Сейчас каюта почти опустела, поскольку Сесар и Жюли с помощью Хельмута и Эльзы были заняты маневрами «Пингаррона», который как раз в эту минуту покидал порт, готовясь выйти в открытое море. И теперь в каюте оставались лишь Алекс Райли, который готовился сойти на берег, и Хоакин Алькантара, пытавшийся уговорить его этого не делать.

— И как ты надеешься незамеченным пройти по улицам? — поинтересовался галисиец, глядя на его распухшее, покрытое синяками лицо. — Все прохожие решат, будто ты попал под трамвай.

— Вот поэтому я надену джеллабу. Вечером, в потёмках, да ещё с опущенным капюшоном, никто не разглядит моего лица.

— А днём?

— Джек... не упорствуй. Я уже принял решение и не намерен его менять, что бы ты ни говорил.

— Но это же полная глупость! Черт побери, Алекс, ну пойми же ты наконец! У тебя рёбра сломаны, а ты рвёшься куда-то идти!

— Завтра мне станет лучше, — заверил он, просовывая правую руку в рукав куртки.

— Но ты же еле на ногах держишься... Черт побери, почему бы тебе не подождать несколько дней?

Алекс посмотрел на него с упреком.

— Ты же сам знаешь, мы не можем ждать. Марш наверняка решил, что мы собираемся продать аппарат кому-то другому, и если мы с ним не свяжемся и не объясним ситуацию, ты даже представить не можешь, что он с нами сделает.

— Да уж конечно могу. Но мы ведь можем связаться с ним по рации или отправить сообщение...

Алекс подошёл к другу и положил руку ему на плечо.

— Я собираюсь остаться в Танжере, Джек. Опасность грозит не только вам.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я уже сказал. Они хотят уничтожить всех, кто имел или мог иметь какие-либо контакты с нами.

Джек задумался, пытаясь понять, что он имеет в виду.

— Но ты ведь не хочешь сказать... — произнёс он, указывая в сторону города, который они собирались покинуть.

Алекс сурово кивнул.

— Но ты же ничего ей не расскажешь, правда?

— Разумеется, нет! — сердито ответил Алекс. — За кого ты меня принимаешь? Но они-то этого не знают, да это им и неважно. Все, что им нужно — это удостовериться, что не осталось никаких следов.

— Значит, — уточнил Джек, — ты собираешься предупредить ее об опасности?

— Я собираюсь увезти ее подальше отсюда, пока не буду уверен, что опасность миновала, — заявил Райли, просовывая руку в рукав джеллабы со свойственной ему порывистостью. — Вот только бы не было слишком поздно.

— Но как ты это сделаешь? — спросил Джек. — И британцы, и люди Марша постараются тебя сцапать!

Райли покачал головой, убирая в кобуру «кольт» сорок пятого калибра, который, к счастью, сумел забрать из логова похитителей.

— Если они будут уверены, что я вернулся на судно, то не станут искать меня в городе. Поэтому я хочу, чтобы ты, как только мы немного удалимся от порта, высадил меня на берегу.

— Делай, как знаешь, — сдался Джек. — А если ты вернешься в Танжер и выяснишь, что они уже добрались до Кармен?

Алекс, почесав перед зеркалом подбородок, повернул к нему перекошенное из-за пережитых побоев лицо.

— Даже не знаю, — признался он. — Придется импровизировать.

— Брось, Алекс! — ответил Джек, качая головой. — Или ты считаешь себя героем авантюрного романа? Так это не роман, это гребаная реальность, будь она проклята... Тебя схватят и изрежут на кусочки, прежде чем убить.

Капитан «Пингаррона» стоически кивнул.

— Возможно, — ответил он, закидывая на спину мешок. — Но порой приходится действовать, как велит чувство долга. И ты это знаешь не хуже меня.

Хоакин Алькантара вновь покачал головой и отвернулся к окну, по-прежнему полный сомнений.

— Ну, а ты? — спросил капитан ему в спину, желая сменить тему. — Тебе ясна задача?

— Я только что говорил с начальником порта, — угрюмо ответил Джек, повернувшись к нему. — И сообщил, что мы направляемся в Картахену. Это должно пустить их по ложному следу, и, если повезёт, мы сумеем выиграть время и уйти как можно дальше.

— Отлично, — ответил Алекс. — И помни, — сказал он, тыча пальцем ему в грудь, — теперь ты — новый капитан, и судно находится под твоим командованием и под твоей ответственностью. Если со мной что-то случится... Одним словом, «Пингаррон» — твой.

— Ладно, — проворчал Джек. — Но будет лучше, если с тобой ничего не случится. Я, знаешь ли, все еще надеюсь получить свою долю от миллиона долларов.

Алекс прекрасно знал, что причины тревоги его старого товарища отнюдь не исчерпываются одним лишь стремлением получить обещанную Маршем награду, и что весь его цинизм — всего лишь поза. Стараясь не задеть помятые ребра, он коротко обнял Джека и протянул ему руку на прощание.

— Не беспокойся за меня, — заверил он. — Я смогу о себе позаботиться.

Галисиец смерил его насмешливым взглядом и с улыбкой ответил:

— Ясное дело! Кто бы сомневался.

Рассвет едва забрезжил, а по пустынным переулкам танжерской медины уже скользила серая тень, внимательно осматривая каждый угол, прежде чем повернуть, чтобы, не дай бог, не столкнуться с ночным сторожем, совершающим обход, или с военным патрулем, которому придется давать пространные объяснения.

Шумная обычно улица Сиагине, по которой днем было не протиснуться из-за заполонивших ее лотков уличных торговцев, теперь лежала перед ним, пустая и безжизненная, и лишь тощая бездомная собака, свернувшаяся на чьем-то крыльце, лениво подняла голову, чтобы взглянуть, куда направляется этот человек в капюшоне в столь неурочный час.

Райли старался сосредоточиться на предстоящей задаче, но сердце его горько сжималось после короткого, но трогательного прощания с командой. Прощания, которое могло оказаться последним.

Ему повезло не встретить ни единой живой души на узких извилистых улочках медины. Наконец, он добрался до Малой площади, а в скором времени уже стоял перед знакомой дверью, выкрашенной в небесно-голубой цвет.

Не рассчитывая особо на то, что ему тут же откроют, он негромко, чтобы не привлечь ненужного внимания соседей или ночных сторожей, постучал в дверь. Как и следовало ожидать, ему не открыли.

— Кармен... — прошептал он, ухватившись руками за решетку верхнего окна. — Кармен!

И вновь — никакого ответа. Дом казался совершенно вымершим. Алекс вспомнил, что экономка спит в задней части дома и едва ли сможет его услышать, а потому оставалась единственная возможность проникнуть в дом: разбудить Кармен. Проблема состояла в том, что если он начнет взывать и стенать, подобно нетерпеливому влюбленному, то привлечет внимание всей улицы, а этого ему меньше всего хотелось.

Как ни смешно, но, стоя под ее окном, он вдруг почувствовал, будто ему снова двадцать лет и он вновь стоит под окном Джудит Аткинсон, ожидая, когда она появится, чтобы признаться ей в вечной любви. Конечно, это была вовсе не та элегантная бостонская улица, а его старая джеллаба не имела ничего общего с формой торгового флота, да и это лишенное стекол окно принадлежало отнюдь не юной девственнице, чью руку он собирался просить.

Он устало улыбнулся под капюшоном, подумав, как все с тех пор изменилось. Или наоборот, как все повторяется, несмотря на кажущиеся различия.

— Все возвращается на круги своя, — пробормотал он, снова постучав в дверь.

По-прежнему никакого ответа.

Тогда, подняв голову, он прикинул, что, если взобраться по решетке одного из окон первого этажа, можно будет перебраться на козырек над крыльцом, а там уж недалеко и до окна Кармен, которое находится прямо над ним.

В другое время все это было бы для него детской забавой, но сейчас, принимая во внимание помятые ребра и вывихнутые пальцы, взобраться на решетку, а затем на козырек оказывалось весьма непростой задачей.

Однако другой возможности проникнуть в дом не было, а время уже поджимало. Итак, помолившись одному святому, известному покровителю воров, Алекс стиснул зубы, ухватился за подоконник и начал подтягиваться.

Затем ему вспомнились слова Джека насчет авантюрных романов, и он улыбнулся, и впрямь почувствовав себя Эрролом Флинном в роли бесстрашного капитана Блада.

Он лишь надеялся, что и у него все закончится так же, как у Блада: победив всех злодеев, он проникнет в сад прекрасной девушки.

Если даже взобраться по стене дома оказалось нелегкой задачей, то висеть, уцепившись пальцами за верхний край решетки, просунув их в узкую щель и нащупывая при этом ногой край козырька над крыльцом — ох, об этом лучше не рассказывать друзьям, если не хочешь, чтобы они над тобой потешались всю оставшуюся жизнь!

Распластавшись на стене, словно ящерица, он наконец смог поставить ногу на край козырька. Затем, очень медленно, переместив центр тяжести влево, потянулся рукой, пока, наконец, не сумел уцепиться за подоконник и с усилием, от которого у него перехватило дыхание, перепрыгнул на черепичную крышу козырька.

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы восстановить дыхание и переждать приступ острой боли в ребрах. Затем, раздвинув занавески, он заглянул в комнату, ожидая увидеть Кармен, мирно спящую в своей постели.

Но чего он никак не ожидал — так это холодного стального острия, что внезапно уперлось ему в горло.

— Кто ты такой и что тебе надо? — послышался голос из мрака, в то время как стальное остриё вонзилось в его плоть, по лезвию потекла кровавая дорожка.

— Это я, Кармен, — прошептал он, нервно сглотнув, — Алекс.

Из темноты на него глянули два огромных черных глаза; долгое время они изучали его с подозрением, пытаясь понять, точно ли обладатель этого избитого, распухшего лица — тот, за кого себя выдает.

Райли сбросил капюшон, открыв свои кудри.

К его удивлению, нажим кинжала немного уменьшился, а ее голос прозвучал совсем тихо, так что он едва смог расслышать:

— Что тебе нужно?

— Впусти меня, если тебе не трудно.

— Оставь свои шутки, — ответила голосом столь же твёрдым, как стальное лезвие, которым она ему угрожала. — Зачем ты полез в окно?

— Мне нужно поговорить с тобой.

— В пять часов утра?

— Именно в пять утра. Вопрос жизни и смерти.

Кармен, одетая в красный шелковый халат, оттенявший ее смуглую кожу, наклонилась к Райли.

— Чьей жизни? — дотошно уточнила она. — Твоей или моей?

— Обеих, — нетерпеливо ответил Райли. — Впусти меня, и я все объясню.

— Не могу, — ответила она, красноречиво кивая в сторону постели.

Там лежал какой-то незнакомый тип — совершенно голый, огромный и толстый, с волосатым телом и лысой головой. Развалившись среди простыней, он спал сном праведных и храпел, как походная труба.

— Кто это? — спросил Алекс, изо всех сил стараясь скрыть приступ ревности.

— Не задавай глупых вопросов.

Райли прекрасно знал, каким способом эта женщина зарабатывает себе на жизнь, но до сих пор ему не приходилось нос к носу сталкиваться с подобной реальностью — уродливой, жирной и волосатой. И теперь он не смог сдержать едкого упрёка.

— А я думал, ты более тщательно отбираешь своих... клиентов.

Кармен горделиво вскинула голову, собираясь захлопнуть окно перед самым носом разукрашенного синяками моряка в арабской одежде.

Но вдруг вздохнула с несвойственной ей покорностью и отошла в сторону.

— Это очень высокий военный чин в протекторате, — сказала она, повернувшись к спящему уроду. — Вот уже несколько месяцев он грозится донести на меня, если я... Короче, ты понимаешь... Сегодня трахаешь ты, завтра трахают тебя.

— Да уж!.. — усмехнулся Райли, устыдившись своих слов. — Даже не знаю, что сказать.

— Тебе и не нужно ничего говорить, — задумчиво ответила она и надолго замолчала.

Алекс тоже с минуту помедлил, а потом решительно заявил:

— Ты должна немедленно его выставить.

— Что? — переспросила она, решив, что ослышалась. — Выставить?

— Ну, ты же знаешь, как это делается. — Спасибо, что пришли, рада вас видеть, приходите завтра, и тому подобное...

— Ты серьезно? — перебила она, невольно повышая голос. — Ты разве не слышал, кто это такой?

— Да хоть сам Франко! Ты должна немедленно от него избавиться.

Кармен смотрела на него, не веря собственным ушам. Этот тип с побитой мордой, который нагло лезет к ней в окно, смеет требовать, чтобы она посреди ночи выставила из дома самого могущественного человека в городе!

— Ты с ума сошёл!

— Я серьёзно, Кармен. У нас очень серьёзные проблемы. Ты должна немедленно пойти со мной.

— О чем ты говоришь? — спросила она, отпрянув от окна и хмуря брови. — Я не собираюсь никуда уезжать. Прошу тебя, немедленно уходи, пока не проснулся мой гость.

И тут из глубины комнаты послышался грубый и властный голос, заставив обоих вздрогнуть от удивления.

— Боюсь, что уже поздно, — произнёс этот голос с очевидной угрозой. — Он уже проснулся.