Уже три года, с августа 1941 года, Зику Глика перебрасывали на разные работы в разные лагеря — в Магдебург, Бухенвальд, а в последний год он строил подземный завод и трудовой лагерь Дора, громадное производство с тысячами рабочих-рабов. К лагерю-заводу проложили глубокий туннель в подземных солевых копях. Люди работали в глубоком подземелье, не видя солнца, в условиях полной антисанитарии. От тяжелого труда и ужасных условий они умирали по тысяче в месяц. Еврейская команда укладывала в вагонетки их истощенные, завшивленные тела, и их увозили в Бухенвальд — сжигать.

Выжить и вынести тяготы работы в чрезвычайных условиях Зике помогали три качества: уникальная выносливость его организма, поразительная хваткость и непреодолимая воля к выживанию. Немцы, нуждаясь в работниках, кормили за труд довольно сносно. Но Зика все равно приучил себя к самому скудному рациону и делился пищей с больными и слабыми.

Было у него еще одно редкое свойство, которое помогало ему выживать в самых критических ситуациях, — его умение общаться с разными людьми на их уровне миропонимания, искусство общения. Оно зависит от артистизма натуры. Зика умел расположить к себе даже разъяренного до предела эсэсовца. За три года постоянных придирок, скандалов, понуканий, избиений и запугиваний ему удавалось ладить с охраной и другими заключенными даже на краю неминуемой гибели. Поэтому многие его товарищи по лагерям считали, что в нем пропадает талантливый дрессировщик. Ему говорили:

— Если охрана выпустит на тебя разъяренного льва, ты и его сможешь успокоить.

Люди, знавшие библейские легенды, добавляли:

— Ну да, точно так, как библейский герой и силач Самсон.

Некоторые считали, что Зика прирожденный гипнотизер:

— Надо бы тебе устроить сеанс гипноза, усыпить начальника лагеря: он под гипнозом отдаст приказ всех нас выпустить. Вот потеха была бы! — и в бараке раздавался дружный, хоть и приглушенный смех.

Лагерники-евреи знали свою ужасную судьбу, знали о том, что все они смертники. Но у людей, которые живут даже на последней грани, живут даже не одним днем, а иногда одним часом, — у них тоже сохраняется свой горький юмор, и им тоже хочется иногда посмеяться, пусть напоследок.

А Зика постоянно думал о судьбе Лены, которую считал теперь своей невестой. Узнать о ней что-либо было немыслимо, он только чувствовал, что она жива и думает о нем. Она ведь обещала ему выжить.

В августе 1944 года американские бомбардировщики наконец «нащупали» объекты для бомбардировок и налетели на оружейные предприятия и казармы лагеря. При их разрушении было убито 388 узников лагеря, а более 2 тысяч получили ранения. Но все-таки налет американцев давал надежду на скорое окончание войны и на возможность выжить.

Рядом с Зикой работал политический заключенный немец Альберт Кунц. Он был крупным инженером, но попал в лагерь как один из самых стойких членов немецкого Сопротивления.

Несколько раз Альберт указывал ему кивком головы на высокого представительного мужчину в гражданском костюме — это был руководитель ракетного производства инженер Вернер фон Браун:

— Это любимец Гитлера. С помощью его изобретений Гитлер надеется завоевать мир.

Альберт объяснил Зике, что в Доре изготовляли многоступенчатые баллистические ракеты «Фау-1» и «Фау-2». Зика не понимал, о чем идет речь, и Кунц объяснил:

— Это новый вид разрушительного оружия, на которое Гитлер очень рассчитывает. Эти ракеты могут летать между континентами, дальше любых снарядов и самолетов. Пока что Гитлер посылает их бомбить Лондон.

Однажды Зика задал Альберту вопрос, который мучил его все эти годы:

— Ты немец, сын культурной немецкой нации, страны Гете и Шиллера. Объясни мне, как твой народ смог пасть до поддержки безумств Гитлера, почему немцы, твои сограждане, смогли так озвереть?

Кунц помолчал, отвернулся, взглянул на Зику:

— Да, мне сложно сейчас гордиться принадлежностью к моему народу. Даже Гете был пессимистически настроен относительно природы человека, он писал с сарказмом: «Надо считать чудом, что род человеческий еще не истребил себя. Видно, природе человека свойственна такая стойкость и приспособляемость, что она преодолевает все, воздействующее на нее извне и изнутри». Гитлер никогда не достиг бы такого единения народа, если бы немцы не обожали маршировать под военную музыку, размахивать флагами и распевать воинственные песни под тяжеловесную немецкую музыку. Им нужна пышность воинственности. Гитлер как раз и есть воплощение помпезности, к которой стремится большинство немцев.

— А как и откуда появилась в немцах такая всеобщая ненависть к евреям? Ведь тысячи гестаповцев с удовольствием убивают евреев.

Кунц ответил:

— Как ты себе представляешь — могло это проявиться разом во всей нации? Нет, это не неожиданность. Корни антисемитизма давно прорастали в немецком обществе. У среднего немца всегда имелась зависть к более успешным евреям — среди них и ученые, и писатели, и банкиры, и коммерсанты. Гитлер прекрасно знал, что в глубине души бюргеры — это антисемиты. Он начал не с прямого уничтожения евреев, а стал выбивать из-под них почву. Так он измерял глубину бюргерской неприязни к ним. В своей ненависти к еврейской нации Гитлер спровоцировал немцев на жестокие погромы, дело дошло до массовых убийств в знаменитую Хрустальную ночь. Это стало символом разгула массовой ненависти к евреям. И этот разгул дал Гитлеру желаемую свободу: он приказал ликвидировать евреев.

Для Зики такая жесткая оценка немецкой нации была неожиданной. Что ж, наверное, Альберт прав: ни одна нация не может быть однородной по уровню развития, любая нация состоит из своего большинства и исключений из общей массы, меньшинства; и в одной нации способность создавать высокую культуру может вот так сочетаться с разгулом бесчеловечных зверств.

Зика был благодарен Альберту Кунцу за то, что тот открыл ему глаза на немцев. Он думал: «Альберт как раз принадлежит к этому самому меньшинству, цвету нации».

Кунцу, способному инженеру, удавалось даже в лагере Дора организовывать небольшие акции саботажа, чтобы навредить производству ракет «Фау-1» и «Фау-2». Вскоре это было обнаружено, и Кунца расстреляли вместе с секретарем немецкой компартии Эрнстом Тельманом.