— Этот кальян, — сказал Джек, втягивая дым, — и впрямь хорош. — Пахнет яблоком. Ты должен попробовать.

Развалившись среди дюжины разноцветных подушек, украшенных геометрическим рисунком, Джек Алькантара выглядел настоящим калифом, не хватало лишь тюрбана и халата.

— Нет, спасибо, — ответил Алекс, поднимая стакан горячего чая в медном резном подстаканнике. — Эта штука слишком расслабляет, а я не хочу расслабляться.

Галисиец вопросительно поднял бровь.

— Ты думаешь, будут проблемы? — спросил он. — Успокойся, Алекс. Сейчас придет этот парень и расскажет, что за штуковину мы должны достать с затонувшего судна.

— Когда речь идет о Хуане Марше, — произнес Алекс, осторожно отхлебывая горячий чай с мятой, — трудно оставаться спокойным.

Они сидели за одним из дальних столиков в мавританской кофейне в медине Танжера, древнего карфагенского Тангиса. С 1925 года Танжер стал открытым портом, управляемым сообществом государств, в которое вошли Бельгия, Испания, Соединенные Штаты, Франция, Португалия, Великобритания, Россия, Голландия и Италия. Иными словами, откровенная дипломатическая нелепость. В итоге город, находившийся в глубоком культурном и религиозном кризисе, сделался идеальным рассадником для шпионов, беглых преступников и контрабандистов со всего света, где могло случиться и постоянно случалось все, что угодно. Так что Танжер оказался просто идеальным портом для бизнеса капитана Райли и его команды. Во всяком случае, до недавнего времени.

К сожалению, около года назад, после того как войска Третьего Рейха захватили Париж, армия Франко оккупировала этот анклав у западной оконечности Гибралтарского пролива. Несмотря на то, что новому фашистскому правительству пока еще не удалось искоренить космополитический дух этого города, благодаря устрашающему присутствию испанских военных это место стало значительно менее приятным и безопасным.

Строго говоря, Танжер состоял из двух городов, повернутых друг к другу спинами: европейского и мусульманского. Несмотря на то, что их отделяло друг от друга лишь несколько улиц, разделявшая их культурная, религиозная, экономическая и социальная пропасть оказалась совершенно непреодолимой. Некоторые даже сравнивали Танжер с двумя сиамскими близнецами, сросшимися спинами, которые никогда не видели друг друга и не хотели видеть.

Одним из них был космополитичный Танжер — современный, разнузданный, с широкими проспектами, застроенными великолепными зданиями в стиле неоклассицизма, где располагались бесчисленные отели, рестораны, международные банки, консульства, представительства крупных компаний и выставочные залы, столь роскошные, что им могли позавидовать их собратья в Европе. Танжер, населенный тысячами эмигрантов, покинувшими родину в погоне за свободой и удачей. Он отчаянно теснил другой Танжер, воплощенный в древней очаровательной медине, притулившейся рядом с оживленным портом.

Ее извилистые улочки, застроенные белыми с голубым домами с выложенными цветными изразцами фасадами, были настолько запутаны и хаотичны, что никому до сих пор не удалось начертить план этой части города, где, казалось, даже свет, проникая на эти улочки, оказывался в ловушке непроницаемых стен, меж которыми царила вечная ночь. Здесь, в медине, жилые дома чередовались с маленькими продуктовыми лавками, пансионами и гончарными мастерскими, их изделия выставлялись прямо у дверей, выкрашенных в цвет неба над пустыней. Здесь ходили невидимые женщины, закутанные в безупречно-белые покрывала, так что виднелись лишь темные застенчивые глаза, и мужчины в джеллабах, бесцельно бродящие по улицам или из какого-нибудь уголка наблюдающие за снующими туда-сюда прохожими.

— Ас салам алейкум, — послышался слева от Алекса чей-то голос, заставив его подскочить на стуле.

Он обернулся, решив, что это снова подошёл официант, однако вместо него увидел перед собой толстого араба в белом льняном костюме и красной феске, изучающего его с профессиональным любопытством.

— Валейкум ассалам, — с кивком головы ответил Алекс.

— Простите мою навязчивость, — произнёс араб, делая шаг вперёд, к свету. — Это вы сеньоры Райли и Алькантара?

— А кто спрашивает? — поинтересовался Алекс.

— Позвольте представиться, — поклонился незнакомец, снимая феску и кладя ее на стол. — Ахмед аль-Фасси. Я представляю интересы сеньора Марша в этой части света.

— Какие именно интересы, позвольте узнать? — спросил Джек, не ожидая, впрочем, правдивого ответа.

Араб одарил бывшего шеф-повара зловещей улыбкой.

— Разные, — ответил он после короткой паузы. — Так кто из вас двоих — капитан Райли?

— Полагаю, это я, — ответил Алекс, поставив стакан с чаем на столик.

— В таком случае, — произнёс Ахмед, извлекая из кармана пиджака толстый коричневый конверт, — это для вас.

Алекс посмотрел на чёрную восковую печать с оттиском перстня-печатки и взял письмо из рук араба.

— Как вы можете догадаться, это личная печать сеньора Марша, которая гарантирует, что письмо никто не вскрывал.

— И это все? — спросил Райли, взвешивая конверт в руке.

— Откровенно говоря, — заявил араб, глядя на конверт и пожимая плечами, — меня совершенно не интересует, что внутри и для чего это нужно. Моя задача — доставить конверт по назначению и передать вам в собственные руки.

— Вы хотите сказать, что ничего не знаете о...

Аль-Фасси поднял руку, призывая к молчанию.

— Нет, — перебил он. — Не знаю и знать не хочу. Моя задача заключалась в том, чтобы встретиться с вами и передать документы — и ничего больше.

— Но нам нужно многое прояснить, — произнёс Алекс. — Например, срок, к которому мы должны закончить... работу. Хуан Марш лично меня заверил, что здесь, в Танжере, нам передадут всю необходимую информацию.

— И это действительно так, — ответил араб, указывая на конверт. — Все, что вам надлежит знать, находится внутри.

— Плохо дело... — проворчал Джек, не вставая с подушек. — Мне это совсем не нравится.

— Мне тоже, — согласился Алекс, попеременно глядя то на конверт, то на араба.

— Сеньор Марш, — объяснил аль-Фасси, — предпочитает вести дела с осторожностью.

— Это уже не осторожность, — произнес Алекс, постукивая пальцем по столу. — Это паранойя.

На лице араба проступила усталая мина — судя по всему, он был полностью с ним согласен; затем он поднялся, собираясь уходить, и на ходу застегивая пуговицу пиджака.

— Ах да, вот ещё что, — сказал он, забирая со стола феску, — Час назад сеньор Марш связался со мной и велел передать, что сроки несколько изменены.

— Изменены? — переспросил Райли.

— Короче говоря, у вас ровно неделя, для того чтобы закончить работу.

— Неделя! — воскликнул Джек, привлекая внимание всей кофейни. — Это невозможно!

Алекс тихонько толкнул своего друга, умоляя молчать; затем снова повернулся к арабу, стараясь сохранять спокойствие.

— Мы не сможем сделать это за такое короткое время, — процедил он сквозь зубы. — Мы договаривались на двенадцать дней, а не на семь. Неужели вы сами не понимаете, насколько это... — на миг он задумался, подбирая наиболее подходящее слово, — насколько это непорядочно?

— Это невозможно, — повторил Джек.

Ахмед снова пожал плечами; на лице его читалось выражение: «За что купил, за то и продаю «.

— Называйте, как хотите, но это так, — произнёс он, надевая феску. — Так или иначе, вы уже согласились работать на сеньора Марша, и мой вам совет: постарайтесь выполнить работу к назначенному сроку — ради вашего же блага.

Как только араб, развернувшись, направился к выходу из кофейни, Хоакин Алькантара цокнул языком и смачно выругался.

— Вот чуяло мое сердце, — прошептал он, — что этот козел нас кинет.

— Даже если и так, — уступил Алекс, в очередной раз получивший подтверждение известной теории, что, если что-то плохое может случиться, оно непременно случается. — Сейчас уже поздно об этом сожалеть.

Затем он взял в руки объемистый конверт, сломал печать и разложил бумаги на столике, отодвинув в сторону чайный поднос.

— Ну что ж, посмотрим, что тут у нас...

На блестящей полированной поверхности оливкового дерева развернулась морская карта Гибралтарского пролива, выпущенная Гидрографическим институтом Гибралтара, масштабом 1:2000. На карте была изображена территория от мыса Роче до полуострова Чульера на севере до мыса Спартел до Черного полуострова — на южном. Помимо карты в конверте обнаружились подробные планы и парочка фотографий торгового судна длиной в сто пятьдесят метров и водоизмещением в семь тысяч семьсот шестьдесят две тонны, с центральной надстройкой и двумя большими дымовыми трубами. Судно называлось «Фобос» и принадлежало голландцам. Наконец, в другом белом конверте они обнаружили несколько печатных листков с подробным изложением плана операции, а также фотографией некоего странного предмета в открытом деревянном футляре, больше всего похожего на пишущую машинку с огромным количеством клавиш.

— Ну что ж, — сказал Джек, рассматривая морскую карту, на которой красным карандашом была отмечена точка в пяти или шести милях к северо-востоку от Танжера, прямо напротив полуострова Малабата. — По крайней мере, нужную информацию мы, кажется, получили. Теперь мы знаем точное место кораблекрушения — вот оно, отмечено крестиком. Совсем как в пиратских романах, — нехотя улыбнулся он.

— Да уж, — протянул Алекс, вертя в руках один из листков, исписанных от руки, с личной подписью Хуана Марша.

— В чем дело?

— Очень уж все это странно, — произнес Алекс, задумчиво рассматривая листок. — Вся эта поспешность, тайна, обещанные нам огромные деньги... И все лишь для того, чтобы заполучить эту вещицу?.. — он ткнул в черно-белый снимок загадочного устройства.

Джек удивленно поднял брови.

— Ни хрена не понимаю! — бросил он, указывая на фотографию. — Значит, вот это мы и должны достать со дна морского?

— Именно это. А если прибор окажется в хорошем состоянии, — добавил он, — то здесь говорится, что мы получим дополнительное вознаграждение.

— В хорошем состоянии? — переспросил Джек, поморщившись. — И что же, черт побери, это значит?

— Понятия не имею. Единственное слово, которое мне здесь понятно — это «вознаграждение», и, признаюсь, это мое любимое слово.

— Не могу поверить, что этот загадочный предмет — всего лишь печатная машинка! — воскликнул старший помощник, не сводя глаз с фотографии, которую по-прежнему держал в руках Алекс.

— Это должно быть что-то и впрямь уникальное, если за нее обещают целое состояние.

— Не знаю, — признался галисиец. — Может, она золотая? Или клавиши у неё бриллиантовые?

— Брось, Джек. Если это — та самая штуковина, что на фото, то видно, что она из железа и дерева. Другое дело, что будь даже это машинка самого Господа Бога, на которой он печатал свои заповеди — все равно она не стоит тех денег, которые нам за неё посулили.

Повар откинулся на спинку дивана, растянувшись среди многочисленных подушек.

— Как бы то ни было... полагаю, не стоит беспокоиться, — произнес он после минутного раздумья, отмахиваясь от проблемы, словно от сигаретного дыма. — Если координаты верны, то мы, при известном везении, сможем достать эту чертову штуку и разбогатеть так, что на всю жизнь хватит. Сможем купить любой остров в Тихом океане, населенный прекрасными полуобнаженными женщинами, — его руки обрисовали в воздухе контуры воображаемой женской фигуры, — где будем жить, не зная горя, пока не умрем от старости.

— Это и есть главная цель твоей жизни? — усмехнулся Алекс, кладя письмо на стол. — Умереть глубоким стариком на далеком острове, в окружении полуголых женщин?

— А ты можешь представить себе лучшую долю?

— Развратник!

И в эту минуту, не успел Джек ответить, распахнулась дверь, и в кофейню ввалились пятеро легионеров в полевой форме. Сдвинутые набекрень береты, распахнутые на груди рубашки с короткими рукавами, огромные бакенбарды, руки, сплошь покрытые татуировками, и столь вызывающий вид, что и представить нельзя.

Алекс тоже обернулся, и вмиг вспомнил все жаркие бои, когда он стрелял и сам в любую минуту мог быть застреленным солдатами этого корпуса — самого фанатичного во всей фашистской армии, какие ему доводилось встречать.

Какое-то время он растерянно смотрел на них; затем вновь отвернулся и занялся разложенными на столе бумагами.

— Эй, черномазый! — послышался у них за спиной злобный хриплый голос, а затем — удар кулака по барной стойке. — Бутылку вина, живо!

В ту же секунду появился перепуганный официант с открытой бутылкой вина без этикетки и пятью стаканами. Наполнив стаканы до краев, он предпочёл благоразумно убраться подальше, оставив бутылку на столе.

Тогда предводитель группы с нашивками сержанта поднял стакан и потребовал, чтобы все посетители кофейни выпили вместе с ним.

— За наш легион! — провозгласил он. — За Каудильо! Да здравствует Франко! Да здравствует Испания!

Его дружки с восторгом принялись выкрикивать лозунги; остальные посетители кофейни тоже сделали вид, что поддерживают тост, хотя и с меньшим энтузиазмом.

Алекс и Джек, сидящие в дальнем углу, сделали вид, будто заняты своими делами, надеясь, что буяны их не заметят.

К сожалению, их надежды не оправдались.

Держа в руке недопитый стакан, легионер молча застыл, злобно глядя на двух интербригадовцев.

— Эй, вы! — рявкнул он наконец. — А вы почему не пьёте за здоровье нашего славного Каудильо? Я сейчас вам за это головы расшибу!

Моряки многозначительно переглянулись.

«Или мы отсюда немедленно уберемся, — сказали друг другу эти красноречивые взгляды, или сейчас здесь станет очень жарко».

— Хорошо, друг мой, — ответил Алекс, поворачиваясь боком и поднимая стакан с недопитым чаем. — Пью за его здоровье.

— Что это у тебя за дерьмо? — скривился легионер, направляясь к ним огромными шагами; остальные четверо следовали за ним. — Ты что же, смеёшься надо мной? Над сержантом Паракуэльосом?

— Даже в мыслях такого не было, — ответил Алекс, стараясь скрыть насмешку в голосе.

— Постой, постой... — подозрительно произнёс сержант, подходя ещё ближе. — Этот твой акцент... Уж не долбаный ли ты американец?

— Он самый, — ответил Райли, не вставая с места и ощутив тяжёлый запах винных паров, исходящий от легионера, который, видимо, уже нескольких часов кочевал из одного бара в другой. — А в чем, собственно, проблема?

Сержант повернулся к своим товарищам, тыча в Райли пальцем.

— Этот пидор янки ещё спрашивает, в чем проблема! — с хохотом возвестил он. — Вы слышали?

Остальные легионеры столпились вокруг их столика, радуясь перспективе набить кому-то морду на глазах у всех.

— Ну а ты, жирдяй? — спросил сержант. — Ты тоже гребаный янки?

Джек наградил его хмурым взглядом и на всякий случай прикусил язык, чтобы не сболтнуть лишнего.

— Ты знаешь, как удирали от меня эти ваши интербригадовцы, гребаные янки? — спросил легионер, наклоняясь к самому лицу Алекса, по-прежнему сидящего к нему спиной. — Стоило им нас увидеть — и они тут же драпали, как крысы! — он изобразил жестом, как вскидывает винтовку. — Вы даже не представляете, как весело было их расстреливать из пулемета, когда они драпали!.. Тра-та-та-та-та!..

Однако, не успел он произнести последнего «та», как Алекс вскочил на ноги и, развернувшись, ударом снизу врезал ему кулаком в челюсть, и легионер отлетел на пару метров.

Его пьяные дружки застыли на месте, не в силах поверить, что нашелся сумасшедший, который посмел напасть на сержанта их легиона. Тех двух секунд, пока они приходили в себя, Алексу и Джеку оказалось достаточно, чтобы занять оборону. Первый сдернул со стены изогнутый ржавый ятаган, а второй схватил обеими руками маленькую табуретку, приняв стойку укротителя перед разъяренными львами.

Однако легионеры далеко не впервые оказывались в подобных ситуациях. Они разом выхватили складные ножи, которые тут же раскрылись со зловещим щелчком — крик-крак!

— Ну, сейчас я вам кишки выпущу! — объявил капрал, перешагнул через упавшего и грозно потряс огромными, сросшимися с бакенбардами усищами, уставившись на американцев мутными от хмеля глазами.

Сержант с трудом поднялся на ноги, осклабившись жуткой кровавой улыбкой, в которой теперь не хватало нескольких зубов.

— Офтафьте их мне, — прошепелявил он, утирая кровь рукавом и грязно ругаясь себе под нос. — Офтафьте их мне!..