В узком, заросшем кустарником овраге, покрытом артиллерийской маскировочной сетью, сидело человек сорок - сорок пять бойцов, сержантов, командиров и политработников - коммунистов дивизии. На ящике от снаряда лежали листки бумаги и карандаши. Никто не выступал с речами и докладами, никто не вел протоколов, не было и голосования.
Шаронов с красным лицом и воспаленными от пыли глазами проверял у каждого партбилет. Перед тем как начать это необычное собрание, он сказал:
- Товарищи коммунисты! У нас слишком мало времени. Речей говорить не будем. Враг идет за нами по пятам. Положение в дивизии серьезное: много раненых, плохо с питанием, дисциплина среди личного состава падает. Есть случаи дезертирства. Если и дальше пойдут так дела, мы перестанем существовать как боевое соединение, и враг уничтожит нас. Вся надежда на вас, товарищи коммунисты, на вашу твердость, на личную силу примера. Предлагаю всем, у кого есть конкретные предложения, коротко написать их на листке и сдать мне. У кого еще их нет, также берите бумагу, думайте, пишите на привалах и передавайте мне. Из мнения каждого коммуниста сложится решение, что нам делать в сложившейся обстановке.
Бумагу на ящике тут же разобрали. Комиссар вытащил из сумки еще пачку листков. Не прошло и получаса, как коммунисты стали подходить и молча класть на ящик, заменявший стол, свои предложения. Шаронов тут же их прочитывал, делал для себя пометки в блокноте и складывал в половую сумку. Некоторые из них он передавал Канашову.
- Это, Михаил Алексеевич, по твоей командной линии. Знакомься и принимай меры.
«Ловко придумал Федор Федорович! Смекнул правильно. Вот тебе и новые формы политработы. Жизнь подсказала». Канашов читал предложения коммунистов: «Организовать группы прикрытия от внезапных действий разведки противника из снайперов, автоматчиков, бронебойщиков и пулеметчиков по маршрутам отхода полков». Подпись - подполковник Стрельцов.
«Дельное предложение, вот ему и надо поручить формирование таких групп в полках», - подумал комдив.
«Иметь при штабе оперативную группу для рекогносцировки и развертывания дивизии для обороны на выгодных рубежах». Тоже подписал Стрельцов.
«Хорошо, эту задачу я возьму на себя», - решил Канашов.
«Для подкрепления сил отходящих войск иметь на привалах воду, а в пунктах дневки обязательно горячее питание». Подпись - Шаронов.
«Это задание мы поручим моему заму по снабжению, Васько. А контролировать - Федору Федоровичу».
«Выделить группу агитаторов, раздать им баяны и гармони и на привалах, - продолжал он читать, - разрешить петь песни…»
- Это, брат, не по моей линии, - сказал Канашов, - хотя предложение и ценное.
Шаронов, усмехаясь, протянул руку за бумажкой, но Канашов вдруг передумал:
- Ладно, не будем считаться… Поручу я это дело Красночубу. Он у нас чтец-декламатор и любитель песен…
- Да, Федор Федорович, а что с Ларионовым делать будем? Звонила Аленцова, командир медсанбата жаловался. Сбежал Ларионов сразу же после операции.
- А что делать? Он уже выговор получил от Коломыченко. За один проступок, сам знаешь, дважды не накажешь…
- Выговор - правильно. Что это за анархия? И в медсанбат обратно надо отправить, - подтвердил комдив.
- Вот тут-то я и в затруднении, - сказал Шаронов.- Беседовал с ним, а он чуть не в слезы, просит по силам ему дело дать.
- Ну какое ему дело придумаешь, если рука и нога у человека ранены? И с палкой еле передвигается. Ты чего чудишь, товарищ Шаронов?
- Рука-то рука, но левая, а он ведь журналист отличнейший. И нога тому не помеха. Редактор нашей дивизионной убит при бомбежке. Вот и давай, Михаил Алексеевич, Ларионова назначим. Уверен, он нам такую газету сделает. Ходить ему не придется - машина есть. И ему по ранению польза, и дело ответственное в надежные руки поручим.
- Ладно, уговорил! Назначай. Пусть Стрельцов приказ отдает по дивизии.