вслух не обмолвился, а судьбу решил все же испытать. Выполнил все, как велел старец.

– Ваня, ты знаешь, где Север?

– Кажись, против юга те севера-то будут, али ошибаюсь?

– Ну слава Богу пойдешь туда, и больше никуда – слышишь? – не сворачивай и не поворачивай. Там добудешь то, что сделает меня бессмертным. И поторапливайся, я ждать долго не люблю. Никому не болтай, зачем идешь. Коли выполнишь задание, то отдам тебе в жены младшую дочь да сделаю воеводой, а коли вернешься с пустыми руками, то будешь до смерти чистить навоз в моем свинарнике.

– Все уразумел, а насчет болтовни, то я ни-ни, я молчун, вся деревня подтвердит, у меня не забалуешь…

– Иди, Ваня, иди. Верю тебе, не сомневайся.

– Батя говорил, на таких, как я, все и держится.

– Истинно так, не врал батя твой.

Великий князь насыпал парню полную ладонь медяков, а воевода в придачу выдал драный тулуп, ношеные сапоги да мешок ржаных сухарей и привел старую кобылу под седлом.

Сборы закончились быстро, практически не начинаясь. Ваня еле-еле держался в седле, и для верности привязал себя веревкой к лошади, рассмешив до слез всю дружину.

Рано утром, миновав заспанных стражников, из столицы без оглядки выехал всадник и поспешил по северному тракту. За плечами путника болтался мешок с сухарями, за поясом торчал топор, а в рубахе в потайном месте были зашиты медные монетки. Никто не провожал парня, ведь родня жила далеко, в глухой деревне, а невесты у дурня отродясь не было, не считая младшей дочери Великого князя, которую, кстати, Ваня еще и не видел. Да и не хотел он на нее смотреть: ведь окажись девушка красавицей, помирать будет страшно, мечты заслонят все мысли, а безобразный вид обесценит будущий подвиг… Да-да, оказывается, Ваня-то был не так и глуп. Как же его деревня называется, уж не Академия ли?

Первый день пути миновал спокойно, затем второй и третий… Дорога была почти пустой, зимник растаял, а для телег земля еще не просохла, только редкий пешеход пугался и обходил Ваню стороной, от греха подальше, принимая юношу то за умалишенного, то за беглого дружинника. Иван ночевал в стогах сена, трактиры и постоялые дворы объезжал стороной – берег деньги, а яйца и мясо покупал у крестьян, так выходило дешевле. Эх, зря смеялся князь – деревенская хватка была у парня. Только и сам он не знал, для чего берег гроши, возможности вернуться, да еще с каким-нибудь молодильным яблоком, практически не было, это только в детских сказках за забором растут волшебные яблони…

Едет Ваня, головой крутит – родная земля справа, слева и сзади, а что ждет впереди – неизвестно. Квадраты полей, зеленые сады раскинулись вдоль дороги, вдалеке темнели рощи и леса, через реки перекинулись добротные мосты. Но с каждым переходом жилья с огородами становилось меньше, а оврагов и лесов больше. Вскоре широкий тракт превратился в разбитую проселочную дорогу, ведущую через глухой лес, мосты исчезли, а вместо них – глухой перевозчик с внешностью разбойника того и гляди пихнет в воду. Вскоре ехать верхом стало невозможно из за острых сучьев и веток, и Ваня пошел пешком, а кобылу вел под уздцы, но мешок с сухарями ей не доверил: вдруг подведет.

Странные пошли места, темные, редко встретишь солнечную поляну, где без страха заночуешь, все заросли да овраги, пни да ямы. Кругом ни охотника, ни прохожего, только черные птицы и дикие звери. Сколько раз хотелось Ване повернуть назад, пусть с позором, но вернуться домой, или пропить все деньги в кабаке, а потом – будь что будет: свинарник или тюремный острог. Проще пареной репы – развернуть конягу, но в последний миг что-то останавливало его и заставляло продолжать путь. Впереди парня ждали страшные места, невиданные, по сторонам все елки, да сосны, да валуны, покрытые вечными мхами. Сгинешь здесь, и никто не узнает. Кости волки да лисы растащат по округе.

Прошло много времени, пока ступил Иван на берег Студеного моря, посмотрел на серые волны и белые облака, на мокрый песок, а отдыхать вернулся в лес, там спокойней. В озерце наловил непуганых окушков, сварил знатную уху, аж ложка стояла, славно отужинал и, накрывшись тулупом, завалился спать.

Проснулся Ваня посреди ночи от страха. Вой ветра был подобен крикам чаек, деревья в ужасе скрипели, а догоревший костер еле светился бордовыми глазами угольков. Начиналась буря.

Сон как рукой сняло.

Ваня вышел на берег и огляделся. У камня валуна сидела девушка с прялкой, русая коса с голубой лентой раскачивалась в такт прялке.

Ночная гостья была прекрасна, платье расшито бирюзой и изумрудами, в волосах гребень с рубинами. Страх пропал, и Ваня, спотыкаясь о камни, приблизился к красавице. Но тут девушка сама повернулась к парню.

– Ты кто и откуда здесь взялся? Люди испокон веков обходят эти места стороной! – сказала пряха, а сама продолжала прясть пряжу. Ее голос зазвучал музыкой, даже бушевавшая вокруг непогода не заглушила его, и в то же время в нем чувствовалась необъяснимая сила.

– Я Иван, дружинник Великого князя, а ты кто, ненаглядная краса? – с трудом вымолвил Ваня, кланяясь до земли. Он сам подивился своей храбрости, в родной деревне он за версту обходил красных девиц.

Девушка сверкнула голубыми глазами, и румянец пробежал по щечкам.

– Я Стреча, богиня судьбы. Никто из людей не должен видеть меня, тем паче, как я пряду. А ты, крестьянский сын, подобру-поздорову уходи поскорей туда, откуда пришел.

– Стреча, Стречушка, я не буду смотреть на пряжу, эка невидаль. Мне на тебя поглазеть охота. Дай мне еще хоть одну минуточку полюбоваться на твою красоту, может, последний раз в жизни видимся-то, а?

– Ну что ж, глазей, деревенщина. Однако поведай, как на духу, зачем в наши края пожаловал? Разбойничать или озорничать? И не вздумай врать, я все вижу и знаю наперед!

Ваня как сбросил тяжкий груз со своих плеч – все поведал прекрасной богине-пряхе, ничего не утаил и не приукрасил. Молча богиня выслушала молодца.

– Значит, желает твой князь обрести вечную молодость, подобно легендарной птице Феникс?

– Желает, ох как желает! И наказал мне, что если не выполню его волю, то жить мне всю жизнь в свинарнике. Не хочу я доли такой подлой, лучше голову сложу здесь за Отечество, чем свиней и хряков обхаживать весь свой век.

– Только твоей головы здесь не хватает. Ладно, ведаю я, что твой князь еще поживет, не скоро еще его нить порвется. А тебе более ничем помочь не могу, уходи отсюда скорей. Не в моей власти давать людям вечную молодость.

– Посоветуй, Стречушка, а то погибну ни за грош! Все исполню, что скажешь! Ни в чем я не виноват, никого не обидел почем зря, не оскорбил, не оговорил.

– Врешь, Ваня, ох и врешь, с отцом ругался али нет?

– Было, каждый день вспоминаю и плачу, Стречушка!

– Даже не знаю, чем тебе помочь. Ты, небось, у себя в деревне наслушался бояновских сказок о живой воде да молодильных яблоках, но нет их здесь.

– А что есть-то, Стречушка?

– Молчи, лапоть деревенский. Ладно, так и быть, подскажу. Надо тебе раздобыть волшебную дудку Живы или Весны, так вы, люди, ее кличете. С помощью своей чудесной дудки каждый год после холодной зимы она пробуждает землю ото сна и вновь дает ей молодость, а главное, силушку любить и родить. Каждый год молодая листва зеленеет на деревьях, а трава и цветы украшают поляны. Ищи её, может, она и сжалится над тобой, деревенщиной. Подарит, глядишь, свою дудочку или испепелит тебя в золу, как на лесном пожаре. Не знаю и не могу тебе открыть судьбу твою, поэтому ступай ищи Живу.

– А где ж я её найду-то?

– Ничего-то душа твоя еще не ведает, а ум спит богатырским сном. Запоминай: как услышишь, в чаще кукует кукушка, туда и иди, глядишь – и Живу узришь. Слушай свое сердце, оно тебя приведет. А теперь прощай!

– Прощай, Стречушка, спасибо за науку и совет. Да ответь напоследок: увидимся ли мы еще с тобой на этом или ином свете, а? Не видел я такой красоты в жизни даже в столице!

– Иди, дурень, у тебя глаза только приоткрылись и мир ты только начинаешь понимать. Запомни: красота без добра – ничто, прах и зола.

Стреча умолкла и исчезла, отвернулась от Ивана, словно и не было девушки с прялкой на берегу. Тишина, песок да камни, и море все гонит и гонит на берег белогривые волны. Привиделось, что ли, али приснилось?

Всю ночь, как малое дитятко, проплакал наш Ваня, всё вспоминал далекий дом, родную мать с отцом, озорных друзей и всю родню, даже припомнил князя, которого и видел-то всего один раз, да так ревел, что выплакал все слезы, что были у него, до самого потайного донышка.

Вани-недоросля не стало, он остался между серыми валунами и кривыми березками. Другим человеком проснулся утром Иван. Даже кобыла почувствовала перемену в седоке и наконец-то стала послушной.

Путника ждал дикий, первозданный лес, лишь в полдень он с трудом пробрался на лесную поляну. Слышит, в глухой, заросшей вершинке закуковала кукушечка – небесная посланница.

Только нет к ней прямой дорожки – кругом болото, коварные кочки, как головы гигантских жаб, возвышаются среди коричневой жижи. Делать нечего, переоделся во все чистое Иван, сплел венок из березовых веток и начал пробираться в самую глушь, где невидимая птица считала то ли княжеские года, то ли его шаги.

Пробился, но исцарапался ободрался так, что все тело горит. Смотрит, а на старой черемухе сидит вещая кукушка и совсем его не боится. До земли поклонился птице Иван и говорит:

– Кукушечка, помоги мне, подскажи, где найти Живу-Весну. А вот тебе мои подарочки – березовый веночек, сухарики и медные грошики, все мое состояние дарю тебе.

Непростая оказалась птица. Повернулась к нему кукушка и отвечает человеческим голосом:

– Спасибо за подарки и угощения, да только сестре моей, Стрече, ты до земли кланялся, а мне только до пояса.

До земли поклонился Иван. Тут и обернулась птица милой девицей с венком из весенних цветов на русой голове. Поклонился опять Иван и поведал, что за кручина привела его к ней.

Выслушала юная Весна-Жива и молвила:

– Помогу я тебе, отрок. Кому, как не мне, служить любви и жизни, но только если ты мне сослужишь великую службу!

– Я согласен. Что делать?

– Клянись не на живот, а на смерть!

– Клянусь!

– Так вот, видишь, мой дом окружает это гнилое болото, которое кишмя кишит змеями. Они заползают в птичьи гнезда и выпивают яйца, едят птенцов, не дают моим птичкам спокойной жизни. Я пройти не могу, чтобы не запачкать платье белоснежное да сафьяновых сапожек. Одолеешь их – твоя волшебная дудочка, а на нет и суда нет.

– Одолею.

Достал Иван из-за пояса крестьянский инструмент – топор, и прямиком в болото. Как накинулись на него змеюки поганые, за сапоги кусают, норовят под рубаху попасть и крови молодецкой напиться, чтоб упал Иван бездыханный и в черной болотной жиже захлебнулся.

Но Иван не сдается, парень не промах, пусть и деревенский, рубит и топчет змеюк, серые головы да скользкие хвосты налево и направо летят без разбору…

Час прошел, второй, а за ним и третий, а змей как было видимо-невидимо, так и осталось.

Ступить невозможно, кругом одни гады. Устал Иванушка, уж ноги не держат и руки трясутся топор выскальзывает. Пробился обратно к краю болота и там упал на твердую землю. Лежит и от обиды, что не может победить болотных гадов, родную землю кусает.

Только перевел дух Иван, как слышит, рядышком журчит ручей, и видит, что из болота с великим трудом пробивается и кое-как струится водица. Огромный валун перегораживает сток, оттого и болото образовалось. Сообразил Ваня, что делать надо, и усталость как рукой сняло.

Осмотрел парень камень, попробовал сдвинуть руками – никак. Срубил длинную жердь – валун даже не пошевелился. Впряг лошадь, вдвоем натужилились из последних сил, и пошел, пошел камень в сторону, открывая воде широкую дорогу. Хлынули черная жижа, ряска да водоросли, пробивая широкое русло. Теперь попробуй останови!

Прилег на берег Иван и проспал до утра, как младенец, ничего не слыша и не видя: сама Жива охраняла сон парня. Рассвело. Огляделся Иван и видит, ушла вода, остались только небольшие лужицы, где копошились последние змеи, маленькие и уже совсем не страшные. Но рано радоваться, кругом еще зимняя грязь и прошлогодний сухостой – осока да камыш. Достал огниво, ударил по кремню, полетели рыжие искры, враз заполыхали прошлогодние травы да листва, а заодно огонь и последних гадин извел под корень.

Смотрит Иван на вчерашнее болото и диву дается, узнать не может – из земли уже молоденькая трава и цветы выглядывают, в небе птичек полным-полно, все поют и щебечут.

Огляделся, а волшебная дудочка лежит на камне, простая, как у деревенского пастуха. Осторожно взял сокровище в руки, в тряпицу завернул и под рубахой спрятал, поближе к сердцу.

Ну что ж, в гостях хорошо, а дома лучше, пора и честь знать, князь-то, наверно, заждался! И в тот же час отправился Иван в обратный путь. На прощание, в надежде увидеть Стречу, вышел Иван на пустынный берег студеного моря-окияна, но не было прекрасной и мудрой девушки. Под шум волн задремал парень…

Проснулся Иван ночью из-за шума крыльев, глядит и глазам своим не верит: на берег сели диковинные сестры – птицы Алконост и Сирин.

Где еще увидишь волшебных птиц с девичьими головами? Вспомнил парень: в детстве калики перехожие рассказывали деревенской детворе, что лишь раз в году чудесные птицы покидают пределы Вырия Рая, чтобы отложить яйца на морском берегу. Услышал Иван их диковинные песни, но не ушел сразу, не заткнул уши, эх, некому было подсказать, что нельзя слушать сладкоголосых птиц с очаровательными женскими головами! Поздно, заворожили райские голоса нашего путешественника, заставили забыть, зачем он приходил на Север и что за чудо прячет под рубахой.

Так и сгинул бы новобранец в вечном сне под прекрасные песни, а дудка бы опять вернулась к прежней хозяйке. Но дрогнула нить Ваниной судьбы меж пальцев Стречи, и та сразу догадалась: что-то случилось. Только это и спасло Ивана, упросила Стреча саму вещую птицу Гамаюн вынести спящего непробудным сном в безопасное место. Что стоит могучей птице-деве спасти смертного, ведь она сама может предсказывать будущее и видит жизнь парня до донышка!

Очнулся Иван на лесной поляне и сперва проверил, на месте ли дудка, потом огляделся – лошадь пасется рядышком, словно в молоке, в утреннем тумане. Рано трогаться в путь, извлек из тряпицы волшебную дудку и решил попробовать сыграть сущую безделицу, под которую по утрам собирает деревенское стадо хромой пастух Влас. Заиграл Ваня и видит: пень, на котором он сидел, в мгновение дал молодые зеленые побеги, трава под ногами выросла на целую ладонь, а грибы вымахали с ведро. Вот оно какое волшебство-то на земле бывает, ох, не врут сказки и были!

Но хватит портить инструмент; собрался в дорогу парень, скормил последние сухарики бедной коняге и припустился к дому. Обратная дорога не петляла, и крылья помогали. Да именно так и бывает: туда на корточках в горку а обратно аж рубаха заворачивается.

Вскоре добрался Иван до столицы – и шасть прямо в парадную горницу, к самому Великому князю. Всех придворных удалил правитель из палаты, но вызвал пристава с кандалами, на случай Ванькиной неудачи, чтоб заковать – и сразу на свинарник. Кандалы зачем? А чтоб не убег Ванятка, ищи-свищи его по лесам и топям.

Все поведал Иван, ничего не утаил. Обнял князь парня и молвит:

– Молодец, Иван, исполнил мой приказ, а я всё, что обещал, отдам сполна. Но не возьму я волшебную дудочку, чувствую сердцем – не предназначена она человеку. Я так решил – оставить все, как было испокон веков: пусть княжество достанется моим сыновьям, а они передадут моим внукам, так и станет наш род держать землю отцов и дедов, пока будет угодно небесам. Нечего мне, старику, молодым жизнь ломать, ведь мне оставил мой отец родную вотчину. Могу ли я сломать вековой порядок? А ты теперь иди в баню, отдохни с дороги, а потом пусть моя дочка накормит тебя, а завтра мы сыграем веселую свадьбу, и пусть все позавидуют мне, отдавшему любимую младшую дочь такому молодцу!

Приглянулась княжеская дочка Ивану, да и он ей пришелся по нраву. А коли так, чего ждать: утром сыграли веселую свадьбу, такой устроили свадебный пир, что надолго запомнили: мед лился рекой, икра расходилась бочками, окороками гоняли мух, а лебедей, гусей и уток один ключник пытался посчитать, да повара его осетром чуть не прибили…

Вскоре после свадьбы, проведав родителей, отправился Иван с красавицей-женой служить воеводой в далекий уезд, в заштатный городок.

А Великий князь дождался внуков и через пять лет умер во сне. Похоронили его далеко от столицы, на берегу священной реки, над могилой насыпали такой огромный курган, что через много веков на нем вырос целый город.

На княжеской службе провел Иван всю жизнь: полки собирал на войну, от чумы людей спасал, судил по правде, а не по кривде. Ну, а самое главное – вырастил сыновей и дочерей, родителей обогрел в старости. Народу нашему верой и правдой служил, а простому люду был как родной отец.

Время спешило, голова у Ивана стала белой, как первый снег, и через сорок дней после смерти любимой жены он оставил воеводство на старшего сына. Сам же достал из потайного сундука спрятанную волшебную дудочку, прихватил топор и на первой попавшейся кобыле отправился на Север. На расспросы домашних не отвечал, только махнул рукой, слезно прощаясь. Больше из наших людей никто не видел Ивана-воеводу, а осталась о нем только добрая память да эта нехитрая сказка.

 

Дом в серебряном бору

Кирпичный дом в конце улицы пустовал каждую зиму, а еще хмурый ноябрь и март. Бывали годы, когда в ненастный апрель и октябрь хозяева также забывали о своем доме и не появлялись на нашей улице. Замок на калитке успевал покрыться рыжей ржавчиной, прежде чем ключ на шнурке вновь поздоровается с ним и калитка откроется.

Дом тяжелел за зиму, он впитывал столько влаги, а главное, колючего холода, что бывало даже в мае – кругом все цветет, а в комнатах изморозь еще блестит льдинками на штукатурке. Плохо это для дома, ему нужны тепло и сухость, тогда он здоров и весел, глядишь, и ласточка под карнизом примостит свое гнездышко и за лето поднимет на крыло аж два выводка желторотых птенцов.

Даже малый народец – домовые, банники, ужасно охочие как до развалин, так и до обжитых домов, – обходили его стороной: селиться в нем на несколько месяцев не имело смысла.

Только привидения – дети тумана и мрака – длинными зимними ночами частенько рассматривали полную луну через круглое чердачное окно.

Только с приходом тепла все менялось, дремота кончалась. Весело стучала калитка, топилась печь, и благодатное тепло изгоняло из стен и углов спрятавшуюся зимнюю стужу. Вот тогда дом оживал, и эти короткие летние месяцы были воистину волшебным временем.

Всем своим каменным нутром дом хотел быть рядом с хозяевами круглый год, не расставаться с ними ни на день, охранять их покой, спасать от холода и зноя. Коричневая крыша надежно защищала от дождя и снега, двери вели в сад и на улицу и закрывались на надежные замки и засовы. Каждый кирпич держался молодцом и не падал духом даже в тридцатиградусный мороз. А сколько ветров и тяжелых капель выдержали стекла, сколько еще ненастий и непогоды предстоит одолеть?

Дом любил прислушиваться к жильцам, ему нравилось, как звенит посуда, а ножки стульев скребут по полу. Ласковый шелест книжных страниц и кипящий чайник на плите были самой ласковой музыкой в жизни дома. Детский смех наполнял все комнаты жизнью и смыслом. Мальчишечьи фантазии передавались окружающим, и все мечтали о приключениях и путешествиях на край света, в невиданные страны. Дому тоже хотелось сорваться с насиженного места и устремиться вдаль следом за домашними, чтобы прикрыть их от ненастья и опасности в далеком глухоземье.

Сколько живет дом? Сто лет, немного, то век человека. А может он и несколько веков быть обителью любви и согласия. Но на скрижалях судьбы начертан небесами рок, когда сойти в песок настанет срок.

Однажды в конце июня задул холодный северо-восточный ветер и принес грозу. Молнии били рядом, а проливной дождь залил все дорожки и грядки. Небо тут же потемнело, травы и цветы пригнулись к земле, прикрывшись листьями. Дети убегали от упругих капель, больно бьющих по спине и плечам, и от страшных раскатов грома. Молнии били совсем рядом, и детишки еле-еле успевали оторваться от огненных стрел.

Дом так переполошился за детей, что от страха закрыл глаза-окна, но ребятишки все же успели забежать. Дверь, ведущая в сад, спасительно хлопнула, оставив на улице дождь и опасность.

Все почувствовали себя в безопасности, ведь родной дом – самое лучшее укрытие на всей земле, тем более это не первая гроза в жизни дома, сколько он их пережил! Но тут по крыше больно заскользила раздосадованная молния…

Бах! Ах!

Удар, грохот на чердаке, а потом шипение.

Ш-ш-шшш! Через минуту какое-то волшебное тепло разлилось по дому, оно спешило сверху вниз, во все уголки, проглатывая книги, пожирая занавески, при этом вокруг тревожно шелестело и сильно дымило…

«Эх, такое бы тепло зимой, как бы оно пригодилось», – подумалось дому. Заглотив воздуха через распахнутую форточку, пламя осмелело и набросилось на мебель… На чердаке заскрипели стропила и рухнули на потолок… Дети были в столовой, они прикрыли дверь и спрятались под стол, так лучше следить за домом, ведь он их не обидит… Каждый кирпичик вспомнил родительскую печь на кирпичном заводе, где из глины когда-то смастерили прочный камень…

Соседи заметили пожар и вызвали из города пожарную команду, но главное – успели спасти детей.

Гроза закончилась так же неожиданно, как и началась. Люди покинули соседние дома, проезжающие машины останавливались – все смотрели на обгоревший остов дома. Крыша рухнула, искры взлетали вверх и в стороны, а густой дым поднимался к небу.

Треск лопающихся стекол прервала пожарная дружина. Шланги, как гигантские змеи, потянулись к дому, и с грохотом ударила в огонь вода. Понадобилось несколько минут. Всё. Несколько пустых оконных проемов, как выгоревшие глазницы, виновато смотрели на окружающий мир.

Дом открыл окна и подивился: он стоял не на привычной улице, а в диковинном лесу. Утро. Солнце взошло. Лето. В лесу тепло. Дом окружали ажурные, кованные из серебра деревья. Солнечные лучи проникали в серебряную даль.

Чудесно и непонятно. Даже опавшая листва средь травы из червленого аргентума. На земле тоненькие былиночки и в хрустале воздуха хитроумные паутинки будто подернуты морозцем. Трава блестит зелеными изумрудами, а полевые цветы рубинами и агатами зовут в глубь рощи по дорожке, мощенной темным янтарем. По краям тропинки важно раскачиваются папоротники, пряча в своей тени серебристые ландыши.

Над крышей дома прозрачное небо, все в белых голубях, словно гвоздиках. Птицы кружат по краю бездонной, пугающей лазури. Ветер рвет тени деревьев, и серебряный звон спешит на пушистых крыльях в чудесную даль вслед убегающей заре.

За пригорком журчит ручей. Он то прячется в желтый песок, то ныряет в тень омута, то орошает корни того самого ясеня. Ручеек крохотный – это понятно по бронзовому мостку, перекинутому на другой берег, – так, всего пара детских шагов. Но он необходим как воздух, как тот камень, похожий на голубой глаз древнего мудреца.

Но главное, кругом дети, веселые и задумчивые, большие и маленькие, они как-то сразу гурьбой заполонили все комнаты дома. Началось веселье: они смеялись, что-то шептали, рассказывали друг другу и пели. Почудилось, что вся та, прежняя жизнь была только началом важного.

– Ну вот, я очутился в своем сне, что в полузабытьи являлся мне в январские ночи. Он грел меня и пугал. Но теперь я вижу – все сбылось, как в старой сказке: детишки всегда будут со мной, круглый год! – неожиданно сказал самому себе дом, и гулкое эхо прокатилось по волшебному лесу, серебряная листва задрожала, и прозрачные капли бесшумно сорвались вниз, разбившись в полете на миллионы огоньков.

Дом так и не смог разобраться, с какого неба спустились эти слова. И ужасно удивился своей смелости: самому выбирать свой путь.

 

Новогодняя сказка

Далеко-далеко, на самом севере Евразии, среди сугробов, непроходимых лесов и диких гор стоит волшебный дворец из прозрачного горного хрусталя. На его тонких прозрачных шпилях горят семь неугасимых алмазных звезд. В долгую полярную ночь только они да еще северное сияние указывают путь редким странникам, что отважились пуститься в дорогу в лютый мороз.

Каждую зиму в канун Нового года открываются серебряные ворота и, царственно ступая по мраморным плитам, из дворца выходит Дед Мороз. Его атласная шуба расшита самоцветами, подбита гагачьим пухом и оторочена мехом голубых песцов, а на соболиной шапке горит самая настоящая звезда – младшая сестра Полярной звезды. Дед Мороз поправляет теплые рукавицы и усаживается в расписные сани, запряженные четверкой великолепных северных оленей, которыми не надо править: они сами прекрасно знают дорогу.

Скрипит снег под полозьями, сани исчезают в ночной мгле, и только северное сияние освещает дорогу путникам. Очень быстро мчатся олени, кажется, что они совсем не касаются земли, а летят подобно стреле, да так, что снег с еловых веток не успевает накрыть седока белым туманом. Не зря весь год олени пасутся на чудесных пастбищах, где не докучают комары и не тревожат волки.

Проскочив темный ельник и преодолев заснеженный горный кряж, Дед Мороз оказался посреди прекрасной долины с озером. Сани остановились у высокого терема, где дедушку ожидала Снегурочка, чтобы вместе пуститься в дальний путь.

Тяжелые косы переливались золотом, а голубые глаза светились радостью. Ах, как прекрасен ее наряд! Шубка оторочена мехом и расшита самоцветами, словно морозный узор на окне, голубые сафьяновые сапожки на золотых каблучках поют: тук-тук, тук-тук.

– Здравствуй, любимый дедушка!

– Здравствуй, внученька. Нам надо спешить, ведь нас ждут дети. Да ты укройся от ветра, а то озябнешь. Сейчас увидишь, как олени стараются. Только перелески мелькают!

– Дедушка, а ты все подарки взял?

– Не беспокойся, родненькая, мешок полон и засветло собран. Всем хватит, никого не забудем. В путь!

Седоки поудобней расположились в санях, скрипнул снег, и олени вновь помчались прямо в ночь. Когда заснеженная тайга осталась позади, седоки пересели в сани, запряженные тройкой великолепных белых коней, и под звон бубенцов – вперед!

Вскоре вокруг замелькали огоньки городов и деревень, и Деду Морозу со Снегурочкой стало не до разговоров. Теперь они торопились обойти все дома, где их ждала детвора. Да-да, они раздавали подарки: кому клали под елку, кому – в чулок или башмачок и даже под подушку.

Подарки были разные: для тех, кто слушается старших и хорошо учится, – большой подарок с игрушками и сладостями, а для непослушных детей – подарок поменьше, значит, в прошедшем году не заслужили. Дед Мороз все знает, его на мякине не проведешь! Посмотрит утром непослушный малец, что подарок у него меньше, чем у сестры-отличницы, глядишь, и начнет исправлять оценки в новом году, да и маме станет помогать!

Ближе к утру лошади повернули на север, к дому, когда Снегурочка заметила дом, где они еще не были, а ведь их там так ждали.

– Дедушка, дедушка, едем на огонек, нас там ждут!

– Да нет, внучка, у меня и подарков больше не осталось, смотри, мешок-то совсем пуст.

– Прошу тебя, дедушка, давай заедем.

– Конечно, заглянем на огонек.

Сани подъехали к домику, где слабо светил ночник. Дед Мороз и Снегурочка подкрались к окну. Снег скрипел под ногами, а ветер раскачивал фонарь.

– Дедушка, у мальчика больна мама! Спаси ее, пожалуйста, дедушка. Я знаю, ты все можешь!

– Тихо, я сделаю все, что смогу. Иди за мной.

Они вошли в маленький домик, где в единственной комнатке на кровати, тяжело дыша, в забытьи, лежала больная женщина. Рядом на диване, свернувшись калачиком, спал мальчик.

У окна сиротливо стояла елка с дюжиной грустных шаров. Женщина болела давно, с осени, и доктор, что приходил ее осматривать, только грустно качал головой и все смотрел на мальчика.

Дед Мороз вышел на середину комнаты и развел руки в стороны. Его губы вместо новогодних поздравлений зашептали древние холодные заклинания. Изо рта начал клубиться пар, и вскоре вся комната погрузилась в ледяной туман. Тут Дед Мороз крепко зажмурился, затаил дыхание и махнул семь раз блестящим посохом. Туман превратился в серебристое облако, из которого, как из мешка, посыпались снежинки.

Вращая посохом, Дед Мороз заставил снежинки закружиться, и когда белый смерч начал свой ужасный танец, он направил его в сторону женщины, охваченной жаром смерти. Снежинки покорно ложились на измученное болезнью тело и исчезали, поглощенные горячкой. Отважные снежинки вновь и вновь продолжали струиться на женщину.

Снегурочка взяла за руки Деда Мороза, чтобы помочь ему.

Слезы улетали вместе со снежинками к женщине, и наконец, болезнь дрогнула и сдалась. На щеках матери заиграл слабый румянец, дыхание стало ровным и глубоким, кошмары и смерть покинули дом.

– Нам пора, внучка, – с трудом вымолвил Дед Мороз. – Пособи мне, я устал.

Снегурочка помогла дедушке выйти на улицу и усадила в сани.

– Знаешь, внучка, а чудеса еще бывают!

– Да, дедушка, ты сделал главный подарок, а теперь нам пора домой! Вперед, чудо-кони! Лети, тройка, впереди ветров, не зная преград, в чудесный наш град!