Уже больше двух лет Лиля была одна. Ее молодое тело нетерпеливо жаждало объятий мужчины, наслаждения ни с чем несравнимым сладостным ощущением. Иногда по ночам ей снился Влатко, возникало ощущение, что он ложиться на нее, обнимает, ласкает груди, впивается в нее губами. Она испытывала томление, вот-вот он сильным движением проникнет в нее, она подастся ему навстречу, обхватит его ногами, наступит содрогание оргазма… Лиля просыпалась от своего стона — одна, опять одна… Иногда ей так же явственно снилось, что она отдается Вольфгангу Леонгарду, как было тогда, в Белграде. И опять она стонала во сне и просыпалась — одна. Однажды ей приснилось, что она, еще невинная, уговорила Виктора Косовского лечь с ней и сама разделась перед ним, как это случилось много лет назад. Этот сон напугал ее, она проснулась с мыслью: нет, с Виктором этого никогда не будет!

Но что ей делать со своим жгучим желанием, так и жить мучаясь? Лиля понимала, что ждать Влатко бессмысленно, даже если он жив, все равно его никогда не отпустят. Заводить постоянную связь ей не хотелось. Выходить замуж? Это была бы измена Влатко. А может, он все-таки жив? Как же выходить замуж при живом муже, даже если он заперт в тюрьме в далекой Албании? И совсем уж Лиля не хотела, чтобы у Лешки, ее сыночка, появился отчим. Тогда она будет принадлежать мужу, и Лешка станет страдать. Кто знает, как они будут относиться друг к другу? А главное, за кого же ей выходить? Никого она не любила, и никто ей пока не нравился.

Лиля уже закончила стажировку по хирургии, оказалась способным хирургом, и ее оставили в больнице старшим ординатором. Ей приходилось много работать, руководить начинающими врачами. Она должна была держаться авторитетно и солидно, но от постоянной неудовлетворенности она стала нервной, часто ни с того ни с сего у нее возникало истерическое состояние, которое она научилась подавлять.

Многоопытная подруга Римма видела, что с ней творится.

— Лилька, я тебя понимаю, одними успехами на работе не удовлетворишься. Я бы не смогла так долго без мужика. Ты еще молодая и свободная.

— Свободная… — повторила Лиля. — Какая же я свободная? Так, соломенная вдова.

— Лилька, я знаю, что это больно, но ты же понимаешь, что молодой и свободной женщине одной, без сексуального удовлетворения, жить ужасно. Вот мужикам хорошо, им просто — они все занимаются онанизмом. Даже поговорка такая есть: каждый дрочит, как он хочет. И вообще, еще Пушкин писал в «Гаврилиаде»: «Я приучил послушливую руку обманывать печальную разлуку».

Лиля от неловкости засмеялась:

— Ты так хорошо знаешь классику даже про это?

— Знаю. Говорят, Маяковский тоже стихи об этом сочинил, еще прямей:

— Риммка, ты все такая же хулиганка. Откуда ты все знаешь?

— Работаю в писательской поликлинике, вот откуда. А тебе надо переспать с кем-нибудь. Давай, я тебя познакомлю с каким-нибудь писателем, хоть с Алексиным.

Лиля нахмурилась:

— Ты меня как на случку хочешь пристроить?

— Я хочу тебе помочь.

— Но я не могу, чтобы меня считали… как это сказать?..

— Хочешь сказать, блядью?

— Я не могу. Видно, так и буду жить — мучиться.

— Все равно все мужики считают всех нас, баб, блядями. Вот мне рассказывали, что в Америке делают какие-то специальные приборы для женского онанизма, они совсем как мужские члены и называются вибраторы. Они вибрируют на батарейках и вызывают хороший оргазм. Вот бы достать такой.

— Риммка, это же неприлично. Есть вещи, о которых не говорят…

— Не говорят, но делают. Мужикам можно этим заниматься, а нам нельзя? Теперь другое время, пора расслаблять натянутые вожжи в вопросах секса. Это только кажется, что про женский онанизм не прилично говорить, а за границей многие женщины этим занимаются, и об этом даже в специальных журналах пишут. Мне показывали американские журналы «Плейбой» и «Мезонин». Там такие откровенные фотографии с мужчинами и с этими вибраторами, ты даже представить себе не можешь. Даже я постеснялась и ушла смотреть в уборную. Знаешь, я слышала, что еще Екатерина II имела точную копию из слоновой кости члена ее самого сильного любовника, князя Потемкина.

— Откуда только ты берешь все это!

— У меня было много любовников, они мне разные вещи рассказывали. Знаешь, я бы и сама не прочь достать такой вибратор и поиграть с ним, как Екатерина со слоновой костью. Муженек-то у меня старенький, слабак. А нарываться на скандалы от ревности неохота.

Лилю эти разговоры только нервировали, она страдала еще больше.

* * *

Двухэтажный шестой корпус Боткинской больницы назывался «спецкорпусом», он принадлежал московскому комитету партии, там лечились привилегированные больные и были свои врачи. Больничных врачей приглашали только на консультации и консилиумы. В одно из ее ночных дежурств Лилю как старшего дежурного хирурга вызвали ночью на консультацию к больной. Терапевт сказал:

— Боли в спине, несильные, но больная ответственная, надо не пропустить чего-нибудь.

На кровати лежала высокая седая старуха с выразительным удлиненным лицом, тонким носом с горбинкой. Лиля присмотрелась и вдруг узнала — это была Анна Ахматова, любимая поэтесса ее юности. Двенадцать лет назад, еще студенткой, она видела Ахматову в доме отдыха «Красная Пахра», разговаривала с ней. И вот судьба привела Лилю к ней опять, уже как врача.

Лиля разволновалась, но виду не показала: она врач, Ахматова — больная, надо быть профессиональной и деловой. Она расспросила, что болит, когда заболело, куда отдает? Больная внимательно посмотрела на нее, улыбнулась и сказала глубоким грудным голосом:

— Какая вы молодая! Спина у меня болит, ходить стало больно, боль меня сгибает.

Лиля осмотрела ее, попросила повернуться в кровати, ощупала спину, сказала:

— Анна Андреевна, у вас радикулит, это неопасное заболевание, быстро проходит.

— Да, я знаю, у меня уже много раз бывало такое, спина вдруг заноет и даже пальцы на ноге мертвеют, но на время.

— Я назначу вам обезболивающее, и станет легче. Надеюсь, через неделю вы сможете ходить. Если не пройдет, мы сделаем вам новокаиновую блокаду.

— Спасибо, доктор.

После этого Лиля, смущаясь, решилась напомнить:

— Я видела вас двенадцать лет назад в доме отдыха «Красная Пахра». Там по вашей просьбе Клавдия Шульженко пела на концерте песни.

— Да, верно, припоминаю, было такое. Вы там отдыхали?

— Да, я была еще студенткой, подходила к вам, просила автограф.

— Извините, не помню. Я ведь столько автографов в жизни давала, не могу всех помнить. Знаете, здесь одна уборщица попросила меня: «Вы, гражданочка, говорят, стихи пишите. Написали бы мне стишок, я в деревню пошлю». Оказалось, что она каждое письмо оканчивает стихом. Я, конечно, написал ей.

Говорила Ахматова простые вещи, но в каждом слове Лиле слышалось удивительное сочетание твердости и достоинства, так точно она умела превращать черепки жизни в свои золотые строчки.

Потом Ахматова спросила ее:

— А как сложилась ваша жизнь?

Лиля коротко рассказала, что с ней приключилось за это время. Ахматова сердечно улыбнулась:

— Вы тоскуете о прошлом?

— Тоскую, Анна Андреевна.

— Тогда я дам вам еще один автограф.

Она порылась в папке и протянула Лиле тонкую самиздатовскую книжку со стихотворением «Эхо»:

И подписала: «Доктору Лиле от А.Ахматовой. Не стройте в своей душе мавзолей угасших чувств, наслаждайтесь жизнью, пока она есть».

Лиля читала и перечитывала эти строчки много раз. И каким-то образом это стихотворение принесло ее душе примирение и равновесие.

* * *

А Виктор продолжал преследовать Лилю. Он работал в институте космической медицины, неподалеку от Боткинской, и под конец Лилиной работы часто приходил к ней и провожал до трамвая или даже до дома. Всячески стараясь растопить ее холод, он больше не позерствовал, как прежде, а много и интересно рассказывал о своей работе с космонавтами. Лиля уже привыкла к его приходам, разговаривала спокойно, смеялась шуткам. И опять на помощь ей пришла подруга.

— Римма, что мне делать с Виктором? Я бы решилась, но мне гордость не позволяет.

— Забудь про гордость. Одиноким бабам гордость только мешает. Он тоже одинокий, надо же ему трахаться с кем-то.

— Пусть трахается с другими.

— Лилька, я тебя насквозь вижу. Ты сама хочешь его, первая любовь не исчезает совсем.

— Ты, Риммка, колдунья. — Лиля засмеялась. — Но почему он опять захотел меня?

— Это простое эгоистическое самолюбие мужчины. Я мужиков насквозь изучила, им одного раза мало, они хотят утвердить себя. Он неудовлетворен первым разом, понял, что тогда сплоховал, спьяну даже не разобрал, как ему было с тобой. Теперь он хочет доказать самому себе и тебе тоже свою мужскую силу.

— Риммка, ты знаешь про мужчин все на свете.

— Знаю, из собственного горького опыта знаю.

И Лиля стала относиться к Виктору теплей и даже слегка кокетничала. Как-то раз они шли по бульвару вдоль Ленинградского проспекта, и она напрямик спросила:

— Ты, наверное, думаешь, что я хочу сказать тебе: вернись, я все прощу. — И подпела самой себе: — «Не искушай меня без нужды возвратом нежности своей…»

Виктор признался:

— Ты теперь так не похожа на ту Лильку с косичками, которую я увидел впервые. — Он взял ее за руку и подтянул близко к себе. — Пойдем ко мне? Я живу в той же квартире в Тихвинском переулке. Помнишь?

О, конечно, она помнила! Там тогда все и произошло. Ей даже интересно было снова увидеть то место. Лиля молчала, между ними явно возникла атмосфера чего-то игривого и опасного. Она думала: как это получится теперь?

Когда они вошли в квартиру, оба почувствовали себя натянуто, неловко. Виктор неуверенно достал бутылку вина, спросил неуверенно:

— Пить будешь?

Они пили вино, ей хотелось напиться, и она опьянела. Он подсел к Лиле, взял за руку:

— Лилька, чего ты вообще хочешь?

Это был вопрос-предложение. Она посмотрела на него:

— Наверное, того же, что и ты.

Лиля подставила ему влажные губы, и он буквально впился в нее. Она замерла, задрожала, прижалась к нему. Виктор поднял ее и понес в спальню, на ту самую кровать, на которую она сама завлекала его когда-то. Он медленно ласкал ее. Как приятно! Он целовал груди, целовал живот, гладил бедра, провел пальцами между ее ног. От этого прикосновения она застонала, вздрогнула, изогнулась и раскинула ноги. Тогда он стал входить в нее все глубже и сильней, а Лиля нетерпеливо вжимала его в себя:

— Виктор, еще, еще!..

Он двигался все быстрой и резче, так что от его движений ее трясло, и голова ритмично стучалась о спинку кровати. Оба были полны настоящим и не вспоминали прошлое.

После долгих и изощренных ласк он спросил:

— Теперь ты простила меня?

— Может быть. Не знаю. Я сама от себя скрывала, но я до сих пор люблю тебя. Иначе я бы не отдалась тебе. Это эхо, эхо далекого прошлого.

— Лилька, выходи за меня замуж.

— Ты делаешь мне предложение? — У нее на глаза навернулись слезы. — Нет, Виктор, за тебя я не выйду. Слишком поздно ты решил, ничего у нас не получится. Твое предложение — это тоже только эхо прошлого. Но эхо есть только эхо.