Я собрался совсем ехать в Петербург и запасся рекомендательным письмом от управляющего удельною конторою — не помню теперь, к какому влиятельному члену удельного департамента.
Пока я собирался, делал прощальные визиты, губернатор вдруг прислал просить меня к себе. Я поехал. Он любезно встретил (опять не подавая руки), повел меня в кабинет и усадил рядом с собой на диване.
Он начал с того, что с юношескою болтливостью раскрыл предо мною, в мастерском рассказе, хронику служебных «доходов» всех и каждого в городе, между прочим и тех, кто чуть не ежедневно ездили к нему и принимали его у себя. Он не пощадил и своего секретаря, без которого он, как ребенок без няньки, не делал ни шагу. Целый день, и часто ночью, секретарь этот не отходил от него и чуть ли не спал в вицмундире. «Пожалуйте к его превосходительству», — то и дело звучало в его ушах. Чиновников особых поручений, даже до мелких канцелярских чинов, он тоже перебрал в ярком характеристическом очерке.
«Что же мне-то до этого за дело!» — думал я, слушая. Я знал почти все, что он говорил, да и весь город знал. Стоило только не зажимать ушей. Все находили, что так и должно быть — и не могли понять, отчего губернатор вдруг «взбеленился», откуда это пошло, кто «почал»; теперь сказали бы: по чьей «инициативе» началось.
А по инициативе того же самого секретаря, которого так живо расписал мне губернатор, нужды нет, что они друг без друга, как сиамские близнецы, жить не могли.
— Вот каков персонал моих помощников! — патетически заключил свой рассказ губернатор. Я молчал. — Согласитесь, что знать это и терпеть долее было бы с моей стороны не честно. Я хочу положить этому конец.
— Это ведь значит положить конец самой системе! — робко заметил я, а сам подумал, что он года четыре уже «терпел» это.
— C’est juste, vous avez parfaitement, mille fois raison! — подтвердил губернатор.
— Как же это сделать? — продолжал я. — Если вы удалите этих людей...
— Vous у êtes! Их всех прочь! — вставил губернатор.
— ...Тогда надо пригласить других: может быть, те то же станут делать?..
— Вы разве станете это делать? — вдруг спросил губернатор и сам же ответил: — конечно, нет.
— Я?! — с удивлением сказал я, даже встал с места.
— Именно вы! — перебил Углицкий, усаживая меня рукой на диван. — Я остановился на вас. Вы только что кончили курс в университете, готовитесь вступить в службу: чего же лучше, как начать ее в вашем родном городе, живя с своими?.. и т. д.
Он очень искусно развивал передо мной заманчивую картину службы при нем.
— Ваше воспитание, благородство, тон, манеры, знание языков дают вам все права и преимущества... — И пошел, и пошел, — «и свежий-то, и новый-то я человек, и новые взгляды» у меня и проч.
Почем он знал мое «благородство» и мои «взгляды» — бог его ведает! Вероятно, потому, что я казался ему «présentable». Он искусно воспользовался этими мотивами, чтобы склонить меня.
— Если это и так, как ваше превосходительство говорите, то позвольте напомнить французскую пословицу: «Одна ласточка не делает весны»...
— Вы да я — вот уже две, — живо перебил он, — найдем и еще, и мы перекукуем ночных птиц. Решайтесь? Да?
— Позвольте спросить, на какую должность вам угодно пригласить меня? — спросил я.
— Ба! Разве я еще не скатал? На место секретаря. Вы будете управлять канцелярией...
Я — юноша — едва не пожал плечами от удивления перед легкомыслием этого — чуть не старика.
— Позвольте напомнить, — начал я, помолчав, — что я только что со школьной скамьи и никакими делами не занимался. Я совершенно неопытен. Как я могу управлять группой чиновников, уже служивших, опытных?.. Я мог бы, пожалуй, принять в губернии место учителя в гимназии, какого-нибудь инспектора уездных училищ, что-нибудь в этом роде, а дела губернской администрации мне вовсе незнакомы...
Здесь полился у него ряд доводов, построенных больше на софизмах, шатких предположениях... «Подайте прошение», — заключил он.
— У меня и аттестата еще нет, — отговаривался я. — Из Москвы послано в Петербург и еще не получено утверждение министра. Я не могу поступить на службу...
Он вскочил с места, и я встал.
— Так вот что мы сделаем, — горячо перебил Углицкий, — вы вступите в отправление должности с завтрашнего же дня, а когда получите аттестат, мы вас утвердим с этого числа.
«Эк загорелось! Ужели он все дела решает так проворно?» — думалось мне.
— Позвольте подумать, — защищался я, — посоветоваться с родными... У меня уже письма есть в Петербург от Андрея Михайловича... Я еще не знаю!..
Мне во что бы то ни стало хотелось отделаться от этого неожиданного предложения. Меня тянуло в Петербург. Родимый город не представлял никакого простора и пищи уму, никакого живого интереса для свежих, молодых сил. Словом, я скучал, а тут вдруг остаться и служить!
— Faites ça, je vous prie! — нежно, певучим голосом упрашивал он меня, как балованный ребенок. — Вы до получения аттестата уже привыкнете и будете в делах как дома. Ведь это все пустое! — с презрением заключил он, указывая на груду бумаг на столе.
Я видел, что мысль заманить меня на службу гвоздем засела у него в голове. «Кто ему вбил этот гвоздь?» — думал я.
— А прежний секретарь, Добышев, разве покидает службу? — спросил я, вспомнив про него.
— Как можно! Нет, он просится чиновником особых поручений при мне — он утомлен работой и часто болеет… Скажу вам откровенно — он и указал мне на вас, чтобы заменить его...
— Он! — сорвалось у меня восклицание удивления.
— Да, он! А что?
— Зачем это нужно ему?
Я задумался.
— C’est un gredin, si vous voulez, mais il est versé dans les affaires. Он и будет вначале помогать, руководить — и... я тоже! Вы поговорите с вашими, и завтра — милости просим на службу, в канцелярию! Да? Теперь до свидания. Кланяйтесь Петру Андреевичу.
Я стал уходить. В дверях показалась губернаторша. Я поклонился.
— Что же вы у нас не бываете? — начальственно строго спросила она. — Я пригласила вас, а вы ни разу не заглянули?
— Я хотел начать мои посещения вместе с Петром Андреевичем, — оправдывался я, — звал его, просил патронировать меня..
— Что же, он все еще боится?
Оба, и муж и жена, рассмеялись.
— Поздравь меня, — сказал он, — j’ai fait une belle acquisition. И. А. поступает с завтрашнего дня ко мне на службу и будет, bongré-malgré нашим ежедневным гостем.
— Так это состоялось? вы согласны? — с живостью спросила она.
— Позвольте... Это еще не решено, надо подумать... — защищался я, пятясь к дверям и раскланиваясь.
Недаром я отнекивался от губернаторского предложения. Потом до меня доходили слухи, что секретарь посоветовал определить на его место меня не как «нового, свежего, бескорыстного» и т. д. или если и так, то еще более всего как неопытного молодого человека, именем которого он мог бы продолжать вести дела по губернии, по-своему, как он вел их прежде, то есть плавать под чужим флагом в тех же водах... «Шипы» (предупреждали меня по секрету) доставались бы мне, а «розы» падали бы на его голову. Я счел это за губернскую сплетню и не обратил на нее внимания. Если же в самом деле таковы были его сокровенные замыслы на мой счет, то они ему не удались. Судьба решила иначе.