И вот случилось никем не предвиденное событие. В Витьку попала стрела. А тот, кто ее пустил, уже снова стоял на своем месте у стены и снова держал в руках лук. И посетителям и экскурсантам было немножко не по себе. Они старались не задерживаться возле этого экспоната, забывая о том, что подобный несчастный случай может повториться только через десять тысяч лет.

Я пришел один и долго-долго стоял возле экспоната, смотря на приклеенный палец и на стрелу с острым наконечником, потом пошел туда, где стояло чудовище с тремя руками. И я думал: правильно ли поступила природа, дав человеку не три руки, а только две? Допустим даже, что правильно, но третья рука все равно могла бы пригодиться. А возвращаясь из музея, я все время думал о том, что бы я делал, если бы имел третью руку. И когда глядел на прохожих, мне казалось, что у них чего-то не хватает. Но довольно о третьей руке, тем более, я читал недавно, что эволюционный процесс ничего не делает зря и двух рук нам вполне достаточно. Теперь пора вернуться к Витьке. В школе рассказывали, что хирург, старик с серебряными усами и в генеральских лампасах, вытащив стрелу из Витькиной груди, сказал:

— Ее нужно вернуть туда, откуда она прилетела, — в прошлое.

Слова главного хирурга очень смутили остальной медицинский персонал. Смутили и озадачили. И поэтому стрелу пока оставили лежать на столе, рядом с хирургическими инструментами. И только один из ассистентов притронулся к ней рукой в резиновой перчатке, очевидно, не доверяя своим глазам, а потом нервно отдернул руку, точно в стреле был электрический ток.

На другой день, придя в себя, Коровин попросил, чтобы ему немедленно принесли стрелу. Но дежурная сестра наотрез отказала ему. Дело в том, что за стрелой приходила сотрудница из музея и унесла стрелу с собой, Стрела имеет большую научную и историческую ценность, и, кроме того, она зарегистрирована в специальной ведомости как государственное имущество и за ее сохранность отвечает определенное лицо.

— И все-таки зря вы отдали, — сказал Витька.

— Иначе я не имела права поступить, — возразила сестра.

— А вы докажите!

Это было любимое Витькино слово. Но дежурная сестра этого не знала.

— Что доказать? — спросила сестра.

— Докажите, что ваш поступок правильный.

Дежурная сестра обиделась. У нее был нервный, издерганный больными и травматиками характер.

— Пусть, — сказала она, — тебе лучше доказывает тот, кто по ошибке пустил в тебя стрелу.

— Он не по ошибке, — в свою очередь обиделся Витька.

Коровин не мог допустить, что произошла ошибка. Он был гордый. Но ни дежурная сестра, ни больные и травматики не могли этого понять.

— Несчастный случай, — сказал кто-то из травматиков, всегда бывает в результате чьей-то ошибки.

— Во-первых, он не несчастный, а, наоборот, счастливый, сказал Витька, — а во-вторых…

— Если счастливый, — перебил Витьку травматик, — то ты бы не лежал здесь в палате травм и несчастных случаев.

— А вы докажите! — потребовал Витька.

Тут больные и травматики все хором начали доказывать Коровину, что случай, вне всякого сомнения, был несчастный. Но Витька без большого труда опроверг все их доказательства. В этом отношении он был мастер.

— Случай, — сказал им Витька, — ждал много тысяч лет.

Коровин тоже был силен в теории вероятности.

— Ну и дождался, — рассмеялся кто-то из больных. — Радуйся…

Но Витьке, действительно, радоваться было еще рано. Он испытывал сильное неудобство и даже боль. И от боли он стал метаться, стонать и требовать, чтобы ему вернули его стрелу. И оттого, что он стал метаться и нервничать, ему стало хуже, а главврачу пришлось послать нянечку в музей с запиской, где было сказано, что от этой стрелы зависит самочувствие тяжело больного Коровина.

Стрелу доставили обратно в больницу. Но еще неизвестно была ли это та самая стрела. Возможно, опытный музейный реставратор ловко сделал копию стрелы, а оригинал вернул на место, снова доверив ее глиняному экспонату, у которого уже был реставрирован и аккуратно подклеен отлетевший палец. Но Коровин, несмотря на свою чрезвычайную недоверчивость и трезвость, поверил, что это была та самая стрела и держал ее в больничном шкафчике вместе с продуктами, которые ему приносила из дому мать.

Время от времени, когда поблизости никого не было, а сосед травматик, присмирев на койке, мирно спал, Витька доставал стрелу и смотрел на нее, словно она действительно прилетела из прошлого, чтобы доказать еще раз, что для больших чисел и теории вероятности нет ничего невозможного.

Рана постепенно начала заживать. И Витькино самочувствие позволило ему видеть нас, его одноклассников. Мы приходили в больницу, надевали длинные халаты, но старались не шуметь, чтобы не огорчать дежурную сестру и тех больных, которые нуждались в тишине и покое.

Витька говорил мало, больше усмехался и молчал. Но однажды он вспомнил про экспонат, нанесший ему рану.

— Жаль мне его, — сказал Коровин. — Теперь, пожалуй, его лишат доверия и не дадут лук со стрелой.

Тут черт меня дернул сказать то, о чем следовало бы молчать.

— Уже доверили, — сказал я. — Палец приклеен. Я видел. И он опять натягивает тетиву со стрелой.

— Как же так? — спросил Витька. — Стрела же здесь у меня, в шкафчике.

— Может, ему дали другую, не настоящую, с тупым наконечником во избежание несчастных случаев, — сказали ребята.

Но сомнение уже запало в голову Витьки. Он был не из легковерных и отлично понимал, что скорей обманут его, чем папуаса. Ведь папуас стоит не где-нибудь на периферии, в области вечной мерзлоты, а в одном из ленинградских музеев, где могут храниться только уникумы и подлинники. Витькино лицо сразу осунулось и побледнело, и наступило безмолвие, и тишина, вовсе не предвиденная Коровиным или нами, а пришедшая сама собой от овладевших всеми сомнений.

Мы стояли, и безмолвие продолжалось. Потом мы стали прощаться и пошли. Только вышли из палаты, ребята мне говорят:

— Неужели ты не мог соврать и сказать, что палец еще, не приклеен?

— Не догадался, — сказал я. — А теперь очень жалею.

— В следующий раз ты что-нибудь придумай.

— Что?

— Скажи, что папуаса убрали за недопустимое поведение, и на его месте теперь стоит каменная баба с толстыми ногами или шаман с бубном.