В самом дальнем углу заполярной Ура-Губы стоит дизельная ракетная подводная лодка Б-304 проекта «Скат», которой когда-то командовал Геннадий Пячин. Лет двадцать назад она была выведена из боевого состава и отправлена в отстой дожидаться своей очереди на разделку. Тихо старея в черной воде затона, пережила Б-304 последнего своего командира, посмертно ставшего Героем России и легендой Северного флота.
В той же Ура-Губе, насквозь продуваемой стылыми ветрами, стоят у причалов действующие атомоходы «Краснодар», «Воронеж», «Смоленск», «Орел». И только один причал под номером восемь пуст. И год назад он был пуст, и пять лет, и десять. Вот уже шестнадцатый пошел...
Опустел этот причал 10 августа 2000 года, когда капитан первого ранга Геннадий Лячин вывел АПРК «Курск» на боевые учения. По неписаному закону здесь никогда уже не будут швартоваться корабли. Не потому, что место не свято. Напротив, оно свято для всех несущих здесь службу. И для тех, кто ждет на берегу, тоже свято. Это память. Это печаль. Это вечная боль за тех, кто ушел в море и не вернулся.
Боль приняли на себя все здесь живущие. С нею они состарятся, не ища и не зная лучшей жизни. Боль с годами утишится, но меньше не станет. Ведь не становится меньшим причал номер восемь оттого, что опустел навсегда.
Чужим не объяснить, какая она, эта боль. Но чужих здесь и не бывает. А свои знают. И знают они, как это страшно, когда Родина не сплетает траурных венков погибшим, не чеканит золотом по мрамору про славу и вечную память. И черное авгу-стовское заклятье, зависшее над морем Баренцевым, теснит душу новой болью. Одна беда сменить другую спешит, дав флоту года три.
Скорбным послесловием к преступлению, связанному с трагедией АПРК «Курск», стала гибель 30 августа 2003 года АПЛ К-159 «Кит», или «Ноябрь» по классификации НАТО.
Это бездна призывала бездну голосом водопадов своих.
Комментарий к несущественному
Ни полезной растительностью, ни лесами, ни пашней не одарила природа эти просторы среди стертых каменистых гребней, густо синеющих в промозглую осеннюю пору - только ветра окраинных северных морей. Дуют они, не сотрясая жизни, в любое время года. Бывает, сильным порывом собак с пирса сдувает, как невесомых букашек, отчего и прозвали Гремиху «краем летающих собак». Но упрямые, терпеливые, ко всему привычные дворняги, сколь их тут ни есть, все равно спешат с людьми на пирс - встречать мурманский теплоход «Клавдия Еланская». Приходит он словно из другой жизни.
А ветра - это пусть. Главное - дождаться «Клаву». Потому что случается такое событие в неизвестном географии городе Островной, хорошо если два раза в месяц. Хуже, когда не случается. Однако ни ожидаемый теплоход, ни время, ни ветер не приносят сюда легких и быстрых перемен. Живут и служат в Островном как бы и вовсе без времени, разумея про себя, что Господь знает черед всему, и будет в свой день и в свой час то, что будет.
Простора здесь вдоволь. Чья душа его жаждет, тому упоение. Однако же, насытившись скудостью иных северных радостей, уезжают люди в среднюю полосу России, когда выпадает случай и приходит черед. По отдельности эти условия не срабатывают. Надо, чтобы они совпали, черед и случай. А до того счастливого совпадения несут свою службу, работают, воспитывают детей, строят планы на будущее и ждут перемен. Жизнь поверяют не меняющимся от веку флотским распорядком. Как то и положено военному городу, имеющему статус закрытого административно-территориального образования. Статус дает Островному право прямого финансирования из бюджета страны - скудного, урезанного до неприличия, но все же позволяющего время от времени отселять на Большую землю тех, кто дважды и трижды выслужил такое право.
В краю летающих собак
Лет тридцать с лишним назад Островной? именовавшийся тогда Мурманск-140, был одной из самых мощных баз бурно растущего Северного флота. Здесь дислоцировалась Одиннадцатая флотилия АПЛ, в состав которой входили первые советские атомные субмарины и первые стратегические подводные ракетоносцы. Это свыше четырех десятков боевых вымпелов, включая красный с косицами брейд-вымпела командующего флотилией, плюс вспомогательные суда, плавучий ремонтный завод, база по перезарядке атомных реакторов, бригада охраны водного района, летчики, связисты, гидрографы и много еще всякого служивого люда.
В те годы жило в Островном около 25 тысяч человек. Сейчас - менее пяти тысяч, сложивших застарелое ожидание перемен в одно общее настроение. Что для них замешивается где-то там, наверху, то и достанется каждому в свой черед. Этих, остающихся в умирающем городе по причинам, о которых в Главном штабе ВМФ предпочитают не вспоминать, и то многовато для обслуживания «отстойного» дивизиона подводных лодок, выведенных из боевого состава флота. Но отселять лишних не на что. Это, с одной стороны. С другой - некуда девать стареющую «ржавчину» с ядерными реакторами, собранную сюда со всех баз Северного флота. Охранять ее надо. На плаву поддерживать надо. На каждой из умирающих АПЛ по Хиросиме дремлет. Тут и без принуждения стараться будешь. Такова главная необходимость жизни в краю летающих собак. Не партия и правительство, а сама эта жизнь требует добросовестного напряга. На том и стоят в Гремихе и вольном закрытом городе Островной. Путей, сюда направляющих, множество, а тот, который отсюда ведет, - единственный. И так он опасен и узок, что кажется, будто проложен по краю пропасти.
Когда из штаба флота приходит долгожданная команда на межбазовый перегон очередной «отстойной» лодки с заглушенным реактором - из Гремихи в Кольский залив, на судоразделочный завод, что в городе Полярном - тут он и открывается ненадолго и не для многих, этот единственный путь, по которому еще несколько счастливцев переберутся поближе к Большой земле, радуясь выпавшему жребию, как первому солнцу после долгой полярной ночи.
Про семьи и говорить нечего. Даже линия электропередачи, протянутая из Мурманска, тупиковая. Ветром ли повалит опору ЛЭП, Чубайс ли отключит, злобствуя на чересчур медленно умирающий флот - сидеть будут без тепла и света в самый лютый мороз. Когда у пирса стояли действующие подлодки и случалась авария на линии, город переходил на автономный источник питания - атомный реактор одной из них. У «отстойных» же реакторы заглушены, неоткуда взяться теплу и свету, которые теперь для Островного тоже праздник.
А начальство, известное дело, по любому и всякому случаю заявляет, что службу в дивизионе несут плохо, даром зарплату получают, кабак развели, все разграблено, разворовано. Отчасти и это правда - городские ландшафты в Островном встречаются пострашнее послевоенных грозненских, ну так и причин тому нет других, кроме уже упомянутой. Умирающий это город. И живут в нем ждущие своего часа.
Формируется экипаж на АПЛ, подлежащую буксирному перегону, из расчета одной десятой части от штатного расписания. То есть десять человек на один плавучий гроб, поддерживаемый понтонами и традиционным флотским матом. В 2003 году из Гремихи на утилизацию в Полярный снарядили и благополучно доставили 12 списанных АПЛ, представляющих собой что-то вроде пустых стальных бочек - холодных и дырявых, без освещения, средств спасения, без водоотливных устройств, которые тут все равно бесполезны, поскольку нет электропитания, и без связи, что не имеет никакого внятного объяснения. Только одни шланги, подающие воздух внутрь буксируемой лодки через верхний рубочный люк. Благо, что хоть дышать есть чем. И вот они - пять суток кошмара для офицеров и мичманов временного экипажа, именуемого по соображениям великой флотской хитрости «швартовой командой», состоящей зачастую из старших офицеров-счастливцев, коим выпала радость навсегда покинуть край летающих собак.
Хитрость эта давно сделалась синонимом наивности. Но так всегда оформлялись судовые документы на межбазовый переход, план которого утверждается командованием Северного флота, равно как и личный состав «швартовщиков». Можно подумать, что безжизненная лодка на буксирных «усах», облепленная понтонами и сопровождаемая спасателем, который все равно никого не спасет, способна управляться и швартоваться по приходу в базу назначения. Вся эта болтающаяся на волнах в противофазе конструкция способна только булькнуть, если понтоны по какой-либо причине разойдутся. И утащить на дно всех сидящих внутри.
С двенадцатью АПЛ Бог миловал, и погода не подвела. К-159 «Кит» вышла из Островного вечером 28 августа 2003 года. И была по счету тринадцатой. «Швартовая команда» состояла из четырех старших офицеров, включая командира АПЛ капитана второго ранга Сергея Лаппу, а также двух старлеев и четырех мичманов и старшин контрактной службы. Они не помышляли возвращаться в Гремиху, а надеялись наконец-то зацепиться за твердое место в действующем гарнизоне Полярного и хотя бы изредка ходить в море, ощущая подлинный смысл службы.
С молчаливого согласия заместителя командира дивизиона капитана второго ранга Сергея Жемчужного, руководившего с буксира перегоном тринадцатого «Кита», прихватили с собой кое-какие пожитки, чтобы обустроиться на первых порах в казарменном уюте Полярного, пока в Североморске будет «решаться вопрос». Решился не вопрос. Решилась судьба. В ночь на 30 августа 2003 года АПЛ К-159 затонула в трех милях от острова Кильдин. Из десяти человек чудом спасся только один - командир группы дистанционного управления старший лейтенант Максим Цибульский.
Так или иначе, в Гремиху они не вернулись. Родина венок им не сплела и не отчеканила их имен золотом по мрамору - сами во всем виноваты: «Мы поручни трапа на ощупь хватали, тонули мы молча и падали молча, и молча всплывали, всплывали, всплывали...»
Тринадцатый «Кит»
Экипаж К-159 ни в чем не виноват, но об этом молчали, потому что иначе обвинили бы тех, которые молчали. Впрочем, памятуя свежие еще уроки «Курска», когда молчали до последнего погибшего, сейчас комментарии штабных каперангов зазвучали почти сразу после случившегося.
Объясняя причины катастрофы, повторившей в малых масштабах трагедию АПРК «Курск», флотское начальство в Москве и Североморске заявило, что в 2 часа ночи 30 августа при неожиданно разыгравшемся шторме оторвались два из четырех понтонов, с помощью которых буксировали лодку. Ее закрутило на волнах и стало заливать водой через верхний рубочный люк. Вскоре оторвались остальные, и в 2 часа 20 минут штаб Северного флота, куда с буксира доложили о ЧП, отдал приказ экипажу покинуть борт. В 3 часа 01 минуту АПЛ К-159 пошла ко дну.
Буксир подобрал троих, которые в момент затопления кормовых отсеков находились на мостике - одного живого и двух погибших. Семеро выбраться наверх не успели. Оставим пока вопрос, почему они не успели. Не стоит отвлекаться и на легко объяснимую ошибку пилота спасательного вертолета, поднятого в ту ночь по тревоге. Во-первых, он принял за К-159 другую подлодку, перегоном которой тогда же руководил командир дивизиона отстоя Эдуард Сигбатуллин. Во-вторых, на сигнал СОС в районе бедствия всплыла боевая АПЛ. Пилот увидел две нормально идущие субмарины и, чертыхаясь, вернулся на базу.
Суть обстоятельств, из которых сложилась трагедия, не в этом. Был ли внезапно налетевший шторм, выдвигаемый как основная причина трагедии? Был, отвечали те, кому поручено отвечать убедительно и без лишних подробностей. Но волнение три балла и ветер 15-20 метров в секунду - это еще не шторм, а самая обычная погода для прибрежной части Баренцева моря и тем более для Гремихи на закате лета. Ведь вторая лодка дошла до Полярного благополучно.
Не было шторма, и понтоны сорвало совсем по другой причине. Кормовые отсеки дырявой, как решето, лодки стало заливать еще до отрыва первых понтонов. Именно потому они и оторвались, что не могли удержать на плаву К-159, стремительно терявшую продольную устойчивость. Впрочем, не столь уж и стремительно.
С того момента, когда штаб флота отдал приказ покинуть тонущую субмарину, и до ее исчезновения под водой прошла 41 минута. Из отсеков никто не поднялся на мостик - не успели. Расскажите это кому-нибудь, даже и не подводнику, реакция будет предсказуемой: они что, пьяные были? Или домашние телевизоры в матрасы заворачивали, чтобы не побились? Ерунда, конечно. Ну а выбрались бы наверх - что тогда? Почему из троих, что там находились, двое тоже не смогли спастись, а третий, как уже сказано, выжил чудом?
Потеря продольной устойчивости подводной лодки не бывает мгновенной. Для АПЛ каждого класса существует определенный «угол заката». У К-159 «Кит» такой угол составлял 12 градусов. Водоизмещение - пять тысяч тонн. Пока зальет те или иные отсеки, пройдет времени достаточно, чтобы при трехбалльном волнении снять людей. Для того, собственно, и следует в кильватере спасательное судно. И только когда дифферент достигнет критического значения, то есть «угла заката», уход лодки под воду происходит мгновенно. Что и произошло с АПЛ К-159.
Министр обороны Сергей Иванов поставил весомую точку в конце всех комментариев: легкомыслие, извечная надежда на русское авось - на то, что пронесет. Кто после министра дерзнет сказать другое? Командующий Северным флотом адмирал Кравченко заикнуться не успел, как его сняли. «Авось» подхватили и понесли в массы недоумевающего народа. Такое объяснение доступно всем. Кроме, разумеется, профессионалов-подводников.
А чтобы и они не сомневались, министр Иванов с высоты своего положения раскрыл некоторые подробности, составившие в сумме упомянутое «авось». Оказывается, скорость при буксировке АПЛ К-159 составляла «два узла в час». Не в том вопрос, сколько надо, а в том, что у моряков, его слушавших, могли отвалиться уши. Не существует на флоте такого понятия - «два узла в час». Дальше можно было не слушать министра. Еще оказывается, что, по инструкции лодку обязаны вести два буксира. Это верно, по инструкции так. Тут министр четко обнажил несоответствие. И вот вам пожалуйста: потащили одним, «по-автомобильному», полагая, что пронесет. Авось да небось - не пронесло. Все. Может, он и неплохой мужик, но прежде чем комментировать происходившее в Баренцевом море в ночь на 30 августа, следовало бы самому уяснить, что там происходило и почему нарушили инструкцию, утвердив проводку К-159 одним буксиром. Правда, будь их хоть бы и три, исход, вероятно, был бы таким же. Двенадцать предыдущих АПЛ тоже тащили одним буксиром, потому что в Гремихе их всего два, и в ту ночь оба были задействованы. Из Москвы торопили штаб Северного флота: пришли деньги на утилизацию АПЛ, надо успеть отбуксировать их на разделку и выгрузку реакторной зоны, иначе затеряются на неведомых путях. 800 тысяч долларов иностранной помощи.
Так и получилось: то за десять лет, ни одной лодки не запрягали, то за один год сразу двенадцать. Е-159 ушла последней, тринадцатой. И тащили их все «по-автомобильному», не сетуя на судьбу, а только радуясь тому, что черед и случай совпали, обещая неслыханную удачу. Лимита этих удач на тринадцатого «Кита» не хватило. Зато морякам хватало времени, чтобы спастись. Про это министр Иванов не упомянул. Почему?
Да просто не знал, что на буксируемой лодке отсутствовала связь, и приказ эвакуироваться до моряков не дошел. Они руководствовались предыдущим, полученным перед выходом в море: постоянно проводить осмотр отсеков на предмет течи в прочном корпусе, вести круглосуточный контроль за буксирными устройствами и бороться за плавучесть корабля всеми имеющимися на борту средствами. Вот они и боролись, не зная, не ведая, что и как там, наверху, и с тревогой ощущая усиливающийся дифферент на корму. Когда ясно стало, что лодка тонет, выбраться из отсеков они уже не могли. К тому же опыта плавания - ноль. Отстойный дивизион, все этим сказано, а про другую жизнь только, в песнях поется: «Мы молча всплывали, всплывали...»
Если бы даже и всплыли. Продержаться в воде при температуре 10 градусов можно не более тридцати минут, и то вряд ли. Потом останавливается сердце, имеющее свой «угол заката». Случай со спасением старшего лейтенанта Цибульского врачи считали невероятным, хотя он был очевиден. Кстати, Цибульский о многом мог бы поведать интересующимся, но не поведал. Память его перешла в категорию государственной тайны. Молчал чудом выживший старлей, надежно отгороженный от внешнего мира в отдельной палате североморского госпиталя. Не пускали к нему даже родных. Отца, правда, пустили. Но это только потому, что министр обороны Иванов лично обещал Максиму Цибульскому вызвать в Североморск отца и невесту, оплатить проезд и оказать всяческое содействие. Проявил, так сказать, участие. И тут же забыл про обещанное. Отец добирался к сыну сам. Деньгами на проезд помогли в питерском Клубе подводников-ветеранов. Отец толком так и не понял, что там произошло в море, какая беда нагрянула неожиданно и жестоко, как три года назад на «Курске». А сын не рассказывал. Не положено. Ладно, а про погоду-то можно? Как сказать.
- Шторм был? - спросил отец.
- Страшно было, - ответил сын.
Комментарий к | несущественному
Из всей правды, что только и прорезалась угрюмыми словами Максима Цибульского, это услышали многие: «Страшно было». Повторили в первом и единственном сюжете НТВ о трагической гибели моряков с АПЛ К-159. Дальше было глухое молчание. Словно и не случилось в предпоследнюю ночь августа 2003-го очередного «баренцева» кошмара. Но он был, растянувшись скорбным эхом вдоль всего северного побережья Кольского полуострова от Гремихи до Западной Лицы, где находятся 20 военно-морских баз Северного флота России.
Действующие АПЛ и надводные корабли приписаны только к девяти из них. Самая восточная база Гремиха уже не входит в их число. Большую часть года она отрезана от остального мира. Однако именно здесь в советские времена пробили в скалах вместительные туннели, в которых в случае ядерной атаки противника могли бы укрываться лучшие субмарины мира. Вот только ни «Воронеж», ни «Смоленск», ни «Орел» там не поместятся. Другие масштабы, иные доктрины. И жизнь в Гремихе давно не та, что прежде. Была суровой, стала невыносимой. Тем более после 2003-го, когда девять гремихинских офицеров и мичманов тяжко прожили свои служивые годы и умерли так, что не приведи Господь. Никому не дано описать тот ужас, который они испытали в последние минуты жизни. Кто познал его, уже ничего никому не расскажет. Такая правда несовместима с жизнью.
Можно ли было хотя бы кому-то из них ухватиться за воздушный шланг, перекинутый со спасателя? Перед смертью не надышишься, это понятно. И все же - можно было? Ответ жесток и циничен: шланги, подававшие воздух внутрь начавшей тонуть лодки, на спасателе обрубили. Жестоко, факт, но иначе они бы утянули на дно и спасательное судно. А элементы вынужденного цинизма на флоте воспринимаются по-иному, нежели на сухопутье.
Бывший подводник, капитан второго ранга Александр Покровский знает допустимую меру жестокости и цинизма: «Вам никогда не приходилось с помощью прочной платяной нитки осторожненько вести за ноздрю быка на бойню? Так вот, с лодкой очень похоже... Жаль министра. Русское авось - это один из главных управленцев в России, и с ним решил бороться министр обороны, второстепенный управленец. Интересно, на чьей стороне будет победа? Русское авось всегда предпочтительнее инструкции, и потому быка по-прежнему ведут на бойню при помощи нитки...»
В случае с тринадцатым, несчастливым «Китом» горькое эхо Гремихи озвучило совсем уж неожиданное: на К-159 шли к новой жизни в Полярном прощенные штрафники, когда-то нарушившие ту или иную инструкцию. Такой нюанс: если бы каким-то невероятным чудом спасся командир АПРК «Курск», то стал бы он не Героем России посмертно, а в лучшем случае - командиром отстойного дивизиона в краю летающих собак.
17 августа 2015 года
#pic11.jpg
This file was created
with BookDesigner program
22.09.2015