Я свою подмётку каждый день по утрам пришивал, а к вечеру она у меня отваливалась. Как сапожник пришивает подошвы, что они долго не отлетают? Этот вопрос меня тогда очень интересовал. И ходить-то я старался осторожно, чтобы подошва эта раньше времени не отлетала, а когда в футбол играли, стоял только и смотрел, до чего обидно! Но она всё-таки отлетала, не дождавшись вечера, и хлопала как выстрел при ходьбе. Если издали видел знакомых, останавливался и стоял, чтобы, чего доброго, не заметили моей ужасной подошвы.

Пришло лето, я эти свои ботинки выкинул и шлёпал босиком. Раз лето. Раз война. Нужда. Отец на фронте. Да мы, мальчишки, могли и без ботинок обойтись. В такое-то время!

Только в школу босиком не полагалось. Да я и в школу при ходил. Когда меня учитель спросил, неужели у меня нет ка ких-нибудь старых ботинок, чтобы в приличном виде явиться в школу, я ему ответил? «Нет, Александр Никифорович». Он пожал плечами и сказал: «Ну, раз нет, значит нет». Так просто тогда было с этим делом!

И вдруг Васька в своих серебряных туфлях появился во дворе. Вот это была картина! Самые настоящие долго носики, остренькие, длинные носы, а блестят-то как! А как они скрипели! Васька Котов вышел в этих своих серебряных потрясающих туфлях, а я открыл рот и долго не мог закрыть его.

- Такие туфли носят только на балах и только в Аргентине, - сказал Васька. - Вовнутрь-то, вовнутрь посмотри!

Он снял туфлю, и я ошалело смотрел внутрь туфли на аргентинское клеймо. А Васька стоял на одной ноге, держась за моё плечо, важный и довольный.

Ещё бы! Там, в далёкой Аргентине, пляшут на балу аргентинцы в серебряных туфлях, а теперь в них будет ходить по нашим бакинским улицам Васька Котов.

Собрались ребята, охали и ахали, и трогали руками се ребро.

- Купили на т о л к у ч к е, - рассказывал Васька. - Совершенно случайно. Абсолютно по дешёвке достались, просто-напросто повезло…

Кто-то попросил померить, и Васька сразу ушёл. Померить он никому не хотел давать.

В этот вечер мы с ним пошли в оперетту. Я босиком, а он в своих долгоносиках.

Некоторые оперетты мы раз двадцать видели, а тут новую оперетту показывали.

Честно говоря, мы только потому и ходили на эти спектакли, что через забор лаза ли. А так с гораздо большим удовольствием в кино по шли бы.

Рядом с его серебряными туфлями нелепыми и безобразными казались мои собственные пыльные ноги, а пальцы, казалось, смешно топорщатся во все стороны.

Да и другие мальчишки в оперетту босиком ходили, никто на них особого внимания не обращал. Ничего такого в этом не было, тем более оперетта в летнем саду помещалась.

Васька меня за забор подсадил, снял туфли и мне про тянул. Ему в них на забор ни как было не забраться. А мне с этими туфлями сидеть на заборе тоже неудобно. Одной рукой туфли держать, а другую ему протягивать.

Кричу:

- Давай скорее руку, а то свалюсь!

Он замешкался, стал по чему-то носки снимать, хотя и в носках можно было лезть спокойно. Как раз ребята по дошли, торопят, никому неохота в оперетту опаздывать.

В общем, он мне руку подать не успел, я не удержался и на ту сторону свалился вместе с туфлями. Хорошо ещё, удач но упал, ничего такого не приключилось. Только в рот земля попала.

Я эту землю выплюнул, встал, отряхнулся и жду, когда Васька появится. Ребят-то там много, помогут ему на забор подняться.

А он всё не появляется.

Мимо прогуливаются люди по широкой аллее в ожидании звонка и, как мне кажется, на меня поглядывают.

Тогда я надеваю Васькины туфли на свои ноги и отхожу в более тёмное место.

Но Васька всё не появляется.

Я ещё немного постоял и пошёл к выходу. А прямо мне навстречу милиционер ведёт Ваську за руку. На одной ноге у него носок, а другим носком он вытирает слёзы.

Васька, как только увидел меня в своих туфлях, заорал не своим голосом на всю оперетту:

- Свои грязные ноги засунул в мои туфли!!! Аааааа!!!

Даже милиционер растерялся.

- Ты мне смотри вырываться! - говорит. - Ишь ты!

В одном носке в оперетту собрался да ещё вырывается!

- Это п р а в д а, - кричу я, - на мне его Туфли!

- Не суйся не в своё дело! Тоже мне защитник нашёлся!

Милиционер Меня и слушать не хотел.

Вокруг говорят:

- Смотрите-ка, смотрите, у парнишки носок на одной ноге…

- А по-вашему, если бы он в двух носках явился сюда, было бы лучше?

- Ему бы на сцену в таком опереточном виде!

Я стал снимать туфли, чтобы Ваське отдать, но меня от теснили.

Ведут Ваську в пикет. Впереди большущая толпа. Ну и дела!

Пока Ваську вели, он всё время оборачивался и повторял:

- Снимай мои туфли! Снимай мои туфли!

Он только о туфлях и думал, смелый всё-таки человек, совсем не думал о том, что попался.

Я всё старался в пикет пройти, но меня не пустили.

И чего он за свои туфли расстроился? Не мог же я их всё это время в руках держать! Подумаешь! Как будто бы их помыть нельзя!

Я подхожу к фонтану и тщательно мою его туфли. Всё старался поглубже засунуть руку в носок, чтобы как можно лучше вымыть.

И вдруг замечаю, как эти прекрасные туфли расползаются, а блестящая серебряная краска слезает, как чешуя с рыбы…

В это время из пикета выходит Васька и направляется ко мне.

Подходит.

Я стою, опустив голову, держу в каждой руке по туфле.

Его лицо бледнеет при свете фонарей.

- Ты стёр моё аргентинское клеймо?! - спрашивает он сдавленным голосом.

Васька Котов выхватывает у меня свои туфли.

- А почему они мокрые?! - вдруг кричит он и бежит к фонарю.

Там, у фонаря, он сразу замечает всю эту ужасную непоправимую перемену со своими туфлями…

- Это не мои туфли!!! - кричит он.

- Всё смылось… смылось… смылось… - твержу я.

- Как это смылось?! - орёт он визгливо.

Распахнулись двери зала. Народ хлынул из дверей и увлёк нас к выходу.

Я потерял в толпе Ваську, но при выходе он снова оказался рядом со мной и прошипел мне в самое ухо:

- Отдавай мне новые туфли… слышишь? Отдавай!

Я понимал его.

- Какие были! - заорал он.

В это же самое время мне наступили на ногу, я скорчился от боли и крикнул ему со злостью:

- Пошёл ты от меня со своими долгоносиками!

- Ах так! - крикнул он и, рывком вырвавшись из толпы, помчался вверх по улице по направлению к дому, а я пошёл за ним.

Всю ночь мне снились танцующие аргентинцы в серебряных ботинках, а когда под утро мне стали сниться танцующие крокодилы в серебряных ботинках, я в ужасе проснулся.

Пришёл Васька. В каких он был рваных сандалиях! Труд но даже себе представить. Каким-то чудом эти сандалии дер жались на его ногах.

- Мне нечего надеть, - сказал он тихо.

Я смотрел на его сандалии, вздыхая и сочувствуя ему.

- А те никак нельзя зашить? - спросил я тихо.

- Никак, - сказал он.

- Неужели никак нельзя зашить?

- Они не настоящие, - сказал он, опустив голову.

- А какие же они?

- Они картонные, - сказал Васька.

- Как?!

- Они театральные, - сказал Васька. - Всё равно бы они развалились…

- Как, то есть, театральные?

- Ну, специально для театра, на один раз… у них там делают такие туфли на один раз…

- Зачем же тебе их купили?

- Случайно купили…

- Значит, они театральные?

- Театральные… - сказал Васька.

- Тогда чёрт с ними! - сказал я.

- Чёрт с ними… - сказал Васька.

- Это замечательно, что они театральные! - сказал я.

Хотя ничего замечательного, конечно, в этом не было. Но всё равно это было замечательно!

- Снимай с а н д а л и и, - сказал я, - зачем тебе сандалии!

Снимай их и пойдём в оперетту!