Лешке Аджею было всего три года, когда Лиля в панике бежала с ним из Албании. Потом они короткое время жили в Мокошице, затем у Вольфганга Леонгарда, в Белграде, и наконец переехали в Москву к дедушке и бабе Нюше, где еще была бабушка Августа и дядя Алеша. От всех этих перемещений и смены людей в детской головке произошла некоторая каша. Первое время Лешка еще спрашивал: «Где мой папа?» От его простого вопроса у Лили разрывалось сердце, ей приходилось выдумывать, что папа скоро появится, чтобы мальчик не думал, что остался без отца. Но проходили месяцы, папа не появлялся. Чтобы не травмировать мальчика, в доме никогда не говорили про Влатко, не упоминали о далекой Албании.

И постепенно Лешка привык, что папы нет, и сам образ Влатко уже исчез из его памяти, жизнь без отца он принимал как должное.

Ему было уже пять лет, это был шаловливый мальчишка, любил выдумывать какие-то свои слова и фразы. Лиля часто говорил ему: «У тебя нет чувства меры», и он стал сам себя называть «Чувство меры». Однажды сказал: «Я туда не пойду, там ограничена поступка».

Павел устроил его в специализированный детский сад для писательских детей, рядом с домом. Лиля по утрам отводила его туда, а вечером забирала. Но Лешка видел, что за некоторыми детьми приходили папы, а за ним только мама или дедушка. Как-то раз он сказал дома:

— Наверное, я безпапный.

— Лешенька, что это значит?

— Значит, у меня нет папы.

— Почему ты так говоришь? — заволновалась Лиля.

— За другими ребятами приходят мужчины, это их папы. А за мной никогда.

При этом разговоре присутствовал Алеша Гинзбург, его троюродный дядя. Он потом тихо сказал Лиле:

— Завтра я приду его забирать.

Как обрадовался Лешка, когда увидал Алешу в детском саду! Он знал, что его назвали в честь дяди, и обожал его, как когда-то в детстве сам Алеша обожал своего дядю Павла.

С тех пор Алеша стал опекать Лешку так же, как в детстве его опекал Павел. Он стал для Лешки образцом для подражания и во многом заменял ему отца. Лиля с благодарностью и надеждой говорила Алеше почти слово в слово то, что когда-то Августа говорила Павлу:

— Я хочу, чтобы Лешка вырос мужчиной под твоим влиянием, ему нужен пример мужского характера. Мне очень-очень приятно, что он тянется к тебе, любит тебя. Он ведь знает наизусть чуть ли не все твои детские стихи, гордится, что их написал его дядя, и всем в детском саду рассказывает об этом. Я надеюсь, что под твоим влиянием он станет человеком.

Алеша принес племяннику кавалерийское седло Павла, оставшееся с Гражданской войны, на этом седле Павел проскакал несколько лет, а потом привез его в Москву и подарил еще маленькому тогда Алеше на память.

Он объяснил мальчику:

— Это седло твоего дедушки-героя, на нем он сражался в боях, рубил врагов саблей.

Лешка обрадовался и сразу же уселся на седло. Еще больше обрадовался, увидев свое седло, сам Павел, он уже забыл про него. Теперь смотрел и вспоминал боевую молодость, резвого коня Веселого, время, когда был командиром полка.

Лешка мог часами сидеть в седле, размахивать деревянной саблей и кричать «ура!». Когда к нему приходили поиграть соседские мальчики, он разрешал им недолго посидеть верхом в седле — большего счастья они не испытывали. Видя внука в седле, Павел улыбался:

— Вот уже третье поколение скачет на этом седле.

* * *

Алеша любил племянника. Они с Лилей давно выбросили из лексикона слово «троюродный», относились друг к другу, как родные, и к Лешке он относился как к самому близкому, практически родному ребенку. Хотя он писал стихи для детей, но представления об их воспитании у него не было никакого. Без опыта общения с маленькими детьми Алеша не понимал, как медленно они проходят стадии развития, ему представлялось, что ребенок это тот же взрослый человек, только маленького роста. Он даже стал читать специальные книги по детской психологии и пытался применять к маленькому Лешке надуманные им самим правила, как будто имел дело с юношей. Августа смеялась над ним:

— Ты лучше почитай книгу своего учителя Корнея Чуковского «От двух до пяти», в ней все ясней ясного про детскую психологию.

Алеша сам любил эту книгу, снова и снова просматривал ее, находил много интересного.

Подошло время Лешке идти в школу, школа — в квартале от дома. Первого сентября 1965 года на него надели школьную форму, на плечи повесили ранец, и Лиля с Алешей повели его в стайке ребят к школьному входу. Там каждого первоклассника брал за руку ученик выпускного класса и торжественно вводил внутрь здания.

Потом дома собралось старшее поколение, приготовились к Лешкиному возвращению, ожидая от него первых впечатлений. Он вошел независимой походкой, сбросил с плеч ранец, обвел всех взглядом превосходства:

— Вот вы тут сидите и ничего не знаете, а пиписька-то, оказывается, хуем называется.

В первый момент все обомлели, Лиля и Алеша чуть сразу же не расхохотались, но смогли сдержаться, старшие поджали губы и сделали вид, что ничего особенного не услышали. Но как отреагировать?

Алеша нашелся:

— Подумаешь, удивил! Мы просто не говорим эти слова.

Эпизод постарались быстро забыть, только Нюша долго ворчала:

— Вот чему в школе учатся. Куда учителя смотрят? Лучше бы Закону Божьему учили.

Лиля передавала это Алеше, смеялась:

— Понимаешь, от ругательств сразу перейти к богословию — из огня да в полымя.

* * *

Алеша в ранней молодости слышал напутствие старейшего писателя Михаила Пришвина: «Надо иметь правильное отношение к своему таланту» и запомнил это на всю жизнь. Ему все больше хотелось влиять на племянника, пытаться найти в нем зачатки каких-нибудь талантов и помочь им развиться. Он дарил ему цветные карандаши и краски, пытался увлечь рисованием, сидел с ним, показывал, объяснял.

Но из-под рук Лешки ничего путного не выходило. Ему больше нравилось ходить на стадион и смотреть футбольные матчи. Он считал себя болельщиком команды «Динамо» и часто просил повести его на игру. Алеша уже давно пережил период юношеского увлечения футболом, ходил с племянником просто за компанию. Там он скучал, но с удовольствием покупал Лешке мороженое, и тот был абсолютно счастлив.

Потом Лешка полюбил музыку и часто напевал себе под нос популярные песни. Слух у него был вполне приличный, и Алеша подумал, может быть, у него есть музыкальный талант! Он сказал Лиле:

— Я хочу повести Лешку в консерваторию на концерт классической музыки.

Лиля удивилась:

— Алешка, ему еще рано, он не поймет.

— А может быть, это произведет на него впечатление и он увлечется? Ведь вот когда-то Павлик привел меня на вечер поэзии, и я стал писать стихи. А вдруг Лешка станет музыкантом?

— Ты слишком высокого мнения о его способностях, он еще ребенок, к тому же мальчик, — засмеялась Лиля. — Вот девочки, те развиваются быстрей.

— Быстрей-то быстрей, но в какую сторону?

— В практическую. А ты что подумал? — хитро посмотрела она.

Все-таки Алеша решил проверить свою идею и повел его на концерт в Большой зал. Сначала, чтобы заинтересовать Лешку, он показывал ему портреты композиторов, рассказывал о них. В тот вечер знаменитый виолончелист Мстислав Растропович играл «Вариации на темы рококо» Чайковского. Сам Алеша заслушался глубиной исполнения, погрузился в музыку, от удовольствия закрыл глаза. Лешка тихо сидел рядом, и Алеша подумал: «Наверное, ему нравится». Под конец Лешка вдруг дернул его за рукав и спросил:

— А когда дядя перепилит этот ящик, мы пойдем домой?

Алеша вздохнул, решил, что Лиля была права, он переоценил возможности племянника, для такой музыки тот еще не созрел.

Через некоторое время Алеша решил завести с Лешкой серьезный разговор:

— Лешка, садись, давай поговорим.

Племянник играл в это время в солдатиков и не был расположен к беседе, он угрюмо сел, держа в руках игрушечный автомат и во все время разговора водил дулом по углам, прицеливался и бормотал: «Трах-тах-тах! Трах-тах-тах!»

Алеша начал:

— Ты уже большой, учишься в школе. Ты когда-нибудь думал о будущем, кем ты хочешь стать?

— Не-е-е… Трах-тах-тах!..

— Понимаешь, все люди имеют какие-нибудь склонности и таланты. Ты знаешь, что такое талант?

— Не-е-е… Трах-тах-тах!..

— Талант — это особая способность человека делать хорошо какое-нибудь свое дело. Вот, например, про твою маму говорят, что она талантливый хирург. Понимаешь?

Лешке, очевидно, все это было неинтересно и скучно. Неожиданно он задорно сказал:

— А я все равно никого не боюсь. Трах-тах-тах!..

На этом беседа и закончилась.

По воскресеньям Алеша водил племянника в зоопарк или в цирк. Звери Лешке нравились, но он был к ним равнодушен. По-настоящему он увлекся лишь цирком и стал изображать из себя клоуна.

— Алеша, ты мне говорил про это самое, как это называется, чего люди хорошо делают?

— Это называется талант. Я тебе говорил про талант.

— Да, Алеша, у меня талант. Когда я вырасту большой, я обязательно стану клоуном.

Алеша засмеялся, потом нахмурился, его это даже расстроило, он жаловался своим:

— Вот, ничем он особенно не интересуется, а хочет быть клоуном. Как это понять?

Августа заулыбалась, а Павел с усмешкой повернулся к нему:

— Хочешь, я тебе что-то скажу? В его возрасте я тоже водил тебя в цирк, и после этого ты тоже долго изображал из себя клоуна и мечтал им стать.

Переждав гром общего смеха, Алеша решил больше не искать таланты в племяннике.

* * *

Директриса детского сада, немолодая толстуха с прокуренным голосом и грубоватыми манерами, похожая на одесскую бандершу, считалась хорошей руководительницей, дети ее любили. Она сказала Алеше:

— Я хочу пригласить вас на выступление со стихами, устроить для ребят час детской поэзии. Вы согласны прийти?

— Конечно, согласен. Спасибо за предложение.

Узнав об этом, Павел заулыбался:

— Когда-то я повел тебя на такое же выступление детского поэта Льва Квитко. Но мне тогда в голову не могло прийти, что я доживу до твоего выступления перед детьми.

Впереди гордо уселся Лешка. В это время разыгралась гроза — за окнами сверкала молния, гремел гром. Алеша спросил детей:

— Ребята, что вы слышите на улице?

— Гром гремит, гром гремит!

— А вы знаете, что такое гром?

— Знаем, знаем, это как сейчас, когда молния и дождик.

— А где этот гром живет, когда нет молнии и дождика, знаете?

— Нет, не знаем. Где?

— Вот об этом я вам прочту стихотворение «Почему у грома нету дома»:

Старый Гром построил дом, С потолком и чердаком. На окно навесил тучи, Снегом стены побелил, Искрой молнии могучей Печку в доме растопил. Вместо лампочки луну Прицепил на шнур. Облаками затянул — Вышел абажур. Взбила мягкую постель Грому старому метель, Ветерок приволок Одеяло звездное, Чтобы Гром не замерз В ночь морозную.

Аллегория грома как живого существа с человеческими чертами заинтересовала ребят, они сидели с открытыми ртами. Алеша подождал и продолжил:

Гром разделся и разулся, Натянул колпак ночной И калачиком свернулся На перине пуховой. Засопел старик во сне — Бревна выпали в стене, Повернулся на бочок — Обвалился потолок. Он тихонько захрапел — Дом на левый бок осел, Захрапел что было сил — Дом направо закосил. Пробудился старый Гром — Небо ходит ходуном. Разразилась вдруг гроза. Он протер со сна глаза —

Ребята закричали:

— Это совсем как теперь на улице гроза!

Дом не выдержал ненастья И рассыпался на части. С той поры у Грома Так и нету дома. Где он только хочет, Там он и грохочет.

Лешка первым горячо захлопал, он заранее знал конец стиха. Ребятам эта история показалась очень забавной, они подхватили аплодисменты, зашумели:

— Еще, еще про что-нибудь!

Алеша читал стихи больше часа, а они все не хотели его отпускать. Потом он раздарил им свои книжки, изданные в издательстве «Малыш». Когда дети стали одеваться, чтобы расходиться по домам, Лешка не отходил от дяди, гордо поглядывал на своих приятелей и хвастливо говорил им:

— Это мой дядя.

* * *

Если Лиля бывала свободна от дежурств в больнице, она, Алеша и Лешка ходили куда-нибудь развлекаться втроем. Со стороны могло показаться, что это счастливая семья, родители с сыном. И маленький Лешка тоже считал, что они одна семья, ему это было очень приятно и казалось естественным. Во время этих прогулок он становился мостиком, сближающим Алешу с Лилей, забота о нем их объединяла. Гуляя с ребенком, они вовлекались в общие разговоры, смеялись над его детскими проделками, ходили под ручку, иногда даже держались за руки. И обоим это было приятно. И тоже казалось естественным.

Августа уже много лет расстраивалась, что Алеша никак не женится, что у него нет детей:

— Помнишь, я тебе говорила: в двадцать лет ума нет — и не будет, в тридцать лет жены нет — и не будет, в сорок лет денег нет — и не будет. Тебе уже за тридцать, пора обзаводиться семьей.

Теперь, наблюдая сына в компании с Лилей и Лешкой, она с хитрой улыбкой говорила ему:

— Ты не только выглядишь как Лешкин отец, но все больше кажешься мужем Лили.

— Мама, о чем ты говоришь, каким мужем я могу казаться для своей сестры?

— Вы с Лилей даже не замечаете, как похожи на одну семью.

Августа утаила от него то, в чем ей призналась Лиля:

— Знаешь, Авочка, очень мне тяжело быть одной. Когда мы гуляем втроем с Алешей и Лешкой, во мне возникает ощущение, что я опять семейная женщина, что у моего сына есть отец. Иногда я даже себя одергиваю: какие глупости! Как это мой брат Алеша может мне казаться мужем, даже в фантазиях? Только ты ему этого не рассказывай. Наверное, мне так и суждено доживать жизнь одной, без мужа. Это ужасно.

Когда Августа услышала это от Лили, она подумала: «А почему бы им не пожениться? Они ведь троюродные. Мой сын сразу обрел бы хорошую жену и сына. Как я была бы счастлива за них! Да и Павлик, наверняка, тоже». Однажды она сказала об этом Павлу:

— Мне кажется, что Лиля и Алеша хорошая пара, я была бы рада, если бы они сошлись.

Павел, как всякий мужчина, многого не замечал в личных отношениях людей и совсем не думал о союзе дочери с племянником. Он поразился, у него вытянулось лицо:

— Ты имеешь в виду, чтобы они поженились?

— А почему нет? У твоего внука появился бы отец, и дочь была бы не одна и счастлива.

— Как же так?.. Они же троюродные!

— Ну и что? Разве так не бывает?

— Вообще-то, бывает. У евреев много таких браков.

— Не только у евреев. Чарльз Дарвин был женат на двоюродной сестре, они прожили счастливую жизнь и наплодили много детей.

Упоминание о детях совсем озадачило Павла:

— Ты думаешь, у Лили с Алешей могут быть дети?

Августа засмеялась:

— Как ты растерялся. Нет, о детях я не думаю. Это абсолютно их дело.

— Но, Авочка, твоя мысль… Это все так неожиданно… — Павел замолчал, и видно было, что задумался о чем-то, а потом сказал: — Я вот думаю, что Маша сказала бы на это?

Августа поняла, как далеко в прошлое уходили его мысли, она обняла его:

— Я уверена, что Маша была бы рада за них. Это вы, мужчины, не думаете о таких делах. А вот Маша думала бы. Мне кажется, что Лиля тоже все больше думает об этом.

Но говорить об этом с Лилей она ему не разрешила:

— Мы не имеем права намекать им на такое решение. Это их жизнь, их судьба.