– Он сказал, что это наш путь, – разглагольствовал воришка, бодрой трусцой направляя коня следом за Юджином, – Интересно, что конкретно он имел ввиду?
– Скорее всего, конкретно – ничего.
– Почему, Эв? Ты слишком скептически относишься ко всему, с чем сталкиваешься. А это и твой путь тоже!
– Всетерпеливые боги, да услышьте же мои молитвы! Я ведь просил, непонятливое ты существо, называть меня по имени, а не идиотскому сочетанию двух букв.
– Ээй, это не ответ! Не переводи тему! – залился звонким смехом Хьюго, в который раз оборачиваясь к прячущемуся под капюшоном монаху.
– Лис, ты своими вопросами кого угодно в могилу сведешь, – с напускным раздражением, за которым прекрасно читались озорные нотки, показал рыжему кулак Мигель, – А на услуги некроманта мы денег еще не скопили... Или я чего-то не знаю?
– Так он же вор, – пожал плечами маг, – Пусть просто украдет еще пару мешочков с золотом. Или отработает, на худой конец.
– О, а ведь точно! Сдадим его в какой-нибудь трактир, пусть полы драит, – воодушевился наемник, – А нам за тебя будут платить, верно, Хьюго?
– Да от него убытков больше, чем прибыли, – фыркнул клирик, впрочем, ворча уже только для вида. – Выкатят нам счет за его косяки – не расплатимся ведь.
Вместо ответа пройдоха снова залился жизнерадостным смехом. Так, за разговорами ни о чем, друзья выехали на опушку колдовского леса. Деревья стали совсем обычными, травы – знакомыми даже вору, не то что целителю Эверарду. Мох совсем исчез, голос Поющего леса смолк. Тропинка вывела квартет к Драконьим отрогам, что протянулись к востоку от Сизых гор. Вернее, не к самим отрогам, но к самому кратчайшему пути до них – и через пару дней пути горизонт должен был смутно изогнуться шипастым горным хребтом.
Эта часть Альрина славилась плодородной почвой, богатыми урожаями, полными погребами и гостеприимными и улыбчивыми людьми. Немного севернее, еще дальше от топей и жутковатого леса карта просто пестрела различными деревнями и селами. То тут, то там высились баронские замки, наследные крепости маркизов, виконтов и прочих дворян, как из младшей, так и старшей знати. Витты, Эвиги, Таноры и многие другие веками жили здесь, передавая фамильные замки из поколения в поколения вместо с титулами. Детей, родившихся в дворянских семьях, с раннего детства заставляли заучивать титулы всех их (ну или хотя бы ближайших соседей, дабы не случилось какого конфуза). И, поверьте, это было сущим мучением: столько благородных милордов, а ведь у каждого сыновья, дочери, племянники и пресловутое кровное родство. Благо, что сосуществовали все они на удивление мирно, и карта владений не менялась столетиями.
Завидев на горизонте горы, друзья заметно повеселили.
– Драконьи отроги, Драконьи отроги... – пробормотал вор, прикладывая ладонь ко лбу козырьком и глядя вдаль. – Ребята, вы думаете о том же, о чем и я?
– Нет, – сразу буркнул Эв, – о нет! Еще чего.
Мигель приподнял одну бровь.
– А что, если деревья не врали? – высказал витавшее в воздухе предположение маг, – Предсказание с гобелена ведь сработало...
– Нет. О нет. Нет-нет-нет-нет! – схватился за голову клирик. Но было уже, увы, слишком поздно.
– Если это спящий дракон, то мы сможем его разбудить, мы ведь слышали эту Песню, – подбоченился наемник. – Не дрейфь, старина! Они монахов не едят.
– Все равно деваться больше некуда, – поддержал его Хьюго, – Нам нужен, нужен этот путь за горизонт! Куда еще на отправиться, как не туда?! Так почему бы и нет?
Эверард затравленно озирался по сторонам. Он никак, просто никак не мог позволить этим ненормальным втянуть его в очередную передрягу. Хватит уже с него развлечений.
Наемник наклонился к самой холке коня, чтобы заглянуть Эву в глаза. И, словно угадав его мысли, хитро сощурился.
– Не зарекайся. Мало ли...
* * *
Ехали друзья до глубокой ночи – неожиданно после прощания со Стражем ни люди, ни лошади не чувствовали усталости. Расстояние, которое они прошли до первых звезд, оказалось огромным: чтобы попасть в эту часть Альрина из орденской крепости по дорогам, понадобилось бы пять, а то и все семь дней. Но праздновать уход от погони было еще рано: один неосторожный поступок, и снова придется убегать от разъяренных солдат. Тем более, что Теодор слыл максималистом.
Когда в темном бархате неба над путниками стали осторожно проступать первые звезды и всплыл надкусанный полукруг Бледной, усталости не было и в помине. Кони мерно ступали по высокой траве, то и дело посвистывающей и потрескивающей голосами невидимых ночных насекомых. Всадники ехали в каком-то полусне. Спать не хотелось, как и бодрствовать. Все вокруг казалось каким-то слегка ненастоящим, словно сказки бродячих менестрелей, в которые так хочется (и все никак не получается!) попасть; и одновременно с этим мир был более реален, чем когда-либо еще. Черный провал неба был настоящим, самым настоящим из всех. Трава под копытами коней была самой правильной травой, душистой, свежей, высокой. Никаких полумер. Говорить не хотелось. Казалось, сам воздух дает силы – и болтать здесь не о чем, нужно просто принять этот дар и следовать дальше своему пути. И друзья следовали.
В тишине ехали до рассвета. Наконец золотое солнце лениво поднялось из-за неровного горизонта и осветило равнину. От выпавшей ночью холодной росы все блестело, словно после дождя, переливаясь яркими цветами. В чашечке каждого цветка отражался весь мир: и небо, и луга, и первые лучи солнца. Отражалось все, кроме него самого. Но его отражение было в соседнем цветке, так же заключившем в капельку росы бескрайние луга и бескрайнее небо. И оба они – в своем соседе, неотличимом от других и вместе с этим ни на что не похожим.
– Ну что, разбудим заспавшегося Дракона? – воскликнул вор, оглядываясь на спутников и светясь от восторга.
И тут пришла усталость. Друзей она свалила прямо там, где застала: на восходе, посреди цветущего луга, в неделе пути от их вчерашнего пристанища. Остатков сил хватило ровно на то, чтобы сползти на землю, перевернуться на спину и уставиться в синее небо, один край которого еще подмигивал последними звездами, что вот-вот должны были растаять на свету нового дня, а другой уже выпустил тоненький край солнца и его золотые лучи.
– Фортуна... – прошептал, закрывая глаза, Хьюго. И провалился в сон.
Ему снился горячий песок и холодный ветер, такой сильный, что тысячи песчинок взлетали под его порывами и яростно бросались в лицо, которое, парень знал совершенно точно, было почему-то совсем без веснушек. Самый сильный порыв ветра взметнул вверх целое облако, и когда оно осело, он оказался на каком-то дворе. Утоптанный песок, ряды скамей и помост по центру выдавал место проведения аукционов. По краям площадки выстроились ветхие сарайчики, дурно пахнущие и волнующиеся шепотом голосов, словно море.
– Уставился – как будто первый раз здесь, – задумавшемуся парню прилетел звонкий подзатыльник. Потом с рук ему сдернули едва затянутую веревку и бросили: – Давай, телохранитель, охраняй. Прозеваешь что – пожалеешь.
Он вскинул руку и, закипая от злости, которую впервые не хотелось сдерживать, прошипел что-то на родном языке. Человек страшно закричал, и его крик потонул в радостном гомоне сотен голосов. Парень начал оборачиваться всем телом, но, когда до конца движения оставалось одно мгновение, в лицо ему швырнула тучу соленых брызг бирюзовая морская волна. Мир тут же изменился, точно кто-то сдернул скрывавшую море завесу. Чаячьи крики, шум прибоя, скрип дерева и отборнейшая многоэтажная ругань матросов на разных языках затопили все вокруг. Минутой позже пришли запахи: соленые волны, мокрое дерево, водоросли и, пожалуй, такой же узнаваемый и характерный, как и аромат самого моря, терпкий запах портового рома. Все это кружило голову, заражало неистребимой жаждой приключений, сильнейшим желанием хлопать кого-то по плечу, перематывать снасти к приходу капитана и многоступенчато ругаться, отгоняя чаек от только что сшитых парусов и отдраенной палубы. Это она, она самая – романтика, ставшая будничной; риск, к которому привыкли, которым вдруг хочется жить. Море, море!..
Следующая сокрушительная волна накрыла причал. С ног до головы мокрый, парень, еще отжимая воду из своих восточных штанов, поднял голову. Перед ним стоял и мерзко ухмылялся тот самый тип, которому должно было переломать все до одной кости древнее заклинание в городе на краю пустыни.
– Приятная встреча! – расплылся он в издевательской улыбке, – Вашу ручку, милый друг...
Парнишка едва успел отдернуть руку, на запястья которой уже готова была сомкнуться огромная лапища. В другой ручище у работорговца была зажата веревка: не толстая, ровно такая, чтобы не перегрызть и не разорвать. Ведь всем известно: хочешь захватить мага – свяжи ему руки. Это правда, ведь для создания колдовства требуется соединения Трех: энергии, слов и жеста, преобразующего два других пункта из разряда вещей воображаемых в разряд вещей вполне материальных.
– Не подходи! – воскликнул парень, отпрыгивая в сторону на значительное расстояние, – Не знаю, что вернуло тебя к жизни, но второй раз это тебе не поможет!
Работорговец захохотал.
– Так ты, малец, думал, что убил меня?! Я успел закрыться чьим-то товаром, дурак! Да ты и не смог бы убить меня – нас связывает договор. Еще помнишь о нем? Ты охраняешь меня в обмен на свободу того отребья...
– Которую ты все равно забрал!
В грудь человека врезалось что-то тяжелое, обжигающая сталь сомкнулась на широких запястьях... Спустя мгновение она уже исчезла, оставив после себя только страшную, никак не успокаивающуюся боль, которая скрутила сильное тело в три погибели, заставляя извиваться и корчиться в мучениях. Парень в восточной одежде исчез с пристани также незаметно, как и появился. А в портовом городе стало еще одним беглым рабом больше, ведь кем еще может быть наполовину седой здоровенный мужчина со свежими следами от кандалов на руках?.. Причал и корабли словно подернулись зыбкой дымкой и провалились во тьму.
* * *
Солнце поднялось высоко над горизонтом, и тени начали клониться к востоку. На лицо Мигелю легла сначала одна, потом вторая тень от луговых цветов. Травы качались от легкого ветерка, и темные полосы от них на лице наемника тоже двигались, перескальзывая со щеки на лоб и обратно. Когда тень задержалась на глазах чуть дольше, файтер проснулся. Сначала ясное синее небо над головой показалось ему продолжением тяжелого сна. Но он лежал, не двигаясь – и ничего не происходило. В бок врезались родные мечи. «Значит, проснулся наконец,» – подумалось Мигелю с приятным облегчением. Он еще немного полежал просто так, наслаждаясь тишиной и покоем, по которым временами скучал и когда сражался за чужих баронов, и когда перебивался в городе случайными заработками, и даже просто бродя по пыльным дорогам. Через четверть часа, когда тени еще удлинились, наметанному глазу наемника почудилось едва заметное движение где-то справа, в паре шагов от него. Опытного бойца не могли обмануть тишина и умиротворенность вокруг: много раз излишняя подозрительность уже спасала ему жизнь. Файтер замер.
– Доброе утро! – Хьюго перевернулся на живот, и, подперев голову локтями, воззрился на друга.
Мигель выдохнул и повернулся к вору. С каких это пор после обеда наступало утро?
– Добрый вечер. Что это ты проснулся?
Рыжий поморщился и потянулся к сумке:
– Проголодался. А еще снилось что-то странное... Не знаю, что это было, но мне не понравилось.
После слов о еде файтер вдруг почувствовал волчий голод. Лошади давно уже, почувствовав желанную свободу, сбежали. Теперь поймать их было невозможно: путники и сами плохо знали местность, да и ловить лошадей под боком у жаждущих их крови солдат – развлечение на любителя. Но сумки с них все-таки снять успели, и теперь это казалось большое удачей. Рывком Мигель сел и нетерпеливо уставился на Хьюго: он непростительно долго возился с завязками. Противный узел затянулся так, что никак не желал развязываться, а разрезать не хотелось. Умения у воришки хватило бы, а вот сил – нет. Не выдержав, мечник отнял у лиса мешок и сам принялся распутывать эти морские узлы. Наемнику шнурок поддался уже через пол минуты.
– Мне фоже фафая-фо.. дрянь снилась, – кусая ломоть хлеба с хорошим куском сыра сверху, сказал он. – Что-то про пустыню, работорговца и порт.
Вор энергично закивал. Говорить он не мог – засунул в рот больше, чем мог быстро прожевать или засунуть за щеку, чтобы разговаривать. Клирик с его осуждающими взглядами еще спал, и парни могли без зазрения совести наслаждаться поздним обедом. Или...
Бледная рука в черном рукаве забрала из вощеной бумаги ломтик сыра. Мигель и Хьюго переглянулись. Однако их вопрос был предупрежден:
– Плохой сон. Не простой. Такие случайно не снятся.
– Не иначе, как...
– Да, именно, рыжее недоразумение. Я тоже его видел. Это не сон, а чужое прошлое. И нам оно не принадлежит.
С виноватым видом к друзьям подсел маг. На нем лица не было: бледнее обычного, черты лица, казалось, еще заострились, под глазами пролегли серые тени.
– Извините. Я, кажется, растянул на вас свои воспоминания.
Файтер, клирик и вор переглянулись.
– Раньше у меня не хватило бы на это сил: воздействие на других всегда гораздо сложнее и дороже обходится, чем обычные заклинания. Но с листом из Поющего леса я не только не устал, но даже восстановился...
Эверард кивнул. Колдовской лес продолжал без спроса вмешиваться в их жизнь: что ж, ничего удивительного. Напротив, было бы странно, не проводи Чаща своих гостей.
– Артефакт действительно сильный. Разве что нужно уметь им пользоваться.
– Не переживай, что впутал нас в это, – Мигель старался быть как можно более мягким, без своих обычных нагловатых интонаций. А про себя он порадовался, что даже при всем желании не сможет вот так случайно показать друзьям своего прошлого – там было бы, на что посмотреть. Пусть забыто остается забытым, и хватит его ворошить.
Четверо друзей собрали провизию, уложили поровну в сумки и, сверившись еще раз с картой, снова на своих двоих пошагали к Драконьим отрогам гор.