На ночь глядя Климчук не решился пробираться в партизанскую зону. Опасно было идти по болоту, зыбкому, с глубокими ямами, наполненными застойной водой. Даже днем, при ярком свете, с трудом отыскивались в трясине кочки, по которым можно было мало-помалу продвигаться вперед.

На невысоком пригорке, который клином упирался в болото, на мягкой пожухлой траве он решил заночевать, Перед сном еще раз тщательно осмотрел «небесный подарок». Сначала хотел распороть мешок и отобрать что-нибудь для себя, но потом раздумал: «Могут прицепиться…»

Сидел на этот раз под высокой мрачной елью — тяжелые мощные лапы ее почти касались земли — и размышлял. То хотелось все-таки распороть мешок, раз уж он ему первому попался в руки, достать гранаты, двинуться в партизанскую зону, неприметно подойти к штабу и… Однако тарарам, который он учинит, вряд ли что даст. Недаром говорят: один в поле не воин. Не только не сумеет прихватить с собой голову дядьки Андрея, но вряд ли и сам уцелеет.

То возникало желание немедленно вернуться назад, в расположение войск Фридриха Носке, передать немцам лесную находку. Но пока он будет тащиться с мешком, пока расскажет, где его нашел, да покажет место приземления парашюта, много времени пройдет и многое переменится. Немцы вот-вот пойдут в наступление на партизан. Дядька Андрей может попасть в плен или будет убит. Тогда его задание само собой отпадет по уважительной причине, и ему не нужно будет рисковать собой. Значит, он выиграет, спасет свою жизнь. Однако тут же Криворотый отклонял подобные рассуждения. Наступление немцев — а что оно меняет? Он знал, как никто другой, что партизаны отважны, могут прорваться, если не по гати, так в другом каком-то месте, и тогда партизанского батьки ни ему, ни им, немцам, не видать.

Выходит, нужно было благодарить бога, что тот подкинул ему мешок: может, и сослужит он добрую службу для выполнения задания полковника. Пока у Криворотого не было детального плана действий. Он надеялся на свою былую удачливость. В самые тяжелые минуты жизни судьба всегда выручала его… Может, и на этот раз…

Наступила темная осенняя ночь. Климчук подгреб под себя побольше травы и моху, кое-как устроился и заснул.

Проснулся рано, в холодные предутренние сумерки. С кряхтеньем поднялся, взвалил на себя мешок и потащился к болоту. Шел прихрамывая, по боку бил карабин, накинутый на плечо. Пока под ногами была твердая почва, Климчук шел скоро. Но вот сапоги зачавкали по грязи и топи, и он сразу почувствовал усталость, на лбу выступил пот, дышать стало тяжело. Климчук с трудом взобрался на большую кочку, решил немного передохнуть. Он сбросил на мох мешок и сам пристроился на нем. Сорвал с головы кубанку, вытер ею лицо, задумался. Может, кончать эту волынку с мешком, ведь его тяжесть отнимает почти все силы? Рука невольно стала цепко ощупывать туго набитый брезент. Подумалось: несу «подкрепленье» партизанам. Вот бы увидел Носке, чем занимаюсь.

Но как же все-таки подступиться к дядьке Андрею? Его же не купишь за кукиш… Выходит, что решение он принял правильное, мешок ни в коем случае бросать нельзя.

Немного отдохнув, Криворотый продолжал свой путь. Теперь под сапогами хлюпала вонючая жижа, начинался самый опасный участок болота. Он снял с плеча карабин и побрел дальше, опираясь на него, как на палку. Прямо перед ним выросла стена лозняка. Климчук обрадовался — пожалуй, здесь будет неплохая опора. Около кривой и чахлой березки увидел темное трясинное «окно», заполненное черной водой и поросшее тростником. Хотел перескочить его, но не хватило сноровки, и он со всего размаху плюхнулся в топь. Бросив мешок и карабин, Климчук замолотил изо всех сил руками, пытаясь выкарабкаться из трясины. Но чем больше он барахтался, тем глубже уходил в ее черные недра.

«Неужели все? — ужаснулся Криворотый. — Неужели конец? И как я не рассчитал! Еще бы шагов пятьдесят, там лозняк, под ногами земля». В голове у него зашумело, гулко застучала кровь в висках. «Егор, возьми себя в руки, — мысленно приказывал он себе. — Главное, держись!» Но держаться было не за что. До березки не дотянуться, а кочки все остались позади.

Между тем трясина уже подбиралась к плечам, затекала за воротник, била в нос вонючим гнильем. «Что делать? Что делать? — Мысли путались, разбегались. — Проклятый парашют, проклятый мешок! И нужно же было ему очутиться в лесу в то время. Все было так ладно — и на тебе!»

Хотя… Он ведь нес мешок с картошкой для своего оправдания.

Вдруг ему почему-то вспомнился Носке, его хитрая усмешка. «Немчура проклятый! Знал ведь, что на смерть посылает, и не пощадил! Так уж нужна ему мертвая голова! Хотел покрасоваться!» Криворотый скверно выругался, в отчаянии подумал: а может быть, есть тут какие люди? Огляделся. Кругом болото, одно болото, и нет ему ни конца, ни краю. Где-то совсем уже недалеко начиналось мелколесье, за ним поднималась мрачная темная чаща. Никого…

— Эй! Э-эй! — закричал отчаянно Криворотый. — Спасите! Люди добрые!

…Всходило солнце, кудрявились вдали клочья тумана, над головой Криворотого совсем низко пролетели три утки. Они спустились где-то неподалеку, видно, там было маленькое озерцо. Стояла зловещая тишина. Только поскрипывала под ветром склоненная над топью кривулька березка.

Набрав полные легкие воздуха, Климчук опять закричал:

— Э-эй, э-эй! Помоги-и-те!..