У Сергея Назаркевича гаража не было. Машину свою – красные "Жигули 2103" он держал за домом, где жил, в проеме между двумя металлическими гаражами соседей – шофера из таксопарка и старика – инвалида войны.

Было воскресенье. Жарко. Вытоптанную площадку покрывала тень от высокого старого платана. Ветерок смел потемневшие опавшие со "свечек" лепестки в кучки к полуобвалившемуся деревянному забору, за которым лежал большой пустырь.

Дверь в металлическую коробку гаража, где стоял старенький "Москвич" таксиста, распахнута, в сумеречной глубине виднелись стеллажи с аккуратно разложенными инструментами, шлангами, баночками, бутылями; сбоку стоял стол с большими тисками, в углу компрессор.

Юрий Лагойда, обнаженный по пояс, в латаных джинсах и стоптанных кедах оглядывал весь этот разумный порядок завистливо, словно хозяин металлической коробки был виноват перед Лагойдой за бардак, царивший в его добротном, кирпичном, на две машины боксе. В нужный момент Лагойда не мог отыскать торцовый ключ или баночку с графитовым порошком.

– Ну, мужики, думайте быстрее, что еще понадобится, – сказал таксист. – Мне ехать нужно, жинка на барахолку собралась.

– Тебе что-нибудь еще, Коля? – спросил Лагойда у Вячина.

– На всякий случай большой газовый ключ и солидола, – ответил Вячин. Он тоже был обнажен по пояс, в старых синих вьетнамских брюках, и сидел на снятом колесе, разглядывая истершуюся тормозную колодку.

– Сосед, немножко тонкой шкурки и грунтовки, – попросил Назаркевич…

В это воскресенье они собрались привести в порядок машину Назаркевича. Вячин – ходовую часть, Лагойда – барахливший замок зажигания, а сам хозяин – зашкурить и загрунтовать кромки крыльев, где появились пятна ржавчины…

Каждый делал свое дело почти молча, иногда перебрасывались фразой-другой. К двум часам дня решили передохнуть, от обеда, предложенного Сергеем Назаркевичем, отказались; но сбегав домой, он все же принес термос с кофе, большие чашки и бутерброды с колбасой и сыром. Перекусив, сели покурить.

– Ты хотя бы поставил противоугонное, – сказал Вячин. – Держишь машину в этом закутке и спишь спокойно? – спросил он Назаркевича.

– А какой выход? До платной стоянки час добираться двумя трамваями.

– У тебя же и правая передняя дверца не запирается, – сказал Лагойда. – Замок надо менять, а зубчатка "съедена".

– Заработаю в кооперативе – куплю "девятку", – засмеялся Назаркевич.

– Таких умников много, – сказал Лагойда. – Знаешь, сколько сейчас "девятка" тянет? Да попробуй еще найди!

– Серега, у тебя, кажется, была пишущая машинка с латинским шрифтом? – спросил Вячин у Назаркевича.

– Есть. Наташа иногда пользуется, когда печатает диссертации медикам. А что нужно печатать?

– Два деловых письма по-польски, – сказал Вячин. – Еду в Польшу, в Жешув.

– За каким чертом, – спросил Лагойда.

– Меня разыскали поляки-мебельщики. Им понравилась наша фурнитура. Прислали приглашение. Может наладим экспорт для них, и они нам чего-нибудь. В общем потолковать надо, проспект им показать.

– Приходи, Наташа напечатает, – сказал Назаркевич. – В Общий рынок вступить хочешь?

– На советском пещерном уровне, – сказал Вячин. – Слушай, Кубракова уже приехала?

– Нет еще… Выбрось из головы, не станет она с тобой даже говорить о лаке. Для нее это – табу.

– Ладно, черт с нею… Ну что, пошли работать? – встал Вячин.

– Сейчас бы вздремнуть после такого кофе, – лениво поднимаясь, сказал Лагойда…