Офис на Трубниковском привычно бурлил понедельничной суетой. Разношёрстная толпа программистов и веб-дизайнеров шумно спускалась по старинной чугунной лестнице со второго этажа навстречу Бену, который только появился на работе.

– Ну что, бездельнички, отсовещались? Здрасьте-здрасьте… – отвечал он на приветствия, улыбаясь родным лицам. – Кто на хозяйстве сегодня? Лизавета? Парадом кто командует?

– Макс за рулевого, а Лизы не было ещё, – за всех ответила самая молодая и самая бойкая Алёна.

– А что тогда возбуждённые такие, чем вас Макс пугал?

– Да все нас только тобой и пугают, – смеясь, отвечала Алёна. – Лиза в пятницу так и сказала: если к среде дизайн на движок не натянем, то вернётся Сами-знаете-кто и устроит нам «ночь длинных ножей» за сайт Сами-знаете-кого.

– Будет вам «длинная ночь», не переживайте, – смеялся Бен.

– Учтите, Алексей Борисович, не я это вам предложила… – нарочито жеманно, под общий смех, повела плечом Алёна, кокетливо задрав свой симпатичный нос. – Кстати, Бен, а ты знаешь, чем андроиды старого поколения отличаются от новых? – спросила она и, не дожидаясь ответа, выпалила: – Старые андроиды думают, что наш президент всё ещё Путин, а те, которые нового поколения, знают, что у нас уже год, как другой президент!

– Смешной анекдот, – вяло согласился он с мыслью о том, что шуточки про партийных андроидов имеют постоянный успех в его конторе.

– Какой анекдот, Бен?! – обиженно возмутилась Алёна. – Ты что, не в курсе? На вот, почитай, что Лиза приволокла с Лядского…

И она протянула какую-то листовку, где на фоне герба небольшого подмосковного города жирно чернели три лозунга: «Путин – наш Президент!», «Наша Россия – сильная Россия!» и «Все на выборы в городскую думу!»

– На вчерашних выборах конфуз в Подмосковье случился… – быстро рассказывала она. – Все улицы наружкой завесили, во всех газетах отметились, а такого ляпа никто и не увидел. Лишь вчера, в день выборов, кто-то из своих разглядел… Перепугались, конечно, кинулись по городу щиты снимать – словом, начался «переполох в курятнике». Большие боссы истерят, Интернет стебается… А не подняли бы сами шухера, так никто и не заметил бы. Ну вот как те андроиды и… ты, – не сдержавшись, съехидничала Алёна.

– Выходит, не сберёг яремную венку, – подыгрывая, хмыкнул Бен, – вот и укусили андроиды, обратили в свою веру… Значит, и я теперь старого поколения?

– Ну что ты, Бен! – весело смеялись все вокруг. – Ты у нас самый что ни на есть новый!

Посмеявшись за компанию, Бен поднялся наверх и прошёл через большой круглый холл сразу к Максу.

– Слышу, слышу, русским духом пахнет, – улыбаясь, встречал его в дверях Максим. – Ну здравствуй, путешественник, вижу, хорошо отдохнул, раз с ходу «длинные ночи» обещаешь…

– Так языком грозить – не мешки ворочать. Как вы тут поживаете, что новенького? Надеюсь, всё рушится по плану? Когда Лиза появится?

– Ну, пожалуй, кроме очередного дедлайна, среды, когда надо вчерне сайт показать, так и ничего новенького, всё по плану. А Лизки нет и не будет сегодня, звонила только что, у неё очередной «Лядский день». Ну в смысле снова Руморев её к себе в Лядский переулок вызывает, так она сразу туда и поедет.

– Надо позвонить ей, – достал Бен телефон, – а то обидится ещё…

– Да некогда ей обижаться, – усмехнулся Макс, – она всю неделю, что тебя не было, здесь не появлялась. Один сплошной «Лядский день».

Он говорил без всякой задней мысли и укора, а Бена вдруг неприятно укололи эти слова.

– Привет, Лиз, говорить можешь?.. – спросил в трубку Бен. – Ну говори…

– Салют, Лёшкин! – весело рассмеялась в ответ Лизавета. – С возвращением, пропащий! Как прокатился? Завтра расскажешь, ладно? А то у меня через два часа встреча с Юрием, боюсь, что до упора…

– С каким Юрием, с Руморевым, что ли? О, как вы сблизились-то… – тихо пробормотал он. – Ну завтра так завтра… Тебе привет от Кулика, ну и подарок, как водится…

– Ага, спасибки. Поди, все косточки мне перемыли, знаю я вас, – смеялась Лиза.

– Ну не только тебе, хотя, каюсь, и тебя не забыли.

– Кто ещё под раздачу попал? Надеюсь, всех своих женщин обсудили в подробностях и деталях?

– К сожаленью, нет, всё больше нашего старого друга вспоминали, секретаря генсовета нынешнего, – усмехнулся Бен.

– Кого?! – удивилась Лизавета. – А он к вам каким боком?

После короткого рассказа Бена о том, что бледнолицый следователь из прошлой жизни и нынешний секретарь генсовета партии – одно и то же лицо, Лиза долго молчала, а потом спросила:

– Ты после работы домой поедешь или на дачу?

– На дачу, всю неделю там буду.

– Тогда я сейчас в офис приеду, дождись меня, не уезжай никуда…

– Ну, знаешь, Лёша, я тебе так скажу: то, что ты укатил в этот свой Займо-Обрыв и ничего не сказал, это чистой воды подстава, – примчавшаяся Лиза с порога начала возмущаться. – Как ты мог…

– Стоп, Лизонька, что значит не предупредил? Я разве не звонил тебе перед отъездом? – улыбаясь, перебил её Бен.

– Да не придуривайся, пожалуйста, ты прекрасно понимаешь, о чём я!

– О чём, Лизонька?

– Лёш, я тебя правда стукну сейчас чем-нибудь тяжёлым, – она так решительно остановилась перед Беном, что Макс всерьёз подумал, что от угрозы до исполнения буквально один шаг. – Почему ты уехал и не сказал про ваш разговор на генсовете? Почему не предупредил, кто новый секретарь генсовета и что он узнал тебя? Я же, как дура, вместе с Руморевым три раза за эту неделю с ним встречалась, пока ты развлекался. Была как между молотом и наковальней – так они ненавидят друг друга. Но Руморев сделать ничего не может, а этот играет с ним, как кошка с мышкой… Но я чувствовала, что и нас это каким-то боком касается. Зато теперь понятны и эти улыбочки его, и эти вопросики про твой отъезд. И откуда узнал только, гадала я… Ты что, предупредить меня не мог, кто он такой?

– А что изменилось бы, дорогая? Это мои дела, ты уж извини за прямоту и успокойся, пожалуйста.

– Твои дела?! – снова взвилась Лизавета. – Нет уж, дорогой, – передразнила она Бена, – это наши дела. И твои, и мои, и Макса. И изволь считаться с нами. Ты же всех подставил! Ты ведь весь бизнес наш под угрозу ставишь, неужели непонятно?!

– Когда подставил? – тихо спросил Бен. – Сейчас или тогда?

– Что?.. – осеклась Лизавета. – Ты о чём?

– Да всё о том же, Лиз, всё о том же… Так когда я тебя подставил, поясни, сейчас или десять лет назад? – его безмятежное настроение улетучилось, и мгновенно захлопнулись все внутренние створки, превращая его в жёсткого и бескомпромиссного Бена.

– Ты… Ты… Ты мне такое говоришь?! – захлебнулась обидой Лизавета. – Я это заслужила, да?! Я не помогала тебе, да?! Я не была рядом?!

– Была. Но, извини, после генсовета ты была рядом с Юрием, – сделал он ударение на имени, – а по телефону о таких вещах я тогда был не готов говорить. Кстати, хотел уточнить: кто сейчас за проект отвечает, секретарь генсовета или Юрий? – снова выделил имя Бен.

– Ненавижу тебя такого! Ты даже своих не жалеешь, когда врагов себе придумываешь.

– Придумываю? Интересно девки пляшут… – присказкой, холодно улыбаясь, ответил Бен. – Чем дальше, тем интересней…

– Макс, что ты молчишь?! – повернулась к нему Лизавета. – Тебя что, всё это устраивает? Я тут что, одна дурочка взбалмошная, ничего не догоняю?

– Успокойся, Лиз, ты не дурочка, – миролюбиво ответил Макс, – ну просто мы же встречались после генсовета, и Бен мне всё рассказал ещё тогда. Извини, но я посчитал, что в этом вопросе я транзитный пассажир и что Лёша должен сам тебе всё сказать.

– Понятно… Понятно, что транзитный пассажир по самым важным вопросам здесь я! – Лиза решительно схватила сумку и уже в дверях обернулась: – Спасибо, мальчики! Выходит так, что вопросы будущего веб-студии теперь только меня одну волнуют, но это всё не очень важно… Девки плясать поехали, а вы дальше развлекайтесь, – зло бросила она Бену и хлопнула дверью.

В кабинете повисла неловкая пауза. Макс достал сигареты, закурил и с укоризной сказал Бену, который сидел, отвернувшись к окну:

– Зря ты, Лёха, так… Наотмашь как-то получилось… Лизка-то тут при чём? Мог бы и поделикатнее с ней, чего удила закусил?

– Да, блин, сам не знаю, что на меня нашло, – раздосадованно вскочил Бен, – разозлился на пустом месте… Но и она тоже хороша, крутит с этим Руморевым… Как думаешь, у них это далеко зашло?

– Дурак ты, Лёшка, – сочувственно ответил Макс, – такая девка рядом с тобой, столько лет, а ты всё забыть не можешь, как она от тебя убежала, всё боишься, что повторится, если навстречу шагнешь… Да хотела бы снова сбежать, давно бы уже не было её тут, а то терпит тебя, дубину бесчувственную…

– Да не лезь ты, куда тебя не просят! Тоже мне, врачеватель нашёлся, только хуже делаешь. «Лядский день», «Лядский день»… – раздражённо передразнил Бен. – Кто тебя за язык тянул? – и он тоже вышел, громко хлопнув дверью.

– Нормальное кино… – Макс последний раз затянулся и затушил сигарету. – Милые бранятся, а у меня притолока ходуном ходит. Ещё и оба на меня обиделись… Любофф, однако…

 

* * *

Всю следующую неделю Бен и Лиза сторонились друг друга. Рабочие вопросы решали через Макса, который терпеливо выслушивал его или её и сам шёл в соседний кабинет к ней или к нему выяснять ситуацию. Порой доходило до абсурда, но Макс был невозмутим и демонстративно не вмешивался в их отношения (именно потому, что считал это высокими отношениями, а не банальной ссорой), хотя ему, конечно же, было интересно, кто первый сделает шаг навстречу. И его любопытство было удовлетворено к вечеру пятницы, когда его попросили нарисовать схему.

…Уже давно стемнело, когда Лиза съехала с Ярославского шоссе, но до озёрных валов от въезда в Ростов было рукой подать, городок-то маленький, и схему проезда к ростовской даче Бена Макс нарисовал подробную, поэтому Лизавета добралась быстро.

– Привет, Лёшка, это я. Приехала вот… – остановившись перед воротами, она набрала его номер телефона и, поборов секундную неловкость, спросила: – Гостей-то принимаешь?

– О-о-о! Здра-а-авствуйте, дорогая редакция! – протяжно ответил неожиданно весёлым голосом Бен. – Для вас – завсегда. Открываю, заезжай…

Ворота медленно поползли вдоль забора, освобождая проезд, на крыльце загорелся свет, и в дверях появился он, ожидая, пока Лиза припаркуется.

– Что ни говори, Лизка, а машина у тебя смешнючая, настоящий большой красный коллайдер, – широко улыбался Бен, спускаясь ей навстречу. – Смотри, как весь двор перегородила, а ведь тут три машины в удачный день помещаются, – смеялся он.

– Да нет, Лёшка, просто это я неудачно стала. – Лизавета, слегка нервничая, не знала, как начать разговор, поэтому решила начать сразу. – Всю дорогу слова подбирала, а сейчас растерялась что-то. Ты знаешь…

– Не-а, не знаю, – смеясь, перебил её Бен. – Ещё чего не хватало, на пороге с твоим косноязычием бороться, нет уж, уволь. Давай в дом, – потащил он её по ступенькам на крыльцо, – будем тебя лечить. У меня отличнейший 18-летний антидепрессант открыт, и скучно что-то одному кирять.

– Так, выходит, я вовремя? – облегчённо спросила Лизавета.

– Здрасьте, приехали, а когда ты была не вовремя?

– Ну тогда… Совсем о тебе не подумала, каково это было – бледнолицему улыбаться из-за денег и контрактов… Да пропади они пропадом, эта партия, эти руморевы… Столько лет дружно жили, а сейчас чуть не разбежались из-за них.

– Это я был тогда неправ, не объяснил тебе ничего…

– Я с тобой, Лёш. Вчера весь день хотела тебе это сказать, но не решалась. Приехала вот… – тихо ответила она и неожиданно предложила: – Давай покурим на крылечке?

– Хорошо, что вчера уже не существует, Лиза, – улыбнулся он, доставая сигареты, – во всяком случае, сегодня. Давно мы вместе не курили… Ну, значит, и все проблемы на этом крыльце оставим… Подожди, Лиз, не перебивай, это важно, – остановил он её невольное движение. – Понимаешь, я, когда уезжал из Москвы после генсовета, был уверен, что надо выходить из игры как можно быстрее. Испугался, наверное… А вернулся – понял вдруг, что меня всё это уже не торкает совершенно. Партии-шмартии, даже бледнолицый… Я как-то неожиданно это понял. Не стоят они все того, чтобы вестись на их разводки. Не та ситуация, да и мы не те. И это не хорошо и не плохо, это факт. О скалы биться надо, когда знаешь ради чего, когда вопрос жизни и смерти. А если просто некомфортно жить, надо что-то менять в себе… И в тебе, – рассмеявшись, он обнял её за плечи. – Ты не озябла ещё под мои байки? Проходи скорее в дом.

…Они сидели на диване перед камином, который Бен придумал и сделал из старой печи, пили виски, закусывали горьким шоколадом, яблоками и говорили в общем-то ни о чём, смотря на огонь. Лизавета тоже хотела объясниться, но снова не решалась, словно зачарованная ласковыми языками пламени. А когда мысленно было решилась, он вдруг снова перебил её:

– Шоколад с яблоками… Как в детстве… Сто лет не ел… А ты любила так? А я очень любил, но, представляешь, совсем вкус забыл. Тут ведь главное, чтобы шоколад горький был, а яблоки всё равно какие… Только сейчас вкус детства и вспомнил… А ведь такое надо помнить, Лиз. Надо помнить, – повторил он и поднимаясь протянул руку: – Пойдём, покажу кое-что…

Мансарда на втором этаже представляла собой прямоугольную, на весь дом, комнату-студию с двумя большущими «родными» окнами на противоположных стенах и четырьмя окошками прямо в крыше, которые сделал уже Бен. В результате и без того когда-то светлая мастерская превратилась в ещё более светлую спальню, в которой долго спать, например, солнечным утром, было весьма затруднительно. Но сейчас было далеко не утро и за стёклами было темно.

– Там озеро. Красивое очень. Но его сейчас не видно, – подвёл Лизу к большому окну Алексей.

– Жалко, – протянула она, – наверное, это действительно очень красиво. Я помню, ты рассказывал.

– А ты не жалей. Рассказывал всем, а покажу только тебе. Прямо сейчас…

В углу мансарды, у окна, стоял старый деревянный мольберт, накрытый плотной тканью.

– Смотри сюда, – Алексей аккуратно снял чехол и бережно провёл рукой по толстому альбому. – Это моё сокровище… Почти тайна… – смущённо улыбнулся. – Вернее, сокровище-то моё, а тайна чужая. Но я со всем уважением… До тебя это мало кто видел, поверь. Тут когда-то художник один обитал, местные его почти не знали, хотя он семнадцать лет тут прожил, не общался просто ни с кем, а родственники – те вообще его за дурачка держали… Смотри сюда, – повторил он, открывая альбом.

– Это тот самый вид из этого окна? – спросила Лизавета. – Я не большой специалист, но такое ощущение, что здесь чего-то не хватает.

– Да, ты права, тут композиция нарушена. Из-за этого мастера записали не только в бездари, но ещё и в сумасшедшие.

– Как это? – удивилась Лиза.

– Он всё время писал этот вид из этого окна. Одно и то же, из года в год.

– Странно…

– Ну да, и я так подумал, когда мне мастерская его досталась. Семнадцать полотен написал он за семнадцать лет. Я их нашёл здесь же (кому нужны работы сумасшедшего художника). Но ещё я нашёл столько же эскизов. И ты представляешь, эскизы всё рассказали…

Алексей перевернул страницу альбома, сделанную из законченного холста, и Лизавета увидела эскиз этой же работы, только тщательно на нём было прорисовано не окно и вид из него, а человек, вернее, женщина на фоне окна.

– Смотри, везде она! – Алексей листал работы, и под каждой был эскиз с женщиной.

На холсте менялось время года, время суток, не менялась лишь женщина на эскизе под ним. Карандашный рисунок был аскетичен, но на каждом эскизе всё же было несколько капель, несколько мазков краски. Где-то рыжий локон, где-то красные губы, где-то серёжка с каким-то синим камнем, а где-то нежно-розовая кисть женской руки. И было что-то очень интимное в этом прикосновении художника каждый раз к новой детали, которая вдруг оживала ярким пятнышком на фоне графики. И везде тщательно выписанные глаза, и этот словно смеющийся взгляд, и полуоборот головы – они были живыми. Настолько живыми, что становилось ясно: все семнадцать лет художник ждал только её.

– Кто она? – тихо спросила Лизавета.

– Не знаю, Лиз, ничего про неё не знаю, и никто не знает. Но он ждал её, ты же видишь?

– Вижу…

– А теперь сюда посмотри, – указал Алексей на левый нижний угол холста, – тут на всех его картинах календарь-перевёртыш на подоконнике стоит. Семнадцать работ – семнадцать разных дат. Он каждый год начинал писать снова и всё ждал, что она вернётся. Ты же видишь, он всё время готов был её вписать, вписать в свою жизнь, но её не было, и картина заканчивалась без неё… Тебе это ничего не напоминает? – неожиданно тихо спросил он. – Нас, например? – и его сердце ухнуло куда-то на самое дно красивого озера Неро.

– Глупый ты, – прошептала Лизка, – она и так была вписана в его жизнь, иначе он не смог бы столько ждать и столько жить ради неё…

– Ну да, вписана… – отвечал он, хотя слова уже не имели значения. – Я вот только в альбоме и решился их свести. Сначала хотел что-то типа инсталляции внизу, в гостиной, сделать, но рука не поднялась чужую тайну на свет вытаскивать.

– Ты молодец, Лёшечка, – тихо повернулась к нему Лизавета, – ты всё очень правильно сделал. На такую любовь нельзя любоваться за завтраком… – она говорила, глядя прямо в глаза, и чувствовала, как у неё пересыхают губы. – О такую любовь можно только обжечься… Чтобы вспомнить, что она есть…

Она взяла его руку, медленно поднесла к своим губам и чуть прикоснулась, не отрывая взгляд.

– А ты про какие-то яблоки с шоколадом рассказываешь, меня с мысли сбиваешь… – её широко раскрытые глаза смотрели в упор, притягивая к себе. – Вот что помнить надо всю жизнь. А у Лёшки моего зрачки желто-зелёные стали, – без паузы улыбнулась она и наконец облизнула пересохшие губы. – Что, поймал мышку, Лёшечка?

 

Последние недели перед съездом партии выдались на редкость суматошными. Партийный молох ещё не вспух на берегах Невы ритуальным жертвоприношением, но уже вовсю питался человеческой суетой. Лиза ещё больше пропадала в Лядском переулке, проходя бесконечные согласования на разных уровнях партийной машины. Бен с Максом заканчивали отладку сайта, вылавливая последние глюки, баги и прочие программные сбои. И хотя в офисе царила обычная для любого большого запуска неразбериха, но пока у них всё получалось и потому поводов для паники не было.

Даже руморевскую идефикс насчёт громкой презентации сайта удалось разрешить так, что все остались довольны. Надо сказать, что Руморев и в этот раз настойчиво потребовал «взрыва мозга», и им ничего не оставалось, как придумать для него очередную «кнопку с Путиным».

Бен, покопавшись в своих друзьях-приятелях, нашёл знакомых в одном рекламном агентстве, специализирующемся на crazy PR, и после нескольких часов весёлого поиска «сумасшедшинки» их презентация выглядела следующим образом:

в глубине специально оборудованного зала ( это важно )

к одному из двух ( это очень важно ) микрофонов

выходит Владимир Путин ( это важно всегда )

и начинает выступать ( неважно о чем ),

например, о роли партийного Интернета в современной политической системе России.

Спустя полторы-две минуты ( время не важно, но тянуть не стоит )

прямо во время выступления Владимира Путина ( это смело )

на сцене появляется другой… Путин ( это важно всегда-2 )

и под всеобщее замешательство ( это неизбежно )

нажимает кнопку ( это уже традиционно важно ),

после чего первый Путин исчезает у всех на глазах ( это смело-2 ).

Все узнают, что до сих пор смотрели и слушали голограмму заранее записанного на специальное оборудование выступления ( это круто ).

На этой волне всеобщего изумления и запускается новый сайт…

Признаться, когда крейзи-рекламисты предложили им идею, ни Бен, ни Лиза не поверили, что её можно осуществить. Один лишь Макс вспомнил, что нечто подобное провернула Мадонна в одном из шоу. Но когда их привели в единственную в Москве специально оборудованную системой голографических 3D-проекций студию и продемонстрировали трёхмерную голографическую запись выступления симфонического оркестра, все единодушно признали, что «как живые!» и что более яркого «взрыва мозга» придумать невозможно – технологии пока не позволяют.

Ну а дальше был сольный выход Лизаветы, которая в красках и лицах, а также сценарных планах и раскадровках живописала всё Румореву. Как водится, друзья сделали ставки: Бен считал, что Румореву всё понравится, но он не рискнёт предложить это выше по инстанции, Макс был уверен, что тот испугается как самой идеи, так и её стоимости, ну а Лиза настаивала, что и понравится, и покажет кому надо. Единственное, в чём сошлись друзья, так это в том, что, независимо от расположения Руморева, никто это сумасбродство ему не утвердит.

Права оказалась Лизавета. Руморев пришёл в полный восторг после того, как его свозили в студию на просмотр виртуального чуда. И правы оказались все, когда презентацию благосклонно не утвердили на Старой площади. Ставка на один из главных партийных принципов – процесс важнее результата – оказалась верна, Руморев поставил очередную жирную галочку в своём негласном резюме и успокоился. Презентацию он решил в конечном счёте провести сам, в стандартном режиме пресс-конференции, и на том ажиотаж вокруг сайта закончился.

А ещё был во всей этой суете один нюанс, который Бен с Лизой особо и не скрывали. Первым обо всём догадался, конечно же, Макс. Хорошо зная повадки друзей, он с удовольствием наблюдал за той магией чувств, когда обычный взгляд, случайные прикосновения и нетерпеливое ожидание говорят больше, чем тысячи слов. Когда все самые неотложные дела, все самые смелые идеи, все самые важные вожди и партии – всего лишь декорация, вид из окна, на фоне которого эти двое, вдруг всполошившись, лихорадочно кинулись вписывать в свою жизнь друг друга, заполнять яркими красками старый карандашный рисунок, который так долго ждал их возвращения. И нежно-трепетный мазок этой кисти было уже не остановить…

Бен с Максом только провели летучку, на которой в очередной раз проверили готовность проектной группы к запуску, когда в дверях появилась Лизавета.

– Ну всё, можно расслабиться, – с порога сообщила она, – всё утверждено, мы во все оргпланы вписаны, к нам вопросов больше нет, два места на скоростной поезд до Питера для нас забронированы, а, значит, то, что должно произойти, произойдёт неизбежно.

– Серьёзное заявление, – улыбаясь, поднялся ей навстречу Бен.

Они обнялись, Бен что-то шепнул на ушко, Лиза, улыбаясь, кивнула в ответ.

– Макс, у нас есть предложение, подкупающее своей новизной! – сообщил Бен.

– Ну эту вашу новизну трудно не заметить, – расплылся в улыбке Максим. – Как заявила одна наша бойкая не по годам сотрудница: «Почему нам так долго морочили голову, что „Web-студия 2.0“ не семейное предприятие?»

– Ну вот как станешь посажёным отцом, тогда о семейном предприятии и поговорим, – подыграла Лиза.

– Вот так?! – изумился Макс. – Вы уже всё решили?! Вы об этом хотели мне сказать?!

Вечно невозмутимый Макс был так искренне удивлён, что Бен с Лизой расхохотались.

– Макс, ты ли это? – смеялся Бен. – Не надо бежать впереди паровоза, тем более скоростного, вот вернёмся из Питера, тогда и покалякаем о делах наших скорбных… А сейчас у нас более конкретное предложение. Я на выходные забираю Лизу с Васькой к себе на дачу. Приезжай и ты с семьёй, детишки поразвлекаются, ну и мы эту осень затянувшуюся проводим. А то, боюсь, другой такой возможности посидеть на природе в этом году уже не представится.

– That’s a good idea, как говорят мои американские друзья, – потёр руки Макс. – Я только за. Во сколько собираемся?

– Ну мы-то сегодня отчаливаем, а вы завтра как проснётесь, прихорошитесь, так сразу и выдвигайтесь. Всё равно раньше обеда не приедете, а я к этому времени и шашлык буду планировать. Так что мы вас ждём…

 

* * *

Васька давно уже спала в одной из комнат на первом этаже, а Бен с Лизой, сидя у камина, снова и снова ворошили прошлое всполохами воспоминаний. И было тут место всему, что объединяло и держало их все эти годы.

И разноцветным огонькам Останкинской башни, что подмигивала им когда-то, заглядывая в спальню на Аргуновской улице…

И тому, как рвалась её душа, когда уезжала в Америку и ждала, боялась, но всё равно ждала только одного: «Останься!» А он так и не решился произнести, испугавшись то ли отказа, то ли согласия…

И этим бесконечным телефонным разговорам между Нью-Йорком и Москвой по реальным и надуманным поводам…

И даже то, как они пытались друг друга позабыть, отгородиться новыми привычками и новыми людьми, объединяло их. Ведь вроде даже получалось забыть. Но почему же тогда та радость от встречи в Шереметьево спустя неделю превратилась в жуткий напряг видеть её с влюблённым Ником Мэйли и знать, что потерял навсегда? И никакая дружба, никакие рекомендации Мэйли, никакие перспективы работы в Америке уже не могли удержать его там. Теперь бежал он, бежал прочь, лишь бы не видеть её. Просто сел в автомобиль и уехал. Сначала с Восточного побережья на Западное, а спустя три месяца – назад в Россию, почти без денег, но полный идей, зароков, уверенности в себе и злости…

А когда спустя два года она неожиданно объявилась в Москве, беременная, обиженная на весь белый свет и отчаявшаяся, он тут же приехал и даже не уговаривал, а просто повёз её знакомиться с Максом и окунул с головой в работу…

И маленькая Василиса протопала свои первые восемь шагов по офису именно с Беном, когда мама Лиза была на переговорах. И вообще вдруг оказалось, что он всегда был рядом в самые важные для Лизы моменты, но теперь убегала она…

А он… А она… А он… Кто знает, может, именно так всё и было, как они сейчас себе напридумывали. Ведь есть же идея, что окружающий мир таков, каким мы его себе представляем. И в прошлом, и в настоящем, и даже в будущем, надо только отчаянно верить. Весь вопрос в том, как из этих вполне конкретных «он» и «она» вдруг появилось совершенно новое «они»? Почему разгорелось то, чему суждено было тлеть, и почему это ослепительное чувство так легко смело с него всё наносное, все эти защитные доспехи из зароков, цинизма и уверенности в себе. Смело и оставило нагим. И была эта душевная нагота блаженной. Именно так, во всех противоположных смыслах этого слова – невозмутимо радостной и придурковато-счастливой. Ведь только в таком состоянии можно обжечься любовью, чтобы помнить потом всю оставшуюся жизнь…

Василиса была девочкой самостоятельной, поэтому, проснувшись раньше всех, она привела себя в порядок, умылась, оделась, включила телевизор и, не найдя там ничего интересного для себя, пошла бродить по дому в поисках взрослых. Поднявшись по лестнице на второй этаж, она на секунду замерла перед дверью спальни и решительно открыла её.

Обошла со всех сторон большую двуспальную кровать, что стояла в центре комнаты и на которой, безмятежно обнявшись, спали Лиза с Беном, поглазела в окно и забралась с ногами на большой кожаный пуфик напротив кровати. Потом достала свой плейер и запустила на полную громкость песенку из любимого фильма «Элвин и бурундуки».

– Ой, ребёнок, ты что тут делаешь?! – проснувшаяся первой Лиза смутилась, прикрывая одеялом Бена.

– О-о-о, к нам бурундушка пожаловала, – открыв один глаз, как ни в чём не бывало потянулся Бен, улыбаясь спросонья. – Доброе утро, козявочка.

– Мам, а мам, – невозмутимо продолжала разглядывать их девочка, – а вы с дядей Лёшей сегодня ночью поженились, или это просто секс? – спросила она совершенно ангельским голоском.

– Василиса, ты что такое говоришь?! – округлились глаза у Лизаветы. – Ну-ка, шагом марш…

– Стоп! – смеясь, перебил её Бен. – Васька права, обо всём надо договариваться на берегу… А тебе, козявочка, какой вариант больше подходит? – спросил он у девочки.

– Ну-у-у… – на полном серьёзе протянула Васька, – я не готова сейчас менять фамилию, девочки в школе путаться будут. Но я не против. Ты, дядя Лёша, весёлый, хоть и обманщик. Обещал мне вчера бока намять и вероломное нападение устроить, а сам спать меня уложил… Не сердись, мамочка, – опередила она очередное возмущение Лизы, – я больше так не буду, – и невозмутимо направилась к лестнице под заводную песенку своих любимых бурундуков.

– Что это было? – усевшись на кровати, растерянно спросила себя Лиза. – Я ведь всё не так планировала… Я ведь хотела ей как-то деликатно всё рассказать, подготовить сначала… Что делать теперь, Лёш?

– Самое время заявить, что это я во всём виноват, – весело подсказал Бен и сладко зевнул.

– Лёшка, это же ты во всём виноват! – ни секунды не раздумывая, рассмеялась Лиза. – Обещал дочке бока намять, а сам вероломное нападение на её маму устроил! Быстро вставай, лежебока, скоро Макс приедет, а у нас ничегошеньки не готово.

Это была хорошая идея – собраться всем на даче, вынырнуть из московской суеты и забыть о работе. Бен с Максом весь день что-то жарили и запекали на костре: то шашлыки, то овощи, то картошку. Дети то носились по двору, прячась друг от друга, то на полчаса затихали в доме, после чего устраивали или концерт для взрослых, или показ мод, когда в ход шли все вещи, имеющиеся в доме. Таня, жена Максима, неплохо играла на гитаре, которую они привезли с собой, Лиза подпевала, поэтому сначала они перепели бессчётное число детских песенок, которые заказывали и вместе с ними пели дети. А затем, ближе к вечеру, когда Макс с Беном достигли той весёлой кондиции, что запеть приспичило и им, настало время песен их юности, ведь, скажем прямо, с тех славных пор отечественный рок-н-ролл мало что смог предложить достойного для перепевки.

Вышла славная, как говорят сейчас, движуха. Они не только много пели, но и достаточно пили, веселились и шутили, многое вспоминали и радовались, что помнят их, ведь Бену постоянно кто-то звонил. В общем, всем было так хорошо, что, кажется, Макс сказал, что этот день все запомнят надолго…

Звонков действительно было много. Из общих знакомых звонил Кулик, громко хохотал и грозился приехать прямо сейчас, когда узнал про них с Лизой. Сокрушался, что не устроили мальчишник, когда Бен приезжал в гости, и обещал организовать его, когда приедет к ним сам.

Звонил Толмачёв. Михалыч, старый верный вояка, лишь хмыкнул на эту новость и заявил, что не удивлён, хотя уже и не надеялся. Спросил, когда ждать Алексея, а то что-то давно не приезжал, после чего передал трубку Наталье Ивановне, проведать которую он пришёл и по просьбе которой набрал Алёшеньку.

Наталья Ивановна долго радовалась, долго выспрашивала обо всём, долго сокрушалась, что уже давно, почти год, Алёша не приезжал в гости. А он в ответ обещал, что теперь приедут втроём: он, Лиза и Васька, и скорее всего на грядущие новогодние праздники. Но быть может и раньше, вот только надо съездить послезавтра в Питер на три дня, и сразу станет ясно, как жить дальше.

– Кстати, Лиза, оставляйте Ваську у нас, – тогда же предложил Макс, – чего ей с няней вас ждать. Поживёт у меня. Одной дочкой больше, одной меньше – невелика разница, – смеялся он, – а девчонкам вчетвером веселее будет…

А ещё Макс подарил Бену старый принт. Знал ведь пристрастие друга к необычным рисункам и потому, едучи к нему, наудачу заглянул в антикварную лавку. Там, перебирая старые листы, вдруг наткнулся на потёртую гравюру с карикатурой, сделанной самим Бенджамином Франклином: какая-то змея, разрубленная на части, какой-то девиз «Join, or die» рубленым шрифтом. По большому счёту содержание не имело уже никакого значения, ведь лучший подарок другу Бену, чем гравюра с рисунком от Бенджамина Франклина, придумать было сложно.

Авторская карикатура Бенджамина Франклина.

– Join, or die… – прочитал Бен. – Присоединяйся или умри… Суровая картинка, – довольно улыбнулся он Максу. – Ну да ладно, её историю мы попозже изучим. А вот Бену от Бена – это ты, друг, круто придумал! – весело рассмеялся он.

 

* * *

До отправления «Невского экспресса» оставалось чуть больше получаса, когда Бен с Лизаветой приехали на Ленинградский вокзал. Они стояли на перроне, куда стекались отъезжающие, и Бен весело «комментировал» мелькающие вокруг известные лица. Так как скоростной поезд №166 был полностью выкуплен партией для своих делегатов и гостей съезда, то чужих на перроне не было.

– Смотри, и Кукурова здесь, – кивнул Бен в сторону группы депутатов Госдумы от «Нашей России», оживлённо проходящих в вагон. – Помнишь, как она выясняла на генсовете, кто на свете всех милее? Слушай, а это кто там с ней?! – Бен удивлённо уставился на маленького субтильного человечка с депутатским значком, которого до сих пор было не видно за рослой чемпионкой.

– Глазам своим не верю, да это же Водянский, профессор из МГИМО, старый знакомец… Хотя чему удивляться, я ещё тогда, десять лет назад говорил, что вот только из таких и получаются отличные функционеры…

– Тише, Лёша, смотри, кто идёт, – перебила его удивление Лиза.

Мимо них в сторону первых вагонов шёл секретарь генсовета со свитой. Выхватив их взглядом из толпы, он подошёл и поздоровался за руку:

– Алексей Борисович… Лизавета Сергеевна… – отвечал он на их приветствия. – Наслышан о ваших успехах. И как всегда удивлён… – он внимательно смотрел на Бена, но мысль свою заканчивать не стал. – Найдите меня на съезде. После презентации вашего сайта, разумеется, – одними губами улыбнулся секретарь генсовета.

Шедший рядом с ним Руморев лишь чуть заметно кивнул. Эту парочку он приметил ещё как только вышел на перрон. И сразу всё понял об их отношениях. Вот только ничего, кроме раздражения и досады, это у него не вызывало…

– Ужас, чуть прессу не забыли! – пробегая мимо, зацепилась за Лизу девушка с испуганными глазами, пресс-секретарь партии. – Извините. Представляете, автобус с журналистами в пробку попал, чуть не опоздали на поезд. Ужас какой скандал был бы! – она полетела дальше и спустя пять минут появилась на перроне во главе группы журналистов и главных редакторов, приглашённых на съезд.

– Лёша, теперь я глазам своим не верю, – изумилась Лиза, – Шатров… Все флаги в гости к нам… И не изменился совсем, только растолстел дружочек твой, – улыбаясь, поддела она Бена. – И зевать перестань, в поезде выспишься.

– Дружочек… – усмехнулся Алексей и обнял её за плечи.

Они так и стояли, обнявшись, на пути у группы журналистов, которая обтекала их с двух сторон. Прошёл мимо и Шатров. Может, не узнал, а может, и не захотел узнавать, кто поймёт…

– Ой, ребята, вы так стоите, мимо не пройти, – кокетливо хихикнула сзади девушка пресс-секретарь, – а я вот уже десятый раз мимо пробегаю, сейчас делегатов из регионов буду встречать. Ну вроде всё нормально, слава богу, я так боялась… Сейчас вот регионы рассажу, и можно будет отправляться.

Совсем скоро она вывела на перрон большую группу кряжистых мужичков. В первых рядах уверенным шагом шёл толстый пожилой мужчина с красным одутловатым лицом.

«Салют генералам, увешанным салом…» – надрывным аккордом пронеслись в мозгу строки Макаревича.

Неужели так бывает?..

– Пресс-секретаря Наташей зовут? – быстро уточнил Бен у Лизы и позвал, когда те проходили мимо: – Наташа! Можно вас на секунду? Скажите, я правильно понимаю, что это, – кивнул он на толстяка, – генерал Казанцин?

– Да-да, вы его узнали? Генерал Казанцин, он как из армии уволился, полпредом президента на Кавказе был несколько лет, а теперь наш депутат и возглавляет наше региональное отделение. Гордость партии – Герой России! Хотите, познакомлю вас? – с готовностью предложила Наташа.

– Нет-нет, – рассмеялся Бен, – как-нибудь в другой раз.

– А что же вы тут стоите? – всплеснула руками пресс-секретарь. – Отправляемся скоро, ваши места в предпоследнем вагоне, присоединяйтесь скорее!

…Скоростной поезд серебристой змеёй, готовой к прыжку, застыл у перрона. Вокруг него бурлила, без преувеличения, политическая жизнь России: депутаты и сенаторы, федеральные чиновники и губернаторы, журналисты и прочий околополитический люд. Одни искали знакомых, здоровались и весело шутили, другие сразу чинно рассаживались по вагонам, третьи важно курили. Независимый политолог, известный своими мрачными прогнозами на любую тему, за что давно получил прозвище Всадник Апокалипсиса, нервно отчитывал своих помощников за то, что ему досталось место в хвосте поезда. При этом он успевал чопорно раскланиваться с проходящими мимо делегатами и одновременно истеричным шёпотом, отказываясь ехать, гнал челядь «решать вопрос». Вновь возникшая из ниоткуда Наташа разрулила эту проблему: Всадник Апокалипсиса с гордым видом победителя прошествовал к голове поезда.

До отправления «Невского экспресса» оставалось чуть более пяти минут…