1

Пусть русский читатель не думает, что речь здесь идет о Лермонтовском «Маскараде». Так названа пьеса известного польского писателя Ярослава Ивашкевича, идущая сейчас в Польском Театре и посвященная истории последней дуэли Пушкина.

Столетие смерти Пушкина пробудило интерес к величайшему русскому поэту во всем мире. Трудно анализировать, что именно повлияло на необыкновенный успех этого юбилея. За границей Пушкина знали мало, да едва ли узнали больше и теперь, хотя после юбилейного года не осталось литературы, которая не обогатилась бы переводами его произведений. Иностранцу невозможно объяснить всю полноту значения Пушкина для России. Несмотря на всю ее простоту, поэзия Пушкина непереводима. По-видимому, не она сыграла и главную роль в тех мировых размерах, которые приняла пушкинская годовщина.

Собиратель польской пушкинианы, едва ли не самой обильной (напечатанной в этом году в «Пшеглонде Всполчесном»), отметил политические мотивы, вызвавшие поток статей в самых противоположных лагерях. В Польше на то были особые условия: Пушкин жил во время восстания 1830 г. и отношение свое к нему высказал в знаменитой антипольской трилогии. Не все нашли в себе силы переступить через эту преграду.

Влияла также и пропаганда пушкинского юбилея, которую вело, с одной стороны, русское эмигрантское зарубежье, а с другой - большевики, выпустившие на заграничный рынок множество изданий, посвященных Пушкину: сборников новых материалов, трудов пушкинистов, советских дополненных собраний сочинений. Литература эта имела, несомненно, свое влияние. Главное внимание в ней было обращено на оппозиционные настроения молодого поэта, на друзей-декабристов, революционные стихи и сплетни вокруг последней дуэли, объяснявшие ее роковую развязку интригами царя, любовницей которого была якобы прекрасная Натали Пушкина. Трагическая смерть поэта принимала характер с одной стороны политический, а с другой весьма соблазнительный, сенсационный.

Оба момента - чисто польский и второй сенсационный - отразились и на пьесе Ивашкевича.

Пьеса - плод прошлогоднего пушкинского юбилея. Ее нам нельзя не приветствовать как произведение автора-иностранца, вдохновленного образом того, кто занял такое место в наших сердцах. Не будем говорить о месте Пушкина в русской культуре, об этом достаточно говорилось полтора года тому назад. Пушкина мы принимаем сердцем больше, чем разумом. Это наша первая любовь, по слову поэта.

Справедливость требует отметить, что Ивашкевич ни в чем любовь эту не оскорбляет. Пушкина он принял таким, как он был, любовно и бережно отнесся к каждой малейшей черточке его бурного характера. Нашел искупление в непосредственности, в гении и страдании поэта и всему тому, что Ивашкевичу, как поляку, было труднее всего понять и простить. Всё, что касается Пушкина, обличает у Ивашкевича внимательное изучение материалов. Большой помощью такому изучению служит теперь огромный труд Вересаева, собравшего в книге «Пушкин в жизни» (двух огромных томах) сводку цитат из писем, мемуаров и документов, сличенных и расположенных в хронологическом порядке. Просматривая Вересаева, убеждаешься, в каких мелочах следовал документам Ивашкевич. Его скорее можно заподозрить в излишней педантичности, чем небрежности.

В драматическом произведении трудно порой бывает определить, где кончается автор и начинается игра актера. Так случилось и здесь. Пушкина играет в «Маскараде» Марьян Выжиковский, вложивший в эту ответственную роль весь свой сценический опыт, всю свою интуицию и огромную работу. Выжиковский, ко все этому, еще обладает и природными качествами, счастливо располагающими его к роли Пушкина. Живой, темпераментный, он и внешним своим обликом - смуглый, курчавый пушкинской буйной курчавостью - напоминает русского поэта.

Признаюсь, собираясь в театр, я испытывал колебание. Образ Пушкина слишком ясно стоит перед всем нами, так что кажется - знаешь не только, как он выглядел, одевался и жил, но и голос его слышишь. Малейшей фальши достаточно, чтобы всё разрушить.

Но вот поднялся занавес. Кабинет Пушкина. Пушкин валяется в постели - пишет (стихи? письмо Геккерену?). По полу разбросаны книги, листки бумаги. Вот он вскакивает в халате. Начинается действие. Перед зрительной залой Пушкин. Живой - в котором не то что ничего не убавлено от образа, во мне сложившегося, но с каждым движением прибавляется новое, дополняется, толкуется, раскрывается. Для этого недостаточно мелочей - внешней схожести, или вот этого перстня на большом пальце, стихов, резких движений. Выжиковский интуицией (исключительной, так как артист не знает России) воплотился в русского аристократа и сочинителя Пушкина, воспитанного в вольных традициях Отечественной войны, томящегося великосветской жизнью, затравленного врагами, переживающего трагический перелом; суеверного, но просвещенного, несдержанного, но мужественного, накануне гибели находящего в себе еще достаточно юмора и силы к жизни.

 

2

Камнем преткновения для Ивашкевича оказался образ Николая I. Обстоятельство это вполне понятно. Для польского автора Николай I - злой гений его отечества, воплощение всего ненавистного и злого. Соблазнившись версией романа Николая I с женою Пушкина, Ивашкевич внес в нее свою национальную долю антипатии.

Второе действие, происходящее во дворце, переносит нас уже в легендарную обстановку. Но тон задан началом пьесы, выдержанным строго реалистически. Поэтому легендарность принимаешь как полулегендарность.

Об отношениях между Николаем I и Пушкиной ходили разные слухи. Император отличал Натали с первых дней появления Пушкина в Петербурге, с 1832 г. Он любил развлечения, часто устраивая интимные балы. Пушкина приглашалась на них. Царь танцевал с ней, за столом сажал ее рядом с собой. Чтобы Пушкина могла бывать при дворе, муж ее был произведен в камер-юнкеры. Производство это оскорбило Пушкина; он не благодарил за него и всячески уклонялся от официального присутствия на торжествах среди других камер-юнкеров, которые были рядом с ним молокососами. Но ссылка оборвала служебную карьеру Пушкина, и чин, который он носил, не давал права на более достойное его годам положение при дворе.

Сам Николай I так объяснял свое отношение к Пушкиной:

– Под конец жизни Пушкина, встречаясь часто в свете с его женою, которую я искренно любил и теперь люблю как очень добрую женщину, я раз как-то разговорился с нею о комеражах (сплетнях), которым ее красота подвергает ее в обществе; я советовал ей быть сколько можно осторожнее и беречь свою репутацию и для самой себя, и для счастья мужа, при известной его ревности. Она, верно, рассказала это мужу, потому что, увидясь где-то со мною, он стал меня благодарить за добрые советы его жене. - Разве ты и мог ожидать от меня другого? - спросил я. - Не только мог, - ответил он, - но, признаюсь откровенно, я и вас самих подозревал в ухаживании за моею женою. Это было за три дня до последней его дуэли» (По рассказу бар. М.А. Корфа. У Вересаева т. II стр.360).

Мы найдем еще несколько таких намеков в мемуарной литературе, передающей с чужих слов толки, ходившие вокруг дуэли Пушкина, - в то время как все документы ведут только к барону Геккерену-старшему, главному распространителю сплетен и устроителю дуэли. С его совета были направлены «в другую сторону» и жандармы, которых император распорядился выслать на место дуэли.

Но даже и все пересуды сходятся на одном: Пушкин шел на дуэль не из ревности, - защищая честь своей жены и свое имя, славное на всю Россию; защищая от злословия и клеветы. В отношениях его с женою до последнего момента поражает та искренность, которая была между ними. Наталья Николаевна решительно всё тут же рассказывала мужу. Все преследования Дантеса и сводничества Геккерена становились ему известны. Скрыла она от него лишь одно - согласие на тайное свидание (или само свидание, если оно состоялось) с Дантесом, подстроенное Идалией Полетикой. О свидании этом Пушкину стало в тот же день известно; таинственный аноним поспешил предупредить его. Единственная вещь, скрытая женою, послужила последним поводом к развязке.

Наталью Николаевну во всей этой истории с Дантесом меньше всего как раз можно заподозрить в прямой измене. Измены были в порядке вещей в светском обществе того времени. Но опытными кокетками они совершались так искусно, что не давали пищи пересудам. Вина Натали была в том, что она была слишком невинна для окружавшей ее испорченной среды. Пушкин взял ее из монастыря, каким был дом Гончаровых. Мать Гончарова заставляла дочерей молиться и соблюдать посты. Когда не ходили в церковь, богослужения совершал священник в домашней молельне. Дом был полон монашенками и странниками. Чтение сестер строго контролировалось, чем объясняется и то, что Наталья Николаевна не знала большей части произведений своего будущего мужа. Пушкин почитался безнравственным чтением. Держались они в строгом теле. На балах появлялись в стоптанных туфлях и старых перчатках. После такого режима внезапный успех в Петербурге вскружил голову Пушкиной.

В.И. Туманский так рисует ее в первые годы после замужества: «Пушкина беленькая, чистенькая девочка с правильными чертами и лукавыми глазами, как у любой гризетки. Видно, что она неловка еще и неразвязна. Что у нее нет вкуса, это было видно по безобразному ее наряду, что у нее нет ни опрятности, ни порядка - о том свидетельствовали запачканные салфетки и скатерть и расстройство мебели и посуды».

По своей невинности она не умела скрывать невинного кокетства. Наглость же Дантеса, с которой тот преследовал ее, дала повод к открытым сплетням, которыми воспользовались враги Пушкина. Такая версия, во всяком случае, может считаться наиболее правдоподобной и теперь, когда все архивы опубликованы, подсоветские же исследователи сделали, конечно, все усилия, чтобы доказать измену Пушкиной и роль в ней Николая I.

Но писатель волен придерживаться той версии, которая больше ему нравится. Роман царя с женою поэта, усмиренного революционера, но в душе им оставшегося, конечно, заманчивее, «сценичнее».

Во втором акте Ивашкевич показывает тайное свидание Николая I с Пушкиной. Лишь только свидание кончилось, во дворец врывается Пушкин и в бурном разговоре с Николаем I бросает ему упреки. Друг против друга стоят царь и поэт, один владеющий телом, а другой духом России. Сцена эффектна, и мы готовы принять ее, тем более что фантазия тут расшита по канве действительности. Разговоры между Пушкиным и царем, воображаемые или настоящие, были, и Пушкин говорил если не так заносчиво и властно, то, во всяком случае, достаточно независимо.

Но вот с третьего акта автор срывается в фальшь, т.е. эффект, ничем не оправданный, причем там, где правда настолько сама по себе трагична и потрясающа, что, казалось бы, незачем было искать ложных эффектов. С этого момента театр превращается в кинематограф.

 

3

Пушкинский юбилей был столетием смерти, и потому история последней его дуэли естественно была у всех на языке. Об этом больше всего писалось, а в Польше литературная газета «Вядомости Литерацке» поместила главу о дуэли из книги Вересаева в переводе Ю. Тувима, в этом же году печатала долгое время ту же историю в передаче Гроссмана. Поэтому польский зритель тут уж никак не может считаться неподготовленным.

Вспомним еще раз в общих чертах, как это было.

Взбешенный поведением Дантеса, продолжающего и после женитьбы на Екатерине Гончаровой преследовать его жену, Пушкин послал оскорбительное письмо Геккерену-старшему, которого считал главным виновником интриги. На письмо это ответил вызовом Дантес.

Перед дуэлью Пушкин был оживлен, весел, появлялся в обществе, занимался делами «Современника». В день поединка он встал в 8 ч., вымылся весь, одел всё чистое, потом долго писал. Из дома вышел в час дня и направился на свидание с Данзасом, бывшим его секундантом. На место дуэли они выехали в 4 часа. По дороге встретили много знакомых, возвращавшихся с катанья на Горах. На Дворцовой набережной им встретилась в экипаже Пушкина, но она не узнала их по своей близорукости. Прекрасная «Психея», Натали была близорука и раскоса, за что Пушкин называл ее «моя косая Мадонна».

Дантес стрелял в 11 шагах. Пуля раздробила Пушкину кость верхней части ноги у соединения с тазом, глубоко вошла в живот и там остановилась. Пушкин, как известно, раненый лежа стрелял в Дантеса, пробил ему руку и смертельно бы ранил, если бы пуля, пройдя через руку, ослабленная, не скользнула по пуговице от панталон. Дантеса спасла пуговица. От раны ноги Пушкина были парализованы. Его внесли в карету. Домой его привезли в 5 ч. и положили на кушетке в кабинете. Он благословил детей, исповедался и причастился у священника. Николай I, узнав о близкой смерти поэта, прислал с доктором Арендтом записку, в которой обещал позаботиться о жене и детях Пушкина. Пушкин невыносимо страдал и умер на третий день около 3-х ч. дня.

Вместо этой всем известной истории, достаточно, повторяю, трагичной и потрясающей, Ивашкевич ищет эффекта воистину кинематографического. Это уже не пьеса, но разыгранный на сцене фильмовый сценарий.

Он строит сложную интригу. Николай I, чтобы незаметно увезти к себе Пушкину с маскарада (?), распускает слух, что появится на балу в костюме Аполлона. Но вместо себя заставляет явиться в этом костюме Дантеса. Пушкин, предупрежденный анонимным письмом, что он должен бояться Аполлона, и думая, что Аполлоном одет Николай I, срывает с него маску. Между ним и Дантесом происходит объяснение, причем Пушкин оскорбляет его действием. В ту же ночь назначена дуэль. Сцена эта представляет прихожую в доме Пушкиных. Со свечой бродит Александра Гончарова, ища сестру. Но Натали нет в спальной. Александрин узнает о дуэли. Она поклонница Пушкина и связана с ним близкими отношениями (что, кажется, действительно имело место). За стенами вьюга, хлопает, оставленная открытой, наружная дверь. Является Натали прямо из дворца после измены. Ей денщик Дантеса приносит прощальное перед дуэлью письмо барона. Она в отчаянии. Является жена Дантеса, и между нею и Натали происходит сцена ревности. Александрин упрекает сестер в том, что они ссорятся из-за какого-то офицеришки, когда «Пушкин... Пушкин в опасности». Вводят Пушкина. Он прощает жену, просит привести детей: «Так надо, как Борис Годунов» (!). Входит Николай I. Пушкин, поддерживаемый Натали и Александрин, стоя, бросает последние упреки царю. На совет умереть как подобает христианину говорит вроде того, что, мол, он понял: здесь Бог служит сильным. Потом падает и умирает...

Резюмируя сказанное, остается повторить, что в погоне автора за «сценичностью», дешевым эффектом, кинематограф убил театр. Ивашкевичем был взят добротный реалистический тон. Там, где он украсил действительность своей фантазией, где он преувеличил некоторые ее черты, начиналось его толкование жизни. И как бы ни было оно тенденциозно, мы готовы были согласиться с ним и поверить художнику. Фальшь началась там, где рисунок стал неправдоподобен. Фальшь тем более ощутимая, что правда о смерти Пушкина стала общим достоянием, как правда вопиющая и трагическая без прикрас. Искусственная красивость не украсила, но оскорбила ее. Она спала с нее как мишура. И не только правды жизненной, но и художественной правды не осталось.

 

5

Тут уже кстати будет отметить еще две режущие глаз неточности.

В первом акте на сцене появляется издатель. Сцена эта, продажа рукописи «новой поэмы» (?!), взята Ивашкевичем из воспоминаний Панаевой, где со слов Смирдина рассказан эпизод, относящийся, вероятно, к 1833 г. Смирдин пришел за рукописью и принес деньги (золото, п.ч. Пушкина не хотела брать в руки других денег). Пушкин на этот раз послал его к жене - «хочет сама вас видеть». «Входите, я тороплюсь одеваться, - сказала она, - я вас для того призвала к себе, чтобы вам объявить, что вы не получите от меня рукописи, пока не принесете ста золотых вместо пятидесяти. Мой муж дешево продал вам свои стихи. В 6 час. принесите деньги, тогда и получите рукопись... Прощайте». Всё это довольно точно изображено в пьесе, только Смирдин, пришедший с кухни, выглядит мелким купцом, даже одет в какую-то не то кучерскую, не то купеческую поддевку; позванивает деньгами в мешочке, похихикивает - ни дать ни взять приказчик из комедии Островского.

Александр Филиппович Смирдин был крупнейшим книгопродавцем и издателем того времени. Он положил начало русским толстым журналам, основав в 1834 г. «Библиотеку для Чтения», а в 1838 г. «Сын Отечества», и первый начал серии изданий собрания сочинений русских писателей XVIII и XIX вв. Сотрудникам издаваемых им журналов он стал уплачивать постоянный гонорар, чего прежде не было. О том, что он не был купцом, свидетельствует, что умер Смирдин в бедности. В пользу его семьи литераторы и книгопродавцы издали «Сборник литературных статей».

Смирдин пользовался большим уважением литераторов. Когда он перенес свою лавку на Невский, к нему на новоселье пришли в числе других гостей Пушкин, Жуковский и Крылов. В том же эпизоде с продажей рукописи (в передаче Панаевой) Пушкин трактовал разговор жены как ее каприз и отнюдь не серьезно. Когда Смирдин вышел от нее, Пушкин пошутил: «Что? С женщиною труднее поладить, чем с самим автором? Нечего делать, надо вам ублажать мою жену; ей понадобилось заказать новое бальное платье, где хочешь подай денег... Я с вами потом сочтусь».

Второе - как выведен в пьесе Жуковский. Он представлен лакеем, пресмыкающимся перед царем. Жуковский был старым придворным, воспитателем царских детей, во дворце своим человеком. Среди друзей он славился юмором - шуточные заседания Арзамаса вдохновлялись Жуковским. При всей его выдержке, известности и великосветскости, невозможно представить себе Жуковского в роли, которую отводит ему Ивашкевич. И уж никак с образом Жуковского не вяжется, чтобы он в присутствии Николая I (который, кстати, был прост в обращении) терял всякое человеческое достоинство в припадке раболепства.

 

6

Остается еще сказать об игре артистов - одном из важнейших условий успеха спектакля.

С этой стороны постановку «Маскарада» должно счесть на редкость удачной.

Натали играет Смосарская. Ее Пушкина, пожалуй, слишком умна и холодно расчетлива. С такой трактовкой роли можно не соглашаться, но нельзя не отдать должного ее исполнению. Насколько оно искусно, можно судить хотя бы по сцене с Николаем I. На все горячие реплики царя Натали отвечает только словами: «Ваше Императорское величество», которыми выражает все оттенки от изумления и деланого негодования до уступающего протеста и, наконец, - лукавства. Сцена эта блестяща.

Роль Николая I дана Кречмару. Роль очень трудная. Однако Кречмар счастливо победил трудности и внес в роль свое толкование. Его Николай I показан нам со всех сторон; он то вырастает в самодержца, то становится простым смертным, разрешая себе любовный отдых. Всё второе действие построено на этой сложной игре. Не зная текста пьесы, трудно решить, по чьей воле - автора или артиста.

Александрин - Н. Андрыч отвечает вполне представлению о сестре Натальи Николаевны. Она одна в доме понимает Пушкина, одна страдает за него, но ничем не может помочь поэту, уже обрекшему себя на гибель. По прежним ролям нам известна свобода и мягкость игры артистки.

В середине этого треугольника тем ярче выделяется центральная фигура Пушкина - Выжиковского, игре которого я уже посвятил отдельные строки. Несмотря на фальшивое положение, в которое в конце ставит его автор, Выжиковский до конца остается верен своему такту. И если от спектакля остается цельное художественное впечатление, то в значительной мере благодаря игре артиста. Правильно понятый, до конца выдержанный образ поэта скрепляет как цементом отдельные части пьесы, не равные по достоинству, похожие на части библейского истукана с головою из золота и глиняными ногами.

Меч, 1938, № 51, 25 декабря, стр.3; 1939, № 1, 1 января, стр.7. О постановке пьесы: Jarosław Iwaszkiewicz. Maskarada. Melodramatw4 aktach (Warszawa: Gebethner i Wolff , 1939).