В этот вечер я узнал нечто важное. Придя домой, я застал сестру. Судя по запаху еще не рассеявшегося табачного дыма, ее гость только что ушел.
— Мне ты не позволяешь курить в твоей комнате, — сказал я — Актеру все дозволено.
— Он не актер Джонс.
— А кто?
— Эдгар По.
— Довольно повторять нелепости. Дико! А главное, смешно! Ведь ты не меланезийка с Трибриандовых островов, а цивилизованная женщина, сестра ученого.
— И все-таки он не актер, а Эдгар По.
— Тем хуже, — сказал я, — ведь это же двусмысленно и страшно. Значит, за тобой ухаживает призрак, нечто, стоящее по ту сторону реальности?
— Нет, он не призрак. Он живой, страдающий, глубоко чувствующий и все понимающий человек.
— Не верю! Актеришка, у которого есть какие-то свои нечистые цели. Зачем он ходит сюда?
— Бедный мальчик, — сказала она. — Рели бы он слышал эти ужасные слова. Замолчи!
— Этому мальчику больше сорока пет. Он на своем веку…
— Замолчи? Я прошу тебя. Если бы ты знал, как ему тяжело, как он тоскует по своему времени, из которого его так безжалостно вырвал физический опыт, поставленный Гопсом.
— Чепуха. Гопс слишком вульгарно и искаженно толкует мою гипотезу. Пойми, твой Джонс не элементарная частица. А моя теория времени и пространства имеет отношение только к микромиру и Вселенной.
— Бедный мальчик! Он говорил мне о твоей теории и об опыте, поставленном Гопсом, об опыте, который удался. И он просил меня, чтобы я уговорила тебя помочь ему вернуться туда.
— Куда?
— В девятнадцатый век, в котором он жил и писал свои рассказы.
— Он писал подчас очень жестокие рассказы, хотя и очень талантливые…
— И все равно с ним нельзя поступать так жестоко, как поступил Гопс, желая подтвердить твою концепцию.
— Хорошо, Анна. Допустим, я на минуту поверю в эту нелепость. Но объясни, почему он похож на актера Джонса?
— Это тебе кажется. Ты себя убедил. А между тем… Она не договорила и вся затряслась от плача.
— Бедный мальчик. Ему душно в нашем мире. И я дала слово ему помочь.
Я всегда с трудом выносил женские слезы. А сейчас плакала моя сестра. Плечи ее дрожали.
— Где же логика? — спросил я. — Ты же любишь его, насколько я понимаю.
— Да, люблю. Это первый человек, которого я полюбила по-настоящему. И поэтому я прошу тебя помочь ему вернуться в свое время, в свой век, к людям, которые его окружали, пока жестокий и грубый опыт твоего Гопса безжалостно не вырвал его из его среды.
— Но, может, ты хочешь с ним уйти туда?
— Нет. Это не нужно и невозможно. Я останусь здесь с тобой и буду вспоминать о нем… Верни его в его мир, Филипп. Верни, я тебя прошу. Я не оставлю тебя в покое, пока ты не вернешь его в его век. Верни его, верни!
— Это невозможно, Анна, пойми, время — однонаправленный необратимый процесс. Будущее еще будет, но прошлого уже нет, и оно никогда не вернется.
— Но он много раз мне объяснял твою теорию времени. Согласно твоим вычислениям, время вовсе не однонаправленно, оно обратимо.
— Да, Анна, но только в микромире, где другие законы. Если бы твой Джонс был элементарной частицей…
— Он не Джонс, а Эдгар По. И ты должен его вернуть. Ты это сделаешь, Филипп, ради меня.
— О, если бы я мог это сделать!
Тихо, молча, на цыпочках, как вор, я вышел из комнаты Анны и закрылся в своем кабинете.