– Значит, твой новый друг Петр Наливайченко говорит, что не знает никакого Степана? – спросил Углов у Вани Полушкина.

– Ну да, сказал, что нет такого. А расспрашивать подробно нельзя – он и так заинтересовался, что за Степан, откуда я такое имя взял, – отвечал Ваня. – И вообще, мне сейчас вроде не полагается киевскими делами интересоваться. Ведь мне предстоит совершенно новое поприще.

– Так куда он тебя направил – в Москву? – раздался голос Дружинина из другой комнаты.

– Нет, в Питер, – ответил Ваня. – Сначала в Питер, а потом за границу. Сказал, что передаст со мной послания Чернову, Соколову, другим зарубежным товарищам. А они уже должны решить, как меня использовать.

– Да, твоя революционная карьера начинается стремительно, – заметил Углов. – Только что по заборам прокламации самодельные клеил – и вот, уже в Европу поедешь, с вождями познакомишься…

Этот разговор происходил в номере гостиницы «Столичная», куда накануне переехала группа оперативников. Жить и дальше в «Виннице» было небезопасно – сыщики могли привлечь к себе излишнее внимание. К тому же финансовые возможности группы расширились: Игорь Дружинин выполнил свое обещание и раздобыл деньги. Часть выплатил владелец местной телефонной станции, которому инженер предоставил новый вид микрофона, а большую часть денег сыщики получили от полиции, за телефон, защищенный от прослушивания. Денег хватило и на гостиницу, и на приобретение по соответствующим каналам приличных документов, и на покупку одежды, оружия.

Впрочем, друзья не планировали прожить в гостинице долго. Им вообще больше нечего было делать в Киеве. Все, что можно было здесь узнать, они узнали. Предстояло перенести разыскную деятельность в обе российские столицы, а возможно, и за границу. Надо было спланировать дальнейшую работу, а главное – каналы связи с Ваней, с которым два старших товарища расставались, и, может, надолго.

– Давайте уже договариваться, и я побегу, – сказал Ваня, глянув на висевшие в номере стенные часы. – Времени вон сколько! А я у Петра Сидоровича всего на два часа отпросился – дескать, вещички у тетки взять.

– А не боишься, что твой революционный руководитель по старой привычке тебя решил проверить и посмотреть, что у тебя за тетка? – спросил Углов. Он отодвинул край шторы и осторожно выглянул на улицу. Слоняющихся без дела людей вроде не было видно, но кто знает…

– Нет, я всю дорогу проверял, нет ли слежки, – заявил Ваня. – Я все помню, чему вы меня учили. Слежки не было. Но и задерживаться не стоит.

– Да, возбуждать у Наливайченко подозрений не надо, – согласился Углов. – Хорошо, давай договариваться о связи. Сколько ты пробудешь в Питере?

– Петр Сидорович и сам не знает, – сказал Ваня. – Это руководители тамошней организации должны решить. Но как я его понял, основная моя работа должна быть не там, а в Швейцарии. Питерские товарищи должны организовать мою отправку туда.

– Питерские товарищи… – задумчиво повторил Углов. – Не думаю, что они сделают это быстро. Во-первых, они захотят тебя проверить. А если убедятся в твоих способностях, захотят их использовать и организовать проверку всего состава группы. На это уйдет никак не меньше двух недель. Сегодня у нас 8 сентября. Значит, ты пробудешь в Питере как минимум до 22-го. А мы туда приедем числа 12-го. Давай договоримся, что 15 сентября кто-то из нас встретится с тобой… ну, скажем, в Гостином дворе. Назначим встречу на 12 часов. Идет?

– Да, давайте так, – согласился Ваня.

– Но кроме этого нам нужна и более оперативная связь, – сказал Углов. – Вдруг что-то срочное надо будет сообщить? Тогда я пошлю на твое имя телеграмму до востребования, на Главпочтамт. Ты постарайся ходить туда каждый день и проверять, нет ли чего. А ты сам, начиная с 12-го, можешь там же оставлять сообщения для меня. Хорошо?

– Да, вроде все правильно, – согласился Ваня.

– Ну, тогда ступай к своему новому боссу, – сказал Углов, пряча за шутливой интонацией тревогу за своего юного и не слишком опытного подчиненного. Дружинин тоже вышел из соседней комнаты, чтобы проститься с Ваней; на ходу инженер продолжал вставлять патроны в барабан купленного накануне револьвера.

– Снабдил бы я тебя этой игрушкой, – сказал он, поймав взгляд Вани, устремленный на оружие. – Да, боюсь, ты не сможешь объяснить своим партийным товарищам, откуда она у тебя взялась.

– Ничего, обойдусь без игрушек, – сказал Ваня. – Мое оружие у меня всегда с собой, вот здесь, – и он приставил палец ко лбу.

– Желаю, чтобы это оружие не давало осечек, – сказал Углов. – Ну, пока. Будь осторожен.

Он пожал Ване руку; Дружинин, как человек менее сдержанный, обнял товарища, и Ваня вышел.

Углов подошел к окну, отодвинул штору и вновь выглянул на улицу. Он увидел, как Ваня вышел из гостиницы и не спеша двинулся в сторону Куреневки. За ним никто не увязался, слежки не было.

– Ну, что, господин инженер, теперь нам с тобой надо решать, где искать этого загадочного Степана, – сказал майор, отходя от окна. – Давай составим план на ближайшую пару дней.

– Давай, – согласился Дружинин. Он закончил заряжать револьвер, положил его на стол, а сам уселся в кресло, вытянув ноги. – Но почему только на пару?

– А потому что больше нам в Киеве делать будет нечего. Почему, сейчас объясню, – ответил Углов. – Мне кажется, что ключевым моментом в рассказе Богрова были его слова о том, что Степан отлично знал киевскую охранку и отзывался о ней с презрением. Так может вести себя только человек, не зависящий от грозного жандармского ведомства, может быть, даже стоящий выше его.

– То есть ты исключаешь возможность, что Степан принадлежит к революционным кругам? – спросил Дружинин.

– Да, исключаю, – твердо ответил руководитель группы. – Чем больше я думал над словами Богрова, тем яснее сознавал, что революционеры тут ни при чем. Заранее знать планы премьера, с легкостью достать пропуска в тщательно охраняемый театр (а я уверен, что Степан тоже был в театре, а значит, пропуск ему тоже понадобился), обеспечить беспрепятственное прохождение туда убийцы с оружием – этого ни одна партия сделать не сможет, кишка тонка. Нет, наш Степан – это человек, стоящий близко от власти. А еще вернее – принадлежащий к этой власти, к самому ее центру.

– К царю, что ли? – скептически произнес Дружинин.

– Может, не к самому царю, но где-то близко, – кивнул Углов. – Разумеется, это только предположение, но будем пока исходить из него. А если так, то поиски следует начать там же, где ты недавно уже побывал, – в местном Охранном отделении.

– Ага, то есть вести их следует прежде всего мне, – кивнул Дружинин. – Если я там контакты уже наладил.

– Можно, конечно, положиться и на тебя, – кивнул Углов. – Только много ли скажут жандармы пришлому инженеру? А если он начнет вдруг интересоваться неким приезжим из столицы, приезжим с особыми полномочиями, – как они на этого инженера посмотрят? Не оказался бы он вскорости в той самой камере, где мы вчера устанавливали телефонный аппарат! А тут надо не только у жандармов спросить, но и у директора театра, и у губернатора…

– Да, но как же ты собираешься организовать эти поиски? – удивился Дружинин. – Кто их будет вести?

– Я, конечно, – ответил руководитель группы.

– Ты? В каком, интересно, качестве? Младшего помощника старшего телефониста?

– Зачем же в качестве помощника? В том же качестве, в каком я выступал и в прошлый раз. В качестве доверенного лица Его Императорского Величества. В качестве следователя с особыми полномочиями, назначенного провести расследование убийства премьер-министра, – заявил Углов, приняв горделивую позу и придав своему лицу подобающее выражение.

– Ага, вон оно что! – воскликнул инженер. – Но откуда ты знаешь, что они тебе поверят?

– А оттуда, что лекции Григория Соломоновича слушать надо было! – ответил майор. – Ты что, не помнишь, что он рассказывал? Что вскоре после смерти Столыпина, которая последовала 5 сентября, император назначил сенаторское расследование произошедшего покушения. Во главе комиссии был поставлен сенатор Максимилиан Иванович Трусевич, в недавнем прошлом – директор Департамента полиции. За самого Трусевича мне сойти будет трудно – он на десять лет меня старше, да и потом, среди киевского начальства наверняка есть люди, знающие сенатора в лицо. Но вот его помощников они знать не обязаны.

– И поэтому ты хочешь провести свое расследование поскорее! – воскликнул Дружинин, вскакивая с места. – Пока сам Трусевич со своими помощниками сюда не пожаловал!

– Да, поэтому, – кивнул Углов. – А еще потому, что наш загадочный Степан, кто бы он ни был, вряд ли будет задерживаться в Киеве после убийства. Скорее всего, он уехал отсюда уже на следующий день. И теперь искать его следует в Питере. Но кое-какие следы его пребывания здесь остались. Вот их мы и поищем.

– Мы? – удивился Дружинин. – Ты что, хочешь взять меня с собой? Но ведь я уже засветился у здешних жандармов. Не могу же я явиться к ним снова, в твоей свите, и сказать: «Извините, я передумал, я теперь не инженер, а совсем важная птица»! Лучше я отдохну денек. Тут, кстати, завтра приезжает Константин Бальмонт, будет лекцию читать. Очень хочется послушать…

– После послушаешь, если удастся, – сказал на это Углов. – Мы сюда не лекции слушать прибыли, а расследование проводить – забыл? А что касается до твоей засветки, то ты ведь к генералу Курлову наведывался, верно? А я собираюсь нанести визит местному жандармскому начальнику. А если вдруг там и Курлов случится – что ж, скажем, что в первый раз ты явился к нему на разведку. А он и купился, ха-ха.