- Мы только недавно прибыли, - рассказывал Санька по дороге, - так что не всех пока знаем, вот я тебя и поймал…

Я был рад, что он меня поймал, как-никак всё-таки нашёл себе приятеля, а что он сначала напугал меня, так это неважно.

- Вот и хорошо, что поймал, - говорю.

Мы подошли с ним к воротам лагеря, и он меня слегка подтолкнул, чтобы я, значит, не стеснялся, он мне перед этим сказал, что начальник лагеря «на войне», и старшая пионер вожатая тоже, так что бояться некого.

Я хотел пройти в ворота, но часовые своими палками, на концах которых были флажки, загородили дорогу.

Санька как закричит на них:

- Да вы что, своего не признали? Зачем вас сюда по ставили - непонятно!

Они только руками развели и посторонились.

Вот это Санька! Ловко нашёлся, ничего не скажешь!

- Я же тебе говорил, - сказал Санька, - что тут никто ещё толком друг друга не знает. Так что ты можешь быть спокоен на этот счёт. Денька через два, конечно, дело сложнее будет. А сейчас… - он присвистнул, - шагай за мной!

- И обедать можно, никто не узнает? - спросил я.

- Тут сложней, - сказал он, - а ты есть, что ли, за хотел?

- Да нет. Я просто так…

- Да брось ты стесняться, шагай за мной!

Я всё его уверял, что ел недавно, а он меня и слушать не хотел.

Я возле кухни остался, а он прямо в кухню пошёл. Вы ходит вместе с поваром, а в руке у него капустная кочерыжка.

- Погрызи, - говорит, - чтоб голодным не ходить.

- Да вовсе я не голодный, - говорю.

- Да ты грызи, чего ты ломаешься, - и суёт мне эту кочерыжку. Да я её и вправду не хотел.

- Грызи, грызи,- говорит повар, - а мало будет, за но вой кочерыжкой приходи.

Санька радостно говорит:

- У них там кочерыжек видимо-невидимо!

И к повару обращается:

- Новенький, понимаете, только что прибыл, запоздал маленько, а есть хочется ребёнку, - и мне моргает, чтобы я молчал.

- Ишь ты, - говорит повар, - может, котлету тебе вы нести?

Повар пошёл за котлетой, а я ему вслед закричал, что никакой котлеты мне не надо, но он всё-таки вынес мне хлеб с котлетой и ушёл, потому что у него каша могла подгореть.

- Знакомый? - спросил я.

- А как же! Знакомый! Котлету ведь дал. Ты мне-то дай половину.

Я ему хотел всё отдать, а он взял половину, откусил и говорит:

- Вкусная котлета!

Я тоже стал есть, и котлета мне тоже понравилась.

Он себе полный рот котлетой набил и говорит:

- Не наешься… пойдём… ещё котлету попросим… нас двое, скажем, а котлету нам одну дали… Знаешь, я какую пословицу придумал? Тот, кто много ест, никогда не пойдёт на тот свет.

- Да ну тебя, не надо мне никаких котлет!

- Как это так не надо? Два человека одну котлету едят - это же форменное безобразие!

Я и оглянуться не успел, как он ещё одну котлету притащил. Я никак не хотел у него половину брать, так он мне её просто насильно всучил и всё свою пословицу повторял.

- А за кочерыжками ты можешь всегда приходить, - сказал Санька, дожёвывая котлету.

- Не надо мне кочерыжек, - сказал я. - Терпеть я не могу эти кочерыжки!

- Ну, не надо, так не надо, - сказал Санька. Он вздохнул. - Я, понимаешь, никогда не знаю, когда я наелся, всё ем, ем, пока живот, как мяч, не надуется.

Вышел повар с ведром кочерыжек.

- Может, вы стесняетесь, ребята, так вы, ребята, пожалуйста, не стесняйтесь, берите-ка, берите кочерыжки!

Я назад отступил и говорю:

- Нет, нет, мы не стесняемся…

- Вы там ребят созовите, пусть они за кочерыжками приходят, - сказал он.

- Война окончится, - сказал Санька, - они и заберут.

- Скорей бы она окончилась, - сказал повар, - а то кочерыжки тут зря пропадают.

Он ушёл со своими кочерыжками, а мы пошли по лагерю.

Саньке как хозяину хотелось мне весь лагерь показать.

- Если тебе кочерыжки нужны будут, так ты завсегда можешь за ними приходить, - сказал Санька.

- Не очень-то я люблю их, - сказал я.

- А я их люблю, - сказал Санька.

- Чего же ты у него всё ведро не съел?

- Как же я столько съем?

- Зато никогда на тот свет не пошёл бы, - сказал я.

- Я и так не пойду, - сказал он.