После рассказа Алеши Семен продолжил свою историю возвышения Хрущева.

— У Хрущева оставался один соперник — Георгий Маленков, глава правительства. Он мешал Хрущеву, и склоки в верхушке Кремля разгорались все больше. К тому же Хрущев злил старых кремлевских руководителей Молотова, Кагановича и Ворошилова своими диктаторскими наклонностями. То, что они терпели от Сталина, они не собирались терпеть от этого Иванушки-дурачка, каким считали его. Они затаили на него злобу и ждали момента для возмездия.

А Никита Хрущев становился все более популярной фигурой, и об этом ходило много разговоров. Прежние кремлевские руководители появлялись перед народом, словно иконы, редко и вели себя важно и статично. На этом фоне свойский Хрущев, — толстый, лысый и смешной, — стал для народа непривычно живой фигурой и казался простым и доступным. Он любил показываться перед людьми и прессой в колхозах, на заводах, на стройках, любил, чтобы его снимали для кинохроники и телевидения, для газет и журналов. Его популярности способствовала динамичность поведения: он размахивал короткими руками, мимика его обрюзгшего лица часто и живо менялась. Говорил он простым, понятным всем языком, сыпал народными поговорками — это тоже нравилось простым людям. Между собой его все чаще фамильярно называли «Никита», «наш Никита», а то и «царь Никита». Он много разъезжал, много выступал, будоражил своей энергией других. После жесткой диктатуры Сталина началась активизация общественной жизни, и люди назвали этот процесс «оттепелью».

В семье Гинзбургов тоже обсуждали его личность. Сидя за столом с Августой и Алешей, Семен говорил:

— Когда речь идет о власти, надо присмотреться, где начинается ее сущность и где кончается ее видимость. Хрущев смешон примитивностью своего самодовольства — как он выступает, как размахивает руками!

Августа добавляла:

— Да, он удручающе провинциален, ведь давно живет в столице и контактирует с образованными людьми, но к нему совершенно не пристали ни культура речи, ни манера поведения. Грустно думать, что это один из руководителей нашей страны.

— Вот именно, — заключал Семен. — Есть мудрое наблюдение: каждый народ имеет такого правителя, какого заслуживает. Возможно, мы могли бы иметь другого — русская интеллигенция всегда была богата мыслителями, интеллектуалами. Но большевики с самого начала не дали им ходу, планомерно уничтожали, высылали их и заместили такими вот примитивами, как Хрущев. Его примитивность сказывается и в стиле руководства: по-простецки, по-мужицки, без расчета рубить с плеча. Все это фарс невеликого ума. Ему нужны интеллигентные советники, без них у него будет много просчетов, и он наделает много дорогостоящих чудачеств. А он как раз разогнал вокруг себя всех интеллигентов, и в первую очередь евреев. Когда-нибудь это ему откликнется.

Алеша внимательно вслушивался в рассуждения отца.

* * *

Хрущев все больше давал волю своему невоздержанному характеру и нередко удивлял других членов правительства несуразными выходками. В 1954 году отмечали 300-летие подписания между Россией и Украиной договора, по которому Украина стала частью Российской империи.

К юбилею сняли фильм «Богдан Хмельницкий», в котором воспевалась дружба украинцев с русскими, чего на самом деле никогда не было.

Хрущев раньше был первым секретарем украинского ЦК партии и считал себя почти хозяином Украины. Он приказал устроить в Киеве пышное празднование и выступил там с горячим докладом:

— Дорогие товарищи, это наш общий великий праздник, праздник дружбы русского и украинского народа. Вот я вам процитирую, что писали в письме Богдану Хмельницкому казаки Запорожской Сечи 3 января 1654 года: «А замысел ваш, щоб удатися и буди зо всем народом малороссийским, по обоих сторонах Днепра будучим, под протекцию великодержавнейшого и пресветлейшого монарха Российского, за слушный быти признаваем, и даемо нашу войсковую вам пораду, а бысте того дела не оставляли и оное кончили, як ку найлутшой ползе отчизны нашой Малороссийской…» И вот, дорогие товарищи, мы навеки вместе! — Он сжал кулаки, потряс ими в воздухе, разошелся и неожиданно выкрикнул: — В честь такого великого праздника Россия дарит Украине… — сделал паузу и продолжил: Россия дарит Украине Крым.

В президиуме возникла некоторая растерянность, все опешили, никто ничего подобного не ожидал, Хрущев сделал шаг без консультации с другими, но «подарок» был объявлен, и люди в зале горячо зааплодировали. Протестовать было уже поздно и неуместно. Пришлось аплодировать и президиуму.

Когда русские прочитали эту новость в газетах и услышали по радио, многие были удивлены и даже раздражены: «Как этот Хрущ себе позволяет такое? Распоряжаться русской землей… Русские завоевали Крым своей кровью два века назад, и с тех пор Крым считается русской территорией!»

И в Москве кремлевские руководители затаили на Хрущева злость.

Семен с Августой тоже обсуждали эту странную затею:

— Какая наглая выходка! В Советском Союзе все республики слиты в одно целое и все находятся под прессом России. Но этот союз может оказаться невечным. Кому тогда будет принадлежать Крым? Вот именно. Хрущев действует, будто он царь-самодержец. Так он всю Россию раздарит. Вон китайцы считают, что Сибирь — это их древняя территория. Чего доброго, он и Сибирь им отдаст.

Алеша, прислушиваясь к разговору, быстро написал:

Родители с улыбкой послушали, но сразу сказали:

— Ты этого никому не показывай, не становись на опасный путь: за такие стихи запросто могут арестовать.

* * *

Маленков и Хрущев относились друг к другу все с большим подозрением: не собирается ли другой избавиться от него? Когда Хрущев вдруг «подарил» Крым Украине, Маленков накричал на него:

— Ты, Никита, что, с ума сошел? Какое право ты имеешь принимать решения волюнтаристски, без согласования со мной и другими членами Президиума?!

Хрущев слово «волюнтаристски» посчитал оскорблением и выпучил глаза. Он обиделся. И в конце 1954 года наконец решился на атаку, пока с глазу на глаз.

Он обвинил Маленкова:

— На твоей совести «ленинградское дело»: ты вел следствие и допросы, по твоей наводке расстреляли члена Политбюро Вознесенского, секретаря ЦК Кузнецова, председателя Совета Министров РСФСР Родионова и многих других ленинградцев. У тебя в кабинете их прямо и арестовали. Ты руководил репрессиями еще тысяч ленинградцев. У меня собраны документы.

«Ленинградское дело» 1948–1949 годов действительно было делом рук Маленкова. Сталин, параноик, видевший измену повсюду, заподозрил, что ленинградцы хотят его убрать. Он поручил Маленкову и Берии обвинить их в измене. Маленков руководил ходом следствия и принимал в допросах непосредственное участие. Хрущев напомнил это Маленкову, чтобы напугать его и окончательно избавиться от соперника:

— Это по твоему указанию выкрали двести тридцать шесть секретных документов из сейфов Госплана, а потом ты обвинил в этом Николая Вознесенского, чтобы убрать его. Ты знал, что он может стать второй после Сталина фигурой, и решил убрать его со своего пути. Это ты отправил его в лютый мороз в Сибирь в открытом вагоне, так что он замерз и умер.

Маленкову тоже было, чем крыть, он закричал:

— Копаешь под меня? Ты у нас самый чистый, да? Думаешь, я не помню, что, когда ты был первым секретарем Московского комитета, ты с 1935 года отправил в лагеря многих партийных, советских и военных работников и их жен, а детей отправил по специнтернатам?! За один тридцать седьмой год из ста тридцати шести секретарей райкомов партии в Москве и области по твоей вине осталось на своих постах лишь семь, все остальные исчезли. Думаешь, я не помню, как летом 1937 года на заседании Политбюро ты обратился к Сталину: «Я вторично предлагаю узаконить публичную казнь на Красной площади». Тогда даже Сталин тебе ответил с иронией: «А что ты скажешь, если мы попросим тебя занять пост главного палача Союза Советских Социалистических Республик? Будешь, как Малюта Скуратов при царе Иване Васильевиче Грозном».

Ты хочешь, чтобы это забыли, но я и другие — мы помним. И помним, что в 1938 году, когда тебя сделали секретарем ЦК Украины, ты написал Сталину телеграмму, — он достал из кармана бумажку и зачитал: — «Дорогой Иосиф Виссарионович! Украина ежемесячно посылает 17–18 тысяч репрессированных, а Москва утверждает не более 2–3 тысяч. Прошу вас принять срочные меры. Любящий Вас Н.Хрущев». Тебе мало было двух-трех тысяч обвиненных, ты хотел еще больше, чтобы выслужиться перед Сталиным. Украинцы тебе этого не простили. Слушай меня, Никита, если я об этом расскажу и опубликую это в газете, народ тебе не простит.

Таких серьезных обвинений Хрущев испугался: все было правдой, другие об этом знали и могли помнить. Если Маленков напомнит им, это может стать опасным ударом. Маленков рассчитал хитро: если обиженные на Хрущева члены Президиума поддержат Маленкова, они могут выгнать Хрущева, как он сам выгнал Берию.

И ему пришлось на время отступить. Но он отдал тайное распоряжение: уничтожить в партийных архивах все следы его «чемпионства» в репрессиях и документы о его прежних «троцкистских» высказываниях. По сути, он сделал то, что делали до него все диктаторы, — уничтожил компрометирующие его документы. Все внимание исполнителей-чистильщиков было обращено на то, чтобы уничтожить кровавые следы именно Хрущева, поэтому в архивах, к счастью, остались другие важные документы.

* * *

Авторитет Хрущева быстро рос. К его шестидесятилетию 16 апреля 1954 года ему присвоили звание Героя Социалистического Труда, наградили долгожданной Золотой звездой. Он обрадовался, нацепил ее на лацкан пиджака. Но взаимное недоверие между Хрущевым и Маленковым все возрастало — они мешали друг другу. Теперь Хрущеву надо было избавиться от Маленкова.

В народе Маленкова считали «добрым вождем», под его эгидой выходили указы, направленные хоть на какое-то улучшение условий жизни: он повысил закупочные цены для крестьян, снизил сельскохозяйственный налог и приказал выдать колхозникам паспорта, которых не было при Сталине, — крестьян наконец признали полноправными гражданами страны. Люди даже сочинили поговорку: «Пришел Маленков — поели блинков».

Но люди не знали, что за душой у него было больше преступлений, чем у других кремлевских руководителей. Как только Сталин сумел одержать победу над Троцким в 1928 году, недоучившегося инженера Маленкова назначили сотрудником оргбюро ЦК партии. В эпоху жестокой «ежовщины» в 1937–1938 годах Маленков наравне с Ежовым проводил массовые репрессии, по обвинению в измене были арестованы тысячи провинциальных партийных аппаратчиков, многих расстреляли. Однако потом Маленков предал и самого Ежова, написал про него Сталину докладную записку «О перегибах». Ежова сняли и расстреляли, и то же самое могли сделать с Маленковым, но он сумел стать другом и помощником нового министра внутренних дел Берии, помогал ему в новых репрессиях. Это его и спасло.

В 1944 году Сталин именно Маленкову поручил начать наступление на евреев. Тот написал директивный, так называемый «маленковский циркуляр» о вытеснении евреев с руководящих должностей, призвал к «повышению бдительности по отношению к еврейским кадрам» и составил список должностей, на которые не следует назначать евреев. Началась кампания снятия еврейских специалистов с ответственных постов.

В 1949 году Маленков участвовал в разборе дела Еврейского антифашистского комитета. «Дело» закончилось расстрелом известных евреев — деятелей искусства и науки. В 1950 году он же участвовал в разборе «Ленинградского дела», также закончившегося расстрелами, в 1952 году — в деле «еврейских врачей-отравителей». Но о его участии в этих антисемитских преступления никогда нигде не говорилось.

На пленуме ЦК партии в январе 1955 года хитрый Хрущев тоже не обвинил Маленков в этих преступлениях. Хотя к тому времени основной архив документов со следами его собственного участия в сталинских преступлениях был уничтожен, было бы слишком неосторожно поднимать обвинения за старые преступления, это могло «вызвать огонь» свидетелей на него самого. И Хрущев неожиданно обвинил Маленкова в другом: «Товарищ Маленков, находясь на посту председателя Совета Министров, ослабил развитие тяжелой промышленности за счет сектора легкой промышленности».

Это были как раз те практические начинания, за которые Маленкова хвалили в народе и которые впервые принесли улучшение уровня жизни. Хрущева поддержали Молотов и Каганович — они сами метили на место Маленкова. Его освободили с поста руководителя правительства с мягкой формулировкой — «недостаточный опыт ведения организационно-хозяйственной работы» — и перевели на второстепенную должность министра электростанций. Но совсем избавиться от Маленкова Хрущеву не удалось, его отстояли другие члены Президиума: он был нужен им для давно задуманной расправы с самим Хрущевым.

* * *

Семен Гинзбург пришел домой с заседания Совета Министров мрачный:

— Еще одна новость.

Августа и Алеша уставились на него, ожидая нового сюрприза.

— Помнишь, Авочка, когда арестовали Берию, ты процитировала мне строчки из Чуковского: «Волки от испуга скушали друг друга»?

— А что, опять кого-нибудь турнули?

— Вот именно, турнули. И не кого-нибудь, а самого Маленкова.

— Что, тоже арестовали?

— Нет, не арестовали, но турнули с кресла Председателя Совета Министров — он теперь министр электростанций и пересел ко мне поближе, на заседаниях сидит почти рядом со мной. Вот именно.

Пришли Павел с Марией, Семен рассказал новость и им.

Павел покачал головой:

— Итак, хитрый мужик Хрущев сумел устроить еще один переворот. Кончился послесталинский триумвират — Никита всех раскидал и остался один.

— Вот именно. Но на этот раз ему удалось все устроить без применения силы: Маленкова сняли с формулировкой «недостаточный опыт». Правда, в ведении электростанций у него нет вовсе никакого опыта.

— У кого же опыта больше — у Хрущева?

— Во всяком случае, опыта избавления от соперников у него больше. Пока на место Маленкова назначили безликого Николая Булганина, но я уверен, что это лишь временно. Это трамплин для Хрущева, чтобы самому сесть в кресло председателя правительства, быть, как Сталин.

Павел выпил водки, крякнул и засмеялся:

— А Хрущев-то становится настоящим кремлевским вышибалой.

Августа вздохнула:

— Все это было бы смешно, когда бы ни было так грустно.

Все сидели грустные, озабоченные. Августа вышла в кабинет, там полки были уставлены собраниями сочинений классиков, которых много издавали в 1950-е годы. Она взяла из книжного шкафа книгу, принесла в столовую, раскрыла:

— Я хочу процитировать вам Анатоля Франса. Слушайте, это рассуждения аббата Жерома Куаньяра о строе правления: «Со всех сторон, из всех щелей выползут честолюбивые бездарности и полезут на первые должности в государстве… Зло это еще возрастет благодаря громким скандалам… И таким образом по вине некоторых будут заподозрены все». Написано прямо про наше время и наше правительство.

Семен обнял жену:

— Ты умница, конечно, это очень похоже. Вот именно.

На другой день Моня Гендель сказал Алеше:

— Если у главы правительства не было опыта, как же он правил нами? Напиши эпиграмму, чтобы в деревнях распевали, как частушку. Можешь?

Алеша сочинил:

Алешину частушку пели потом по всем деревням.

На этом закончилась история возвышения Хрущева, рассказанная Семеном Гинзбургом.