Способности Вани, нашедшие себе мало применения на Капри, пригодились, едва оперативники отъехали от Неаполя. Вечером, вызвав Дружинина на вагонную площадку, Полушкин тихо сказал инженеру:

– С нами едет шпик! Я его чувствую!

– Кто? – заинтересовался Дружинин. – Тот патер, что едет с нами в купе? Или его спутник?

– Нет, ни тот, ни другой, – уверенно заявил Ваня. – Патер – действительно священник, хотя мысли у него вполне грешные, а его спутник и правда заведует церковным хозяйством. Нет, шпион находится в одном из соседних купе. Но кто это, я сказать пока не могу.

– Ладно, и на том спасибо, – отвечал Дружинин. – Дальше я сам.

И он перестал видеть прекрасные пейзажи, проплывавшие за окном поезда, целиком сосредоточившись на поиске «топтуна». Он стал чаще прогуливаться по коридору, чаще бывать в ресторане, стал выходить из поезда на каждой остановке. Вскоре он обнаружил слежку. Следовало признать, что организована она была превосходно: агенты сменяли друг друга, и когда выехали из Рима, слежку вел уже другой человек, чем тот, что был в Неаполе. Но один человек не менялся. Он ехал через два вагона от оперативников и сам за ними не следил, поэтому инженер смог увидеть его лишь один раз, да и то мельком. Но и этого раза ему хватило, чтобы узнать «главного следопыта» – это был тот самый человек, которого он заметил на перроне варшавского вокзала. Стало быть, за ними следила не итальянская или какая еще европейская полиция, а своя, российская, и следила от самого отъезда из Петербурга.

Придя к такому выводу, Дружинин решил сделать все, чтобы оторвать этот «хвост». Поэтому в Клагенфурте, когда они покинули пределы Итальянского королевства и оказались в Австро-Венгерской империи, оперативники сошли с поезда и наняли возок до Брунна. Сделали они это в последнюю минуту, перед самым отходом поезда, и по возможности скрытно. Однако Дружинин не надеялся, что им удастся сразу оторваться от преследователей, и потому они продолжали то и дело менять направление и способы передвижения, пересаживаясь с местных узкоколеек на извозчиков, с них – на дунайские пароходики и снова на узкоколейки.

Когда они прибыли на станцию Чоп, до России осталось совсем недалеко, и Дружинин решил, что они наконец оторвались от слежки. Он решил, что во Львове они сядут на поезд и проследуют до Петербурга уже без остановок. Однако, покупая билеты до Львова, он вдруг заметил мелькнувший в окне вокзала знакомый силуэт.

– Ты поедешь один, – сказал он Ване. – Во Львове подожди; я постараюсь тебя догнать.

– Что ты собираешься делать? – встревожился Иван.

– Хочу разобраться с этим навязчивым господином, – ответил Дружинин.

Он вышел на перрон вместе с Ваней и до самого отправления не показывал, что собирается остаться. Но, когда раздался третий гудок паровоза, инженер вдруг повернулся и двинулся прочь от вокзала. За углом он остановился и подождал. Так и есть: знакомый господин с цепким взглядом высунулся из-за угла и беспокойно огляделся.

– Ну, что ж, – процедил сквозь зубы Дружинин. – Есть только один надежный способ от тебя избавиться…

Он двинулся дальше, и вскоре вышел из поселка – благо он был совсем небольшой. Теперь он шел вдоль высокого берега Тисы. Река в этом месте была быстрая, бурная. Отойдя с полкилометра, инженер спрятался за группой елей. Вскоре на тропе показался его преследователь. Он шел быстро, но осторожно, все время внимательно озираясь.

Когда шпик поравнялся с инженером, тот вышел из своего укрытия и произнес:

– Кажется, вы кого-то ищете? Случайно не меня?

Преследователь (это был ровесник Дружинина, такой же высокий, черноволосый, черноусый, с офицерской выправкой) усмехнулся:

– Вы правы, господин бомбист, вас.

– Ну, раз уж вы меня нашли, может, скажете, чем объясняется такое внимание к моей персоне? – спросил Дружинин.

– Думаю, вы и сами понимаете, – отвечал шпион. – Вы нарушаете законы империи, выдаете себя за другого человека. Жаль, я не видел ваших документов. Думаю, если их внимательно рассмотреть, станет ясно, что они поддельные. Ну, а там и другие делишки вскроются.

– Однако, какие решительные выводы! – заметил Дружинин.

– Обычные выводы, которые следуют из наружного наблюдения, – сказал его противник. – А теперь, когда вы меня раскрыли, думаю, это наблюдение подошло к концу. Пора перейти к следующему этапу – задержанию преступника. Руки вверх!

В руке черноусого внезапно возник револьвер, и его дуло смотрело прямо в лоб инженера. Делать было нечего, инженер поднял руки.

– А теперь тем же путем обратно! – приказал черноусый. – И без глупостей!

И он отступил с тропы, пропуская задержанного. Дружинин понял: сейчас или никогда. В тот момент, когда он проходил мимо врага и расстояние между ними было минимальное, инженер вдруг сделал резкое движение в сторону и оказался слева от шпика, вне зоны стрельбы. Черноусый быстро развернулся, вытянул руку с револьвером и нажал на спуск. Грохнул выстрел. Но пуля просвистела рядом с головой проворного инженера – он уже успел присесть и поймать своей рукой запястье врага, в котором тот держал револьвер. Прогремел еще один выстрел, пуля ушла в небо. Дружинин резко дернул – противник вскрикнул от боли, револьвер упал на землю. Однако преследователь и не думал сдаваться, он вновь кинулся на инженера. Тот увернулся и, в свою очередь, нанес ему мощный удар в челюсть. Адъютант генерала Спиридовича, слишком ревностно кинувшийся исполнять приказ своего начальника, пошатнулся, не удержался на краю обрыва – и рухнул в мчавшуюся под обрывом Тису. Течение подхватило его и понесло. Один раз голова упавшего показалась в волнах, потом скрылась и больше не показывалась.

Спустя два дня в доме купца Мартынова на Лиговском проспекте, где снял комнату статский советник Углов, состоялось совещание оперативной группы. После возвращения Дружинина из поездки, после его рассказа о преследователе, который следил за ним в Италии, и о гибели этого шпика было решено из гостиницы выехать и поселиться порознь, причем не в гостинице, где каждый постоялец на виду, а на квартирах. Правда, пока сняли только эту квартиру, на Лиговском, – Дружинин и Ваня должны были найти себе жилье позже.

Сначала Дружинин рассказал об их с Ваней поездке на Капри, о знакомстве с Горьким и его семейством, о разговоре с секретарем.

– Очевидно, что тут имеется отработанная схема, – закончил он свой рассказ. – Вокруг Горького постоянно крутятся новые люди самых крайних взглядов. Выбрать среди них человека, готового «ради дела революции» совершить политическое убийство, – дело вполне осуществимое. Я думаю, что господин, с которым я беседовал в задней комнате кабинета Мосолова и который представился мне как Вычужанов, бывал на Капри. И уже вербовал там себе исполнителей.

– Странно как-то получается, – заметил Ваня. – Ведь люди, которые собираются у Мосолова, – крайние реакционеры. Для них даже кадеты – слишком левые, для них Столыпин – революционер. И они пользуются услугами эсеров, большевиков, вербуют среди них себе исполнителей… Как же так?

– Ничего странного, – ответил Углов. – Ты ведь знаешь, что крайности часто сходятся. Если использовать формулу, выведенную Столыпиным, им нужны великие потрясения, а не великая страна.

– Большевикам – да, им нужны потрясения, – кивнул Дружинин. – А «мосоловцев» ты сюда почему приплел?

– А вот почему, – ответил Углов. – Я тут позавчера воспользовался твоим жучком и подслушал разговор «государственных людей». Знаешь, о чем они говорили? Как бы им побыстрее и понадежней втянуть Россию в войну с Германией!

И он пересказал содержание беседы в кабинете Мосолова.

– В общем, большую часть задания мы уже выполнили, – сказал он, подводя итог своему рассказу. – Мы выяснили, кто отдал исполнителю приказ убить премьера, что за люди стояли за плечами организатора, каковы их побуждения. Выяснили мы и роль во всем этом революционных кругов. Мы узнали, что существуют конкурирующие группы «антистолыпинцев», которые борются между собой за влияние на императора. Что осталось неизвестным – это некое «значительное лицо», о котором говорил Мосолов. Создается впечатление, что у заговора есть более глубокий слой, кукловод, который вертит всеми этими генералами и министрами. Может быть, кукловод находится за границей? Кроме того, неясны еще некоторые детали заговора – например, кто такой Вычужанов, он же Стрекало, кому он непосредственно подчиняется. Когда мы узнаем и это, можно будет возвращаться.

– И как же ты собираешься вычислить кукловода? – спросил Дружинин.

– Главная роль в этом отводится тебе. Действовать будешь, как и прежде, – через Мосолова. Твои акции в этой группировке сейчас должны еще повыситься – ты успешно выполнил задание, хорошо съездил в командировку…

– О чем ты? – удивился Дружинин. – Ничего я не выполнил, никого не завербовал. Да еще и шпика по дороге грохнул…

– Шпик, разумеется, не их, – заявил Углов. – Не знаю, чей, но наверняка не твоих покровителей. Я, кстати, думаю, что ты спокойно можешь рассказать об этом эпизоде тому же Вычужанову. Так сказать, пожаловаться на трудности при выполнении задания. А о том, что ты никого не завербовал, они узнают не скоро. Думаю, не раньше, чем недели через две. Пока они напишут тому же секретарю Горького, а он им ответит. А мы за это время, надеюсь, завершим свои дела здесь. Так что повторю: основные сведения я надеюсь получить по твоим каналам. Используй свою знакомую, Машу Мосолову. Она, кстати, мне очень помогла в твое отсутствие.

– Ладно, будем надеяться, что семья Мосоловых мне поможет, – сказал Дружинин.