Но это развлечение скоро приелось. Это было все одно и тоже, говорила Марта; и она принялась скучать, преувеличивать, драпироваться в свою скуку с тем уменьем, которое составляет секрет её пола. Она то принимала неподвижные позы, то углублялась в молчание и впадала в глухоту, неумолимую глухоту замечательно разыгранную, когда слух как бы испуганно пробуждается при вторичном повторении вопроса. И вместе с тем она говорила, что очень довольна, очень счастлива, даже очень весела и решительно отказывалась покинуть Сен-Совёр раньше окончания лечения Шарля. Шарлю становилось лучше. Уже два дня как он принялся немного работать, когда войдя днем в Марте он нашел ее в пеньюаре.
– Вы значит не выходите сегодня, Марта?
– Нет…. сегодня скверная погода.
– Скверная погода, сегодня. С этим солнцем? – И так как Марта не глядела и казалось ничего не слышала, Шарль произнес: – Марта!
– Извини, мой друг…. Ты говорил!..
– Я говорю, что день прекрасный.
– Видишь ли, мне грустно сегодня…
– Что с вами?..
– О, тут умерла… Эта молодая англичанка, приехавшая на воды…. ты знаешь…. умерла!
– Но, моя милая, я не вижу….
– Должно быть она страдала…. В страшной агонии…. У меня не хватило решимости выйти, понимаешь?… И потом у тебя был такой нездоровый вид вчера вечером…. Я не хотела пускать тебя…
– Полно! Мне еще далеко до этого…
– Нет, видишь ли. тебе нельзя ничего сказать. Я не знаю, где ты только не найдешь….
Шарль ушел.