Николай Гончаров
Операция «Приятели»
[1]
Повесть
Глава 1
Календарь отсчитывал последние дни четвертой послевоенной зимы, когда на одном из новосибирских аэродромов появился человек в мохнатой шапке-ушанке, потертых унтах и полушубке военного покроя. Широкоплечий, среднего роста, с твердой походкой и энергичными жестами, он напоминал бывалого северянина. Уверенно подойдя к транспортному самолету, готовящемуся к полету на Чукотку, мужчина какое-то время наблюдал за работой экипажа и, видимо, определив старшего, обратился к уже немолодому летчику:
— Слушай, браток, подбрось до Якутска. Я сам авиатехник, спешу из отпуска, да вот несчастье случилось: выпил лишку, задремал в порту, и кто-то бумажник с билетом тяпнул. А покупать новый не на что, поиздержался... В Якутске разочтемся: там у меня кореш и баба...
— Не могу, — хмуро ответил летчик. — Иди к командиру, если разрешит — возьму.
— Понимаешь, браток, у меня багажишку кило на сто. Тоже ведь увезти надо...
— Договорись сначала о себе. С багажом проще, места хватит, самолет недогружен.
— А где командир?
— Вон, — летчик махнул рукой в сторону ангара, — высокий, в кожаном реглане.
— Лады!
Мужчина энергично направился к командиру. Вскоре, запыхавшись, возвратился к летчику.
— Порядок! Разрешил. Сейчас привезу вещички.
— Поторапливайся! Через час вылетаем.
— Я мигом! — и он заспешил в багажную. Взял носильщика, погрузил на тележку чемоданы и мешок, покатил к самолету. Быстро перегрузил все в самолет, осмотрелся в салоне, подумал: «А ничего, уютно. Даже туалет имеется. «Дуглас» что надо. Погреться тоже есть чем и домашнее сало на закуску... Выдюжу!» — Устало вытянув ноги в унтах, он вспомнил молодость, военные годы, службу в авиационной части. Всякое приходилось делать: охранять и ремонтировать самолеты, чистить от снега аэродром, только не летать. А тут предстоит такой перелет: Новосибирск — Якутск, а там и Магадан — рукой подать. «Все будет в норме! Долетим!» — успокоил себя мужчина и принялся раскладывать на газете еду.
Пришел командир. Стройный, энергичный, лет тридцати пяти, с поперечным шрамом на правой брови.
— Ну как, технарь, устроился?
— Как дома. Мне не привыкать...
— Давай знакомиться: Петр Середа.
— Иван Бандурин.
— Бандурин? — командир на секунду задумался. — Где-то слыхал такую фамилию. Ну, а где — не припомню.
— Всю войну в авиации на Дальнем Востоке... Может, где и пересекались дороги... Не хотите ли, командир, сальца? — Не дожидаясь ответа, Иван протянул Середе большой кусок свиного домашнего сала с чесночком и чуть желтоватой шкуркой.
Командир от угощения не отказался. Аппетитно прожевывая сало, заговорил о тяготах военной службы:
— Надоело мотаться. Вот закончим перегон самолетов — и перехожу на пассажирский. Все-таки спокойнее...
— Сам из-за этого на гражданку двинул, — поддержал командира Иван.
Якутск встретил Бандурина свирепым морозом, холодным номером в маленькой ведомственной гостинице.
твердил он слова блатной песни, попавшие когда-то на язык.
— Папаша, как добраться до Янгова? — обратился Иван к пожилому гардеробщику ресторана.
— Туда каждый день либо обоз, либо самолет направляется. Обозом, конечно, дешевле, можно и даром доехать, зато подольше. А самолетом при погоде в сей же час будешь. Только пропуск на прииск нужен.
— Спасибо, отец. С багажишком в маленький самолет не возьмут. Туда, наверное, только ПО-2 летают?
— Фронтовые, будто... Берут и с багажом, ежели заплатишь. Мой зять как-то летал... пондравилось.
Янгово — рядовой приисковый поселок, каких немало в Магаданской области. Деревянные бараки и домики рассыпаны вдоль маленькой речки, промерзающей зимой до самого дна. Кругом — невысокие сопки, покрытые кедровым стлаником и вечнозеленым ягелем. Здесь, в Янгове, давно живет старый приятель Бандурина — Игнат Пьяных, с которым пять лет прослужили в одной роте. Не раз вместе ходили в «самоволку», не раз пили дрянной самогон, бражку и даже тройной одеколон, а потом садились на гауптвахту...
Поздним вечером Бандурин отыскал барак, в котором жил его старый друг, и тихо постучал в замерзшее окно. Минуты через три вышел сутулый человек в фуфайке, огляделся.
— Ваня! Дружище!.. — пронзительным тенорком закричал он и, перемахнув через низкий деревянный заборчик, крепко обнял гостя.
Бандурин рассчитался с возчиком, взял из саней два больших чемодана и вслед за Пьяных, подхватившим тяжелый мешок, прошел в барак.
— Мешок можно оставить в кладовке, а чемоданы лучше в тепло, — подсказал хозяину Бандурин.
В маленькой прихожей, с неуклюже сложенной кирпичной плитой, крутился вихрастый парнишка лет трех, исподлобья посматривая на незнакомого гостя. Сбросив полушубок, Иван приблизился к мальчугану.
— Ну, здравствуй, герой!
Карапуз ухмыльнулся, но руки не подал, в упор рассматривая Бандурина.
— Давай, Ваня, проходи в комнату. А тебе, Гринька, спать пора! — хозяин строго посмотрел на мальчишку.
— Подожди, я гостинец достану, — Иван порылся в кармане полушубка и извлек кулечек с конфетами. — На-ка, угости Глашу... Она еще не спит?
Малыш проворно схватил ручонками кулек и нырнул в комнату...
Бандурин не спеша опустился на старенький венский стул, с любопытством стал осматривать комнату, заставленную небогатой мебелью и железными кроватями.
— Жена на работе? — спросил он.
— Ага, — быстро ответил хозяин и напустился на друга: — Хорош гусь! Явился без предупреждения. Не мог отбить телеграмму?
— На перекладных добирался, без пропуска, дрожал, как пес... Сам понимаешь, дорога не близкая.
— Оно конечно... А как дома?
— Жена отпустила со скрипом, а отец, тот вообще... дескать, семью на его шею бросил... Вот так оно все нескладно получается...
Уложив детей спать, Игнат выставил на стол поллитровку водки. Говорили тихо, то и дело похлопывая друг друга по плечу и обнимаясь.
— Ну как ты, Ванюха, надолго к нам? Какие имеешь планы? — спрашивал Игнат.
— Привез вот мешок махорки, луку, чесноку, лаврового листа... Ищи покупателей. Но помни, что товар мой — только на золото. В золотоскупке за желтый металл что хошь купить можно: и харч, и барахло разное...
— Твой, Ваня, товар у нас в ходу. За деньги все мигом распродать можешь. А насчет золотишка — надо кое с кем посоветоваться... Тут дело посложнее.
— Сам поможешь?
— Из меня помощник плохой. Должность не позволяет. Я ведь надзирателем служу. Моя обязанность — следить, чтобы рабочие золотишко не крали. А у нас на прииске не только в шахте, но и на промывке золота заключенные работают, а среди них народец разный есть: того и гляди, чтобы самородок не проглотил или куда в одежду не запрятал... Мне с ними дружбу вести нельзя. Если начальство застукает — враз с работы и с прииска полетишь... А с моим здоровьем где такие деньги добудешь? Потому и приходится, как говорится, с золотом дружить, а в бедности жить...
— Давай, Игнаша, отложим этот разговор на завтра, — предложил Бандурин. — Утро — мудренее вечера.
Глава 2
Днем в чайной безлюдно. Облюбовав столик в дальнем углу, хилый, рыжеусый, веснушчатый Игнат Пьяных и толстый, как барсук, Бандурин приглушенными голосами ведут оживленную беседу.
— Вот ты говоришь: устраивайся на прииск, — глядя в глаза Игнату, говорит Бандурин. — Это что же, в шахту лезть?
— Ну, не обязательно в шахту. Можно что-нибудь полегче подыскать...
— А что я за это иметь буду? Добытое золотишко отдай государству, а себе... Нет, Игнат, такая работа меня не устраивает! Вот если бы собрать артельку под свое начало да сразу куш сорвать...
— Ну, об этом ты, Ваня, только помечтать можешь. Старатели ведь тоже государством контролируются. Им же и инструмент, и лес крепежный дается.
— Ничего ты не смыслишь, Игнат, в предпринимательстве! Мы с отцом еще до войны в одной дикой бригаде шабашничали, колхозам скотные дворы и дома строили... Заработки были что надо.
— А ты все же хапанул тогда и попал «на курорт», — съязвил Пьяных. — Деньги в те времена ценились дороже...
— Нет, Игнаша, не деньги были дороже, а никакой у нас не дается людям инициативы. Вот возьми Америку. Там, брат, любой может разбогатеть, если голова на плечах: хошь — золото добывай, хошь — торгуй, твое дело. Сумел кого объегорить — тебе же и прибыль в карман. Там у них это бизнесом называется. Мне бы туда... У них хитрость и ловкость рук дороже инженерного диплома ценятся. Вот я, к примеру, диплома не имею, зато хваткой бог не обидел... Зачем мне диплом? Что я, деньги не сосчитаю, если они появятся?.. И ты сосчитаешь, Игнаша, только подбрось тебе их побольше. Скажи, не так?.. По глазам вижу, что согласен со мной и понимаешь, о чем толкую.
— Конечно, понимаю, Ванюха, и сочувствие имею... Хоть и намолол ты сегодня лишнего...
Захмелевший Бандурин откинулся на спинку стула. Стул под его грузным телом угрожающе заскрипел.
— То-то, браток Игнаша, — продолжал Бандурин. — Только тебе и могу душу свою открыть... Ты поймешь, а она, Дунька моя слабоумная, ничего не хочет слушать... Хотела, чтоб я, как крот, землю рыл и сухой корочкой питался... Что я, дурак? Мест десять в Новосибирске сменил. Даже экспедитором устраивался, думал: уж тут-то проверну! Дудки! Не дали ходу... Пришлось по-быстрому смотаться. Теперь только на тебя, друг мой Игнаша, вся надежда.
Игнат Пьяных долго разглядывал еще одну опорожненную поллитровку, думал. Наконец, оглядевшись, заговорил чуть не в самое ухо Бандурину:
— Есть одна мысля. Думаю, надо тебе с заключенными контакт установить. А я этим, твоим помощникам, поблажку давать буду. Сделаю вид, что недосмотрел, когда кто самородок прижмет... Это можно. Но никто из них об этом знать не должен! Соображаешь, Ваня?
— Усекаю, Игнат. — Бандурин тоже огляделся. — Только как я найду себе помощников среди зэков?
— Это Абрам сделает.
— Какой Абрам?
— Есть тут один. Из расконвоированных заключенных. Работает нормировщиком. С золотишниками у него контакт полный. В Москве был главбухом ресторана. В начале войны «десятку» схлопотал. Сейчас добивает срок. Сам понимаешь, по выходе на волю деньжонки всем нужны. Утром я с ним перебросился о вчерашнем твоем предложении насчет товара... Он в принципе не возражает оказать помощь. Но у него свой план. Можешь мне поверить, у Абраши голова работает, как счетчик. Он на таких делах собаку съел.
— А как мне с ним встретиться?
— С минуты на минуту будет здесь. Я вас только познакомлю и сразу смоюсь. Сам понимаешь, служба...
— Усек! — усмехнулся Бандурин и заметил, как в чайную, сутулясь, вошел интеллигентного вида мужик, лет пятидесяти пяти. Волосы черные, наполовину седые, с макушки проглядывает розовая лысина, крупные карие живые глаза, нос большой с ястребиным изгибом и горбинкой...
— А вот и он, Абрам Стрельчик, — шепнул Ивану Пьяных. Кивком головы он указал подошедшему на Бандурина и молча покинул чайную...
«Ну и жох!» — подумал Иван, внимательно изучая своего будущего компаньона.
— Абрам Маркович, — представился бывший ресторанный главбух. — Думаю, нам не стоит рассказывать друг другу автобиографии — Игнат нас обоих знает. Поговорим о деле. А для порядка закажем по паре пива и какой-нибудь еды.
— Идет, — буркнул Иван. — У меня для начала имеется килограмм сорок махорки, ну и с полсотни — чесноку, луку, лаврового листа... Надо сбыть заключенным, работающим на золоте. Я-то знаю, зэки приворовывают золотишко.
— Да, воруют и сбывают за бесценок, — согласился Стрельчик. — Но реализовать твой товар непросто: появится у заключенных «приварок» — администрация начнет искать, кто его им доставляет.
— Что предлагаете? — напрямую спросил Бандурин.
— Надо присылать товар нашим людям из жилухи маленькими посылочками и из разных мест. Так сказать, для отвода глаз администрации лагеря... — Стрельчик многозначительно прищурился. — Под маркой посылок будем сбывать и доставляемый тобою товар. Вышлешь десять — сбудем пятьдесят. Было б начало...
Бандурин улыбнулся.
— Усек, брат. Ловко придумано! Только... кому присылать?
— Я дам фамилии и адреса: откуда, кому и от кого могут поступать посылки. За это получатели будут рассчитываться со мной шлихом и самородками... Тут я все беру на себя. Однако вырученное золотишко хранить не могу — риск большой. Попроси Игната. Ему доверия не занимать.
— Он мне поможет, — подтвердил Бандурин и тут же спросил: — По какой цене сбывается шлих?
— Шесть рублей за грамм. Эта такса тут давно установлена. Самородки — чуток подороже, до десятки за грамм.
— В ювелирных магазинах чистый грамм золота стоит девяносто рублей, — заметил Бандурин.
— Разницу — на расходы, — усмехнулся Стрельчик. — Считаю, цена нас вполне устраивает. На отходы минусуем процентов двенадцать-пятнадцать от веса шлиха.
— Я думал, зэки дороже сбывают, — признался Иван и быстро прикинул в уме, какой он может получить куш за то, что уже привез для продажи на прииск.
Выходило немало — махорка была в цене. Залпом опорожнив кружку пива, взбудораженно спросил:
— Абрам Маркович, а какие у вас планы в смысле реализации золота?
Стрельчик обаятельно улыбнулся, как будто знал Бандурина с незапамятных лет и уважал его больше самых близких родственников.
Чуть пригубив пиво, шутливо сказал:
— Мой бедный папа был неглупым человеком. Так вот, в подобных ситуациях он любил спрашивать: «А что вы сами можете показать на такой пикантный вопрос?»
Бандурин нахмурился.
— Прошу простить моего папочку, — улыбнулся Стрельчик. — Его словами я хотел уточнить: у вас-то на этот счет какие планы имеются?
— Самые общие... — замялся Бандурин. — Думаю, брат может переработать шлих и самородки на изделия, он ювелир. Помаленьку можно сбывать в Новосибирске в золотоскупке, ну... и в других городах.
— А если шлиха будет много-премного, тогда как? — прищурив лукавые глаза, опять спросил Стрельчик.
— Тогда надо соображать...
— С умным человеком приятно говорить, — тихо, почти шепотом, пропел Абрам Маркович. — Первое: поставщиков шлиха и самородков на прииске я подбираю сам. Тебя никто из них знать не будет. Посылочки надо посылать сюда с обратным адресом родных и знакомых наших клиентов, и только по моему письменному указанию. Что слать, я буду сообщать в письмах или при встречах. Почерк на посылках надо менять. Попросишь на почте — тебе и напишут адресок. Второе: работы будет много, твой брат с нашим золотишком не управится. Дам тебе адрес надежного и умного человека, настоящего коммерсанта. Когда он был здесь — сам об этом мечтал, но... — Стрельчик в который раз уже обласкал Бандурина взглядом. — Не подвернулся нам тогда такой Иван. Теперь мы и воспользуемся услугами Раджима. Так зовут моего друга.
— Не облапошит? — насторожился Бандурин.
— Раджим от макушки до пяток в моих руках.
— За что он сидел?
— За глупость. В Самарканде из джейранов шашлыки жарил, вместо баранины, а разницу на сберкнижку клал. Обидел компаньона, тот донес в милицию — и оба сели. Такое случается. Я вот сам — жертва разногласий между директором, администратором и шеф-поваром ресторана. Правда, отсиживаю один. От несправедливости поумнел теперь Абрам...
Обсудив все детали дела, Стрельчик щедро рассчитался с официанткой, тепло попрощался с новым компаньоном и неторопливо покинул чайную.
Иван нарочно задержался, заказав еще кружку горьковатого жигулевского пива.
Спустя несколько дней Стрельчик через Игната Пьяных дал знать Бандурину о времени и месте встречи. Абрам вручил Ивану полотняные мешочки с золотым шлихом, деньги на дорожные расходы и адреса своих компаньонов, которым надлежало высылать посылки. Их оказалось немало. Вес полотняных мешочков убедил Бандурина, что в лице Абрама Стрельчика он имеет дело с человеком, который не бросает слов на ветер.
— Не пей по дороге и, упаси бог, не откровенничай, — инструктировал Стрельчик Ивана. — Ты на свободе, а мой срок еще скрипит... А так хочется в Москву-матушку, так хочется по-человечески пожить...
— Я ведь себе не лиходей, Абрам Маркович. Все проведу в лучшем виде. Усек?.. — успокаивал Бандурин своего компаньона.
Глава 3
В Средней Азии бушевала весна. Иван, никогда ранее не бывавший в Узбекистане, удивлялся всему: и высоким саманным дувалам, ограждавшим усадьбы, и яркому солнцу, и цветению садов, и мутным потокам бурных речек, и тихим прозрачным каналам и арыкам на улицах городов, на хлопковых плантациях, в садах и огородах. Ташкент, казалось, как песчинку, спрятал Ивана под полосатый халат и тюбетейку.
Переодевшись в национальную узбекскую одежду, Бандурин ночью выехал в Андижан. Поезд прибыл ранним воскресным утром. Позавтракав в шашлычной у вокзала, Иван не спеша отправился на рынок. Прежде чем встретиться с нужным человеком, он долго бродил по просторным павильонам. Сотни людей толкались на небольшом пространстве базара, огороженного добротным забором. И чего только не увидел на прилавках Бандурин: огромные, словно оплетенные желто-зеленой паутинкой, дыни; свежий, умело сохраняемый декханами, виноград; мешки сушеных фруктов; молодая редиска; зеленый лук и все другое, что так щедро родит узбекская земля, напоенная влагой из каналов.
Найдя на территории рынка ларек, в котором торговал фруктами Раджим, Бандурин вместе с газетой передал ему письмо от Стрельчика и сказал, что к концу дня подойдет за ответом. Вечером, часов в пять, когда на рынке уже почти никого не было, Бандурин осторожно стукнул по стеклу окна. Приоткрыв входную дверь, Раджим впустил его в ларек.
— Утек ис Магадан? — спросил он. — Китай проводник нада?
— Нет, я чистый...
— Чистый? Тогда кажи второй половинка.
— Чего?.. — не понял Иван, но тут же спохватился. — А-а-а...
Порылся во внутреннем кармане пиджака, извлек обломок светло-желтой пластмассовой расчески и подал Раджиму. Узбек достал из кармана вторую половинку, сложил их вместе.
— Яхши. Правильна!
Иван внимательно рассматривал нового компаньона: среднего роста, тучный, но подвижный человек с короткой шеей и круглым смуглым лицом, аккуратной курчавой бородкой и тонкими восточными усиками. Большие, навыкат, карие глаза нервно бегали, обшаривая собеседника.
— Теперь скажи, зачем приехал? — спросил узбек.
— А Абрам разве не написал?
— Что, Абрам дурак? Живой человек посылал и письмо писал. Такой глупость только дурак делает, — коверкая русскую речь, не спеша, тенором проговорил Раджим.
— У нас есть золото, в самородках... — начал Бандурин. — Надо его превратить в деньги. Понимаешь?..
— Понимай, понимай, — словно задумавшись, Раджим кивнул головой. — Только много ли будет дела? Какой смысл затевать коммерция? Опять могу Магадан уехать. По-ни-май, Иван?
— Усекаю! Риск есть, но и головой надо работать, чтобы без тюрьмы обошлось. Не век же мы этим будем заниматься. Ну, год-два, пока Абрам не освободится...
— Год-два?.. Можна поработать. Сколько платить станешь?
— Тридцать процентов. Ну, а дороже сбудешь — вся прибыль твоя.
— Давай тридцать пять. Кому охота даром голова к петля подставлять?..
— Абрам добывает золото — он и цену назначает. Сам понимаешь, я только курьер.
— Знаем такой курьер!
— Я бы не возражал, — дипломатично начал Бандурин. — Но что скажет Абрам? Не простит он мне эти пять процентов. Сдерет! Давай сделаем так: за эту партию получишь тридцать процентов, а затем договорюсь с Абрамом на тридцать пять. Сейчас у нас тоже расходов много. Дело ведь еще не отлажено.
— Яхши, Иван! — Раджим великодушно хлопнул Бандурина по плечу. — Давай выпьем.
Хозяин ларька открыл бутылку виноградного вина, наполнил две пиалы. Выпили. Похвалив вино, Бандурин решительно сказал:
— Вот тебе золото. Взвесь и напиши расписку. Усек?
— Понимай, понимай. Деньга любит счет.
Раджим двумя руками принял от Ивана белые полотняные мешочки, бросил их на тарелку весов. Затем внимательно осмотрел шлих и спрятал в ящики с сухофруктами. Вырвав из тетрадки лист бумаги, по-русски написал расписку в получении золота.
— А что ж фамилию не указал? — с трудом прочитав корявый почерк, спросил Бандурин.
— Какой фамилий? Я и сам не знай, какой фамилий писать. Написал Раджим, хватит...
— Пиши, как в документах, — потребовал Бандурин.
Раджим вздохнул, дорисовал замысловатый крестик и крючок. Улыбнулся:
— Пожалуйста, дорогой! Ходжаев написал бумага. Бери, не теряй. Деньга ждать придется. Может, неделя, может, два, три, сам не знаю!
— Подожду. Только в гостинице с местами, наверное, плохо?
— К бабе устрою. Вдова. Хороший человек. Скажешь, в командировку из Ташкента приехал. Будет яхши, как у аллаха.
— А сколько ей лет?
— Самый раз по тебе... Только ребят двое...
— Это не беда! Поладим...
Подойдя к широкой калитке в дувале, Раджим нажал кнопку звонка. Вышла черноволосая, с длинными косами женщина лет тридцати в атласном, с яркими цветами, кимоно.
— Здравствуй, Сулима! — подавая руку, громко сказал Раджим. — Гостя привел. Хороший человек Иван. Пусть поживет, ладно?
Иван тоже подал хозяйке руку, и она повела их в домик, окруженный фруктовыми деревьями.
— Кто не рад доброму человеку? Постель всегда свободна, — улыбаясь, говорила на ходу хозяйка.
Раджим подмигнул Ивану. Вскоре он попрощался с хозяйкой и Бандуриным. Уходя, сказал:
— Сулима сообщит, когда ко мне зайти. Пока отдыхай, как хочешь.
У Бандурина были свои заботы. Утром он долго спал, затем шел в город. Закупал на рынке табак, лук и другие товары, на почте упаковывал их в посылки для заключенных золотодобытчиков, адреса которых передал ему Стрельчик.
Обедал в чайхане, лишнего не пил, внимательно осматривал посетителей, заботясь о том, чтобы не попасть «на крючок» милиции.
Глава 4
По толковому словарю, контрабандистом называют человека, незаконно перевозящего запрещенные товары из одного государства в другое. Доржей Нургалиев совершал эти действия, но не знал этого слова. Он уйгур. Родился и вырос в Китае. Перед Отечественной войной со своим другом Алтыном Хакимовым, в поисках лучшей жизни, по тайным тропам в горах пересек он границу Советского Союза и попросил убежище. В ту пору немало казахов и уйгуров с детьми и скотом кочевало с места на место в поисках работы и куска хлеба. Родной брат Доржея, Томор, ушел тогда из Китая в Афганистан и устроился работать в английскую концессию.
После войны Нургалиев через знакомых разыскал за границей брата Томора. Брат приглашал в гости. Получив разрешение на выезд, Доржей быстро собрался и покинул Узбекистан, где жил все эти годы.
Возвращаясь от брата, он прихватил с собой наркотики, рассчитывая возместить расходы на поездку. Первая контрабанда прошла удачно и дала барыш сверх ожиданий. Через знакомых людей Томор стал присылать брату новые порции опиума. В ответ Нургалиев начал потихоньку скупать золотые изделия и переправлять их за границу брату для продажи европейцам.
Раджим Ходжаев хорошо знал о делах Нургалиева. И вот теперь, приняв от Бандурина полотняные мешочки с золотым шлихом, сразу направился к нему. После большого базара Нургалиев всегда слонялся за старым складом, сбывая наркотики. Там Раджим и нашел его.
— Салам алейкум!
— Ассалам алейкум!
Облюбовав свободную скамейку в сквере, они закурили и начали деловой разговор. Оба говорили тихо, по-узбекски, понимая друг друга с полуслова.
— Слушай, Доржей, — начал издалека Раджим. — Ты давно получал письмо от брата?
— Не очень.
— Как он там живет?
— Слава аллаху! Жив, здоров, пятый ребенок родился. Моим именем назвали.
На широком, скуластом лице Нургалиева появилась улыбка. Раджим будто впервые увидел его крупные, желтые от табака клыки в нижней челюсти, как у старого волкодава.
— А как там за кордоном, все еще покупают золото?
— Хороший товар всегда в цене...
— Самородки золотые они не возьмут?
— У тебя есть самородки?
— Один приятель предлагает... Килограммов восемь...
— Какой процент будет?
— На пятнадцать согласен?
— Не откажусь и от двадцати.
— Торговаться после будем. Сейчас надо хорошо начать.
— Дня через три ответ дам.
— Так быстро?
— Связь хорошая имеется...
Нургалиев хитро подмигнул узкими глазами с короткими ресницами на воспаленных веках и поправил расшитую бисером тюбетейку. На пятый день Раджим передал Нургалиеву золото, получив от него залог и расписку.
Глава 5
Через неделю Бандурин из Андижана уехал в Ташкент. Ему надо было найти зубопротезиста Махмуда Мухитдинова, адрес которого дал в Янгово Ахмет, друг Игната Пьяных. Иван пришел к Мухитдинову в поликлинику в конце рабочего дня, занял очередь и, как больной, — пошел на прием.
— Салам алейкум! — поприветствовал он Махмуда, войдя в кабинет.
— Ассалам алейкум! — ответил хозяин, предлагая сесть в специальное кресло.
Иван сел, хитро посматривая на зубопротезиста, и тихо сказал:
— Ничего у меня не болит, доктор. Я привез вам привет от Ахмета из Магадана.
Махмуд тотчас открыл дверь кабинета и объявил пациентам: «Больше приема не будет! Приходите, пожалуйста, завтра». После этого вернулся к Бандурину и оживленно заговорил:
— Помнит меня добрый друг Ахмет? Щадит его аллах. Как живет? Чем занимается?..
Бандурин и Махмуд закурили. Густой табачный дым кольцами расплывался по комнате. Иван начал свой рассказ, испытующе поглядывая на собеседника... Мухитдинову было уже за пятьдесят. Высокий, сухопарый узбек с большой, на полголовы, лысиной: на матовом лице выделялись, нервно подрагивая, узкие черные усики.
Узбек понравился Бандурину: рассудительный, предприимчивый, сдержанный. Видимо, неплохой мастер, если к нему такая очередь вставлять зубы... «Надо прямо сказать ему, о чем просил Ахмет Абдуллаев... Не выдаст».
— Ну, а вы, к примеру, золотые коронки на зубы делаете?
— Только из металла клиентов, — быстро ответил протезист и пояснил: — Поликлинике золотых пластин не дают...
— А если бы у вас свое было золото?
— Знакомых клиентов много, — понятливо улыбнулся Махмуд.
— Ахмет просил узнать: можешь ли использовать самородковое золото для коронок? — переходя на «ты», сказал Бандурин.
— Это не так просто — требуется специальная очистка, но в принципе могу.
— Ахмет прислал для пробы золотого шлиха. Если годится — я оставлю.
— Давай, дорогой, давай! — оживился Мухитдинов, будто давно ждал этого предложения.
Бандурин передал полотняный мешочек. Зубопротезист ловко развязал его, внимательно осмотрел шлих, поднося чуть не к самому носу.
— Очистка двойная нужна... — наконец сказал он и посмотрел на Ивана. — Почем грамм? Сколько тут?
— По таксе. Тут два кило.
— Пожалуй, возьму... Ахмета не обижу. Пойдем ко мне чай пить.
На тихой улице, за высоким саманным дувалом, скрывался роскошный особняк Мухитдинова. Широкое крыльцо с навесом увито виноградными лозами. Большой сад, просторная веранда. В саду — фонтанчик, водопровод, арыки. Вдоль дувала — стройные яблони, рогатые груши, персики и абрикосы, вишня и алыча, хурма и айва...
«Во князь!» — с завистью подумал Иван, а вслух сказал:
— Хорошие дом и сад у тебя, Махмуд!
— Этот дом с усадьбой все сбережения мои съел, — с оттенком грусти сказал хозяин. — Да и своего труда немало вложено.
Дверь в дом была приоткрыта. Махмуд проводил гостя в небольшую комнату, напоминающую ювелирную мастерскую, предложил раздеться и подождать. Иван закурил, рассматривая комнату. На полу — большой бухарский ковер ручной работы, у окна — верстачок с инструментом зубопротезиста, аптекарские весы, металлические коронки для зубов, шкаф с книгами, тумбочка. Посередине комнаты стояла хок-тахта. На ней — ваза со свежим виноградом, две белые пиалы на блюдцах с позолоченным ободком.
Вскоре появился хозяин, держа в одной руке чайник, а в другой — бутылку домашнего виноградного вина.
— Будем пить зеленый чай, — сказал Махмуд. Бандурин кивком головы поблагодарил и по-узбекски сел у хок-тахты. Махмуд поставил на столик чайник, разлил в пиалы горячий ароматный чай, взял из шкафчика высокие рюмки из цветного хрусталя и наполнил их прозрачным вином лимонного оттенка.
— За приятное знакомство! — произнес хозяин, поднимая рюмку.
— Дай бог! — улыбнулся Иван.
Расставаясь, Махмуд осторожно поинтересовался:
— Может ли добрый Ахмет еще присылать мне с надежным человеком немножко такого золота?
— Думаю, немного может, — тоже осторожно ответил Бандурин. — Я часто бываю в командировках и, если вы мне доверяете, — постараюсь помочь в этом...
Хозяин проводил Бандурина до калитки, крепко пожал его пухлую руку. От Мухитдинова Иван сразу поехал на вокзал. Зашел в сберкассу и положил деньги на аккредитив, оставив себе лишь на расходы. Пять суток прожил Бандурин в Ташкенте, устраиваясь на ночлег в гостинице аэропорта. Днем отправлял посылки в Янгово, прогуливался по живописным берегам старого канала Анхор. Обедал и ужинал в городских ресторанах, не беспокоясь о стоимости национальных блюд и вин. «Командированный» начал привыкать к праздной жизни...
Глава 6
Нургалиев не рассказывал Раджиму, как и где пересекал он границу. Да тот и не интересовался этим. Ему хотелось поскорее узнать, согласился ли иностранный акционер покупать шлих...
Закрывшись в ларьке Раджима, Нургалиев снял свой полосатый чопон, отпорол подкладку и стал торопливо выкладывать на ящик пачки советских денег и наручные часы швейцарской работы.
— Сколько получил за чистый грамм? — не удержался Раджим.
— По девяносто рублей, — оскалив желтые клыки, восторженно ответил Нургалиев.
Долго считали деньги. Потом стоимость часов переводили в рубли, вычитали тридцать процентов, раскладывая все на две кучки. Кучка Бандурина была в два раза больше и соблазняла Раджима.
— Ничего, Доржей, — успокаивал он скорее себя, чем приятеля. — Скоро еще будет золото, тогда получишь двадцать процентов, а сейчас выручку поделим поровну. Часы возьми себе. Ты их сумеешь сбыть подороже.
— Что поделаешь, — моргая красными веками, рассуждал Нургалиев. — Всем надо платить. Всем надо сладкий кусок кушать, вино пить, женщину ласкать...
Бандурин получил наличными свою долю денег и ночным поездом выехал в Ташкент. В купе снял узбекскую одежду, спрятал в чемодан и утренним рейсом вылетел в Новосибирск.
Сразу домой не поехал: надо было освободиться от денег. Долго ходил по сберкассам города и оформлял аккредитивы и сберегательные книжки на себя, на имя Стрельчика, на брата Василия, на отца. Вечером, нагрузившись подарками и водкой, на такси явился к отцу.
Старик больше, чем подаркам, обрадовался возвращению сына, думая, что тот окончательно вернулся домой. Но Иван быстро развеял надежды отца:
— Погощу дней десять и улечу. Командировка кончается... Начальство ждет... Усекаешь, батя?
Жена, узнав, что Иван снова улетает на Север, недовольно бурчала:
— Куда опять черти уносят? Трудно одной с ребятами: на работе изматываюсь, домашние дела везу, а ты по командировкам раскатываешься...
— Можешь не работать, — заявил ей Иван. — Буду высылать деньги. Пока на жизнь хватит, а там посмотрим.
— Как же это, без работы? Разве ты один нас прокормишь? Старикам помощь нужна, да и мне трудовой стаж терять не хочется, — вытирая слезы, возразила Евдокия.
— Знаешь, Дуся, мы там на хорошую золотую жилу напали. Заработки подходящие пошли. Прокормлю всех. Вот тебе на первый случай. — Иван бросил на стол несколько пачек сторублевок. — Приеду на прииск, получу зарплату — еще пришлю. Одень, обуй ребятишек, чтоб босыми не бегали. Когда жила кончится, вернусь домой насовсем.
— Ну, смотри, Иван, как тебе лучше, — убирая деньги, подобрела жена. — Только детей не забывай.
— Да ты что? Разве забудешь их?.. — горячо проговорил Бандурин, а сам думал совсем о другом: «Золото надо сбывать в Союзе, за границу носить опасно, хоть и выгодно. Полечу-ка я в Кисловодск, на переговоры с Женькой». — Он мысленно сравнивал свою Евдокию — маленькую, сероглазую блондинку в скромном ситцевом платье, измученную заботами и нуждой, с той женщиной, которая встретит его в Кисловодске... Как бы со стороны, еще раз отчужденно посмотрел на жену, которая родила ему двоих детей, растила их одна, пока он служил в армии, пережила лихолетье войны и теперь ютится в полуподвале бандуринского особняка... И дед Матвей, и бабка Агафья не любили строптивую сноху. Только внуки тонкой ниточкой связывали их судьбы.
Дед Матвей в честь приезда сына устроил гулянку. Евдокия недолго посидела у краешка стола, потом увела домой ребятишек и, пока укладывала их, сама задремала, сжавшись комочком на старом диване, обтянутом вытертым темно-зеленым плюшем.
Иван разбудил жену ночью. Пьяный, пропахший табаком, водкой и духами, он стал ласкать свою «бедную Дусю», но вскоре захрапел могучим беззаботным храпом. Проснулся поздно. В комнате никого не было: жена ушла на работу, дочка Люда — в школу. Лишь сын Антошка молча возился на кухне.
Побрившись, Иван взял за руку сына, поднялся к отцу. Вместе позавтракали, опохмелились, болтая о пустяках. Заявился младший брат Василий, совсем не похожий на Ивана: стройный, белокурый, с голубыми глазами, пышными бакенбардами и усами.
— Меня отпустили, на работу больше сегодня не пойду, — заявил он.
— Ну тогда, братец, давай по единой! — предложил Иван, наливая водку в граненые стаканы.
Потом он расспрашивал Василия о работе, знакомых и сослуживцах. Разговор продолжили в горнице, сидя на диване у старого фикуса.
— Вот ты, Васька, ювелиром работаешь. А скажи, можешь ли самородковое золото превратить в изделия? — загадал загадку Иван.
— Этим мы не занимаемся, — ответил брат. — В основном, из старых колец делаем новые, изменяя форму, фасон, так сказать. Ну, еще перстни делаем, гравировку на часах, кубках и все такое...
— А при необходимости сможешь очистить самородковое золото и наделать из него колец, ложечек, крестиков разных и прочей ерунды? Усекаешь, братан? — не отставал Бандурин.
— Чего тут усекать. Конечно, можно. Только на работе нельзя — контроль строгий.
— А дома?
— В чем? На сковородке? Нужен специальный электротигель.
— Купить его можно?
— Это ж, знаешь, сколько денег стоит?.. Опять же технологию плавки надо знать...
— Ты вот что, Васек, изучи эту технологию и добудь тигель, сколько бы он ни стоил. Мне один корешок обещал самородковое золотишко дешево продать. На нем не только тигель окупится, но и на «Победу» можешь запросто заработать.
— Так уж и на «Победу»?! — удивился Васька.
— В придачу к машине можно мотоцикл с коляской и лодку с мотором купить. Это ж самородковое золото! Усекаешь? — заманивал брата Иван. — Ты мне верь, Васек! Только все это пока между нами. Для начала держи вот десять тысяч на расходы по освоению технологии и мешочек с самородками. Мы, брат, такую кузницу заведем, только держись!.. — Иван похлопал брата по плечу и пригласил к столу выпить за успех задуманного дела.
На другой день Бандурин сходил с отцом на рынок. Накупили махорки, чесноку, луку, сложили все в большие чемоданы и на такси увезли в камеру хранения аэропорта. Вечером самолет унес Ивана вместе с чемоданами на Восток.
В Янгове Бандурин опять остановился у Игната Пьяных, наградив его махрой, чесноком и луком. Рассчитался за шлих с Ахметом Абдуллаевым и за Игнашкин килограмм, отданный на переплавку брату Василию. В тот же день Бандурин тайно встретился со Стрельчиком и долго рассказывал о своей поездке и сделке с Раджимом.
— Что будем делать по поводу переплавки шлиха? — поинтересовался бывший ресторанный бухгалтер.
— Подыскал двух спецов. На первый случай можно иметь дело с ними. А как у тебя со шлихом?
— Натаскали много. Есть чудные самородки. Посылочки твои помогают. Надо успевать. Может, досрочно освободят...
— За хорошее поведение? — усмехнулся Бандурин.
Стрельчик лукаво прищурился:
— Кому махорочки, кому чесночку... Витамины всем требуются. Дела делать, Ванюша, надо красиво.
— Ну, дай бог! Грабь государственный прииск, Абрам Маркович, не теряйся, — весело подтрунивал Бандурин. — А витаминов я тебе подброшу. — Он передал Абраму Марковичу сберкнижку. — Этот пай твой. Полностью положил, кроме расходов на дорогу и посылки.
Стрельчик заглянул в книжку. Записанная там сумма, видимо, его устроила, и он сразу повеселел:
— Приятно иметь дела с умным человеком. Сделано, как в швейцарском банке.
— Раджим требует тридцать пять процентов, — сказал Бандурин.
— Черта ему лысого! Передай, что Абрам недоволен его поведением. Ну, если уж сильно ныть будет — согласись.
— Спасибо за подсказку, усек! Ох, и голова у тебя, Абрам Маркович...
— Не надо комплиментов. Я не женщина! — Стрельчик шутливо загородился руками. — Следующую сберкнижку оформи на мою жену. Запомни ее московский адрес. При случае — можешь у нее заночевать. Я ей напишу.
В Новосибирском аэропорту Ивана встретил Василий. Скрывшись от посторонних глаз, братья шепотом обсуждали свои дела:
— Тигель достал. Можешь полюбоваться изделиями, — не без гордости докладывал Василий.
Иван с интересом рассматривал поделки брата.
— Даже пробу поставил! — удивился он.
— А как же! Мы, ювелиры, все можем.
— А не влипнем с этой пробой?
— Ты что, в магазин будешь кольца сдавать? Тем более крестики... — усмехнулся Василий.
— Вот здесь еще три кило самородков, — Иван передал брату несколько тугих тяжелых мешочков. — Действуй, но рот не раскрывай.
Объявили посадку. Братья обнялись. Иван поспешил в самолет, продолжавший рейс на Москву.
Глава 7
С Женькой Пряхиной Бандурин познакомился в конце войны, когда служил на Дальнем Востоке. Она работала в магазине военторга авиационного гарнизона. Бандурин был каптенармусом у старшины батальона аэродромного обслуживания и по этой причине чаще других общался с Женькой — «прялочкой-выручалочкой», — как звали ее солдаты. Когда у нее случилась недостача, Иван продал свои часы в золоченом корпусе и помог Женьке рассчитаться. Торговать она бросила и хотела уехать «куда глаза глядят», но Бандурин уговорил остаться в гарнизоне. Она устроилась санитаркой в госпитале, и Иван частенько тайком похаживал к ней...
Ему нравилась эта бедовая женщина, и он серьезно подумывал после демобилизации бросить свою Дусю с детьми и остаться с Женькой, которая отвечала ему взаимностью. Настораживала и пугала Ивана лишь прошлая связь Женьки с блатным миром, хотя он и не осуждал ее за это: была война, девчонка в поисках сытой жизни попала в компанию карманников. Потом их всех «застукала» милиция, а Женька осталась на свободе. Опасаясь неприятностей, пошла в военкомат и попросилась на фронт. Ее направили на Дальний Восток. Так рассказывала ему Пряхина о своей прошлой жизни.
По внешности Женька смахивала на турчанку: большие раскосые глаза, длинные, словно приклеенные, ресницы, брови вразлет. Пышные черные волосы, яркие ненасытные губы, классические ноги и грудь — сводили с ума даже видавших виды мужиков. Пряхина знала свои достоинства и умело использовала их. Внешне хрупкая, с длинной тонкой шеей, она не была физически слабой: сама при надобности таскала ящики с товаром, обухом топора разбивала бочки с селедкой. Проворная и изворотливая, не слишком общительная, Женька всегда имела поклонников из солдат и молодых офицеров. Но только Иван, на зависть другим, добился расположения «прялочки».
После демобилизации Бандурин уехал с Женькой в Кисловодск, где у Пряхиной оставалась старая тетка. Вскоре Иван отправился в Новосибирск для оформления развода с женой, да и застрял там вопреки своим намерениям. Однако связи с Пряхиной не терял. Из писем он знал, что по настоянию тетушки Женька выучилась на зубного техника, а когда старушка умерла, осталась жить в ее особнячке, работая в стоматологической клинике.
Бандурин всей душой рвался к Женьке, но дети и отец крепко держали его в Новосибирске. Не имея стоящей специальности, Иван гонялся за длинным рублем, то и дело меняя места работы. С тоски повадился он к дощатым киоскам, ютившимся в послевоенное время почти на каждом углу шумных улиц. Здесь всегда гуртились алкоголики, мошенники, спекулянты и просто любители горькой. Во хмелю травили истории, разводили балачку о легкой и беззаботной жизни, «бешеных деньгах» на золотых приисках Магадана и Якутии, говорили и о том, как кто-то за одну путину стал чуть ли не миллионером на рыбных промыслах Тихого океана...
Иван заболел золотой лихорадкой. А когда дружок Игнат Пьяных прислал с прииска письмо, Бандурин ринулся к нему, как шулер в картежную игру.
Теперь все это было позади, а разбогатевший Иван летел в Кисловодск.
К Пряхиной Бандурин явился поздним вечером. Из Москвы он послал телеграмму, и Женька ждала его, поглядывая в раскрытое окно.
Иван не стал рассказывать о новом своем занятии — еще неизвестно было, как Женька к этому отнесется. Сказал, что решил отдохнуть в Кисловодске, а чтобы не скучать одному, посоветовал Женьке взять месячный отпуск без содержания. Она с радостью согласилась. Иван еще больше подогрел эту радость:
— Завтра же сыграем свадьбу. Созови своих стоматологов, и пусть все знают, что ты моя законная жена.
— А твой развод?.. — спросила Женька.
Бандурин подал новенький паспорт — листики «для особых заметок» в нем были чистыми.
— Купил? — не поверила Женька.
— Все по закону, — не моргнув глазом, спокойно ответил Иван. — Прописаться надо у тебя. Не возражаешь?
— Глупый! Я столько лет ждала тебя! — и Женька повисла на толстой шее Бандурина. Он крепко, по-медвежьи, прижал ее своими большими руками.
Свадьбу устроили в ресторане. Было душно. Гости кричали «Горько!..». С редкими перерывами играл джаз, у подъезда стояли щедро оплаченные женихом легковые такси, украшенные алыми лентами и цветами. Женька в белом свадебном наряде легко кружилась в объятиях Ивана и других захмелевших мужчин. Все были довольны. На левом запястье невесты сверкали золотые часики швейцарской фирмы, длинные красивые пальцы рук были украшены широким обручальным кольцом и перстнем с уральским самоцветом. Женька впервые в жизни носила такие украшения, хотя, как многие молодые женщины, всегда мечтала о драгоценностях. На следующий день в комиссионном магазине Иван купил ей в тон перстня серьги и кулон. Женька была счастлива.
Медовый месяц пролетел незаметно. Пряхиной надо было выходить на работу.
— Попроси у начальства еще дней десять, — сказал ей Иван. — Дескать, в Сочи к родственникам съездить надо.
Пряхина послушалась совета, и заведующий клиникой отпустил свою любимицу, завистливо посмотрев ей вслед, когда она выходила из кабинета.
Был июнь. Черное море, обрамленное золотыми пляжами, принимало в свое теплое чрево тысячи людей, приезжавших сюда с разных концов страны. «Молодая чета» без труда сняла комнату вблизи моря. Пряхина даже не задумывалась о том, какие деньги надо иметь, чтобы вот так роскошничать месяцами. Рассчитывался Иван, небрежно, как карты, выбрасывая на стол хрустящие бумажки в ресторанах.
Однажды на берегу моря, когда речь зашла о будущей работе Бандурина в Кисловодске, он ответил:
— Здесь мне делать нечего.
— Как это? — удивилась Женька.
— Я работаю экспедитором «Золотопродснаба» в Магадане. Нахожусь в отпуске.
— И ты что... опять улетишь туда?
— Придется... — Бандурин обнял Женьку. — Тут ведь не заработаешь и половины тех денег. На что жить будем? Усекаешь?
— Что-то не усекаю, Ванечка! — Женька обиженно оттолкнула его руку. — Выходит, я опять останусь одна? Ты что ж своей головой думаешь?.. Ведь мне уже двадцать восемь. Годы идут, а я одна... Это при моей-то внешности! Мне ж курортники проходу не дают. Ты понимаешь, Ванюха?
— Дошло, — побагровев, выдавил Бандурин.
— Вот и решай, как жить дальше. Вдвоем проживем и на здешнюю зарплату. Квартира своя, садик тоже...
— Я буду часто приезжать...
— Это что же, у меня будет прикомандированный муж? — съязвила Женька. — Никуда тебя не отпущу, черта толстого! Разжирел, как медведь перед зимней спячкой. Я этот жир мигом сгоню!
— Ну ладно, ладно... — глухо произнес Иван. — Может, уволюсь, Потом поговорим. Сейчас надо отдыхать и загорать, пока в отпуске.
Надежно припрятав золотой шлих в доме Пряхиной, Бандурин не спешил с выездом в Андижан, где его уже ожидал Раджим. По утрам, уходя в горы, Иван наслаждался воздухом кисловодской долины, днем заходил в винный погребок у нарзанной галереи, затем шел в кино, где нередко просыпал весь сеанс. А вечером вместе с Женькой кутил в ресторанах, разбавляя водку холодным нарзаном; заказывал музыку.
Нравилась Ивану такая жизнь. Даже оставаясь один на один со своей совестью, он не чувствовал угрызений. Напротив, наблюдая в ресторанах вальяжных независимых гуляк, Бандурин испытывал сладостное удовлетворение, что живет не хуже этих дельцов, которые лихо швыряют деньги налево и направо.
Прошло три месяца. Перед отъездом из Кисловодска Бандурин решил поговорить с Женькой откровенно. Был теплый воскресный день. Они долго валялись в постели, потом не спеша пили чай.
— В Магадане золотишко можно дешево купить. Может, тебе нужно для коронок? — издалека начал Иван.
— Привози, израсходую, — как ни в чем не бывало ответила Женька.
— Да ты у меня умница! — обрадовался Бандурин. Быстро встал, открыл свой чемодан, извлек оттуда большую кожаную шкатулку с золотым орнаментом узбекских мастеров, широким жестом передал Женьке. — Это тебе на память. Можешь хоть все содержимое использовать для коронок. — И предупредил: — Только будь осторожна.
Женька с любопытством откинула крышку шкатулки.
— Тут же тысячи, Ванечка! — воскликнула она, восторженно рассматривая коллекцию колец и крестиков.
Глава 8
Начальник отдела Новосибирского управления госбезопасности подполковник Самойлов получил анонимное письмо. Прочитав его, вызвал к себе капитана Юрьева. В кабинет вошел невысокого роста, широкоплечий молодой человек в хорошо сшитом сером костюме.
— Олег Николаевич, — передавая ему письмо, сказал начальник отдела. — Ознакомьтесь и займитесь проверкой изложенных фактов. По-моему, доля правды в них есть. Клеветник-анонимщик обычно пишет громкими фразами, а тут просто одни факты.
Уйдя в свой кабинет, Юрьев углубился в чтение. На шести страницах размашистым почерком неизвестный автор излагал факты, которые компрометировали семью Бандуриных.
«Неизвестно, на какие средства Бандурины в один год купили мотоцикл с коляской, а потом — легковую машину «Победа». Старший сын Иван постоянно в Новосибирске не живет, а будто работает инспектором золотых приисков, разъезжает по командировкам и, как миллионер, сорит деньгами. Из разных городов страны часто вызывает отца для переговоров по междугородному телефону... — читал в анонимке Юрьев. — При выпивках Иван Бандурин восхваляет порядки в капиталистических странах, недоволен, что в СССР не дают ходу частникам, а всех заставляют работать на государственных предприятиях...»
Внимательно дочитав письмо до конца, Юрьев задумался. Судя по всему, автор анонимки знал значительно больше, чем написал. Да и личность заявителя заинтересовала капитана. Скажем, почему пишущий не указал свой адрес, не подписал письмо, если в нем изложены объективные факты? Не накатал ли он эти шесть страниц после ссоры с кем-нибудь из Бандуриных?
Юрьев имел уже немалый опыт оперативной работы: на фронте работал в «Смерше», разоблачал агентуру гитлеровского абвера и СД, потом служил в советских войсках, дислоцированных в районе Берлина. Да и в Новосибирске, куда он недавно прибыл, работы чекистам тоже хватало...
Изучая знакомых Матвея Бандурина из бывших его сослуживцев, Юрьев заинтересовался инвалидом Отечественной войны Яковом Гавриловичем Самариным. Ему было не более пятидесяти лет. На фронте потерял ногу, получает небольшую пенсию и прирабатывает на водокачке, где ранее работал Матвей Бандурин. Жил Самарин недалеко от Бандуриных, на Красноярской улице. В свободное время на дому ремонтировал кожаную обувь и нередко бывал навеселе. Грамотой не отличался, но газетки почитывал аккуратно. Юрьев решил поговорить с ним во время ночного дежурства, прямо на водокачке.
Поздним вечером капитан пришел на водокачку. Его встретил там энергичный, словоохотливый человек с прокуренными до желтизны кавалерийскими усами, склеротически-красным продолговатым лицом.
Юрьев представился и спросил у Самарина согласия поговорить об одном, как он сказал, деликатном деле.
— Пожалуйста, присаживайтесь, — хрипящим голосом ответил Самарин, убирая в сторону отполированные до блеска деревянные костыли, и, словно извиняясь, добавил: — К протезу привыкнуть не могу, только по праздникам цепляю.
Юрьев сочувственно посмотрел на его коротко отхваченную и зашитую левую штанину.
— Что ж это за деликатное дело, извиняюсь, товарищ капитан? — сворачивая толстую махорочную самокрутку, нетерпеливо полюбопытствовал Самарин.
Юрьев кашлянул и сказал:
— Прежде всего хочу попросить вас, чтобы разговор был по-фронтовому откровенным и по-мужски честным. Ну, и... чтобы никто, кроме нас, об этом не знал.
— Чего об этом просить, — с ноткой обиды сказал Самарин. — Я тайну хранить на фронте обучился. В разведке служил.
— Не писали ли вы недавно куда-нибудь письмо или жалобу? — спросил Юрьев.
Самарин удивленно поднял брови, как будто заколебался, но все-таки ответил:
— Ну, писал. Только не жалобу, а факты. Подозрительные факты описал.
— О Бандуриных?
— О ком же больше? О других такого не напишешь.
— Спасибо, Яков Гаврилович. Только что же вы не подписали письмо? Знаете, сколько вас пришлось разыскивать?..
— Чего меня-то было искать? Вызвали бы к себе деда Матвея — он враз расколется и все расскажет. Трусоват старик и болтлив. Это ведь он мне все при выпивках порассказал. Хвастался, значит, какая у него распрекрасная жизнь началась... Если Матвей врет, то и я вру. Ну, а мотоцикл и «Победу» видел своими глазами. И злобную болтовню Иванову против Советской власти слышал своими ушами в последний его приезд.
— Кто еще был у Бандуриных в гостях, когда Иван приезжал?
— Родня, конечно, сосед Кузьма Фурцев, какой-то дружок Ивана с аэропорта. Он билеты как будто Ивану на самолет достает и багаж отправляет.
— Какой он из себя, этот летчик?
— Высокий, красивый мужик, лет тридцати пяти, с золотыми зубами.
— Фамилию его не знаете?
— Зовут Петром Петровичем, а вот фамилия... Не то Пятница, не то Среда.
— Может, Суббота? — улыбнулся Юрьев.
— Нет, не суббота, а какой-то другой день недели... Украинская фамилия. Мне Матвей называл...
— Ну да ладно. Вспомните — скажите. А вы, случаем, с дедом Матвеем не поссорились?
— Из-за чего мне с ним ссориться? По-соседски друг другу помогаем... Хоть и не люблю их кулацкие замашки, да будто не замечаю. Зло вот только берет. Я на фронте ногу оставил, жизни за Советскую власть не жалел, а Иван всю войну на Востоке прокантовался, пороху не нюхал. А теперь зашиковал на полную катушку, гордость появилась, важность, как у барина! Откуда это? Васька — младший брат, стало быть, тоже заодно с ним. На «Победе» раскатывается.
— У меня к вам, Яков Гаврилович, просьба, — сказал капитан Юрьев, — если Иван появится в Новосибирске, позвоните в любое время дня и ночи по этому телефончику, — он вырвал из карманного блокнота листок, быстро написал номер и передал записку Самарину, — только чтобы Бандурины об этом не знали.
— Будьте спокойны, товарищ капитан, фронтовой разведчик не подведет.
Поблагодарив Самарина за откровенный разговор, Юрьев уехал в управление, а на следующий день уже докладывал об этом подполковнику Самойлову.
— Выходит, Самарин лишь подтвердил то, что написал в заявлении? — тихо спросил Самойлов.
— Не только подтвердил, но и конкретизировал отдельные факты, уточнил, что он видел сам, а что слышал от Матвея Бандурина. Теперь вырисовывается летчик ГВФ Петр Петрович. Узнаем его фамилию, установим, где он служит и какую дружбу водит с Иваном Бандуриным. Может, одним делом занимаются.
— Ни о каком «деле» мы, по существу, еще не можем сказать, — подполковник поднял на Юрьева глаза. — Что другие соседи Бандуриных говорят?
— Кроме подтверждения хвастовства Ивана хорошими заработками на приисках да разгульной жизни — ничего. Могу еще добавить, что покупку Василием Бандуриным автомашины «Победа» и мотоцикла Новосибирское ГАИ подтверждает. Все документы оформлены правильно. И любительские права на вождение автомашины Бандурин-младший имеет...
— Это обязывает нас присмотреться и выяснить источники доходов Бандуриных, причину разъездов Ивана по стране, ну и... его политическое лицо. Это немаловажно! — подчеркнул Самойлов.
Попрощавшись с начальником, Юрьев ушел в свой кабинет. Он так и не высказал Самойлову мучивших его сомнений... Проверкой Бандурина, скорей, должна бы заниматься милиция, а не органы безопасности... И хотя Самойлов акцентировал внимание Юрьева на политической окраске высказываний Ивана Бандурина, капитану не верилось, что Бандурин — не очень образованный человек — может заниматься делами, подпадающими под компетенцию МГБ. Однако приказ есть приказ. И исполнять его надо, хотя были у Юрьева и более интересные дела, которыми он занимался с бо́льшим вдохновением.
Глава 9
Сотрудник отдела госбезопасности капитан Рашид Гараев читал срочную телеграмму из Ташкента:
«...Поездом № 259, следуемым через Андижан, выехал подозреваемый в связях с иноразведкой Фаут Салимов, 36 лет, узбек со средним образованием. В конце войны являлся начальником штаба батальона в так называемом «Туркестанском легионе», созданном гитлеровцами. Приметы: среднего роста, стройный, плотного телосложения, голову, бороду и усы бреет, глаза карие, нос прямой, у основания широкий, нижняя челюсть выступает вперед, имеет несколько вставных зубов из желтого металла, на левой руке отсутствует мизинец. Ходит быстро, осторожен, часто проверяется. Установите, с кем будет встречаться Салимов, и цель его прибытия в Андижан. В случае выезда в другие пункты — немедленно информируйте, продолжая наблюдение. ХИКМАТУЛЛАЕВ».
Ожидая, пока Гараев дочитает телеграмму, начальник отдела полковник Насыров мысленно представил путь Салимова из-за границы до Узбекистана.
«Далеко, — думал он, — залетел коршун. Неужели родина тянет? Но такой прохвост давно не сын своей родины... Интересно, зачем он пожаловал к нам? Вести разведку или получить кем-то уже собранные сведения?»
— Что думаешь, Рашид, о целях приезда к нам этого «гостя»? — спросил полковник.
— Возможно, ищет своих сослуживцев по легиону? Хотя, зачем ему лишние свидетели?
— А если он хочет ликвидировать этих свидетелей? Или, допустим, шантажировать в каких-то своих целях...
— В нашем городе проживают бывшие легионеры, но шантажировать их сейчас бесполезно, так как им объявлено об амнистии. Многие хорошо трудятся, обзавелись семьями.
Полковник помолчал, вздохнул:
— Запишите себе приметы «гостя». А я... по телефону уточню кое-что в Ташкенте, и будем готовиться к встрече «гостя».
...Поезд из Ташкента в Андижан пришел поздно. Салимов первым вышел из вагона, быстро нашел такси и поехал в старую часть города. Он полагал, что никто не успел «сесть ему на хвост». Но был неспокоен и все время наблюдал: за такси ехал какой-то мотоциклист, потом повстречалась хлебовозка, молодой человек на дамском велосипеде, а когда Салимов вышел из такси — неподалеку прогуливалась парочка влюбленных.
«Неужели следят за мной? — подумал он. — Не может быть. Просто нервы пошаливают. Ничего чекисты не успели сделать: из Ташкента исчез незаметно, на такси ехал быстро... Кажется, оборвал ниточку...»
Минут десять бродил он по малоосвещенному переулку, озираясь по сторонам. Потом решительно перемахнул через саманный забор и оказался во дворе небольшого старого дома под пышной чинарой. Было тихо и немного страшно. Лишь в одном окне, выходящем в сад, через гардину пробивался неяркий свет. Салимов осторожно подошел к окну и заглянул в него — хозяин в одиночестве заканчивал чаепитие. Салимов легко подтянулся на подоконнике и неслышно нырнул в комнату.
Поручив своим сотрудникам вести наблюдение за домом, в котором скрылся Салимов, полковник Насыров вместе с капитаном уехал в отдел: надо было срочно собрать сведения о хозяине дома и обдумать дальнейшие действия. Капитан Гараев остался с опергруппой. Насыров любил этого способного, грамотного чекиста, получившего высшее военное образование в Москве.
Гараев родился и вырос в Андижане, хорошо знал улицы и парки родного города, многих людей, с которыми по разным причинам сводила его судьба. Три года назад, когда Рашид получал диплом с отличием, его спросили, где он желает работать.
— Конечно, на родине! — признался Гараев.
Теперь он приобрел практические навыки и под руководством Насырова успешно решал трудные задачи. Вот только жена беспокоится, когда Рашид возвращается поздно домой или, как сегодня, позвонит, что... остается на ночное дежурство. Галия хорошо понимает мужа. А когда длинными вечерами его нет рядом, ставит на письменный стол портрет в самодельной рамке и, проверяя тетради своих первоклашек, нет-нет да и улыбнется, подмигнет капитану.
Капитан Гараев скрылся под грушей, откуда хорошо слышал разговор, происходивший на кухне.
— ...Я так и сделаю, — робко подтвердил хозяин.
— До свиданья, брат. Извини за беспокойство. Но мы должны помогать друг другу... Да хранит тебя аллах, — высокопарно произнес Салимов.
Потом «гость» сел на подоконник, свесив ноги в сад, осмотрел двор, прислушался и осторожно спустился на землю.
— Провожать не надо. Калитку открою сам. Дорогу на вокзал найду. Будь счастлив, Раджим, — тихо сказал он в окно и словно растворился в ночной темени.
Салимов пешком пришел на вокзал и направился к кассе. Однако билет не купил. Вышел на привокзальную площадь и побежал к одиноко стоявшему на остановке грузовику. Недолго поговорив с водителем, сел в кабину. Шофер дал газ, и автомобиль мгновенно нырнул в неосвещенный переулок.
Капитан Гараев, пытаясь угадать намерение Салимова, на «Победе» начал преследование грузовика. Вскоре он выскочил на автостраду, ведущую в Ташкент, и обогнал уходивший грузовик. Другие чекисты на почтительном расстоянии следовали за грузовиком.
Полковник Насыров, узнав по рации о происшедшем, немедленно уведомил ташкентских коллег.
Преследование продолжалось до Коканда, где Салимов покинул грузовик и купил билет на поезд, следовавший в Самарканд. Капитан Гараев сел в тот же поезд.
Теперь надо было найти Салимова и установить за ним наблюдение. Это оказалось делом нелегким. Была ночь. Пассажиры спали, и трудно было среди скорчившихся на полках сонных людей обнаружить преследуемого: не будешь же заглядывать каждому в лицо.
Гараев связался с бригадиром проводников, обрисовал ему приметы разыскиваемого, и начались поиски... Капитан, надев защитные очки, сам прошел по всему составу, но бритоголового не обнаружил. Неутешительные сведения сообщил и бригадир: никто из проводников не принимал в вагон пассажира с названными приметами.
«Может, Салимов, пройдя через вагон, вышел с противоположной стороны состава и остался в Коканде, чтобы сесть на другой поезд? Об этом я тогда не подумал... Хорошо, если его обнаружили там коллеги... А если нет? Значит, он перехитрил меня, и за нерасторопность придется держать ответ», — рассуждал капитан.
На станции Урсатьевской Гараев вышел из вагона, чтобы доложить Насырову обстановку и свой план осмотра других пассажирских поездов, следовавших на Ташкент.
— Попробуйте, — согласился полковник. — Однако будьте осторожны. Раз уж оторвался в пути и заметает следы — значит чувствует что-то...
В Андижан Гараев возвратился поздним вечером злой и усталый — Салимова обнаружить не удалось. Однако Насыров встретил капитана сдержанно, не распекал, как он умел иногда это делать, а лишь хитровато посматривал на Гараева спокойными карими глазами, ожидая подробного доклада. Капитан сел у приставного столика, виновато опустил голову и сомкнул веки.
— Ну, что ты молчишь, Рашид? — сочувственно спросил полковник. — Выходит, плохие мы с тобой шахматисты, если Салимов нам мат поставил.
— Слишком много у него ходов было, а у нас — один-единственный... — хмуро проговорил Гараев. — Мы надеялись, что он, как порядочный, поедет поездом, а он «ход конем» сделал. Словом, прошляпил я, товарищ полковник!
— Пусть это будет тебе уроком на будущее. Я предупреждал: преступник опытный, — полковник помолчал. — Только что звонили из Ташкента: Салимов ими обнаружен. Иди отоспись, Рашид, а завтра с утра займись выявлением его старых знакомых в Андижане.
Гараев виновато улыбнулся, встал и, попрощавшись с полковником, вышел в приемную. Домой шел пешком, думая над тем, с чего лучше начать завтрашний день.
В раздумье не заметил, как оказался у двери своей квартиры. Осторожно вставил ключ в дверной замок. Чуткая Галия метнулась к двери, которую уже открывал улыбающийся хозяин. Тонкие, теплые руки женщины обвили шею мужа...
— Рашид!.. Как ты устал! Ел ли сегодня?
— Все хорошо, милая, не беспокойся. Где Муса?
— Спит. Полковник звонил, сказал, что ты срочно выехал из города.
— Прости, дорогая, я даже не смог предупредить тебя.
Галия и не подозревала, как трудно было Рашиду скрывать свое состояние. Но он... хорошо усвоил совет своих наставников: «Горечь чекисты домой не приносят».
Глава 10
Немало пришлось потрудиться капитану Гараеву, чтобы установить цель посещения Салимовым домика вдовы Зейнаб Фазиевой, проживающей в Андижане с братом Раджимом Ходжаевым, уроженцем Самаркандской области.
Гараев не сомневался, что Салимову нужен был Раджим. Но что общего могло быть у него со скромным продавцом фруктового ларька? По указанию Насырова капитан выехал в Самарканд.
И начались еще бо́льшие загадки.
Выяснилось, что Раджим Ходжаев, сын Али, родом из кишлака Нурдимбай, в 1943 году погиб на фронте.
В областном адресном столе, куда прибыл Гараев, внимательно выслушали капитана, посочувствовали ему и выставили на стол несколько ящиков с учетными карточками на Ходжаевых. Путем тщательного просмотра удалось найти несколько Ходжаевых, родившихся в Нурдимбае. Один из них был прописан в Самарканде. Гараев решил повидаться с ним.
На другой день в райотдел милиции был приглашен Мансур Ходжаев, работавший шофером на автобазе. Он приехал на забрызганном цементом самосвале.
— Я пригласил вас ненадолго, — спокойно сказал Гараев, — для проверки одного факта.
— Всегда пожалуйста! — смело ответил Мансур.
— Скажите, долго ли вы жили в кишлаке Нурдимбай?
— Пока отец не переехал в город... Я тогда еще учился в школе.
— А не знали ли вы Раджима Ходжаева, жившего в Нурдимбае?
— Раджимов у нас, среди Ходжаевых, было трое. Один погиб на фронте. Это был мой двоюродный брат. Другой уехал в Мары и там работает строителем, а третий, кажется, в совхозе — тракторист...
— Вы могли бы всех троих узнать в лицо?
— Почему нет?.. Могу, если карточка хорошая.
Гараев достал из папки лист бумаги, на котором были наклеены три фотографии.
Мансур взял в руки лист и стал внимательно рассматривать снимки,
— Ни одного из троих не вижу, — наконец сказал он. — Это не Ходжаевы. Какой из Ходжаевых вас интересует, товарищ капитан?
— Сын Али.
— Как раз он и погиб на войне! Здесь живет его вдова с ребятишками. Адреса не знаю, но дом могу показать.
Минут через двадцать Мансур остановил самосвал и, открыв дверцу, показал Гараеву на небольшой саманный домик. Поблагодарив Мансура и расставшись с ним, Гараев записал адрес дома и тотчас возвратился в милицию. Здесь он узнал, что по указанному адресу живет Малика Ходжаева, которая работает на соседней фабрике. Не теряя времени, Гараев заспешил туда.
В кабинет начальника отдела кадров, любезно предоставленный капитану, тихо постучав в дверь, робко вошла Малика Ходжаева. На вид ей было около сорока лет.
— Кто меня звал? — удивленно посмотрев на Гараева, спросила она.
— Я пригласил вас по одному вопросу, касающемуся вашего мужа, — сказал капитан.
— Вы что-нибудь о нем узнали? — встрепенулась женщина.
— Нет. Хочу уточнить, когда и какие документы вы получали после его смерти?
— В сентябре сорок четвертого была повестка о том, что Раджим пропал без вести. С тех пор все жду... У других мужья даже из плена вернулись, а моего все нет...
— Мне хотелось бы увидеть фотографию вашего мужа.
— Он всегда со мной, у сердца... — Малика сняла с шеи медальон на длинной позолоченной цепочке и подала его Гараеву.
У человека, запечатленного на фото, не было ни малейшего сходства с Раджимом Ходжаевым, проживающим в Андижане.
Капитан достал из папки лист бумаги с наклеенными тремя фотокарточками, положил его на стол перед Ходжаевой и спросил:
— Никого из этих не узнаете?
Малика долго смотрела на лица мужчин. Наконец, сказала:
— Вот этот, крайний справа, — Раджим Тулибаев. Он двоюродный брат моего мужа. Их матери — родные сестры.
— Где он сейчас? — чуть не воскликнул Гараев.
— Жил в Самарканде... Работал шашлычником в железнодорожном ресторане, а потом куда-то пропал...
Гараев быстро оформил протокол опознания Раджима Ходжаева из Андижана и попросил Малику подписать составленный им документ. Теперь надо было проверять Раджима Тулибаева, скрывающегося под именем своего двоюродного брата.
Глава 11
В картотеке областного управления внутренних дел имелись данные о судимости Раджима Тулибаева за мошенничество и присвоение государственных средств. «Для отбытия наказания этапирован в Восточную Сибирь», — значилось в документе и указывалось место отбытия наказания. В следственном деле Гараев обнаружил фотографии Тулибаева и сведения, подтверждающие его личность.
«Значит, в Андижан Тулибаев прибыл после отбытия наказания, — отметил капитан. — Но зачем он изменил фамилию? Почему взял фамилию брата?»
В архиве областного военкомата Гараев два дня листал пожелтевшие дела, перебирал пачки карточек, перевязанных шпагатом, с надписями «Погибшие на фронте», «Пропавшие без вести», «Умершие от ран в госпиталях».
Лишь на третий день в пыльных бумагах попалась карточка, на которой значилось: «Раджим Тулибаев, 1917 года рождения, уроженец кишлака Нурдимбай, призван в Красную Армию в сентябре 1942 года, в 1943 году пропал без вести. Родным сообщено».
Гараев задумался:
«Но человек жив. Успел уже отбыть наказание за мошенничество. Значит, надо искать другую карточку. Ведь он жил в Самарканде после войны».
Пожилая сотрудница архива принесла еще одну неразобранную пачку. Там Гараев обнаружил карточку Тулибаева, ставшего на воинский учет в декабре 1945-го, в которой была отметка о нахождении его в плену. Далее шла запись о судимости на три года... И все.
— Выходит, пропал человек? — спросил Гараев начальника части, показывая обнаруженную карточку. — Судимость давно кончилась.
— Просто не возвратился к прежнему месту жительства. Такое у нас случается... — попытался оправдаться тот.
Оставалось, пожалуй, последнее учреждение, где могли быть сведения о Тулибаеве. Гараев надеялся, что в архивах Управления госбезопасности учет поставлен точнее, чем в военкомате. Однако и тут пришлось покопаться, пока не попались показания бывших военнопленных о том, что «...в 1943 году Тулибаев в ходе боя «проявил трусость и сдался в плен гитлеровцам. Потом служил в созданном фашистами военном формировании под названием «Туркестанский национальный легион»...
— Вот оно что! — вслух произнес Гараев и задумался. Только теперь стало ясно, почему Тулибаев сменил фамилию — оказался в войну предателем, воевал против своих. Но с какой целью разыскал его Салимов?..
Глава 12
Выполняя указание начальника отдела, капитан Гараев занялся выявлением и изучением подозрительных связей Тулибаева-Ходжаева, как теперь значился тот в оперативных документах чекистов. Гараев искал людей, знавших Раджима и общавшихся с ним в быту и на работе. Переодевшись в гражданскую одежду, капитан нередко осуществлял наблюдение за поведением своего подопечного. Однако ничего компрометирующего не обнаружил: с администрацией Раджим ладил, с покупателями был обходителен, в чайхане не засиживался, женщинами не увлекался.
Однажды Гараев заметил общение Тулибаева-Ходжаева со своим соседом, уже немолодым, трудолюбивым узбеком, постоянно копавшимся в большом старом саду. Под предлогом получения консультации по уходу за плодовыми деревьями Гараев, проходя мимо, остановился понаблюдать за работой любителя-садовода и проговорил с ним до возвращения домой Раджима.
— А этот тоже хороший садовод? — поинтересовался капитан у соседа.
— Он продавец фруктов. Ларьком на базаре заведует. Скучный человек. Будто боится. Молчит, как рыба. Слова от него не добьешься.
Капитан понял, что дальнейший разговор с соседом Тулибаева-Ходжаева бесперспективен, и попрощался. Надо было поговорить с заведующим плодоовощной базой, под начальством которого работал Раджим. Гараеву приходилось встречаться с заведующим и раньше, поэтому на сей раз тот принял капитана, как старого знакомого. Они зашли в чайхану и за чашкой зеленого чая повели беседу.
— Раджим только кажется тихим и вежливым, но попробуй его обидеть — звереет человек!
— Наверное, на фронте нервишки попортил, — осторожно закинул удочку Гараев.
— На фронте!.. Он на войне не был совсем. Такой жмот от любого фронта открутится...
— Друзья какие-нибудь к нему на работу заходят?
— Разные люди захаживают. Недавно видел одного русского в узбекской одежде. Хитрый толстячок. Потом на рынке его видел — лук и табак покупал... Явное дело — спекулянт.
— Да?..
— Я таких насквозь вижу!
Капитан уточнил приметы русского и решил установить его личность. Проверка одной из версий привела в почтовое отделение вблизи рынка.
Старик, продававший ящики для посылок, вспомнил толстячка в чопоне, который каждый день покупал у него по два-три ящика. Побеседовав с приемщицей посылок, Гараев выяснил, что русский отправлял их все в один пункт, но разным получателям и от разных лиц. Бланки ему заполнял какой-то мальчик. Он же писал адреса на ящиках... Настоящую фамилию отправителя девушка не знала. Не было о нем никаких сведений и в городской гостинице.
В жизни нередко случается, что человеку длительное время, как говорится, не везет, а потом вдруг начинается полоса удач или счастливых совпадений. Что-то похожее случилось и с капитаном Гараевым. Все началось с телефонного звонка.
— Товарищ капитан? — раздался в трубке взволнованный женский голос. — Это говорит Зульфия, с почты. Сегодня к нам заходил тот русский, которого вы спрашивали. Только одет он теперь по-другому — в темно-синем костюме, при галстуке и в шляпе...
— Зачем приходил? — с трудом сдерживая радость, перебил Гараев.
— Спросил у деда Керимова, будут ли завтра ящики для посылок, и сразу ушел. Если еще появится, я позвоню.
— Спасибо, Зульфия, — поблагодарил капитан, положил телефонную трубку и выехал на рынок, где уже много дней дежурили его помощники.
Вечером, когда перестал гудеть рынок и закрылись все ближайшие ларьки, в ларек Тулибаева-Ходжаева без стука вошел грузноватый, крепкого телосложения, русский в темных очках. В руке его был, похоже, увесистый чемоданчик.
Гараев включил кинокамеру...
Минут через тридцать из двери ларька выглянул Раджим, а затем как ни в чем не бывало вышел «русский гость». Размахивая явно полегчавшим чемоданчиком, он, не оглядываясь, пересек улицу и направился в продовольственный магазин. Гараев, оставив одного из своих помощников наблюдать за ларьком, в сопровождении сотрудников опергруппы двинулся следом.
Поздно вечером он докладывал Насырову о результатах наблюдения. Остановился «русский гость» у вдовы Сулимы Акбаровой. Она живет в своем домике, имеет двух детей, работает в столовой трикотажной фабрики. На квартире держит ученика ремесленного училища, который писал адреса на посылках.
— Срочно установите личность русского, — приказал Гараеву полковник Насыров.
Глава 13
Сообщение городского отдела госбезопасности Андижана в Новосибирск пришло весьма кстати. Капитан Юрьев несколько раз перечитал шифровку:
«...Нами проверяется Раджим Тулибаев-Ходжаев, в годы Великой Отечественной войны служивший в карательном подразделении гитлеровцев — «Туркестанском легионе». После войны был судим за мошенничество. Наказание отбывал в Магаданской области. Недавно Тулибаева тайно посетил агент иностранной разведки Фаут Салимов, бывший начальник штаба батальона названного легиона. Салимов легально проживает в Ташкенте, куда по каналу репатриации прибыл из Западной Европы.
Вчера нами зафиксирован подозрительный контакт Тулибаева с жителем Новосибирска Бандуриным Иваном Матвеевичем. Аналогичную встречу они имели и ранее. В Андижан Бандурин прибыл из Новосибирска через Ташкент.
Прошу срочно сообщить, что вам известно о Бандурине и характере его связи с Тулибасвым-Ходжаевым. Насыров».
На полях телеграммы знакомым почерком цветным карандашом выписаны четкие резолюции:
«Тов. САМОЙЛОВУ М. Р. Доложите. КОЦЮБИНСКИЙ».
«Тов. ЮРЬЕВУ О. Н. Срочно доложите все материалы проверки заявления о Бандуриных. САМОЙЛОВ».
— Телеграмма меняет суть дела, — войдя в кабинет подполковника Самойлова, сказал Юрьев, усаживаясь на стул у приставного столика. — Если раньше я полагал, что имеем дело с простым скупщиком золота, и готов был все материалы передать в органы милиции, то теперь надо посмотреть на Бандурина шире.
— А я тебе что говорил? — усмехнулся невесело Самойлов. — Доложите, Олег Николаевич, какие в ходе проверки получены новые сведения о Бандурине.
— Пока нового немного. Установлена лишь любовница. Фамилия ее Галкина. В Новосибирск приехала из Якутска. По специальности техник водоснабжения, работала на городской водокачке, сейчас не работает. От Ивана у нее ребенок. Недавно купила себе большой деревянный дом. Бандурин бывает у нее тогда, когда прилетает в Новосибирск...
— Что же намерены делать дальше, Олег Николаевич? — откинувшись на спинку кресла и чиркая зажигалкой, спросил Самойлов.
— В первую очередь хочу поговорить с Евдокией, законной женой Бандурина. Она обижена мужем и, по всей вероятности, поможет нам разобраться в его темных делах.
— Бандурин не отказывает же ей в деньгах. Пожелает ли Евдокия лишиться источника материальных благ?
— Она ревнует и ненавидит мужа.
— Ненависть и ревность — родные сестры необъективности.
— Думаю, мы сумеем разобраться, где истина, а где наносное. Других подходов к Бандуриным у нас сейчас нет.
— А Галкина?
— Для нее Бандурин сделал больше, чем для Евдокии. К тому же, как все молодые любовницы, она принимает Иванов треп за чистую монету и питает большие надежды.
Самойлов задумался, потушил папиросу.
— В этом, пожалуй, вы правы. Действуйте!
Под предлогом срочного пошива капитан Юрьев в ателье познакомился с Евдокией Бандуриной. На другой день, будто случайно после работы встретил ее в молочном магазине, по пути дошел до переулка, а когда Евдокия хотела свернуть направо, капитан тихо сказал:
— У меня к вам есть деликатная просьба...
— Какая? — удивилась женщина.
— Пройти в скверик и обсудить один вопрос...
Евдокия зарделась от смущения, но из любопытства согласилась. Разговор завязался длинный и интересный для обеих сторон. В конце его Юрьев располагал о Бандурине любопытными сведениями. Но все они требовали очень тщательной проверки.
Глава 14
С тех пор, как Салимов посетил ночью Раджима, прошло уже немало дней, но Раджим все еще не мог забыть, как, словно привидение, через кухонное окно снова вошел в его жизнь этот страшный человек.
После очередной встречи с Бандуриным Раджим Тулибаев-Ходжаев, спрятав мешочки с золотом в доме сестры, поджидал Доржея Нургалиева, который должен был унести опасный металл за границу, к своему брату. Но не только золото понесет теперь молодой уйгур. Придется ему нести и такое, о чем знает только Раджим.
А все началось с той ночи, которую он вспоминает теперь каждый день. Раджим тогда чуть не потерял сознание, увидев в окне своего патрона военной поры.
— Ассалам алейкум, — шепотом произнес незваный гость.
— Ва-ваалейкум ассалам, — заикнулся в ответ хозяин. — Какая беда привела вас ночью в наш дом, господин обер-лейтенант?
Салимов приложил палец к губам, поморщился:
— Забудь это, Раджим. И звание, и то, что мы когда-то вместе служили дьяволу... Навеки забудь. Понял?
— П-понял, господин... — опять начал было Раджим, но осекся и вопросительно посмотрел на Салимова.
— Зови меня просто Фаут. Будем как братья. Расскажи, как ты прожил эти годы?
— В Западной Германии полгода болтался по лагерям. В декабре сорок пятого репатриировался на Родину и прописался в Самарканде. Начал торговать, но аллах попутал. Отмантулил три года в Магадане, теперь вот продаю фрукты... А как вы, Фаут? — робко спросил Раджим, утаив от бывшего патрона, что долго привыкал к новой своей фамилии и паспорту, полученному по фальшивой справке об освобождении, которую добыл ему пронырливый Абрам Стрельчик.
— У меня, брат, сложнее. Жил в Западной Германии, Англии и других странах. Недавно репатриировался в Узбекистан. Жена в сорок пятом вышла замуж за прокурора. Нашел вдову с квартирой. Живу пока нахлебником. Ищу работу и надеюсь на аллаха...
— А вы молодцом выглядите, господин обер-лейтенант, — опять сорвалось у Раджима. — Только зубы, вижу, съели да мизинчик не отрастает.
— Он ровесник твоему шраму. Помнишь бой с партизанами?
— Век не забыть! Ой, много крови было пролито...
Маленькие карие глазки Салимова хитровато обшаривали просторную, чисто прибранную кухню.
— Что ж мы тут?.. Пойдемте в комнату, — предложил хозяин.
— Подожди! Поговорить надо без свидетелей...
— Яхши, яхши, — согласился Раджим.
— Мне известно, что ты золото переправляешь за границу и продаешь его иностранцам, — строго сказал Салимов. — Хочешь снова сесть в тюрьму?
— Да я... так случилось, — пробормотал с перепугу Раджим. Потом опомнился: — Откуда вы об этом знаете, Фаут?
— От своего заграничного друга. Он шлет тебе привет...
— Кто ему рассказал обо мне?
— Заграничные друзья все знают. Ты у них на крючке...
— Вы приехали предупредить меня об опасности, чтобы прекратил это дело? — спросил Тулибаев.
— Напротив, хочу посоветовать тебе продолжать в том же духе, только во сто раз осторожнее. Попутно твой курьер мне услугу сделает. Я крепко задолжал заграничному другу. Пришла пора расплачиваться.
— Каким образом?
— Об этом тебе знать не нужно. Делать будешь только то, что скажу я. Если подведешь с компаньоном — ответишь собственной головой! — пригрозил Салимов. — А чтобы этого не случилось, сейчас напиши расписку о том, что будешь молчать и выполнять поручения представителя иностранной разведки. Теперь ты понял, Раджим?
— Я не хотел бы впутываться в это дело...
— Разве твое дело чище? Надеюсь, не поглупел за эти годы? Раньше ты был сообразительным ординарцем... — Салимов сунул Тулибаеву текст подписки. — Перепиши и приложи большой палец правой руки, чтобы не отказался, если влипнешь.
— Может, без этого обойдемся?..
— Нет. Так будет надежней.
Тулибаев расписался, плюнул на палец, приложил к нему перо с чернилами, растер и рядом с подписью сделал узорный отпечаток пальца. Он так и не сказал Салимову, что живет под другой фамилией.
— Яхши! — удовлетворенно произнес Салимов. — Вот тебе серебряный портсигар. Пусть курьер передаст его за границей акционеру, которому сдает золото. К сигаретам не прикасаться! Оружие у тебя есть?
Тулибаев отрицательно крутнул головой.
— Надо иметь на всякий случай. Держи пока вот эту игрушку.
Маленький, бельгийской работы, браунинг будто обжег руку, и Раджим торопливо сунул его в карман.
— А теперь я уйду, — сказал Салимов. — Как только курьер вернется, дай телеграмму вот по этому адресу, — передал Раджиму листок. — Пиши по-русски и не от своего имени, а от какой-нибудь женщины... Ну, например, от Мавжуры.
— Мавжура, — торопливо повторил Раджим.
Было тихо. В небе спокойно мигали далекие и холодные звезды. С онемевшим лицом Раджим сидел в темной кухне, перебирая в памяти подробности недавнего визита Салимова.
Нургалиев пришел поздно. Осторожно постучал по стеклу и так же, как Салимов, влез в открытое окно.
На пружинных весах взвесили мешочки с золотом, письменно оформили сделку.
— А это личный подарок акционеру, — передавая портсигар, сказал Раджим. — Сигаретки не трогать. Хранить, как свой глаз! С этого раза плачу по двадцать процентов за чистый грамм.
— Не беспокойся, хозяин. Мы дело знаем. Все будет яхши!
— Смотри!..
— Все яхши будет, — повторил Нургалиев.
Глава 15
Одетые в костюмы скалолазов, два крепких, сноровистых парня пробирались через горы, к границе Советского Союза. В горах было почти темно, лишь слабый свет запоздавшей луны освещал острые скалы. На востоке занималась заря. Скалолазы осторожно преодолели перевал и спустились на узкую тропинку. Осталось совсем немного, чтобы через ущелье выйти в тыл пограничникам. Благо — совсем рядом, у самой границы, пасутся отары колхозных овец. Пограничникам примелькался этот пейзаж, и они не часто проверяют пропуска пастухов.
Вдруг залаяла пастушья собака. Старик Али-Ахунов вскочил на коня и стал поворачивать отару, приблизившуюся к подножию гор, где пастьба скота запрещена. Огромная грязно-белая лавина овец постепенно откатывалась от границы. Ахунов поскакал вдоль отары и скрылся вдали.
— Смотри, Али-Ахунов скачет! — подтолкнув друга, крикнул пограничник Андрей Елисеев.
— Что-то сигналит, — подтвердил его напарник Валерий Вяткин.
— Табак кончился, — пошутил Андрей.
— Ассалам алейкум! — сдерживая тонконогого вороного коня, прокричал чабан. — Привет пограничникам!
— Здравствуйте, дядя Али, — ответил Валерий. — Чем помочь можем?
— Люди в отаре прячутся. Чужие люди в одежде чабанов. Сейчас я отгонял отару от границы и увидел, как люди вместе с овцами на четвереньках ползли.
— Все понял, дядя Али! Езжайте к отаре и как можно медленнее отводите ее от границы.
— Может, у них оружие? — спросил Али-Ахунов.
— Не беспокойтесь. Они стрелять не станут, — успокоил старика Андрей.
Помощь с заставы пришла быстро. Пятеро пограничников с овчарками влились в отару. Собаки быстро сели на спины нарушителей. Выстрелов на границе не было.
Перепуганные внезапными действиями пограничников, нарушители подняли руки и не могли ничего сказать в свое оправдание. У каждого из них во время обыска было изъято по кинжалу, большая сумма советских денег в крупных купюрах и золотые часы иностранного производства.
В штабе пограничного отряда один из задержанных, назвавшийся Нургалиевым, заявил:
— Мы подданные Китая, доставьте нас в Андижан. Там о нас знают власти.
Начальник погранзаставы связался по телефону с полковником Насыровым.
— Знаем таких, — подтвердил полковник. — Давно ждем. Оформите необходимые документы и срочно направляйте к нам. Позаботьтесь, чтобы слух об инциденте не распространился.
— Сделаем как надо. Через час встречайте самолет, — заверил начальник заставы.
Капитан Гараев прямо из самолета в закрытой машине доставил задержанных к полковнику Насырову.
— Что скажете, «скалолазы»? — с иронией спросил полковник, когда нарушители робко переступили порог его кабинета.
— Понимаем, все понимаем, начальник, — тихо заговорил Нургалиев. — Мы подданные Китая, из рода уйгур. МВД нас очень хорошо знает...
— Почему незаконно переходите границу Советского Союза? — спросил Гараев.
— Торгуем мало-помалу, в Китай ходил родителей повидать, отцу помогать надо, детишек шипко много...
— Не сочиняй, Нургалиев! — строго оборвал полковник. — Пойманы вы с поличным. Советскими деньгами Китай не торгует. — И повернулся к Гараеву. — Уведите напарника Нургалиева. Хакимов, кажется, его фамилия?
— Зачем, начальник, уводить Алтына? Куда Алтына?! — забеспокоился Нургалиев. — Мы вместе в Китай ходили. Стреляйте двух сразу!... — залепетал он, вытирая от слез воспаленные, с короткими ресницами глаза.
— Рассказывай откровенно, — потребовал Гараев и взял чистый лист бумаги, чтобы записывать показания.
— Буду правду говорить. Клянусь аллахом! — Нургалиев закатил под лоб глаза и дернул кверху руками. — Ходил брату товар продать. Хакимов помогал пройти через горы. Одному шипко опасно. Товар, деньги брат дал, просил советский товар купить ему...
— Опять врешь! Что отнес брату?
Сбитый с толку напористым тоном, Нургалиев в конце концов сознался:
— Золото носил акционеру. Узбек Раджим давал.
— При обыске у вас обнаружены наркотики... .
Нургалиев совсем скис. Он понимал, что выкрутиться на этот раз ему не удастся. За торговлю наркотиками и переправку золота за границу закон взыскивал строго.
Разговор с Нургалиевым и Хакимовым продолжался долго. Затем полковник переговорил по телефону с Министерством госбезопасности и прокурором республики. С их согласия контрабандистов отпустили, под расписку возвратив им изъятые деньги и ценности.
— Запомните: эти деньги государственные. Вы получили их на временное хранение! — предупредил полковник.
— Яхши, начальник! Все сделаем, как приказал! — пятясь к двери, лепетал Нургалиев.
Глава 16
Капитан Юрьев с двумя помощниками прилетел в Кисловодск.
Бандурин жил у Пряхиной, и Юрьев своими силами организовал наблюдение за домом. Однако Иван ничем себя не выдавал. Лишь на третьей неделе у домика Пряхиной стал появляться неизвестный мужчина. А через несколько дней лейтенант Жаглин заметил, как он долго шел следом за Бандуриным в горы, а потом подошел к нему и попросил прикурить.
Разговора между ними зафиксировано не было.
Рассматривая фотографию неизвестного, то и дело фланировавшего по улице, где жила Пряхина, Юрьев выдвинул две версии: либо неизвестный ищет встречи с Бандуриным, либо он заурядный грабитель и выслеживает богатую жертву.
Собранные о незнакомце сведения были неопределенными. Прописан на улице Шаумяна, 26. Паспорт на имя Саида Ишанкулова совсем новый, хотя значится выданным давно. Приехал один, без курсовки, «дикарем», по словам квартирной хозяйки, лечить сердце. Комнату оплачивает полностью, хотя в ней стоят две койки. Постоянно паспорт прописан в Самарканде.
Вызвав по телефону Управление госбезопасности Самарканда, капитан Юрьев заказал срочную справку на Ишанкулова, а сам, не теряя времени, стал собирать сведения о Пряхиной.
Пряхина оказалась стреляной птичкой. Отец ее — агент гитлеровской разведки. Арестован в 1940 году. Фамилия его Янбухтин. Он турок. Был женат на русской. Пряхина носит фамилию матери, которая умерла в Кисловодске в том самом доме, где остановился Бандурин. Евгения Пряхина перед войной вышла замуж за Трембача, уроженца Турции. В тридцатые годы тот вместе с отцом приехал из Караколиса в Советский Союз к родственникам и принял советское гражданство. В годы Великой Отечественной войны, будучи на фронте, Трембач сдался в плен гитлеровцам, служил в полевой жандармерии на Украине, но все же попался в руки советской контрразведки. В 1954 году осужден за предательство. Пряхина при оккупации Кисловодска работала санитаркой в немецком госпитале, пьянствовала и сожительствовала с гитлеровскими офицерами. После освобождения города Красной Армией связалась с шайкой спекулянтов, а когда их разоблачили — скрылась на Дальний Восток. Там и сошелся ее путь с Бандуриным.
— Рыбак рыбака — видит издалека, — подытожил Юрьев.
Глава 17
В Кисловодске Бандурин часто по утрам ходил в горы, добираясь до Большого или Малого седла. Иногда поднимался по узкой туристской тропе. Физически крепкий, подвижный, он быстро обгонял попутчиков, вырываясь вперед. С гор спускался не спеша, когда все «организованные курортники» растекались по санаториям.
В такое-то время на узкой тропе и повстречался ему бритоголовый южанин.
— Вам, случаем, не попадалась по дороге желтая расческа? Шел тут недавно и потерял. Жалко — подарок друга, — тихо произнес незнакомец.
— Вот такую находил. — Бандурин подал светло-желтую половинку, которую постоянно носил в кармане.
Незнакомец вытащил из кармана вторую половинку расчески, быстро сложил и обрадованно прошептал:.
— Она... Спасибо, брат Иван. Привет от Раджима. Дело есть к тебе. Поговорить надо.
Бандурин и незнакомец стали спускаться вниз, в лесные заросли, удаляясь от туристской тропы. Потом увидели на лужайке копну сена, присели к ней, закурили.
— Зачем прислал тебя Раджим? — взволнованно спросил Бандурин. — Что случилось?
— Слава аллаху, ничего.
— Тогда зачем ты приехал? Что от меня надо? Кто ты?
— Я Саид Ишанкулов. Нужна твоя помощь, Иван, в одном деликатном деле.
— Убить или ограбить кого-нибудь? — ухмыльнулся Бандурин.
— Что ты, брат! Работа чистая, интеллигентная...
— Давай короче..
— Как тебе объяснить, Иван?.. Нужны сведения о добыче в СССР золота, урановых руд, полиметаллов. Ну, и... об армии, аэродромах, местах дислокации воинских частей и тому подобное.
— Ишь чего захотел! — Бандурин нахмурился. — Думаешь, всякий пойдет на такое?
— Я надеюсь получить у тебя сведения о таких людях, которые скомпрометировали себя разными сделками, но пока еще не пойманы милицией. Знаешь таких?
— Что я за это буду иметь?
— Не прогадаешь, плачу́ — будь здоров! — быстро ответил Саид и продолжал свое: — Может, из военных кого, попавших в нужду, знаешь.
— Из бывших военных летчиков знаю, — подумав, сказал Иван. — Только как ты к нему подъедешь?
— Назови мне человека, остальное — не твоя забота...
Бандурин задумался, соображая, кого бы из своих конкурентов подставить бритоголовому на растерзание.
— Ну, например, потолкуй с летчиком ГВФ Середой. Он скупал на приисках шлих в большом количестве и перепродавал его по 18-20 рублей за грамм. Живет в Якутске, летает по трассе Колыма — Якутск.
— Годится, — сказал Саид.
— Попытайся поговорить с летчиком Наумом Бернштейном. Он тоже скупал золото. Из Магадана уехал под Москву. На аэродроме через летчиков найти его нетрудно.
— А женщины у тебя на примете есть?
— Женщины?.. — Иван задумался. Конкурентов, скупавших золотой шлих, назвал с удовольствием, а вот расторопных подходящих женщин, если не считать жену Стрельчика да свою «прялочку», он почти не знал. — Узбечки малограмотные нужны?
— Такие ни к чему, — покачал головой Саид.
— Вспомнил! Официантка в Каунасе есть, Линда. Лет тридцати, одинокая, красивая и жадная баба, живет недалеко от меховой фабрики «Вилкс». Скупает золото в изделиях и сбывает иностранцам. Был у нее в гостях. Крупная стерва! Ради наживы пойдет на все.
— Золотой ты мужик, Иван! Не зря тебе Раджим доверяет, — польстил Бандурину Саид и вздохнул. — Мне бы такого помощника.
Однако Бандурин на лесть не клюнул:
— Нашел шпиона! Это ты, друг, выкинь из головы. Я скоро и золотые дела завязываю.
— Не спеши, Иван. Накопи капиталу побольше. Хочешь, помогу прописаться за границей?
— Неужели можешь? — удивился Бандурин.
— Слово даю. Думаешь, зачем я сведения собираю? Чтобы самому туда возвратиться не стыдно было. О тебе тоже доложу, что помогал хорошо...
— Не врешь?
— Аллах не даст соврать.
— За границу?.. Надо же, а?.. Такое мне и в голову не приходило. — Он весело посмотрел на Саида. — Чтобы попасть туда, пожалуй, можно чуток и пошпионить. А бабу с собой взять можно?
Саид улыбнулся:
— Конечно.
Вскоре они разошлись в разные стороны, чтобы никогда больше не встречаться на многолюдных дорожках кисловодских парков.
Утром следующего дня из Самарканда капитану Юрьеву сообщили, что Саид Ишанкулов в прописке не значится и паспорт указанной серии ему не выдавался. Проживавший до войны Саид Ишанкулов в сорок четвертом году пропал без вести на Первом Белорусском фронте.
МГБ Узбекистана подтвердило догадку капитана Юрьева: Саид Ишанкулов опознан как Фаут Салимов, скрывшийся из Ташкента.
— Актеры вышли на сцену! Надо полагать, скоро откроется занавес и начнется спектакль, — резюмировал Юрьев.
Глава 18
Прежде, чем начать задуманную операцию, полковник Насыров позвонил в Кисловодск своему коллеге Яровенко. Они проинформировали друг друга о намеченных мероприятиях, беспокоясь о том, чтобы не испортить дело и наиболее полно раскрыть преступную деятельность группы Бандурина и Салимова. В Центре одобрили план чекистов и пообещали оказывать необходимую помощь в координации усилий периферийных органов.
Полковник Насыров и капитан Гараев, будто за шахматной доской, сидели над планом мероприятий, продумывая каждую деталь, каждый свой шаг по разоблачению шайки «приятелей».
Организовав наблюдение за отпущенными нарушителями границы, Нургалиевым и Хакимовым, Гараев не переставал беспокоиться: «Поверили контрабандистам, дали задание... А как они поведут себя? Не пойдут ли на обман? Тогда нарушится план и не будет сделан второй шаг».
Эти мысли не покидали Гараева и на следующий день, когда он сидел в своем кабинете, ожидая сообщения о действиях контрабандиста Нургалиева. Стрелки настольных часов показывали половину шестого, а звонка не было. Капитан начинал беспокоиться.
Наконец телефон зазвонил. Гараев быстрым движением снял трубку.
— Спасибо. Выезжаем, — лаконично сказал он.
Вскоре капитан с двумя помощниками, похожими на студентов, с беззаботным видом прогуливался вблизи фруктового ларька, где торговал Тулибаев-Ходжаев. Приближалось время обеда, когда торговля замирала на час. Выбрав удобное место для наблюдения, Гараев напряженно ждал действий Нургалиева, но тот почему-то не появлялся.
«Он ждет, когда Тулибаев закроет ларек и пойдет на обед в чайхану», — мелькнула догадка у капитана.
Часы давно показывали обеденный перерыв, а Тулибаев продолжал торговлю. Наконец он опустил жалюзи на окнах ларька и выглянул в дверь. Через минуту, с тыльной стороны, незаметно прошмыгнул к нему Нургалиев. Потекли томительные минуты ожидания. Прошло около получаса, а из ларька никто не выходил.
— Наверное, выпивают, — невесело пошутил помощник Гараева.
Капитан хотел было поддержать шутку, но в это время, похлопывая руками по карманам, Нургалиев вышел из ларька и скрылся за высоким забором. Гараев понял сигнал — похлопывание по карманам означало, что Нургалиев сделал все в точности так, как указали ему чекисты.
Не заставил на этот раз себя долго ждать продавец фруктов. Выкатившись из двери, он приколол кнопками записку: «Ушел на обед до 4-х часов». Едва Тулибаев приоткрыл дверь, чтобы взять лежавший на полке амбарный замок, — трое рослых мужчин в штатской одежде обступили его и вместе с ним втиснулись в ларек.
— Мы из МГБ, — сказал Гараев, показав задержанному свое служебное удостоверение.
Двое сотрудников крепко держали Тулибаева за руки. Гараев закрыл дверь и включил свет.
Пригласили понятых. Начали обыск.
— У него полные карманы денег! — сказал один из помощников Гараева, выкладывая на прилавок пачки крупных купюр.
— И пистолет, — добавил второй, вытаскивая из кармана задержанного бельгийский браунинг.
Тулибаев ошарашенно молчал. Лишь когда чекисты приступили к обыску ларька, обреченно заговорил:
— Не ройтесь зря... Все при мне... Я должен возвратить деньги одному человеку... Это не казенные деньги... Я их не украл...
— Об этом поговорим в нашем учреждении, — прервал Тулибаева капитан. — А сейчас закройте ларек на замок, опечатайте, а записку «Перерыв на обед» заменим «Закрыто на учет». Слева, за забором, стоит легковая машина со шторками. Спокойно идите к ней и садитесь на заднее сиденье. Там вас ждут. Только не вздумайте бежать или кричать! Вам понятно? — строго спросил Гараев.
Тулибаев кивнул головой.
Глава 19
Сидя в кабинете полковника Насырова, Тулибаев думал о своем:
«Буду молчать. Фаута не продам, с ним — моя смерть... А у этих следователей нет свидетелей. Скажу, оговорили из зависти. А кто оговорил?.. Надо выяснить у следователя. Буду молчать — следователь заговорит сам. Деваться ему некуда. Сроки поджимают, а начальство не любит их продления... Аллах мне поможет».
Прошлый опыт и «юридическая школа» в местах отбытия наказания не прошли бесследно, и теперь Тулибаев-Ходжаев надеялся не только на аллаха... Но он еще не знал о том, что уже было известно Гараеву: о беседах с женой пропавшего без вести Ходжаева, о рассказах земляков и сослуживцев, о том, как он осуществил подлог и приобрел себе документы на чужое имя, о многом другом, что хранилось в объемистой папке в сейфе капитана.
— Разговор будет долгий, — сказал полковник Насыров.
Тулибаев, волнуясь, начал руками поправлять курчавую бороду и усы, растирать шрам у левого уха. Большие карие глаза его нервно обшаривали кабинет.
— Как вас прикажете называть? — обратился полковник к задержанному.
— Раджим Ходжаев, сын Али, из кишлака Нурдимбай.
— Этот человек в сорок четвертом году пропал без вести и с войны не вернулся. Его жена Малика с двумя детьми проживает в Самарканде. За мужа она вас не признала, — вставил Гараев.
Тулибаев долго молчал и наконец заговорил:
— Я Раджим Тулибаев, сын Гуляма... Земляк Раджима Ходжаева из поселка Нурдимбай. Был знаком с ним до войны, знал, что он погиб, что жена осталась вдовой и с детьми жила в Самарканде... Она сама рассказала мне об этом, когда в сорок пятом спрашивала, не встречал ли я ее мужа в плену. Я нигде его не встречал и после освобождения из лагеря решил взять его фамилию...
— Где же вы добыли справку об освобождении из заключения на имя Раджима Ходжаева?
— Купил у одного человека. Как его звать — не знаю. Я просил такую справку, и он сделал.
— Допустим... А откуда у вас оружие и огромная сумма денег?
— Один приятель оставил на время. Я должен ему все это вернуть. Он, кажется, этот... инкассатор.
— Нескладно говорите, Тулибаев. Инкассатор имеет советское оружие — наган, а не бельгийский браунинг — это раз. Второе... Он, что, с ума сошел, оставляя вам оружие и такую сумму?..
«Зачем я такую глупость сказал?..» — подумал про себя Тулибаев. Однако ничего другого, более убедительного, в голову не приходило.
— Может, вам помочь, Тулибаев? — строго спросил полковник.
Задержанный продолжал молчать, склонив голову...
— Скажите, к вам приезжал Иван из Новосибирска?
«Неужели Иван попался? — мелькнуло в голове Тулибаева. — Тогда все попухли...»
— А Нургалиева Доржея знаете? — поинтересовался Гараев.
— Знаю.
«Неужели Доржея схватили?.. Когда они успели? Он только ушел от меня, — подумал Тулибаев. — Все знает полковник! Значит, и Иван, и Доржей — влипли... Теперь крути не крути — один конец... Надо признаваться, а то будет хуже».
— Нургалиев оставил мне оружие и деньги. Я должен их передать Ивану из Новосибирска. Иван привозил мне золотой шлих. Нургалиев продал его, а выручку поделили... — быстро заговорил Тулибаев.
— Уведите его, товарищ капитан, и пусть сам пишет, — обратился к Гараеву полковник.
Теперь предстояло получить от Тулибаева сведения о Салимове.
Тулибаев боялся разговора о Салимове. Это конец всему. Это снова допросы, суд, снова лагерь или тюрьма...
Глава 20
Получив обусловленную телеграмму от Тулибаева-Ходжаева, Бандурин пришел к Салимову и сообщил, что вылетает в Андижан.
— Возврати ему этот кусочек расчески и скажи, что у меня вырос мизинец, — повелительно проговорил Салимов.
— Это что — пароль?
— Он поймет... Возьмешь у него портсигар и привезешь мне. Только не открывай и не потеряй ни одной сигареты. Яхши?
— Яхши, брат! — толкнув в плечо Салимова, усмехнулся Иван. — Но я возвращусь не скоро. Надо в Магадан слетать. Может, по почте выслать?
— Нельзя. Я тоже улетаю, — Салимов задумался. — Если бы согласилась твоя жена, Пряхина, ты бы в ценной посылке прислал портсигар ей... Может, она согласится и мои письма получать?..
— Вечерком, попозже, заходи — потолкуешь с нею сам.
Никто, кроме чекистов, не заметил тогда появления бритоголового в домике Пряхиной. Сначала Иван о чем-то шептался с ним в саду, потом познакомил с хозяйкой. Пили грузинское вино, узбекский чай, рассказывали анекдоты.
Бандурин, выбрав подходящий момент, сказал:
— Женя, мы тут с Саидом одно дело прокручиваем. Я вас на минутку оставлю. Саид тебе все объяснит. — И ушел в сад.
Саид и Пряхина договорились быстро. Она согласилась оказать помощь и сама избрала себе кличку — «Сария».
— Только одно условие, Саид, — подвела черту Пряхина. — Вы обязательно поможете нам уехать на Запад.
— Ну, сосватал? — поинтересовался Бандурин, входя в комнату.
— Как было угодно аллаху! — ответил бритоголовый. — У тебя не жена, а ангел.
Гость вскоре удалился.
— Ну, Ванька, либо мы угодили в западню, либо в рай! — бросаясь на шею мужа, восторженно произнесла Женька.
— Куда-нибудь угодим... Теперь уж непременно вместе.
Группа Юрьева из Кисловодска в Андижан прилетела вместе с Бандуриным. На аэродроме их встретил капитан Гараев с помощниками, которые сразу стали опекать Бандурина. А Юрьев с Гараевым уехали к полковнику Насырову.
Полковник встретил сибиряка радушно, с интересом выслушал рассказ Олега Николаевича о поведении Салимова и Бандурина в Кисловодске. В свою очередь он информировал Юрьева о действиях чекистов Андижана, которые позволили приблизить дело к развязке.
— А как с портсигаром, товарищ полковник? — поинтересовался Юрьев.
— Портсигар сейчас у Тулибаева. Рискуем — иного решения пока не нашли.
— Учтите, что Салимов привлек к своим делам Пряхину, — сказал Юрьев. — Теперь она будет его конспиративным адресом.
— Это очень интересно... — нахмурился Насыров. — Выходит, не к Тулибаеву будут стекаться сведения, а к Пряхиной в Кисловодск. Придется поразмыслить. — Он обратился к Гараеву. — Контрабандистов за границу больше пускать нельзя. Могут не возвратиться. Связь Салимова со своими хозяевами надо перехватить нам, Рашид! Вот твоя задача.
На какое-то время все замолчали, задумались. Первым заговорил Юрьев, обратившись к полковнику Насырову:
— Как вам удалось уговорить Тулибаева?
— Пришлось убеждать фактами, — полковник устало улыбнулся. — Хорошо помогли архивные документы и показания арестованных легионеров о преступлениях Тулибаева в годы войны.
— Без санкции прокурора нам тяжеловато было бы, а тут, как говорится, у Тулибаева не оставалось выбора. Оказав нам помощь, он хоть в какой-то мере рассчитывает на смягчение наказания.
— Тулибаев еще может сделать выбор, когда встретится с Бандуриным, — высказал опасение Гараев. — Не выполнит наши указания — и вся комбинация захлебнется.
— Наша задача: не выпустить их из поля зрения, а в случае чего... немедленно задержим и арестуем, а потом... — полковник тяжело вздохнул. — Потом будем писать объяснения.
Юрьев улыбнулся. Он понимал, что Насыров пошел на рискованный шаг, начиная игру с преступниками.
Глава 21
Через неделю после отъезда Бандурина в Андижан Салимов, под прикрытием темноты, пришел на улицу Кавказскую к Пряхиной. Оглядевшись, он прошмыгнул через калитку в сад. Дверь была полуоткрыта. Убедившись, что хозяйка в доме одна, Салимов вошел.
— Здравствуйте, Женечка!
— А, Саид! Приветик! Проходи, пожалуйста, — кокетливо, без тени стеснения, ответила Женька. — Садись. Будем чай пить. Я еще не ужинала.
— Чай пить — не кетменем бить. У меня, кстати, с собой бутылочка, если не возражаете. — Он извлек из портфеля бутылку прасковейского марочного муската и коробку конфет.
— Портсигара пока нет. Давай устроим пир, Саид! — подмигнула Женька.
...Из дома Пряхиной Салимов ушел на рассвете.
Через трое суток Женька обусловленным способом дала знать Салимову о получении портсигара. Бритоголовый снова пришел к ней поздним вечером и покинул дом только утром, обещая написать письмо с дороги.
В Якутске Салимов сравнительно быстро нашел летчика ГВФ Середу, адрес которого дал ему Бандурин. Встреча произошла в гостинице, якобы по поручению Бандурина.
Салимов не сразу открыл свои карты. Сначала он поинтересовался, есть ли у летчика шлих и у кого еще можно купить золото. Середа назвал несколько человек.
— Это точные сведения? — строго спросил Салимов.
— За точность не ручаюсь. Я у них ничего не брал.
— Но зато вы, дорогой друг, скупали самородки в Янгово и продавали их в Новосибирске и Ташкенте. Это уже совершенно точные сведения!
— Вы что, из ОБХСС? — спросил Середа.
— А это страшное учреждение? Вы боитесь милиции? — уставившись на жертву маленькими карими глазами-буравчиками, ехидно, с издевкой, допытывался бритоголовый. — К вашему счастью, молодой человек, я не из милиции, а из-за границы, и мне нужна ваша помощь...
— Бросьте молоть чепуху! Если ты от Бандурина, так и говори прямо: сколько и почем будешь брать? Но без денег не дам ни грамма...
— Я не нуждаюсь в золоте, Петр Петрович... О нем напомнил лишь для знакомства, чтобы ты знал, в чьих руках твоя судьба и твоя тайна.
— А если я тебя сейчас выкину вон? — спросил Середа.
— Ну что ж! Не желаешь обсуждать деловое предложение — вынужден буду заявить о твоих проделках куда следует...
— Подожди. Давай покурим, — изменившись в лице, попросил Середа. — Откуда тебя принесло?.. Я дам тебе сто тысяч рублей — и проваливай к дьяволу! Из меня шпион не получится...
— Мне не нужны деньги, — спокойно сказал Салимов. — Тебе необходимо переехать в Среднюю Азию, устроиться там работать на маленький приграничный гражданский аэродром и продолжать летать на таких же самолетах... А потом я скажу, что делать. Переезд на юг легко можно объяснить и семье, и начальству. Я ведь не требую переезда на Чукотку...
Летчик молчал, глядя в угол комнаты... Слишком тяжелый груз преступлений лежал на плечах Середы, много лет занимавшегося скупкой и перепродажей золота.
— Ну, что надумал, Петрович? — все так же, с ехидной ноткой в голосе, спросил Салимов.
— Отстань! Бери деньги и улетай! Я знаю, чем кончаются эти дела, — прохрипел Середа.
— А валютные сделки, друг мой, тоже заканчиваются тюрьмой. И если будете упрямиться, я вам устрою это удовольствие. Если же уедете в Среднюю Азию, то выйдете из грязной валютной игры и начнете жить спокойно. Хотите — могу достать другие документы. Ну, а в итоге — перелет в Иран, Афганистан. Но это только после выполнения заданий. Сейчас вы там никому не нужны. — Салимов выхватил из грудного кармана никелированный бельгийский браунинг и покачал им перед грудью Середы.
— Убери эту игрушку... С-с-согласен я... Куда от тебя деваться... — волнуясь, залепетал Середа.
Глава 22
Отпуская Тулибаева, полковник Насыров строго предупредил: о вызове в МГБ никому не рассказывать; деньги и портсигар выдать Бандурину только под расписку; сказать, что так велел Саид; расписку отдать капитану Гараеву; при получении известий от Фаута — немедленно сообщить капитану; из Андижана никуда не отлучаться; шлих требовать только большими партиями...
Бандурин, приехав из Кисловодска в Андижан, опять остановился у Сулимы и на другой день, в полдень, явился к Тулибаеву в ларек.
«Как поведет себя Тулибаев?» — волновался каиитан Гараев. Но тот аккуратно явился на тайное свидание с чекистами.
— Деньги отдал Ивану все. Портсигар тоже отдал ему. Вот расписка... Писать не хотел, — понуро сказал Тулибаев.
— Что передает Салимов? — спросил Юрьев.
— За границу никого не посылать, пока не возвратит мне портсигар... Иван собирается лететь за золотом к Абраму в Магадан. Утром может уехать в Ташкент...
Глава 23
В Новосибирск прилетели утром. Бандурин на такси отправился на улицу Набережную к своей любовнице Галкиной. А через час уже на другой машине мотался по городу. Юрьев со своими помощниками вел наблюдение до самого вечера. К концу дня он уже мог подвести некоторые итоги: в сберкассы Бандурин положил тридцать восемь тысяч рублей, на двадцать восемь тысяч оформил аккредитив в Центральной сберкассе...
— Бандурин разгружает карманы, — докладывал Юрьев начальнику отдела подполковнику Самойлову. — Полетит опять за золотом. В Андижане ждут шлих... Из Андижана в Кисловодск на имя Пряхиной он отправил ценную посылку со сладостями. Там, очевидно, и портсигар. Тексты шифровки и тайнописи, обнаруженные в портсигаре, расшифрованы. В них содержатся указания о дальнейших действиях Салимова как агента-вербовщика...
Прошла неделя, а Бандурин из Новосибирска уезжать не спешил. Наблюдавшие за ним чекисты фиксировали посещение магазинов, закупку водки и различных промышленных товаров, ежедневное посещение с Галкиной кинотеатров, разгульное пьянство по вечерам...
К отцу Иван заходил редко, и только днем, когда Евдокии не было дома. Иногда наведывался на работу к брату Василию. На десятый день он купил билет до Якутска.
В этот же день капитан Юрьев получил задание вылететь в Янгово, чтобы обеспечить там встречу предприимчивого спекулянта.
Наблюдение за Бандуриным в пути следования было поручено другим чекистам.
Игнат Пьяных встретил Бандурина настороженно и посоветовал долго на прииске не задерживаться — о хищении шлиха дозналась милиция.
— Организуй свидание с Абрамом. Договорись с ним, где нам лучше встретиться. Чайная для этого не годится. Тут не Ташкент и даже не Кисловодск, все на виду — того и гляди, «дружки» обнимут, — сказал Игнату Бандурин.
Янгово действительно был не Ташкент и даже не Кисловодск. В маленьком приисковом поселке каждый новый человек привлекает внимание. Поэтому группе капитана Юрьева пришлось работать еще труднее, чем Бандурину. Пришлось лейтенантам Жаглину и Соколову устраиваться, по рекомендации местной милиции, к электромонтеру прииска Фоме Савельеву — под видом дальних родственников, демобилизованных из армии.
Для закрепления легенды чекисты через Савельева познакомились с Пьяных и поинтересовались возможностью устройства надзирателями на прииск, где работали заключенные. Пьяных пообещал похлопотать за парней.
— Работка не пыльная. Не с лопатой в руках, а с наганом в кармане, — подмигивая, заявил он.
По совету Пьяных Соколов даже сходил в отдел кадров прииска, но вакансий надзирателей не нашлось.
— Можем предложить другую работу, а потом, когда будет место, переоформитесь, — сказала молодая белокурая дама в отделе кадров.
— Хорошо. Мы подумаем, — уклонился от прямого ответа Соколов.
Вечером, на второй день приезда в Янгово Ивана Бандурина, Пьяных затопил баню, стоявшую в огороде, на стыке с усадьбой Савельева. На санках отвез туда добрую охапку дров и стал возить во фляге воду из колодца.
Жаглин, катавшийся за огородами на лыжах, видел, как нелегко Пьяных тянуть санки с тяжелой флягой. Воспользовавшись удобным моментом, он вступил с ним в разговор:
— Что-то вы, дядя Игнат, среди недели баньку раскочегариваете?
— Поясница ноет, погреться надобно.
— Давайте я вам помогу, — вызвался Жаглин и взялся за веревку, привязанную к санкам.
Вылив воду в котел, он снова покатил санки к колодцу. Помогая соседу, лейтенант узнал, что баня будет готова часа через два, и договорился, что после того, как хозяин с другом помоются, можно будет попариться и ему.
Встретившись во дворе с ожидавшим его лейтенантом Соколовым, Жаглин сообщил тому о результатах наблюдения и просил немедленно проинформировать обо всем капитана Юрьева, находившегося в гостинице прииска.
— Жми к капитану на всех парусах, Саша. У нас не более двух часов до начала операции... А я тут подготовлю технику.
Он набрал охапку дров и снова заторопился к бане.
— Вы, дядя Игнат, идите домой. Я теперь сам дотоплю и воды, сколько надо, нагрею. У вас, может, дома дела есть, а мне все равно делать нечего, — сказал он.
— Ну, если хочешь, трудись, — согласился Пьяных. — Дома дела всегда найдутся. Только ты трубу не спеши закрывать. А то угореть можно...
Оставшись в бане, Жаглин стал прикидывать, где удобнее спрятать микрофон, чтобы записать разговор, который будет вести Бандурин в бане. Он был уверен, что затея Пьяных с баней безусловно связана со сделкой, которую из-за детей и жены Игната нельзя осуществить у него дома. Другое, более подходящее место, чем баня, в поселке найти было трудно.
В задачу Соколова входило теперь внешнее наблюдение за поведением Бандурина и его связью. Это можно было осуществить из сарая Савельевых, который одной стороной выходил на огород. Капитану Юрьеву появляться здесь было небезопасно.
Когда баня прогрелась — на улице совсем стемнело, только слабо светила луна, Жаглин, постучав к Пьяных в окно, громко крикнул:
— Дядя Игнат! Баня готова! Я ухожу...
— Спасибо, — послышался голос хозяина.
Соколов продолжал вести наблюдение... Вот он увидел, как к бане прошел Иван Бандурин... И все затихло. Минут через пятнадцать туда же через огород прошмыгнул высокий, сутулый человек с веником и авоськой. Пьяных, как часовой, стоял в своем дворе, наблюдая за баней.
«Очевидно, ему поручено охранять их», — подумал Соколов.
Наступила длительная тишина. Минут через двадцать сутулый покинул баню и огородами ушел в поселок. Соколов, оставив наблюдение, кружным путем начал его преследовать, чтобы установить место жительства и личность приятеля Бандурина.
В половине одиннадцатого, когда все уже помылись и баня поостыла, в нее вошел капитан Юрьев, одетый в потертый дубленый полушубок, какие носят многие приискатели. Жаглин, пройдя через двор Пьяных, убедился, что Бандурин и хозяин сидят за столом.
— Все спокойно, — сказал лейтенант и стал доставать из потайного места портативный магнитофон. А через несколько минут капитан Юрьев, надев наушники, уже внимательно слушал запись беседы. Было слышно, как Бандурин доставал бутылку, стаканы, шуршал газетой, разворачивая закуску.
— Ну, со встречей, Абрам, — послышался затем приглушенный голос Бандурина.
Звякнули стаканы.
— Со встречей, Иван. Как съездилось? Все ли нормально у Раджима?
Выпили, громко задышали.
Голос Бандурина:
— В основном нормально, только дружок Раджима, брат будто, пронюхал через него о наших делах и пытался меня шантажировать...
Голос Абрама:
— Что ему нужно?
Голос Бандурина:
— Интересуется, сколько в СССР добывается золота, платины, алмазов, где ведутся разработки урана и все такое, разное...
Голос Абрама:
— Пошли его п...подальше... Пусть обратится в Совет Министров. Там все знают. Я тебя как брата прошу: не впутывайся ни в какие дела. И имя мое нигде не упоминай. Иначе — сам знаешь...
Голос Бандурина:
— Усек, Абрам. Надо искать пути реализации шлиха у себя дома. За границей золото, конечно, дороже, но риск большой и накладные расходы тоже...
Голос Абрама:
— Это верно. Ты не был у моей жены в Москве? Усвой: Геня Григорьевна Стрельчик может купить шлих по тридцать рублей за грамм в неограниченном количестве. Адресок знаешь. Вот телефон. От меня — привет. В этих мешочках двадцать кило. Прикинь в уме и получишь больше полмиллиона. Она уплатит твою половину. Мне ничего не привози... По этим адресам пришлешь, что написано. Через пару месяцев явись опять. Про Игната не забудь: ему тысяч двадцать на лапу брось из нашей доли. Он мне — большой помощник.
Голос Бандурина:
— Сделаю, как надо, Абраша! За труд каждый должен что-то получать...
Опять звякнули стаканы. Выпили, стали закусывать. После долгого молчания голос Абрама:
— А теперь я помочу голову и уйду, пока не пропотел.
Голос Бандурина:
— Ну, с богом, Абрам. Мы с Игнатом попаримся.
Скрипнув, открылась и закрылась дверь. Было слышно, как Иван начал париться, плескал водой на раскаленные камни. Вскоре пришел Игнат Пьяных и, закрыв дверь изнутри, присоединился к Бандурину. Несколько минут ахали веники, шипела, превращаясь в пар, вода...
Голос Пьяных:
— Милиция шурует золотошников... Слух идет, будто на Сусуманском прииске арестован перекупщик шлиха Илья Францевич... На допросе заложил одиннадцать душ... Всех, у кого скупал золото... Понимаешь, корешок, что это означает? Ты с ним случайно не контачил?
Голос Бандурина:
— Нет, я его не знаю...
Рано утром с потяжелевшим чемоданчиком и рюкзаком за плечами Бандурин вылетел в Якутск.
Лейтенант Соколов задержался в Янгово, чтобы установить личность Абрама, а также собрать необходимые доказательства о преступных действиях Бандурина и его сообщников.
Юрьев и Жаглин продолжали наблюдение за Иваном. В Якутске Юрьева встретили местные чекисты, и он передал им под наблюдение Бандурина.
Чемодан и рюкзак Иван сдал в камеру хранения и двое суток болтался по городу.
В Новосибирском аэропорту Бандурина встретил Василий. Тяжелый чемодан сразу отвезли в камеру хранения железнодорожного вокзала, а с рюкзаком поехали к отцу. На «Победе» не спеша кружили по городу. Они не подозревали, что капитан Юрьев от самого аэропорта ехал следом за ними.
Иван остался доволен расторопностью брата, сумевшего организовать переплавку шлиха, и отца, выгодно перекупившего несколько килограммов золота у летчика из Якутска, прибывшего по рекомендации Середы. «Фирма» Бандуриных набирала силу...
Капитан Юрьев и его начальник подполковник Самойлов не знали тогда о точном количестве золота, которым располагал Бандурин. Энергичный, напористый капитан предлагал организовать поимку Бандурина с поличным и с этого начать реализацию разросшегося, как раковая опухоль, дела. Однако Самойлов и Коцюбинский не спешили с задержанием, а советовали продолжать выявление других преступных связей Бандурина и Салимова.
— Так можно играть годами, а десятки килограммов золота из государственных приисков будут утекать за границу и к разным темным дельцам. Салимову тоже нельзя позволять действовать безнаказанно — его замыслы нам ясны... — возражал Юрьев.
— И все же мы многого не знаем о Салимове, Олег Николаевич, — заметил Самойлов, посматривая на Коцюбинского, — да и не у нас он. Поэтому вопрос о пресечении преступной деятельности Салимова будет решать Центр. У нас только Бандурин. А коль установлена преступная связь Ивана с бритоголовым, то и его сейчас трогать нельзя. Можем загубить дело!
— Следует подготовить массированную операцию, чтобы в один день, а может быть, и в один час задержать всех выявленных преступников. И, безусловно, держать под наблюдением их связи, — добавил полковник Коцюбинский.
— Я тоже так думаю, Григорий Самсонович, брать только всех сразу! — присоединился к его мнению Самойлов.
Глава 24
По сообщению Евдокии, Бандурины несколько дней подряд, в тайне от соседей и детей, трудились над обработкой золотого шлиха, привезенного Иваном в рюкзаке. Василий не раз включал тигель и переплавлял шлих. От его жены Зины Евдокия узнала, что муж наделал много золотых колец, чайных ложечек и крестиков. Старик переложил все в эмалированные кастрюли и ночью спрятал во дворе.
Лейтенант Соколов сообщал Юрьеву, что Бандурин взял чемодан из камеры хранения и перевез его в дом отца на улицу Красноярскую. А утром следующего дня с маленьким чемоданчиком и рюкзаком появился в аэропорту. Вскоре чекисты установили, что он приобрел билет на московский рейс. Полковник Коцюбинский приказал Юрьеву с двумя помощниками следовать за ним.
— В Москве вас будут встречать, — сказал на прощание Олегу Николаевичу подполковник Самойлов.
В пути Бандурин вел себя спокойно, но ни на минуту не расставался с чемоданчиком и рюкзаком. В аэропорту «Внуково» рюкзак сдал в камеру хранения, а с чемоданчиком на такси уехал в Москву. До вечера просидел в ресторане «София», откуда на такси приехал на площадь Революции и позвонил кому-то по телефону-автомату. С полчаса толкался у остановок, пропуская прибывающие автобусы и троллейбусы. Юрьев беспокоился, опасаясь потерять своего подшефного в многолюдной столице, не зная точно его замыслов. Капитан то и дело посматривал на часы. Стрелки показывали половину восьмого. Бандурин, оглядываясь по сторонам, быстро пошел к станции метро. Остановился у кассы, где разменивают монеты, еще раз осмотрелся и стал в очередь. Только внимательный глаз чекиста заметил, как осторожно тронула Ивана рукой немолодая смуглая женщина, стоявшая за его спиной. Бандурин, обернувшись, что-то сказал ей. Она кивнула головой, разменяв монету, не торопясь, вышла на улицу и свернула за угол ближайшего дома.
Московские чекисты следили за незнакомкой...
А через пять минут за ней уже шел и Бандурин.
«Это и есть Геня Стрельчик!» — догадался Юрьев. — Усильте наблюдение и зафиксируйте сделку, которую они совершат, — передал он по радиотелефону приказ своим и московским коллегам.
Иван не спеша шагал за Геней, направляясь по широкой лестнице вверх. Помощники Юрьева завладели лифтом и стали гонять его то вверх, то вниз. Геня, держа в руке большую хозяйственную сумку бежевого цвета, остановилась, будто отдышаться, на площадке пятого этажа. Сумку поставила на широкий подоконник. Вскоре с ней поравнялся Бандурин.
— Здравствуйте, Иван Матвеевич, — тихо произнесла женщина. — Тут вас никто не знает. Поговорим...
— Большой привет от Абрама, Геня Григорьевна. Вот вам гостинчик от него... Крупы немного прислал, — вынимая белые полотняные мешочки, заговорил Иван.
— Сколько? — справилась Геня.
— Десять кило... чистого...
— Абраша обещал больше.
— Не было места, — хлопнув по чемодану, ответил Бандурин. — В другой раз.
Геня быстро спрятала мешочки в свою объемистую сумку, вытаскивая оттуда перевязанные крест-накрест бумажные свертки.
— Здесь сто пятьдесят тысяч... Абрашина половинка останется у меня...
— Все правильно... Только навсегда забудьте мое имя! Я вас тоже не знаю. Усекаете?
— Разумеется!
— Сегодня улетаю. Всего вам доброго. — Иван протянул Гене широкую ладонь.
Женщина кокетливо подала ему руку и стала спускаться вниз. Бандурин достал из кармана портсигар и закурил, продолжая посматривать то через окно во двор, то вверх, то на лестничные ступеньки.
Московские чекисты ушли вместе с Геней. Юрьев успел лишь спросить у старшего опергруппы, что они будут делать с мадам Стрельчик.
— Задержим с поличным при передаче золота иностранным перекупщикам. С нее уже довольно!
В Кисловодске Бандурин получил от Салимова серебряный портсигар и отбыл в Андижан.
Тулибаев-Ходжаев встретил Бандурина весьма любезно, но очень удивился, что тот опять приехал без золота.
— Зачем пустой ехал? — ворчал Тулибаев.
— Так случилось... Портсигар вот привез. Усекаешь?
— Эта коробка без золота не ходит! Понимай, Иван? Нужен песок. Когда привезешь, сколько?
— Недели через две, не раньше. Вот, только пару килограммов прихватил — и все. Возьми пока.
— Мало, — Раджим покрутил головой. — Вези сразу больше. Зря через границу ходить никто не станет. Много ходить плохо. Мало ходить и много носить — яхши!
— Усекаю! Привезу больше, — пообещал Иван.
Капитан Юрьев вместе с Гараевым следили за каждым шагом Бандурина в Андижане, фиксируя его действия на кино- и фотопленку. Однако и Тулибаев, стараясь заслужить хоть какое-то снисхождение, сам информировал Гараева. Как только Бандурин вручил ему портсигар, он по телефону известил об этом капитана и при встрече передал портсигар и золотой шлих, полученные от Ивана.
Задание чекистов Тулибаев пока выполнял добросовестно. Бандурин должен был доложить обо всем Салимову или привезти новую партию шлиха. Иного выхода у него не было. А это как раз и нужно было чекистам: прежде чем отправить портсигар за границу, надо было расшифровать и перевести донесения шпиона. Для этого требовалось время.
Погостив двое суток у Сулимы, Бандурин улетел в Новосибирск.
Юрьеву уже надоели воздушные путешествия Бандурина, и он более настойчиво стал убеждать своего непосредственного начальника — подполковника Самойлова — приступить к завершению дела.
— Теперь нам все ясно. Надо кончать с преступной деятельностью этих «приятелей», — заканчивая доклад, настаивал Юрьев.
— Я — за! — согласился Самойлов. — Пойдем убеждать шефа.
Глава 25
Расшифрованный текст донесения Салимова в разведцентр лежал на столе полковника Насырова.
— Шпион жалуется, что не может найти подхода к лицам, которые работают в советских государственных учреждениях и располагают обобщенной информацией, — комментировал содержание донесения полковник.
— Без предварительной наводки на какую-нибудь продажную шкуру делать вербовочное предложение весьма опасно. Это не объяснение в любви, — заметил Гараев.
— Обосновывает целесообразность вербовки перекупщиков золота. Словом, тех кандидатов, которых выдал Бандурин.
— А что ему остается делать? На безрыбье — и рак рыба...
— Нам это следует учесть, Рашид. Срочно информируйте обо всем органы госбезопасности.
— Сейчас же займусь этим, — забирая у полковника донесение Салимова, сказал капитан.
Под диктовку Гараева контрабандист Нургалиев написал брату Томору письмо, в котором указал новое место для встречи с акционером у перевала, недалеко от шоссейной дороги. Для связи использовали его почтовых голубей, уже не раз пересекавших границу.
Через десять дней Гараев и Хакимов, одетые как скалолазы, ушли в горы. Рашид зорко следил за проводником: он не должен был оставаться наедине с Томором. Знание уйгурского языка позволяло капитану контролировать их разговор, а с иностранцем Гараев мог объясниться и по-английски.
В обусловленном месте пограничники организовали скрытую засаду, чтобы исключить всякую неожиданность.
— Кажется, тут, — сказал Гараев, когда они остановились у входа в ущелье. Хакимов сложил руки в трубочку и залаял как шакал. Вскоре последовал ответный лай.
— Это Томор... Сейчас придет, — проговорил Хакимов.
Минут через десять из-за огромного валуна, с ружьем наперевес, показался человек, похожий на Нургалиева: такое же широкое скуластое лицо, узкие, глубоко сидящие глаза.
— Ассалам алейкум! — прокричал Томор.
— Ваалейкум ассалам! — ответил Хакимов и стал объясняться: — Твой брат захромал. Ногу подвернул. В горы ходить не может.... Вот его письмо.
Вдали показался европеец в богатом охотничьем костюме, с винчестером наизготовку.
— Господин Паркс, — тихо сказал Томор, посматривая на Рашида. Гараев кивнул головой. Поздоровались. Присели на камни. Закурили.
— Как добрались? — осведомился Паркс.
— Благополучно. Тут хороший перевал, путь значительно короче и менее опасен, — пояснил Гараев.
— Будем встречаться здесь?
— Да, — подтвердил Рашид. — А это вам лично, — передавая портсигар, добавил он.
Хакимов, как было условлено, передав мешочек с золотым шлихом Гараеву, отошел метров на двести, будто для обеспечения охраны, и стал смотреть в сторону советской границы...
— А здесь два килограмма золота, — передавая мешочек Парксу, сказал капитан. — Цена прежняя...
Паркс вытащил из охотничьей сумки маленькие пружинные весы, зацепил крючком мешочек, посмотрел на шкалу.
— Согласен. — Потом он распорол мешочек, сунул в шлих тонкую руку, посмотрел россыпь и спросил: — Ты знаешь, что пятнадцать процентов сбрасываем на отходы?
— Мне говорили, тринадцать...
— Это когда большая партия. А тут отойдет не меньше.
— Ладно. Давай деньги! — согласился Рашид.
Иностранец достал из сумки сверток в черной материи, отсчитал купюры и подал капитану.
— Пересчитай!
Рашид пересчитал бумажки и спрятал их в свою сумку. Томор стоял поодаль, посматривая то на заснеженные отроги гор, то на Гараева и Паркса.
— Есть разговор, — по-английски сказал Рашид. — Господин Салимов просит вас сообщить ему другой способ связи. Ходить через границу опасно. Контрабандистов могут схватить пограничники, и связь нарушится. Золото, если нужно, можно передавать через посольство в Москве... Так думает Фаут.
— А ты как думаешь? — резко спросил Паркс.
— Я человек маленький. Как будет приказано — так и сделаем. Только осторожность в нашем деле никогда не мешает. А нынешний способ требует риска.
— Хорошо, я подумаю об этом и сообщу в следующий раз.
— Фаут просит дать ответ сразу, сегодня.
— Я не готов к ответу. Надо все изучить и проверить...
— А куда вы пришлете ответ? Адрес Салимова изменился. Он не может оставаться на одном месте. В Ташкенте ему оставаться небезопасно.
— Где он сейчас? Что предлагает?
— Вот адрес, по которому можете прислать надежного человека или письмо. Это в Андижане. Но прежде, чем появиться там вашему человеку, надо позвонить по телефону. Если не будет на месте господина Салимова, человека встречу я. Тут все написано и нарисован план. Домик находится недалеко от аэродрома.
С этими словами Рашид передал Парксу запечатанный конверт, добавил:
— С контрабандистами Салимов работать не желает. Милиция арестовывает перекупщиков золота, а они с ними связаны.
Паркс был явно огорчен таким сообщением, однако поверил Гараеву, который говорил спокойно и убедительно.
— Благодарю за предупреждение. Указания о новом способе связи получите в Андижане, как просит Фаут. Но не скоро. А сейчас пора расходиться.
Прощаясь с Рашидом, Паркс задержал его руку и вдруг угрожающе спросил:
— Ты давно знаешь Салимова?
— Он мой кровный брат. Между нами секретов нет...
Паркс медленно отпустил руку капитана и полез в боковой карман куртки.
— Этот портсигар обязательно передай Салимову лично. Желаю вам удачи!
— И вам тоже...
Легко прыгая по камням, Рашид и Хакимов быстро приближались к поджидавшим их пограничникам. Капитан Гараев остался доволен деловой встречей с майором Парксом — началась сложная игра с иностранной разведкой.
Глава 26
Месяц разгульной жизни с Галкиной показался Бандурину одним праздничным днем. Он ни разу не навестил отца, не виделся с сыном Антошкой. Только Василий знал, что Иван бражничает в Новосибирске. Однако всему приходит конец. Протрезвев, Иван отправился к отцу. Матвей Егорович искренне обрадовался сыну и хотел было, как всегда, устроить гулянку, но Иван воспротивился:
— Надоело, отец. Дай-ка кваску холодного.
Матвей достал из погреба бидон ядреного квасу. Иван присел у края стола и долго, крупными глотками пил, отрываясь и посматривая на сильно поседевшего отца, с желтоватыми от курения усами и короткой овальной бородкой.
— Завтра улетаю, отец, в Ташкент.
— Тебе что-нибудь надо?
— Вечером возьму сам...
Юрьев знал, что Иван купил билет на самолет до Ташкента, и предполагал, что тот повезет в Андижан крупную партию золота из запасов, хранившихся у отца.
Вечером Юрьеву позвонила Евдокия и попросила срочно встретиться с ней. Ее сообщение вызвало у Юрьева недоумение.
— Иван собирается в Алма-Ату, будто на охоту. Там у него есть друг. Джейранов стрелять будут, — сказала Евдокия. — Антошка рассказывал, и Зина об этом же говорила. Василий поедет провожать. С ним на аэродром собираются его сестра Феня и ее муж Сергей. Недавно в гости они к старикам приехали. Живут в Костроме.
«Что-то мудрит Иван», — подумал Юрьев. А вслух сказал:
— Понаблюдайте, пожалуйста, что будут делать Бандурины вечером во дворе и в саду. А утром, когда пойдете на работу, я вас встречу. В крайнем случае — позвоните по телефону.
Сообщение Евдокии подтвердилось. К двенадцати часам дня в сопровождении родственников Бандурин появился в аэропорту. В правой руке Ивана болтался небольшой, коричневого цвета чемоданчик, зять Сергей нес большую плетеную кошелку из-под фруктов, а Феня размахивала ружейным чехлом. Лишь Антошка шел сбоку пустым, держась за левую руку отца. Все были веселые, возбужденные.
Когда объявили посадку, Иван тепло попрощался с родней, поцеловал сына, забрал в две руки все вещи и, предъявив билет бортпроводнице, прошел в самолет. Юрьев уже находился в салоне. Он видел, как Бандурин снял темно-синий плащ, небрежно сунул кошелку под вешалку, а чемоданчик с чехлом положил на полку. Вскоре взревели моторы, самолет, разбежавшись, плавно оторвался от земли и стал набирать высоту.
— Кошелка очень тяжелая, не менее пуда, — шепнула Юрьеву подошедшая стюардесса. — Сверху зашита материей.
— Спасибо, — так же тихо поблагодарил капитан.
Полет проходил нормально. Когда перед посадкой засветилось табло «Пристегнуть ремни! Не курить!», Юрьев встал и быстро прошел в кабину пилотов.
Самолет плавно коснулся бетонированной полосы, слегка подпрыгнул и побежал по прямой линии к аэровокзалу.
— Уважаемые пассажиры, следующие до Ташкента! — приятным голосом объявила стюардесса. — Командир корабля приносит извинение за беспокойство, мы просим всех пассажиров покинуть салон, взять свои вещи и пройти в аэровокзал. Вылет на Ташкент через тридцать минут.
Пассажиров до Ташкента оказалось человек пятнадцать. В числе их — капитан Юрьев с двумя помощниками и Иван Бандурин. Чекисты шли налегке: один портфель на троих. Ивану было неудобно: ружейный чехол пришлось повесить на плечо, а в руки взять чемодан и кошелку. Он шел не спеша, позади всех пассажиров. Оценив обстановку, помощники Юрьева слева и справа приблизились к Бандурину, и один из них тихо спросил:
— Вам помочь?
— Спасибо, я сам! — буркнул Иван.
Чекисты, переглянувшись, молча продолжали следовать рядом. Позади шагал капитан Юрьев. Когда все пассажиры вошли в здание аэровокзала, к Бандурину приблизился капитан.
— Гражданин Бандурин, я из Новосибирского управления МГБ. Мы вас задерживаем. Пройдите в комнату дежурного милиции.
— Как? За что? — опешил Иван.
— Там объясним. Только без фокусов, — строго предупредил Юрьев.
В комнате дежурного милиции их уже ожидали алма-атинские чекисты и двое понятых из работников аэропорта.
— Предъявите ваши документы, — потребовал Юрьев, когда Бандурин поставил на пол кошелку и чемодан. Бандурин достал новенький паспорт.
— Он поддельный, — объявил капитан. — А что у вас в чемодане и кошелке?
— Я лечу на охоту... В кошелке патроны.
— Откройте. Нам надо посмотреть.
— Зачем это? Можете и по весу определить.
— Тогда откройте чехол и покажите ружье, а также предъявите охотничий билет! — предложил Юрьев.
Бандурин, точно оглушенный, стоял, не двигаясь с места.
— Помогите ему, товарищи, — обратился Юрьев к понятым.
Один из них быстро расстегнул ружейный чехол и удивленно произнес:
— Здесь нет никакого ружья! Одни тряпки...
— Посмотрим, что в них, — Юрьев вытащил содержимое чехла, развернул материю, и все присутствующие с удивлением увидели золотые самодельные крестики, ложечки, кольца...
— Вот это ружье! — удивленно произнес сотрудник аэропорта.
Юрьев предъявил Бандурину ордер на арест. Помощник поставил на стол кошелку, отпорол сверху тряпку и из-под газет стал вытаскивать полотняные мешочки со шлихом и самородковым золотом. Свидетели оторопели от нового сюрприза.
— Тщательно обыщите Бандурина! — приказал Юрьев своим помощникам. — А вы, товарищи понятые, пожалуйста, внимательно осмотрите все, что будет у него изъято.
Вызвали представителя Госбанка со специальными весами, на которых с точностью до грамма взвесили золотые изделия и шлих. Оформив задержание и обыск Бандурина, Юрьев попросил его прочесть и подписать составленные документы. Вслед за ним протоколы подписали понятые. Корзинку и чехол с золотом снова зашили, опечатали сургучной печатью и вместе с Бандуриным под контролем чекистов, как вещественное доказательство, отправили в Новосибирск.
Ташкентский рейс продолжался по расписанию.
Глава 27
Капитан Юрьев с группой чекистов и старшим следователем Чернооковым, пригласив понятых из соседних домов, громко постучал в дощатую калитку Бандуриных. Во дворе залаяла и зазвенела цепью собака. Нежданных гостей встретила Зинаида, жена Василия. Чекисты и понятые заполнили прихожую. Опешившие хозяева, ничего не понимая, выжидательно смотрели на незнакомцев. Юрьев поздоровался, прошел к столу и, не садясь, громко объявил:
— Гражданин Бандурин Матвей Егорович! Согласно санкции прокурора области, ваша квартира, двор и сад подлежат обыску. Причина — арест сына Ивана.
— Господи, за что же его? — ахнула мать.
— Матвей Егорович вам объяснит, — ответил Юрьев.
Старик угрюмо набычил голову, продолжая молчать. Юрьев предъявил ему документы, хозяин прочитал их, расписался и развел руками.
— Ко всем членам семьи просьба: остаться в этой комнате. Во время обыска никуда не выходить, ни о чем не разговаривать, — продолжал Юрьев.
Черноокое разъяснил права и обязанности понятых. Усадьба, сад и все выходы охранялись чекистами.
Методично, метр за метром, осматривались комнаты, шкафы, сундуки, столы, книги и другие укромные места. Все, что представляло ценность, как вещественная улика преступления, заносилось Чернооковым в протокол. Специалист с помощью прибора типа миноискателя прощупывал стены, плинтуса, пол, стулья и другие предметы, где могли быть тайники для хранения золота. Однако, кроме самодельных крестиков и ложечек, обнаруженных в буфете, в доме ничего золотого найдено не было. В письменном столе Василия оказались порнографические фотоснимки, которые были изъяты следователем. Затем перешли в кладовку, где был спрятан электротигель. На нем угадывались следы плавления золота.
Чернооков то и дело посматривал на хмурое лицо старого Бандурина, вздыхавшего от волнения. Только Юрьев сохранял завидное спокойствие.
Окончив обыск дома, чекисты и понятые перешли во двор, стали осматривать плетеный курятник. Старик Бандурин и Василий сразу забеспокоились.
— Ну, дед, помогай искать клад! — попросил один из молодых чекистов. — А то испортим весь пол.
— Ройтесь, ничего там нет! — пробурчал старик.
— Возьмите щупы и хорошенько проверьте все углы, а также под плетнем, — приказал Юрьев.
Группа обыска дружно проверяла каждый дециметр курятника. Вскоре послышался металлический скрежет. Взяв лопату, Юрьев начал рыть землю. На небольшой глубине, под плетнем, показалась двухлитровая эмалированная кастрюля, обвязанная тряпкой. Капитан отряхнул землю, сбросил тряпку, снял крышку, и присутствующие увидели груду лежавших в кастрюле золотых самородков. К концу обыска было обнаружено еще две таких же кастрюли, наполненных самородками и шлихом.
Закончив обыск, Юрьев и Чернооков поблагодарили понятых, сфотографировали и упаковали вещественные улики преступления, пригласили с собой Матвея Бандурина и уехали в Управление МГБ. По тактическим соображениям Василия задерживать не стали. Чернооков взял от него лишь подписку о невыезде из Новосибирска и сохранную расписку на автомашину и мотоцикл, на которые был наложен арест. Санкция прокурора на арест Матвея Егоровича у чекистов уже имелась. Однако сразу об этом старику решили не объявлять, желая провести, так сказать, психологическую проверку его на честность.
Был уже поздний вечер, когда старик решил, наконец, показать еще одно место в огороде, где было спрятано золото. Черноокову снова пришлось поехать к Бандуриным. Когда все формальности по изъятию новой партии золота были закончены, Юрьев предъявил хозяину ордер на арест. Старуха заголосила, утирая глаза передником.
— Цыц, дура! — закричал Матвей. — Чего рассопливилась?! Найди лучше бельишко и утиральник. В тюрьму ведь иду, не в гости...
Старуха замолчала и проворно полезла в комод. Собрав необходимое в черную кирзовую сумку, дед не спеша попрощался с родными и тяжело перешагнул порог своего дома.
Чернооков трудился с утра до вечера, допрашивая то отца, то сына. Обстоятельства требовали проведения обыска на квартире первой жены Ивана Евдокии и его любовницы Галкиной. Старший следователь обратился за помощью к Юрьеву.
В полуподвальных каморках Евдокии, кроме подержанного пианино, ничего ценного не оказалось. Зато добротный особняк на улице Набережной, где проживала Галкина, был полной чашей. И чего только не натаскал туда Иван! Роскошная мебель из полированного японского ясеня, узбекские ковры ручной работы, шкуры разных зверей, саксонский и китайский фарфор, радиоприемники последних марок, велосипеды, рояль и многие другие предметы заполняли просторные комнаты и кладовку. Много было ложечек, крестиков и других ювелирных изделий из золота и серебра...
— Откуда у вас это? — спросил Чернооков Галкину.
— Я долго работала инженером в Якутске. Там хорошо платят. Жила одна. Вот и приобретала на сбережения все, что мне нравилось, — не задумываясь, ответила та.
— Почему вы нигде не работаете? — поинтересовался Юрьев.
— Ребенка некуда деть. Видите, он еще совсем маленький. Живу одна...
Двухлетний карапуз крепко держался за платье матери.
— Кто его отец?
— Иван Бандурин.
Глава 28
По указаниям Центра, после ареста Ивана Бандурина, в Андижане в тот же день были привлечены к уголовной ответственности Раджим Тулибаев-Ходжаев и контрабандисты Нургалиев и Хакимов. Игра закончилась, и им надлежало отвечать за содеянное.
Через месяц после отлета Салимова из Якутска в Министерство госбезопасности республики пришел по почте толстый пакет. В нем было покаянное письмо Середы. Без утайки, подробно написал он о своем моральном падении, о преступных связях с Иваном Бандуриным, его отцом, перекупщиками золота из Ташкента и вербовке агентом иностранной разведки. В тот же день транспортный самолет ПО-2, ведомый летчиком ГВФ Середой, потерпел катастрофу: летчик погиб, пассажиров на борту не было. И хотя о причине катастрофы официально нигде не объявлялось, по аэродрому прошел слух: Середа торговал золотом и шпионил, а в подкладке его реглана чекисты нашли карту, на которой нанесены важные стратегические пункты.
После отъезда Юрьева из Янгово лейтенант Соколов продолжал там работать. Сотрудники местного отдела госбезопасности оказывали сибиряку необходимую помощь. Соколов знал, что групповое дело на «приятелей» по указанию Центра подлежало реализации и что Абрам Стрельчик является важным звеном в преступной шайке расхитителей золота.
Юрьев предложил Соколову установить всех помощников Стрельчика из числа заключенных, которых можно было допросить как свидетелей. Однако решить эту задачу было делом нелегким — по почтовым документам надлежало выявить, кто из заключенных в Янговском поселке получал продуктовые посылки из Новосибирска, Кисловодска, Андижана и Ташкента.
Предстояло решить и другой вопрос: где целесообразно задержать Стрельчика, который действовал весьма осторожно и не хранил при себе никаких ценностей и документов, уличавших его в преступных сделках с Бандуриным. Соколов информировал об этом Новосибирск. Капитан Юрьев сообщил, что вопрос об аресте Абрама Стрельчика будет решаться в Москве. По указанию Центра и договоренности с администрацией Абрама Стрельчика досрочно «освободили». Он стал собираться в Москву. Александр Соколов должен был сопровождать Стрельчика до столицы, чтобы передать его там под наблюдение московских чекистов.
Самолет из Якутска в Москву прибыл по расписанию. Все, казалось, шло так, как мечтал Стрельчик: крупное дело тихо закончено, все довольны, он на свободе, в Москве, где его ждет Геня Григорьевна...
Лейтенант Соколов выполнил свою миссию, но продолжал наблюдать за Стрельчиком, который мог скрыться, затеряться в Москве. Капитан Юрьев уверял, что на Внуковском их непременно встретят. Соколов внимательно следил за встречавшими, искал среди них московских коллег, которые знали его приметы и приметы Стрельчика, однако, как ему показалось, из чекистов в аэропорту никого не было.
Стрельчик получил багаж и решительно двинулся на стоянку такси. Тут к нему подбежали два молодых расторопных парня и спросили:
— Вы случайно не Стрельчик?
— А что такое? — вопросом на вопрос ответил осторожный Абрам Маркович.
— Геня Григорьевна просила вас встретить. Она сама не может. У нас есть машина. — Они показали на молочного цвета «Победу», остановившуюся рядом. — Садитесь, пожалуйста, Абрам Маркович!
Едва Стрельчик шагнул к машине, как подошел третий парень и очень спокойно проговорил:
— Одну минуточку! Вы задержаны. Я сотрудник МГБ. Пройдемте с вещами в здание аэропорта.
— Позвольте! Я не убежал. Меня освободили досрочно!.. Посмотрите документы! — возмутился Стрельчик.
— Зайдем в помещение и там проверим не только документы, но и вещи, — сказал чекист.
Стрельчик ссутулился и неожиданно начал шмыгать большим синеватым носом.
В комнате дежурного милиции уже дожидались приглашенные чекистами понятые. Задержанному предъявили ордер на арест и произвели обыск. В вещевом мешке обнаружили тяжелые полотняные мешочки, завернутые в белье. В них оказалось десять килограммов золотых самородков.
В карманах пиджака нашли две сберкнижки с крупными вкладами и аккредитивы.
— А где моя жена? — не удержавшись, спросил Абрам Маркович.
— Она давно гостит у нас. Вы с ней непременно увидитесь, — ответил один из чекистов.
Вслед за Стрельчиком из Янгово в Москву летело письмо от Игната Пьяных.
«...Абраша! Если ты не вернешь долг и хочешь замести свою дорогу, то нечего от меня скрываться. Я найду тебя на дне океана и выведу на чистую воду... Учти это! Сладко не будет... Скорее шли посылки с вещами и сберкнижку, как договаривались», — писал надзиратель прииска.
С санкции прокурора письмо было конфисковано и приобщено к следственному делу по обвинению Стрельчика. Пьяных угрожал нечестному компаньону, не подозревая, что это письмо в равной степени обвиняет и его, как соучастника хищения золота.
Глава 29
В Ташкентском аэропорту Салимов спустился по трапу самолета и быстро направился к стоянке такси. Однако свободных машин не оказалось. Он обратился к частнику, скучавшему на остановке. Тот молча кивнул головой.
У постового инспектора ГАИ водитель спросил, где находится улица Кефанова, и, получив разъяснение, тронулся в сторону города.
Расплатившись за проезд и выждав некоторое время, Салимов вошел в подъезд дома, нажал кнопку звонка. Дверь открыл подвыпивший мужчина, который долго не мог понять, зачем и от кого пришел к нему незнакомый интеллигентный человек. Затем, разобравшись, крепко стиснул руку гостя и, широко открыв дверь, пригласил в комнату. Увидев там другого мужчину, Салимов в нерешительности остановился.
— Заходи, заходи, дорогой, не стесняйся! — закричал гостю веселый компаньон.
— Это мой сосед, железнодорожник Расул Ахунов, — пояснил хозяин.
Салимов, не зная, как вести себя дальше, замялся:
— Благодарю, хозяин, я, пожалуй, пойду. Забегу в другой раз...
— Так нельзя! Раз ты знаешь Ивана, друга и брата моего, значит, ты и мой друг и брат! Садись — и никаких гвоздей!
Салимов присел к столу, залпом выпил полстакана водки, начал закусывать, размышляя, как бы поскорее отделаться от этой компании. Не успел еще закусить, как ему долили стакан и потребовали выпить «штрафной». Салимов попытался подняться, чтобы уйти, но хозяин бережно усадил его на место.
Вскоре сосед, попрощавшись, ушел домой.
Половинкин втянул Салимова в разговор, хвалил Бандурина за умение пить, вспоминал, как они однажды в Ташкенте откупили весь ресторан и заставили около него дежурить с полдесятка таксистов, которым Иван заранее оплатил за день работы, чтобы они развезли его пьяных гостей по домам...
— В честь чего это было? — спросил Салимов.
— Иван уезжал на курорт в Ялту. С молодой женой Валькой из Якутска ехал. О-ох, и покутили тогда! Есть что вспомнить.
Салимов решил действовать. «Сашка Половинкин — старый проныра и спекулянт. Несколько раз летал на Колыму за золотом к своему другу Морозову», — вспоминал он разговор с Иваном Бандуриным в Кисловодске.
— Вы что, живете один? — осторожно поинтересовался Салимов.
— Жена уехала к дочери в Мары. Внучка приболела...
— И до сих пор не работаете?
— Лето работал проводником. Сейчас отпуск взял. Деньги пока есть. Обхожусь...
— Ты же спекулянт, — Салимов в упор посмотрел на Половинкина. — У тебя, наверное, миллион в кубышке припрятан?
— А это не твое дело, господин хороший! Это мы сами знаем, сколько у нас грошей... — ответил Половинкин.
— Нет, друг, это как раз мое дело... Я все знаю о твоих делишках. И про спекуляцию золотом, и о том, что ты к Морозову летал, и все другое... Не пора ли тебе расплачиваться за эти безобидные занятия?
— Ты что — прокурор?
— Не горячись, голубчик! Не прокурор, но знаю о тебе все. Я давно тебя караулю.
— Хочешь взятку за молчание?..
— И опять не угадал. Я ни рубля от тебя не возьму. Мне нужны твои советы, твои наблюдения за жизнью.
— А ты сам слепой? Ничего не видишь?
— Вот это ты угадал. Из-за границы я недавно приехал...
— Выходит, это я твоим шпионом буду? На тебя стану работать? Ну, это ты брось!.. Очумел?! Меня, фронтовика, шпионом решил сделать?.. А ты знаешь, что я своей кровью землю полил, что у меня в легких осколок от фашистской мины сидит?.. И чтоб я стал шпионом и предателем?.. Этому не бывать! Слышишь, дуб мореный, не бывать!!! — Половинкин схватил со стола пустую водочную бутылку и резко замахнулся.
Салимов успел схватить его за руку.
— Успокойся, осел! Мы оба погибнем в застенках МГБ! Чего орешь?
— Я тебе покажу, г-гад, застенки! — разошелся Половинкин. — Ишь, шантажист нашелся!.. А я не вор! Не тебе мои гроши считать...
Салимов, не ожидавший такого оборота, решил по-быстрому ретироваться. Однако хозяин преградил ему путь. Чуя недоброе, Салимов размахнулся и, ударив Половинкина в челюсть, бросился к выходу.
— Помогите! Держите его! — выплюнув несколько зубов, заорал Половинкин в открытое окно, когда Салимов уже выскочил на дорогу и заметался, пытаясь поймать какую-нибудь автомашину. Из-за угла выкатилась серая «Победа» и остановилась. Шпион плюхнулся на заднее сиденье, где уже находился один пассажир. Вслед за Салимовым подсел еще один крепкий, широкоплечий пассажир. Рядом с шофером сиденье тоже было занято.
— Куда едем? — отдышавшись, спросил Салимов.
— В центр, а вам куда?
— Тоже в центр.
Через несколько минут «Победа» затормозила у здания Министерства госбезопасности республики.
— Вы арестованы. Не двигаться! — сказал один из сидевших в машине. Руки Салимова мгновенно оказались в тисках соседей.