И надо же было случиться такому. Вчера ярко светило солнце, а нынче, проснувшись рано-рано, Валентина услышала печальный шорох дождя. А может быть, ей показалось? Она торопливо соскочила с постели, подбежала к окну. Так и есть: идет мелкий, по-осеннему назойливый дождь.

— Не мог подождать, противный, — вслух проговорила она, топнув от досады босой ногой.

— Ты кого это бранишь? — полусонным голосом спросила Лиля.

— Только подумай — идет дождь, — со слезами в голосе жаловалась Валентина. — Все испортил. — Ей было обидно. Вчера с вечера она приготовила новое платье, новые туфельки на тоненьких каблучках, и вдруг на тебе — дождь. Да разве только она ждала это сентябрьское утро?

— Дождик — хорошо, полезно для озимых, — позевывая, говорила Лиля.

— Ты невыносима! — рассердилась Валентина. — Ты забыла, какой нынче день.

Лиля села на кровати, спустив голые смуглые ноги, и непонимающе смотрела на подругу — день как день… Потом всплеснула руками.

— Ой, и в самом же деле, сегодня же первое сентября, начало занятий в школе! В таком случае со стороны дождя это свинство.

Лиля пошучивала. Да что ей? А у Валентины окончательно испортилось настроение. Ей хотелось, чтобы сейчас все кругом — и земля, и небо — улыбалось, по-праздничному радовалось, сверкало, потому что она, сельская учительница, сегодня идет в школу и все начинает, по выражению историка Назарова, с красной строки.

— Ты не очень-то расстраивайся, — балагурила Лиля, — крыша у вас в школе надежная, у тебя непромокаемый плащ, боты можешь надеть мои. Так что мелкий дождичек тебе не страшен.

Валентина махнула рукой: дескать, что с тобой разговаривать. Подруга подбежала к ней и, обнимая, горячо сказала:

— Поздравляю, Валечка, с самым радостным днем в твоей жизни. Что бы ни случилось, будь всегда смелой, веселой, доброй к тем, кто ждет тебя за партами. — Она набросила на плечи халат. — Сегодня твоя очередь заниматься кухонными делами, но ради такого торжественного дня не подходи к примусу…

* * *

В пустом школьном коридоре Валентину встретила уборщица тетя Глаша.

— Здравствуйте, Валентина Петровна, с праздничком вас! — нараспев проговорила она.

— Здравствуйте. Праздник-то не очень веселый.

— Это из-за дождика? Грех, милая, большой грех обижаться на него. Пусть себе идет. Не часто он балует нас.

Валентина зашла в учительскую, повесила мокрый плащ, сняла боты, надела туфельки на тонких каблучках, взглянула на себя в зеркало и даже подмигнула своему отражению: не трусь, Валя-Валентина. Не ты первая, не ты последняя.

Пришел директор.

— О, Валентина Петровна, вы что же, ночевали здесь? — спросил он, пожимая ей руку.

— Пришла пораньше.

— Понимаю, понимаю, — с улыбкой говорил Николай Сергеевич. — Снилось, конечно, что опаздываете на урок… Ведь снилось, правда?

— Что-то похожее снилось.

— Все как надо.

— Не все. Дождь.

— Ничего, ничего. Я, помнится, тоже в дождь начинал свой первый урок. Как видите, жив-здоров.

За дверью учительской становилось все шумней и шумней: прибегали школьники. Если бы не дождь, они резвились бы во дворе, а сейчас толкались в коридоре, до звонка заходили в классы.

Первый звонок… Вообще многое в этом году у Валентины было первым: первое районное совещание учителей, первый педсовет в школе, первая торжественная линейка и, конечно, незабываемый первый урок!

Вчера Лиля, удивленно пожимая плечами, говорила:

— Не понимаю, почему ты так волнуешься? Я, например, когда впервые вошла в библиотеку, сразу освоилась, все мне было ясным и понятным. И ты освоишься, и у тебя все будет в порядке.

Счастливая эта Лиля Муратова. Она сразу освоилась, а Валентине боязно, очень боязно.

— Валентина Петровна, идемте, я представлю вас классу, — сказал после звонка директор.

Они шли вдвоем по тихому школьному коридору, который казался Валентине бесконечно длинным, как степная дорога. Тревожно колотилось в груди сердце.

Остановясь у двери шестого класса, Николай Сергеевич шепотом спросил:

— Волнуетесь?

— Очень волнуюсь, — откровенно призналась Валентина.

— Это хорошо.

Вошли в класс. Ученики встали.

— Здравствуйте, ребята! Это ваша новая учительница Валентина Петровна. Она будет преподавать у вас русский язык и литературу, — сказал директор. Он кивнул Валентине головой: дескать, продолжайте урок — и вышел.

Валентина осталась одна. Нет, не одна, перед ней стояли за партами ученики — мальчики и девочки. Ей казалось, будто они смотрят на нее с сочувствием.

— Ребята, давайте вспомним, что вы изучали по русскому языку в пятом классе.

— Валентина Петровна, а мы всегда будем изучать русский язык стоя? — насмешливо спросил кто-то из учеников.

И только тут она спохватилась: забыла посадить класс.

— Садитесь, ребята, — торопливо сказала Валентина и покраснела. За дверью послышался чей-то приглушенный смешок.

Словом, не получился этот самый первый урок. Столько готовилась, столько думала, мечтала и вдруг такой ляпсус. Она готова была разреветься.

На перемене в учительской к ней подошел Василий Васильевич.

— С боевым крещением, Валентина Петровна.

— Спасибо. Первый блин комом.

— Строгость к себе — черта нужная, но не следует увлекаться этим, — посоветовал Василий Васильевич.

Подошел историк Назаров.

— С благополучным началом, Валентина Петровна, — поздравил он. — Жребий брошен, как говорил Юлий Цезарь.

Иван Константинович и сейчас, в первый день занятий, был все в той же косоворотке, тех же брюках, тех же стоптанных ботинках и дымил по-прежнему дешевой, тоненькой, как соломинка, папироской. Не было в нем ни солидности, ни учительской аккуратности. Но почему же вчера после торжественной линейки ученики засыпали его цветами, почему висли у него на руках? Вот и разберись после этого, за что ребята любят.

В учительскую вошел директор.

— Валентина Петровна, зайдите ко мне, — попросил он.

Когда Валентина зашла в небольшой скромный кабинетик, Николай Сергеевич поинтересовался:

— Как прошел ваш первый урок? Довольны ли сами?

— Ой, Николай Сергеевич, не спрашивайте. Недовольна я и виновата.

— Вывод, мне кажется, преждевременный, — возразил он. — Ничего, Валентина Петровна, привыкните. Главное — не смущайтесь. А что касается маленького недоразумения — забыли посадить учеников — с каждым случается.

«Уже знает, уже пожаловались», — покраснела она.

— Я стоял у двери и, откровенно говоря, не мог удержаться от смеха, когда ученик спросил: «Валентина Петровна, а мы всегда будем изучать русский язык стоя?» Вот сорванец! — засмеялся директор.

Валентине и самой стало смешно. Собственно говоря, напрасно разволновалась, ничего страшного не произошло на этом первом уроке.

— Извините, Валентина Петровна, вам сколько лет?

— Двадцать два.

— Двадцать два… Дочурке моей ровесница..

— У вас такая взрослая дочь?

— Могла бы быть такой, да где-то в войну потерялась…

— Мои родители тоже потерялись, погибли… Наша воспитательница в детдоме — веселая такая выдумщица — всегда ласково обращалась к нам: ах вы, мои военные подкидыши…

— Военные подкидыши, — горько повторил Николай Сергеевич. — Не очень-то весело шутила ваша воспитательница…

Снова звонок. Теперь Валентина шла одна в свой десятый класс. Вчера Николай Сергеевич познакомил ее с десятиклассниками и сказал им, что она будет у них классным руководителем. Валентина заметила — ребята удивленно переглянулись, как бы спрашивая друг у друга: да неужели эта девчонка сумеет руководить нами?

— Не вовремя ушла не пенсию Евдокия Романовна, — с сожалением сказал кто-то из учеников.

Валентине стало неловко. Она уже знала о том, что школьники обожали старую заслуженную учительницу, которая, как уверял Василий Васильевич, была для них всем — педагогом, матерью, доброй советчицей, они всегда бежали к Евдокии Романовне поделиться радостями и печалями. А побегут ли к ней, Валентине?

В институте когда-то она имела пятерку по педагогике, пятерку по психологии и теоретически, кажется, многое знала. Знала, например, что учитель должен увлекать питомцев, звать их вперед, что индивидуальный подход к каждому ученику — непременный закон в поведении учителя. Вдобавок она могла бы наизусть прочесть немало мудрых высказываний знаменитых педагогов о роли и назначении учителя… Учитель — это, как говорил Ушинский, плодотворный луч солнца для молодой души, которого ничем заменить невозможно… Все это так, все это правильно, обо всем этом она узнала из читаных-перечитанных книг. Но в тех толстых и тонких книгах ни слова не сказано о том, что делать молоденькой учительнице, если ребята без стеснения сожалеют, что их бывшая наставница ушла на пенсию, и считают себя осиротевшими….

Николай Сергеевич, конечно, тоже расслышал слова десятиклассников и ничего не сказал. Он только взглянул на нее, будто советуя: не тревожьтесь пока, все будет зависеть от вас. Да, правильно, все будет зависеть от нее. Вошла в класс. Ученики встали.

— Садитесь, ре… — и вдруг Валентина осеклась, не зная, как назвать их. «Ребята» — это в шестом, а здесь… — Садитесь, товарищи, — сказала она.