Приключение на свою (нужное вставить)

Поль сидел на закрытой террасе своего шато в пригороде Тулузы, лениво потягивал коктейль и обозревал до боли знакомые окрестности. Дело шло к вечеру. Последнее время он стал ненавидеть эти тихие, сонные, бессобытийные вечера. В такие моменты на него накатывала страшная безысходная тоска. Хоть в петлю полезай. Объективных причин для тоски вроде и не было. Жизнь сложилась лучше, чем у многих. Сидел он на террасе собственного шато, внизу расстилались виноградники. Вино пользовалось устойчивым спросом, – кризис, не кризис, а люди всё равно его покупают – на день рождения или на похороны. Дети уже выросли. Сын уехал учиться в Амстердам, а дочка переживала кризис переходного возраста и подросткового максимализма, рядилась в странные на его взгляд одежды и понатыкала себе в нос и брови мелкие металлические предметы различной конфигурации. Опять же волосы покрасила в цвет bleu marine, в синий, короче, цвет. «Перебесится», – подумал Поль и тяжело вздохнул.

С будущей женой Матильдой он познакомился на мероприятии, организованном обществом любителей русской культуры. Туда его привела Полина, родная бабушка русских кровей по линии матери. Собственно, его и назвали Полем в её честь. Бабушка же любила называть его Пашенькой, а когда сердилась, звала Пашкой. После краткой лекции был показан фильм модного и полузапрещённого в Советском Союзе режиссёра Андрея Тарковского. Если честно признаться, то Поль ничего в этом фильме тогда не понял, персонажи показались ему странными, интриги не было никакой, действо было затянутым, а диалоги заумными. Зато бабушка была в восторге. И будущей жене Матильде фильм тоже понравился, хотя она так и не смогла толком объяснить почему.

На террасу, смущённо повиливая хвостом, вышла лабрадорша Дженни. Это было единственное в доме существо, которое никогда не вызывало раздражения. Лабрадорша положила голову на колени Поля и глазами недвусмысленно показала на тарелку с печеньем, стоящую на столе.

«Ну, конечно. Собаку в доме не кормят. Собака у нас голодная», – сказал Поль и протянул печеньице Дженни. Собака съела его в мгновение ока и лизнула руку хозяину, отметив тем самым сообразительность последнего.

«Повезло мне с хозяином, – подумала про себя Дженни. – Дрессировке хорошо поддаётся. Гулять выводит по первому требованию. Быстро понял, что мне нравится кушать, а что не очень. Вот перестал наконец покупать эту отвратительную сухую еду в огромных мешках. Пришлось, конечно, с хозяином поработать, чтобы дошло. Зато теперь есть результат». От предвкушения приближающегося ужина, на который она получит филе индейки с вкусной кашей, у Дженни потекли слюни.

«Кушать ещё рано», – сказал Поль.

«Хозяин, конечно, самый умный на свете. Но ведь вот брякнет иногда… Кушать надо тогда, когда хочется», – подумала Дженни и легла у ног хозяина.

Поль же открыл свой ноутбук и сначала ознакомился с новостной лентой. Он любил пробежаться по российским сайтам. Ну где ещё можно было прочитать, что пассажиры подожгли станцию из-за нового расписания, что новосибирские приставы замуровали жильцов в спорной квартире, а маляр из Армении полгода работал стоматологом в Башкирии. Сегодня же основным событием неполитической жизни стало то, что пьяный водитель избил двух гаишников их же жезлом. Поль ярко представил себе эту картину, не удержался и рассмеялся. Дженни приоткрыла глаз.

«Странные всё-таки существа эти люди. Только что хозяин сидел тихо и внимательно разглядывал какую-то плоскую коробку на столе, а теперь вдруг беспричинно смеётся. Эх, не понять их».

Между тем новости надоели, и Поль кликнул мышкой на фотографию какой-то красотки. «Интересно, кто-нибудь когда-нибудь подсчитывал, сколько таких фоток выброшено в сеть?» – подумал Поль. В голове возникла старая мелодия, которую часто напевала бабушка, когда занималась домашним хозяйством. Песенка была совершенно дурацкая, а мотивчик жутко навязчивый. Этот мотивчик потом преследовал Поля ещё долгое время после того, как бабушка завершала свою хозяйственную деятельность. Что-то там было про оранжевое небо, оранжевое море, оранжевую зелень (бред какой-то) и – страшное дело – про оранжевого верблюда. Вот и сейчас этот мотивчик неожиданно всплыл в памяти, и Поль, глядя на фотку красотки, тихо пропел:

Поль собирался уже было выключить компьютер, как вдруг его внимание привлекло рекламное объявление следующего содержания:

«Вы устали от монотонности повседневной жизни? Вас одолевает беспричинная хандра? Сделайте себе приятное!!! Посетите Сибирь, российскую глубинку. Мы гарантируем, что ваши впечатления будут НЕЗАБЫВАЕМЫМИ. Подробности на сайте ». – «Уж не на сайт ли геев-сибиряков меня тут заманивают? – пронеслась шальная мысль. – Хотя по-английски иначе пишется. Ну, а, с другой стороны, может, с ошибкой написали. Как слышится, так и наляпали».

Реклама сопровождалась живой картинкой здоровенного русского мужика с красным от мороза носом, в тулупе и треухе. Мужик хитро подмигивал глазом и жестом приглашал в русскую избу. Кругом лежал девственно чистый снег, а из трубы на крыше струился дымок.

Любопытство одержало верх, и Поль отправился по ссылке. Впрочем, ничего поражающего воображение он на странице не обнаружил. Предлагалось прокатиться на русской тройке по сибирскому лесу, попариться в русской бане с профессиональным банщиком, отведать русской кухни, попить целебных настоек и оздоровиться на всю оставшуюся жизнь, а также получить НЕЗАБЫВАЕМЫЕ впечатления. Подробности на месте. Лететь надо было через Москву до крупного индустриального города, а далее поездом до конечной станции. Там были обещаны торжественная встреча и доставка до конечного пункта следования – деревни Заморышево.

В рубрике «Отзывы гостей» было всего два отзыва. Автором первого был некто Эндрю из Канады. Он написал следующее: «Если вы туда не съездите, то, может быть, будете проклинать себя за это всю оставшуюся жизнь, хотя, если съездите, то, возможно, тоже будете себя проклинать».

Хорош отзыв! Ни хрена не понятно. Второй отзыв был от Клаудии из Италии. «Надо же, – подумал Поль, – понесло же её в такую глухомань. Отчаянная женщина. Наш респект». Отзыв Клаудии был ещё более туманным. Она написала, что если бы была возможность, то она остановила бы свой выбор совсем на других сюжетах. Добавила, что обязательно туда ещё вернётся.

По непонятной причине в Поле вдруг встрепенулись бабушкины гены. Они забурлили так отчаянно, что на корню забили весь европейский прагматизм, а из всех клеток повылезало неистребимое русское «авось». «Еду!» – решил Поль.

На следующее утро Поль позвонил в турагентство и изложил свои пожелания. Вечером он сообщил домочадцам, что едет в Россию пиарить свои винные изделия. А через два дня он уже сидел в аэропорту в ожидании рейса на Москву. Среди пассажиров особо выделялась женщина невысокого роста, крепкого телосложения, которая разговаривала громким голосом и пыталась что-то объяснить своему сыну лет 20. Сын вяло сопротивлялся. Поль терпеть не мог таких активных горластых женщин. «Вот не дай Бог, рядом со мной в самолёте окажется», – подумал он. Для опасений были свои причины. Ему всегда везло с попутчиками. То рядом оказывались две глуховатые старушки, которые, не умолкая, трещали всю дорогу, делясь воспоминаниями начала прошлого века, то сзади чей-то ребёнок до исступления долбил ногами в кресло Поля, в такт напевая детскую песенку.

Громогласная женщина, естественно, оказалась соседкой Поля. Кто бы сомневался! Женщина сразу вызвала стюардессу и потребовала воды. Потом стала жаловаться, что в самолёте слишком жарко, что ей нечем дышать, и, вообще, какое везде безобразие.

«Ваше место у окна?» – спросила она. «Да, – ответил Поль. – А что?» – «Здесь ужасно жарко», – недовольно сказала она. «Как только взлетим, я приоткрою окно», – буркнул Поль.

Перелёт из Москвы в Сибирь поразил Поля, – летишь несколько часов, а под тобой всё Россия да Россия. На вокзале Поль самостоятельно купил билет до конечной станции. Так далеко услужливая рука турагентства дотянуться не смогла. Точного времени прибытия в пункт назначения не знал никто, зато, к немалому удивлению Поля, отошёл поезд точно по расписанию. Ехать предстояло несколько часов.

В дороге Поль задремал. Снилось ему, будто идёт он по заснеженному лесу. Ноги увязают в снегу. А тут ещё и вовсе по пояс провалился, да сверху, с сосны, на голову свалился огромный ком снега. Поль даже рассмеялся над своей неуклюжестью. Но смех так и застрял у него в горле, когда он увидел, что из-за дерева вышел немелкий медведь и неспешно направился в его сторону. Поль пытался закричать, но, как это часто бывает во сне, смог выдавить из себя лишь жалкий писк.

«Удачно ты здесь обосновался, – вдруг сказал медведь. – А то тут давеча, до тебя, Эндрю был. Так он, что тебе заяц, меж деревьев рысью бегал. И ещё оскорблял. Орал всё время: «Шатун! Шатун!» А Клавдия, – продолжал медведь, – так она на верхушку вон той сосны забралась. – Медведь лениво махнул лапой в сторону сосны. – Однако ты у нас тут прочно сидишь», – с удовлетворением сказал медведь и обошёл вокруг Поля, утрамбовав снег ещё плотнее. Лапой медведь стал счищать снег с его плеча. Затем он наклонился к Полю, и его большой кожаный нос вплотную приблизился к его лицу. Тут медведь немного закашлялся.

Поль приоткрыл глаза. Кто-то тряс его за плечо. Над ним нависла проводница, которая сообщила ему, что поезд прибыл в пункт назначения. И просьба, дескать, вагоны освободить.

Поль вышел из поезда. В кромешной мгле трудно было что-либо разглядеть. Когда глаза наконец привыкли к темноте, Поль различил маленькое станционное строение. В окне горел огонь. Ступив на землю, он сразу же провалился в глубокий снег. Леденющий ветер сбивал с ног. Хилая европейская дублёнка совсем на спасала от холода. Эффект был примерно такой же, как если бы Поль прибыл в лёгком плащике. Фирменные сапоги на натуральном меху тоже были рассчитаны на мягкую европейскую зиму. Проклиная себя за непредусмотрительность и халатный подход к мероприятию, Поль стал продвигаться к сторожке. Вдруг он услышал страшное сопение, а через секунду краем глаза увидел нечто огромное, неправильных очертаний, двигающееся в его направлении. На секунду Поля охватил ужас: «Вот, оказывается, как мне суждено окончить мои дни! Сейчас оно меня прибьёт, отберёт деньги и пожитки. А мой труп найдут потомки, когда оттает вечная мерзлота или что тут у них». Бесформенная тёмная масса притормозила прямо в полуметре от Поля.

– Ви есть Поль? – вдруг раздался женский голос. Поль давно заметил, что к иностранцам часто почему-то обращаются, медленно выговаривая и коверкая слова, считая, что так оно будет понятнее. К своему удивлению и сам он ответил отчего-то по-немецки:

– Я, яаа, – медленно шевеля замёрзшими губами, потом спохватился и сказал: – Да, меня зовут Поль.

– Ой, да вы по-русски говорите, – радостно заверещала женщина. – А я Люська. Пойдёмте скорее в машину, а то не довезу вас – замёрзнете. Что же вы налегке-то всё к нам? Двигайтесь, двигайтесь! – Поль двигался, как мог, но ему показалось, что, пока они добрались до вездехода, прошла целая вечность. Люська вынула из машины тулуп и набросила его на Поля. – Садитесь в машину, там потеплее будет, – сказала Люська. – Часа через полтора будем на месте.

От тепла Поля разморило, и он скоро заснул, хотя сначала намеревался расспросить Люську о программе своего пребывания.

Проснулся Поль, когда машина уже въехала в деревню. Люська остановилась около избы, из которой на шум мотора вышел мужчина.

– Как добрались? Даже быстро доехали, – торопливо сказал мужчина. – Проходите, проходите… Что на морозе стоять. С приездом, – уже внутри поприветствовал мужчина Поля. – Меня зовут Фёдор Хлипкин. – Хлипкин оказался коренастым мужчиной среднего роста с русыми волосами, усами и бородкой, бесцветными водянистыми глазами и щербатым ртом. – Ну, с Люськой вы уже знакомы. Сестра она моя. Скоро и брат подойдёт. У нас тут семейный подряд.

Поля провели в его комнату, которая оказалась довольно просторной, а главное – натопленной. В углу стояла кровать с тремя подушками разного размера, покрытыми кружевной накидкой. На стене над кроватью висел шерстяной коврик со сказочным мотивом – злобная лиса несла за далёкие леса несчастного петуха.

– Вы переоденьтесь с дороги, душ примите, а потом за стол. Ужин уже готов, – сказала Люська. – Если что надо, – позовите». Без тулупа Люська оказалась больше похожа на женщину. Такая же русоголовая и коренастая, как брат, только глаза зелёные.

Поль быстро принял душ и только тогда понял, насколько он проголодался. Почему-то ему показалось, что сейчас он войдёт в гостиную, а там к нему подплывёт Люська в кокошнике, с хлебом-солью, а её брат Фёдор лихо ударит по струнам балалайки, и все они, включая ещё не представленного члена семейства, неровными голосами дружно затянут «Калинка, калинка, калинка моя».

Когда-то Поль заинтересовался, почему эта песня стала столь популярной. Не поленился и даже разыскал на интернете слова. Но тайна сия осталась для него нераскрытой. Сначала герой, судя по всему, половозрелый детина, просит положить его спать «под сосною, под зеленою». Кого он призывает помочь ему в этом непростом деле, из песни неясно. Чтобы ускорить процесс, он произносит странное заклинание «ай люли, люли». Затем выясняется, что сон не идёт, так как сосна сильно шумит. Постоянно выкрикивая «калинка-малинка моя» совсем даже не к месту (ну какое отношение ягоды имеют к сосне? Тут уж проси, не проси), герой уговаривает сосну немедленно прекратить шум. И снова под люли, разлюли. Вконец потеряв надежду заснуть, наш герой вспоминает про существование некой души-девицы, красавицы. От лютой бессонницы и гормонального всплеска при воспоминании о девице наш герой опять взывает к калинке-малинке, не забыв, понятное дело, мантру «ай люли, люли», и на сей раз просит девицу его полюбить. На этой надрывной ноте песня заканчивается.

«Надо будет при случае спросить. Может, местные знают, в чём тут тайный смысл», – подумал Поль и вошёл в гостиную.

В гостиной никого не было, но стол был уже накрыт. Поль голодным глазом узрел керамические миски с квашеной капустой, свекольным салатом, солёными огурцами и помидорами, грибочками, а также пирожками с начинкой. Сбоку на столе стояла огромная бутыль с мутной жидкостью. «Самогон», – смекнул Поль. Голод буквально сжал горло Поля костлявой рукой, сопротивляться сил уже не было, и он быстро схватил горячий пирожок и затолкал его в рот. Поскольку сила воли была уже всё равно сломлена, вслед за пирожком в рот отправился и солёный огурец. И только когда Поль потянулся было за вторым пирожком, он заметил, что в тёмном углу комнаты на лавке кто-то сидит. В это время из кухни появился Фёдор.

– А, ну, я вижу, все уже собрались на ужин. Прошу за стол.

С лавки поднялось тенеобразное существо.

– Знакомьтесь. Это наш с Люськой брат, гений деревни Заморышево и не только, Тихон Хлипкин!

– Очень приятно, – сказал Поль и протянул руку. Рука Тихона была вялой и безвольной. Впрочем, откуда ей было быть иной, если сам Тихон Хлипкин был щупл и неказист. По сравнению с ним его брат, отнюдь не великан, казался богатырём из русских былин.

– На горячее у нас сегодня русские пельмени! – провозгласила появившаяся с кухни Люська. – А пока предлагаю выпить и закусить за знакомство и удачное начало вашего путешествия.

Поль знал толк в настоящих русских пельменях, которые так вкусно готовила бабушка. Поэтому в его доме никогда не подавали равиоли – жалкое безвкусное подобие пельменей. Сначала Поль твёрдо решил, что он, тонкий знаток лучших вин, этот мутный самогон пить ни за что не будет, но к своему собственному удивлению откликнулся на внутренний зов предков и легко выпил первую стопку. Дело сразу заладилось. Фёдор что-то беспрестанно рассказывал, Люська уже пьяненько хихикала, а Тихон, несмотря на видимую тщедушность, опрокидывал одну стопку за другой, не теряя при этом нить мысли. Пельмени оказались потрясающе вкусными, и Поль начал делать Люське комплименты, от которых та даже зарделась. Но брат Фёдор строго ей сказал:

– Даже не думай!

Поль не понял, о чём таком не должна была думать Люська. В разгар застолья он вдруг вспомнил, что хотел расспросить хозяев про программу пребывания, а также узнать у них, в чём смысл песни «Калинка».

– О программе – завтра, – сказал Фёдор. – А «Калинка».. Вот щас ты всё сам поймёшь.

Фёдор встал из-за стола и взял с полки диск. Поставил его, и из динамиков полилась знакомая мелодия. Исполнял песню большой мужской хор. Солист пел душевно, где-то даже вкрадчиво, а хор мощно врывался стремительным припевом. Прозвучал последний аккорд.

– Ну что? Понял? – спросил Фёдор.

– Нет, – признался Поль. Прослушали ещё раз, и опять Поль был вынужден признаться, что ничего не понял.

– Ладно, так и быть, скажу. Весь смысл в этом раскатистом «Ааааааааааах» перед припевом. В этом вся широта и глубина русской души, – гордо подытожил Фёдор.

«Нет, – подумал Поль. – Видимо, надо тут родиться, чтобы это понять».

После чаепития с сушками да баранками все собрались спать.

– Ну, утром надо выспаться хорошенько, – сказал Фёдор. – Хотя, кто рано встаёт…

– Тот всех достаёт, – вставил Тихон.

На следующее утро Поль проснулся оттого, что кто-то тщательно вылизывал его лицо. «Дженни, ну перестань… Рано ведь ещё», – пробормотал спросонья Поль. Когда же он, наконец, открыл глаза, то увидел, что его лицо вылизывает огромный мохнатый пёс.

– Привет! – сказал Поль. – Ну, и как же тебя зовут?

В это время дверь открылась, и в комнату тихонько вошла Люська.

– Ах вот ты где! Тимка, ну-ка быстро пошёл отсюда, – громким шёпотом сказал она.

– Ничего, ничего, – сказал Поль. – Я люблю собак. Доброе утро.

– Доброе. У меня и завтрак уже готов. Так что ждём вас.

Тимка уходить явно никуда не собирался, – жилец ему пришёлся по нраву. Породы он был настолько неопределённой, какую можно встретить только в российских деревнях.

– Ну что, пойдём завтракать?

Пёс лизнул Поля напоследок и умчался на кухню.

Завтрак был уже на столе. Фёдор наливал Тихону чай. Завидев Поля, они поздоровались.

– Что желаете – чай, кофе?

– Чай, спасибо, – ответил Поль и стал смотреть, чем можно было поживиться.

На столе стояли сырники, сметана, мёд. Люська уже принесла кашу. Чай оказался необыкновенным, настоенным на каких-то травах, ароматным и обжигающе горячим. Только сейчас Поль понял, как надоели ему все эти хлопья и йогурты, и свежевыжатый сок тоже надоел. Он с удовольствием поел пшенной каши, а затем приступил к сырникам со сметаной. Когда все позавтракали, Фёдор сообщил о программе на день.

– После завтрака предлагаю прокатиться по прекрасному сибирскому лесу. Лошадка наша готова. Погодка – что надо! Затем во второй половине дня – русская банька. И главное. Собственно, из-за чего ваше пребывание здесь, как мы надеемся, окажется незабываемым. Но об этом расскажет Тихон.

– Только давай без этих твоих технических подробностей, – сказал Фёдор, уже обращаясь к Тихону.

Тихон встал, как для доклада. Полю показалось, что Тихон более всего напоминает инопланетянина в том виде, как их изображают в кино и комиксах. Несоразмерно большая лысеющая голова, узенькие плечи, длинные худые руки, впалая грудь. Только что цвета не зелёного.

– Если изложить суть дела вкратце, то речь идёт об одном моём изобретении, а точнее, о приборе НЭМО, расшифровывается как напульсный эмоциональный модулятор. Сфера его применения пока ограничена, но эффект потрясающий. На этом этапе для полного воспроизведения эмоций мы выбрали картины известных художников. Кстати, наш сайт поэтому так и называется – гений и искусство. Гений, как считает мой брат, это я, – сказал Тихон, скромно потупив взор. – От вас никаких особых усилий не требуется. В течение трёх дней минут по сорок вы будете рассматривать один большой художественный альбом с репродукциями известных картин. На запястье у вас будет закреплён мой прибор. Он будет фиксировать наиболее сильную вашу эмоциональную реакцию на определённые произведения. За три раза станет ясно, какие именно картины произвели на вас наибольшее впечатление. После третьего раза модулятор просто воспроизведёт ваши же эмоции, вы их прочувствуете, как будто… Впрочем, вы сами потом расскажете. Из альбома мы в силу определённых причин убрали всех художников-баталистов и современную живопись, которая зачастую бывает депрессивной. Должен вас предупредить, что мы не можем заранее предугадать, какие именно эмоции вы испытаете. Они могут быть и неприятными. Прибор сам отберёт несколько наиболее сильных эмоциональных всплесков и потом их воспроизведёт. Мы подготовили документ, который вы должны подписать. Там кратко изложено всё, о чём я вам тут только что рассказал. Вы можете и отказаться, конечно, – закончил Тихон и внимательно посмотрел на очередного подопытного.

Прежде, чем подписать бумагу, Поль поинтересовался, не опасен ли прибор для здоровья.

– Не больше, чем опасны любого рода эмоции. Все мы по какому-то поводу радуемся, печалимся, переживаем, и, конечно, наш организм на всё это реагирует, – сказал Тихон. Поль поставил свою подпись.

– Ну вот и ладненько, – сказал Фёдор. – Теперь пора воздухом подышать.

Полю выдали тулуп, меховую шапку, валенки и шерстяные рукавицы.

Обещанной в рекламе тройки у ворот не было. А была не очень упитанная лошадка, запряжённая в сани. Лошадка, как показалось Полю, не очень добро на него взглянула, представив, что сейчас ей придётся везти двух бугаёв по рыхлому снегу. Она выбрала подходящий для себя и, надо сказать, щадящий ритм передвижения и совершенно не реагировала на покрикивание Фёдора «Эх, залётная!!!» Впрочем, прогулка по зимнему лесу оказалась весьма приятной.

После обеда и сиесты Тихон отвёл Поля в отдельную комнату, усадил на диван и закрепил на его запястье хитрый прибор. Прибор более всего напоминал напульсный тонометр. Только когда Тихон нажал на зелёную кнопку, на панели вдруг заиграли разноцветные огоньки.

– Ну вот, теперь возьмите вот этот альбом и просто смотрите репродукции. Света здесь достаточно. Располагайтесь поудобнее. А я к вам загляну минут через сорок. В идеале вам не надо отвлекаться. Но, если что-то будет надо, зовите, конечно. – На этом Тихон удалился.

Поль раскрыл альбом. Качество репродукций было прекрасным. Сами картины были представлены без всякой системы. Не было подборки ни по художникам, ни по эпохам, ни по тематике. Поль стал с удовольствием рассматривать картины. Время пролетело незаметно. Оставалось ещё буквально несколько страниц, когда дверь открылась и появился Тихон. Он подошёл к Полю и отключил прибор.

– Ну что, не очень устали? – спросил Тихон.

– Да, нет. Напротив. Получил большое удовольствие. Вот, до конца даже не успел досмотреть, – ответил Поль.

Появившийся в дверях Фёдор объявил, что банька уже натоплена и можно пойти получить огромное удовольствие и помочь организму обрести былую силу и здоровье.

Поль, естественно, бывал и в сауне, и в хамаме. Но про русскую баню слышал только от бабушки. Первый раз он услышал от неё описание традиционной русской бани ещё мальчишкой. Впечатление осталось несколько странным, – никак он не мог понять, какое может быть удовольствие от нахождения в удушающей парилке с запредельной температурой, когда при этом тебя ещё хлещут каким-то веником. Чтобы не надоедать бабушке с расспросами, он разыскал описание русской бани в литературе. И пришёл в ещё больший ужас, когда ознакомился с воспоминаниями апостола Эндрю (вот ведь совпадение, здесь тоже относительно недавно побывал Эндрю). Так вот в далёком 1113 году апостол посетил землю славян. Видел он и особенные деревянные сооружения, используемые как бани. Судя по его описанию, сначала бани нагревались до чрезвычайно высокой температуры, затем славяне раздевались донага и после нанесения на тело специального масла, начинали стегать друг друга молодыми тростниками. После этого окатывали себя с головы до ног ледяной водой. Затем процесс повторялся. Апостол так и не понял, зачем они устраивали такую добровольную пытку и превращали простой процесс мытья в истинное мучение. Правда, баня в те далёкие времена считалась ещё и первым верным способом избавления от хвори (вторым была водка, а третьим – чеснок). Вот и Фёдор тоже про здоровье упомянул.

«Ну раз уж я сюда забрался, никто, так сказать, не неволил, – надо пройти испытание и русской баней», – подбодрил себя Поль и решительно последовал за Фёдором.

В парилке пахло травами. Сначала Полю показалось, что просто нечем дышать, но потом организм привык и с удовольствием раскрыл все поры. Фёдор профессионально отхлестал Поля берёзовым веничком, и Поль от счастья даже покрякивал. Действительно, во всей этой процедуре было что-то волшебное. Спал в эту ночь Поль так крепко, как не спал уже с детства.

Утром Поль проснулся с полным ощущением безмятежности и покоя. Не тренькал мобильный, никто его не разыскивал, хотя, может, и разыскивал, да где ж его найти в такой глухомани? Не было никаких назначенных встреч, ни деловых ланчей, ни запрограммированных ужинов. Время здесь шло своим размеренным неспешным ходом.

Ещё два вечера подряд Поль рассматривал художественный альбом с закреплённым на запястье таинственным прибором. Ему уже не терпелось наконец узнать, что имел в виду Тихон, когда рассказывал про воспроизведение эмоций. За день до отъезда, после обеда, Тихон ему сообщил, что прибор сделал нужный сопоставительный анализ и Поль может наконец пережить свои же собственные наиболее яркие эмоции, которые он почувствовал во время просмотра альбома. На этот раз Тихон попросил Поля лечь на диван.

– Я сейчас закреплю свой прибор у вас на запястье. Только теперь вам уже не надо смотреть альбом. Вы закроете глаза, прибор пошлёт импульс, и вы реально будете переживать эмоции, которые вы почувствовали, глядя на картины, и которые на подсознательном уровне произвели на вас наибольшее впечатление. Не передумали? – на всякий случай спросил Тихон.

– Не зря же я сюда ехал за незабываемыми впечатлениями, – ответил Поль, покорно лёг на диван и закрыл глаза.

Прибор на этот раз тихонько зажжужал.

Поль вдруг увидел свои босые ноги, утопающие в раскалённом песке. Идти было невыносимо трудно. Он ощутил резкий запах пота, исходивший от порядка ещё семи-восьми бородатых и грязных мужиков, которые шагали перед ним. Поль замыкал эту вереницу. Болело плечо, перетянутое бечевой. Казалась, этой дороге не будет ни конца и ни края. Мужик, шагавший перед ним, злобно оборачивался время от времени и матерно ругался, когда Поль, сбившись с шага, наступал ему сзади на ноги. Оглянувшись назад, Поль увидел, что они тащат то ли баржу, то ли ещё какое судно, – разглядеть было трудно, так как пот застилал глаза. Бурлаки пели заунывную песнь, чтобы шагать в такт. Петь Поль, конечно, не мог. Каждый шаг отдавался в теле дикой болью, которая вдруг распадалась на мириады ядовитых иголок, пронзающих тело, и казалось, что нет уже уголка, куда бы они не проникли. Поль готов был рухнуть на песок, и будь что будет. Ему нестерпимо захотелось оторваться от земли, взмыть в это чистое лазурное небо и освободиться наконец от этого смрада, тоски и безысходности.

То ли от жары, то ли от боли ему вдруг привиделось, что какая-то огромная белая птица с человеческим лицом подхватила его на своё белоснежное крыло, и он увидел, как его ободранные ноги отрываются от земли, а сам он начинает парить над землёй. «Сирин», – прошептал Поль потрескавшимися губами.

Птица запела странную мелодию необыкновенным голосом, и Поль ощутил, как быстро исчезла боль. Его сердце наполнилось блаженством и негой. Людишки на земле уже казались мелкими муравьями. Он перестал ощущать своё тело, оно как будто растворилось в этой синеве, стало частью пространства и при этом являло собой сгусток материи, источающей радость и тепло. «Вот, что такое счастье», – подумал Поль.

В этот момент он почувствовал толчок, нежная мелодия прервалась, и он оказался на иссиня-чёрном крыле Алконост. Из груди птицы печали вырывались то ли стоны, то ли звуки рыданья. Несла его птица невысоко над землёй, и пейзаж, открывшийся взору Поля, совсем его не радовал. Ни зелени, ни цветов, ни деревьев… Одна чёрная земля с каменюками. Птица стала кружить над одним местом, которое Полю особенно не понравилось. Там была глубокая впадина, и Поль понял, что именно здесь птица от него и избавится. Страшное предчувствие не обмануло его, и через секунду он полетел вниз, в эту чёрную бесконечную дыру, из которой веяло могильным холодом. Вслед ему нёсся зловещий хохот птицы.

Плюхнулся он рядом с весьма странным существом с непомерно большой грушевидной головой и неприятными чертами лица – два маленьких, близко посаженных глаза, толстый мясистый нос и тонкая щель вместо рта. У существа был огромный зелёный живот в пупырышках. Оно что-то помешивало веслом в большом чане, который висел над костром. Приглядевшись, Поль увидел, что из чана вылезают то чьи-то руки, то ноги. «Чёрт меня дёрнул Босха рассматривать», – подумал Поль. В этот момент к нему подскочили два демона, схватили его и потащили к чану.

– Вот тебе ещё один, – прошипел первый демон, обращаясь к существу с веслом.

– Я здесь случайно, – пытался протестовать Поль.

– Все так говорят, – сказал второй демон. – Может, тебя ещё на какие вечные муки определить? Здесь у нас выбор большой.

Краем глаза Поль заметил в темноте лестницу, которая вела наверх, откуда струился тусклый свет. «Выбора нет, – либо сварят, либо сожгут. Была не была», – подумал Поль и рванул к лестнице. В нём проснулась огромная жажда жизни. Откуда только взялись эти нечеловеческая ловкость и прыть! Несколько секунд, и вот он уже наверху. Дырка в полу затянулась.

Поль оказался в углу залы, где стоял большой трапезный стол, а за столом сидели мужчины в странном старинном одеянии и ужинали. Вдруг Поля осенило, – это же последний ужин… Тайная вечеря!

«Раз я здесь, значит, Его ещё не предали. Я должен что-то сделать, я обязан предупредить», – лихорадочно соображал Поль.

Он хотел было уже пойти к столу и вдруг поймал на себе взгляд Спасителя. В этом взгляде было столько спокойствия, скорби и глубинного знания того, что не дано знать простым смертным, что Поль застыл. Обращаясь в никуда, Спаситель сказал: «Я всё знаю. Ступай с миром». И Поль понял, что эти слова обращены именно к нему. Он покорно открыл дверь и вышел.

Теперь в его левой руке горела церковная свечка, а свою правую изящную женскую руку он протянул священнику, который должен был надеть на палец обручальное кольцо.

Рядом стоял мерзкий старик, который высокомерно поглядывал на свою будущую юную жену. «Какой же он противный! Зачем я за него замуж иду? Угораздило же быть бесприданницей. Вот тётка и пристроила. И голос у него брюзжащий, и старческие пятна на лице. И вообще, он весь сморщенный, как печёное яблоко. Разве что богат – платье подвенечное справил красивое, всё в кружевах. Никогда я не думала, что моё венчание будет столь грустным.

Одна надежда, – может, хоть овдовею скоро. Нет, всё равно не могу!» Поль подхватил подол длинного платья и под неодобрительный ропот приглашённых на торжество выбежал из церкви.

Вот она, свобода! А красота-то какая! Как он любил гулять по утрам в этом сосновом бору с мамой и братишкой-медвежонком. Мама-медведица вкусно пахла молоком и ещё каким-то терпким незнакомым запахом. Солнце пробивалось сквозь деревья, и медвежата с удовольствием стали играть на поляне. Они то залезали на поваленное дерево, то спихивали с него друг друга. Сколько безмятежности было в этих детских играх. Заигравшись, медвежонок больно прихватил своего братишку, и его острые зубы до крови расцарапали бедро. Конечно, случайно, но так больно!

Поль взвизгнул и открыл глаза.

Тихон наклонился и отключил прибор.

– И долго я был… там? – спросил Поль.

– Да с полчаса примерно. Хотя дольше, чем все остальные. Как вы себя чувствуете? Всё нормально?

– Я очень устал. Но вы не обманули, впечатления действительно незабываемые.

По просьбе Тихона Поль рассказал ему, что видел и чувствовал. Тихон что-то записывал в блокнот.

На следующий день Фёдор отвёз Поля на станцию.

Сидя в салоне самолёта, взявшего курс на Париж, Поль пытался задремать, но сильно болело натёртое бурлацкой лямкой плечо, и саднило бедро, укушенное братишкой-медвежонком. Сзади Поля расположились двое неприметных мужчин.

Один тихо сказал другому: «Ну как нас только угораздило его упустить? Про эту лестницу никто не знает. Да и не видно её в темноте-то. А теперь ищи его свищи неизвестно где».

Поль вдавил голову в плечи. Обернуться назад он не рискнул.

 

Жертвы рекламы

Бережно прижимая к себе заскорузлыми руками пакетик из супермаркета с заветными тапками, о которых она давно мечтала, такими нежно-розовыми, что аж дух от счастья захватывало, Зинка Ложкина неспешно погребла домой. На её родном камвольном комбинате, где она давно потомственно трудилась мотальщицей-валяльщицей, прошёл нездоровый слух, будто есть шанс получить бесплатную турпутёвку в Монако. Из жёлтой прессы ей было доподлинно известно, что именно там живёт принц на белом коне. Есть ещё, конечно, принц Чарльз. Но уж больно он сам похож на лошадку, даже ещё в большей степени, чем известная голливудская звезда, которую так нещадно недавно раскритиковал один очень привередливый кинокритик.

Сидя дома на продавленном диване и поджав под себя ноги в новых тапках, она закрыла глаза, и её опухшее после вчерашнего бодуна лицо озарила мечтательная улыбка. Мысли, а их в её голове роилось обычно не больше трёхчетырёх в день, куда-то улетучились, и она погрузилась в приятную полудрёму.

Вкрадчиво зашелестело подсознание: «Ну ты чё, Зинка? Права, что ли, не имеешь на счастье женское? В жизни чё только не бывает? Ну помнишь, супермодель вышла замуж за дряхлого миллиардера? И жили они недолго, но счастливо, так как он быстро помер. Или вот по телеку показывали, простая училка из Урюпинска по объявлению поехала во Францию преподавать русский язык одному французу, владельцу собственного замка с виноградниками. И что? Вышла за него замуж. Училка, надо сказать, быстро привыкла к новой роли замковладелицы и даже стала отличать хорошее вино от низкопробного по послевкусью и последней ноте. Одно настораживало, француза стало всё чаще тянуть в её родной Урюпинск. Экстремалом оказался француз. – Подсознание перевело дух и принялось долбить дальше. – Ну хорошо. На супермодель ты у нас не тянешь. Ну уж не хуже училки из Урюпинска». Доказательной базы в пользу последнего утверждения, однако, тоже не нашлось. Подсознание грустно вздохнуло, уж очень ему хотелось оказаться в Монако, а без Зинки туда ходу нет. Чувствуя, что Зинка вот-вот выйдет из полудрёмы, подсознание от отчаяния чётко сформулировало задачу: «Знаешь что, Ложкина? Человек – кузнец. Быка за рога!»

Зинка приоткрыла глаза. При чём тут бык, какие рога? А может, бык – это Витёк Быков, начальник их бригады? Зинка хихикнула и включила телевизор. С экрана на Зинку смотрел грустный человек, который, судя по всему, сильно нервничал. Видимо, непривычно ему было выступать по телевизору. Его близкопосаженные глазки всё время бегали, пока он наконец не сфокусировал своё внимание на маленьком зелёном огоньке в студии, куда ему надлежало смотреть. Человек собрался наконец с духом и сказал глуховатым голосом: «Дорогие телезрители! Сегодня мы с вами поговорим о пантах».

«Вот чудила, – подумала Зинка. – Уже совсем малограмотных стали приглашать на телевидение. О пантах он, видите ли, разговор будет вести. Сейчас всяк знает, что правильно говорить о понтах». Зинка встала с дивана и отправилась на кухню ставить чайник.

Между тем человек продолжал вещать с экрана: «Неизвестно, сколько пантов производилось в Китае и прочих странах в древности, однако, когда с середины 19 века в нашей стране начали заниматься их промышленной заготовкой, экспорт этого сырья достигал значительных размеров. Так с 1882 по 1907 год только через Онгудайскую таможню по Чуйскому тракту было вывезено 1635 пудов пантов, что приносило в среднем в год до 35 тысяч золотых рублей».

Когда Зинка вернулась в комнату с чашкой чая и любимыми сушками, человек на экране уже демонстрировал какие-то таблетки, обладающие, по его словам, самыми фантастическими свойствами. Зинка даже отметила, что глазки человека загорелись от собственного энтузиазма, а голос изменил модуляцию. «Врачи древнего Китая и Тибета считали, – продолжал он с некоторым надрывом, – что панты, а это, как мы уже тут говорили, – неокостеневшие рога оленей, увеличивают жизненную силу человека, укрепляют волю, отдаляют старость, растворяют камни в мочевом пузыре, излечивают гнойные нарывы, улучшают кровообращение, способствуют росту зубов и усиливают половую потенцию».

Укороченная извилина в Зинкиной голове вдруг отчаянно завибрировала, и она поняла, что пошёл процесс зарождения какой-никакой мысли. Мысль оказалась довольно странной. Поскольку логические и абстрактные рассуждения не были сильной отличительной чертой Зинкиного мыслеобразования, она сильно озадачилась. Сначала Зинка вообще ничего не поняла, и вдруг нарисовалась цепочка: Быков-рога-Монако. Путь к заветной цели – поездке в Монако – лежал через Витька Быкова и рога.

«Как же я сразу-то не подумала! Ведь на первом этапе решать, кому отдать заветную турпутёвку, будет именно Витёк. То-то я смотрю – наши тётки все активизировались! Глазки ему строят, завлекают, как могут. А давеча вот Клавка ему и пакет какой-то сунула со словами, мол, возвращаю вам свой долг». – Зинка даже расстроилась. Время было бездарно потеряно, и надо было срочно что-то предпринимать. Причём что-то радикальное, так, чтобы точно завладеть этой путёвкой. Зинка схватила ручку и быстро записала «пантовый препарат». Вроде бы так говорил этот мараловед или мараловод.

Всю ночь Зинку мучили кошмары. То она убегала от огромного оленя, который зычным голосом требовал вернуть ему рога, то вдруг мерещился Витёк, который насильно пытался влить ей в рот какую-то тошнотворную жидкость из колбы и при этом приговаривал: «А теперь твоя очередь…»

Утром, совершенно не выспавшись, Зинка до работы зашла в аптеку. Аптекарша, похожая на вымученную совсем белую моль, с реденькими волосами и устоявшимся взглядом безнадёжно-незамужней женщины, всё же сжалилась над Зинкой, увидев её красные от недосыпа глаза, и выдала ей без рецепта упаковку пантового препарата в таблетках. Это была первая удача нового трудового дня. «Вот свезло, так свезло», – мрачно подумала Зинка и отправилась на родной комбинат.

* * *

Накануне Витёк вернулся домой с работы усталый и злой. Мало того, что Палыч не отдал должок, хотя клялся своей пролетарской честью, что отдаст всенепременно. А тут ему ещё поручили втайне от всего трудового коллектива выбрать достойную кандидатуру для турпоездки в Монако. Одна путёвка была уже железно обещана ему. Поэтому с выбором кандидатки ошибиться было ну никак нельзя. Нельзя было допустить, чтобы такое редкое счастье было омрачено из-за глупого недосмотра. Времени для принятия решения практически не было, путёвка была сверхгорящая, вылетать надо было уже на следующей неделе, а турагентство обещало решить все оргвопросы за один день.

Надо сказать, что Витёк не любил, когда жизнь ставила перед ним сложные задачи. Так было на заре его бурной молодости, когда он решал, на ком ему всё-таки лучше жениться, – на Иришке из соседнего дома или на её бабушке, которая воспитывала её с детства. Пока он мучился этой непростой дилеммой, в его жизнь стремительно ворвалась лимитчица Анюта родом из села Новая Тушка, что расположено в относительной близости от города Омутнинск. Ему бы тогда сразу сообразить, что не только имя определяет сущность и характер человека, как утверждают астрологи. Места рождения и проживания также накладывают на человека неизгладимый отпечаток. Омутнянка, работавшая маляршей на стройке, длинными зимними вечерами рассказывала Витьку, какой он необыкновенный, классный и распрекрасный, какого редкого ума человек. Поначалу внутренний голос пытался достучаться до разума Витька, одурманенного елейными речами. И не единожды закрадывались в его душу сомнения относительно искренности омутнянки. Ну вот, например, однажды вечером, после просмотра фильма «Терминатор 2», Анюта сладко проворковала ему на ухо: «Шварци ты мой!» От такого неожиданного сравнения Витёк даже вздрогнул, а внутренний голос аж по-немецки завопил: «Ахтунг!» – лишь бы только его услышали. Ибо даже невооружённым глазом непредвзятого человека, исключительно хорошо относящегося к Витьку, было видно, что между будущим начбригом камвольного комбината и голливудским Терминатором наблюдаются некоторые отличия в экстерьере. Раньше, чтобы развлечь читающую публику во время выходных после трудовой недели, в некоторых журналах печатали с виду идентичные картинки и ставилась задача найти пять или десять отличий, в зависимости от уровня интеллекта читающего данный журнал контингента. Если расположить рядом фотографии Витька и Шварци, то таких отличий можно было бы найти немерено.

Насмотревшись на косые мышцы живота Терминатора, Анюта не в меру распалилась и быстро и незамысловато овладела Витьком. В ванной Витёк осмотрел себя в зеркале критическим взглядом. «Ты и Шварци – есть вещи несовместные!» – прогнусавил голос рассудка. А с другой стороны, это ведь как посмотреть. Ежели не давать Шварци стероидов, лишить пищевых добавок и закрыть доступ в тренажёрный зал, то все мышцы его сдуются и станет он похож… Ну вот аккурат на Витька и станет похож! Только ростом будет сильно повыше да в плечах заметно пошире.

Не успел Витёк опомниться, как Анюта сообщила ему, что уже заказано подвенечное платье и на свадьбу приглашены гости. Слабая надежда на то, что женихом на свадьбе будет не он, угасла, как свеча. Череду дальнейших событий Витёк помнил смутно. Отгуляла, отшумела пьяная свадьба, на которую прибыл внушительный десант омутнян. Особенно веселился Анютин папаша, запойный алкоголик, трудившийся на благо отечественного здравоохранения. К ужасу Витька он всё грозился часто бывать и подолгу гостить у новобрачных. Подружки Анюты тоже не теряли времени даром. Так и клеились к приятелям Витька, строя планы перебраться в стольный град.

Дальше-хуже. Папаня Анюты оказался человеком слова и появлялся у них в доме неожиданно. Гостил, как обещал, подолгу. Сама же Анюта претерпела невиданные метаморфозы. В голосе появились командные нотки, запросы сильно возросли, Витька хвалить перестала и даже начала подвергать резкой критике, а потом и просто есть поедом. Анекдоты, которые она приносила со стройки, Витёк не осмелился бы рассказать даже в чисто мужской компании. И уже в следующий момент осознанного просветления Витёк оказался в просторной, совершенно изолированной 14-метровой комнате коммунальной квартиры. Соседствовал он теперь с учителкой, которую выгнал муж, обнаружив после 20 лет совместной жизни, что она не совсем похожа на предмет его вожделения – Памелу Андерсон, и с водилой-бомбилой, который повторил жизненный подвиг Витька.

С тех пор Витёк шёл исключительно на случайные половые связи разового характера, а всякие предложения продолжить и развить знакомство отвергал на корню.

Вернувшись домой, Витёк переоделся – надел свои любимые синие, растянутые на коленях тренировочные штаны, стоптанные тапочки и стиранную-перестиранную майку в сеточку. После нехитрого холостяцкого ужина взял лист бумаги и стал составлять список кандидаток в турпоездку.

Собственно, список был недлинным, так как некоторые кандидатуры отпали сразу, кто по объективным, а кто и по субъективным причинам. Ну взять хотя бы ту же Клавку, которая пыталась его задобрить своим кульком. Так у неё муж-громила. С таким не забалуешь. А Ритка… Эта длинная, тощая жердь! Да её там ветром в море сдует! Ещё две не подходили по возрасту. Одна была стажёрка-малолетка, а другая работающая пенсионерка, вышедшая на пенсию ещё в лихие 90-е годы прошлого века. Про гренадершу Кувалдину вообще говорить нечего. Не совсем определённой половой принадлежности и ориентации была Кувалдина. Если уж ей не удавалось вручную разжать тиски гребнечесальной машины в случае сбоя, то это не удавалось уже никому. Даже специнструмент был бессилен.

Витёк наморщил лоб, потёр стремительно редеющую шевелюру и поставил галочку рядом с фамилией Ложкина. «Вот ведь хрень какая! И выбора-то нет никакого. Ну что же, – на безрыбье, как говорится, и Зинка – рыба. Надо будет устроить ей тест-драйв, чтобы не отравила существование и отдых в Монако», – Витёк хмыкнул и допил чай.

На следующее утро вставать в рань на работу не было никакой необходимости, так как Витёк записался на приём к врачу-урологу, а на работе предупредил, что придёт после обеда. В 10.30 утра Витёк уже сидел в очереди на приём среди мужчин грустного вида и разного возраста. «Вот ведь как бывает. Пока в больницу не придёшь, кажется, что там никого и нет. А придёшь, – полно народу», – философски рассуждал Витёк. В этот момент медсестра назвала его фамилию, и он вошёл в кабинет. За столом сидел врач необъятных размеров и огромными волосатыми руками перебирал карточки пациентов. От одной мысли, что вот этими вот огромными волосатыми ручищами врач будет производить осмотр интимной части его тела, Витьку резко поплохело, но он мужественно сел на стул. После ряда общих вопросов о состоянии здоровья врач перешёл к конкретике. А конкретика заключалась в том, что беспорядочная половая жизнь не способствует могучей потенции, о чём Витёк и поведал врачу. Врач же рассказал Витьку о неутешительной статистике такого рода дисфункции, и Витёк сразу же почувствовал себя не столь одиноким. Даже одним из очень многих почувствовал себя Витёк. К его беспредельной радости выяснилось, что медицина всё это время не стояла на месте, что лучшие светлые умы бились-бились, да и придумали чудодейственные средства, которые помогают таким дисфункциональным, как Витёк, снова обрести счастье в интимной жизни.

Не дослушав врача, который вещал ему про возможные побочные эффекты препарата, Витёк сказал, что должен уже срочно возвращаться на работу, схватил выписанный рецепт и помчался в аптеку, что была неподалёку от комбината. Та же самая аптекарша, что утром снабдила Зинку Ложкину пантовым препаратом, выдала Витьку по рецепту упаковку с таблетками небесно-голубого цвета. Глаза аптекарши на секунду загорелись при мысли о том, для чего покупателю может быть нужно лекарство такого рода, но так же быстро и погасли, а лицо приняло привычное безучастно-равнодушное выражение.

В цех Витёк пришёл ещё до окончания обеденного перерыва.

* * *

В это пятничное утро Зинке совсем не работалось. Под горячую руку она даже шуганула стажёрку-малолетку, которой всё никак не давались азы чесального мастерства. Всё утро Зинка мучительно соображала, как ей заманить к себе Витька, чем завлечь, чтобы именно её он выбрал для поездки в сказочную страну Монако. И без того скудная фантазия буксовала. Праздников не предвиделось, дня рождения тоже. Зинку осенило, когда в очередной раз остановился вверенный ей агрегат. «Надо будет слёзно попросить Витька о мужской помощи. Пусть чего-нибудь починит. Надо только придумать – что», – лихорадочно, но уже с долей оптимизма, заработала Зинкина извилина. «Пусть чинит декодер», – решила Зинка. Она в жизни не запомнила бы это лишённое для неё смысла слово, если бы именно из-за декодера не потеряла целый вечер и не посмотрела любимый сериал, пытаясь решить задачу, достойную ума Эйнштейна. Чем конкретно был знаменит Эйнштейн, Зинка не знала, но запомнила, что считался он шибко умным.

Неделю назад, поддавшись на брошенную в почтовый ящик рекламу, в которой обещали за недорого «подарить весь мир», Зинка вызвала телевизионного мастера, который установил ей декодер и, радостно сообщив, что теперь она сможет смотреть тысячу сто шестнадцать каналов, вручил ей пульт. Настойчивые попытки мастера получить с Зинки побольше денег ввиду особой сложности установки оказались тщетными. Зинка заплатила ровно столько, сколько было указано в рекламном проспекте, и вытолкала мастера за дверь. Усевшись поудобнее в кресле, Зинка стала щёлкать пультом. Реклама не обманула – окно в мир было открыто. Сначала Зинка с интересом стала смотреть передачу про туземцев, но вскоре туземцы наскучили ей своей монотонностью, – никак им не удавалось поймать медленно плавающую рыбу, и она переключила на телешопинг. Ведущая рекламировала чудо-кастрюлю, которая жарит, варит и парит, и всё без использования вредоносного масла и с сохранением всех витаминов. Зинка собиралась уже переключить на другой канал, как вдруг вскрылись новые качества чудо-кастрюли. По картинкам Зинка поняла, что ежели чистую кастрюлю привязать дном к спине, закутаться в плед и походить так несколько дней, то навсегда исчезнут межпозвоночные грыжи. А если ежедневно стоять на перевёрнутой кастрюле босиком не менее часа в день, то можно избавиться от плоскостопия. Попав на унылый арабский канал, Зинка вспомнила, что сейчас начнётся её любимый сериал и нажала на соответствующую кнопку. Полилась знакомая мелодия заставки, но картинки не было. Экран был чёрным. Зинка щёлкнула другим пультом – тот же эффект. «Вот гад! – в сердцах подумала Зинка. – Одно настроил – другое сломал».

Бывший одноклассник Вовка, с которым Зинка изредка консультировалась по техническим вопросам, к счастью, оказался дома. Вовка стал задавать по телефону нелепые, с точки зрения Зинки, вопросы. Ну, например, разного ли цвета провода выходят из стены, одинаковы ли они в диаметре, и нет ли такого, что какой-то болтался бы и никуда не входил. Затем он заставил Зинку взять лист бумаги и начертить схему, обозначив, какие провода куда идут и откуда выходят. Бедная Зинка на четвереньках с фонарём подбиралась к этим проводам то справа, то слева. Даже исхитрилась нарисовать схему. Однако КПД был на нуле. Вот уже прозвучала мелодия, завершающая каждую серию любимого сериала, а картинки по-прежнему не было. Сказав Вовке всё, что она думает по поводу его технической смекалки, Зинка повесила трубку. Проблему неожиданно решил сосед-второклассник, который зашёл к ней по просьбе матери занять бутылку водки в связи с неожиданно нагрянувшими гостями. Мальчик быстро нашёл нужную кнопку, и, о чудо! – Зинка увидела любимого юмориста, который в очередной раз рассказал древнюю шутку и смеялся над ней пуще зрителей. Зинка выдала мальчику бутылку водки. Сам же мальчик получил от Зинки в знак благодарности банку пива и пачку сигарет.

«Значит, решено, – пусть Витёк чинит декодер», – подумала Зинка.

Завидев Витька, Зинка расстегнула две нижние пуговицы рабочего халата и вытащила крашеный-перекрашеный локон из-под косынки. Быстро подвела губы и, покачивая бёдрами, направилась к объекту.

«Опа-на, – подумал Витёк, – на ловца и зверь».

– Витенька, – максимально нежно проворковала Зинка. – Мне так нужна твоя помощь. Прям не знаю, как и быть.

– Чего случилось-то? Агрегат заклинило? К Кувалдиной обращалась?

– Да нет. У меня личная просьба. Понимаешь, я себе декодер поставила. Теперь тыщу программ смотреть могу. Зато почему-то обычные каналы не принимает. А ты, – тут Зинка понизила голос на полтона, – человек знающий, разбираешься в технике. Может, зайдёшь завтра вечерком ненадолго, взглянешь? – Накануне Зинка долго репетировала перед зеркалом нужное выражение лица. Судя по реакции Витька, не зря она старалась.

– Ну… это, – промямлил Витёк. – Ладно.

– Вот спасибо, выручил, – Зинка улыбнулась насколько могла обворожительно и достала из кармана заранее приготовленную смятую бумажку с адресом и телефоном. – Буду ждать к семи, – сказала она и томно посмотрела на Витька.

Когда Зинка ушла, Витёк развернул бумажку. Оказалось, что Зинка живёт не так уж и далеко – всего три пересадки на метро, а там полчаса на автобусе.

Ещё с работы Зинка позвонила своей соседке Варьке.

– Слышь, Варька. Тут такое дело. Потом объясню. Я зайду сегодня вечером после работы. Выручай, подруга. Отлей мне немного тёткиного зелья. Хоть и не верю я в это, но хуже не будет, – протараторила Зинка.

– Ой! И кого привораживать будем? – поинтересовалась Варька.

– Приду – расскажу, – сказала Зинка.

Зинка и правда раньше не верила во всякие там привороты-отвороты, но на её лестничной клетке жил наглядный пример чудодейственных свойств настоек Варькиной тётки. Сколько раз Зинка видела, как от Варьки уходят вполне приличные мужчины. «И чем она их так привлекает? Ведь ни рожи ни кожи!» – удивлялась Зинка. Объективно, и правда не у было у Варьки такого места, которое могло бы не то что остановить, но и даже притормозить взгляд мужчины. Совсем непримечательной наружности была Варька. И вот однажды, сидя у неё по-соседски в гостях и выпив изрядное количество горячительного напитка, чтобы залить тоску-печаль, Зинка выведала у Варьки секрет. Оказалось, есть у Варьки тётка-зелейница, которая снабжает Варьку бесплатно, по-родственному, всякими настойками приворотными. Всем остальным тётка своё зелье продавала и имела широкую клиентуру, ибо неиссякаем поток тех, кто в минуту отчаяния готов поверить в то, что настойка на дохлых мухах, тараканьих ножках с добавлением толчёного сушёного мухомора и ягоды дерезы китайской, а также множества иных ингредиентов, способна быстро и навсегда решить житейские проблемы разного рода. Зинка видела эту тётку всего пару раз. Это была женщина нервная, суетливая, неприветливая, с маленькими глазками-буравчиками и с тонкой ниточкой бесцветных губ, которые постоянно шевелились, как будто она всё время что-то тихо бормотала. Варька даже показала Зинке два маленьких флакончика – один с синей, а другой с красной крышечкой. Из флакона с синей крышечкой надлежало налить объекту, а из другого – себе, чтобы расслабиться и не комплексовать. Всё это зелье было Варькой надёжно спрятано в специальном запирающемся ящичке, чтобы туда не добрался шустрый сынок-второклассник.

После работы Зинка зашла к соседке на инструктаж.

«Тебе повезло, – сказала Варька, – Агафья Федотовна как раз недавно заезжала. Привезла свеженького. Вот приготовила я для тебя пару флакончиков. – С этими словами она извлекла из ящичка два пузырька. – Значит, так. Накапаешь десять капель мужику и десять себе. Можно в вино. Это зелье алкоголя не боится, – сказала Варька и хихикнула. – Действует безотказно. Так что, считай, мужик у тебя в кармане.

Во избежание лишних расспросов, Зинка схватила флаконы, поблагодарила Варьку и ушла домой, пообещав, что с утра ещё раз зайдёт, так как нужен будет ещё один совет. Дома Зинка вынула из сумочки купленный в аптеке пантовый препарат, взяла флаконы и всё отнесла на кухню. Достала аннотацию к пантовому препарату. В ней говорилось, что необходимо за один раз выпить две таблетки. Таблетки показались Зинке совершенно несерьёзного размера. Она взяла пять штук и мелко измельчила их в порошок. Затем она приготовила себе ужин и пошла смотреть телевизор. Заканчивалась передача про животных. Доктор биологических наук сообщил, что на грани вымирания находятся гадюки Динника, Никольского и Казнакова, в то время как, несмотря на все предпринимаемые меры, происходит неконтролируемый прирост населения в некоторых странах Юго-Восточной Азии. И это возмутительно. Затем начался сериал с человеколюбивым названием «Ненависть», но Зинка смотрела его уже вполглаза, завтра предстоял ответственный день, и пора было идти спать.

* * *

В субботу Витёк проснулся в прекрасном настроении. Пока на плите грелся чайник, он сбегал вниз за почтой. Из вороха всякой рекламы он выудил бесплатную газету, которую просматривал регулярно. Конечно, чтение гороскопов и всякие там гадания – это удел женщин. Но Витёк ничего с собой поделать не мог, каждое утро он знакомился с гороском на день. Заварив себе чай и приготовив бутерброд, Витёк стал изучать программу своего субботнего дня в описании астролога Сглазьева. По Сглазьеву, Витьку надо было соблюдать деликатность и такт в общении с единомышленниками, день следовало провести в свободном режиме, без чётких планов. «Но это про день говорится, – подумал Витёк. Более-менее чёткий план был на вечер. – А вот это уже любопытно», – произнёс Витёк, прочитав дальше в гороскопе, что вечерние встречи будут особенно интересными и интригующими. Далее в плане практического совета Сглазьев призывал к осторожности при работе со специнс-трументом и советовал воздерживаться от употребления алкоголя, транквилизаторов, галлюциногенов и психотропных препаратов. Гороскоп заканчивался загадочной рекомендацией: «В вашем рационе должно присутствовать большое количество полезной жидкости». Прямой угрозы для жизни и здоровья Витёк в гороскопе не разглядел.

«Надо будет с собой прихватить отвёртку, плоскогубцы… А то вечно у этих баб нет ничего нужного под рукой, – подумал Витёк и отобрал в ящике инструменты, которые могли бы пригодиться в ремонте. – Вот как раз посмотрю в обед футбол и буду собираться к Зинке». Чтобы не забыть, выложил на видное место упаковку лекарства, выписанного врачом-урологом.

Зинка с утра сразу позвонила соседке и позвала её к себе попить кофейку.

Через десять минут они уже живо обсуждали, что Зинке надо будет надеть, как себя вести и чем угощать вечернего гостя. Из одежды выбор пал на домашнее платье с умеренным декольте, зато со смелым разрезом до середины бедра. Цветовая гамма платья удивительным образом гармонировала с недавно купленными новыми розовыми тапками. Оставалось только у зеркала отточить максимально допустимый угол наклона, чтобы декольте сыграло, но не переиграло, отведённую для него роль, и походку, чтобы бедро маняще, но ненавязчиво мелькало в разрезе.

Про возможную поездку в Монако в случае удачно проведённого вечера Зинка всё же умолчала.

Пообещав доложить Варьке о результатах вечернего приёма, Зинка помчалась в магазин, чтобы закупить продукты на ужин. Вернувшись домой, Зинка быстро убрала квартиру, выдернула из декодера один из проводов, предварительно запомнив, на случай технического тупоумия Витька, какой именно, и стала накрывать на стол. Времени до прихода важного гостя оставалось уже немного.

Тем временем Витёк досмотрел футбольный матч, переоделся, выпил заветные таблетки, взял инструменты и отправился в гости. Выйдя из метро, он купил у старушки три полудохлые гвоздики и пошёл на автобусную остановку.

Где-то около восьми вечера в квартире Зинки раздался звонок.

Зинка быстро побрызгала на себя духами с феромонами, посмотрелась в зеркало и пошла открывать дверь.

– Ой, Витенька! – защебетала она. – Спасибо, что приехал. Ты проходи, проходи.

Глаза Витька лихорадочно забегали, в фокусе оказывалось то Зинкино бедро в разрезе, то грудь в декольте. Наконец Витёк справился с волнением и отдал Зинке цветы.

– Ну, где этот твой декодер? Давай посмотрю, – сказал Витёк и прошёл в гостиную.

Зинка отметила про себя, что произвела должное впечатление.

С ужасом увидев, что Витёк достал из сумки огромные плоскогубцы и отвёртку для грубых работ, она поняла, что надо безотлагательно сделать так, чтобы декодер поскорее заработал, так как техническое вмешательство Витька может привести к непоправимым последствиям.

В тот момент, когда Витёк уже начал пристраивать огромные плоскогубцы к тонкой технике, Зинка сказала: «Давай я тебе помогу. Может, там отошло что-то. Я вроде вчера проверяла, но, кто его знает». С этими словами Зинка наклонилась и незаметно вставила проводок в нужное место. Витёк же потерял концентрацию, глядя на склонившуюся над декодером Зинку, и не заметил её хитрого манёвра. Почувствовав, что не вовремя началось действие заветных таблеток, он срочно вызвал в своей памяти образ Анютиного папаши-алкоголика и усилием воли решительно прервал начавшийся физиологический процесс.

Зинка щёлкнула пультом, телевизор работал исправно, звук и картинка были без помех.

– Ну мне прям даже неудобно. Ведь вчера ещё не работал. Витенька, извини, что пришлось ко мне ехать. Знаешь, что? Мы сейчас с тобой поужинаем, – сказала Зинка и стала собирать на стол. Витёк возражать не стал. У Зинки ему понравилось – чисто и даже уютно. С кухни доносились будоражащие аппетит запахи. Да и сама Зинка смотрелась совсем иначе в этом платье, в домашней обстановке. И Витьку уже виделось, как они вдвоём прогуливаются по набережной Монте-Карло. Из мечтательного состояния его вывела Зинка, которая появилась с кухни с подносом, на котором стояло блюдо с жарким. Вернувшись на кухню, Зинка взяла два бокала. В каждый Зинка накапала для верности двойную дозу из разных флаконов. А в бокал Витька насыпала пантовый порошок. Наполнив бокалы вином, Зинка с радостью отметила, что порошок растворился без остатка.

С двумя бокалами Зинка вплыла в гостиную. Изголодавшийся Витёк уже разложил жаркое по тарелкам.

– Сейчас мы с тобой выпьем за здоровье да за счастье! – сказала Зинка и поставила бокалы на стол. Они чокнулись и выпили вино до дна. Витёк похвалил кулинарные способности Зинки, от чего Зинка аж зарделась. В неспешной болтовне прошло минут двадцать, когда Зинка вдруг заметила, что по её телу разлилась приятная истома. Витёк же стал похож на того самого принца на белом коне, из-за которого Зинке так хотелось попасть в Монако. Но в тот момент, когда Зинка уже было хотела предложить Витьку устроиться для начала поудобнее на диванчике, она поймала на себе остекленевший взгляд Витька. Витёк же никак не мог понять, почему лицо Зинки вдруг приняло синеватый оттенок. Он закрыл глаза. Одно видение сменяло другое. То вдруг на столе начинала бешено крутить фуэте женщина с комплекцией, далеко отличной от балерины. То вдруг он видел, как заглатывает пригорошнями голубые таблетки и запивает их каким-то горьким зельем. В какой-то момент он почувствовал, что на голове под волосами у висков вдруг стало страшно чесаться, как будто какая-то неведомая материя пыталась себе пробить путь на волю. «Глюки», – с ужасом подумал Витёк. Он стал шарить по столу руками, потом встал и, пошатываясь, пошёл к двери, из-за которой, как ему казалось, неслась сумасшедшая музыка. С первой попытки дверь не поддалась. Тогда он разбежался и выбил её плечом. Всё стихло. Присутствующие с интересом разглядывали его. Вдруг одна женщина вульгарно захохотала, а потом крикнула: «А рогатым тут не место!» Витёк же завыл страшно, по-звериному.

«Боже мой! Передоз!» – с ужасом смекнула Зинка, когда увидела, как Витёк с разбега упал на кровать в спальне и завыл. Она метнулась на кухню и накапала Витьку успокоительного. Прибежав в спальню, она насильно влила его Витьку в рот. Он ещё минут десять бушевал, пытась сорвать с головы что-то невидимое для Зинких глаз. Потом немного затих.

Теперь он стоял посреди луга с изумрудной сочной травой. И был он Коньком-Горбунком. На траве ещё лежала утренняя роса, которая переливалась всеми цветами радуги на фоне восходящего солнца. Грезилось ему, что он большой и сильный, ходит среди прекрасных кобылиц. Одна была ему мила крутизной крупа, другая привлекала стройностью ног, третья… Впрочем, одна из них была милее всех остальных. Он утопал в её карьих глазах с длинными пушистыми рыжеватыми ресницами, млел от её терпкого запаха и дурел от призывного взгляда.

«Ну почему я Горбунок?» – с тоской подумал Витёк.

Увидев, что Витёк вроде успокоился, Зинка помчалась к Варьке. Не дождавшись ответа на звонок, она стала колотить в дверь.

– Господи, да что случилось-то? – спросила Варька, завидев Зинку. Зинка схватила её за руку и потащила к себе в квартиру.

– Пойдём, очень тебя прошу. Там у меня такое творится!

– Ты всё сделала, как я велела? – спросила Варька, бросив взгляд на распластанного на кровати Витька.

Зинка виновато потупила глаза.

– Ну, я это… Для верности, значит… Побольше капель твоих накапала. Да ещё пантового порошка ему добавила, будь он неладен. И тоже побольше.

Они вышли в гостиную. Зинка разревелась.

– Ну что теперь будет-то?

– Не реви. Оклемается. У меня так тоже однажды было. Зверем выл?

– Ещё как! – подтвердила Зинка и зарыдала пуще прежнего.

В это время из спальни донеслось тихое лошадиное ржание.

Зинка с Варькой бросились в спальню. Зинка склонилась над Витьком. Тот слегка приоткрыл глаза.

– Зинуля, – тихо произнёс он. И его лицо расплылось в глуповатой улыбке.

– Узнал, узнал! Витенька, очнись! – заверещала Зинка.

– А почему у тебя три головы? – вдруг строго спросил Витёк.

– Да одна у меня голова. Одна. Вот и Варька подтвердит.

Но Витёк уже опять погрузился в полузабытьё.

На Витька грустно смотрели три пары желтоватых холодных глаз.

– Узнал, надеюсь?

– Горыныч? – вяло предположил Витёк.

– Он самый, – сказал Змей, пристально разглядывая Витька. Витёк же стоял перед Горынычем в одной набедренной повязке, сжимая в руках игрушечный деревянный меч.

– Ну что, венец природы? Смотреть на тебя – и то неприятно. Тушка с отростками в разные стороны! Опять же, голова только одна. Зубы – одно название, когтей нет. Ни чешуи тебе, ни защитного панциря. Тьфу! – и одна голова Горыныча смачно сплюнула на пол. – А вы ещё про нас что-то говорите, мол, чудища смрадные, поганые… Я тут недавно съел одного из ваших, – Змей поковырял кончиком хвоста у себя в зубах, – так он и на вкус противным оказался. Может, ты лучше будешь, – меланхолично добавил Горыныч.

– А ты и правда огнедышащий? – спросил Витёк, чтобы сменить опасную тему.

– Показываю. Но это, чтоб тебя не пугать. – Горыныч сложил губы в трубочку и слегка выдохнул. В каждой пасти замерцали бенгальские огоньки.

– Я сегодня пока ещё не очень голодный. Зато вот бабуся сейчас вернётся наверняка голодная, – сказал Горыныч.

– Какая ещё бабуся? – заволновался Витёк.

В этот момент дверь заскрипела, и в комнату вошла здоровенная старуха, косая сажень в плечах. Сутулясь и приволакивая ногу, она подошла к Витьку и посмотрела на него сверху вниз. Выражение лица у неё сделалось таким, какое бывает у истребителей насекомых.

– Яга? – прошептал Витёк.

– Смышлёный. Но тщедушный, – вздохнула старуха. – Не мог поплотнее кого изловить, – старуха злобно стрельнула глазами в Горыныча.

– Да я и не ловил. Он сам нарисовался, – буркнул Змей.

– Слышь, Яга, – сказал Витёк, чуя неладное. – А ты не такой быть должна.

– Да? И какой же я должна быть, по-твоему?

– Ну, это… Маленькой, жилистой, костлявой, сгорбленной, немощной, – на одном дыхании выпалил Витёк.

– Эх ты. Ну ты сам посуди. Как бы я всех энтих здоровущих царевичей в печку-то запихивала, будь я щуплой да немощной, – сказала Яга и басовито расхохоталась. – Тебя мы зажарим в печке по старинному классическому рецепту, – сообщила Яга.

Горыныч к тому времени уже развёл в печке огонь.

– Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет, – провозгласила Яга и легко отобрала у Витька его деревянное оружие. Затем без какого бы то ни было усилия сгребла Витька в охапку и потащила к печке. Горыныч любезно приоткрыл заслонку.

– Честное слово, я всегда восхищался именно вами, – залепетал Витёк. – Потому что вы полагались только на свои силы. Опять же выполняли свой долг – ответственно охраняли то, что вам было доверено, – Витёк преданно посмотрел на Горыныча.

Яга и Горыныч на секунду потеряли бдительность от льстивых речей Витька. Витёк же сумел этим воспользоваться, вырвался из цепких рук Яги и с невиданной прытью сиганул к двери.

Вслед ему неслись страшные ругательства, а ниже поясницы Витёк ощутил страшный жар, как будто его обдали из огнемёта.

Именно в этот момент Варька всадила Витьку укол.

– Ну, вот. Теперь точно должен оклематься. Какой у нас сегодня день?

– Понедельник уже, – вздохнула Зинка.

– Завтра будет, как огурчик. Я вечерком забегу, – пообещала Варька.

Во вторник утром Зинка проснулась от непривычно размеренного похрапывания Витька. Стараясь его не разбудить, она осторожно встала с кровати, но случайно сбила с тумбочки будильник, который с грохотом упал на пол. Витёк проснулся, и к великой Зинкиной радости взгляд у Витька был вполне осмысленный.

– Где я? – спросил Витёк, оглядывая Зинкину спальню.

– Ты только не волнуйся, Витенька. Ты у меня. С нами тут такое приключилось. Сейчас мы с тобой завтракать будем, я тебе всё расскажу. А ты пока тут полежи, – сказала Зинка и отправилась на кухню. Через десять минут она внесла в спальню поднос с чаем и сухариками. Витёк всё смёл за считанные секунды и попросил добавки.

– Пока больше тебе нельзя, – вздохнула Зинка. – Инфекцию мы где-то подцепили. Вроде отравления. Я вот легко перенесла, а ты несколько дней в жару метался. Теперь надо на диете посидеть.

Чтобы соответствовать легенде, на обед Зинка приготовила Витьку куриный бульон, диетические котлетки и кисель. Рассказала ему, что на работе знают об их недомогании и даже ничуть не удивились, так как зараза эта повсеместно охватила многие районы города. Зинка даже хотела было добавить, что начался массовый падёж, но решила, что это уже будет перебор.

Ещё Зинка сообщила Витьку, что в сказочную страну Монако едет замначальника комбината вместе со своей новой секретаршей, которая должна денно и особенно нощно быть при начальнике, дабы осуществлять постоянную связь по первому требованию. С родным комбинатом.

– Да ты не расстраивайся, Витенька. Бог с ним, с этим Монако! – Зинка собрала посуду и понесла её на кухню. Витёк услышал, как Зинка ещё добавила, что лучше что-то в руках, – что именно Витёк не расслышал, чем принц в небе.

Витьку нравилось, как за ним ухаживает Зинка. И хотя чувствовал он себя уже вполне сносно, остался у Зинки до конца недели, ссылаясь на постоянное головокружение и общее недомогание. А потом по обоюдному согласию перевёз к ней свои вещи из коммуналки. Комнату же он сдал одному «ботанику» чисто из сострадания к училке, которая слёзно просила его не подселять к ней какую-нибудь «грубую скотину».

Витёк окончательно поправился, только по непонятной для него самого причине вид любых лекарств стал вызывать у него стойкое отвращение. С того самого субботнего вечера он не принимал прописанные врачом-урологом таблетки небесно-голубого цвета. Витёк надеялся, что Зинка объясняет его проблемы последствиями недавно перенесённого инфекционного заболевания, но внутренне уже готовил себя к возобновлению курса лечения.

Однажды, когда Витька не было дома, Зинка включила телевизор. Сначала она наблюдала за туземцами, которые на сей раз в режиме реального времени длинными шестами сбивали кокосовые орехи. Один кокос неожиданно изменил траекторию падения и убил одного из туземцев. Все страшно закричали. Оказалось – от радости, так как на ужин будет не только водянистое кокосовое молоко, но и мясо.

Затем Зинка попала на телешопинг. Игривая женщина неопределённо-преклонного возраста демонстрировала таблетки весёлого оранжевого цвета. Реклама была построена на принципе «до» и «после», хотя в качестве моделей явно использовались два совершенно разных человека. Довольно откровенная фотография «после» настолько потрясла Зинкино воображение, что она быстро записала координаты для заказа продукции и тут же побежала к Варь-киному сыну-второкласснику, чтобы тот заказал ей разрекламированный продукт по интернету. Сначала ей было даже неловко просить об этом мальчика, но тот со знанием дела вышел на сайт для взрослых и привычно указал, что ему значительно больше 18 лет. Заказ был оформлен с экспресс-доставкой.

«Значит, завтра к шести вечера всё получу», – с удовлетворением подумала Зинка.

Оранжевые таблетки были доставлены на следующий день ровно в шесть. «Если всё получится, может, ещё и рожу кого», – Зинка мечтательно закатила глаза к потолку. Содержимое двух капсул она высыпала в стакан с апельсиновым соком.

Витёк, видя, что Зинка готовит что-то вкусное на ужин, решил себя перебороть и преодолеть страх перед лекарствами. Пошёл и мужественно принял две голубые таблетки.

Зинка украдкой из кухни взглянула на Витька. Он сидел на диване и смотрел телевизор. В душе Зинки шевельнулось нечто, похожее на сомнение, но она решительно вошла с подносом в гостиную…

Сын Ромка родился через девять месяцев огненно-рыжим и голубоглазым.

 

Командировка

Старуха была омерзительна. Противным в ней было решительно всё: редкие грязные волосы с проплешиной на затылке, крючковатый нос с волосатой бородавкой, тонкие губы, за которыми наверняка скрывались давно нечищенные, жёлтые, неровные зубы, да ещё в неполном комплекте, руки с поломанными грязными ногтями, а уж длиннющий жёлтый ноготь на левой ноге, красовавшийся в вырезе стоптанной босоножки, и вовсе вызывал откровенно рвотное чувство. Всё это Василий Качалов сумел разглядеть в считанные доли секунды, когда со ступеньки лестницы в метро чуть было не снёс старуху вместе со всем её скарбом. Виной всему был телефонный звонок на мобильный. Но расслышать в трубке ничего было нельзя, так как старуха истошно завопила, и её вопль заполнил всё пространство от выхода из метро до входа в аптеку, что находилась… Далеко находилась эта аптека.

Старуха буравила Василия недобрым колючим взглядом и при этом орала: «Вот ходют с этими мобилами, как идиоты полные ходют. Людей сбивают. Ещё и в уши хрень понатыкают, музыку им, видите ли, слушать надо. Вот, что ты зенки свои вылупил? С виду приличный такой, а нутро гни-лю-ще-е! Насквозь видно!»

Василий попытался было вставить слово, но старуха не унималась. Вокруг уже собралась небольшая толпа, которая, естественно, встала на сторону обиженной. Толпа в основном состояла из тёток преклонного возраста, что сразу лишило Василия каких бы то ни было шансов на оправдание. Из толпы посыпались реплики: «Молодой, а уже такой наглый!», «Они думают, что им всё можно!», «Очки нацепил, чтобы бесстыжих глаз не было видно!», «Никакого уважения к бабушке!»…

«Ну, не такой уж и молодой. За сорок уже перевалило», – машинально про себя парировал Василий.

Одна из тёток держала за руку девочку лет семи. Девочка была хрупкая, с прозрачными глазками. Её веснушчатое лицо обрамляли две тонкие косички. Когда поток гадостей несколько поиссяк, девочка завершила монолог толпы. В повисшей тишине прозвенел её детский голосок: «Такой и снасильничать может». Среди тёток преклонного возраста такое предположение вызвало гамму разных чувств, и они с иным интересом стали разглядывать Василия. Патологическая энергетика вывела его из состояния ступора.

– Ну вот что, милые дамы. Приношу свои извинения за доставленное неудобство, – начал было Василий.

– Неудобство?!! – заверещала старуха. – Да ты мне ущерб невосполнимый нанёс!

Слово «ущерб» толпе явно понравилось.

– Я готов возместить, хотя он и невосполнимый, – сказал Василий.

– Это у него сарказм такой, – вставила девочка.

Толпе точное толкование этого слова было неизвестно, и она решила, что это обычная детская непонятка, вроде любого другого, до неузнаваемости искорежённого слова.

Левый глаз старухи алчно загорелся. Правый же глаз забегал из стороны в сторону в тщетной попытке скрыть мучительный умственный процесс, который сводился к решению в общем-то простой практической задачи – как бы не продешевить.

В этот момент снова зазвонил мобильник Василия.

– Да, Аркадий Палыч. Скоро уже буду.

– Ишь, резвый какой. Ты сначала тут ущерб возмести, – злобно прошипела старуха.

– А, это? Да ничего особенного. Шум? Вам показалось. Я перезвоню, – Василий отключил телефон.

Тем временем старуха запихивала в пластиковый пакет какое-то барахло, приговаривая: «Вот книжка – ценная, между прочим, книжка. Обложка разорвана. Календарь за прошлый год – тоже порван. Детский пистолет – теперь уже ни один мальчик в него играть не сможет. Вона трещина какая». Старуха вошла в роль и чуть было не разрыдалась от жалости к несуществующему мальчику, которому никогда уже не доведётся держать в руках пластмассовый пистолет китайского производства. В недрах пакета также исчезли упаковка тайских таблеток для похудения ввиду «нарушения упаковки», согласно старухиной формулировке, средство для борьбы с насекомыми, специальный клей для зубных протезов, сапёрная лопатка, а также ещё какие-то не менее ценные вещи. За всем Василию уследить не удалось.

– Сколько я вам должен? – еле сдерживаясь, спросил Василий.

Старуха закатила глаза к небу, пошевелила губами и нагло выпалила:

– Тыщу для ровности.

Василий открыл было рот от возмущения, но старуха его упредила:

– Плюс пятьсот за моральный ущерб, – невозмутимо добавила она.

– Это она ещё по-божески, – прокомментировала девочка, и толпа одобрительно загудела.

Памятуя о том, что наглому иногда легче уступить, чем отказать, Василий достал бумажник и вытащил оттуда деньги.

– Ну вот, – ехидно сказала старуха. – Забирай свой товар. – Старуха буквально всучила Василию пластиковый пакет.

– Да зачем мне всё это? – возмутился Василий.

– А чтобы всё по-честному. Деньги уплочены, а значит, товар теперь твой».

Василий открыл свою сумку и запихнул туда пакет. Что-то при этом в пакете хрустнуло. «Не иначе как какая-то ценная вещь окончательно развалилась», – мрачно подумал Василий.

– А энто тебе бонус, – сказала старуха и насильно запихнула что-то в нагрудный карман Василия. Опасаясь вызвать гнев толпы, Василий решил выбросить старухин бонус, как только представится возможность.

Оказавшись на безопасном расстоянии, Василий достал мобильный и набрал номер.

– Аркадий Палыч, это я. Буду у вас через час, вот только машину из ремонта заберу. Спасибо.

Через два с половиной часа, почти что, как и обещал, с поправкой на пробки, Василий сидел в кабинете Аркадия Павловича.

– Ну наконец-то. Где тебя носит? – проворчал Аркадий Павлович, завидев Василия. Заместитель главного редактора набирающего силу новомодного полуглянцевого журнала выглядел уставшим. – Вот мне для тебя материал подготовили. На сей раз, согласно нашим правилам, поедешь в нашу российскую глубинку. Не всё тебе по Италиям да Франциям разъезжать.

Василий знал, что после антикварного салона во Флоренции и дегустации вин лучших шато Бургундии настанет и его черёд для контраста, так сказать, писать статью про нежитьё-небытьё какого-нибудь очередного персонажа из населённого пункта с терзающим душу названием типа Малые Подгнильцы или Большая Чулыкла.

Василий открыл папку и пробежал текст глазами.

– Вы шутите, что ли, Аркадий Палыч? Какой ещё знахарь-целитель? Я что, должен тащиться в такую даль, чтобы написать о каком-то очередном шарлатане?

Аркадий Павлович насупился.

– Это не какой-то шарлатан, а самородок. У него там, говорят, талантов множество открылось. Кстати, как у тебя со здоровьем?

– А что это вы вдруг моим здоровьем озаботились?

– Да вроде он и недуги всякие исцеляет. А у тебя один точно налицо.

– И это какой же? – язвительно поинтересовался Василий.

– Не в адеквате ты у нас нынче, – сказал Аркадий Павлович, вытаскивая из нагрудного кармана Василия коробок спичек Балабановской экспериментальной фабрики стоимостью в 1 копейку и несколько смятых папирос «Беломорканал».

«Чёртова старуха с её бонусом», – подумал Василий.

– А нечего по чужим карманам шарить, Аркадий Палыч, – сказал он вслух и запихнул всё обратно.

– Да ладно, ладно. Статью напиши, чтобы нашим скучающим домохозяйкам понравилась. Приукрась там, как ты умеешь. Мистики подгони. Ну ты сам знаешь…

На следующее утро Василий выехал из дома пораньше, чтобы вырваться из города до пробок. Как это часто с ним бывало, он стал думать о том счастливом моменте, когда будет возвращаться из этой принудительной командировки, которая не сулила ничего интересного ни уму, ни сердцу.

Шоссе местами было забито, но Василий не переживал, – торопиться было некуда. Километров за тридцать до пункта назначения вдруг пошёл сильный град. Крупные градины с голубиное яйцо неистово барабанили по крыше, и Василию показалось, что сидит он в консервной банке, которую расстреливают на стрельбище. Град кончился так же внезапно, как и начался. И так же внезапно прекратил свою деятельность хвалёный навигатор, который ему всучили на станции техобслуживания. Выбирать и сопоставлять параметры разных марок было некогда, вот расплата и наступила в самый неподходящий момент.

Василий притормозил и достал из бардачка карту, которой уже давно не пользовался.

Периферийные дороги на карте были отмечены весьма приблизительно. Соответствие масштабной сетки реальности на местности тоже вызывало большие сомнения. «В сталинские времена, что ли, карту составляли? – подумал Василий. – С такой картой ни один вражина никуда не проберётся. Не карта, а сплошная деза для врагов отечества». Кроме того, пункт назначения находился аккурат на сгибе, и именно в этом месте она была затёрта до дыр.

«Ну, Аркадий Палыч! Отдельное тебе спасибо за всё», – вслух произнёс Василий.

От злости Василий даже набрал мобильный Аркадия Павловича. Но в ответ услышал приятный женский голос, который сообщил: «Абонент Аркадий Павлович находится в зоне доступа. Однако, г-н Качалов, связаться с ним в ближайшее время вам вряд ли удастся. Недоброго вам дня!»

«И шутки у вас дурацкие, Аркадий Палыч», – подумал Василий, откинулся назад и закрыл глаза.

Он погрузился в полусон, полудрёму, но даже во сне он продолжил свой путь. Снилось ему, будто едет он по извилистой дороге, с обеих сторон лес, придорожные кусты. На особенно крутом повороте Василий попытался притормозить, но тормозная педаль куда-то провалилась, и машина понеслась вперёд, не сбавляя скорости. Да ещё дорога вдруг самым диковинным образом стала такой узкой, что, случись на пути какая встречная машина, лобового столкновения не миновать. Василия охватила паника, руки судорожно вцепились в руль, а спина покрылась холодным потом. После очередного виража он, к счастью, выехал на относительно ровный участок, но не сразу заметил, что по дороге навстречу ему кто-то едет на велосипеде. Расстояние стремительно сокращалось. Василий пытался гудеть, но вместо громкого сигнала машина издала лишь жалобный крякающий звук. Василий попытался направить машину в кусты, – и будь что будет, но машина жила своей жизнью и целенаправленно, как ракета с самонаводящейся боеголовкой, неслась точно на велосипедиста. Василий предпринял последнюю попытку избежать столкновения, но через секунду раздался глухой удар. Он инстинктивно нажал на тормоз, и машина вдруг послушно остановилась. Василий выскочил наружу и бросился к жертве происшествия. Колёса велосипеда ещё крутились, а неподалёку совершенно неподвижно лежала девочка лет семи. Её прозрачные глазки смотрели прямо на Василия. Девочка явно пыталась что-то сказать. Василий нагнулся и услышал как тихим, но удивительно твёрдым голосом девочка произнесла: «Я говорила, что такой и снасильничать может. А ты, оказывается, можешь и убить». Тут глаза девочки закатились, дыхание стало прерывистым, губы посинели, а по всему телу пронеслась судорога. «О, боже!» – простонал Василий и стал делать девочке искусственное дыхание. Ответа на вопрос, почему именно этот метод оказания первой медицинской помощи пришёл ему в голову, у Василия не было. Ритмично массируя цыплячью грудь девочки, он одновременно пытался вдохнуть жизнь в её тщедушное тельце, прильнув губами к её губам. Через некоторое время веки девочки дрогнули, кожа лица порозовела. Она открыла глаза и внимательно посмотрела на Василия. «Педофил», – с прокурорской интонацией произнесла девочка, затем резво вскочила на ноги, села на велосипед и через минуту скрылась за поворотом.

Проснулся Василий от лёгкого постукивания в стекло. Открыв глаза, он увидел физиономию в полицейской фуражке. Василий приоткрыл окно. Блюститель закона был корпулентного телосложения, по его лицу струился пот, а ремень на толстом животе, казалось, вот-вот лопнет. Выражение лица было привычно алчностяжательным.

– Капитан Сорокин. Ваши документы.

Василий протянул ему водительское удостоверение.

– И что же мы никуда не двигаемся? – поинтересовался капитан.

– Да вот, устал. Решил остановиться и задремал.

– Куда направляетесь? – Капитан внимательно осмотрел салон машины.

– Ну уж об этом я вам докладывать не обязан, – буркнул Василий.

– Ещё как доложите. У нас тут ЧП в районе. Кстати, а вы тут не видели девочку лет семи на велосипеде? – спросил капитан, пристально глядя на Василия.

– Нет, – как можно увереннее ответил Василий. – А в чём собственно дело?

– Да педофил у нас тут завёлся, – сказал капитан.

– И что же, по-вашему, я похож на педофила? Я, между прочим, журналист, – непонятно почему добавил Василий.

– Вот-вот. Журналисты и политики – они главные педофилы и есть. Багажничек откройте, пожалуйста.

«Чтоб ты сдох, – незлобиво подумал Василий и нехотя вышел из машины. Открывая багажник, Василий с нескрываемой нелюбовью смотрел в глаза капитану. – Надеюсь, теперь этот боров меня отпустит наконец?» Но мысль эта, возникшая в глубинных нейронных структурах серого вещества, так и не долетела до мозговых рецепторов капитана, лицо которого резко побагровело, а рука начала машинально искать табельное оружие, затерявшееся в жировых складках огромного живота.

Василий проводил взгляд полицейского и похолодел. В багажнике, свернувшись калачиком, лежала девочка. Каким-то непостижимым образом там оказался и её велосипед. Выражение лица девочки было страдальческим. Её рот был заклеен скотчем, на коленке красовалась ссадина, а руки были связаны сзади грубой хозяйственной верёвкой.

«Полный пипец!» – с ужасом подумал Василий.

Между тем, капитан изловчился и неловким движением извлёк из кобуры пистолет. Китайского производства с трещиной на рукоятке.

Василий, не дожидаясь команды, поднял руки вверх.

– Я ничего не понимаю, – пролепетал он, – понятия не имею, как она там оказалась.

– Разберёмся, – сказал капитан. Неожиданно глаза капитана налились кровью, лицо посинело, и он грузно осел на землю. Из его груди вырвался последний неприятный звук, и Василий понял, что капитан Сорокин уже больше никогда не выявит ни одного злоумышленника. Из чувства гуманности Василий попытался реанимировать капитана, но быстро понял тщетность своих усилий.

Девочка тем временем легко освободилась от верёвки и отлепила скотч.

– Ну, что? Прикончил дядю Лёшу?

Василий вздрогнул от неожиданности. Девочка сидела в багажнике, болтая ногами в ботинках 42 размера.

«45 размера покупал он сапоги», – некстати вспомнил Василий.

– Какого ещё дядю Лёшу?

– Сорокина, дядю Лёшу. Что с трупом делать будем? – деловито поинтересовалась девочка. Не дождавшись ответа, она сказала: – Похороним его с почестями. – Пошуровав в багажнике, она извлекла оттуда сапёрную лопатку. – Странный ты какой-то. Сам же хотел, чтобы он помер.

– Да ты с ума сошла! – вскричал Василий. – У меня и в мыслях этого не было.

– А вот и было. Кто подумал – «чтобы он сдох»!? Вот он и того… Помоги лучше.

Они не без труда вдвоём отволокли капитана за куст. Девочка с удивительной сноровкой лихо выкопала могилку, куда они и спихнули капитана. Василий молча наблюдал, как девочка соорудила холмик, воткнула туда палку и прикрепила бумажку с надписью «ШР».

– Теперь самое время смыться с места преступления, – сказала девочка.

– Он сам помер. И никакого преступления я не совершал, – ответил Василий.

– А что же труп в морг не отвёз? Кстати, а тебе бы как хотелось, чтобы тебя кремировали или в землю закопали?

– Я пока не думал об этом.

– А зря. Сорокин вон тоже не думал, и вон что вышло. Мне бы, например, точно не хотелось сидеть в закрытой урне под землёй или там в нише какой. Представляешь, – взаперти, в неволе, в темноте…

– Отстань ты со своими бреднями. И так тошно.

– Тогда поехали, – сказала девочка.

– Куда?

– Вот, куда ты ехал, туда и поедем. – Девочка открыла дверь машины и уселась на переднее сиденье.

Километров через пятнадцать они приехали в посёлок.

– Видишь тот дом? – спросила девочка, показав на трёхэтажное строение, похожее на сельсовет. – Это наша гостиница. Тебе же нужна гостиница? Останови там машину.

Василий притормозил.

– Я к бабушке. Может, ещё и свидимся, – сказала девочка, выскочила из машины и пошлёпала своими огромными ботинками по лужам.

Василий вышел из машины, достал свои вещи и рюкзак и направился в гостиницу. Он вошёл в холл и увидел там мужчину средних лет. Лицо мужчины расплылось в приторно-пряничной улыбке.

– Рады вас приветствовать в нашей гостинице. Мы уже вас заждались. Меня зовут Герасим. Я провожу вас в ваш номер.

– Позвольте, но я у вас номер не бронировал, – пытался возразить Василий.

– А у нас никто никогда ничего не бронирует. У нас люди просто оказываются, – Герасим кашлянул. – В силу разных, так сказать, обстоятельств. Прошу вас пройти за мной.

Они поднялись на второй этаж, и Герасим открыл дверь номера ключом, пропустив Василия вперёд. Комната оказалась более чем странной. Василию показалось, что он очутился в операционной, – настолько стерильным смотрелся весь интерьер. Стены и потолки были выкрашены в белый цвет. Мебель была тоже белого цвета, за исключением полок из толстого прозрачного стёкла. Пол, видимо, тщательно отдраили до прибытия Василия. Но, несмотря на все усилия, можно было различить контуры некоего размытого пятна удивительным образом напоминающего обведённые мелом контуры трупа, как это обычно показывают в детективах. «Прибили, что ли, здесь кого?» – подумал Василий, но вопрос озвучить не решился.

Герасим поймал взгляд Василия и сразу засуетился.

– Вот, посмотрите, тут ванная комната. Телевизор есть, мдас, но сигнал слабый, вряд ли что увидите. Да вы ведь ненадолго тут собираетесь остановиться?

– Очень бы этого хотелось, – ответил Василий.

– Ну, если что надо будет, – вы звоните. А так располагайтесь. Мешать больше вам не буду, – Герасим стал спиной пятиться назад. Через секунду он, как колобок, выкатился из комнаты и закрыл за собой дверь.

Василий бросил вещи на кровать и пошёл в ванную. Собственное отражение в зеркале его никак не порадовало.

Вернувшись в комнату, Василий машинально включил телевизор. На экране появилась миловидная девушка, которая сказала:

– Приветствуем, вас, г-н Качалов, на нашем интерактивном канале. Поприветствуйте же и вы нас, чтобы проверить связь.

Василий машинально ответил:

– Здрасьте.

– Отлично. В знак нашего гостеприимства мы хотели бы вам презентовать мужской крем для ухода за кожей лица. Речь идёт о совершенно уникальной американской разработке, которая была усовершенствована российскими учёными. Мы предлагаем вам концентрированный вариант, чтобы вы сразу могли оценить благотворность его действия».

– Да не нужен мне ваш крем, – сказал Василий и собрался уже выключить пульт.

– Вы же видели себя в зеркале. Неважно, надо сказать, вы выглядите, – увещевала девушка.

«Хотел бы я знать, кто будет хорошо и свежо выглядеть после такого денька!» – подумал Василий.

– У всех бывают непростые дни, – сказала девушка, как будто прочитав мысли Василия. – Поэтому возникает необходимость сразу снять симптомы усталости. После использования нашего крема ваша кожа приобретёт здоровый оттенок, станет эластичной и упругой. Эффект вас просто потрясёт. И это абсолютно бесплатно.

– Бесплатных завтраков не бывает, – пробормотал Василий. – Ну хорошо, хорошо, и где этот ваш крем?

– В сейфе вашего номера. Наберите год вашего рождения, и вы найдёте там флакон, – девушка обворожительно улыбнулась.

Василий нашёл сейф, набрал год своего рождения, и дверца открылась. Внутри стоял небольшой элегантно оформленный флакон.

Василий отвинтил крышечку и понюхал крем. Никакого запаха крем не источал.

– Теперь вы можете пройти в ванную комнату, там вам будет удобнее. Флакона будет достаточно как раз для одной процедуры. Кончиками пальцев аккуратно нанесите крем на лицо. Очень рекомендуем воспользоваться и лосьоном для волос. У постояльцев нашей гостиницы он пользуется особым спросом. Стилиста-визажиста, как вы понимаете, тут найти трудно. А лосьон придаст вашим волосам здоровый вид и сохранит эффект «чистой головы» минимум на неделю. Ах да! Очень важно после нанесения крема лечь на диван, закрыть глаза и полежать так пятнадцать минут.

Буду рада попозже снова с вами пообщаться, – девушка мило улыбнулась, и экран погас.

Василий взял крем и отправился в ванную.

«И правда, надо расслабиться, – подумал Василий, умылся и намазал лицо и шею кремом. Из другого флакона он вылил лосьон на ладонь и нанёс его на волосы. Затем Василий вернулся в комнату и рухнул на диван. Он попытался было задремать, но в голове постоянно прокручивались сцены из богатого страшными событиями дня. Минут через десять он почувствовал лёгкое покалывание на лбу и щеках. Ему показалось, что кожа натягивается аж за уши, в результате чего и ноздри как будто расползлись, а губы немного вспухли. Он провёл руками по волосам. Его привычно мягкие прямые волосы на ощупь оказались жёсткими, пружинистыми и кучерявыми. – Не иначе я стал голливудским красавцем», – подумал Василий и пошёл в ванную. Увидев своё отражение, Василий потерял дар речи. Из зеркала на него смотрел негр. Василий схватил себя за щёки, но отражение точно скопировало его жест. Тогда Василий попытался вымыть лицо мылом, но кожа оттенок не поменяла. Однако вид у неё был действительно здоровый, – она была упругой, гладкой и эластичной. Черты лица изменились до неузнаваемости, только голубые глаза Василия контрастно выделялись на тёмно-коричневом фоне. Обезумев от ужаса, Василий помчался в комнату и включил телевизор. На экране появилась та же миловидная девушка.

– Ну и как я вам? – заорал в экран Василий.

– А что вы так разнервничались? Вы же не раз писали в своих статьях, что цвет кожи не имеет никакого значения. Главное – душа человека!

– Вы что, издеваетесь? Вы что, не видите, что я превратился в негра?!!

– Ну, не в негра, положим, а в афроевропейца, – невозмутимо произнесла девушка.

– Какая, к чёрту, разница?! И что мне теперь делать? – Василий тяжело опустился на диван.

– Да успокойтесь вы наконец. Тут до вас женщина была одна. Так она так разнервничалась, что мы и сделать ничего не успели.

Взгляд Василия машинально упал на размытое пятно на полу.

– У неё, как и у вас, впрочем, оказалась индивидуальная непереносимость к ингредиентам крема. Редко, кстати, такое случается.

– И в чём выразилась эта индивидуальная непереносимость у неё? – спросил Василий.

– Да ерунда, в сущности. Помимо изменения пигментации кожи, отчего она сразу впала в истерику, у неё ещё и волосы повыпадали. У вас-то вон какие кудрявые!

– Вы, вы… задохнулся Василий от негодования. – Послушайте, но должен же быть какой-то выход? – обречённо спросил он.

– Как говорится, даже если вас съели, у вас есть, как минимум, два выхода.

– Мне не до шуток. Скажите, что можно сделать? – взмолился Василий. – Ну, чтобы опять я стал, каким был.

– Прежде всего, необходимо сделать предоплату. Как только деньги будут зачислены на наш счёт, вам в номер доставят препарат, который вернёт вам прежний облик. Наши банковские реквизиты на экране.

– И сколько же стоит этот препарат?

– Сущие пустяки. Семьсот долларов.

– А почему именно семьсот, а не пятьсот или тысяча для ровного счёта?

– Всё очень просто. Наш коммерческий интерес, с одной стороны, и человеческая психология, с другой. Продавать препарат дешевле нам нет никакой выгоды. Ну а для клиента – это приемлемо оправданная сумма. Надеюсь, вопросов больше нет? Я бы на вашем месте не затягивала, а то процесс станет необратимым. Итак? – в голосе девушки появились стальные нотки.

Василий вспомнил, как во время отпуска в Тунисе он решился покататься на верблюде. Тунисец попросил пять долларов. Через двадцать минут пришло время спуститься на землю. Но это стоило уже тридцать долларов. Верблюд повиновался только своему хозяину и наотрез отказывался подчиняться командам Василия. В конце концов пришлось раскошелиться. Оказавшись на земле, Василий сказал всё, что думает по поводу этой туристической забавы. А когда он повернулся, чтобы уйти, верблюд смачно плюнул ему прямо в спину.

Вот и сейчас Василий чувствовал себя таким же оплёванным.

Он открыл ноутбук, зашёл на указанный ему сайт, где для оплаты надо было ввести необходимые данные.

– Так, что здесь надо заполнить? Графа «Фамилия» – например, Иванов, графа «Имя» – например, Иван. Так, это потом…

Василий ввёл данные своей кредитки, указал адрес электронки и стал ждать подтверждения. Через минуту он получил сообщение: «Уважаемый, например, Иван, например, Иванов! Вы успешно осуществили платёж за предоставленные вам услуги. Надеемся на дальнейшее плодотворное сотрудничество!»

«А я вот надеюсь, что на этом наше плодотворное сотрудничество закончится», – подумал Василий.

Через десять минут после оплаты в дверь робко постучали. На пороге стоял Герасим. Протягивая Василию упаковку, он сказал: «Здесь две таблетки. Одну надо принять сейчас, а другую через полчаса». Не дожидаясь ответа, он быстро исчез в тёмном коридоре.

Василий проглотил первую таблетку и стал ждать результат. Уже минут через десять он почувствовал, что в нём, как в химической колбе, идут какие-то процессы. Через полчаса он взглянул на себя в зеркало. Его радости не было предела, – он опять стал самим собой.

– А зачем же вторая таблетка? – подумал Василий. – Наверно, для закрепления успеха». Он проглотил вторую таблетку и в полном изнеможении упал на диван. Однако уже весьма скоро он заподозрил неладное, – ремень настолько врезался ему в живот, что пришлось его расстегнуть. Рубашка, как будто стала на несколько размеров меньше, и её ворот стал душить Василия. Он помчался в ванную и еле протиснулся в распахнутую дверь. «О Боже», – простонал Василий, увидев себя в зеркале. На сей раз он выглядел, как страшная жертва фастфуда.

Если бы он не знал, что зеркало нормальное, то подумал бы, что попал на аттракцион «Кривые зеркала». Маленькие, заплывшие жиром свинячьи глазки-щёлочки внимательно разглядывали лицо с тройным подбородком. Грушевидная голова плотно сидела прямо на плечах. Василий в ужасе попытался выйти из ванной комнаты, но застрял в дверном проёме. Тогда он отошёл на пару шагов назад и с разбега преодолел препятствие.

Василий быстро включил телевизор, и через секунду на экране появилось знакомое лицо.

– Эк вас разнесло, – равнодушно констатировала девушка.

– А вы как будто не знали!? – заорал Василий. – И какие таблетки теперь я должен принять? И по какой цене?

– Вы меня просто удивляете. Ну, в чём, собственно, трагедия? Можете вообще ничего не принимать. Я прекрасно помню вашу статью о том, что люди с излишним весом по-своему прекрасны. Они должны жить полноценной жизнью и не испытывать комплексов. Тощего, вон, пройдёшь – не заметишь. А на вас вот взгляд обязательно остановится. – Девушка на секунду замолчала, а потом добавила: – И вообще, какой-то вы конфликтный!

– Сколько? – выпалил Василий.

– Тысяча. Для ровного счёта, как вы и просили, – невозмутимо сказала девушка. – Порядок действий тот же.

После подтверждения оплаты нужной суммы Герасим снова принёс ему пакетик.

– Это мы ещё посмотрим, кто кого, – подумал Василий. – Ясно, что метаморфозам не будет конца, пока у меня на счету не останется круглый ноль.

Он достал из пакетика капсулу, взял стакан воды и сделал вид, что проглотил её. Затем он выключил телевизор.

Тяжело дыша, он грузно плюхнулся на диван. Непривычно толстые пальцы с трудом открыли рюкзак.

«Надо выбросить всё это старухино барахло, – подумал Василий. И тут взгляд его упал на упаковку тайских таблеток для похудения. – А, будь что будет. Уж лучше это попробовать, чем превратиться в какого-нибудь монстра в следующий раз. Что тут написано в аннотации? Ну да, как обычно. За один приём – три таблетки. Очищение от шлаков… возможна диарея… восстановление правильного обмена веществ… интестинальная флора… заметная потеря веса».

С учётом своего тяжёлого состояния Василий проглотил сразу четыре таблетки. В течение двух последующих часов его организм бурно очищался от шлаков в туалете, восстанавливая правильный обмен веществ и интестинальную флору.

С трудом оторвавшись от унитаза, Василий смело посмотрел на себя в зеркало. Конечно, раньше он выглядел значительно лучше, но сейчас он по-детски обрадовался своему отражению.

«Вот вам! Съели? – злорадно подумал Василий. – На войне, как на войне». – Он вернулся в комнату и включил телевизор. На экране появилась та же девушка. С минуту они молча смотрели друг на друга.

– Что-то не так? – наконец спросил Василий.

– А как вы?.. То есть я хотела сказать…

– Аттракцион закончен, – сказал Василий, выключил телевизор, провод выдернул из розетки и подумал: «Мне бы только ночь тут продержаться. А утром, уж извините, пора будет и честь знать».

Василий забаррикадировал дверь креслом, балконную дверь диваном, достал на всякий случай спрей от насекомых и вывалил на столик остальной старухин хлам из рюкзака. Баллончик со спреем оказался исправным. «Ладно, какой-никакой – а яд. Может пригодиться».

Василий выключил в комнате свет, оставив свет в ванной. Ему нестерпимо захотелось спать. Он попытался выйти в интернет, но на экране появилась надпись «Интернет временно недоступен».

«Ну это предсказуемо, – подумал Василий. Организм требовал отдыха после пережитого, но Василий решил держаться до последнего. Он достал из кармана папиросу и спички. – И как только раньше курили эту гадость?» – подумал он, затянувшись.

Зловещая полная луна залила всё небольшое пространство комнаты мертвецким светом. Несмотря на все усилия, через некоторое время веки Василия налились свинцом, и он рухнул в объятия Морфея.

Сон Василия был чутким, как и полагается в логове у врага. Поэтому, когда в платяном шкафу что-то зашуршало, он тут же открыл глаза, но не шелохнулся. Дверца шкафа со скрипом приоткрылась, и оттуда вышел скелет среднего размера. Волосы на голове Василия зашевелились, сердце было готово выскочить из груди, а крик застрял прямо в горле. Между тем, скелет процокал к креслу и удобно в нём расположился.

Нервы Василия не выдержали, и он подскочил, как на пружине, машинально направив на скелет спрей.

– Ну, это ты зря. Я же не насекомое, – хмыкнул скелет.

– Что за маскарад? Кто вы?

– Я – твой скелет из шкафа. Это же очевидно. И что все так пугаются, как будто не знают о нашем существовании. У каждого ведь есть свой скелет в шкафу. Я – твой. Между прочим, ты тоже в свое время станешь чьим-то скелетом в шкафу. Даже любопытно – большим или маленьким? – Скелет как будто стал вглядываться в лицо Василия. – Вот вы все такие разные. А мы, – скелет постучал костяшками по столу, – все на одно лицо, то есть на один череп, я хотел сказать.

К Василию вернулся дар речи.

– Все там будем, – ляпнул он.

– Был тут уже до тебя один умник, так он вот что в нашу честь насочинял.

Скелет достал из-под третьего ребра скомканный листок и затянул речитатив заунывным голосом:

– Глумился, гад, – подытожил скелет. Из пустой глазницы выкатилась скупая скелетова слеза.

– Ну, а от меня-то вы чего хотите?

– Василий, ты реально меня удивляешь! – сказал скелет, взял папиросу и сделал затяжку. Изо рта он выпустил одно кольцо, а из ушных отверстий вышло по два. – Ну и гадость ты куришь! – скелет затушил папиросу в пепельнице. – Каждый маленький скелет хочет стать большим. У нас, в нашем мире, тоже есть своя иерархия. Всё как у людей. Чем ты выше и чем крепче твои плечевые и локтевые кости, тем больше шанс прорваться наверх, – скелет многозначительно поднял указательный палец вверх. – А выше и крепче мы становимся от чего? Правильно. От того, насколько страшна ваша тайна. Чем она ужаснее, тем лучше для нас, – скелет сухо рассмеялся. – Должен сказать, что конкуренция нынче не та, что раньше. Посмотришь вот так на людишек – вроде и неплохие попадаются, принципиальные, порядочные. Но стоит им попасть в необычную ситуацию, я уже даже и не говорю про экстрим, как тут же из них вылезает такое, что растёт наш брат – скелет в шкафу, как на дрожжах. Короче, пришёл я тебя лично поблагодарить.

– За что? Ужасной тайны у меня нет. Так что не выбиться тебе в начальники, – попытался пошутить Василий.

– О, так это не ты довёл до сердечного приступа полицейского, не ты с сообщницей потом закопал его в безымянной могиле, и не ты скрылся с места преступления?

Скелет привстал с кресла, и Василий заметил, что он сильно увеличился в размерах. Его миролюбиво-философский тон напрочь исчез. Скелет буквально навис над Василием, а его лязгающие челюсти неотвратимо приближались к его лицу. В отчаянии Василий нащупал тюбик с клеем для зубных протезов, чудом умудрился его открыть и выдавил содержимое прямо на зубы скелета. Скелет машинально сжал челюсти и уже не смог их больше разъединить.

Василий из всех сил оттолкнул его от себя. Скелет неудачно упал на бедренную кость и некоторое время лежал без движения.

Василий в считанные секунды схватил свои вещи, нащупал ключ от машины в джинсах и выбежал из номера.

Пулей пролетев мимо дремавшего за стойкой Герасима, Василий выскочил на улицу, сел в машину и до отказа выжал педаль газа. Пришёл он в себя только через несколько километров.

Василий включил радио.

«В СМИ продолжают обсуждать последствия сильнейшей солнечной бури, которая бушевала последние несколько дней, – вещал диктор. – У нас в гостях известный гелиобиолог Марк Вельховский. Вам слово».

«Добрый день, уважаемые радиослушатели! Мы с вами стали свидетелями мощнейшей солнечной бури за последние почти сто пятьдесят лет. Как известно, мощные солнечные бури вызывают «фантомные токи» в линиях электропередач и повреждения трансформаторов, после которых они уже не подлежат ремонту. Высоко над нами многие спутники навигации и связи превратились в бесполезный орбитальный хлам. Технологические атрибуты нашей цивилизации могли быть в одночасье разрушены градом электрифицированных, перегретых газов, которые катапультировались от Солнца с энергией тысяч атомных бомб. Но и это ещё не всё. Изменения активности Солнца напрямую связаны с учащением внезапных смертей и обострений хронических заболеваний человека. Кроме того, мы получаем много сообщений о разного рода аномальных или паранормальных явлениях, которые имели место за истекший период. Нам ещё предстоит обработать всю эту информацию».

«А о каких аномальных и паранормальных явлениях идёт речь?» – спросил ведущий.

«Ну, много о каких. Люди сообщают, что, как наяву, общались с умершими, оказывались в параллельных мирах, где всё как будто то же самое, но не совсем, совершали странные, несвойственные им поступки. Я пока воздержусь от конкретики. Однако должен повторить, что такого рода сигналы прекратились. Можно с полной, и я повторяю, с полной уверенностью сказать, что всё окончательно вошло в норму. Призываю всех отнестись к произошедшему, как к лёгкой форме галлюцинации, связанной с капризами нашего светила».

«Слава Богу, теперь понятно. Не один я такой», – с облегчением вздохнул Василий.

Справа от дороги он увидел небольшую речку и решил там сделать остановку. День был прохладный и ветреный.

Василий надел куртку и подошёл к воде, засунув руку в карман. Там лежали ключи от его московской квартиры. Через секунду он выдернул руку из кармана, вскрикнув от боли, как будто его кто-укусил. Из пальца шла кровь. Он вытряхнул содержимое кармана на землю и осторожно поднял связку ключей. Вместо Эйфелевой башни на брелоке, который он купил в Париже в качестве сувенира, на нём извивался малюсенький скелет, тщетно пытающийся соскочить с кольца. Скелет издавал какие-то звуки, похожие на писк комара. Василий поднёс брелок к уху.

«Ты ещё увидишь! Благодаря тебе я стану настоящим великаном… И скоро! Я…»

Дальше Василий слушать не стал. Сняв ключи с кольца, он швырнул брелок в реку и, не оглядываясь, пошёл к машине. Из бардачка он достал пачку сигарет. Вместо надписи «Курение опасно для вашего здоровья» на ней было написано «Помните – в действительности всё не так, как на самом деле».

 

Королевство кривых

Лика проснулась, но пробуждение не принесло никакого облегчения. Напротив, постепенно из полузабытья стали одно за другим всплывать события, произошедшие с ней за последнее время. Да и сон был рваный, неспокойный. А уж проснулась она и вовсе от кошмара, – под утро приснилось ей, будто несётся на неё какой-то огромный астероид мерзкого коричневого цвета, с неровными острыми краями и вот-вот уже сметёт её, как пылинку-былинку, но в самый последний момент полёт его прервался, – она смогла остановить его взглядом.

В последнее время ей снились неприятные сны, правда, с хорошим исходом. То вдруг бежит она вверх по лестнице, а ступени рушатся у неё под ногами. И вот она почти добежала до последней ступеньки, а сил уже нет, и она понимает, что это конец. Но тут чьи-то сильные руки подхватывают её, и она оказывается в безопасности. Или приснилось как-то, будто идёт она по улице и держит какого-то мальчика за руку. Знает, что мальчику угрожает опасность, поэтому держит его за руку крепко-крепко. Вдруг видит, что навстречу идут два человека в длинных балахонах с капюшонами, а лица закрыты плотной тканью. И она нутром чувствует, что они опасны. Когда они прошли мимо, она не удержалась и обернулась. Оказалось, что капюшон сзади был сделан из прозрачной зеленоватой ткани, и она увидела два зловещих лица, которые смотрели ей вслед. Она и от них спаслась вместе с мальчиком. Но иногда ей снились и потрясающе красивые сны, – будто взбегает она по зелёному холму, а за ним хрустально-прозрачное озеро, такое, что каждый камушек на дне виден, да ещё и рыбки плавают среди водорослей. Или вдруг приснится какое-то фантастически красивое архитектурное сооружение, шпиль которого уходит аж в поднебесье. Когда она делилась увиденным со своей подругой-психологом, та неизменно говорила, вздыхая: «Ну это чистый Фрейд». Ну, и почему, спрашивается, всё объясняется Фрейдом? Лике же ближе были другие толкования. Недавно она где-то вычитала, что во время сна мозг-разум отключается, и душа спокойно отправляется путешествовать по разным параллельным мирам. Иначе, как объяснить, что порой во сне мы видим то, о чём никогда не читали, чего никогда в своей жизни не видели, и в кино тоже не смотрели.

Спешить сегодня было решительно некуда. И вовсе не потому, что выходные. Обычная пятница. Вот только вчера босс сухо сообщил ей, что редакция более не нуждается в её услугах. Хорошо ещё, что заплатили за три месяца вперёд. Как же всё глупо и банально. Всё началось ещё до майских праздников. Босс пригласил её пообедать. Они иногда обедали вместе время от времени – дела обсудить, да и просто потрепаться. И тут он вдруг разоткровенничался. Сказал, что устал от всех семейных заморочек, от вечно недовольной жены и уже взрослых детей, которые, хотя и выросли, но забот с ними меньше не стало. А секунды бесценной жизни уходят в песок. Надоели и все эти юльки-шпульки и соски-присоски, как он выразился. Потом был длинный монолог о том, что уже надо пожить и для себя, в своё удовольствие, что с женой, понятное дело, отношения себя уже исчерпали и поддерживаются исключительно по инерции. Лика вдруг с удивлением осознала, что именно её босс выбрал в качестве тихой гавани, где он собрался периодически швартоваться в удобное для него время. И с чего он только взял, что ей-то это надо? Ну да, в редакции знали, что она на последней стадии развода с мужем. И что с того?

«Надо же, как интересно получается, – подумала Лика. – Муж, впав в маразматическое состояние кризиса среднего возраста и безвозвратно войдя в образ непонятого и неудовлетворённого своей жизнью мужчины, отправился на поиски лучшей доли. Нашёл себе провинциальную подружку в фитнес-клубе, повесил серьгу в ухо, выдрал пинцетом из груди седые волосы, стал носить тяжёлый металлический браслет и отмелировал остатки шевелюры. Босс по некоторым схожим поведенческим признакам тоже впал в такое же состояние помешательства. Правду говорят, сколько с одной стороны убыло, столько прибудет с другой стороны. Убыл муж, готов прибыть начальник. Лика впервые взглянула на босса как на мужчину. Внешности он был крайне неприятной. Маленький и толстый. Но отвратительнее всего были его вечно влажные губы и холодные мокрые ладони. Эротических фантазмов босс никак не пробуждал. Лика и так и сяк интеллигентно пыталась уклоняться от его назойливых ухаживаний. И даже специально неожиданно укатила в отпуск, сославшись на редкую удачу – горящий тур. Думала, за время её отсутствия всё устаканится и её поклонник найдёт себе иное увлечение. Но не тут-то было. Увидев её загоревшей и посвежевшей, босс удесятерил свои нечеловеческие усилия. И вот, убедившись в их полной тщетности, решил попросту её уволить, доходчиво объяснив, что к нему желающих ежели выстроить, то в цепочку по двое они аккурат до конца набережной и вытянутся. Лика ответила, что если такой сумасшедший спрос налицо, то нечего время тратить на тех, кто кобенится. На том и расстались.

В прошлый уикенд ей наконец-то удалось собрать у себя подруг. Психологиня, как называла Риту Лика, пришла почти вовремя. А вот безалаберная Лерка опоздала минут на сорок. Для неё вовсе и не опоздание. Считай, что тоже пришла вовремя. Лика наготовила для подруг всяких вкусностей – пару тазиков с салатами, тушёное мясо с черносливом под красное винцо, да ещё и пирог успела испечь.

– Так, ну, я смотрю, на столе чего-то не хватает, – мрачно сказала Ритка.

– Да вроде ничего не забыла, – растерянно ответила Лика.

– Ну как же? А где фаршированные мозги? – язвительно спросила подруга.

– За мозгами – это тебе к моему бывшему надо, – рассмеялась Лика.

Бывший муж Лики имел странное кулинарное пристрастие. Он обожал потроха. Лёгкие, сердце, печень… Но особенно он тащился от мозгов. Лику же просто выворачивало от одного их вида. Однажды муж привёз с рынка чьи-то свежие мозги и бросил их на стол. Бумага развернулась. Мозги были настолько свежие, что даже дрожали, как будто по ним пронеслась последняя мысль. Лику аж передёрнуло от такого воспоминания.

Разные бывают странности. Кто-то потребляет тёртые сушёные гениталии носорога, полагая, что в нужный момент станет титанически-монументальным. Ну а бывший муж, видимо, подсознательно полагал, что мыслей в голове станет роиться больше, ежели кушать мозги. Примитивная, однако, причинно-следственная связь, но ничего не поделаешь…

Подруги сели за стол. Лика хорошо готовила, так что лишний раз рекламировать приготовленное нужды не было.

– Если бы вы только знали, как мне всё надоело, – сказала Ритка. – Просто осточертело разбирать чужие проблемы, возиться с чужими комплексами. Выслушивать всех этих параноиков, шизиков и сексуальных извращенцев. Я им говорю, типа, ребята, вам надо к психиатру, там, к сексопатологу… Какой там! Все считают себя вполне вменяемыми, а от одного слова «психиатр» у них начинается внесезонное обострение. Деньги иногда хорошие платят, и то ладно.

– А ты к нам в школу переходи работать. После детишек тебе все твои шизики и параноики, да, пожалуй, и сексуальные извращенцы, покажутся людьми практически без отклонений, – сказала Лерка. – Я их, если честно, перестала понимать. Представляете, дала им тему для сочинения про любовь, чувства… Самый возраст подходящий. И вот, что мне пишет одна пятнадцатилетняя красавица. Нет, ну вы послушайте.

Каково, а? Циники юные!

– И что ты ей влепила за это? – спросила Лика.

– Пять баллов за оригинальность. Давай выпьем за тебя, Лика! Ты у нас в самом вроде бы нормальном месте работаешь, – Лерка подняла бокал.

– Ах, да. Ты же ещё не знаешь. Уже в нормальном месте не работаю, – вздохнула Лика. – Сказали, что в моих услугах больше не нуждаются. Уволили меня, Лерочка.

– Почему? Ты там уже много лет, и проблем вроде не было.

– Да всё банально, Лерка. Боссу не дала.

Лика рассказала подругам нехитрый сюжет из своей личной жизни.

К этому времени подруги уже выпили первую бутылку красного и приступили ко второй. Под прекрасную закуску вино пилось легко.

– Всё-таки мужики – козлы, – сказала Лерка.

– Ну это самое примитивное толкование, – встряла Ритка. – Я бы сказала, что они относятся к классу членистоголовых. Какие ещё будут уточнения?

– Вид – амёба, – добавила Лика.

– Подвид – амёба лоботомированная, – внесла свой вклад Лерка.

– Вот мы и вывели общее определение. Мужчина – есть членистоголовая, лоботомированная амёба, – подытожила Ритка.

Подруги рассмеялись.

– Вам не кажется, что наша встреча напоминает сходку воинствующих феминисток? – спросила Лика.

– Да ладно тебе. Уж и посмеяться нельзя. Они тоже нас, знаешь, как кроют, когда выпьют. Хотя обычно их вердикт будет попроще нашего. Типа, все бабы – дуры, суки, стервы и т. д. А мы во какое околонаучное определение вывели! За это надо выпить. – Ритка подняла бокал.

– Кстати, о феминистках. От них тоже есть своя польза. Или вам, подруги, по нраву такое?

Ритка начала цитировать нудным назидательным тоном: «Вы должны помнить, что к приходу мужа со службы нужно готовиться ежедневно. Подготовьте детей, умойте их, причешите и переоденьте в чистую, нарядную одежду. Они должны построиться и приветствовать отца, когда он войдёт в двери. Для такого случая сами наденьте чистый передник и постарайтесь себя украсить, например, повяжите в волосы бант. В разговоры с мужем не вступайте, помните, как сильно он устал и на что ему приходится идти каждодневно на службе ради вас, молча накормите его, и лишь после того, как он прочитает газету, вы можете попытаться с ним заговорить». – Это были советы для женщин. Для мужчин тоже были дивные рекомендации. Типа вот этой: «После совершения интимного акта с женой вы должны позволить ей пойти в ванную, но следовать за ней не нужно, дайте ей побыть одной. Возможно, она захочет поплакать». – Ритка победно посмотрела на подруг.

– И откуда этот страшенный ужас? – спросила Лика.

– Из старой книги по домоводству. Так что назад дороги нет.

– А я вот что в женском журнале недавно вычитала, – сказала Лика. – Нынче любят давать всякие советы, чтобы примирить разнополых.

Лика взяла со столика журнал и открыла на заложенной странице.

– Вот, нашла. «Общаясь с мужчиной, желательно говорить с ним ровно и размеренно, ибо смысл сказанного дойдёт до него не сразу. Если через пару дней реакции на сказанное по-прежнему не будет, следует повторить текст и усилить смысл интонацией».

– Ну это чисто продолжение моей цитаты из домоводства, – рассмеялась Ритка.

– Да, что-то, по-моему, в целом мать Природа нынче халтурит. Совсем не следит за эволюционным процессом, – сказала Лерка. – Уже давно нет, слава тебе, Господи, ни эпидемий, которые уносили бы миллионы жизней, ни войн, от которых на грань выживания были бы поставлены мужчины. Короче, нет таких уже условий, когда Природа действительно была обеспокоена продолжением рода человеческого. Наоборот, планета уже и так перенаселена. И пора бы уже было переориентировать мужчин на иные задачи, кроме продолжения рода. Откорректировать, так сказать, ситуацию в связи с изменившимися реалиями. Сместить акцент на мозги. Ан нет, большинство особей мужского пола по-прежнему выстраивает жизнь по прихоти своей пендехалки. Как говорят англичане, против члена разум бессилен.

– Меня сейчас слеза прошибёт от жалости к мужикам, членистоголовым и неразумным, – сказала Лика и отправилась на кухню за пирогом.

На следующее утро, после завтрака, подруги уехали на Риткином слегка подержанном «мерсе», купленном на деньги шизиков и параноиков.

«Душевно тогда посидели, – подумала Лика. – Ну ладно, пора вставать».

Лика пошла на кухню, поставила чайник и, как была в халате, не переодеваясь, спустилась вниз за почтой. Выбрасывая из ящика макулатуру, она краем глаза заметила, что из её подъезда вышел мужчина.

«Опять он», – пронеслось в голове. Она бы не спутала его ни с кем другим по очень простой причине. Он был высокий, с приятным, чуть бледноватым лицом. Таких можно встретить немало. Но у этого человека был один заметный дефект – небольшой горб, хотя при этом он не сутулился.

Отобрав из почты всё нужное, Лика поднялась к себе в квартиру, бросила корреспонденцию на стол и приготовила кофе.

Она вспомнила, когда увидела его в первый раз. Это было уже давно, в операционной роддома, куда её экстренно доставила скорая. Беременность была очень тяжёлая, и врачи в один голос говорили, что она подвергает свою жизнь опасности. Запомнилось страшное ощущение полной беспомощности, когда ровным счётом ничего не контролируешь. И вся надежда на этих людей, которые что-то говорили друг другу, суетились, подключали приборы. Операционный стол, лампа над столом – шесть огней над головой…

И вот тогда она его и заметила. Он стоял в стороне, совершенно спокойный и даже вроде улыбался. В общей суете он участия не принимал, просто наблюдал за происходящим. Тогда она подумала, что он практикант, потому и в стороне. Ещё подумала, что красивый, и машинально отметила, что горбат, когда он повернулся боком. Последнее, что она услышала перед тем, как погрузиться в наркотический сон, было «Вряд ли…». Но на какую-то долю секунды она увидела лицо практиканта и почему-то сразу успокоилась. В тот миг она уже точно знала, что всё будет хорошо.

Врач, увидев, что она открыла глаза после наркоза, сказал коллеге: «А ты говорил, что чудес не бывает!»

В следующий раз она увидела его, когда сынуле Алёшке исполнилось пять лет. Чувствуя, что заболевает, она отвезла его на пару дней к свекрови. Домой возвращалась на машине уже в одиннадцатом часу вечера. С утра в тот ноябрьский хмурый день шёл дождь, потом к вечеру резко похолодало и дороги обледенели. Лика ещё заехала на заправку, залила полный бак бензина и потом уже поехала домой. Машину порой вело, но она особой опасности не чувствовала. Вдруг ехавший перед ней автобус стало заносить, и она машинально нажала на тормоз. Машину сразу закрутило, и она поняла, что ничего уже сделать не может. Пронеслась лишь одна мысль: «Вот, оказывается, как мне суждено умереть!» Потом был сильный удар, – машина боком врезалась в дерево на разделительной полосе. Тут же в сторону вылетело лобовое стекло и жалобно заболтались в разные стороны «дворники». В те не так уж и далёкие времена машин на дороге было мало, а мобильники ещё не изобрели. Лика некоторое время сидела в ступоре, потом открыла дверь, вышла и сразу же ощутила страшный холод. Одета она была для поездки в тёплой машине. Подкатил какой-то лихач, ловко и красиво затормозивший рядом. Предложил отбуксировать разбитую машину за баснословные деньги. Незнакомый прохожий спросил, всё ли в порядке, и побежал звонить в милицию. Лика лепетала приехавшему гаишнику о том, что вот машину разбила, что жалко её и непонятно что делать. Пожилой гаишник, увидев, как покорёжен автомобиль, сказал тогда: «Ну что вы всё о машине да о машине? Железо – оно и есть железо. А вы, девушка, просто в рубашке родились». Позже ей сказали, что машина восстановлению не подлежит, – такой силы был удар. А у Лики ни одной царапины, ни ушиба, ни синяка. К тому времени вокруг собрались прохожие, кто-то спрашивал, не нужна ли скорая. И среди прохожих опять был он. Одет он был легко, не по погоде. Вздохнул он ещё тогда, как будто с облегчением.

Лика села за стол с чашкой кофе и стала разбирать принесённую корреспонденцию. Хотя большую часть рекламы она уже выбросила, всё равно остался целых ворох рекламных бумажек с самыми разными услугами, с предложениями освоить новую профессию в условиях невостребован-ности и экономического кризиса. Лика вспомнила, как они смеялись с сыном, когда он где-то раздобыл реестр профессий, о которых они и понятия не имели. Лёшка тогда заявил, что если не найдёт после института работы по специальности, то он уже определился с выбором и всенепременно станет мотористом механической лопаты или на худой конец травильщиком стёкла плавиковой кислотой. Хотя, как будущему медику, не помешала бы и практика обрезчика анатомического материала. Лика была уверена, что эта очередная хохма, но поняла, что была не права, когда увидела объявление «Требуются». А требовались расправщики, опрокидчики и давильщики, зубополировщики деталей часов, навивальщики основ, а также электрослесарь подземный в количестве одного. Страшный, наверно, зверь.

Из вороха на пол упало письмо. «Очередной счёт», – подумала Лика.

Конверт был весь в водяных подтёках. «Господи, да где же тебя носило? Почтальон, что ли, с почтой в лужу свалился?» Адрес отправителя размыт, «…ская область. Деревня Королев…». Лика вскрыла конверт.

Письмо было написано обыкновенными чернилами, а потому и текст тоже был размыт.

«Здравствуй…ая…очка!

Давно с тобой не….елись. Соскучилась я, да и захворала. Приезжай, если…жешь, а то так и не свидимся больше.

Кроме тебя ведь и нет никого. Дорогу ты…жна помнить. Сразу после речки поворачивай…во. Через… километра примерно наша деревня Корол…. Да там добрые люди подскажут. Врач говорит – в боль…цу мне надо. Если что – ключ в…ом сапоге, что под скамейкой на…льце.

Вот что…тела сказать: не спускайся в погреб. Лестница там прогнила, упадёшь ещё, убьёшься, не пр…ди Господи.

Трудно мне долго писать, рука болит. В ПОГРЕБ ЗАКЛИНАЮ НЕ ХОДИ!!! Жду тебя, твоя……я».

Лика, и правда, уже давно не общалась с тётей Тасей. Строго говоря, Таисия Ивановна была ей не тёткой, а дальней родственницей по линии мамы. Очень давно, в детстве, мама несколько раз отвозила Лику к тёте Тасе на летние каникулы. Тогда Лике там нравилось, – симпатичная деревушка надалеко от речки, куры во дворе с задиристым петухом, приветливый пёс Марс, который всегда бегал с Ликой и её местными подружками купаться на речку. Ещё Лика любила лазить в погреб. В нём тётя Тася хранила всякие соленья да варенья. В погребе всегда было прохладно, и, как тогда казалось Лике, таинственно. Там в небольшом тайнике Лика хранила своё сокровище – маленькую шкатулку, где лежала старая позолоченная пуговица, несколько цветных стёклышек, засохший чудодейственный цветок, волшебный порошок и прочие ценности, которые Лика любила перебирать.

«Ну вот, даже и с работы не надо отпрашиваться, потому как этой самой работы уже и нет», – подумала Лика. – Съезжу туда на пару-тройку дней, проведаю тётку, помогу, чем смогу, и обратно».

На следующий день Лика с утра съездила в супермаркет, купила продукты дня на три, гостинцы для тёти Таси, собрала вещи, которые могут пригодиться в дороге, а самое главное, в деревне, где то электричество отключат, то газ. Она слышала, что в той деревне мало кто остался, – молодёжь уехала в город, старики поумирали. Так что всё необходимое надо было брать с собой. На выезде из города Лика простояла в пробке часа полтора. Потом дело пошло поживее, но километров за двадцать до деревни небо заволокли свинцовые тучи, появились первые сполохи молний, и начался ливень. Лика свернула с шоссе и оказалась одна на просёлочной дороге. Сначала перед ней маячил грузовик, но и тот куда-то исчез. Скорость пришлось сбросить, так как дождь шёл стеной, да и колёса то и дело попадали в выбоины. Лика включила свет. Вскоре фары выхватили из темноты указатель, на котором было написано «р. Мжуть».

«Что-то не припомню, чтобы была речка с таким названием. Может, переименовали…» – подумала Лика. А через километр она оказалась на развилке, где тоже стоял указатель с проржавевшей табличкой, на которой было написано «деревня Королев…». Снизу было ещё что-то намалёвано краской. Причём указатель стоял аккурат на развилке, и никакой стрелки на нём не было.

«Ладно. Коня направил он налево, а сам направо поскакал, – сказала Лика вслух. – Если что – развернусь там». Ни сзади, ни впереди не было ни одного даже вяло движущегося транспортного средства и ни одной живой души.

Лика обрадовалась, когда через некоторое время увидела вдалеке деревню. «Вот и хорошо, возвращаться не придётся», – подумала она.

Дом тёти Таси Лика нашла быстро. Оставив машину во дворе, она быстро под зонтом добежала до крыльца. Лика постучала в дверь, но ответа не было, да и свет в доме не горел. Под скамейкой стояла пара сапог, но ключа ни в одном из них не было. Тут Лика заметила ещё один замызганный сапог, почему-то без пары. Зато там-то и был спрятан заветный ключ.

Лика вошла в прихожую и зажгла свет. «Наверно, тётю Тасю в больницу забрали, – подумала Лика. – Завтра надо будет всё разузнать».

Она принесла вещи из машины, положила продукты в холодильник. Дождь всё шёл, не переставая. С дороги Лику разморило, она быстро съела бутерброд с чаем и отправилась спать, предварительно тщательно закрыв дверь и ставни. Одна в деревенском доме всё же.

К утру дождь прекратился. Лика проснулась и спросонья не сразу сообразила, где она и как тут оказалась. Приготовила себе кофе, который предусмотрительно привезла с собой, и с чашкой в руках приступила к осмотру дома, в котором не была уже столько лет.

Мебель в доме была всё та же. Да и откуда тёте Тасе, пенсионерке, было взять деньги, чтобы её сменить. На комоде стояли фарфоровые фигурки ещё советских времён – лыжник с лыжницей, сестрица Алёнушка с братцем Иванушкой, который успел превратиться в козлёночка, пограничник со служебной овчаркой да разные зверушки.

На стене висел женский портрет некогда без сомнения красивой женщины. Судя по костюму, жила она примерно в 19 веке. На безымянном пальце красовался перстень с большим кроваво-красным камнем. В ушах горели такие же серьги. Лика сразу узнала эти драгоценности. В детстве ей их показывала тётя Тася. «Это семейная реликвия, – рассказывала она, – единственное, что осталось после раскулачивания деда. Бабушке чудом удалось спрятать маленький бархатный мешочек с драгоценностями. Со временем остальное было распродано или выменяно на продовольствие в голодные годы. Только этот набор и остался». У тёти Таси всегда наворачивались слёзы на глаза, когда она вспоминала об этом. Лика же, с присущей детям жестокостью, тогда ещё спросила тётю Тасю, подарит ли она ей эти драгоценнности, перед тем, как помрёт. По детской логике выходило, что не пригодятся они ей на том свете. «Ну а кому же ещё мне такую красоту оставить?» – улыбалась в ответ тётя Тася. Бог не дал ей детей, и родни у неё не было.

Лика внимательно разглядела портрет. Что-то жутковатое было в лице. «Ну, конечно, – глаза», – подумала Лика. Несмотря на лёгкую улыбку, глаза оставались холодными, отчего взгляд даже с полотна заставлял поёжиться. Более того, было такое впечатление, что эти глаза следят за каждым её движением. Ещё в детстве Лика смотрела фильм про нарушителей границы. У главного шпиона был агент, который работал парикмахером. Над входом в парихмахерскую висел рекламный щит с изображением гладко выбритого и аккуратно подстриженного мужчины. И была между шпионом и агентом договорённость, что если агент почувствует опасность, то он должен подрисовать изображённому на щите мужчине усики. Наступил момент, когда агент должен был предупредить шпиона. Ночью, в разгар грозы, парикмахер вскарабкался по лестнице к щиту и, озираясь по сторонам, весь бледный и дрожащий, кисточкой намалевал усики. Всё действо происходило под напряжённую, нагнетающую атмосферу музыку. Лике тогда долго снились кошмары на тему этих пририсованных усиков на портрете. «Ну с тобой-то мы поступим просто», – сказала Лика и перевернула портрет лицом к стене.

На стене висело ещё несколько гравюр. «Ну чисто персонажи из последней серии «Капричос» Гойи», – подумала Лика. Когда она впервые увидела эту серию в музее, она решила, что таких лиц и персонажей в природе просто не бывает. Отнесла это к болезненному воображению художника. Потом она посмотрела несколько фильмов Феллини и поймала себя на мысли, что некоторые его персонажи в чём-то похожи на те, что изобразил Гойя. А потом её взгляд стал часто выхватывать такие лица в толпе. И она поняла, что не таким уж и больным было воображение великого художника, несмотря на разные эпохи.

Лика допила кофе, поставила чашку в раковину и пошла к телефону, чтобы позвонить в больницу. У тёти Таси рядом с аппаратом всегда лежала бумажка с нужными номерами – скорая, милиция… Но в трубке была полная тишина. Лика взяла свой мобильный. Он тоже не работал – села батарейка. И тут Лика вспомнила, что зарядное устройство она забыла дома. «До чего же я безалаберная!» – с досадой подумала она.

Лика открыла дверь в кладовку. Там под ковриком была дверца в погреб. На неё нахлынула волна воспоминаний детства, да таких ярких, что ей нестерпимо захотелось спуститься вниз и проверить, хранится ли в её тайнике сокровище, посмотреть на старый сундук тёти Таси, на всякие хитрые старинные причиндалы и теперь уже антикварную рухлядь, которую и хранить смысла нет, и выбросить жаль.

Дверца поддалась не без труда. Лика посветила фонариком вниз. В этот момент раздался страшный грохот. От неожиданности Лика выронила фонарик, и он упал вниз. Лика обернулась на шум. Портрет неизвестной в гостиной слетел со стены и, каким-то невероятным образом развернувшись в воздухе, упал на пол так, что женщина снова смотрела на Лику. Снизу вверх. Теперь её улыбка показалась Лике наглой и вызывающей.

Вспомнив про предостережение тёти Таси, Лика осторожно стала спускаться вниз по лестнице. «Ну и чего она стращала? – подумала Лика. – Лестница вполне прочная». Лестница, однако, оказалась более сноровистой, чем Ликина мысль. Лика ничего и сообразить не успела, как очутилась на полу погреба с ободранной ногой и локтем. Погреб был сделан на славу – глубокий, добротный. Без лестницы, которая почти полностью дезинтегрировалась, вылезти наверх тем же путём никакой возможности не представлялось.

«И дёрнуло же меня за этим фонарём сюда полезть! – подумала Лика. В погребе было темновато – тётя Тася так и не удосужилась провести туда свет. Лика подняла фонарик и посветила. По углам висела паутина, на полках стояли банки с солёностями, покрытые пылью. Лика добралась до своего тайника. Деревянная шкатулка была на месте, только рассохлась от времени. Внутри, среди некогда милых Ликиному сердцу вещей, обосновался эфемерный паучок.

«Ну ладно, надо как-то отсюда выбираться». – Лика вспомнила, что на левой стене в своё время было узенькое окошко чуть выше уровня земли. Потом его заколотили, чтобы деревенские мальчишки туда не лазили.

Приложив немало усилий, ей всё же удалось открыть окно. Она подставила ящик и вылезла наружу.

Лика оказалась в саду. Сад показался ей странным. Выстланная плитками дорожка вела к небольшой беседке, в которой стоял стол со скамейками. Вдоль дорожки росли цветы, похожие на хищное растение росянку. Справа был большой лавровый куст. Воздух поутру был влажный, на листьях лежала роса. Лика стояла перед лавром и смотрела, как с листа скатываются большие капли. На них падал солнечный луч, и, преломляясь, как в хрустальном шаре, внутри загорался определённый цвет. Когда капля становилась уже большой и была готова упасть, в этот практически последний перед падением момент цвет вдруг менялся. И следующая капля начинала гореть уже новым цветом, который ей по эстафете передала её предшественница. Затем и эта перед самым падением тоже меняла цвет. Следующая начинала свою жизнь с нового оттенка спектра. Что-то было завораживающее в этом процессе. А потом солнце спряталось за облако, и сказка закончилась.

Вокруг беседки, увитой плющом, росли четыре плодовых дерева. Одно было похоже на вишню, – она была в полном цвету. Над розовато-белыми цветами кружились пчёлы. Другое дерево всё было усыпано яблоками, да такими румяными, что Лике сразу захотелось их попробовать. Третье дерево было покрыто жёлтыми листьями, на одной из веток висел какой-то диковинный, сморщенный, полузасохший плод. Четвёртое было и вовсе без листьев и без плодов. С некоторых веток свисали прозрачные сосульки.

Лика взглянула на небо и ахнула. Справа на голубом небе сияло солнце. Над беседкой небо было уже тёмно-синего цвета, и проглядывали звёзды. А слева на чёрном небосводе висела почти полная луна.

Когда-то Лика редактировала один перевод. Переводчик был никудышный или, может, не слишком себя утруждал. Лика попросту переписывала целые предложения, чтобы привести текст в божеский вид. Она вспомнила, как смеялась, когда ей попалось, что героиня «от ужаса превратилась в одну большую мурашку». И вот сейчас поняла, что такое бывает.

Присмотревшись, Лика заметила, что в беседке кто-то есть. Стараясь ступать бесшумно, Лика подошла ближе и чуть раздвинула руками плющ. За столом сидели мужчина и женщина. В женщине Лика сразу узнала ту, что была изображена на картине. В её ушах алели серьги, а на пальце красовался перстень. У мужчины было лицо, отмеченное всеми пороками человечества.

– Ну и как её зовут? – недовольно спросила женщина.

– Лика, – безучастно ответил мужчина.

– Лико? – переспросила женщина. – Эти жалкие создания решили нас напугать одним её именем?!

– Да успокойся ты наконец. Ты же знаешь – это простейшее задание. Развлечёмся немного, а потом продолжим наш путь. Туда, где масштабность будет соответствовать твоему интеллекту, – язвительно добавил он.

– Да какое же это развлечение. Всё и так заранее понятно, – женщина разочарованно вздохнула.

Лика увидела, что в середине стола было круглое отверстие и туда сверху падали какие-то чёрные шарики. Она посмотрела наверх: там, под потолком, висели небольшие шары, хрустально-прозрачные, как капли на лавре в саду. Некоторые на глазах становились почему-то сначала мутными, а потом и вовсе чернели и падали сверху в эту дыру в столе.

Парочка явно радовалась, наблюдая за этим процессом.

– Помнишь, ну этого, как его, профессора Зимбабве, которому мы подсказали одну интересную идею?

– Да не Зимбабве! Это у них одна страна так называется. А профессора звали… Впрочем, с твоим негативным IQ ты всё равно забудешь. Ты что имеешь в виду?

– Ну, когда мы подсказали профессору идею поиграть с людишками в «тюремщиков» и «заключённых». Вот тогда было действительно интересно, – продолжала женщина. – И чистота эксперимента была полностью соблюдена. Молодых людей тогда выбрали без криминального прошлого, из нормальных семей. По жребию разделили их на «тюремщиков» и «заключённых». А тюремщикам так понравилась их роль, что они и забыли, что это игра. Они и не думали, что проснётся в них звериная жестокость, о которой они не подозревали. Один там даже вроде пацифист был, а оказался главным садюгой. Мы думали, что уж две недели они продержатся, поиграют в ролевые игры. Не вышло. Прекратили они тогда эксперимент из опасений, что психика у участников тронется. Но мы тогда чисто победили. Презираю я этих людишек, – вроде в обычной жизни все такие чистенькие и пристойненькие, а поставь их в необычные экстремальные обстоятельства, так и теряют они это своё лико. Ломаются, как спички. Тьфу!

Женщина поймала хрустальный шарик и сдавила его. Лике показалось, что она услышала чей-то стон.

– А я снимаю шляпу перед теми немногими, которые всё-таки остаются самими собой, невзирая на обстоятельства. Уважаю людей с внутренним стержнем, – сказал мужчина. – Не было бы таких, и нам бы тогда нечего было делать.

– Ты стал слишком сентиментальным, – фыркнула женщина. – Ладно, где она?

– Уже на месте, – ответил мужчина.

Лика, будучи полностью уверена, что её совсем не видно, вдруг поняла, что её внимательно изучают две пары недобрых глаз. Женщина встала из-за стола и елейным голосом произнесла: «Да заходите уже. Мы и так заждались».

Лика нерешительно зашла в беседку, умудрилась споткнуться обо что-то и полетела головой прямо в направлении дыры в столе. Мужчина подхватил её со словами: «Ну, туда вы ещё успеете».

– Простите, а кто вы такие? Тётя Тася ничего про вас не говорила, – сказала Лика, придя в себя.

– Это сейчас не столь важно. Тётя Тася, как вы выразились, сейчас в больнице. Ваш сын Алёша… – начала женщина.

– Что с ним? – перебила её Лика. Накануне отъезда она позвонила Алёшке и рассказала про свои планы. Сказала, что будет на связи на мобильном, который благополучно разрядился. Она даже не смогла сообщить ему, что добралась нормально.

– Короче, он там же, где тётя Тася, – с некоторым злорадством сообщила женщина. – Стал волноваться, что от вас нет вестей. Ну и поехал за вами следом. А тут грузовик…

Лика бросилась к машине. В висках стучало – грузовик, грузовик, грузовик.

Ей показалось, что ехала она целую вечность. Бросив машину перед входом, она распахнула дверь и сразу наткнулась на врача.

– Вы, наверно, мать Алексея? – спросил он скрипучим голосом.

– Как он? – на выдохе спросила Лика.

– В реанимации, – безучастно ответил врач. – Пока стабилен.

– Что значит пока?! – вскричала Лика.

Врач был одет в замызганный тёмно-синий халат, в каких раньше ходили слесари-токари. Он был невысокого роста с сильно поредевшей шевелюрой. Два колючих глаза недобро смотрели на Лику через очки в тонкой оправе.

«Просто Лаврентий Палыч какой-то», – мелькнуло в голове.

– Больница у нас деревенская, как видите. Оборудования специального нет. А тут сразу двое в реанимации. Сами понимаете. Пришлось их в одну палату. Вы можете зайти, – сказал врач.

Так называемая реанимационная была на втором этаже. Лестницу мыл молодой санитар. Лике показалось, что где-то она его уже видела.

Алёша лежал на кровати ближе к окну. Он был без сознания, рядом стояла капельница. А у стены на кровати тоже с капельницей лежала тётя Тася. Она тоже была без сознания.

Лика застыла в оцепенении.

– Тут вот ещё какое дело, – вкрадчиво сказал врач. – Перевезти в городскую больницу мы их не можем ввиду тяжести состояния. Но и нужных лекарств у нас только на одного. Я что хотел сказать, сын у вас ещё молод. У него вся жизнь впереди. А бабулька эта уже своё пожила. Так вот, если капельницу ей отключить, то вашему сыну лекарств хватит. А там, глядишь, и в город перевезём. Я тут должен отойти минут на двадцать – других больных проведать. Вы меня поняли? – Врач многозначительно посмотрел на Лику.

Когда дверь за врачом закрылась, Лика бросилась к сыну. Он лежал бледный и беспомощный. Лике показалось, что в полной тишине она слышит тихое слабеющее биение его сердца. Затем она подошла к тёте Тасе.

«Господи, за что мне всё это?!» – подумала Лика. Она вспомнила, как тётя Тася мазала ей разбитые коленки зелёнкой и обязательно дула на ранку, чтобы было не так больно, как тащила её на себе во время грозы в эту самую больницу, когда у неё разболелся живот и думали, что аппендицит, как готовила её любимые блинчики… Она сильно постарела за эти годы. Врач прав, – вдруг холодно подумала Лика. – Она уже отжила своё. А Алёша, он ещё совсем мальчик, у него всё впереди. Будет впереди, если я отключу капельницу. Прости меня», – тихо прошептала Лика. Она протянула руку к капельнице. Её дрожащие пальцы уже были на маленьком пластмассовом крантике, осталось только его повернуть. Холодный пот покрыл лицо и неприятно заструился по спине. В этот момент Лика была близка к нервному срыву. Она неотрывно смотрела на последнюю каплю, которая должна была попасть в кровь тёти Таси прежде, чем крантик будет перекрыт. Вдруг эта капля как будто увеличилась в размере, и Лика увидела, что в ней отразилось лицо того самого санитара, который мыл лестницу. Теперь она его точно узнала, – это был тот самый горбун, который появлялся в самые неожиданные моменты её жизни. Лика резко обернулась, но никого в палате не было.

Лика отдёрнула руку от капельницы: «Я не смогу с этим жить. Алёшенька, милый мой. Я сейчас всё придумаю. Ты только не умирай, пожалуйста. Я вас обоих постараюсь спасти».

Лика слетела вниз по лестнице. Там за столом сидела медсестра. Лика схватила трубку и набрала телефон Риты: «Я умоляю тебя, Риточка, возьми трубку, пожалуйста, ответь!»

Услышав голос Ритки, Лика стала кричать в трубку, что она в деревне, что тётя Тася и её Алёшка оба в реанимации, что надо немедленно что-то делать, чтобы их спасти.

– Понимаешь, они оба при смерти, – выдохнула Лика и больше не смогла сказать ни слова. Горло перехватило, а из глаз непроизвольно полились слёзы.

– Успокойся, Лика! Что там у тебя происходит? Я с твоим Алёшкой пять минут назад говорила. Он волновался, что ты на связь не выходишь, – в Риткином голосе слышалось недоумение.

У Лики потемнело в глазах, и она рухнула на пол.

* * *

В беседке мужчина провёл рукой над столом, и дыра медленно стала затягиваться.

– Вот видишь, – сказал он, обращаясь к женщине. – Не всегда всё бывает так предсказуемо и просто, как ты предполагала.

– Признаюсь, для меня это стало большой неожиданностью, – сказала женщина с досадой. – Она должна была отключить капельницу. Это же материнский инстинкт!

– А вот не отключила. Не все из них живут только инстинктами. Я это тебе много раз говорил. Придётся признать, что тут мы проиграли, – вздохнул мужчина. – Ну ладно, пора нам. Да, и не забудь оставить то, что ты взяла.

Женщина неохотно сняла кольцо и серьги и положила их на стол.

* * *

Лика явственно услышала взволнованный голос тёти Таси, но глаза открыть не решилась.

– Да что же тут случилось? Деточка моя, ты меня слышишь? – голос тёти Таси дрожал.

Лика пересилила свой страх и всё же открыла глаза.

– Ой, ну слава тебе Господи», – с облегчением вздохнула тётя Тася. – Давай я помогу тебе на диван перебраться.

Она подхватила Лику и помогла ей встать.

– Вы живы? – выдавила из себя Лика и расплакалась.

– Ну а чего мне сделается-то? Я вон на пару дней к подруге в соседнюю деревню ездила. Не думала я, что ты так быстро появишься. Да ещё и без предупреждения. Ну успокойся уже, – тётя Тася погладила Лику по голове, как в детстве. – Сейчас я чай поставлю, и ты мне всё расскажешь.

За чаем тётя Тася внимательно выслушала сбивчивый рассказ Лики.

– Даже не знаю, что тебе и сказать на это. В нашей больнице я врача знаю, но он совсем не похож на того, что ты описала, – сказала она. – Бывали тут в старину странности. Мне ещё бабушка моя рассказывала. Но мы-то думали, что страшилки это для детей, чтобы вели себя хорошо. Теперь всё позади. Успокойся. Вот, пока не забыла. У меня для тебя есть подарок.

Тётя Тася открыла ящик комода и достала оттуда бархатный мешочек.

– Помнишь, ты меня ещё в детстве спрашивала, подарю ли я тебе эти семейные драгоценности? – сказала она, открывая мешочек. Но он оказался пуст.

Тётя Тася смотрела на Лику в полной растерянности.

– Кажется, я знаю, где они могут быть, – сказала Лика и побежала в беседку. Там на столе алели серьги и кольцо.

– Вот они! – гордо сказала Лика тёте Тасе.

– Господи, да как же они в беседке-то оказались?

– Потом объясню. Тётя Тася, я ужасно проголодалась. Ты посмотри там в холодильнике. А я мигом на речку только сбегаю, прогуляюсь немного, – сказала Лика. – Скоро вернусь.

Помахав тёте Тасе рукой, Лика побежала на речку. Сколько раз они бегали туда по этой самой тропинке с подружками. Миновав небольшое поле и перелесок, Лика наконец очутилась у реки.

«Красота-то какая!» – подумала Лика и вдруг остановилась как вкопанная.

На берегу стоял горбун. Лика инстинктивно притаилась за кустом. Горбун достал что-то из кармана, а потом снял с себя одежду, бросил её на землю и предстал взору Лики совершенно обнажённым. Удивительное дело, но Лика не чувствовала ничего постыдного в том, что она сидит в кустах и подсматривает за незнакомцем. Напротив, у неё было такое ощущение, что он знает о её присутствии.

Он повернулся к ней спиной, и Лика поняла, отчего он не сутулился. Оказалось, что вовсе это был не горб, а сложенные крылья, которые на глазах Лики стали расправляться. Да и крыльями их можно было назвать лишь условно, так как не имели они чётких очертаний. Они были практически прозрачными, из тончайшей нематериальной субстанции, скорее похожей на сгусток энергии, которая временно стала доступна человеческому взору.

Незнакомец вытянул руки, – в его ладонях лежал хрустальный шар. Лика не вытерпела и вышла из-за куста, чтобы лучше всё разглядеть. Он обернулся и улыбнулся ей. Он не произнёс ни слова, но Лика услышала его: «И не возрадуются враги о пропавшей душе её…»

Из-за облака вышло солнце, и Лика на секунду зажмурилась. Когда она вновь открыла глаза, незнакомца уже не было. Она почувствовала лишь слабое дуновение и ощутила необыкновенную лёгкость и радость оттого, что выполнила некую миссию, суть которой так и осталась для неё загадкой.

 

Мост

Опытный сильный пёс встал в этот день раньше всех. На Мосту Радуги сегодня он был за старшего всей стаи. Через неделю он передаст свою нелёгкую эстафету другому. А пока надо было подготовиться к приёму новеньких. Пёс тяжело вздохнул. Опять поначалу придётся выслушать немало трагических, горьких историй. Щенкам, которым особенно трудно сдерживать свои эмоции, придётся слизывать слёзы с глаз, стараться переключить их на игру, пока они не вольются в стаю и не обретут покой, не осознают счастье ожидания и предвкушения неизбежной встречи с теми, с кем вынуждены были расстаться по разным причинам. Пожалуй, щенки и старики были самым сложным контингентом. Старые собаки попадали сюда с набором самых разных болячек, зачастую смертельных, нередко после операций, когда их хозяева ещё надеялись на чудо и на мастерство ветеринара. Постепенно на Мосту Радуги они будут избавляться от недугов, шерсть у них станет блестеть, пройдёт боль в суставах, исчезнут операционные шрамы, восстановится зрение, вернётся аппетит и желание общаться с себе подобными. Но всё это произойдёт не сразу.

Пёс попил воды из чистого родника и пошёл ко входу на Мост. «Скоро уже», – подумал он. Через некоторое время уши его инстинктивно встали, и он стал всматриваться вдаль. Вскоре послышались до боли знакомые звуки – жалобное поскуливание щенят и стоны старых собак.

«Сегодня их, к счастью, не так много», – подумал пёс. Хотя он знал, что это ровным счётом ничего не значило.

Он надолго запомнил тот день, когда вновь прибывших было всего двое. Пёс тогда ещё обрадовался, что день будет не слишком тяжёлым. Маленький щенок, понурив голову, обречённо переставляя лапы брёл, не издавая ни звука. Рядом шла совсем ещё не старая собака, которая выла так страшно, что, казалось, у любого, кто слышит этот вой, случится удар. Как выяснилось позже, дивного щенка подарили своему сыну на день рождения родители, которые уже не знали, чем ещё можно удивить своё избалованное чадо. Мальчик сначала обрадовался живой игрушке и даже исправно ходил со щенком гулять. Целых четыре дня. А потом появилась новая игрушка. Щенок всё никак не мог взять в толк, как можно часами сидеть на стуле и нажимать на какую-то пластмассовую штуковину, из-за чего на другой пластмассовой штуковине начинают раздражающе мельтешить какие-то картинки да ещё то и дело раздаются крайне неприятные звуки, от которых щенок поначалу всякий раз вздрагивал. Он никак не мог понять, почему с некоторых пор, когда он звал маленького хозяина гулять, – так ему хотелось побегать по зелёной травке, познакомиться со всякими интересными запахами, пообщаться с такими же щенками и взрослыми собаками, – хозяин всё с большей неохотой выходил с ним на улицу, а потом насильно тащил его домой. Размышляя над тем, в чём же он провинился перед хозяином, щенок, задумавшись, совершенно случайно перегрыз провод, который соединял две пластмассовые штуковины. Вдруг наступила тишина, и перестали мельтешить картинки. Зато истошно заорал маленький хозяин. Щенок от страха спрятался в пустой обувной коробке. Через несколько дней маленький хозяин забыл про него на улице, когда покупал себе кока-колу, а щенок, как опытная ищейка, пошёл по следу какого-то необычного запаха, увлёкся и оказался на дороге. Последнее, что ему запомнилось в его совсем короткой жизни, был страшный металлический скрежет и крик не хозяина, а незнакомого прохожего.

Встретив этого щенка, мудрый пёс вылизал его с ног до головы и попросил самую ласковую собаку в стае подарить ему всю нежность и тепло, на которую только способны собаки. Через некоторое время он с облегчением увидел, как щенок радостно бегал с такими же весёлыми щенками, играя в свои бесхитростные щенячьи игры. У детей память короткая.

Сложнее было с другой собакой. На неё была возложена самая сложная миссия – охранять здоровье слепого хозяина. Собака-поводырь – это особая, высшая каста собак. Далеко не каждой дан дар постоянно подавлять в себе собачьи инстинкты – ни тебе за кошкой погнаться, ни с другой собакой повздорить… Она честно исполняла свой долг – любила своего хозяина всем своим собачьим сердцем, а однажды даже спасла ему жизнь, когда встала как вкопанная перед открытой шахтой лифта. Дома приносила ему тапочки, телефонную трубку и свой поводок. Хозяин очень её любил. Всегда покупал что-то вкусненькое и благодарил за всё, что она для него делала. Однажды, в очень жаркий и душный день, хозяин повёл её на прогулку. Она ощущала, что хозяин неважно себя чувствует, и постаралась побыстрее сделать все свои дела. В сквере хозяин вдруг остановился и упал. Собака завыла, стала звать прохожих на помощь. Она маниакально лизала его лицо и руки. Потом приехала белая машина. Больше она хозяина не видела. Но с этого момента она не могла найти покой. Ей всё время казалось, что она что-то недосмотрела, недоглядела, не уберегла его, и постоянно вспоминала все детали той роковой прогулки. Её собачья совесть грызла её изнутри. Ей казалось, что именно она стала причиной смерти хозяина. Откуда ей было знать, что у хозяина было не только плохо с глазами, но и с сердцем. Вот и теперь она выла из-за чувства безысходности и вины, которой не было. На самом деле, она продлила ему жизнь на несколько лет просто в силу того, что была рядом с ним, потому что тепло, которое она ему дарила, окутывало его больное сердце мириадами тонких, но прочных проводков, по которым струилась жизнь и которые не давали ему разорваться.

Вожак стаи подошёл к ней и слегка прикусил её за ухо. От неожиданности собака перестала выть. Тогда он позвал её за собой. Через некоторое время они дошли до красивой лужайки, где росло живописное дерево. Вдруг собака сделала стойку, повела носом и сначала растерянно попятилась назад, но упёрлась в вожака стаи. Неожиданно из-за дерева появился человек. Собака на секунду села, а потом, забыв обо всём на свете, помчалась к нему, к своему хозяину. Ей так хотелось подпрыгнуть, поставить лапы ему на грудь и вылизать шершавым языком его родное лицо. Но её в своё время научили выдержке, и она притормозила. «Можно, можно. Хорошая моя. Я так тебя ждал. Ты сама умная и красивая собака на свете, – сказал хозяин. И в этот момент собака поняла, что теперь он её видит. – Какие у тебя потрясающие глаза, а ресницы какие!» – хозяин не мог налюбоваться. А собака сияла от счастья, всё норовила лизнуть хозяина то в руку, то в лицо, крутилась вокруг него и всё время заглядывала ему в глаза. Так и ушли они по тропинке, признаваясь друг другу в самой чистой и бескорыстной любви, которая может связывать человека и собаку.

Из состояния задумчивости вожака вывела одна из вновь прибывших. Когда-то он её знал, они нередко гуляли вместе, если хозяева сталкивались на прогулке. От неё он узнал, что его хозяйка по-прежнему по нему тоскует, что больше никакую собаку не завела, и что человеческая стая, в которой он жил, необратимо распалась. Жаль. Хозяина пёс тоже любил. В какой-то момент он почувствовал, что между хозяином и хозяйкой возникла стена. Зрительно она напоминала голубой лёд, прозрачный и холодный. Он так хотел разрушить её, но ничего не получалось. Смотреть на страдания любимой хозяйки – слабой особи другого пола, не было никаких сил.

Тогда он принял удар на себя и в результате заболел. У хозяйки были подруги, они часто бывали в её доме. Он всех их знал по именам. А потом она всё чаще стала говорить про какую-то эпилепсию, но он никогда её не видел. Человек в белом халате, с которым были связаны неприятные воспоминания, дал хозяйке пакетик с иголками. Хозяйка похожей штуковиной однажды починила его любимую игрушку. Уколы он ненавидел, хотя знал, что всякий раз хозяйка боится сделать ему больно. Каким-то внутренним чутьём он понимал, что никакие уколы не помогут, но мужественно всё терпел. Надо было, чтобы хозяйка как можно чаще переключала своё внимание на него, а то её энергетическая оболочка всё чаще становилась мерцающей. Собаки это сразу замечают. Уходил он с тяжёлым сердцем, – трудно было оставить хозяйку в таком душевном состоянии. Но больше помочь он ничем не мог. Когда силы стали совсем покидать его, приехал человек в белом халате. На сей раз он был молодцом. Было совсем даже не больно, а главное – быстро. Новенькая также сообщила, что, когда в последний раз была в доме его хозяйки, видела, что там по-прежнему висит его поводок и ошейник. Пёс сразу вспомнил запах хозяйки, тепло её рук.

«Мне, конечно, грустно тут без тебя, – подумал пёс. – Но, пожалуйста, только не торопись. Очень тебя прошу. Зачем спешить, если наша встреча всё равно неизбежна».

Пёс посмотрел вдаль. С горы спускалась тяжёлая свинцовая туча, а с другой стороны сверкало ослепительное солнце. Вдруг ниоткуда заморосил мелкий медленный дождь, капли которого бриллиантовой россыпью падали на землю.

Всему своё время, а впереди только Вечность.