Но вот стали выходить из тридцатых градусов: всё теплее и теплее. «Пар костей не ломит», – выдумали поговорку у нас; но эта поговорка заключает отрицательную похвалу теплу от печки, которая, кроме тепла, ничего и не дает организму. А солнечное, и притом здешнее, тепло! Боже мой! что оно делает с человеком? как облегчит от всякой нравственной и физической тягости! точно снимет ношу с плеч и с головы, даст свободу дыханию, чувству, мысли…
И так целые многие дни и ночи! 10 Долго мы не выйдем из магического круга этого голубого, вечно сияющего лета. Подумайте, года два всё будет лето: сколько в этой перспективе уместится тех коротких мгновений, которые мы, за исключением холода, дождей и туманов, насчитаем в нашем северном миньятюрном лете!
«Дед, где мы теперь?» – спросил я однажды. «Я уж вам три раза сегодня говорил; не стану повторять», – ворчит он; потом, по обыкновению, скажет. «Пойдемте, – говорит, – таща меня за рукав на ют, – вон это что? глядите!..»
– «Облако». – «Как не облако! 20 посмотрите хорошенько: ну, что?» – «Туча». – «Эх вы, туча! Какая туча? остров Пальма». – «Что вы! Канарские острова!» – «Как же вы не видите?» – «Что ж делать, если здесь облака похожи на берега, а берега на облака.
Где же Тенериф?» – спрашиваю я, пронзая взглядом золотой туман и видя только бледно-синий очерк «облака», как казалось мне. «Не увидим, – говорит дед, – мы у него на параллели, только далеко». – «Зайдем в Санта-Круц?»
– «Опять зайти: часто будет! Этак никогда не доберемся до Японии». – «А под каким градусом лежит 30 Пальма?» – «Подите посмотрите сами на карте». Я не пошел, зная, что он скажет. И в самом деле сказал. «Под 27°.
Ведь с вами же вчера целый час толковали». – «Забыл». – «Как же я-то не забываю?» – «На то вы дед. Да что это, пассат, что ли, дует?» – спросил я, а сам придержался за снасть, потому что время от времени покачивало.
«Кто его знает? не разберешь! – ворчал дед. – Рано бы, кажется, а похож. Вот подождем денька два-три».
Но денька два-три прошли, перемены не было: тот 40 же ветер нес судно, надувая паруса и навевая на нас прохладу. По-русски приличнее было бы назвать пассат вечным ветром. Он от века дует одинаково, поднимая умеренную зыбь, которая не мешает ни читать, ни писать, ни думать, ни мечтать. Переход от качки и холода к