- Мы только недавно прибыли, - рассказывал Санька по дороге, - так что не всех пока знаем, вот я тебя и поймал…
Я был рад, что он меня поймал, как-никак всё-таки нашёл себе приятеля, а что он сначала напугал меня, так это неважно.
- Вот и хорошо, что поймал, - говорю.
Мы подошли с ним к воротам лагеря, и он меня слегка подтолкнул, чтобы я, значит, не стеснялся, он мне перед этим сказал, что начальник лагеря «на войне», и старшая пионер вожатая тоже, так что бояться некого.
Я хотел пройти в ворота, но часовые своими палками, на концах которых были флажки, загородили дорогу.
Санька как закричит на них:
- Да вы что, своего не признали? Зачем вас сюда по ставили - непонятно!
Они только руками развели и посторонились.
Вот это Санька! Ловко нашёлся, ничего не скажешь!
- Я же тебе говорил, - сказал Санька, - что тут никто ещё толком друг друга не знает. Так что ты можешь быть спокоен на этот счёт. Денька через два, конечно, дело сложнее будет. А сейчас… - он присвистнул, - шагай за мной!
- И обедать можно, никто не узнает? - спросил я.
- Тут сложней, - сказал он, - а ты есть, что ли, за хотел?
- Да нет. Я просто так…
- Да брось ты стесняться, шагай за мной!
Я всё его уверял, что ел недавно, а он меня и слушать не хотел.
Я возле кухни остался, а он прямо в кухню пошёл. Вы ходит вместе с поваром, а в руке у него капустная кочерыжка.
- Погрызи, - говорит, - чтоб голодным не ходить.
- Да вовсе я не голодный, - говорю.
- Да ты грызи, чего ты ломаешься, - и суёт мне эту кочерыжку. Да я её и вправду не хотел.
- Грызи, грызи,- говорит повар, - а мало будет, за но вой кочерыжкой приходи.
Санька радостно говорит:
- У них там кочерыжек видимо-невидимо!
И к повару обращается:
- Новенький, понимаете, только что прибыл, запоздал маленько, а есть хочется ребёнку, - и мне моргает, чтобы я молчал.
- Ишь ты, - говорит повар, - может, котлету тебе вы нести?
Повар пошёл за котлетой, а я ему вслед закричал, что никакой котлеты мне не надо, но он всё-таки вынес мне хлеб с котлетой и ушёл, потому что у него каша могла подгореть.
- Знакомый? - спросил я.
- А как же! Знакомый! Котлету ведь дал. Ты мне-то дай половину.
Я ему хотел всё отдать, а он взял половину, откусил и говорит:
- Вкусная котлета!
Я тоже стал есть, и котлета мне тоже понравилась.
Он себе полный рот котлетой набил и говорит:
- Не наешься… пойдём… ещё котлету попросим… нас двое, скажем, а котлету нам одну дали… Знаешь, я какую пословицу придумал? Тот, кто много ест, никогда не пойдёт на тот свет.
- Да ну тебя, не надо мне никаких котлет!
- Как это так не надо? Два человека одну котлету едят - это же форменное безобразие!
Я и оглянуться не успел, как он ещё одну котлету притащил. Я никак не хотел у него половину брать, так он мне её просто насильно всучил и всё свою пословицу повторял.
- А за кочерыжками ты можешь всегда приходить, - сказал Санька, дожёвывая котлету.
- Не надо мне кочерыжек, - сказал я. - Терпеть я не могу эти кочерыжки!
- Ну, не надо, так не надо, - сказал Санька. Он вздохнул. - Я, понимаешь, никогда не знаю, когда я наелся, всё ем, ем, пока живот, как мяч, не надуется.
Вышел повар с ведром кочерыжек.
- Может, вы стесняетесь, ребята, так вы, ребята, пожалуйста, не стесняйтесь, берите-ка, берите кочерыжки!
Я назад отступил и говорю:
- Нет, нет, мы не стесняемся…
- Вы там ребят созовите, пусть они за кочерыжками приходят, - сказал он.
- Война окончится, - сказал Санька, - они и заберут.
- Скорей бы она окончилась, - сказал повар, - а то кочерыжки тут зря пропадают.
Он ушёл со своими кочерыжками, а мы пошли по лагерю.
Саньке как хозяину хотелось мне весь лагерь показать.
- Если тебе кочерыжки нужны будут, так ты завсегда можешь за ними приходить, - сказал Санька.
- Не очень-то я люблю их, - сказал я.
- А я их люблю, - сказал Санька.
- Чего же ты у него всё ведро не съел?
- Как же я столько съем?
- Зато никогда на тот свет не пошёл бы, - сказал я.
- Я и так не пойду, - сказал он.