Он остановился на дороге:
- Ну, чего ты бежишь за мной?
Мы с ним запыхались, стоим, друг на друга смотрим и дышим тяжело.
- Слушай, долго ты так за мной бежать будешь?
Я молчу.
- Если ты так за мной бежать будешь, я не знаю, что тебе сделаю!
Он повернулся и пошёл. А я за ним. На таком расстоянии, чтобы он мне ничего не сделал.
Он опять остановился.
- П о с л у ш а й, - кричит, - у меня там удочки спрятаны, не желаю я, чтобы все знали, где у меня удочки спрятаны!
- Я на твои удочки смотреть не буду, ты меня только в лодку возьми, зачем мне твои удочки!
- А ты отвернись, раз тебе мои удочки не нужны!
- А ты в лодке меня покатаешь? - спрашиваю.
- Да чёрт с тобой, садись в лодку, только не гляди, куда я удочки прячу!
Я отвернулся, он свои удочки достал и говорит:
- Смотри, чтобы в лодке шум не производить!
Я ему обещал, что шум производить не буду, и мы в лодку влезли.
Как только немного отъехали, я говорю:
- А что, если на тот берег к нахимовцам катануть? По смотрим, как там нахимовцы живут, и обратно.
- Больше мне делать нечего, как к нахимовцам ехать, чего это я там не видел! Ты сиди да шум не производи!
- А что, е с л и, - говорю, - я за лодку уцеплюсь и буду плыть, а ты меня будешь везти?
- Да ты ч т о, - говорит, - шутишь, что ли? Как же я тогда рыбу буду ловить? Ты лучше гляди, нет ли коров по близости, они нам рыбу нашугают…
Коров не было видно, и я сказал:
- Неплохо всё-таки к нахимовцам катануть…
В это время он якорь бросил и мне не ответил. Я всё смотрел на тот берег, а он удочку разматывал.
Он удочку забросил, а я хотел воду рукой зачерпнуть и чуть лодку не перевернул.
- Не производи шум! - заорал он.
Я встал, чтобы шум не производить, а лодка так закачалась, что я чуть в воду не свалился.
- Ну-ка сядь! - орал он. - Ну-ка сядь! Вот чурбан! Не смей мне шум производить!
Он стал вытаскивать якорь и всё повторял, что в этом месте теперь нет смысла рыбу ловить, она вся ушла.
Мы уплыли в другое место, а я всё думал, как бы на тот берег к нахимовцам попасть.
Он снова бросил якорь.
Я старался шума не производить и сидел не двигаясь.
Но рыба не ловилась.
- Чего же это т а к о е, - сказал я, - никакого шума нет, и рыбы нет…
Он во все глаза на свой поплавок глазел, а мне надоело на него глазеть, раз ничего с ним не случается.
- Никакой тут рыбы н е т у, - сказал я, - всё ясно…
Он глаз с поплавка не спускал и молчал.
- Да где же рыба! - говорю. - Нету никакой рыбы!
Он на меня посмотрел и спрашивает:
- А?
- Хорошо бы на тот б е р е г, - говорю, - поехать, раз рыбы нет.
В это время его поплавок под воду ушёл, а он как раз со мной разговаривал. Он дёрнул, да поздно. Весь червяк рыба съела и ушла.
Он как закричит:
- Если ты мне ещё про тот берег скажешь, я не знаю, что тебе сделаю!
Насадил он нового червяка, забросил и сидит, опять на свой поплавок смотрит. Только он в другую сторону забросил, и мне не видно стало поплавка, и я осторожно пополз, чтобы поплавок увидеть. И тут я рукой банку с червями задел, и она в воду бултыхнулась. Я не знал, что это за банка такая, и ползу себе дальше как ни в чём не бывало.
Он ко мне спиной сидел.
Повернулся и как заорёт:
- Что ты наделал!
А я сразу не понял, что это банка с червями, и говорю:
- Какая-то коробочка упала…
- Н е м е д л е н н о, - кричит, - убирайся от меня! Уходи сей час же! Тут же уходи! Сматывайся сию минуту! Сию секунду проваливай!
- Да как же я сию секунду уйду, если вокруг вода…
Он стал грести изо всех сил к берегу, и всё ругался, ругался, и кулаком мне грозил, и себя ругал за то, что взял меня, а я только делал виноватое лицо - чего же я мог ещё сделать!
Я ему даже «до свидания» не сказал, выпрыгнул из лодки и пошёл.
А он мне вдогонку крикнул:
- Дурень несчастный, тунеядец, балбес!
Я повернулся и кулаком ему погрозил. Какое он имеет право меня разными словами обзывать!