Семен продолжал свой рассказ:

— За несколько дней до намеченного переворота, 17 июня, неожиданно начались массовые волнения в восточной зоне Берлина, оккупированной советскими войсками. Жители требовали улучшить снабжение продуктами и условия жизни. Устраивали забастовки на заводах, уличные демонстрации. Такого в Советской России никогда не допускали и не собирались терпеть в подконтрольной стране.

Берия кричал во время заседаний триумвирата: «Это авантюра иностранных наймитов!»

Маленков и Хрущев сговорились и послали его в Берлин командовать подавлением восстания. Вынесли решение применить танки, подавить, не допустить восстания, действовать беспощадно. Отъезд Берии давал им возможность подготовить его устранение. С подкупающей искренностью ему говорили: «Ты молодец в таких случаях».

Берия полетел в Берлин и жестоко подавил восстание. Однако все-таки пришлось пойти на уступки берлинцам — улучшить условия жизни в Восточной Германии. Берия вернулся триумфатором, его поздравляли, а за это время все уже было подготовлено к его аресту.

Вечером 25 июня, накануне ареста, Жуков приказал побелить и привести в порядок камеру гарнизонной гауптвахты в бункере штаба Московского военного округа. Под утро, 26 июня 1953 года, на подходах вокруг Кремля и Лубянки были тайно расставлены три полка моторизованной Кантемировской дивизии — на случай защиты от внутренних войск. Еще один полк был введен в город, но оставлен в резерве. Частям было приказано дислоцироваться в полной тишине, не возбуждать интереса и подозрений, но находиться в полной боевой готовности. Командир дивизии не имел понятия, какая цель у задания, — он просто выполнял приказ заместителя министра обороны.

Немногочисленные москвичи, отправлявшиеся ранним утром на работу и за покупками, косились на спрятанные в глубине дворов и парков танки и транспортеры с сидящими в них солдатами. Вроде бы никакого парада не ожидается — к чему это? Они пожимали плечами и шли по своим делам.

Жуков посвятил отобранных генералов в свой план только в машине по пути в Кремль. С ним ехали Батицкий, Москаленко и Леонид Брежнев, который был тогда начальником политуправления армии.

В Кремле началось обычное заседание Президиума ЦК партии, председательствовал Маленков. Берия явился с большим портфелем, Хрущев косился на портфель — нет ли там оружия? Маленков неожиданно предложил изменить повестку дня:

— Мы должны начать с обсуждения партийного вопроса.

Хрущев встал и начал критиковать Берию, упомянул его участие в 1919 году в мусаватской контрразведывательной службе на стороне англичан. Пораженный Берия схватил Хрущева за руку и воскликнул:

— Никита, что это ты? Что ты мелешь?

— А ты слушай, — оборвал его Хрущев.

За ним с критикой Берии выступили Булганин и Молотов. И вот тут Берия, этот мастер «раскрывать» сфабрикованные им самим мнимые заговоры, не сумел оценить ситуацию, не смог почувствовать заговор против себя. Он возражал, защищаясь, но не решался действовать. Заседание шло уже более часа, Хрущев с нетерпением поглядывал на Маленкова, но тот все еще был растерян. У Маленкова была привычка во время заседаний есть шоколадные конфеты «Мишка», перед ним всегда ставили полную вазу. Он жевал конфету за конфетой, но не решался действовать. Наконец он нажал секретную кнопку, и в комнате, где сидел Жуков с генералами, раздался условный звонок. Увидев вошедшего в кабинет Жукова, Берия недовольно покосился на него.

Маленков спросил Жукова:

— Вы готовы выступить?

— Готов, но мне нужны мои помощники.

— Введите их.

В тот же момент в зал ворвались генералы. Жуков приказал:

— Берия, встать! Вы арестованы.

Они схватили его, силой скрутил руки и потащили к двери. Там уже ждали: заткнули ему рот и спрятали в отдельной комнате. У дверей теперь валялось только упавшее с носа Берии разбитое пенсне.

* * *

Вечером того же дня в Большом театре собралась «вся Москва» — давали премьеру оперы Шапорина «Декабристы». Высшая бюрократия и творческая интеллигенция стремились увидеть творение, которое создавалось много лет. Люди знали, что на премьеру должны приехать кремлевские руководители: для них опера о первых русских революционерах была символическим событием. И вот теперь кремлевские руководители, вслед за декабристами, тоже устроили переворот.

Правительственная ложа с левой стороны от сцены была завешена тяжелым занавесом, но зрители, которые сидели напротив, могли видеть часть ее. Семен Гинзбург с Августой сидели в первом ярусе и видели первых лиц. В передних креслах уселись Маленков и Хрущев, немного сзади — министр обороны Булганин. Заметив их, публика зааплодировала, и они встали, кивая в знак приветствия.

Только началась увертюра, Семен Гинзбург шепнул Августе:

— Смотри, все в сборе, не видно только Берии.

Августа не обратила внимания, она была занята музыкой и слушала певцов. Но Семен, старый службист, заметил, что время от времени Булганин вставал и выходил, а потом быстро возвращался и шептал что-то Маленкову и Хрущеву.

Августе опера не очень понравилась: постановка чересчур пышная, музыка не очень впечатляющая, никаких красивых арий, женские партии не яркие. Певцы старались, но чувствовалось, что петь им было тяжело.

После представления довольные кремлевские руководители аплодировали исполнителям, и, пока они не ушли со своих мест, никто зал не покинул.

Семен с Августой вышли в ночную Москву, согретую теплом июньского вечера.

— Пройдемся пешком, такой свежий воздух, — предложила Августа.

Семен сказал шоферу, чтобы тот ехал в гараж, и они пошли по Манежной площади и по улице Калинина (нынешней Воздвиженке) к Арбату. Августа обсуждала оперу и исполнителей, Семен поддакивал и думал о своем. Потом заговорил:

— Знаешь, странно, что все приехали, а Берии не было. Не такой он человек, чтобы пропустить возможность показаться вместе с другими.

— Какое это имеет значение и почему ты так решил?

— Все имеет значение, если уметь видеть. А по хитрой физиономии Хрущева было видно его хорошее настроение — после каждого нашептывания Булганина он широко улыбался и довольно потирал руки.

— Может быть, ему понравилась опера, — сказала Августа.

— Ну, нет, я знаю Хрущева, доволен он был чем-то другим.

Семен понял все правильно: пока шла опера, генералы тайно вывезли связанного Берию из Кремля в приготовленную камеру бункера. Хрущев был доволен: первую задачу Иванушки-дурачка он с помощью Жукова выполнил, его позиции укреплялись. На сцену он смотрел рассеянно.