Был уже апрель. Смелее поигрывал теплый гладкий ветерок. Деревья стряхивали с себя тощие прошлогодние коричнево-серые стручки, на их месте вот-вот могли засветиться зеленые зрачки почек. На пригорках, облитых солнцем, стелился легкий прозрачный пар.

По высохшему уже шоссе с обновленной разметкой в сторону Старорецка шло сплошное гудение – поток машин: "Волги" и "Жигули", "Вольво" и "БМВ", "Мерседесы" и "Тойоты". Жителям города не надо было объяснять в чем дело: дважды в году – в апреле и сентябре – в Старорецк съезжались покупатели на традиционный международный аукцион лошадей. Проводился он в закрытом манеже, построенном после войны заново, поскольку прежний сгорел в 1941 году во время бомбежки. На аукцион выставлялось наше валютное добро: орловские и русские рысистые, ахалтекинцы, арабские, терские, тракенские, англо-кабардинские красавцы. Пусть не все они выросли на Старорецком конном заводе, а вот к аукциону готовились здесь…

В потоке машин двигался небольшой дизельный "фольксваген" Матиса Шоора, главного редактора германского иллюстрированного журнала "Я жокей". Шоор был не новичок здесь, ехал не впервые. Его журнал неплохо зарабатывал на рекламе Старорецкого аукциона, часто выступая посредником между заводом и содержателями богатых конюшен…

Машину Шоор вел сам. Как всегда в эту поездку он вез мастера-фотографа. Ехал он сейчас как почетный гость по приглашению дирекции аукциона. В этот раз предполагалась демонстрация лошадей не только для бегов и скачек, но и для прогулок, цирка, спорта, парадных троечных запряжек с коренником рысистой породы и двумя пристяжными верховых пород, да еще подбор "троек" по мастям – гнедые, рыжие, серые, серые в яблоках, вороные… И потому у Шоора, не только любителя, но и знатока лошадей, настроение было хорошее. Шоор неплохо говорил по-русски, с директором конного завода много лет поддерживал добрые отношения. Он знал, что ему и фотографу уже заказаны хорошие номера в прекрасном гостиничном комплексе, выстроенном финнами, часть валюты за комплекс внес коннозавод.

У окошечка администратора Шоор весело поднял руку, приветственно пошевелил пальцами, и тут же услышал в ответ от немолодой женщины с хорошо уложенными седеющими волосами:

– С приездом, господин Шоор! Рады вас снова видеть у нас, улыбнувшись, она взяла его паспорт…

Они поселились, как всегда, в тех же смежных номерах, соединяющихся внутри дверью.

Шоор приехал в Старорецк за двое суток до официального открытия аукциона. Во-первых, чтобы в спокойной обстановке сделать съемки, заключить новый контракт, поскольку в июне истекал срок предыдущего. Учитывая возросший тираж журнала, который в прошлом году был куплен новым владельцем – Густавом Анертом, и то, что теперь издание будет не только на немецком, но и на английском и французском языках, пойдет в розницу и по подписке в некоторые англои франкоязычные страны, сумма контракта возрастает. Шоор надеялся, что это не испугает директора завода, человека умного, предприимчивого, умеющего заглядывать на несколько лет вперед. Во-вторых, было у Матиаса Шоора и приватное дело в Старорецке. Владелец и издатель журнала "Я – жокей" Густав Анерт попросил Шоора попытаться разыскать следы своего дядьки, – оберста вермахта Алоиза Кизе, погибшего в Старорецке при странных обстоятельствах в 1948 году в лагере военнопленных…

Приняв душ и поменяв сорочку, Шоор позвонил в дирекцию завода.

– Фрау Света? Здравствуйте! Матиас Шоор… Да-да… Спасибо, – узнал он голос молоденькой симпатичной директорской секретарши. – Только что… Да-да… Уже очень отдохнул… Вы же помните, как вы меня назвали: "Господин не терять времени"… Спасибо, соединяйте… Хелло, господин Орлов, это Шоор… да… Благополучно… Хотелось бы сегодня… Знаю, у вас, как это вы говорите, "сумасшедший день"… Какое-то любое ваше время… Годится… – он посмотрел на часы. – В восемнадцать зеро-зеро… Мой номер сто и восемь. До встречи…

Шоор удовлетворенно поднялся с кресла, распахнул балконную дверь накурили. Деловая часть их встречи прошла неплохо. Сложив стопочкой свои экземпляры документов, привезенных Шоором, директор всунул их в прозрачную целлофановую папочку с изображением в левом верхнем углу золотым петушком в рамочке.

– Я думаю, мои коллеги возражать не станут, – сказал директор. Надеюсь, к вашему отъезду все подпишем.

– Да-да, это будет хорошо. – Шоор прошел в угол комнаты, где на специальной раскладной подставке стояла сумка. Раскрыв ее, он достал высокую коробку. – Вашему внуку, – подошел он к директору. Шоор знал, что подарки этому человеку можно вручать только после завершения дела. Директор придерживался надежной старой морали. Они с Шоором были ровесниками, обоим за шестьдесят, оба воевали, но никогда, по молчаливому, не объявленному уговору, разговоров на эту тему и выяснений не заводили.

– Что на этот раз? – спросил директор, разглядывая красивую коробку.

– Авторалли.

– Спасибо, то-то будет радости.

– Ребенок должен иметь радость. – Шоор знал, что никаких подношений, кроме какой-нибудь детской игрушки для своего семилетнего внука директор не примет.

– Как поживает ваш садовник? Я дома рассказывал о его цветах. Розарий – превосходно! Вы один раз говорили, что во время войны он спасал секретную картотеку с родословными лошадей. В репортаже об аукционе красиво будет дать этот эпизод: простой садовник спас такие документы, человек из народа. Демократично и не так сентиментально. Читатель любит… Как с ним встретиться, с садовником… как его?.. – спросил Шоор.

– Иегупов… К сожалению, он в больнице.

– Очень жаль, очень жаль. Передайте ему привет… Дальше: сейчас хочу делать много снимков, мало текста, много снимков! Манеж и натура. На тех прекрасных лугах, – вернувшись к распахнутой балконной двери, Шоор указал куда-то за реку, которая отсюда казалась неподвижной и беззвучной, хотя по ней змеились мускулы стрежневого течения, сновали катера и моторки. Нужен подходящий парень. Чтобы он был, как говорят, образ времени. И рядом с лошадью выглядел не хуже ее. Ростом, фигурой, мышцами он должен подчеркивать ее красоту. Снимем в жокейской форме, в спортивном костюме и с обнаженным торсом. Я привез модели новых костюмов и обуви.

– Рекламируете? Хотите и таким образом на нас заработать? – улыбаясь, миролюбиво спросил директор.

– Тут будет и ваш процент, – невозмутимо ответил Шоор.

– Где же мне взять такого парня? – директор задумчиво поскреб щеку. Ладно, что-нибудь придумаю… Может быть в институте физкультуры… Вечером позвоню проректору, мы знакомы, – он поднялся. – Значит, до завтра. В котором часу вас ждать?

– В одиннадцать. Будет солнце, хорошее небо, такое стереоосвещение. Шоор проводил директора до двери. – У меня к вам приватная просьба, остановил он его. – После войны в вашем городе был лагерь немецких военнопленных. В 1948 году в нем погиб дядька моего шефа господина Густава Анерта. Мне надо по этому вопросу выяснения. Куда я могу обратиться?

Директор пожал плечами, растерянно задумался – столь неожиданным оказался вопрос. После паузы он сказал:

– Для начала, видимо, надо обратиться в милицию… Так мне кажется. Может они подскажут… – неуверенно заключил он… – Что же я тут могу? Поговорю с начальником городского управления, попрошу, чтоб он вас принял, изложите ему подробности. Начните с этого.

– Я хотел бы для шефа иметь тут результат, – подчеркнул Шоор, когда они стояли уже у порога раскрытой в коридор двери.

Директор кивнул:

– Попробуйте… Всяко бывает…

Поздно вечером, когда Шоор доставал из холодильника банку любимого пива "Heineken", позвонил директор конного завода:

– Господин Шоор, я нашел вам, по-моему, подходящего парня. Работает в фотосалоне, и как натурщик подрабатывает в институте декоративного и прикладного искусства. Запишите: зовут Леонид Локоток. Завтра в десять утра он будет у вас. Платить ему будем мы. В рублях, конечно. Валюта нужна нам, а ему не положено… Теперь о другой вашей просьбе. Я говорил с начальником городского управления милиции. Понимаете?.. Вот… Это не в их компетенции. Он посоветовал поступить так: у нас есть частное сыскное бюро "След". Что? Да-да, приват. Они занимаются поисками исчезнувших людей. Возможно, возьмутся и за ваше дело. Попробуйте, вдруг получится. Запишите адрес, это недалеко от гостиницы…

– Да-да! Спасибо!

Утром следующего дня, приняв душ, побрившись, овеяв себя облачком цветочного дезодоранта, съев бутерброд с сыром и запив его чашечкой кофе прямо в номере, Шоор вел какие-то подсчеты на миниатюрном калькуляторе, когда в дверь постучали.

– Прошу! – крикнул Шоор.

В комнату вошел молодой человек в хорошем джинсовом костюме, куртка, подбитая белым мехом, была распахнута, и Шоор сразу увидел, что парень сложен великолепно – широкие сильные плечи, узкая талия, под тонким свитером, обтягивающим торс, проступали бугры мышц.

– Меня просили прийти к вам. Моя фамилия Локоток.

– Очень приятно, – улыбнулся Шоор. – Садитесь, – парень Шоору понравился: крупное лицо, не придется особенно возиться с гримом и светом, чтобы "выбрать" каждую деталь – глаза, лоб, нос, рот, – все открыто, чуть вьющиеся светлые волосы. "Почти неккермановский тип, – подумал Шоор, ничего азиатского. Это подкупает читателей журнала, европейцы любят себе подобных. – Вам господин директор объяснил, какую будем делать работу?"

– Да, – кивнул Локоток. – Когда начнем? – по-деловому спросил он.

– Через полчаса. Мы поедем отсюда все. Пива? – предложил Шоор.

– Нет, благодарю, не употребляю, – Локоток рассмеялся.

Шоору понравился и этот отказ (пьет, конечно, но набивает себе цену), и приоткрывшиеся ровные здоровые зубы (можно будет сделать несколько снимков улыбающегося, довольного жизнью человека), и то, что красавчиком парня не назовешь (рядом с лошадью должен стоять настоящий мужчина спортивного и несколько сурового облика, женщины любят таких, ибо напомаженные красавчики напоминают им либо педерастов-наркоманов, либо алкашей-импотентов…).

Минут через пятнадцать вошел фотограф Шоора, обвешанный небольшими кожаными ящичками с аппаратурой, что-то сказал по-немецки, Шоор указал на Локотка, познакомил. Фотограф профессионально охватил Локотка взглядом и одобрительно похлопал его по плечу.

В половине одиннадцатого они втроем уехали на конный завод.