Последний, завершающий поворот войны произошел под Берлином. Победа была предрешена с начала 1945 года, когда советские войска с востока, а американо-английские с запада вошли с боями на территорию Германии и взяли ее в тиски. Но полностью война могла завершиться только с разгромом берлинского гарнизона, захватом Берлина и пленением Гитлера. А Берлин был хорошо защищен и отчаянно сопротивлялся. Сталин отдал приказ во что бы то ни стало опередить американцев, первыми войти в столицу Гитлера и 1 мая водрузить красное знамя победы над Рейхстагом. Войска 1-го Белорусского фронта под командованием маршала Жукова и войска 2-го Белорусского фронта под командованием маршала Конева находились в 50 и 70 километрах от города, и пройти с боями такое расстояние за десять дней было чрезвычайно трудно: поля и дороги под Берлином были густо заминированы. Но возражать Сталину и ослушаться его приказа нельзя — лишишься головы.

Чтобы маршалы совершили невозможное, Сталин поставил их друг против друга, столкнув лбами, — кто первым возьмет Берлин, тот и получит еще один орден. При этом, конечно, не учитывались огромные людские потери.

И вот, после массированной артиллерийской подготовки, 22 апреля войска обоих маршалов начали наступление. Вопреки общепринятой военной тактике, когда в бой сначала должны идти танки, а за ними уже двигается пехота, под Берлином, чтобы не терять на минах сотни танков, вперед пустили пехоту. В результате по прихоти Сталина и из-за слепого послушания маршалов за последние дни войны совершенно неоправданно погибли двести тысяч бойцов. Двести тысяч!

Гитлер в это время скрывался в глубоко запрятанном в центре Берлина бетонном бункере. Он был окончательно деморализован, ему было ясно, что война проиграна. По воспоминаниям его личной секретарши, он вызывал жалость и презрение. Она прямо спросила его:

— Почему вы не выйдете наверх и не пойдете сражаться вместе со всеми?

Гитлер ответил:

— Разве вы не видите, что я не в состоянии — у меня дрожат руки.

Но при этом он настаивал, чтобы сопротивление продолжали.

Наверху гремела канонада, а в бункере 28 апреля Гитлер устроил свадьбу, женился на своей давней любовнице Еве Браун. На другой день он приказал своему личному адъютанту майору СС Отто Гюнше:

— Дайте мне честное слово, что после нашего с Евой самоубийства вы сожжете наши тела, чтобы они не достались русским.

Ева Браун оставила секретарше свою норковую шубу.

30 апреля оба покончили с собой, приняв цианистый калий. Отто Гюнше с помощью второго офицера вынес тела наверх, облил бензином и сжег. Позже он рассказал об этом секретарше.

Женщина ушла из бункера. Норковая шуба осталась висеть на вешалке.

Приказ Сталина был выполнен: 2 мая 1945 года красное знамя победы было водружено над Рейхстагом двумя солдатами 150-й дивизии Егоровым и Кантарией. Только одного Сталин не добился: не смог взять Гитлера в плен живым. 8 мая 1945 года немецкий адмирал Дениц подписал с советским маршалом Жуковым и американскими генералами договор о безоговорочной капитуляции Германии.

8 мая 1945 года в Москве генералу Судоплатову положили на стол три расшифрованные секретные телеграммы, переданные в Кремль. Одна была от генерала Эйзенхауэра, командующего американской армией в Европе, другая — от фельдмаршала Монтгомери, командующего британской армией, третья — от генерала де Голля, командующего французской армией. Во всех трех письмах описывался подвиг, совершенный в феврале 1945 года сержантом советской армии Александром Фисатовым, военнопленным, в Дрездене: он сумел передать ценные стратегические сведения, которые помогли определить немецкие военные силы и нанести Германии сокрушительный удар. Рассказывалось, что военнопленный Александр Фисатов был приговорен немцами к смертной казни через повешение, казнь состоялась в момент, когда американские бомбардировщики начали налет на город. Но Фисатов чудом остался жив, спасенный другим военнопленным — американцем по имени Курт Воннегут. Истощенный Фисатов долго находился в американском госпитале и по выздоровлении был передан советским офицерам. Генералы просили поблагодарить Александра Фисатова от имени их народов и в конце каждого письма сообщали: «За героический подвиг, сыгравший значительную роль в ускорении окончания войны с гитлеровской Германией, сержант Советской армии Александр Фисатов награждается высшими боевыми наградами», и приводились названия наград США, Британии и Франции.

Судоплатов прочитал письма и радостно заулыбался: он готов был прыгать от радости — наконец-то он узнал имя того героя. Он знал о его подвиге: это именно по указанию Судоплатова группа Лемана в германском гестапо завербовала человека из советских пленных, который казался наиболее подходящим для сложного задания. И это по его указанию полученные тогда сведения были переданы американской разведке. Именно поэтому три месяца назад, 13 февраля 1945 года, американцы совершили самый массированный за всю войну налет на Дрезден, разбомбили железнодорожный узел со скоплением войск и сам город с военными складами. Погибло большинство населения, но считалось, что почти все они были убежденные гитлеровцы.

К великому сожалению Судоплатова, его агент, завербовавший того пленного, погиб при бомбардировке Дрездена, и поэтому сам он до сих пор не знал — кто этот герой и какова его судьба. Теперь ему известно имя, надо срочно его разыскать. Он вызвал помощника и приказал:

— Срочно разыщите сержанта по имени Александр Фисатов, он был военнопленным. Как только обнаружите, где он, немедленно сообщите мне. Этот человек — наш разведчик, герой. Он мне нужен.

Судоплатов перечитал письма иностранных генералов: «Надо и нам наградить Фисатова». Он написал представление: сержанта Александра Фисатова представить к званию Героя Советского Союза. Опять вызвал помощника:

— Срочно отправьте в Президиум Верховного Совета.

* * *

8 мая 1945 года Сашу Фисатова привезли вместе с другими осужденными бывшими военнопленными в специальный исправительно-трудовой лагерь в заполярном городе Воркуте. За измену Родине ему дали срок — десять лет исправительно-трудовых лагерей строгого режима. Колонну осужденных бывших военнопленных высадили из товарных вагонов, в которых они ехали почти две недели. Часовые кричали:

— Стройся! Шаг вправо, шаг влево считается побегом и наказывается расстрелом на месте. Шагом марш!

Саша качался от слабости. Сосед по шеренге, крестьянский парень, поддержав его, пробормотал:

— Вот мать их туды-растуды! Такого правила, чтобы шаг вправо — шаг влево считался побегом не было и в немецких лагерях. Ты, брат, держись тверже, не то…

Саша подумал: действительно, если он покачнется и оступится, его тут же застрелят. Неужели ему было суждено выжить после жуткой казни у немцев для того, чтобы его застрелили свои же, русские? В его усталом, затуманенном испытаниями мозгу промелькнуло: «Все повторяется сначала, но теперь мне не выжить…»

* * *

В Воркуте 8 мая 1945 года было холодно, лежал снег и выла метель. Группе интернированных польских семей было приказано собираться и погружаться в вагоны: их перевозили с самого севера на юг страны — в Среднюю Азию. Колонна женщин с детьми, нагруженная мешками и чемоданами, понуро шагала к длинному составу из товарных вагонов. Среди них была семья польского майора Адама Сольского — Ядвига с дочкой Гражиной. Шесть лет назад их арестовали на хуторе, при участии Саши. Многое произошло за эти годы: они жили на поселении возле города, Ядвига работала на шахте. Сначала над ними издевались, и красавицу Ядвигу насиловали. Но она работала с советскими политическими заключенными, и они вступились за нее. Тогда они стали жить без страха. Девочка Гражинка выросла, ей уже было десять, она ходила в русскую школу, и теперь ее звали на русский манер Женей. От тяжелой жизни и бесконечных унижений у нее выработался суровый, сумрачный характер. Выжить им помогло то, что Ядвига время от времени продавала вещи своего мужа-майора. Она захватила их при аресте, ей тогда подсказал это симпатичный русский сержант. Кажется, его звали Саша. Спасибо ему. Только одну последнюю вещь — красивый парадный мундир — она хранила как память, говорила дочери:

— Когда будешь выходить замуж, подари этот мундир своему мужу.

Пока колонна женщин шла к железнодорожной станции, кто-то узнал от охранника, что в этот день кончилась война России с Германией. Новость передавали друг другу без особого энтузиазма. Ядвига грустно сказала Жене:

— Говорят, закончилась война. Конечно, хорошо, что убивать больше не будут. Но нам с тобой от этого никакой радости: мы как были рабами, так и остаемся. У нас нет ничего — ни свободы, ни страны, ни отца.

Сквозь поземку они видели, как вдалеке тащилась в лагерь серая масса военнопленных. В ней был и Саша Фисатов, осужденный на десять лет. Так Саша и Ядвига с Женей прошли друг мимо друга в северном русском городе Воркуте в день победы. Никому из них эта победа не принесла освобождения.

* * *

На другой день, 9 мая 1945 года, газеты вышли с приказом Верховного Главнокомандующего генералиссимуса Сталина о праздновании Дня Победы, с его портретом в погонах и с орденами. В Москве на улицах тоже висели его портреты и плакаты с лозунгами «Слава великому Сталину, вдохновителю и организатору наших побед!».

День был на редкость теплый, будто сама природа ликовала вместе с народом. Центр Москвы заполнился людьми, вокруг — радостные, счастливые улыбающиеся лица. Из больших раструбов громкоговорителей на углах улиц лилась бравурная музыка. Мария с Лилей с трудом пробирались через толпу, у Марии на лице цвела такая же счастливая улыбка, как у всех. Лиля почти не узнавала маму, всегда такую грустную и озабоченную. Окончание войны не давало им обеим освобождения от гнета неизвестности: жив ли муж и отец, где он, что с ним? Но радость была общая, и Мария надеялась, что в честь такой большой победы могут объявить какую-нибудь амнистию, и тогда, если Павел Берг еще жив, то… это была хоть капля надежды. Оглядываясь в толпе, она весело переговаривалась с людьми — ликование было общее, ликование было и в ней.

Лиля смотрела на портреты Сталина и транспаранты с его именем, вспоминала стихи, которые она читала раненым бойцам в алатырском госпитале в 1942 году, а потом спросила:

— Мама, это о Сталине написано стихотворение «О доблестях, о подвигах, о славе»?

Мария задумчиво улыбнулась и предпочла ничего не ответить. Она хорошо помнила, что рассказывал ей муж, она усвоила его мысли о неверной и даже преступной военной политике Сталина в 1930-е годы. Мария понимала, что победа досталась народу не благодаря Сталину, а вопреки ему. Это была победа самого народа, сумевшего вынести невероятные муки, нашедшего в себе силы и победившего. Победа досталась народу, но теперь людям навязывали идею, что она была достигнута стратегическим гением Сталина. И с этим приходилось мириться и ликовать вместе со всеми: все равно — это наша победа.

Под гул канонады «Салюта Победы», когда 224 пушки давали тридцать победных залпов, Мария наклонилась к дочери:

— Постарайся запомнить этот день. Такого людского ликования больше не будет. Станешь потом рассказывать детям и внукам.

Тринадцатилетней Лиле было смешно представить себя мамой, а тем более бабушкой.