Неожиданно Зику Глика вместе с другими заключенными Доры срочно посадили в вагоны для скота и куда-то повезли. Чутье опытного лагерника подсказывало Зике, что их везут не убивать, а работать — отобрали только самых сильных. Их привезли в Польшу, под город Краков, в лагерь, над воротами которого по-немецки было написано: «ARBEIT MACHT FREI» («РАБОТА ДЕЛАЕТ СВОБОДНЫМ»), Зика понял, что они в Освенциме-Биркенау, потому что от других заключенных он знал об этом издевательском лозунге, об этом самом страшном из лагерей. Чутье не обмануло его: в лагере была острая нужда в работниках.

Зику поселили в бараке № 6, и его соседом по нарам оказался молодой поляк Казимерж Смолен. Зика неплохо говорил по-польски, а поляк соскучился по беседам на своем языке, они разговорились, и Зика узнал от него его историю:

— Я сижу в Освенциме с самого основания лагеря, с июня сорокового года. До войны я был студентом Краковского университета. Когда немцы вошли в Польшу в тридцать девятом году, я вступил в отряд Сопротивления. За год весь наш отряд переловили, убили, а выживших послали работать сюда. Мы были первой группой — семьсот двадцать восемь польских политических заключенных. Обращались с нами хуже, чем с собаками. Многие умерли от непосильной работы и голода.

У Зики все силы и устремления были направлены на одно — на возможность выживания в лагере, и он заинтересованно спросил:

— Как же тебе удалось выжить?

— Случайно удалось. Первый комендант лагеря Рудольф Гесс приказал найти кого-нибудь, кто грамотно пишет и знает статистическое и бухгалтерское дело. Я изучал все это в университете, и меня направили работать в контору лагеря. Это единственный способ выжить в Освенциме.

— Что ты делаешь в конторе?

— Помогаю составлять сводки о прибывших и выбывших заключенных, а они посылают эти сводки в штаб гестапо в Берлине.

— Выбывших куда? — переспросил Зика.

Казимерж понурил голову:

— Сам увидишь куда — в газовые камеры и в печи крематориев.

Заниматься жуткой статистикой — это звучало страшно. Но у Зики первое назначение было еще страшней — его поставили санитаром-уборщиком в так называемом цыганском лагере, где немецкие врачи под руководством гинеколога Карла Глауберга проводили «медицинские эксперименты» над здоровыми еврейками и цыганками. Они удаляли молодым женщинам матки и яичники, облучали их большими дозами рентгеновских лучей и испытывали на них препараты по заказам фармацевтических фирм. В результате этих «экспериментов» половина женщин умирали на операционном столе, а те, кто выживали, недолго потом мучились. Многим из них делали смертельные уколы. Обязанностью Зики было отвозить их тела на тачке в крематорий.

Знакомство с Казимержем Смоленом давало Зике возможность осуществить задуманную им задачу: узнать как можно больше цифр об убитых в лагерях евреях, чтобы потом где-нибудь кому-нибудь показать их, если сумеет выжить сам. Да, если выживет. Поэтому все время, пока они были с Казимержем Смоленом соседями по нарам, Зика еще и еще расспрашивал его об их лагере и о количествах уничтожаемых в нем людей. И вот что он узнал постепенно:

Лагерь Освенцим-Биркенау был административным центром большого комплекса лагерей, он мог вмещать в себя до 20 тысяч заключенных, которых делили на классы, используя разные нашивки. Из их среды отбирали людей, в основном немцев, для слежки за остальными заключенными. Люди работали шесть дней в неделю по двенадцать и более часов. Из-за такого изматывающего графика и при более чем скудном питании (один кусок хлеба пополам с опилками и миска теплой жидкой похлебки) многие быстро умирали.

Казимерж рассказывал:

— В сентябре 1941 года привезли около шестисот русских солдат и поместили в блок № 11. Я хотел зарегистрировать их прибытие в лагерь, но начальник сказал, что русские солдаты регистрации не подлежат. Их всех отравили газом «Циклон Б». Это было первое отравление газом в лагере. Тогда мне приказали составить рапорт о том, что испытание прошло успешно. После этого блок переконструировали в газовую камеру и крематорий.

— А куда доставляют большинство евреев? — спросил Зика.

— В лагерь Биркенау, который называют Освенцим-2. Там тысячи евреев и несколько отделений газовых камер и печей крематория. Весь лагерь работает так слаженно, что каждый день в нем могут уничтожать тысячи евреев. Это четко налаженная конвейерная фабрика смерти, работающая каждый день на пределе возможностей. Железнодорожные составы каждый день подвозят заключенных, их сразу сортируют: налево — тех, кого тут же отправляют в газовые камеры, направо — тех, кого временно можно оставить для работы. Отбор идет «на глазок», по прихоти офицеров и солдат. Каждый день молодые мужчины и женщины, отобранные «налево», умоляют оставить их для работы. Они рыдают, валяются в ногах охранников, и бывали случаи, когда удавалось спастись от немедленной смерти. И хотя все понимали, что все равно это ненадолго, но в людях горит неистребимая жажда жизни, желание пожить — пусть ценой любых мук. Обреченных на смерть загоняют сотнями, как скот на бойне, в большие газовые камеры. Велят раздеваться догола, предупреждая, что будут обливать душем из установок под потолком. Большинство уже понимают, что их ведут на смерть, и все время стоит душераздирающий крик — голоса детей, женщин, мужчин. Женщин, у которых хорошие длинные волосы, остригают наголо, волосы откладывают для изготовления подушек, матрасов и всевозможных поделок. Задраивают двери и вместо воды подают в установки газ «Циклон Б». Он убивает всех через десять минут.

* * *

В мае 1943 года в Освенцим прибыл тридцатичетырехлетний хирург Йозеф Менгеле, подполковник СС. Он был назначен главным врачом лагеря Биркенау. Зику и еще нескольких заключенных приставили к бараку-операционной Менгеле. Для сотрудников в лагере имелась маленькая амбулатория, но Менгеле считался врачом не столько сотрудников, сколько узников. Однако он не лечил их, а проводил над ними «медицинские эксперименты». Высокий, подтянутый, в красивой шинели, Менгеле всегда лично встречал составы с новоприбывшими. Глядя на него, можно было подумать, что он радушный хозяин — встречает долгожданных гостей. На самом деле именно он проводил отбор, решал, кому работать, а кого отправлять прямо в газовую камеру. Особо придирчиво он отбирал жертвы для своих опытов. Офицеры лагеря уважительно называли его «Herr Doktor» (господин доктор). А узники прозвали Менгеле Ангелом смерти.

У него был особый интерес к близнецам разного возраста. Над ними он производил самые изощренные опыты: ампутации органов, вырезание целых мышц, ломал им кости и пересекал спинной мозг — все без обезболивания, устанавливая порог переносимости. Он пытался изменять у детей цвет глаз, впрыскивая им разные химикаты. Многие из его жертв умирали во время опытов, а выживших отправляли в газовые камеры. Работая в бараке, Зика целыми днями слышал ужасные крики и стоны жертв, над которыми производили опыты. Обязанностью Зики было смывать кровь в операционных и относить тела в печи крематория.

Бесчеловечность работы этого врача угнетала Зику даже больше, чем все остальные зверства, виденные им в лагерях. Подготавливая операционную для утренних опытов, Зика видел на стене кабинета Менгеле его дипломы в рамках за стеклом. Он прочитал, что Менгеле изучал медицину и антропологию в университетах Мюнхена, Вены и Бонна. Зика не был ученым, но он понимал, что это большие и уважаемые университеты. Диплом докторской диссертации Менгеле за 1938 год красовался в самой большой рамке, название диссертации звучало так: «Расовые различия структуры нижней челюсти». Название поразило Зику: значит, Менгеле еще в университете прилагал усилия для изучения расовых различий.

Единственным, с кем Зика мог беседовать обо всем этом, был его приятель Казимерж Смолен:

— Ты из конторы посылаешь статистику жертв. А известна ли тебе статистика жертв одного Менгеле? — спрашивал Зика.

— Нет, я ее не знаю. Менгеле сам посылает данные в Академию антропологии в Берлине. Но они потом приплюсовываются к нашим общим цифрам.

— А ты знаешь его данные?

— Нет, они засекречены. Но я постараюсь как-нибудь подсмотреть.

Через некоторое время он сказал Зике:

— Менгеле с гордостью пишет, что сам лично отправил в газовые камеры около сорока тысяч заключенных, на большинстве из них он ставил опыты.

Эта цифра поразила Зику:

— Боже мой! Этот изверг рода человеческого сам замучил и отправил в газовые камеры около сорока тысяч человек!

Когда Зика узнал это, то потерял остатки покоя. Он не мог больше видеть Менгеле без дрожи ненависти и старался избегать его. Он страдал так сильно, что ему пришла в голову мысль об убийстве Менгеле. Зика знал, что ярости и сил на это убийство у него хватит, но понимал, что его самого или тут же убьют, или замучают до смерти. Он понимал, что своей гибелью он нарушит обещание Лене найти ее и жениться. А кроме того, Зика понимал, что не сможет осуществить задуманного — пересказать когда-нибудь собранные им сведения о жертвах в лагерях. И все равно это становилось его навязчивой идеей, он лишь обдумывал, когда и как это сделать.

Но так случилось, что вскоре его перевели на другую работу, в «зондеркоммандо» — извлекать трупы отравленных в газовых камерах, перетаскивать их в печи крематория, а потом выгребать пепел и хоронить его в ямах. Этих людей называли еще «тотенкоммандо» (команда смерти).

* * *

После каждого массового отравления в газовой камере открывали двери и включали мощные вентиляторы, проветривая помещение от газа. Тогда приступали к работе заключенные «зондеркоммандо». Им открывалось жуткое зрелище — сотни вертикально стоящих посиневших, но еще теплых мертвецов. Глаза и рты у всех были открыты в последнем крике. Многие тела, особенно детские, были скорчены в предсмертных судорогах. От тел исходил жуткий запах — смесь пота, мочи и кала, выделившихся при отравлении. Стоило тронуть одного, как штабелями валились все. «Зондеркоммандо» выносили трупы и закладывали в печи крематория. Немцы туда не входили, и делать эту невероятную работу можно было только из страха быть самому убитым вместе с этими жертвами.

Зика Глик закрывал глаза, хватал обвисшее страшное тело, взваливал себе на плечо и бегом нес в крематорий. Чего он не мог заставить себя делать, так это выносить трупы детей: каждый раз, когда он видел убитого ребенка, он вспоминал своих двух сыновей. А чтобы охранники не ругали и не били его за это, он взваливал себе на плечи по два трупа взрослых. Пока он их нес, в рот каждому трупу заглядывали, и если там были золотые или металлические коронки, их выламывали щипцами и складывали в коробки. В крематории трупы сваливали на пол, и другие «зондеркоммандо» тесно забивали ими печи. А Зика должен был бежать обратно за следующими трупами. Иногда ему приходилось их сжигать, потом выгребать золу и закапывать в вырытые неподалеку ямы. Третья команда рыла и засыпала ямы, сравнивая их с землей. В это время первая команда омывала сильной струей воды из душевых кранов и брандспойтов пол и стены газовой камеры. А потом опять загоняли туда следующую группу жертв. И так — двенадцать часов в день под строгим надзором гестаповцев. Замешкаешься, упадешь от бессилия или ужаса — тебя сразу загонят в камеру со следующей группой.

От перегрузки некоторые печи крематориев ломались, тогда приходилось сваливать тела в вырытые ямы, обливать бензином и поджигать. Но это не приводило к полному сгоранию, в золе оставались части черепов и костей. Их доставали из ям и перемалывали, чтобы не оставалось следов.

Лагерь переполнялся узниками, летом 1944 года в Освенцим стало поступать много венгерских евреев.