М. и И.

Когда моя мама умерла, я вел себя очень хорошо. Пришли тетя Нонна и ее сын Нолик, мой двоюродный брат, и сказали мне, что мама не вернется домой из больницы, потому что она умерла. Я повел себя очень хорошо: я предложил им сесть и спросил, не хотят ли они чаю, но они не хотели. Я предложил им кофе, сока и печенья, еще был сваренный мамой борщ, но я не знал, надо ли его предлагать, но они ничего не хотели. Я сидел и чувствовал себя как в тот день, когда уехала мой друг Дина, и еще когда я думал, что мой кот умер и попал в ад и спускался в ад, чтобы его вернуть. Я спросил у тети Нонны, точно ли мама умерла, и она сказала: да, точно. Я переспросил несколько раз на всякий случай, потому что когда я так себя чувствую, как тогда, я могу очень плохо понимать, иногда я даже понимаю совсем не то, что мне говорят, а думаю, что понял именно то. Я спросил несколько раз, чтобы правильно понять, что мама умерла. Тогда я вежливо предупредил тетю Нонну и Нолика, что сейчас я уйду в свою комнату и буду кричать. Мама и Дина всегда учили меня, что если я чувствую, что меня что-то переполняет и мне надо бегать, или бить во что-нибудь кулаками, или кричать, как сейчас, то лучше всего предупредить людей, пока это не началось, чтобы они не испугались и не попытались меня скрутить, или вызвать милицию, или еще что-нибудь, потому что я очень сильный, а в такие моменты даже не понимаю, что делаю, и могу убить кого-нибудь, кто попытается меня скрутить. Так что я очень вежливо предупредил тетю Нонну и Нолика, что вот-вот начну кричать, и еще я успел попросить их предупредить соседей, как всегда делала мама. Я ушел к себе в комнату и начал кричать. Я все кричал и кричал, у меня даже стал болеть рот, но я все не мог перестать кричать. Наверное, тетя Нонна и Нолик предупредили только соседей справа и слева, потому что соседи снизу начали стучать по батарее, но я в этот момент уже почти закончил кричать и не набросился на батарею с кулаками, как в тот день, когда Дина уехала и даже не попрощалась со мной. Тогда я сильно разбил о батарею руку, но сейчас я уже почти перестал кричать. У меня очень болели рот и горло, но в груди болело меньше. Я вытащил из-под дивана кота, который всегда прячется, когда я кричу, и сказал ему, что мама умерла. Мой кот очень глупый и совершенно невменяемый, поэтому я объяснил ему несколько раз, что мама умерла, чтобы он как следует все понял. Я думаю, он понял, хотя он и очень глупый, потому что я очень старательно ему объяснял. Тогда я встал с пола и пошел на кухню. Тетя Нонна и Нолик сидели за столом, тетя Нонна выглядела очень испуганной и плакала, я предложил им на всякий случай борща, потому что было пора обедать, но они не хотели, и я сам разогрел себе борща, взял хлеб и компот и пообедал, а потом положил коту в миску еду. Я всегда сам заботился о коте, мама разрешила мне взять кота, чтобы я сам о нем заботился.

Тетя Нонна и Нолик сказали, что сегодня я пойду ночевать у них. Я спросил их, зачем, а они сказали, что не хотят оставлять меня одного. Я сказал, что оставался один два дня, пока мама была в больнице, и вел себя хорошо и кормил кота. Я показал им, что каждое утро ходил за свежим хлебом, поэтому хлеб у меня сегодняшний, и я сказал, что вчера ходил на творчество, хотя всегда меня водила мама, и что без мамы мне было нельзя спускаться в метро, поэтому я ходил на творчество пешком и опоздал, но Марина, которая занимается с нами творчеством, сказала, что это ничего, и потом проводила меня пешком домой. Я сказал тете Нонне и Нолику, что я могу оставаться один, пока не доем борщ. Потом я могу есть хлеб и то, что я всегда покупаю нам с мамой сам, – селедку, сыр, масло, колбасу, помидоры, арбуз, конфеты, варенье, не в стекле. Мне нельзя покупать вещи в стекле, потому что я могу их разбить и порезаться по дороге домой. Еще мне нельзя включать плиту без мамы, но сыр и хлеб я могу есть сырыми, а для кота мне не надо ничего включать. Но тетя Нонна и Нолик сказали, что сегодня я буду ночевать у них. Дина учила меня, что только она, мама, врач и милиционер имеют право говорить мне, что делать, и не должны ничего объяснять, а у всех других людей я имею право спрашивать «Почему?» столько раз, сколько мне надо, чтобы понять. Я собирался начать спрашивать «Почему?», но вдруг понял, что ужасно устал и уже почти сплю, и что мне все равно, где ночевать. Мы спустились вниз и сели в машину к Нолику. Жена Нолика, Лена, оказывается, все время нас там ждала. Я поздоровался и вежливо спросил, как у нее дела, а она сказала, что хорошо. Когда мы приехали к тете Нонне домой, я спросил, где я буду спать, и мне сказали, что в комнате, в которой жил Нолик, когда еще был маленький. Тетя Нонна постелила мне там постель, а я сидел в кухне с Ноликом и его женой. Они предложили мне чаю и кекса, а я сказал, что не откажусь, и съел два куска кекса и выпил чай и почти совсем заснул. Тетя Нонна отвела меня в комнату и спросила, надо ли мне помочь раздеться и что Нолик, если надо, придет и поможет, но я сказал, что – нет, спасибо, я раздеваюсь сам, и разделся, чтобы показать ей, что я справляюсь сам. Тетя Нонна сказала, что я молодец, и потушила свет. Я лег в постель и стал ждать, что мама придет меня поцеловать, а потом вспомнил, что мама умерла, и начал вдруг кричать снова, хотя я даже не собирался и не успел никого предупредить. Прибежал Нолик, но я не стал с ним разговаривать, мне надо было кричать, чтобы у меня перестало болеть в груди и я заснул. Нолик гораздо меньше меня, хотя и старше на год, я мог бы его ударить и прогнать, если бы на меня нашло, но мне было так больно, что на меня даже не нашло, я хотел только кричать и не хотел никого ударить. Это было ново и страшно: я всегда знал, кто делает мне больно, и даже хотел его убить, но сейчас я никого не хотел убить. Нолик ушел, я покричал еще, у меня перестало болеть в груди, и я заснул.

Когда я проснулся и тетя Нонна дала мне завтрак, опять приехал Нолик, только без жены, и они сказали мне, чтобы я шел в комнату, а им надо поговорить. Я сказал, что мне надо идти домой и кормить кота, и Нолик сказал, что он отвезет меня на машине. Я пошел в комнату и увидел то, что вечером не заметил от усталости: у тети Нонны в квартире шел ремонт. Когда-то у нас с мамой тоже был ремонт, и мне разрешили оборвать старые обои со стен. Я пошел на кухню спросить, можно ли мне оборвать со стен старые обои. Тетя Нонна и Нолик как раз говорили про меня, я заволновался и спросил, хорошо ли я себя веду, а тетя Нонна сказала, что я веду себя очень хорошо. Я спросил, почему они говорят обо мне, и Нолик сказал: «Валера, иди в комнату», а тетя Нонна спросила, хочу ли я жить у нее. Нолик сказал: «Мама!» – я увидел, что он очень недоволен. Я тоже был недоволен и сказал, что не хочу жить у нее, я хочу жить дома, потому что там все мои книги, и игры, и лекарства и я должен кормить кота. Тетя Нонна сказала, что она не знает, можно ли мне жить одному, а я сказал, что я не буду жить один, я буду жить с котом, а Нолик опять сказал: «Мама!» – и тетя Нонна заплакала и сказала, что она не знает, что делать. Я вспомнил про обои и спросил, можно ли мне ободрать их в бывшей комнате Нолика, и Нолик сказал: «Нет!», а тетя Нонна сказала: «Да» – и я подумал, что раз тетя Нонна старше, чем Нолик, то мне надо слушаться ее, и пошел обдирать обои.

Я уже немного нервничал, что дома не покормлен кот. Я ободрал обои с одной стены и пошел на кухню спросить Нолика, скоро ли он отвезет меня домой. Они все еще говорили обо мне, тетя Нонна плакала, а Нолик сказал, что скоро, и чтобы я шел обдирать обои. Я пошел и ободрал вторую стену и увидел под обоями большую красную кнопку. На ней было написано «Пуск». Мне нельзя было включать никакие приборы, не спросив у мамы, но мама умерла, поэтому я опять пошел на кухню и спросил, можно ли мне нажать красную кнопку, которая была под обоями. Тетя Нонна и Нолик испугались и побежали со мной в комнату. Я думал, что они сразу нажмут кнопку, но они начали ходить вокруг нее и волноваться. Нолик сказал, что надо пойти позвать рабочих и понять, к чему эта кнопка подсоединена. Рабочие в это время клеили новые обои в спальне у тети Нонны, там уже успели ободрать старые обои, и я очень жалел, что это сделали без меня. Нолик пошел за рабочими, а тетя Нонна пошла за ним, и я через стенку услышал, как они все про что-то говорят. Я подумал, что ни Нолик, ни тетя Нонна не сказали мне нельзя, когда я спросил, можно ли нажать кнопку. Если мне не могли дать ответ другие люди, я должен был спросить маму, но мама умерла, а когда я не мог никого спросить, я умел принимать самостоятельное решение. Я вспомнил, как Дина учила меня принимать самостоятельное решение. Сначала нужно спросить себя, что я собираюсь сделать. Я спросил себя и ответил: «Нажать красную кнопку». Потом надо спросить себя, может ли это причинить вред мне или другим людям. Я спросил себя и ответил: «Нет». Потом надо спросить себя, смогу ли я позже все вернуть на прежнее место. Я ничего не собирался двигать с места или ломать, поэтому я ответил: «Да». Так я принял самостоятельное решение и вдавил кнопку пальцем.

От этого у меня в голове возникло воспоминание, про которое я даже не знал, что оно там есть: я вспомнил, как мама меня держит на руках и поднимает к выключателю, чтобы я мог сам выключить свет. В этом воспоминании я был не седой, как сейчас, а рыжий. Я стал седой, когда мне было три года, – после того, как случилось то, что случилось. Зато когда случилось то, что случилось, я стал очень быстро расти и становиться сильным, а до того, как случилось то, что случилось, я был обыкновенным. В воспоминании, которое мне показала кнопка, я увидел, что нажимаю выключатель, и свет выключается. Мама хочет меня опустить, но я быстро нажимаю кнопку снова, и свет включается, а я смеюсь. Тут мама говорит мне, чтобы я перестал баловаться, потому что ей тяжело меня держать, я нажимаю выключатель, мама собирается меня опускать, но я быстро нажимаю выключатель снова, и опять зажигается свет, и я опять смеюсь. Я прямо почувствовал, как мне в этом воспоминании смешно обманывать маму, и мне стало стыдно. Мама всегда говорила, что я вырос очень хорошим человеком, но я вдруг понял, что когда я был обыкновенным, я не был очень хорошим человеком. Быть хорошим человеком очень трудно, и мне даже приходится иногда давать себе зеленые и красные карточки за хорошие и плохие поступки, чтобы заставить себя быть хорошим, когда мне не хочется. Я подумал, что теперь мне придется опять завести красные и зеленые карточки на себя и на кота, потому что мне станет гораздо труднее быть хорошим человеком, раз мама умерла и не ругает меня, когда я делаю что-нибудь плохое.

Я стоял и смотрел на красную кнопку и пытался понять, надо ли мне нажать ее еще раз или я уже все узнал. Тут пришли рабочие с Ноликом и тетей Нонной и стали рассматривать кнопку. Они боялись ее нажать и сказали, что сейчас позовут электрика и проверят, подключена ли эта кнопка к электричеству. Мне сказали, чтобы я отошел от кнопки и пошел на кухню к Лене и попросил еще чаю. На кухне Лена и Нолик ругались про меня, и Лена говорила, что если я не буду жить с тетей Нонной, а буду жить сам, то Нолику придется каждый день ездить меня проверять, а Нолик говорил, что он не может оставить меня с тетей Нонной, потому что я сумасшедший амбал. Тогда Лена сказала, что есть еще третий вариант, но Нолик ей сказал: «Побойся Бога». Тут они заметили меня. Я сказал Лене, что я действительно сумасшедший амбал, но я стараюсь быть хорошим человеком, и пока я хороший человек, я должен жить дома, чтобы воспитывать кота. Еще я сказал, что теперь буду стараться быть хорошим человеком еще сильнее, потому что теперь мамы нет, так что ответственность за наше с котом поведение ложится на меня, и я снова заведу красные и зеленые карточки, чтобы себя заставлять. Я здорово испугался. Я-то знал, что такое третий вариант. Лена посмотрела на Нолика, а Нолик сказал мне, чтобы я шел обратно в комнату.

Я пошел в комнату. Мне было очень страшно, а мне редко бывает страшно, потому что я очень большой и сильный, но третий вариант – это третий вариант. Еще я все сильнее нервничал из-за кота, потому что кот глупый и буйный, и его нельзя оставлять надолго, особенно некормленого. В комнате никого не было. Я долго думал и решил, что все-таки надо снова нажать на кнопку, хотя мне очень не хотелось. Я нажал на кнопку. Сначала мне показалось, что она не работает, но я держал ее и держал и вспомнил, как я стою с мамой и мама хочет вызвать лифт, а на меня находит и я начинаю кричать и пытаюсь бить маму. Голова у меня в этом воспоминании была не рыжая, а замотанная белым, потому что я как раз был после больницы, после того, как случилось то, что случилось. Внутри этого воспоминания в моей забинтованной голове есть другое воспоминание, про лифт, и я пытаюсь бить маму, чтобы она не заставляла меня войти в лифт. Я быстро отдернул руку от красной кнопки, но как будто немножко остался в своем воспоминании и даже в воспоминании внутри воспоминания, потому что мне было очень больно и очень хотелось кричать. Я закрыл глаза и стал громко повторять: «Синее, синее, синее, синее!» – и представлять себе синее, потому что недавно понял, что синее меня успокаивает, когда на меня вот-вот может найти. Я даже не знал, что когда-то мог ударить маму, пусть я и был тогда совсем маленький. Я понял, что быть хорошим человеком мне станет еще тяжелее, чем я думал, потому что теперь, когда мама умерла, мне придется знать про себя вещи, которые про меня знала она, и поэтому я мог их не знать, а теперь вот выхода нет. Мне очень не нравились эти вещи, я страшно сердился на кнопку и ужасно хотел ее ударить, поэтому я повторял: «Синее, синее, синее, синее!» – очень громко. На мой голос опять прибежала тетя Нонна и Лена, а Нолик закричал с кухни: «Да оставьте вы его, он в порядке!» Я и правда был уже в порядке, я еще немножко попредставлял себе синее, а потом открыл глаза и сказал тете Нонне и Лене, что я в порядке. Лена посмотрела на тетю Нонну, как тогда смотрела на Нолика, а тетя Нонна спросила меня, хочу ли я есть или чаю. Я вежливо сказал, что не хочу, но что я очень нервничаю из-за кота, кот точно хочет есть. Я спросил, когда Нолик отвезет меня на машине домой. Тут пришел электрик и стал смотреть на кнопку и трогать ее железным карандашиком, а потом сказал, что кнопка подключена к электричеству, но он не знает, что эта кнопка делает. Я больше не хотел оставаться рядом с кнопкой и действительно ужасно нервничал из-за кота. Я сказал, что на мне теперь очень большая ответственность, и опять спросил, когда Нолик отвезет меня на машине домой. Тетя Нонна позвала Нолика из кухни, где Лена кормила его обедом вместе с рабочими, но не стала говорить с Ноликом про меня, а стала говорить с ним про кнопку. Тетя Нонна говорила, что надо оставить кнопку в покое от греха подальше, а Нолик говорил, что надо нажать и все, – все будет нормально и станет понятно, что эта кнопка делает, – а тетя Нонна начала хватать Нолика за руку и говорить: «Сыночек, я тебя умоляю, не трогай ее». Тут с кухни пришла Лена и спросила, в чем дело. Электрик объяснил, и Лена сказала электрику – пусть тот просто отключит кнопку от электричества. Тут тетя Нонна начала кричать, что будет пожар, или что весь дом отключится от электричества, и Лена сказала что-то и ушла на кухню, а электрик сказал, чтобы мы разобрались, а он посидит, подождет, ему все равно, а Нолик сказал, что он сейчас кого-нибудь убьет, а я сказал, что мой кот бешеный и я должен его кормить и что я должен быть хорошим человеком, даже лучше, чем раньше, и поэтому я не имею права оставлять кота голодным, и что я нервничаю из-за кота очень сильно. Я вежливо спросил, когда Нолик отвезет меня на машине домой. Тут Нолик очень громко швырнул на стол вилку, которую принес из кухни, и сказал мне, чтобы я собирался и выходил в коридор и надевал ботинки, сейчас он отвезет меня к коту. Я побежал в коридор и наткнулся на электрика, тот шел из кухни обратно в комнату и спросил, что они там решили про кнопку, а я сказал, что не знаю, но что я бы не советовал ему на нее нажимать, если только он не хочет стать очень хорошим человеком. Электрик сказал, что я, наверное, родственник всех этих людей, а я сказал ему, что не могу сейчас объяснить ему подробно про кнопку, потому что у меня умерла мама и я очень нервничаю из-за кота. Тогда электрик сказал, что он, наверное, пойдет, и ушел. Я надел ботинки, тут пришли Нолик и Лена, Нолик тоже надел ботинки, а Лена сказала, что он ее не щадит и что есть третий вариант, а Нолик как будто ее не слышал и вышел на лестницу, и я пошел за ним. Нолик пошел к лифту, я испугался и стал быстро говорить: «Синее, синее, синее, синее, синее» – и тогда Нолик вспомнил, что я не могу ездить на лифте и побежал вниз по лестнице. Я побежал за ним и кричал: «Синее, синее, синее, синее, синее!» – потому что очень боялся, что Нолик уедет на машине без меня, и тогда кот точно сойдет с ума, пока я буду идти домой пешком. Тут Нолик вдруг тоже начал кричать: «Синее, синее, синее, синее, синее!» – и на последней лестничной площадке мы догнали электрика, Нолик оттолкнул его, потому что, наверное, тоже очень нервничал из-за кота, а электрик почему-то кинул нам вслед свой железный карандаш. Я страшно боялся, что Нолик уедет без меня, и пробежал почти до выхода из подъезда, но тут вспомнил, что теперь мне надо стараться еще сильнее, чем всегда, чтобы быть хорошим человеком, и побежал по лестнице обратно, поднял железный карандаш и попытался вернуть его электрику, но тот закричал и побежал от меня вверх по лестнице. Я решил, что он сообразил, как поступить с кнопкой и просто выбросил карандаш, раз он ему больше не нужен.

Когда я выбежал из подъезда, Нолик уже завел машину, и мы поехали очень быстро. Я сказал Нолику: «Спасибо», а он сказал: «Не за что». Тогда я спросил его, бил ли я его, когда был обыкновенным, и Нолик сказал: «Нет». Потом я спросил, бил ли я его после того, как случилось то, что случилось. Нолик помолчал и опять сказал: «Нет». Я был рад, что стал тогда хорошим человеком так быстро. Я сказал Нолику спасибо и сказал, что я его люблю, а он сказал, что мы уже приехали, и спросил, могу ли я сам дойти до квартиры. Я сказал, что да, я хожу сам за хлебом, селедкой, сыром, маслом, колбасой, мясом, рыбой, помидорами, арбузом, конфетами, вареньем, не в стекле. Нолик сказал, что я молодец. Я сказал, что я буду стараться. Нолик сказал: «Давай, иди, Третий вариант», но я понял, что он шутит. Я не всегда понимаю шутки, но я знаю Нолика и понимаю его шутки, или, по крайней мере, так мне кажется. Я очень хотел обнять Нолика, но в машине было очень тесно, а кроме того, я очень сильный, поэтому мне можно было обнимать только маму и кота, а теперь, когда мама умерла, мне можно было обнимать только кота.

Кот вышел мне навстречу в прихожую, от голода он уже так орал, что соседи справа стучали по батарее, они, наверное, уже целый час стучали. Я взял и обнял кота, и от этого мне снова ужасно захотелось кричать. Я знал, что мне придется дать себе за это пять или шесть красных карточек, потому что соседям станет еще хуже, но ничего не мог с собой поделать: я все кричал и кричал и кричал, а у меня в груди было все больно и больно и больно. Я даже забыл про кота. Я только тогда про него вспомнил, когда уже совсем устал кричать. Соседи почему-то перестали колотить по батарее, и даже кот совсем затих. Я даже испугался, что случайно задушил кота, пока кричал, но кот был в порядке, только очень мятый. Я опустил его на пол, он постоял немного, пошатался и побежал к миске. Я налил ему воды и насыпал так много корма, что он пересыпался из миски, но я решил, что пускай. Себе я достал из холодильника хлеб, селедку, сыр, масло и варенье, сделал чай и поужинал, а потом опять убрал все в холодильник, кроме банки из-под селедки, которая стала пустой, и я ее выкинул. Кот все ел и ел и пил воду, а потом опять ел. Я понял, что теперь мне надо самому мыть посуду и помыл посуду. Я так устал, что помыл ее просто рукой, я решил, что мыть посуду мылом и мочалкой я научусь завтра. Еще я записал в блокнот на холодильнике, что надо купить селедку. Про свежий хлеб я и так помнил, это всегда была моя обязанность. Я подумал, что за мытье посуды надо дать себе зеленую карточку, а за мытье посуды без мыла – красную, так что можно было не давать себе никаких карточек.

Я лег в кровать и сказал себе ничего не ждать, а засыпать сразу. Мне захотелось кричать, но уже не так сильно, как прошлой ночью, и я сдержал себя, чтобы не будить соседей. Потом мне показалось, что я все-таки кричу, но выяснилось, что кричу не я, а кот. Я заснул, а кот меня разбудил. Я пошел на крик и увидел, что кот лежит на маминой кровати и кричит, – не орет, а кричит, совсем как я. Никогда не слышал, чтобы он так кричал, совсем как я. Я стал его успокаивать, но он все кричал и кричал. Я попробовал забрать его к себе в комнату и положить его спать с собой, хотя обычно я не разрешаю ему спать в своей кровати, потому что это невоспитанно, – но кот так вцепился в мамин матрас, что я не мог его оторвать, хотя я очень сильный. Я стал говорить коту: «Синее, синее, синее!» – но он все кричал и кричал, я стал говорить ему: «Синее, синее, синее!» – еще громче, но он все кричал и кричал, совсем как я, и тогда я все-таки отодрал его от матраса, надел ботинки и пешком пошел с котом к тете Нонне. Я очень устал и шел очень медленно, но все-таки я пришел и поднялся по лестнице. Мне открыла дверь Лена, она была в халате и сонная, и кажется, испугалась, но я вежливо сказал, что не хочу ни кофе, ни чаю, ни есть, и что я зашел всего на секундочку. Я понес кота в ту комнату, в которой Нолик спал, когда был маленький, но в стене не было никакой красной кнопки. Я стоял и смотрел на пустую стену и ничего не понимал, но вдруг понял, что рабочие успели заклеить ее обоями. Я дико испугался и стал спрашивать, отключили они кнопку или нет, но тетя Нонна ничего не понимала, а Лена кричала на Нолика. Тогда я быстро содрал обои там, где была кнопка. Она оказалась на месте, и ее явно никто не трогал, ее просто заклеили, и теперь ее как бы опять не было, как не было, пока я не ободрал обои в первый раз. Я поднес кота к кнопке под причитания тети Нонны и нажал на кнопку его лапой. Кот попробовал вырваться, но я очень крепко держал и лапу, и кота. Я сказал коту, что сейчас он видит воспоминание про то, какой он был до того, как я занялся его воспитанием и стал делать его хорошим котом. Я сказал ему, что он ненормальный и невменяемый сумасшедший амбал, но что он очень старается и он уже гораздо лучше, чем раньше. И сказал, что теперь, когда мама умерла, я отвечаю и за него, и за себя, и что он должен начать стараться гораздо сильнее, потому что мне придется мыть посуду с мылом и у меня не будет сил так много его воспитывать. Я сказал коту, что теперь мне придется выдавать ему красные и зеленые карточки за поведение, но его карточки будут считаться, как мои карточки, и что если он будет зарабатывать своим поведением красные карточки, то отдуваться за них придется мне. Еще я сказал, что всегда есть Третий Вариант, и чтобы кот не забывал об этом. Мой кот очень глупый, но я думаю, что он меня понял. Тогда я разрешил ему отпустить кнопку и вежливо спросил у всех, не может ли Нолик отвезти нас с котом домой на машине. Я очень устал и буду идти пешком очень долго, и это бы ничего, но кот как-то совсем притих, и я уже начинаю за него волноваться.