Павлу удалось приготовить Марии сюрприз — он достал путевки в военный санаторий в Сочи. Впервые в жизни оба они ехали к морю. Как командир старшего ранга он получил литер на билеты в купированный вагон, не надо было тесниться и делить полки с другими пассажирами. Почти четыре дня они ехали по России, смотрели в окна вагона, перед ними пробегали пейзажи вроде бы самой богатой части страны — Орловщина, курская земля, харьковская житница, ростовские поля. Они поражались, до чего разорены эти места, какая нищета вокруг. Раньше повсюду на остановках поездов крестьянки приносили на продажу множество продуктов — творог, молоко, вареные яйца, яблоки свежие, яблоки моченые, жареных кур и уток, свиной холодец, лепешки, вареных раков, соленые грибы и огурцы, всевозможные свежие овощи, рыбу вяленую, рыбу копченую. Теперь всего две-три торговки стояли на остановках и у них было мало товара. Зато на каждой станции толпилось много нищих, теснящихся у вагонов и просящих милостыню. Особенную жалость вызывали оборванные и тощие дети, протягивающие за подаянием худенькие руки. Сколько раз Павел ни заговаривал с ними, всегда оказывалось, что все они сироты.

— Тятьку убили, а мамка с голода померла, — жалобно ныли они.

Может быть, некоторые и привирали, но в основе их нищеты была суровая правда разоренной страны. Мария так расстраивалась, что перестала на остановках выходить из вагона. Но Павлу надо было добывать хоть какую-то еду. Все же, чем ближе было к югу, тем больше выносили к поезду еды, появились даже фрукты.

После серого московского неба в Сочи их поразили яркое солнце и жара. Все для них было ново: и обилие незнакомых деревьев, и масса цветов, а главное — запах моря, который они почувствовали прямо на вокзале. Павел нанял извозчика-армянина, его лошадь тоже была украшена цветами. В мягкой коляске они ехали в санаторий, по дороге армянин показывал и рассказывал, мимо каких красивых санаториев и дач они проезжали.

Их санаторий располагался в новом здании, построенном в форме корабля, с большими террасами, застекленной столовой, у него имелся прямой спуск к морю. Первый раз в жизни они бездельничали, купались, загорали и — наслаждались друг другом.

Мария привезла специально для курорта сшитое платье, у нее была белая юбка, синяя блузка, белые шорты для тенниса и два сменных купальника. В разговорах с другими отдыхавшими в столовой, на пляже и на прогулках Мария часто повторяла:

— Мы с мужем… мы с мужем… мы с мужем… — ей нравилось быть замужней женщиной и показывать это другим.

Она с гордостью ходила по песчаным аллеям под руку с высоким красавцем Павлом, одетым в белые брюки и белую рубашку с короткими рукавами, так что видны были его загорелые мускулистые руки, и в белых парусиновых туфлях. А он действительно чувствовал себя с ней богатырем.

В санатории они знакомились с разными людьми, большей частью это были командиры армии из провинциальных военных округов, общение с ними было малоинтересным для Павла, и еще меньше — для Марии. Их внимание привлек один из отдыхающих: пожилой человек солидной интеллигентной наружности гулял по аллеям с такой же пожилой дамой, очень видной, со следами былой красоты. Как-то раз, поравнявшись с ними на прогулке, он обратился к ним первым:

— Позвольте узнать, вы москвичи?

— Жена — коренная москвичка, а я — новоиспеченный.

— Мы с женой тоже москвичи. Моя фамилия Плетнев. Я доктор.

— Очень приятно, товарищ доктор. Моя жена Мария как раз почти доктор — студентка-медичка. Меня зовут Павел, Павел Берг. Я преподаю военную историю в академии имени Фрунзе.

— Вот как, очень интересно. Я читал статью какого-то Берга про еврейских художников. Это не вы ли написали?

Павел скромно промолчал, но Мария, гордясь мужем, тут же выпалила:

— Да, конечно, это его статья. Вам понравилось?

— Очень понравилось.

Жена Плетнева произнесла низким голосом:

— О, я тоже читала и получила большое удовольствие.

Они разговорились и с тех пор стали проводить вместе время на прогулках и на пляже. Плетнев попросил начальника санатория посадить их за один стол в столовой. Павел с Марией заметили, что начальник сам подошел к нему, очень почтительно здоровался с Плетневым, расспрашивал, доволен ли он. И врачи санатория относились к нему особо почтительно. Оказалось, что он профессор медицины, заслуженный деятель науки. Мария была в восторге от знакомства:

— Павлик, так это же знаменитый профессор Плетнев, мы же учимся по его учебнику! А его жена, такая величественная дама! Знаешь, мне иногда хочется заглянуть на много-много лет вперед и увидеть там нас с тобой. Неужели я растолстею, постарею и стану такой вот величественной дамой?

— Машуня, ты будешь величественная, но никогда не постареешь — но крайней мере, в моих глазах.

Плетневы назвали их «наши молодые друзья» и расспрашивали об их жизни:

— Понимаете, мы уже стары, поколение, выросшее и сформировавшееся до революции. Нам интересно, каким воздухом дышит первое советское поколение.

Плетнев любил рассказывать истории из своей многолетней врачебной практики и часто повторял: «Чего только не случается в жизни врача!»

— В медицине важно лечить не столько болезнь, сколько самого больного. Врачу надо уметь видеть больного в широком аспекте, уметь за симптомами распознать причину. Для этого существует целый раздел науки — медицинская этика. Она пока что мало развита. Я решил не терять время и, пока здесь отдыхаю, пишу статью на эту тему. Старые доктора говорили: врач любит своего больного больше, чем больной любит врача. Да, в принципе это очень точное определение настоящего отношения врача к больному. Настоящий врач — это не просто профессионал, умеющий прослушать легкие и сердце и прописать лекарства. Настоящий врач должен видеть перед собой не конгломерат симптомов, а страдающего человека. Конечно, пациенты тоже бывают разные. Не всех приятно лечить. Но мы, врачи, обязаны быть внимательными и доброжелательными всегда. Впрочем, не знаю, что это я по-стариковски разболтался… Это просто потому, что пишу об этом. Да, чего только не бывает в жизни врача…

Мария смотрела на него во все глаза:

— Как интересно вы все рассказываете!

Павел вспомнил своего учителя Тарле:

— У меня был учитель — академик Тарле…

Плетнев тут же горячо перебил:

— Как же, как же, знаю, читал его книги. Замечательно глубокие книги. Вы сказали — «был». Куда же он делся?

Павел грустно покачал головой:

— Арестован и сослан.

Плетнев нахмурился:

— Вот оно как… я не знал. — После долгой паузы он спросил: — Так что вы хотели сказать про несчастного академика Тарле?

Павел вежливо продолжил:

— Я хотел сказать, что в вас я вижу такую же глубокую культуру, как в моем учителе. Я потому вас сравнил, что вы так же интересно рассказываете про медицину, как он рассказывал про историю.

— Вы так думаете?

Мария воскликнула:

— Ваши рассказы расширяют наш кругозор. Они особенно важны мне — для моей будущей работы.

— Ну да, да, я рад… Спасибо. Да, чего только не бывает в жизни врача.

— Мы с Машей очень счастливы, что познакомились с вами.

— И мы рады познакомиться. Давайте не будем прерывать нашего знакомство.

У себя в комнате Павел говорил:

— Да, Машуня, он очень напоминает моего учителя Тарле. Вот это люди! Но Тарле уже арестовали и сослали. Надеюсь, что этого никогда не случится с Плетневым.

* * *

В Москве, у Крестовской заставы, в 1899 году построили большой и красивый Виндавский вокзал, потом его переименовали в Рижский. Район вокзала сразу оживился: вокруг начали открывать трактиры, гостиницы и строить жилые дома. А за вокзалом купец-меценат Ведерников построил на свои деньги больницу из нескольких двухэтажных кирпичных корпусов. По тем временам больница была оснащена передовым оборудованием и в ней работали лучшие кадры.

Когда Москва в 1918 году стала столицей, большевистская власть начала жестоко разделываться со старой интеллигенцией: Москва, а с ней и вся Россия, лишилась высококвалифицированных врачей. В начале 1930-х годов будущий нарком здравоохранения Митерев стал набирать в Москву профессоров из разных городов. В Ведерниковской больнице разместили первый научный институт — Московский областной научно-исследовательский институт клинической медицины (МОНИКИ), туда были собраны лучшие медицинские силы страны.

В одном из корпусов помещалась клиника терапии, директором ее был назначен профессор Дмитрий Дмитриевич Плетнев, один из лучших терапевтов. Он также заведовал кафедрой медицинского института и был автором самого популярного учебника. Плетневу было тогда шестьдесят шесть лет, он принадлежал к старой школе искусных клиницистов, которые лечили, как они сами говорили, «не болезнь, а больного». В Москве не было более известного ученого и практика медицины.

У Плетнева была еще одна должность — консультант Кремлевской поликлиники (тогда она называлась Санитарным управлением Кремля), где он лечил советскую номенклатуру высшего ранга — высокопоставленных лиц и их семьи. И, как выдающегося специалиста, его назначили главным терапевтом Красной армии, со званием бригадного военврача, с одним ромбом в петлице (что соответствует званию генерал-майора).

При всем своем интеллекте Плетнев радовался как мальчишка тому, что мог носить военную форму, хотя это было и не обязательно. Ассистенты посмеивались за его спиной над этой слабостью: «на всякого мудреца довольно простоты».

Павел и Мария были счастливы, что смогли познакомиться с таким выдающимся специалистом и прекрасным человеком. А Плетнев тепло относился к этим интересным для него молодоженам, рассказывал им разные поучительные случаи из своей богатой медицинской практики. Мария, будущий доктор, просто боготворила его:

— Вот с кого я буду брать пример в работе всю свою жизнь.

В 1933 году по Москве прокатился зловещий слух: неожиданно скончалась жена Сталина — Надежда Аллилуева. На следующий день в газете появилось сообщение: «С прискорбием сообщаем, что Надежда Петровна Аллилуева, жена товарища Сталина, неожиданно скончалась дома от приступа острого аппендицита».

Мария очень удивлялась:

— Что-то очень странно, я знаю, что от острого аппендицита неожиданно не умирают. Она должна была лежать в больнице, ей должны были делать операцию, бороться за ее жизнь. А пишут, что она умерла дома.

Медицинское чутье Марии не обмануло ее. Действительно, на самом деле все было не так, как писали. По указанию наркома внутренних дел Генриха Ягоды в Кремль срочно были вызваны главный врач поликлиники Александра Каиель, главный терапевт поликлиники доктор Левин и главный терапевт Красной армии профессор Плетнев, но ни одного хирурга. Как раз накануне все они осматривали Аллилуеву в поликлинике на обычной ежегодной проверке, и она была совершенно здорова. Когда их ввели в квартиру Сталина, они увидели ее мертвой, лежащей на диване с пулевым отверстием на правом виске. Сталина в комнате не было, нарком Ягода и секретарь Сталина Дмитрий Товстуха коротко предложили врачам:

— Вы должны написать заключение, что Надежда Петровна скончалась от острого аппендицита.

Это была явная ложь, они видели, что она умерла от выстрела в голову, более всего картина напоминала самоубийство. Все трое отказались подписать заведомо ложное заключение. Товстуха и Ягода их упрашивали, приказывали, грозили, но они не согласились. Подписи поставили другие врачи.

Но Сталин не забыл их отказ.