- Вот это фокус! - Он подошел, обнял растерянного старшину. - Молодец, Владимир Викторович! Большое вы дело сделали. А я-то, я-то поддался… И давно вы книги собираете?
- Да как еще отступать начали. Это не все, товарищ батальонный комиссар. У меня много по рукам роздано. Приходят товарищи, просят почитать…
- А возвращают?
- По-разному бывает. Кто приносит, а кто и нет. Вот неделю тому назад ко мне боец приходил. Еж его фамилия…
- Слышал. Ну и что он?
- «У меня, - говорит, - день рождения, товарищ старшина, подари мне русские былины. Люблю, - говорит, - их читать…» А за Чеховым - очередь. «Бравого солдата Швейка» Ярослава Гашека до дыр зачитали, несколько раз уж страницы подклеивал…,
Шаронов слушал, и ему становилось не по себе. «Как же я мог так плохо о нем подумать? А из него бы неплохой политработник вышел. Да разве Канашов отдаст… Упустил я из виду работу с полковыми библиотеками, верил комиссарам полков, что мало кого сейчас интересуют книги».
- А вы и учет ведете, кто книги берет?
- Записываю. У меня тут алфавитник есть. Так, для себя, на всякий случай. Они мне за это кличку дали - «библиотекарь».
- Хорошая кличка. Вы не обижайтесь.
Ракитянский махнул рукой.
- А я и не обижаюсь.
В дверях показалась военврач Аленцова, исполняющая обязанности начальника санитарной службы дивизии вместо погибшего при бомбежке врача Орехова. Подрумяненная морозом, с выбившейся из-под заиндевевшей шапки на лоб темной прядью волос, она была свежа, как девушка. Из-за борта шинели у нее торчали книги. Увидав Шаронова, смутилась, но тут же нашлась.
- Здравствуйте, товарищи. Я к вам, старшина. Разрешите поменять, - протянула она три книги. - А у вас что тут, инвентаризация? - едва улыбнулась она краешками красивых губ.
- Давайте, товарищ военврач, поменяю. Какую вам?
- Вы мне Гоголя обещали. И «Тихий Дон».
- Гоголя - пожалуйста, а «Тихий Дон» кто-то взял.
Старшина открыл алфавит, посмотрел.
- У Бурунова «Тихий Дон». Да вы его уже читали…
- Эту книгу я могу читать бесконечно…
Аленцова взяла книгу, попрощалась и ушла.
«Постеснялась при мне спросить о Канашове, - подумал Шаронов. - Женщина что надо: умна и красива. Не зря Михаил Алексеевич влюблен в нее».
- Где же вы столько книг хранили? - снова спросил комиссар у Ракитянского.
- С собой возил, на машине. Ребята мне всегда помогают. Когда машины не было - в обозе ездовые возили…
- А что, если вам часть книг по нашим полковым библиотекам раздать? - Но, увидев понурый взгляд старшины, добавил: - Не все, а те, что не особенно жалко.
- Вот вы спросили, товарищ батальонный комиссар, - а не жалко? Я их с первых дней войны собирал. От огня спасал, сколько книг раненых и порванных к жизни вернул.
«Да он о книгах говорит, как о людях. Они для него что близкие товарищи».
Шаронов встал, крепко пожал старшине руку.
- Хороший вы человек, Владимир Викторович. Правильная у вас линия жизни. - И ушел, оставив так ничего и не понявшего старшину в недоумении.
Возвращаясь в политотдел, Шаронов корил себя в душе: «Как же это меня подловили на мякине, старого воробья? Нельзя о людях судить по чужим словам. Ведь я же коммунист и политработник…»