Сереже исполнилось одиннадцать лет, когда он окончил приходскую школу. Тех, кто учился хорошо в школе, отдавали учиться дальше, в Уржумское городское училище, которое ребята называли по первым буквам: УГУ.

Но попасть в УГУ было дело трудное. Это не то, что из класса в класс перейти — здесь отбирают самых лучших учеников.

— Кострикову что? Его сразу же примут в УГУ! — завидовали одноклассники Сереже.

— Еще бы не приняли, когда у него всё пятерки да четверки.

И верно, Сережа был первый, кого назвал Сократ Иванович, когда объявлял о переводе школьников в УГУ.

Училище помещалось на Полстоваловской улице, в белом двухэтажном доме с парадным крыльцом под железным зеленым навесом. Рядом с деревянными сутулыми домиками дом казался нарядным и большим.

Через парадную дверь ходили только учителя, а ученики, чтобы не запачкать сапогами каменной лестницы, бегали с черного хода, мимо кухни директора.

Здесь всегда пахло вкусными жирными щами и жареным мясом. А в дни стирки густой белый пар клубился и плавал по кухне, словно туман над болотом.

Во дворе школы был разбит маленький садик, где росли две сутулые елки да несколько тополей, обглоданных козами.

В глубине двора возвышались столбы с перекладиной, похожие на виселицу, и «гиганты» — гигантские шаги, на которых запрещалось бегать, такие они были гнилые и старые.

Ученики Уржумского городского училища задирали носы перед ребятами из приходского. Их училище помещалось в большом каменном доме.

Учились в нем одни только мальчики, не то что в приходском, где и девчонки и мальчишки сидели вместе. А главное — ученики Уржумского городского училища носили форму: серые брюки и курточки такого же серого, мышиного цвета, подпоясанные кожаным ремнем с медной пряжкой, на которой стояли три буквы: У.Г.У.

Пряжку ученики начищали мелом до ослепительного блеска и любили ходить нараспашку, чтобы лишний раз щегольнуть перед приходскими своей формой. Правда, у многих из них форменные курточки и штаны были сшиты из такого грубого сукна, что ворсинки торчали из него, точно щетина. Но всё-таки это была форма.

Санька Самарцев щеголял в ней уже целых два года. А теперь и Сережин черед пришел. Будут они ходить по улице одинаковые, и никто не догадается, кто из них приютский, а кто нет.

Хоть они и в разных классах, но всё же можно встречаться на переменках, а после уроков возвращаться вместе из школы. Да еще домой можно будет иной раз забежать, благо бабушкин дом здесь же на Полстоваловской.

Но всё вышло по-иному. Как-то в воскресенье Саня встретил Сережу, чем-то озабоченный.

— А у меня новость, — заявил он с важностью, — в УГУ я больше учиться не буду, а осенью поеду в Вятку, в реальное училище.

И он сказал Сереже, что ему больше не придется гулять с ним по воскресеньям, потому что он должен всё лето заниматься, чтобы подготовиться в реальное. Если он выдержит экзамен, то будет называться «реалист» и станет носить форму не хуже, чем у студентов.

— А в реальном трудно учиться? — спросил Сережа.

— Еще бы не трудно! Одна геометрия чего стоит…

— А если уроки хорошо учить?

— Не знаю, — помотал головой Саня и, оглядевшись по сторонам, добавил таинственным шопотом: — Завтра я к крамольникам пойду.

— Зачем?

— Они меня будут в реальное готовить. Они ведь ученые — студенты. За меня хлопотала библиотекарша — она их знакомая, а мать ей белье стирает.

— А меня возьмешь к ним? — спросил Сережа.

— Как-нибудь возьму, — пообещал Саня.

— Ты когда к ним пойдешь, так погляди хорошенько, как у них там всё, попросил Сережа.

— Ладно, — согласился Санька и стал считать по пальцам все предметы, по которым ему придется готовиться.

Санька загнул пять пальцев на одной руке и два на другой.

— Закон, русский, арифметика, естествоведение, география и рисование, да еще устный русский и письменный русский… Пропадешь!

— А сколько в УГУ уроков? — спросил Сережа.

— Тоже хватит, — сказал Санька и начал рассказывать про УГУ такие страсти, что Сережа не знал, верить или нет. По словам Сани, директор, Алексей Михайлович Костров, был злой, как лютый зверь: чуть что — он щипал ребят, бил их линейкой и таскал за волосы.

— А тебя драл? — спросил Сережа.

— Драл. Один раз за волосы, два раза линейкой.

— А если уроки хорошо готовить?

— Ну, тогда не так дерется, а всё-таки попадает.

В следующее воскресенье Саня встретил Сергея на углу Буйской и Воскресенской.

— У крамольников был, — сказал Саня шопотом и так подмигнул глазом, что у Сережи захватило дух.

Мальчики побежали во двор и уселись на бревне под навесом сарая. Саня наклонился к Сереже и зашептал ему что-то на ухо.

— Ничего не слышу, говори громче, — рассердился Сережа.

Саня огляделся по сторонам и начал вполголоса рассказывать о крамольниках.

Сережа узнал, что самого главного крамольника зовут Дмитрий Спиридонович Мавромати; он-то и занимается с Саней.

Заниматься с крамольником не очень страшно. Дмитрий Спиридонович не дерется и не кричит, как директор Костров, только если неверно ответишь ему, он начинает постукивать по столу карандашиком. Сидит и стучит себе: тук, тук, тук. До тех пор стучать не перестанет, пока не поправишься или вовсе не замолчишь. А когда диктант пишешь, он не стоит над душой сзади, а ходит по комнате. И задачки все Дмитрий Спиридонович из головы выдумывает.

В задачнике задачки скучные: то про воду — сколько ведер воды из одного водоема в другой перелили, то про пешеходов — сколько верст они из одного города в другой прошли, а вот у крамольника задачки особенные. Первую задачу он выдумал про рыбу — сколько рыбы поймали рыбаки неводом и сколько денег за нее выручили? Всех рыб учитель по именам называл. Сколько плотвы, сколько щук, сколько окуней, сколько налимов. Вторая задача была еще лучше — про табун лошадей. Надо было сосчитать, сколько гнедых, пегих, вороных, серых, караковых, чалых, белых. Здорово интересно!

С виду Дмитрий Спиридонович на всех других крамольников похож: длинные волосы и очки носит, только очки безо всякого ободка, одни стеклышки на шнурочке.

— У нашей Юлии Константиновны очки тоже на черной веревочке, только в ободке, — сказал Сергей, а потом попросил Саню рассказать, что делают крамольники у себя дома.

— Книжки читают, а один крамольник себе рубашку зашивал, — ответил Саня и стал торопливо рассказывать, как после занятий новый учитель позвал его пить чай. Чай они пили с белыми баранками. Кроме Дмитрия Спиридоновича, было там еще три крамольника: один высокий, с кудрявыми волосами, второй бородатый, — кажется, сердитый, а третий с завязанной шеей. Разливала чай женщина, тоже крамольница. Ее все называли «панна Мария». На ней была мужская косоворотка с белыми пуговицами, подпоясанная ремнем, а волосы были подстрижены и причесаны назад, как у Дмитрия Спиридоновича.

— А еще чего видел? — спросил Сергей.

— Всё! — отрезал Санька и замолчал.

Ему нечего было больше рассказывать.

По правде сказать, он был не слишком доволен крамольниками, он ожидал, что увидит что-нибудь особенное — не такое, как у всех уржумцев, а у них было всё самое обыкновенное: и старый самовар с погнутой конфоркой, и чайные чашки с голубыми цветочками, и стеклянная пузатая сахарница. И сидят крамольники на обыкновенных табуретках и спят на узких железных кроватях под стегаными ватными одеялами. А на окошках у них растут в горшках фикусы и дерево столетник, как у бабушки Маланьи.

— Врут про них, — сказал, помолчав, Саня.

— Кто?

— Да все уржумские. Говорят, что крамольники антихристы, ничего не боятся и что у них дома бомбы и пистолеты, чтобы царя убивать, а я ничего такого не видал.

— А зачем врут?

— Затем, чтобы народ стращать, — сказал Санька. Потом подумал и прибавил: — А кто их знает, — может, и правду говорят? Может, они, крамольники, хитрые и нарочно всё припрятали, когда я пришел. Кто их знает!