Моя третья попытка встретиться с Тоней была еще более неудачной, чем вторая. На этот раз я опоздал. Тоня оказалась шестидесятилетней старушкой, окруженной внуками.

Она узнала меня и очень удивилась, что я так и остался юношей, почти подростком, хотя после нашей встречи прошло более сорока лет. Я, конечно, умолчал о том, что видел ее в детской коляске в прошлое мое посещение ее века.

Да, она была еще бодрой и энергичной, но между нами, как стена, стояли эти разделявшие нас сорок лет.

– Мой старый знакомый, – представила она меня своим детям и внукам. – С нашей встречи прошло больше сорока лет.

Все смотрели на меня с таким видом, словно я был загримирован, но, придя со сцены, забыл стереть грим.

Дочка Тони,, Валентина, очень похожая на мать, – сказала:

– Для ровесника мамы вы выглядите непозволительно молодо. Кто вы?

– Волшебник, – ответил я. – Маг. Состою в профсоюзе магов и волшебников. Я остановил собственное старение, получив на это разрешение от месткома. О том, что вся эта метафизика основана на проверенных и строго научных данных, недавно писали в журнале «Наука и религия».

И я показал присутствующим журнал. В статье писалось обо мне как о феномене, сумевшем замедлить течение собственной жизни.

Я зря показал присутствующим журнал. Все смотрели на меня как на уродца, хотя и не заспиртованного в банке, но тем не менее внушающего к себе некий страх, смешанный с брезгливостью.

Тоня, вернее, не Тоня, а Антонина Николаевна, тоже смотрела на меня с полубрезгливой усмешкой, как бы подозревая меня в чем-то противоестественном. Уж не думала ли она, что я совершил мошенничество, подлог. войдя в сомнительную сделку с дьяволом? Впрочем, они жили уже в ту эпоху, когда никто не верил в дьявола. И о дьяволе писали только в журнале «Наука и религия», номер которого я так неосторожно показал Тониному семейству.

В этом номере научно-популярного журнала была помещена статья о дьяволе, историко-литературное исследование, экскурс в средние века, когда дьявол считался не меньшей реальностью, чем теперь считаются наука и техника.

Надеясь на то что ко мне привыкнут, я стал часто посещать гостепрнРймный дом Антонины Николаевны.

Однажды я остался с ней наедине.

– Я еще раз постараюсь встретиться с вами, – пробормотал я.

– Но вы же встретились, что еще вам надо?

– Гм… я встретился… я встретился…

– Мы не властны над своим временем, Феокрит. Разве я виновата в том, что я постарела?

– А кто же в этом виноват? – спросил я.

– Никто. Годы.

– А вот я не подчинился времени, остался таким, каким был когда-то.

– Почему, Феокрит?

– Потому, что я любил вас и ради встречи с вами не хотел меняться.

– Любил? Это прошедшее время. Теперь уже не любите…

– Не знаю. Вас же нет. Вместо вас живет на свете женщина с седыми волосами. Где же вы?

– Тут, перед вами.

– Да. Но вы не Тоня.

– А кто я?

Она произнесла эти слова грустно и неуверенно, но так, словно она никогда не была Тоней, а только выдавала себя за нее.

– Так кто же я?

– Не знаю. Осталось имя и еще что-то неуловимое в выражении ваших глаз. Вот этим неуловимым я и дорожу. Я жду часами, когда это выражение появится вдруг и сразу исчезнет. Оно словно играет со мной в прятки. Где-то в вас, в вашем сознании прячется то, что когда-то было юной девушкой. И это нестерпимо.

На другой день я пришел к ней снова.

Я никогда не отличался наблюдательностью. Мой взгляд небрежно скользил по вещам и явлениям, ни на чем долго не останавливаясь. Это было раньше. Но теперь я обращал внимание на всякую мелочь, когда приходил к Антонине Николаевне. И все напоминало об увядании, о старости. Шлепанцы в передней. Гребень с седыми вычесанными волосами, забытый возле зеркала. Лекарства на туалетном столике. Но я все-таки приходил. Разговаривали мы подолгу, перебрасывались фразами, будто слова могли нас вернуть в прошлое. в тот самый миг, когда мы стояли в саду и слушали. как играл духовой оркестр.

Был ли этот миг?

Был. Разумеется, был. Но он уже не повторится.

– Ты находишь, что я очень изменилась? – спросила меня Антонина Николаевна. – Весь ужас в том, что мы не замечаем, как меняемся. В этом ужас жизни. Но как тебе удалось задержать свою молодость? Может, ты обманываешь меня, может, ты не ты?

– А кто?

– Сын того Феокрита, с которым я встретилась в тысяча девятьсот пятнадцатом году. Я много думала о нем. Ждала. Но он не появлялся. Почему он не появился? Я думала, он погиб. Потом я вышла замуж. Ты его сын?

– Нет. Я – это он. И вот я явился.

– Откуда?

– Из будущего.

– Он тоже говорил, что он из будущего.

– Не он говорил.

– А кто?

– Я.

Я посмотрел на ее увядшее лицо, ища на нем то, что исчезло вместе с годами. Затем я достал фотографическую карточку, подаренную мне сорок лет тому назад.

– Ты узнаёшь себя? – спросил я.

– Узнаю.

– Почему же ты не можешь или не хочешь узнать меня?

Мой вопрос остался без ответа.

Она плакала.

В прошлый раз плакала маленькая девочка в коляске, у которой все было впереди. Сейчас плакала старая, увядшая женщина.

Я ушел не простившись. Это было похоже не на уход, а на бегство.

И больше я уже не пришел к ней.