Вася с интересом смотрел на мелькающие пейзажи за окном. И когда в расцветающей дымке появились очертания высоких зданий, он громко вскрикнул:
– Вот Москва! Смотрите! Приехали, Москва!
– Ты чего орёшь! Напугал. Смотрю, голос у тебя прорезался? Хорошо. А то я думал и, правда, что ты тоже немой! – зевая, возмутился Сиплый.
Мальчишки прильнули к окнам машины. С приближением к городу, туманная дымка рассеивалась, и всё чётче вырисовывались силуэты, никогда не виденных мальчиками высоток.
– Ух, ты! Ваня смотри, какие дома. Москва! – восторженно говорил он, легонько толкая Ванечку, который в ответ, понимающе мотал своей белобрысой головой.
– А мне на Чистопрудный бульвар надо! – обратился Вася к Сиплому. Тот удивлённо повернулся к мальчугану:
– Будет тебе и Чистопрудный и Долгопрудный, – ухмыльнулся он, доставая сигарету и подмигивая водителю.
– Постой, постой, – вдруг забеспокоился он, – а для чего тебе Чистопрудный понадобился? Что в Москве родня имеется?
– Имеется, – не зная, почему так ответил ему мальчик.
– Так… – озадачено помотал головой Сиплый, – Цыган вечно дерьма всучит!
– Да, ладно, тебе то что? Трёп всё это. Кому они нужны? Не впервой! Обойдётся! – сказал водитель, кивнув в сторону ребят.
Малыши с интересом продолжали смотреть по сторонам, даже не задумываясь, о том, что их ждёт дальше. Да и какой ребёнок может предугадать, что его ждёт завтра, через месяц, через год? Впереди просыпалась Москва.
Петляя по проснувшимся улицам, автомобиль остановился около пятиэтажного дома. Вася сидел в машине, ошарашенный увиденным в окно пейзажем. После маленьких хибар и домиков с чёрными от времени стенами, грязной улочки, по которой в весеннее – осеннее время и пройти-то тяжело, Васе было странно видеть высокие дома, да ещё в таком количестве. Машины, люди, шум. Он сидел с удивлением смотрел по сторонам и ждал последующих событий.
Ванечка крепко держал Васину руку. Ему казалось, что если он отпустит её, их разлучат. И он опять останется один на один с постоянной неизвестностью и своими страхами. Почему-то ему сразу приглянулся этот крепыш. И хотя они недавно познакомились, мальчикам казалось, знают они друг друга давно. Знают всё друг о друге, словно переживать своё горе, выпавшее на их судьбы, им пришлось вместе.
– Всё, приехали, чумазые, – сказал Сиплый, выходя из машины.
Они позвонили в какую-то дверь на втором этаже пустующего дома. Небольшая трёхкомнатная квартирка была забита людьми. Мужчины, женщины, дети. Кто курил, кто спал, кто сидел, прислонившись к стене, потому, что никакой мебели в квартире не наблюдалось. В двух комнатах, везде на полу валялись какие-то тряпки. На них, сидели, спали вповалку дети, какие-то непричёсанные, обросшие щетиной мужички, женщины с опухшими лицами.
– Принимай, – обратился Сиплый к дородной тётке, вышедшей из третьей комнаты, подталкивая к ней мальчиков, – давай сначала сама с ними поработай. Разберёшься, всё и так знаешь. Тебя учить, только портить. Как эта? Толк от неё есть? – кивнул он головой на женщину, сидящую около закрытого наглухо окна и уставившуюся в одну точку.
– Какой с неё толк?! Довесок. Сидит как истукан, – громко ругаясь непотребными словами, сказала женщина.
– Ладно, не кипятись, – примирительно ответил Сиплый, – придёт время мне за неё денег должны отвалить немеренно. Разберёмся. Пацанов с Анькой пока ставь, потом видно будет, – брезгливым взглядом оглядев постояльцев квартиры, он попрощался с собеседницей.
– Ну, давай, если что – знаешь, как меня найти.
– Иди, иди, милой. Если что, конечно! А так и сами разберёмся. Тут участковый опять забегал.
– Чего ему? – спросил Сиплый, он же бабки получил в срок.
– Да, наш Федька – дурачок, бучу затеял на весь квартал. Шум поднялся, кто-то и стукнул ментам. Так что ты не забудь, за Федюню-то я со своих заплатила.
– Разберёмся, – уходя, махнул рукой, Сиплый.
К мальчикам приставили сердитую злую тётку Аньку. Она делала вид что хромает и сильно била Васю по затылку своей грязной костлявой рукой. Переходя с ними из вагона в вагон, она крепко держала одного за руку, другого за ворот старенькой рваной курточки, чтобы ребята не смогли убежать. Да они и не собирались делать этого. Вася и так был рад, что попал в Москву, а Ване бежать было не куда. Он радовался только одному, что у него теперь есть друг – Вася.
Васю радовала наивная мысль, что скоро он отработает Сиплому все деньги, которые тот отдал за него Цыгану и сможет распрощаться с этим шумным и надоевшим ему метро. Ему ещё долго было радостно, от того, что он в Москве, несмотря на то, что настоящей Москвы он не видел, не считая того, что наблюдал из окна автомобиля. В его маленьком сердечке никак не утихомиривалась радость от сознания пребывания в большом городе своей мечты. Не очень огорчали даже постоянные тумаки от тощей тётки Аньки, а вечерами от толстой бабки Райки, которая смотрела за ними всеми в квартире, но иногда просила подаяние перед выходом из метро и которой они должны были отдавать всю добычу, до копеечки. От матери он тоже получал тумаки, мало не казалось. Правда, от матери он мог убежать к бабушке, а здесь спрятаться ему негде. Мысль убежать, не расплатившись с Сиплым Васе даже в голову не приходила.
Рабочий день мальчишек начинался с раннего утра. Солнечного света они давно не видели. Затемно их привозили к метро, затемно и отвозили обратно в грязную квартиру с вечно пьяными мужиками, похожими на стариков и тётками со страшными лицами. Мальчики голодные до головокружения, падали на вонючий матрас около окна и крепко засыпали до утра.
Они уже давно заметили, что у окошка, почти не двигаясь, словно не живая, на стуле сидела женщина. Она задумчиво смотрела в окно. Никто ни разу не слышал от неё ни одного слова, ни одной фразы. Как-то Вася проснулся и рядом с собой не увидел Ванечки. Протерев глаза спросонья, он обнаружил, что тот стоит рядом со странной женщиной, которая его обняла, прижав к своей груди. Потом она, откинув ладонями голову Вани, долго смотрела ему в глаза. Ваня, не отводя взгляда, тоже смотрел ей прямо в глаза. Васе показалось, что они не смотрят друг на друга, а разговаривают взглядом. С этого дня, как только их привозили в квартиру, Ванечка не отходил от женщины. Казалось, что они, молча глядя глаза в глаза, вели беседу и понимали друг друга.
Однажды, вечно пьяный Федька, наблюдавший за тем, как Ванечка, в очередной раз положил голову на колени женщины, а та, теребя рукой его белобрысые грязные волосы, с нежностью смотрела на него, встал со своего места у стены и резким движением оттолкнул Ваню. Да так, что тот головой ударился о тяжёлую чугунную батарею.
– Нечего тут телячьи нежности разводить! – грязно выругавшись, он пнул ногой, в грязном вонючем носке упавшего Ваню. Но тут, неожиданно для всех Вася вцепился зубами в руку обидчика, и одновременно с ним на Фёдора накинулась, и стала яростно его бить своими маленькими кулачками странная женщина.
– Как тебя! Прекратить! Федька, не ори, опять менты приедут. Штраф с тебя паразита, – крича, забежала в комнату толстая тётка Райка.
Увидев, как яростно защищает мальчика новенькая, она подбоченилась и стала ей выговаривать:
– Слышь, ты случаем, не притворяешься? Сидишь тут на нашей шее, на полном довольствии, память у неё отшибло! Говорить не может! Знаю таких! Анька, завтра бери её и пацанов с собой! Научи её уму-разуму!
Вася не знал сколько прошло времени с того дня, как его с Ваней привезли в Москву. Уже прошла зима. Он наизусть выучил текст, с которым просил подаяние. И не один. Теперь он знал много всяких слёзных «просяшек». Доверчивому мальчику с открытыми испуганными глазами уже стала доверять бабка Рая, которую он терпеть не мог, но старался скрыть своё отношение к ней, потому что в нём как заноза сидела одна только мысль быстрее бы расстаться с этими людьми. Уйти из шумного метро на свой такой манящий и призрачный Чистопрудный бульвар. Но этой тайной он не делился, ни с кем. Даже с маленьким Ванечкой, который теперь и дня не мыслил прожить без тёти Лены. Так странную добрую женщину назвала костлявая Анька.
– Пусть будет Ленкой, сеструху мою так зовут. Как-то же надо её называть!
С Леной мальчики отработали всю промозглую зиму. Холодно это там, наверху. В метро одетым в тряпьё детям жарко, душно. Лена тяжело переносила эти проходы по вагонам. Она задыхалась. Чтобы дать ей отдышаться Вася оставлял её на одной из лавочек около перрона, где от сквозняка от вылетающих из тоннеля составов, ей становилось немного легче. Она по-прежнему молчала и воспринимала только мальчиков, постоянно искала их взглядом. Толстая Райка постепенно стала доверять ребятам, поэтому свою подручную Аньку она поставила с вновь прибывшими мальчиками. А их «тройка» теперь работала самостоятельно. Да куда они денутся? Мальчики запуганы, знают, что если убегут, то только до первого милиционера. А женщина, так она сама о себе сказать ничего не может, не то, что о ком-то. Так смышленый Вася, стал главным в их «тройке».
В один из весенних дней посадив Лену на «передых» и толкаясь среди людей ждущих подходящего состава к перрону, Вася заметил, как ничем не заметный мужчина касательным движением дотронулся до впереди стоящего парня и тот упал под колёса приближающегося поезда. Вася не видел, как упал мужчина, не видел, что было потом. Его оглушил рёв тормозов состава и общий крик от ужаса увиденного, стоящих рядом людей. Вася повернул голову и встретился взглядом с глазами убийцы. Мальчик стоял, словно пригвождённый к мрамору перрона, продолжая смотреть на убийцу.
Мужчина отсоединился от толпы, сгрудившейся около происшествия, и двинулся по направлению к Васе. Ничего не подозревающий Ваня, дёрнул друга за рукав курточки, и это вывело мальчика из шока от увиденного. Со всех ног, расталкивая встречный поток людей, он пустился бежать к эскалатору. Мужчина погнался за ним. Ваня, быстро сообразив, что к чему, побежал следом за мужчиной. Вася стал на эскалатор, спускающий людей вниз. Ваня, обогнав мужчину, догоняющего Васю на эскалаторе вдруг нагнулся и толкнул его, от чего тот не удержавшись на ступеньках, завалился на спускавшихся по левому ряду людей. Воспользовавшись суматохой и шумом, мальчики выскочили на улицу и продолжали бежать, пока у обоих не закончились силы.
Довольно долго петляя между переулками центральной части города, перебежав большою магистраль, они оказались перед зелёным сквером вначале которого возвышался памятник. Вокруг него на каменных скамейках сидели люди. Увидев свободное место, запыхавшиеся мальчики перебежали трамвайные пути и сели на нагретую весенним солнцем каменную скамейку. Вдруг, послышался грохот и треск. Вася толкнул Ваню и громко крикнул:
– Смотри, смотри, какое метро ещё бывает!
– Господи, дети, это трамвай! Это же надо что стало со страной, дети трамвая не видели! Бедная нация! Что дальше будет?! – тихо возмущалась сидевшая рядом старушка.
– Трамвай?! Аннушка?! – удивлённо спросил Вася.
– Ну, вот, молодой человек, оказывается, кое-что знаете. Да, это трамвай «А», то есть «Аннушка».
– Знаю, знаю, мне мама рассказывала. А ещё она говорила, что улица называется Чистопрудный бульвар, дом с колоннами, квартира тридцать шесть.
– Так вам, молодые люди надо по правой стороне, туда вниз, – и старушка показала рукой куда-то в сторону, – а лучше подойдите к милиционеру, он вас отведёт к родителям.
Она показала на постового стоящего у входа в ещё закрытое лет десять назад, в застойные годы на реконструкцию станцию метро «Кировская».
– Вот он стоит…
Не успела она договорить фразу, как мальчики, переглянувшись, со всех ног бросились бежать по скверу, вдоль трамвайной линии, по которой с грохотом катила красно-жёлтая «Аннушка». Добежав до пруда, они остановились и сели на пустующую лавочку.
Напротив какого-то красивого здания с не рабочим фонтаном, стояла продавщица мороженного. Она доставала вафельные рожки, наполненные красивыми разноцветными шарами и подавая покупателям лакомство, приговаривала:
– У нас самое вкусное мороженное, пожалуйста, кушайте на здоровье, пломбир, крем-брюле, эскимо, шоколадное!
Мальчики смотрели, как купившие это лакомство, с наслаждением поедали его. Дети, не зная вкуса мороженного, никак не могли понять, что это такое: красивое и разноцветное.
Вася проглотил слюну. Очень хотелось есть. Ванечка, толкнул его в бок и вытащил из кармана своей куртки, смятые мелкие купюры и мелочь, которую ему удалось насобирать у пассажиров. Вася тоже полез в свой карман и вытащил оттуда намного больше купюр и мелочи. Не умея считать и не предполагая, сколько у них всего денег, они подошли к продавщице. Вася протянул ей все свои деньги:
– Тебе сколько и какого, – посмотрев на смущённых детей, спросила она. Потом взяла все деньги у Васи, пересчитала и сказала:
– Что ни разу не пробовали? Ах вы, бедолаги. Ладно, смотри: мороженое стоит сорок рублей. Вот я беру сорок рублей мелочью за одно мороженое, мне как раз на сдачи мелочь нужна. И вот сто двадцать рублей я тебе меняю на бумажные. Смотри не потеряй. Понял? И ты давай, пересчитаю и поменяю, а то мелочь растеряете, а мне сдачу людям давать нечем, – она обратилась к Ванечке, стоящему рядом.
Поменяв деньги и взяв по одному стаканчику, мальчики сели на каменные ступеньки здания, рядом с продавщицей. Быстро уничтожив мороженое, они подошли к ней за ещё одной порцией. Смеясь от удовольствия, и ощущения свободы они поглощали вкусное мороженое, щурясь, смотрели на солнце, пробивающееся сквозь молодую зелень деревьев. Ребятам казалось, что вкусней этого они ещё ничего не пробовали. Даже Вася, которому бабушка на какие-то церковные праздники специально варила сгущенку, а потом смазывала ею блины, называя их пирожными, никогда ничего подобного не пробовал. Подбежав к продавщице в третий раз, они получили от неё небольшой «нагоняй»:
– Вы, что, заболеть хотите? А лечить вас кто будет? Видно же, что вы беспризорники! Где живёте-то? Небось, в подвале? Пирожки лучше покупайте. Сейчас меня заберут, а вместо меня поставят другую продавщицу с пирожками. Мороженого ещё наедитесь.
– Мы не с подвала, я здесь родился и жил, – гордо пробурчал Вася.
– Так уж и жил, – от нечего делать продолжила разговор продавщица.
– Да, Чистопрудный бульвар, дом с колоннами, четвёртый этаж, квартира тридцать шесть.
– Так это вам через трамвайные пути перейти, на ту сторону, видите магазин, это и есть твой дом.
Вася застыл на месте, не в силах повернуть голову по направлению к дому, где когда-то появился на свет. Ванечка, взяв Васю за руку, повёл его. Перебежав через дорогу, мальчишки вошли во двор большого с двумя арками дома. Вася поднял голову вверх, пытаясь угадать окна, из которых возможно он, когда-то смотрел сидя на маминых руках на улицу, на небо над Москвой.
– Вы чего здесь высматриваете? Чего вам здесь надо? – услышали ребята, как к ним обратилась женщина, сидевшая на лавочке в дворовом скверике.
Ребята подошли к лавочке.
– Здравствуйте, мне нужна квартира тридцать шесть, четвёртый этаж, – обратился к ним Вася.
– А зачем она тебе нужна? Ты кто такой? Откуда, – женщина засыпала Васю вопросами.
– Я здесь жил! – гордо ответил он им.
– Жил? Это чей ты, такой чумазый? – спросила сидевшая рядом с ней седая старушка, – фамилия у тебя есть?
– Есть! Коршунов! Меня зовут Василий Андреевич Коршунов.
– Коршунов? – задумчиво произнесла одна из них, – а маму твою как зовут, не Катя ли?
– Катя. Катя, – обрадовано замотал головой Вася.
– Понятно. Я поняла, кто это! Надо же! А где же твоя мама? Ниночка, это же внук профессорши, ну что вы не помните? Она болела долго, а сын нанял сиделку, да потом на ней и женился. Ну, да она тогда вскорости родила, после смерти свекрови. Ай, яй, яй. Так ты значит Вася, Катин сын? А где она, что ты здесь делаешь?
– Мама…
– Ох, дождь пошёл! А ну-ка пошли ко мне домой поднимемся, там всё и расскажешь, – женщина подтолкнула мальчиков к соседнему подъезду.
– Марта Теодоровна, что вы удумали, зачем к себе ведёте? А вдруг сопрут чего?
– Ой, Ниночка, у меня уже давно воровать нечего, кроме совести. Не переживайте. Надо всё выяснить, узнать, где Катя, что с ней. И как можно ребёнка так просто отпустить. Время такое страшное. Пошли, пошли со мной дети.
Растерянные случившимся ребята зашли в какую-то кабину, которая с грохотом поднимала их вверх. От испуга и незнакомых ощущений, мальчики в страхе прижались друг к другу.
– Не бойтесь, не бойтесь. Это лифт. Сейчас, пообедаем, ближе познакомимся.
Открыв большую красивую обитую кожей дверь, ребята попали в обстановку, в которой никогда не бывали, нигде не видели. Они стояли, боясь пошевелиться.
Васе казалось, что красивее и уютнее бабушкиного деревенского домика не было ничего на свете. Он часто вспоминал свою мягкую постель с двумя подушками положенными друг на друга. Бабушку в белом платочке и переднике, маму. Такой, тихой и ласковой, какой она стала, живя у бабушки, до этого он её не видел.
– Ну, что вы стесняетесь, раздевайтесь и идите в ванную мыть руки.
У Васи остановилось дыхание. Он шёпотом спросил:
– Там вода сама льётся? – женщина улыбнулась и вошла с ними в ванную.
– Нет, знаете, что мои милые. Я вас быстро всё равно не отпущу, раздевайтесь и в ванну! Все разговоры потом! – скомандовала она ребятам, – все вещи положите на пол, я их постираю. Хорошо? Помоетесь, крикните мне.
Она наполнила ванну тёплой водой, туда же добавила какой-то жидкости из красивой бутылочки, из-за чего появилась большая, пушистая пена.
– Отмокайте, я пока обед сооружу, голодные, наверняка?
Пока старушка на кухне громыхала кастрюлями и тарелками, Ваня и Вася млея от тёплой воды, лежали в пушистой пене. Васе лень было даже пошевелиться. Так хорошо ему было только тогда, когда он жил у бабушки.
– Ну, что отмокли? – в ванну зашла Марта Теодоровна, – ну-ка, давайте мыться и быстро. Я вам помогу.
Смущаясь и хихикая, мальчики закрыли ладошками свой «вид спереди»:
– Вы не закрывайте свои прелести, а лучше их мойте! – строго сказала она им, – не стесняйтесь, – продолжала она уже ласковей, – я двоих сыновей вырастила и двоих внуков мальчишек. Так, что насмотрелась. Спину Вася давай!
Она тёрла их мочалкой, до красноты и сама от пара и натуги стала вся мокрой и красной.
– Ну, вот и всё, теперь вытирайтесь. Вот вам по полотенцу, обмотайтесь, идите в комнату, я приберусь. Намочили-то, намочили, – добродушно ворчала старушка, вытирая полы ванной комнаты.
Распаренные довольные дети, сидели на небольшом диванчике в комнате и ждали дальнейших распоряжений Марты Теодоровны. Затрещал звонок входной двери. Это Марта Теодоровна попросила у соседки ненужные для её сына вещи. Вместе они нарядили разомлевших мальчишек. Проводив соседку, хозяйка усадила ребят за покрытый скатертью стол. Вкусно и сытно отобедав, Вася заснул прямо за столом, пока Ваня опустошал тарелку с едой.
– Наелись? На сон, милые потянуло? Пойдёмте, пойдёмте. Бедные дети! Господи, бедные, бедные дети, – всё причитала Марта Теодоровна.
Она постелила мальчикам на раскладном диване.
– Спите, спите, разговоры потом.
Так сладко ребятам ещё никогда не спалось. Услышав стон Ванечки, Марта Теодоровна подошла к дивану и перевернула мальчика на бок. Погладив обоих по вихрастым давно не стриженым головкам, она подумала:
– В войну столько не было беспризорных детей. Что же сейчас творится? Через несколько лет начнётся новое тысячелетие, а Россия миллениум встречает смутным временем. Сколько искалеченных судеб и ради чего и кого страна жертвует целым своим поколением?
Васька сладко улыбался. Ему впервые во сне пришла бабушка Маша. И наконец, он видел её улыбающейся. Вместо страшного красного пятна заменявшего ёй лицо в прежних снах, сейчас он видел добрые светящиеся лаской глаза. Она обливала Ваську из кувшина водой и как всегда приговаривала:
– Уйди беда, как с гуся вода, – а Васька, ёжась от жёсткого накрахмаленного полотенца, которым она его растирала, спрашивал её:
– Бабушка, а ты колдунья?
– Колдунья, колдунья, вот заколдую тебя и в птичку превращу. И полетишь, голубь мой, далеко, далеко, в дальние страны. Видеть будешь много. Многое узнаешь. Счастливым станешь.