Из леса вернулся взвод. Милиционеры принесли закрытые мокрым брезентом носилки. Никто не говорил, кого принесли. Но я знал – нашли дурканутую Ленку. Со свернутой шеей и без ног.
В ожидании автобуса, милиционеры расселись вокруг песочницы. На их лицах блестели крупные капли пота. Детская площадка запахла соснами.
– Матери скажешь? – спросил командир взвода.
– Потом, – ответил собачник. – Где нашли?
– В овраге. В ручье лежала. – Командир взвода раскрыл планшет, ткнул пальцем в карту. – Здесь.
– А ноги-то у нее вроде как откусаны, – приподняв брезент сказал Грымов.
– Не лезь, – сказал собачник.
Грымов послушно опустил брезент.
Я ждал темноты. Для того, что я задумал, была нужна темнота.
Скоро в окнах бараков загорался свет. В вашей квартире было темно. Лишь тускло отблескивала кокарда на милицейской фуражке твоего отца, которая все так же лежала на подоконнике.
Костер рядом с песочницей запускал в небо дохлые искры.
Из инструментов у нас с теткой были клещи, молоток, который елозил на плохо закрепленной ручке и несколько длинных гвоздей. На туалетном столике лежали деньги. Я взял три рубля.
Юрка прятал штык-нож под ящиками за сараями, чтобы отец не нашел. А я нашел. Еще я взял с собой полный коробок спичек и свечку, которую мы зажигали, когда пропадал свет.
Камиль для приличия помял в руках три рубля.
– Зачем тебе кукла? – спросил.
– Поиграть.
Камиль с сомнением посмотрел на железо, которое звякало в принесенной мной авоське:
– Сейчас играть будешь?
– Да.
– Тогда пять, – сказал Камиль.
– Утром отдам или штык-нож оставлю. Он настоящий.
Камиль взвесил в руке штык-нож:
– Лучше деньгами.