Я искал его. Искал везде-на улицах, вокзалах, в театрах, кино, в метро и автобусах, в садах и парках и даже в своих собственных снах. Я упрекал себя, что, встретив его в поезде, не догадался, кто он. Смутное сознание, что это он доставил книгу, было у меня и тогда. Но утром я оказался рядом с пустой полкой. Полка была не просто пуста. Она как бы наглядно демонстрировала свою пустоту, внезапное отсутствие того, кто еще вчера был здесь, рядом со мной. Я спросил проводницу о пассажире, ехавшем в одном купе со мной, и смутился своего вопроса. Я думал, она скажет: «Никого не было. Вам показалось».

Но проводница ответила на мой вопрос с исчерпывающей, не оставлявшей ничего для моих сомнений конкретностью:

— Вышел ночью в Тюмени. А в чем дело? Какой-нибудь непорядочек?

— Да нет. Ничего. Все в порядке.

Я всю дорогу думал о нем, вспоминал его слова, манеру их произносить, выражение его лица, в первые минуты показавшееся мне таким обыденным. Эта обыденность, будничность, схожесть с тысячу раз виденным и примелькавшимся смущала меня и продолжает смущать даже сейчас. Уж очень он был похож на обычного инженера, служащего или учителя лицом, одеждой, неторопливостью жестов и замедленностью чуточку окающей речи. Но смысл каждого произнесенного им слова, подтекст, проступавший в интонации, вырывал его из обыденности и уносил в беспредельность.

Он сошел в Тюмени, почему же я искал его на ленинградских улицах? Я сам не отдавал себе в этом отчета. Мне казалось, что он был везде и нигде, далеко и здесь рядом.

Смутное чувство подсказывало мне каждое утро, когда я просыпался: «Он здесь! Ищи его! Ищи!»

Разумеется, я никому не сообщил о своем предположении, что в поезде я встретил его. Я мысленно называл этого мимолетного своего собеседника «он». Ведь я не знал его имени: ни земного, под которым он скрывал себя от людей, ни того настоящего, которое ему дали не здесь, а в космических просторах Вселенной. Я не говорил ничего о нем еще и потому, что не был на все сто процентов уверен в его инопланетном происхождении. А что, если случайный пассажир-обычный инженер или учитель-решил позабавить себя и меня, поиграть с таинственностью и со мной, а заодно с пространством и временем? Ведь не так уж трудно в создавшейся обстановке выдать себя за сына пространства и времени и говорить от их имени со случайным собеседником, прежде чем дать опустеть полке, связав купе транссибирского экспресса с беспредельностью, которая якобы его сюда послала.

Беспредельность? Вот именно! То самое слово, которое вертелось у меня на кончике языка, когда я беседовал с ним в вагоне, мчавшем меня из Красноярска в Ленинград. Он сел где-то раньше меня, может в Иркутске или на станции Зима, но он явно дал мне понять, что этими названиями масштабы и рамки его путешествия не ограничивались. Кроме Иркутска и Зимы, были иные точки трехмерного пространства, уносившиеся за черту земного и приземленного воображения. Почему он сошел в Тюмени? Не означало ли это, что у него, кроме вселенских дел, были обязанности и сугубо земные?

Если бы я встретил его еще раз, я забросал бы его вопросами. В найденной мною книге было много пробелов. Кибернетической машине и ее талантливым программистам удалось дешифровать далеко не все главы книги.

Многих читателей книга раздражала своей фрагментарностью и недоговоренностью, досадной недосказанностью в отличие от книг, написанных земными авторами, от которых можно было потребовать, кроме всего прочего, и обстоятельности тоже.

Да, я забросал бы его вопросами. Но пока он был в недосягаемости. Почему он скрывал от людей свое настоящее имя, зачем прятал себя за скромной внешностью инженера или школьного учителя? Пока об этом можно было только гадать. Но я не сомневался в том, что не вражда к людям, а, наоборот, интерес к ним заставил его до поры до времени скрывать свое прошлое. Возможно, он хотел изучить человеческий мир самостоятельно, а уж после того протянуть руку всем и каждому и назвать себя.

А между тем доставленная им книга делала свое дело.

Она приобщала человечество к неизведанному, знакомила с иной цивилизацией, в чем-то похожей на нашу, земную.

Мост через бездну был переброшен, он уже почти связал сознание землян с иным опытом, но не хватало только проводника, толмача, его живого голоса, который не могли заменить никакие дешифрованные машиной слова и знаки.

По утрам я включал радио со смутной надеждой, что услышу известия о нем или даже его собственный голос.

Но неизвестность молчала. Только слова популярной песни напоминали о нем: