Военный врач Китайской народной армии майор Ли стал первым китайцем, защитившим диссертацию на степень кандидата медицинских наук. Защита диссертации на тему «Хирургическое лечение вывихов плеча» проходила в старинном здании Академии медицинских наук на Солянке. Ожидали, что явятся китайцы, обучающиеся в Москве. Но отношения между Китаем и Россией становились прохладней, и китайских студентов было немного.

В зале Академии позади членов ученого совета уселись однокурсники Ли — Рупик Лузаник, Фернанда Гомез, Борис Ламперт, Аня Альтман, Римма Азарова и Лиля Берг. Приехал из Грузии Тариэль Челидзе, солидный, с депутатским значком на пиджаке. Друзья окружили его, расспрашивали:

— Ты теперь важная персона. Кем работаешь?

Он смеялся:

— Генацвале, никакая я не персона, я просто депутат, слуга своего народа. Работаю простым врачом в Гаграх, а как депутат помогаю людям: кому устрою квартиру, кому устрою ребенка в детский сад, кому пенсию.

Римма, поддевая его, задорно:

— А как насчет дружбы абхазцев с грузинами?

— Дружба наша все крепнет, и я стараюсь этому помочь. Грузины и абхазцы живут дружно, как всегда.

Пришел Виктор Косовский, тоже военный врач, майор. Заметив его, Римма толкнула Лилю локтем:

— Виктор здесь. Он уже спрашивал про тебя, знает, что ты вернулась из Албании одна.

Виктор подошел, улыбнулся, протянул руку:

— Лилька, очень рад тебя видеть.

Лиля нахмурилась, вспомнив эпизод той единственной далекой ночи, после которой он женился на другой, ответила натянутой улыбкой. Виктор сел невдалеке, и она чувствовала на себе его частые взгляды.

Ли, затянутый в новую военную форму, прямой, стройный, начал свое выступление стандартным славословием: «Великий председатель Китайской Народной Республики товарищ Мао Цзэдун учит нас: учиться, учиться и учиться, по заветам Ленина…»

После политической преамбулы он за положенные двадцать минут четко доложил суть своей работы на прекрасном русском языке, пояснял вывешенные на стене статистические таблицы и рисунки операций. Ли сам делал таблицы и рисунки, сотни раз вызубривал и повторял текст, чтобы говорить внятно и правильно, без ошибок. В этом ему помогал Виктор Косовский, с которым они дружили с институтских лет.

Оппонентами доктора Ли были профессора Жухоницкий и Дубров. Жухоницкий восторженно отзывался о нем и о его диссертации:

— Я помню нашего диссертанта, когда он был еще на студенческой скамье. Это был самый способный студент на курсе, он подавал большие надежды. Мы всегда поражались его работоспособности и памяти. Теперь он представил диссертацию, которая по материалу и изложению может считаться классической работой. В достижениях доктора Ли виден его огромный талант. Диссертант заслуживает искомой степени кандидата медицинских наук. Я предсказываю доктору Ли большое будущее в хирургии.

Ученый совет единогласно присудил Ли степень кандидата медицинских наук, все радостно аплодировали, кинулись его поздравлять. Ли улыбался, благодарил:

— Спасиба, спасиба…

Правильно произносить «спасибо» он так и не научился. Ли не знал традиций — защита диссертации должна была заканчиваться банкетом. Ребята сами пригласили его в ресторан «Пекин», собрав деньги вскладчину. Тамадой был Тариэль:

— Дорогой наш друг Ли, ты теперь кандидат медицинских наук! Я поднимаю первый бокал за твой успех, за нашу дружбу, за дружбу великого китайского народа с великим русским народом, за мир и дружбу во всем мире!

Ли улыбался, кланялся:

— Я тоже хочу сказать тост: за товарища Мао Цзэдуна, великого кормчего Китая!

Все незаметно переглянулись, но пришлось встать и чокаться. Ли поднимал бокал, но вина не пил — китайским коммунистам это не полагалось.

Заиграл оркестр, Виктор подошел к Лиле:

— Могу я пригласить тебя?

Лиле не хотелось с ним танцевать, но неудобно было демонстрировать свои чувства перед друзьями. Она растерянно глянула на Римму, та подмигнула ей: иди, и Лиля не спеша встала, положила руку ему на погон. Виктор мягко обнял ее за талию. Ощущение его руки напомнило ей, как они в первый раз целовались.

Виктор твердо и плавно вел ее в круге танцующих:

— Как ты живешь?

— Тебя это интересует?

— Иначе я бы не спрашивал. — Добавил после паузы: — Ты меня очень интересуешь.

— С каких это пор?

— С тех пор, как я совершил ошибку.

Он не сказал какую, но она и так знала: ошибкой был отказ от нее. Лиле стало еще обидней:

— Не будем говорить об этом. И вообще, я больше не хочу танцевать.

Никто не следил за ними, никто не понимал, что происходит, кроме Риммы.

* * *

После защиты доктор Ли уехал в Китай, и в советских хирургических журналах вскоре стали появляться его научные статьи с описанием новых методов лечения. Он одним из первых в мире изобрел искусственные металлические суставы локтя, плеча и запястья, получил на них патенты в нескольких странах и опубликовал результаты своих операций.

Виктор Косовский помогал ему, редактируя статьи. Он продолжал искать встреч с Лилей, приходил к ней на работу, ждал у выхода и увязывался провожать до трамвая. Разговоры не клеились, и чтобы хоть как-то ее заинтересовать, он приносил журналы со статьями Ли, говорил:

— До чего он талантливый парень. Помнишь, как мы увидели его в первый день на занятиях? Такой был неказистый, зачумленный китайчонок. Мы все ему помогали. А теперь! Мы еще будем гордиться, что учились вместе с ним.

Лиля была недовольна визитами Виктора, смотрела в сторону, отвечала холодно, но Ли она вспоминала с улыбкой.

Ли опять появился в Москве и пришел в Боткинскую больницу. Его окружили старые друзья:

— Дорогой Ли, ты уже полковник?

— Да, партия под руководством товарища Мао Цзэдуна доверила мне большой пост, я теперь заместитель главного хирурга Китайской армии.

— А что это за орден у тебя на груди с портретом Мао?

— Это особо почетная награда «Да здравствует председатель Мао!».

— Поздравляем тебя! Ты скоро станешь генералом. А что ты делаешь в Москве?

— Я привез материалы для докторской диссертации и советовался с профессором Жухоницким. Мы договорились, что на следующий год я подам диссертацию к защите.

Рупик Лузаник восхищался его способностями:

— Ли, ты будешь первым доктором наук на нашем курсе.

Ли скромно улыбнулся:

— Нет, первым будешь все-таки ты сам.

Шел 1965 год, в Китае начиналось новое массовое движение «культурная революция»…

* * *

По указанию Мао Цзэдуна пленум ЦК партии принял «Решение о Великой пролетарской культурной революции»: «В противовес буржуазии пролетариат на любой ее вызов в области идеологии должен отвечать сокрушительным ударом и с помощью пролетарской новой идеологии, новой культуры, новых нравов и новых обычаев изменять духовный облик всего общества. Ныне мы ставим себе целью разгромить тех облеченных властью, которые идут по капиталистическому пути, раскритиковать реакционных буржуазных „авторитетов“ в науке, раскритиковать идеологию буржуазии и всех других эксплуататорских классов, преобразовать просвещение, преобразовать литературу и искусство, преобразовать все области надстройки, не соответствующие экономическому базису социализма, с тем чтобы способствовать укреплению и развитию социалистического строя».

С 1958 года Мао затеял новую попытку, «Большой скачок» — индустриализацию страны в кратчайший срок, — и выдвинул план в течение пятнадцати лет построить в Китае коммунизм. Для этого Мао проводил идею ускорения выплавки металла. Он обосновывал политику «Большого скачка» при помощи марксистской теории производительных сил («количество переходит в качество»), а экономический рост он собирался ускорить путем коллективизации производства. Вместо строительства доменных печей Мао приказал в каждой деревне сооружать небольшие глиняные печи и в них выплавлять чугун из руды. Его ставка была на количество выплавки, без учета качества. На самом деле «Большой скачок» был примитивной подменой профессионализма вынужденным энтузиазмом.

Миллионы крестьян были лишены привычной работы на полях. Строить печи они не умели, как выплавлять качественный металл — не знали, а поля опять опустели. Через два года это обернулись катастрофой, привело к всеобщему голоду, от которого умерло от двадцати до сорока миллионов человек, и сделало «Большой скачок» крупнейшей социальной катастрофой XX века. Алеша написал:

Позиции Мао Цзэдуна в конце концов пошатнулись, он ушел с поста председателя правительства, оставшись только главой партии. Китайцы народ всегда был богат умными и талантливыми людьми, и при всем вбитом в них рабском послушании у некоторых руководителей и образованных людей начали появляться мысли о необходимости реформы экономики. Но Мао упорно считал, что отступление от принципов «Большого скачка» зашло слишком далеко, и валил вину за провал на внутреннюю оппозицию и внешних врагов. В числе внешних врагов он считал «ревизионистскую Россию». В ходе «культурной революции» он хотел уничтожить любую оппозицию и укрепить свою диктатуру. Настоящей причиной его затеи была всего лишь попытка спасти себя.

* * *

По всему Китаю были развешаны плакаты антиимпериалистической и антисоветской пропаганды: «Люди всего мира, объединяйтесь для свержения американского империализма! Долой советский ревизионизм! Долой реакционеров всех стран!» Любой человек, от обычного крестьянина до высшего партийного работника, мог попасть под расплывчатые определения классовых врагов пролетариата.

В результате идея Мао привела к настоящей войне всех против всех. Власть, отданная в руки масс, превратилась в элементарное безвластие, ее захватили те, кто был попросту сильнее — группы молодых бунтарей, миллионы хунвейбинов — «красной гвардии», «красной охраны». Для насильственного осуществления диктатуры пролетариата Мао позволил им действовать фактически безнаказанно. Эти отряды молодежи были похожи на «Гитлерюгенд», организованный Гитлером в 1920-е годы. Хунвэйбинские организации были автономны и действовали в соответствии с собственным пониманием марксизма, стараясь следовать общим указаниям Мао. Они проводили массовые погромы «облеченных властью и идущих по капиталистическому пути», «черных ревизионистов», «противников председателя Мао Цзэдуна», профессоров и других представителей интеллектуальных профессий; уничтожали культурные ценности, чтобы «сокрушить пережитки прошлого».

В СССР передавали по радио и писали в газетах о зверствах «культурной революции». Владимир Высоцкий написал песню, ставшую популярной:

Песня стала известна своим скабрезным припевом:

Культурная и научная деятельность в Китае была практически парализована, закрыты книжные магазин, зато огромными тиражами издавался «Цитатник» Мао Цзэдуна. Он выпускался с обложкой из твердой пластмассы красного цвета, на которой не оставалось следов крови. Этими цитатниками были убиты многие видные деятели партии, когда из них «выбивали буржуазный яд». Почти вся городская интеллигенция была переселена в сельские районы Китая. От десяти до двадцати миллионов человек с высшим образованием насильственно депортированы в деревни и отдаленные горные районы под лозунгом «Деревня окружает города». Людям не разрешали ничего брать с собой, отправляли в пустынные местности с голыми руками. Судьба большинства из них осталась неизвестна.

* * *

Полковник доктор Ли должен был вскоре лететь в Москву на защиту докторской диссертации. Перед отъездом выпал свободный день, и он поехал к Великой Китайской стене, которую раньше не видел. Культурный человек, патриот, он знал и любил историю своей страны. Увидеть Стену было его давней мечтой.

Туристов в те годы почти не было, и Ли, в военной форме, одиноко ходил по широкому проходу. Стена была в запустении, многие кирпичи вывалились, дыры заросли лопухами. Несмотря на это, древнее сооружение поражало воображение своей грандиозностью. Строительство Стены началось в эпоху императора Цинь Шихуанди с 475 до 221 года до нашей эры, ее длина составляла 8852 километра. Стена служила крайней северной линией границы китайской цивилизации и способствовала консолидации единой империи, составленной из завоеванных царств. Участки Великой стены, которые сохранились, были обновлены в эпоху династии Мин в 1368–1644 годах. Ли старался представить себе, как она выглядела, когда была новой.

В это время он увидел, как подъехали два грузовика, из кузовов выскочили около полусотни молодых парней и девушек с кирками и молотами, по виду хунвейбинов. Они с криком принялись разрушать выступы стены.

Ли остолбенел, он не мог поверить своим глазам, подошел к одному, который казался старшим:

— Что вы делаете? Это же Великая стена, исторический памятник!

— Мы рушим все старое. Это всего лишь феодальный памятник.

— Кто вас прислал, кто велел вам делать это?

— Нам никто не указывает, мы сами решаем.

— Не смейте этого делать!

— А ты кто такой?

— Я полковник, армейский хирург.

— Ага, значит ты интеллигент и ты — за старое.

Подошли несколько хунвейбинов и с криком стали оттеснять Ли к краю Стены. Они хватали его за руки, некоторые пытались пинать ногами, он отступал и мог свалиться вниз.

— Мы тебя проучим, паршивый интеллигент, враг культурной революции!

Уже на самом краю стены Ли выхватил пистолет из кобуры, поднял кверху:

— Сейчас же убирайтесь или я всех вас перестреляю!

Оружия они испугались, попятились. Он наступал на них:

— Все по машинам и убирайтесь, иначе буду стрелять. Залезая обратно в кузова, они злобно кричали ему:

— Ну, погоди, мы тебя еще найдем и разоблачим!

* * *

На следующий день доктор Ли сидел в самолете на Москву. Все летевшие в СССР считались классовыми врагами и всех проверяли. В самолет с криком ворвались хунвейбины, стали раскрывать чемоданы пассажиров и проверять содержимое. У Ли нашли рукопись диссертации:

— Что это такое?

— Моя диссертация.

— На каком языке она написана?

— На русском.

— Значит, ты собирался лететь в Россию, чтобы везти туда секреты своей страны?

— В диссертации нет секретов, это моя научная работа по хирургии.

Один из них крикнул:

— Я его знаю, это тот самый, который прогнал мою группу со Стены.

Его окружили с криками:

— Ты пишешь на русском языке, на языке наших врагов!

— Ты пишешь научные работы, когда надо бороться против классовых врагов товарища Мао Цзэдуна?!

— Ты классовый враг! Мы пошлем тебя в «школу труда», там тебя научат настоящей работе.

Ли пытался, выкрикивая славословия Мао Цзэдуну, убедить их, что он сам горячий приверженец вождя, но его вытащили из самолета, сорвали с него погоды и орден Мао. Хунвейбины развели костер и бросили диссертацию в огонь.

— Что вы делаете? Это научный труд! Вы мракобесы! — Ли кинулся выхватить ее из огня, но его оттащили, били до крови по лицу «Цитатником» Мао и кричали:

— Вот единственный научный труд! — Ему всучили окровавленную книгу: — Учи, враг!

В группе других арестованных Ли связали руки, на головы надели острые колпаки, на шеи повесили таблицы «классовый враг» и с криком и бранью повели по улицам. Встречные испуганно опускали глаза и старались уйти в сторону.

Ли отправили в лагерь «Джайбиангоу», в голую западную пустыню провинции Ганзу — на «трудовое перевоспитание». Лагерь был построен много лет назад для содержания пятидесяти уголовников, но в нем содержалось более трех тысяч политических заключенных. Все были городскими жителями, интеллигентами, многие сидели целыми семьями, объявленные «правыми уклонистами», «ревизионистами» и «агентами капитализма».

Согласно статье Мао Цзэдуна «Замечания», такие лагеря назывались «школой кадров», в них интеллектуалы должны были проходить трудовое обучение. Таких «школ» по всему Китаю были тысячи, в каждом содержались тысячи заключенных, «обучались» бывшие высшие чиновники, генералы, офицеры, образованные люди и члены их семей. Еще сотни тысяч были сосланы в деревни для занятий «полезным трудом», фактически в качестве рабов.

День заключенных состоял из «трех третей»: треть — тяжелый физический труд, вторая треть — занятия теорией, во время которых они должны заучивать наизусть и повторять хором цитаты из «Цитатника», последнюю треть дня заключенные выступали друг перед другом: одни должны были «признавать свои ошибки», другие слушать и улыбаться. При этом жены обязаны были кричать на мужей и ругать их за «капиталистические» ошибки, допущенные в работе. В дополнение к этому всех заставляли заниматься самокритикой в письменной форме.

Заключенных кормили так скудно, что большинство умирали от голода. Другие умирали от непосильного труда, побоев и ужасного климата — летом от жары, зимой от холода. Как доктор, Ли старался хоть чем-то помогать больным, но у него не было ни лекарств, ни инструментов, ни разрешения лечить. Пока он сидел в лагере, из трех тысяч в живых остались только пятьсот человек.

Ли, один из самых молодых, выносил все более стойко. При всей жестокости существования из него не удалось выбить природный ум и прекрасную память. Он с горечью вспоминал, как в студенческие годы читал в Москве «Краткий курс истории партии большевиков», написанный под руководством Сталина. В нем рассказывалось, что многих русских интеллигентов после революции 1917 года обвиняли как «правых уклонистов», «ревизионистов» и «агентов капитализма». И доктор Ли все больше понимал глубокую связь между террором Сталина и Мао Цзэдуна. Он начал прозревать.

* * *

Профессор Жухоницкий давно ждал приезда доктора Ли, чтобы прочитать его докторскую диссертацию, дать отзыв и представить к защите. А Ли все не приезжал, не писал, не подавал о себе знать. Жухоницкий решил спросить, знают ли что-нибудь о Ли его друзья сокурсники. Он позвонил Рупику Лузанику:

— Понимаете, я ничего не знаю о нашем Ли, но переживаю. Там происходит эта пресловутая «культурная революция», и в ней погибает много людей.

Рупик сказал:

— Никто из нас тоже ничего от него не слышал. Но вряд ли такого талантливого ученого и заместителя главного хирурга армии может затронуть «культурная революция». К тому же он правоверный приверженец Мао Цзэдуна. Нет, они не тронут такого человека.

Жухоницкий вздохнул и ответил:

— Да, это большой талант, и он занимает высокое положение. Но вы не знаете, на что способны фанатики коммунизма. Мы, старшее поколение, помним, какие умные головы летели во времена террора…