I
Рядом с большими театрами - большой дорогой искусства - «на задворках», во дворе костельного дома на Краковском Предместье начиная с 19 мая ежедневно вечерами идет мистерия Кальдерона «Тайна Божественной Литургии».
Почти безо всякой рекламы - в воротах были вывешены скромные афиши, да еще, наверно, ксендз в воскресных проповедях оповещал своих прихожан. Видимо, мистерии придавалось значение, главным образом, «учебное». В «Газете Польской» промелькнула репортерская заметка, отметившая факт постановки Кальдерона для «простачкув» (прoстого народа) в скромной обстановке двора варшавского дома, под шум, долетающий с улицы, и стук пишущей машинки - из открытого окна.
Действительно, обстановка проста - я бы сказал - «антично». В такой обстановке в древности в религиозном благоговении рождался театр.
Мощеный серый двор. Несколько неровных рядов стульев и скамеек. У слепой высокой стены костела построены простые открытые подмостки, покрыты серой материей. На подмостках - возвышение, изображающее алтарь. Несколько кустов фикусов в кадках. Перед помостом на двух столбах - прожекторы...
В тот день, когда я собрался «на Кальдерона», было пасмурно. Холодный ветер развевал легкие платья артисток, игравших Незнанье и Мудрость. В течение двух часов они недвижно сидели по краям помоста, скрестив на груди посиневшие от холода руки. По четырехугольному небу двора стлались темно-серые тучи, изредка бросая горстями холодные дождевые капли. Было страшно глядеть на оголенный торс Адама, на детей, одетых в легкие одежды ангелов. Когда Иисус, готовясь к Евхаристии, обратился к Иоанну Крестителю: «А теперь принеси мне воды крещенья из Иордана», - в снопах света прожекторов зарябил дождь. Ветер взметнул фикусами. По камням покатилась жестяная плошка с ладаном - рассыпались ладанные дымящие искры. Но ни среди артистов, ни среди зрителей не произошло ни малейшего замешательства. Действие продолжалось с той же медлительной торжественностью, и так же молитвенно и сосредоточенно следили за ним собравшиеся сюда «простачки» - старушки, школьники, простонародье. Мужчины сидели с открытыми головами. Никто не перешептывался, не переглядывался. Сидели так, как они сидят на своих скамьях в костеле.
На серых булыжниках обыкновенного городского двора, в серый холодный дождливый вечер из наивной символики Кальдерона творилось литургическое служение.
Здесь впервые я понял, что древняя религиозная душа театра бессмертна: стоит ему только выйти из роскошных дворцов искусства на задворки, и она снова воскреснет со всею своей первобытною силой. Пестрота декораций, золоченая рама сияющей рампы, занавес превратили театр в живые картины, идеалом которых оказалась подвижная фотография-кинематограф. Почти одновременно с расцветом кинематографа начались попытки вернуть театру его первобытную литургичность. Но оказалось, что путь этот далеко не прост и не легок. Недостаточно уничтожить занавес, декорации и рампу, недостаточно вынести сцену в зрительный зал или зрительный зал поднять на сцену. Нужно наполнить каким-то новым религиозным содержанием ветхие формы. В средневековых мистериях содержание это было. Но католическая Испания Филиппа II, который в агонии, длившейся 50 дней, с подушек своего одра страданий не отрывал глаз от главного алтаря храма, виденного им сквозь остекленную дверь, короля, залитого кровью еретиков, по чьей душе было отслужено 30.000 панихид; эта Испания, еще вдохновлявшая в XVII ст. Кальдерона, может быть теперь созвучна только немногим, сохранившим наивную средневековую веру. Но есть ли кроме религии другая сила, способная вновь творчески оплодотворить душу ветхого Адама - человечества? Думается, что нет. А без нее все ухищрения передовых режиссеров остаются только техникой, погоней за сенсацией. Чуда не происходит.
Но, может быть, эти поиски не исчезнут бесследно. Дух Божий, снова спускаясь на землю, найдет храмы для себя построенными и признает их своими домами...
II
Почти так же «на задворках», как и мистерия Кальдерона, в Варшаве существует такой театр исканий. Это - еврейская экспериментальная студия «Юнг Театр» (Театр Молодых), недавно открывшаяся на Длугой улице № 19. До сих пор студия успела сделать только три постановки: инсценировки «Бостона», «Трупы Таненкапа» и сценический репортаж «Красин».
Пройдя во второй двор и поднявшись на второй этаж, вы попадаете через тесное «фойе»... прямо на сцену. Зрительного зала в «Юнг театр» нет. Сломанным углами амфитеатром расставлены стулья. Действие происходит тут же, среди зрителей - сзади, спереди, сбоку. Вы можете протянуть руку и коснуться артиста. Сцена «на улице» - улицу заменяет проход между стульями. Сцена «в кафе» - три стола на маленьком помосте, возвышающемся среди рядов зрителей...
«Красин» - это история спасения советским ледоколом «Красиным» итальянской экспедиции Нобиле. По углам и в середине залы установлены громкоговорители радиостанций Рима, Осло, Москвы, Варшавы и т.д., которые перекликаются друг с другом, сообщая последние известия о судьбе потерпевших крушение. Один угол занимает модель ледокола, упирающаяся трубами в потолок. На ней происходит действие. Посредине расставлены подвижные низкие и покатые помосты, изображающие ледяные горы. Три отдельных помоста в разных частях зала - служат то митинговыми трибунами, то итальянским посольством в Петрограде, то берлинским кафе. Место, в котором в данную минуту происходит действие, освещается. Сцены сменяются с кинематографической быстротою. То в одной, то в другой части залы вспыхивает свет. Артисты заранее занимают свои места, проходя в темноте между рядами зрителей. Схематизированная действительность, кинематограф, перенесенный в театр. Всё на поверхности, ничего в глубине. Духа Божьего здесь нет. Стоило ли расколдовывать рампу, чтобы не найти в себе силы на новое колдовство, чтобы окончательно и тем непоправимее стереть грань между театром и кинематографом!.. Может быть и стоило - может быть, так резче определятся истинные границы театра, совпадающие с гранью между опустошенным безверием и верой.
Меч. Еженедельник, 1934, № 7, 17 июня, стр.11-12. Заметка упомянута в статье: Люциан Суханек, «Польская тематика в русском эмигрантском журнале “Меч”», Studia Polonorossica. К 80-летию Елены Захаровны Цыбенко (Издательство Московского университета, 2003), стр.311.