Старый сталевар Русачев, заканчивая смену, вытирал липкий и соленый пот, стекавший из-под кепки и резавший ему глаза. Ему позвонили:
- Зайди, Григорий Александрович, в партком, когда сдашь вахту.
В комнате секретаря шло заседание.
- На вот читай, Григорий Александрович, решение бюро. Мы утвердили тебя комиссаром истребительного батальона рабочих завода.
Русачев достал из нагрудного кармана очки, взял в руки бумагу.
- Выходит, без меня меня женили. А я ведь прямо скажу: после гибели бабки и дочери шибко ослаб, ноги едва меня носят. Рядовым в любое время пойду.
Секретарь парткома, мужчина высокого роста, с серыми добродушными глазами и пышной шевелюрой, покачал головой.
- Прикидывали, решали, советовались. И вот остановились на тебе. И горе твое на учет брали. Ты же самый, старый у нас вояка. Еще в гражданскую воевал с немцами.
Русачев прокашлялся в кулак, сдвинул на лоб очки.
- Ну, раз партия приказывает, я ее солдат. Воля партии для меня закон.
Этот разговор происходил в середине августа, а спустя еще неделю немецкие войска прорвались к городу и вышли к тракторному заводу.