Моя мама не любила ничего загадочного и таинственного, и поэтому она не ждала ничего хорошего от нашего коменданта.
Его симпатичная внешность ей казалась подозрительной. И она даже стала жалеть, что мы переехали в этот кооперативный дом за Черной речкой, а не обождали еще полгодика или год, когда построят новые, еще более красивые дома на том месте, где уже засыпали часть Финского залива и посадили деревья. Она просто не могла видеть этого коменданта и заявила отцу и дяде Васе, что даже его боится.
– Чего его бояться? – сказал отец. – Он совершенно безобиден и безопасен. Здоровье его тоже проверяла комиссия, когда поступила жалоба на его странные поступки.
Мама сказала отцу, что комиссия отнеслась к делу халатно и, конечно, ошиблась.
Я очень опасался, что она тоже напишет жалобу и бедного красивого старика снова направят на комиссию, где его снова будут осматривать врачи и строго допрашивать, где он заказывает свои визитные карточки и на каком основании он печатает на этих карточках вместо своего имени имена исключительно знаменитых и даже великих людей.
Моя мама жалобу не подала, но добилась на общем собрании жильцов-пайщиков, чтобы старику поставили на вид и указали на недопустимость его поступков, вошедших в противоречие с законами человеческой жизни.
Но хватит о коменданте и о моей матери. Пора перейти к главному лицу, а именно к Левитану. Сначала к тому, чьи картины висят в Русском музее, а потом уж к соседу Мишки Авдеева.
В Русский музей нас повела преподавательница родного языка Варвара Архиповна, Она считала себя большим знатоком живописи, и только мы с ней вошли в тот зал, где висят картины Левитана, как она стала нам объяснять;
– Знаменитый русский художник пытался изобразить… Он хотел отобразить… Он ставил своей целью… Левитан хотел… Он сделал попытку…
И от ее слов в большом, высоком зале сразу стало как в классе, все сделалось обыкновенным и знакомым, словно мы здесь бывали уже сотни раз.
Мишка Авдеев усмехнулся и сказал:
– Мне тот Левитан даже больше нравится, чем этот.
– Какой?
– Тот, что живет в нашем доме.
– Да тот же не Левитан. А какой-нибудь потомок или случайный однофамилец. Он ненастоящий. Мишка Авдеев обиделся:
– Еще неизвестно, какой настоящий. По-моему, тот «рисует не хуже.
Я подошел к одной картине и стал ее рассматривать.
На картине были изображены березки и речка, а также облака, и мне сразу стало немножко грустно, словно я тут же стоял на берегу речки возле березок, а надо было уезжать домой, в город, а уезжать очень не хотелось.
Варвара Архиповна сказала, показывая на картину:
– Знаменитый художник пытался… Он раз и навсегда поставил перед собой цель и всю жизнь добивался…
Потом она стала хвалить березки, небо и особенно речку, но речка стала обыкновенной, и картина словно полиняла от ее слов.
Я думал: если Варвара Архиповна сделает паузу – вернется ли в картину то, что в ней было до того, как учительница стала все подробно излагать и объяснять. Но Варвара Архиповна не сделала паузы или хотя бы короткой передышки, а продолжала объяснять:
– Знаменитый художник очень любил природу, и он всегда добивался… Он хотел… А потом он заболел и вскоре умер, – сказала в заключение учительница.
– Умер? – не согласился Мишка. – Это еще вопрос.
– А ты откуда знаешь? – спросил я.
– Еще бы я не знал. Он живет с нами на одном этаже.
– Там живет другой, а не этот.
– Это еще надо проверить, – сказал с таинственным видом Мишка. – Может, как раз именно этот.
До чего был Авдеев самолюбивый и гордый человек! Себя и свой этаж он ставил выше интересов человечества и хотел мне доказать, что именно рядом с ним живет знаменитый художник.