У каждой картинки в моей голове тоже был свой порядковый номер. Чем больше было число, тем больше беспокойства пряталось внутри. Как-будто тебя пускали туда, откуда сроду не выбраться. В углах комнаты блестела пыль. Бессмысленно улыбалась фабричная кукла. По полу потянуло холодом. Зашелестела занавеска. Комната доктора наполнилась шорохами и скрипами.

Окно резко распахнулось, вспыхнуло дневным солнцем, осыпало мелким стеклом. Я побежал. От бега все вокруг зашаталось. Засвистел плотный как картон воздух. И уже нельзя было отличить свист ветра от моего топота.

В темноте подъезда на меня набросились три тени, но я растолкал их и запрыгал по ступенькам вниз. Лестница загрохотала – меня догоняли.

Первым из подъезда выскочил Юрка. Маргаритка тонко визжала и была второй. А ты обогнала всех уже у песочницы. На улице был тихий и жаркий день.

– Окно открыл? Вот, – сказала ты, когда отдышалась. – А когда дверь и окно открыты, то получается сквозняк.

Мы тебе не поверили. Ты сама себе не очень поверила.

На моей ладони блестел серебряный зуб доктора Свиридова.

В четверг я как-то сам собой выучил дни недели. Не то чтобы я их раньше не знал. Просто они не всегда вставали на правильное место. За средой могла последовать суббота, за субботой – четверг. Раньше можно было называть день как тебе хочется. Тогда он дарил чувство послушности времени и всего, о чем я думал и где был.

В первую правильную пятницу жизни, которую я бы раньше назвал никакой понедельник, Юрка собрался рубить яблоню. Мой геройский поход в квартиру доктора Свиридова и серебряный зуб, который я носил с собой в спичечном коробке, не давали ему покоя.

Я не знал, как защитить яблоню. Многие взрослые в таком случае уговорили бы себя, что это всего лишь еще одно дерево и ничего особенного не произойдет, если его вдруг не будет.

– Хватит телепаться, – сказал мне Юрка. – Садись.

Немецкий штык-нож опасно блеснул лезвием.

Ты и Маргаритка расположились на гнилом бортике песочницы. Я послушно сел рядом с Маргариткой. Наверное, это было первое тихое презрение к себе, которое я испытал.

– Дорогие друзья, – подражая голосу Гагарина перед стартом, сказал Юрка. – Я думаю, что сила и упорство…

Что думал Юрка про силу и упорство мы не узнали.

Рядом с ним как-то сам собой появился его отец дядя Коля и вложил всю силу и упорство в пинок по Юркиной жопе. Штык остался в руках дяди Коли, а Юрка, чуть пониже Гагарина, полетел головой в кусты. Дядя Коля был добрый, поэтому сказал:

– Вы чего придумали, сволочи? Будете потом всю жизнь вспоминать, какое были дурачье.