Он остановился на дороге:

- Ну, чего ты бежишь за мной?

Мы с ним запыхались, стоим, друг на друга смотрим и дышим тяжело.

- Слушай, долго ты так за мной бежать будешь?

Я молчу.

- Если ты так за мной бежать будешь, я не знаю, что тебе сделаю!

Он повернулся и пошёл. А я за ним. На таком расстоянии, чтобы он мне ничего не сделал.

Он опять остановился.

- П о с л у ш а й, - кричит, - у меня там удочки спрятаны, не желаю я, чтобы все знали, где у меня удочки спрятаны!

- Я на твои удочки смотреть не буду, ты меня только в лодку возьми, зачем мне твои удочки!

- А ты отвернись, раз тебе мои удочки не нужны!

- А ты в лодке меня покатаешь? - спрашиваю.

- Да чёрт с тобой, садись в лодку, только не гляди, куда я удочки прячу!

Я отвернулся, он свои удочки достал и говорит:

- Смотри, чтобы в лодке шум не производить!

Я ему обещал, что шум производить не буду, и мы в лодку влезли.

Как только немного отъехали, я говорю:

- А что, если на тот берег к нахимовцам катануть? По смотрим, как там нахимовцы живут, и обратно.

- Больше мне делать нечего, как к нахимовцам ехать, чего это я там не видел! Ты сиди да шум не производи!

- А что, е с л и, - говорю, - я за лодку уцеплюсь и буду плыть, а ты меня будешь везти?

- Да ты ч т о, - говорит, - шутишь, что ли? Как же я тогда рыбу буду ловить? Ты лучше гляди, нет ли коров по близости, они нам рыбу нашугают…

Коров не было видно, и я сказал:

- Неплохо всё-таки к нахимовцам катануть…

В это время он якорь бросил и мне не ответил. Я всё смотрел на тот берег, а он удочку разматывал.

Он удочку забросил, а я хотел воду рукой зачерпнуть и чуть лодку не перевернул.

- Не производи шум! - заорал он.

Я встал, чтобы шум не производить, а лодка так закачалась, что я чуть в воду не свалился.

- Ну-ка сядь! - орал он. - Ну-ка сядь! Вот чурбан! Не смей мне шум производить!

Он стал вытаскивать якорь и всё повторял, что в этом месте теперь нет смысла рыбу ловить, она вся ушла.

Мы уплыли в другое место, а я всё думал, как бы на тот берег к нахимовцам попасть.

Он снова бросил якорь.

Я старался шума не производить и сидел не двигаясь.

Но рыба не ловилась.

- Чего же это т а к о е, - сказал я, - никакого шума нет, и рыбы нет…

Он во все глаза на свой поплавок глазел, а мне надоело на него глазеть, раз ничего с ним не случается.

- Никакой тут рыбы н е т у, - сказал я, - всё ясно…

Он глаз с поплавка не спускал и молчал.

- Да где же рыба! - говорю. - Нету никакой рыбы!

Он на меня посмотрел и спрашивает:

- А?

- Хорошо бы на тот б е р е г, - говорю, - поехать, раз рыбы нет.

В это время его поплавок под воду ушёл, а он как раз со мной разговаривал. Он дёрнул, да поздно. Весь червяк рыба съела и ушла.

Он как закричит:

- Если ты мне ещё про тот берег скажешь, я не знаю, что тебе сделаю!

Насадил он нового червяка, забросил и сидит, опять на свой поплавок смотрит. Только он в другую сторону забросил, и мне не видно стало поплавка, и я осторожно пополз, чтобы поплавок увидеть. И тут я рукой банку с червями задел, и она в воду бултыхнулась. Я не знал, что это за банка такая, и ползу себе дальше как ни в чём не бывало.

Он ко мне спиной сидел.

Повернулся и как заорёт:

- Что ты наделал!

А я сразу не понял, что это банка с червями, и говорю:

- Какая-то коробочка упала…

- Н е м е д л е н н о, - кричит, - убирайся от меня! Уходи сей час же! Тут же уходи! Сматывайся сию минуту! Сию секунду проваливай!

- Да как же я сию секунду уйду, если вокруг вода…

Он стал грести изо всех сил к берегу, и всё ругался, ругался, и кулаком мне грозил, и себя ругал за то, что взял меня, а я только делал виноватое лицо - чего же я мог ещё сделать!

Я ему даже «до свидания» не сказал, выпрыгнул из лодки и пошёл.

А он мне вдогонку крикнул:

- Дурень несчастный, тунеядец, балбес!

Я повернулся и кулаком ему погрозил. Какое он имеет право меня разными словами обзывать!