Вот и наступил август, вместе с ним прошла летняя пора дождей, из-за которых мы пропустили много выходных. Серега по-прежнему батрачил на даче, и мы могли поехать копать только в усеченном составе – вдвоем со Стасом. За время, прошедшее с последней поездки, мы успели соскучиться по деревне Некрасово и по лесу. В один прекрасный день Стас написал мне, что у него выкраивается отпуск, и часть его он хочет провести в долгом копательском походе. Я был не против, тем более, что последний раз ходил в поход длительностью больше пяти дней еще в прошлом году. Мы кратко обсудили место и продолжительность путешествия, в итоге согласовали срок 5—6 дней.

Этого нам должно с лихвой хватить на то, чтобы исследовать самые потаенные места в районе Некрасово, и заодно более внимательно поработать в каком-либо одном интересном месте. А вдруг нам попадется богатый пятачок земли, где будет валяться верховое железо, и нам не хватит стандартных двух выходных дней на то, чтобы тщательно там все исследовать?

Я заранее составил список необходимой еды и снаряжения, и в течение примерно недели собирал рюкзак. Закупил заранее побольше банок с тушенкой, пакеты с гречневой крупой и макароны, купил черного хлеба и рыбных консервов, ссыпал сахар и байховый чай в пластиковые банки с закручивающимися крышками, наточил лопату и топор, сделал запас батареек Duracell 9 Вольт, довершил весь этот набор рулоном туалетной бумаги.

Сейчас это покажется совершенно странным, но тогда у меня еще не было мобильного телефона: свой первый аппарат Siemens A65 я приобрел только осенью того года. Соответственно, мобильный телефон в походе был только у Стаса. И сейчас страшно подумать, как бы нам пришлось действовать, и какими были бы последствия, если бы в наших походах по совершенно диким и нехоженым местам произошло какое-либо ЧП, и у нас не было бы мобильного телефона. А сегодня мобильный телефон считается такой же заурядной вещью, как ключи от дома или шнурки на ботинках – без этого никуда из дома не выйти.

Та же шарманка с долгой дорогой и пешим маршрутом, и вот мы со Стасом сбрасываем рюкзаки. Некрасово уже позади, бытовка Сереги впереди метрах в четырехстах, а пока что нам нужно набрать воды из колодца.

Кручу ворот, медленно и с приятным усилием он подает снизу жестяное ведро на ржавой цепи, полное прозрачной водой. Переливаем водичку из ведра в бутыли и укладываем это все в рюкзаки. На дне ведра остается еще немного воды, и я пью ее прямо оттуда. От чистой холодной воды на пару мгновений темнеет в глазах, где-то в районе лба пробегает приятная дрожь. Ну вот, теперь мы заправлены и готовы к нашему сложно-путанному маршруту.

У Серегиной бытовки мы сели за столом попить чай, заодно проверили карту и примерно очертили район будущих поисков. Нам предстояло пройти от бытовки строго на запад через весь лес: так мы могли бы повторить тот самый путь, которые проделали за немецкой фляжкой. Затем нам следовало повернуть на юг и пройти в этом направлении какое-то время, а затем повернуть на юго-восток или даже на восток – в зависимости от того, что мы встретим на пути. Таким образом, мы должны были попасть в Долину Славы с немецкой стороны. После чего можно было бы свернуть на север или северо-запад, и в итоге мы оказались бы снова в районе Некрасово, что означало бы, что наш поход завершен. По времени мы тоже рассчитали все примерно так, чтобы на 5 день мы находились бы уже ближе к Некрасово, чем к Долине Славы.

Чай выпит, костер потушен, рюкзаки на плечи – и вперед, в дебри!

Согласно карте, мы выбрали направление в сторону речки Вори, и курс был на воображаемую точку посередине между деревнями Величково и Сергеевскоое, которые находятся уже в Смоленской области. Шли мы довольно бодро в течение примерно одного часа, и, наконец, наткнулись на эту самую речку. Она представляла собой узкий и глубокий, очевидно часто летом пересыхающий ручей, но вода в нем все-таки текла, сочилась кое-где узкой и уверенной струйкой. Берега у речки были высотой примерно с человеческий рост, но более точно оценить размеры Вори в этом месте мешала высокая крапива, полностью заполонившая низину. Она была очень злая и густая, жгла через одежду, доставала до кожи даже через очень свободные камуфляжные штаны и садовые перчатки. Стоило нам сделать несколько шагов через эти заросли, как там проснулись до того спавшие комары и мошки и облепили нас с ног до головы, желая напиться человеческой кровушки. Ноги цеплялись за толстые стебли крапивы, листья жалили нещадно, а тонны комаров довершали эту пытку. Преодолевая эти испытания, мы перешли низину, перепрыгнули через Ворю и поднялись на высокий берег, который выходил к опушке старого леса. Здесь уже почти не наблюдалось молодого леса, деревья были толстые и росли довольно далеко друг от друга, щедро раскидывая во все стороны густые ветки. Мы постарались как можно скорее зайти в лес и раствориться в его тени, удалившись от жуткой биомассы кровососущих тварей.

Оказалось, что с этой стороны Вори тянется широкая сеть окопов с блиндажами и землянками. Некоторые блиндажи были по-настоящему глубокими, и можно было сразу оценить масштаб событий: современная легковая машина могла бы запросто поместиться в таком блиндаже, заехав туда своим ходом. А в глубину такой блиндаж был с высоту одноэтажного дома. Мы тут же поскидывали рюкзаки, собрали металлоискатель в боевое положение и начали проверять окрестности этих позиций. Вдоль Вори, как вскоре мы заметили, проходила относительно современная лесная дорога, по крайней мере, две колеи на ней были явно не с войны. Но проезжали по ней последний раз явно в прошлом или в позапрошлом году. Тем не менее, мы договорились не терять бдительности и время от времени оглядываться по сторонам – вдруг егерь или лесник захочет обойти или объехать свои владения, а тут мы с диким горящим взором, с металлоискателем и лопатами. Честно говоря, что-то объяснять и рассказывать о том, что мы здесь делаем и кто мы такие, особенно не хотелось. Поэтому мы предпочитали всегда обходить людей в лесу, по возможности не копать на открытом месте и всегда уходить под защиту леса, если слышали звук приближающихся машин. Эта привычка образовалась у меня еще с самого начала копательской деятельности, когда у нас милиционеры и сопутствующие им элементы из числа местных деревенских активистов отобрали самый первый металлоискатель. Повторять ошибок не хотелось, тем более, что нынешний прибор стоил раза в два больше, чем самый современный на тот момент мобильный телефон.

Меняя друг друга у аппарата, как шутили мы, почти весь видимый и досягаемый участок леса с блиндажами и окопами оказался проверен на предмет верхового хлама. Железа оказалось много, это были куски брони, остатки гусениц, какие-то покореженные железные балки, части машин и бронетехники, куски ржавых бочек. Но, к сожалению, сохранность металла очень удручала. Все железо представляло собой рыхлую смесь ржи и песка. На некоторых железках можно было прочитать английские буквы – это были остатки британской и американской техники, прибывшей в Красную Армию по ленд-лизу как раз в 1942 году. Немецкого хлама было совсем мало – это обычные для всех мест, где прокатилась война, маузеровские гильзы.

Решили мы со Стасом сделать перерыв в работе и стали разжигать костер. В этот момент начался дождь, сначала крупными редкими каплями, а потом зачастил и стал идти без перерыва. Я сразу сориентировался, достал со дна рюкзака огромный тент от палатки, и мы вместе растянули его между деревьями так, чтобы образовался навес. Под этим навесом было сухо, можно было разложить вещи и даже аккуратно поддерживать горение костра. Но ветки вокруг моментально стали сырыми, и нам приходилось приложить немало усилий, чтобы наш костер не погас.

Так мы потратили довольно много сил и времени на сбор относительно сухих веток вокруг нашего импровизированного лагеря, чтобы сварить кашу с тушенкой. А когда мы со Стасом, наконец, уселись у костра принимать пищу, оказалось, что мы с ним оба полностью промокли. До нитки! Это произошло незаметно, поскольку, пока мы двигались, холода мы не чувствовали. Но стоило нам сесть и замереть в одном положении, как мы с ним сразу замерзли. И костер наш скорее дымил, чем грел.

После горячей еды мы немного согрелись изнутри, но мерзкое ощущение мокрой и холодной одежды портило настроение и навевало тягостные и пораженческие мысли: «Зачем мы здесь? Что мы тут ищем, и кому все это нужно?»

Дождь все не прекращался, нашу полянку под тентом стало постепенно заливать со всех сторон, обеспечивать горение костра ценой еще большего намокания ни мне, ни Стасу не хотелось.

Но вот дождик ослаб, хоть и не остановился. Небо немного посветлело. На часах уже был вечер, мы со Стасом посовещались и решили, что оставаться на ночевку лагерем поблизости от лесной дороги будет неразумно. Нужно уходить в чащу, и желательно найти высокое место, откуда стекает вода, и чтобы поблизости было достаточно сухих дров.

Я собрал металлоискатель и запаковал его в полиэтиленовый пакет, чтобы сырость не добралась до микросхем, мы сняли тент, вытряхнули и выжали его от избытка воды. Я засунул его в пластиковый пакет, все это положил в рюкзак поверх вещей, и мы двинулись в заранее выбранном направлении. То есть на юг или юго-восток, поближе к Долине Славы.

Пока мы шагали по колено в мокрой траве, стало заметно темнеть. Дождь тем временем вдруг ударил так, что никакие наши попытки спрятаться под густыми еловыми лапами не спасали нас со Стасом от воды. Вода затекала за воротник, в обувь, одежда промокла до последней нитки…

В какой-то момент мы со Стасом остановились не сговариваясь: идти дальше просто не было сил. Мы попали на участок с буреломом, каждый десяток метров пути давался с большим трудом. Нам приходилось перешагивать через огромные поваленные деревья, их кора намокла от проливного дождя так, что превратилась в коварную скользкую поверхность. На деревья нужно было наступать очень осторожно, и любое касание любого растения, куста и дерева давало совершенно сногсшибательный эффект – на тебя проливался дополнительный поток, флора щедро отдавала тебе избыток воды.

Наше положение было отчаянным, никогда ранее я не попадал в такую ситуацию. Я невольно посмотрел наверх, на верхушки деревьев. На меня с бледно-белого неба падали крупные капли дождя, подсвеченные и как будто ускоренные тяжелыми тучами.

Нам не оставалось ничего, кроме как продолжать идти с любой скоростью. Необходимо было выйти на ровное высокое место, где теоретически можно просто остановиться и снова растянуть тент.

Через десять минут мы нашли такое место на пригорке среди толстых елей, быстро закрепили тент веревками к стволам и стали искать сухие, насколько это возможно в такую погоду, сучки, ветки, сухостой. Стас ушел искать березовую кору, которая практически в любую погоду, будучи срезанная с дерева, горит очень хорошо и позволяет быстрее развести костер.

Постепенно дождь утих, распустился ветерок. Иногда он усиливал порывы, и тогда на нас со всей силой падали капли воды с верхушек деревьев.

Вот уже горит костер, мы натащили со всех сторон все дрова, которые только могли найти, и стали складывать их у костра, чтобы они просушились.

Уже начало темнеть, а это значит, что наше место ночевки будет здесь. Стас достал из рюкзака свою двухместную палатку, которая уже однажды выручила нас в снегопад в Долине Славы. Мы утоптали траву на полянке, навалили туда срезанные еловые лапы, предварительно немного просушенные у костра. На это место поставили палатку и стали просто сушить одежду над огнем, поскольку испытывать ощущения мокрого тела стало просто невыносимым. Было даже не столько холодно, сколько просто неприятно чувствовать сырость. Мы жгли ветки и поленья до тех пор, пока темнота совершенно не опустилась на лес. Наша одежда довольно скоро просохла, правда, ее приходилось постоянно переворачивать и следить за тем, чтобы она не подгорела.

Заканчивался наш первый день похода, не увенчавшийся никакими находками. Похоже, что мы зашли в лес в самую середину, где и во время войны особо-то никого и не было. Все-таки люди старались держаться поближе друг к другу и прикрываться какими-то естественными преградами. Линия немецкой обороны по берегу Вори – лучшее тому доказательство. Где-то здесь в глубине леса искать блиндажные городки нет смысла, нужно опираться на старые дороги, урочища и поляны. Обсудив наши планы на завтра и, укрепившись в мысли о том, что у нас впереди еще достаточно времени для проверки всех наших догадок, мы полезли в палатку и очень быстро заснули.

Утро показалось очень добрым: вокруг пели птицы и на палатку падали прямые солнечные лучи.

Я быстро вылез из палатки, надел холодные носки и натянул еще более холодные ботинки на ноги, в два движения зажег костер и огляделся.

Лес вокруг был похож на картины Шишкина, Васнецова. Палатка стояла на вершине полого холма в лесу, между двух толстых елей. На поверхности холма росла лесная трава, высотой выше щиколотки. Чуть ниже начинался папоротник, а между его кустами стояли столбики давно отмерших молодых елок. Цвета вокруг были изумительные, солнце как будто изнутри подсвечивало кроны деревьев и траву, мир был сочно-зеленым и ярко-желтым, светло-коричневые оттенки коры елей контрастировали с ярко-синим цветом неба. Дышалось очень легко и с удовольствием. Даже дым от костра добавлял теплые нотки в свежий лесной аромат.

Вот и Стас вылез из палатки, мы общими усилиями приготовили завтрак и не спеша съели его. Куда спешить, ведь нас и так вчера дождь гнал, и впереди у нас есть еще 4—5 дней на вдумчивый поиск военных артефактов.

После завтрака мы свернули лагерь и пошли дальше. По мере движения местность спускалась, старых деревьев становилось все меньше. В какой-то момент мы перешли в новый лес, в котором молодые тонкие деревья росли очень близко друг к другу, между ними росла высокая густая трава, а под ногами появилась вода. Вот и молодой лес закончился, и мы вышли на поляну. Двигаться приходилось очень аккуратно, потому что под ногами стали появляться глубокие ямы с водой, лукаво прикрытые прошлогодней пожухлой травой. Впереди маячило одинокое сухое высокое дерево, совершенно без листьев.

«Стас, держим направление чуть левее этого дерева!» – кричу напарнику, а он сзади идет медленно, ему труднее перешагивать через ямы и перепрыгивать кочки. Шли мы на это дерево 5 минут, потом еще 10 – а оно все не приближается. Потом мы огляделись и поняли, что попали на старые вырубки, которые не заросли молодым лесом. Ямы с водой – это остатки деятельности бульдозеров, которые корчевали пни и таскали срезанные стволы деревьев. Хорошо еще, что все деревья увезли, а то бы мы сейчас еще лазали через стволы, как вчера во время дождя. Возвращаться назад, чтобы обойти эту поляну с естественными препятствиями уже не имело смысла. Если бы мы даже стали ее обходить по периметру, то потратили бы не меньше сил, и уж точно еще больше времени. Поэтому было решено ломиться вперед, тем более, что направление было верное. Еще через 20 минут мы выбрались из самого сложного места и оказались на более-менее ровной земле. Тут уже росли небольшие и раскидистые елочки. Мы бросили на траву рюкзаки, чтобы передохнуть, и тут же заметили ямы почти под самыми елками. Они были правильной формы. Очень похожие по размерам на землянки или минометные ячейки.

Впервые в этот день я достал из рюкзака металлоискатель и пошел обследовать местность. Стас в это время просто отлеживался.

Из-за того, что высокая трава и здесь активно росла, мне не удавалось держать прибор так низко к земле, чтобы он почти что касался ее. Эта совершенно наглая и дерзкая трава все время норовила зацепиться за катушку металлоискателя и удержать ее при себе, не дать мне двигаться. Больше свободы удалось добиться, когда катушка проходила над травой, но тогда расстояние от нее до земли было совершенно нерабочим. Сигналов от металлоискателя не было. Это значит, что крупного железа не было как по верхам, так и в непосредственной близости под землей. А искать мелкое железо в этой густой траве, особенно, не будучи уверенным в том, что оно там вообще есть…

Я вернулся к Стасу, передал ему прибор, предупредив о траве и порекомендовав пониже прижимать катушку к земле. А сам решил походить вокруг и просто разведать местность.

Таких приземистых елок здесь было много. Вот впереди замаячила опушка старого, настоящего леса. Перед ним были елки, выстроившихся в ряд и растущих как будто из колеи. Это были лесопосадки на месте старого раскорчеванного леса. Обходя несколько близко растущих друг к другу деревьев, я вдруг увидел под одним из них какую-то странную коричневую корягу. Присмотрелся, а рядом с ней лежит вросшее в землю железо изогнутой формы. Смотрю еще внимательнее и вижу, что это плоская изогнутая железка имеет клепки, а вот тут рядом вообще кусок полусгнившей металлической ступицы с деревянными спицами. Напрягаю зрение, присаживаюсь на корточки. И вижу, что странная коричневая коряга растет прямо из какого-то металлического предмета с ровными краями, да и никакая это не коряга, а изогнутая труба, которая другим концом уходит под землю. Я встал, обошел это все с другой стороны и увидел, что из-под земли там торчит целый железный обруч правильной круглой формы, а посередине такая же проржавевшая стальная ступица. А предмет правильной формы – это площадка для установки пулемета, вот тут и ручки наводки есть, винты для крепления пулемета и щитка. Да это же станок от пулемета Максим!

Я немного обалдел от самой неожиданности находки, но при этом понимал, что если такое большое железо лежит здесь на поверхности земли, вросшим в корни дерева, то поблизости могут находиться не менее крупные и интересные предметы. Я покричал Стасу, чтобы он далеко не уходил, а сам пошел в сторону собственно старого леса.

Буквально в десяти метрах от опушки в лесу я наткнулся на валявшуюся на земле ржавую канистру. Вы наверняка видели и знаете, что собой представляет обычная канистра для бензина емкостью 20 литров. Вот совершенно точно такая же лежала и тут в лесу, в глухомани. Я уже подумал было, что мы наткнулись на какую-то современную помойку, пнул эту канистру, но она вылетела с большой неохотой. Дело в том, что она очень сильно вросла в землю, и металл на той стороне, на которого она лежала на земле, прогнил до состояния решета. Я наклонился, взял находку в руки. От нее не пахло бензином, соляркой или маслом, она пахла лесом и землей. Я перевернул ее, осмотрел со всех сторон и увидел, что с одной стороны на ней выдавлены немецкие буквы. Присмотрелся, наверху так и есть: «Kraftstoff Feuergefaerlich 20 L». А внизу какой-то треугольник и дата «1941».

Ну все, это совершенно другое дело! Забираю канистру и иду к Стасу на то место, где оставил его с металлоискателем и рюкзаками. Вот рюкзаки на месте, а Стаса нет.

Я оставил канистру у рюкзака и стал звать Стаса. Он отозвался совсем рядом, у опушки с елками. Решил пойти у нему, чтобы порадовать важной информацией. Когда я подошел, оказалось, что он уже сидит возле станка от пулемета Максим и пытается маленькой саперной лопаткой обрубить корни, чтобы достать его.

– Я только что нашел его тут, в корнях – говорю ему, – а там дальше нашел немецкую канистру!

– А почему ты не позвал? – скривил губы Стас, – я тут его почти что уже вырубил из корней, давай помоги мне!

Мы вдвоем стали рубить корни с разных сторон своими лопатами, но станок врос в еловые корни очень сильно. Мы пытались перерубить самый толстый корень, который пророс прямо сквозь станок сразу несколькими ответвлениями.

Отдышавшись, мы сели рядом у станка.

– Что делать будем? – спрашиваю Стаса, – будешь его забирать?

– Нет, – говорит, – не буду, его еще тащить надо, а он смотри какой тяжелый.

Мне тоже не хотелось тащить станок, тем более, что мы только что пришли на это место, которое обещало быть очень интересным. У станка были погнуты колеса и сгнили деревянные спицы, катить его было невозможно. Возможно, поэтому его тут и бросили из-за того, что использовать его с боевым пулеметом после полученных повреждений было нельзя. Ствол и щиток сняли, чтобы переставить на целый пулемет, а это корявое и тяжелое железо бросили прямо здесь. Это определенно было место боя, а иначе что тут может делать еще и немецкая канистра? Я напоследок еще раз внимательно осмотрел станок и увидел на нем серийный номер, который мне запомнить было совсем нетрудно – «50792». Потому, что цифра 5 – это день моего рождения, 07 – это порядкового число июля месяца, а 92 – это номер моего дома.

Долго ли коротко ли, а уже наступал вечер. Солнце еще выглядывало из-за верхушек деревьев, но уже было понятно, что день окончен. Для нас движение на сегодня закончилось совершенно точно, поскольку мы за пятнадцать минут сделали такие находки, каких раньше не делали никогда! Да, нам пришлось ради этого идти очень долго, и путь наш через вырубки и ямы с водой был непрост. Зато мы вышли на нетронутое место, где еще с самой войны никого не было. Ну, а если кто и был здесь, так это были лесники и лесозаготовщики, которым следы войны были безразличны.

Хоть сегодня и не было дождя, мы со Стасом все равно были мокрые: высокая трава и глубокие ямы с водой сделали свое дело. Мы сбросили рюкзаки, решили, что будем ночевать рядом с местом, где были обнаружены станок и канистра.

Вот уже горит костер, пощелкивая сырыми ветками. Мы сушим нашу одежду над огнем так же, как делали вчера.

Если Стасу и мне идея забрать станок сейчас казалась совершенно немыслимой, то канистру эту я все-таки решил забрать! Представьте, одно дело тащить через леса еще несколько дней станок весом примерно 20 килограмм, а затем нести его на себе до станции полдня – этот подвиг ни я, ни, тем более, Стас никак не желали примерить на себя. А между тем, именно так, на своих двоих и переносили разные части Максима бойцы из пулеметного расчета.

Зато вот канистра – она, хоть и объемная, но очень легкая. При кажущемся большом размере, она легко вмещается в мой рюкзак и совершенно не затрудняет мне передвижение. Я сразу запихнул ее на самое дно и сверху положил все остальные вещи, чтобы каждый раз не делать множество лишних движений при остановке на ночлег.

Прошла ночь, наступил новый день. Мы сразу же, даже не завтракая, стали ходить вокруг нашего лагеря, искать эхо войны под каждым деревом. Но не было больше ничего. Несколько маузеровских патронов не в счет. Помыкавшись по окрестностям до обеда, мы решили прекратить тут дальнейшие поиски. Дело в том, что окопов и блиндажей в радиусе ста метров не было. Скорее всего, станок и канистра – это остатки от зимних маневренных боев, которые шли здесь в конце 1941 и 1942 года. Затем линия фронта в этом районе стабилизировалась очень надолго, и эти места были на немецкой территории. Основные позиции немцев были в Долине Славы – вот там и было основное место сражения. Здесь же были возможны периодические атаки до того, как в феврале 1942 года Гитлер отдал вермахту приказ об обороне на Восточном фронте и приказал стоять под Москвой насмерть, не отступать дальше. Там, где мы были вчера на Воре, и была основная линия фронта с немецкой стороны на протяжении всего 1942 года, и здесь вплоть до весны 1943 года было относительное затишье. Весь 1942 год Красная Армия и вермахт бились за Ржев и в районе Ростова-на-Дону, за Кавказ, за Сталинград, за Ленинград. На Москву немец уже отказался идти, и здесь в Долине Славы русские и немецкие солдаты стояли на вахте, не давая другой стороне сделать лишнего движения. Но при этом серьезных наступательных операций в районе Минского шоссе ни одна сторона не предпринимала.

Вот поэтому так сильно разбросаны оказались на этой большой лесной территории узлы советской и немецкой обороны, так редко они встречаются здесь. Учитывая сильно заросшие поля и леса, а также то, что бывшие здесь когда-то деревни Подъелки, Жихарево, Ощепково, Шитики, Васильки и другие в ходе боев были стерты с лица земли и больше не отстраивались, вся эта местность превратилась в забытый Богом уголок на границе Московской и Смоленской областей.

У нас еще были 2—3 дня в запасе, и мы решили двигаться дальше. По крайней мере, мы постараемся запомнить это место, и если захотим, то всегда сможем вернуться сюда с новыми силами и идеями.

Закинув на плечи рюкзаки, мы со Стасом пошли согласно карте и ранее выбранному по компасу направлению. Для этого нам пришлось развернуться и двигаться снова по этому несчастному полю с вырубками. Но в этот раз мы поступили умнее: мы выбрали азимут, потом определили ориентир на местности впереди, а после этого пошли вправо и по более ровному и сухому месту обошли все проблемы. Когда мы подходили к ориентиру в виде трех больших и стройных сосен, то оказалось, что прямо перед нами находится насыпь и на ней – грунтовая и хорошо накатанная дорога. Примерно такая же, как ведет от Некрасово к Серегиной бытовке. Но это не может быть именно она, потому что та дорога прерывается входом лес, откуда начинался наш маршрут, да и положение сторон света указывало на то, что это совершенно иная дорога. Я вышел на нее, Стас вскоре догнал меня и тоже недоумевал. Откуда и куда она ведет?

Дорога была совершенно прямая, как стрела. Она уходила куда-то далеко влево и терялась в ветвях молодых деревьев, росших по обе ее стороны. Посмотреть направо – такая же картина. Я предложил Стасу пройти вперед и остаться на опушке леса с рюкзаками, пока я схожу направо по дороге и посмотрю, что же там дальше.

Так и сделали. Когда я сбросил рюкзак и сделал первые десять шагов налегке по ровной дороге, мне показалось, что я невесом. Ноги несли меня сами, спина говорила «спасибо» за отдых. Я прошел примерно минут десять, когда прямая дорога сделала аккуратный поворот направо. И затем снова была такая же картина: конца дороги видно не было. Что ж, отметим про себя этот поворот, по крайней мере – это ориентир для того, чтобы искать эту дорогу на карте. Я повернул назад и вскоре вернулся к Стасу. Он лежал под деревом рядом с рюкзаками, его глаза выражали желание полежать еще. По крайней мере, энтузиазма идти куда-либо у него не было. Тогда я сказал ему, что в той стороне дорога делает поворот, и теперь я хочу сходить в противоположную сторону на разведку. Возражений у Стаса не было, и вот я снова иду легкой походкой по грунтовой дороге. Справа от меня был старый лес, слева были те самые труднопроходимые поляны с вырубками, и там же я увидел вчерашнее высокое сухое дерево-ориентир. Ага, подумал я, надо будет запомнить, что станок лежит где-то там, и если мы когда-нибудь снова найдем эту дорогу, то я смогу уверенно выйти на этот станок от Максима. Так я прошел по дороге еще минут пятнадцать, и вот дорога снова мягко поворачивает, но уже налево. Теперь многое мне стало ясно. Эта дорога, по сути, кольцевая, и она начинается где-то там, в Смоленской области, и туда же возвращается. Вернувшись к Стасу, я достал из рюкзака карту и почти сразу нашел эту дорогу. Она выходила из деревни Сергеевской и возвращалась снова в тот же район, но уже севернее.

Если мы пойдем по выбранному направлению на восток, то придем к речке Добрее и к Долине Славы с немецкой стороны.

Мы еще немного передохнули и снова потопали вперед. Увы, но местность не располагала к энтузиазму. Мы наткнулись на какие-то совершенно дикие заросли, низкий папоротник перемежался с крапивой, которая за это лето вымахала на высоту больше двух метров. Мы ломились через эти жалящие заросли, словно сквозь южноамериканскую сельву. Периодически нам попадались затопленные низины, которые мы сначала еще обходили, но потом просто проходили почти по колено в воде. Было уже просто наплевать на трудности, ведь если от них нельзя избавиться, то можно их просто не замечать. Пару раз нам попадались ямы явно искусственного происхождения, мы снимали рюкзаки, расчехляли металлоискатель и проверяли места. К сожалению, никакого толкового железа не было. Попадались лишь осколки, свидетельствовавшие о том, что эти ямы являются воронками от взрывов авиабомб или артиллерийских снарядов большой мощности. Куда стреляли, кого бомбили и кто бомбил – это было совершенно непонятно. Мы были на отшибе мира, в диких местах и пытались найти следы войны. Ну, вот они, а что вы хотели?

Комары и лосиные мухи особенно сильно нападали на нас, когда мы останавливались передохнуть в густых зарослях, поэтому только движение вперед могло спасти от укусов этих безжалостных насекомых.

А время шло, минуты незаметно переходили в часы – вот уже настало время то ли обеда, то ли ужина. В какой-то момент мы спохватились, что не набрали с собой воды. Наша вода, запасенная еще в колодце, была почти на исходе. Поэтому мы решили идти вперед до тех пор, пока нам не встретится ручей или речка. Там нужно будет остановиться, а если место будет удовлетворять нашим эстетическим запросам, то прямо там же и сделать привал на прием пищи.

Такое место встретилось нам довольно быстро: заросли крапивы как-то резко закончились, и мы наткнулись на русло речки. Довольно глубокой, чтобы не назвать ее ручьем, но и не такой широкой, чтобы именовать ее рекой. Вода в речке была довольно прозрачная, она текла с хорошей скоростью и вполне удовлетворяла санитарным нормам, как изволил выразиться Стас. Дальше мы идти не могли, потому что перепрыгнуть эту речку было невозможно. Перейти вброд тоже не хотелось, а посему мы решили устроить обед прямо здесь. Судя по карте, эта речка называется Добреей, и на карте-километровке она изображена довольно извилистой. В качестве дров очень хорошо подошел ствол сухого дерева, лежавший прямо на берегу. Конечно, комары и мухи тут же облепили нас, но мы надеялись, что они разлетятся после того, как мы разожжем костер. Стас принялся разжигать дрова, а я начал утаптывать крапиву, чтобы освободить нам место для рюкзаков и для привала. Через какие-то полчаса у нас уже была горячая пища. Каша с тушенкой, а также макароны с консервированным горошком либо сладкой кукурузой очень хорошо пополняют запас сил и немедленно повышают настроение. А горячий чай с сахаром и печеньями либо халвой, подаваемый в неограниченных количествах, способен скрасить даже такое неуютное место, как эта излучина лесной речки.

После того, как мы выпили целый котелок чая, необходимо было полежать и отдохнуть, собраться с мыслями и пропустить через мысленный взор весь наш сегодняшний путь. Так мы полежали минут сорок, поболтали о том, о сем; оценили примерно пройденный за три с небольшим дня километраж и стали думать, что нас может ожидать в скором времени. Долина Славы была где-то рядом, чуть правее от нашего курса на расстоянии пары километров по прямой. Серегина бытовка была чуть спереди слева тоже на таком же расстоянии. Если идти прямо, то мы рано или поздно должны встретиться с немецкими позициями, сначала тыловыми, а затем самыми что ни на есть боевыми.

Мы полежали на пенках еще немного, а затем снова собрали все вещи в рюкзаки и пошли дальше вдоль берега. Эта речка, которая накормила и напоила нас, петляла по лесу очень проворно: нам впоследствии пришлось несколько раз переходить ее. Мы попадали в луку, S-образное петляние реки, и оказывались то на левом, то на правом ее берегу – и так несколько раз. Наконец, река ушла куда-то вправо, а компас показывал нам направление прямо на опушку леса со старыми деревьями. Этот лес визуально был очень похож на те места, что мы видели у Некрасово. Но это не мог быть один и тот же лес, это же совершенно другое место. Так мы со Стасом проходили поляны с крапивой и густые заросли, обсуждая все, что казалось нам достойным разговора. И вот, как-то внезапно стало темнеть. Взглянули на часы – а уже вечер, скоро будет совсем темно. Но где мы? Судя по карте и по компасу, мы находимся в каких-то невообразимо далеких от цивилизации и настолько глухих местах, что здесь нет даже следов войны. Где устраивать ночлег?

Мы прошли еще немного вперед, и вот нашему взору предстала то ли просека, то ли старая дорога. В общем, мы увидели просвет между деревьями и пошли туда. Как-то неожиданно у старых деревьев мы обнаружили несколько прямоугольных ям с оплывшими краями, так похожих на старые землянки или блиндажи. Отлично, тут мы и покопаем. Снова сбрасываем на землю рюкзаки и начинаем прозванивать землю вокруг ям. Практически сразу мне попадается какой-то бытовой мусор типа остатков от тюбиков, алюминиевой фольги от сыра Bona Tilsiter производства 1942 года, куски колючей проволоки. Все это неинтересно, и я передаю Стасу металлоискатель – настала его очередь. В это время я пошел разведывать ближайшие окрестности на предмет таких же ям. Не успел я отойти от рюкзаков на двадцать метров, как слышу крик Стаса: «О-и-у-у-у-у»! Ветерок унес его слова, и я услышал только гласные буквы. «Э-ээ-э-э!» – отозвался я, давая ему понять, что я недалеко ушел, и все под контролем. Поблизости ям не было, и это была не просека и не дорога, а просто полянка прямоугольной формы. Ну и ладно, зато можно спокойно возвращаться к нашим ямам и проверить их основательно.

Возвращаюсь я к Стасу и застаю его в каком-то невероятном возбуждении. Если весь день он выглядел как сонная и апатичная муха, то сейчас его было не узнать.

– Ну как копательские успехи? – задаю ему дежурный вопрос.

– Я нашел пряжку «Готт Мит Унс», вот она, – с этими словами Стас лезет в карман и достает алюминиевую немецкую пряжку от поясного ремня. Настоящую.

Все. Время замерло. Воздух застыл, комары замолчали, радиоволны остановились.

– Где? Как? – только и мог спросить я.

Это был успех, это была очень сильная находка, которую среди всех моих и наших всех общих знакомых не делал никто. Настоящая алюминиевая пряжка с орлом и свастикой, с девизом «Gott Mit Uns», совершенно такая же, как мы видели на сайтах копателей в Интернете. А вот сейчас она лежит передо мной у Стаса в руке. А мы стоим с ним в глухом лесу где-то за Долиной Славы.

– Ты ушел, а я стал прозванивать справа у входа в блиндаж, и она сразу зазвонила. Звук был очень хороший – алюминий. Она лежала сантиметрах в пяти под землей, сверху был дерн и немного земли, – таков был рассказ Стаса. На этих словах он убрал пряжку в карман.

Так, на этом моменте необходимо было остановить всю психическую и физическую активность, чтобы прочувствовать весь момент истины со всех стороны, обдумать факт находки и понять, что теперь делать дальше.

Но мои размышления прервал Стас: «Ты знаешь, мы ведь так и не набрали там в речке воды. У нас осталась только та, что мы набрали в колодце».

Мы проверили бутылку – на самом деле там было немного воды, ровно столько, что ее не хватило бы даже на приготовлении гречки. Можно было только заварить чай, да и то было бы по полтора стакана на человека. А что мы будем есть? А что мы будем дальше пить?

Было пока что светло. Я предложил Стасу следующих ход действий: мы сливаем оставшуюся воду в котелок, и я иду в одном направлении налегке с пустой бутылкой. В это время он должен будет развести костер и вскипятить воду для чая. Если мне удастся найти воду, то мы тогда ужинаем гречкой с тушенкой и пьем чай. Если через 100—200 метров я не найду воды, то я возвращаюсь назад, и мы живем на оставшемся запасе и едим одну тушенку, которую разогреем на костре.

К сожалению, мои попытки найти воду в уже сгущавшихся сумерках успехом не увенчались. Никакой воды поблизости не было, как назло все лужи просохли. Я вернулся обратно к нашему лагерю, огорчил Стаса отсутствием воды, и мы стали есть одну тушенку. Это было горячо, жирно и невкусно. Безо всякого удовольствия мы запили этот ужин горячим чаем в минимальном для наших привычек количестве и стали просто сидеть у костра в темноте.

Я заставил Стаса несколько раз пересказать историю о том, как он находил эту пряжку, что он думал в этот момент. Мы долго предполагали, как и кем она могла быть забыта, оставлена, потеряна или выброшена. Поскольку мы нашли ее тут почти что с разбегу и не успели накопать достаточно материала для того, чтобы дать основательную характеристику этой находке, то решили оставить свои догадки на завтра.

Заснуть было трудно. Во рту сидел привкус жирной говядины вперемешку с зубной пастой, у нас не было воды даже на то, чтобы прополоскать рот после чистки зубов. Так и засыпали с жаждой.

Утро наступило моментально. Я встал первым, вылез из палатки и сразу же взялся за металлоискатель. Сразу же полез в ту самую яму, которая при ярком дневном свете выглядела совсем маленькой. Это был порядком оплывший блиндаж, с четко выраженным входом. Рядом был такой же блиндаж, а чуть поодаль был еще один. Возле входа в блиндаж, у которого Стас вчера выкопал пряжку, был отчетливый сильный сигнал. Я отложил прибор и начал копать. Примерно через полштыка я наткнулся на большой полукруглый профиль, обкопал его и понял, что это большая двухсотлитровая бочка, стоявшая в углу блиндажа и служившая печкой. Я решил докопать в этом месте до дна и продолжил работать лопатой. В это время из палатки вылез сонный и опухший Стас и подошел посмотреть, чем это я занимаюсь. Я объяснил ему, что хочу докопать до дна, на что он вяло зевнул и сказал, что в таком случае он походит с металлоискателем поблизости по верху.

Поскольку я еще не завтракал, то с каждым взмахом лопатой силы покидали меня. Вот я уже дошел до середины бочки, но дальше копать просто было невозможно. Я сделал паузу, присел на бруствер. Поодаль Стас звонил на полянке и между блиндажами, видимо, пытался повторить успех с пряжкой по тому же принципу «копать у входа». У нас не было воды. И это была главная проблема. Из-за этого нам надо было уходить с этого места, потому что оставаться здесь без воды и пищи не имело смысла. Нужно было быстро проверить окрестности на предмет «быстрых» находок, запомнить это место и идти искать воду.

Отдохнув пять минут, я вернулся к раскапыванию печки. Вот я дошел до дна, показался материк. Тут я задел лопатой какую-то интересную вещь, она практически выкатилась из-под лопаты. Я протянул руку и вытащил из ямы эту находку. Это был некий фарфоровый цилиндр, покрытый сине-фиолетовой эмалью, с виду похожий на тюбик от помады, но это была не помада. Я вытряхнул из цилиндра землю – внутри он оказался полый. На дне его с обратной стороны была аббревиатура «D.R.G.M.». Явно немецкие буквы, но что они означают – совершенно непонятно. Я спрятал находку в карман и продолжил копать. Еще через несколько мгновений из-под лопаты выскочил кусок красного провода длинно сантиметров 10—15. От чего, к чему – тоже неизвестно. Наконец я докопал до дна этой бочки-печки, но расширять яму так, чтобы можно было вытащить эту бочку из ямы, у меня уже не было сил. Да и надо ли было? Если и поднимать этот блиндаж, то целиком – от угла до угла, и копать в две лопаты. У нас на двоих только одна серьезная лопата – это мой «Фискарс». У Стаса малая саперная лопатка, которой серьезной ямы не выкопаешь. Сил у нас обоих нет, так что нет и речи о том, чтобы заниматься землекопством с минимальной гарантией на успех.

С этими мыслями я пошел к Стасу похвастаться своей находкой. Он поздравил меня с этой непонятной сине-фиолетовой фарфоровой штуковиной, после чего мы вместе решили, что нужно идти к воде, или мы тут умрем от голода, жажды и бессилия.

Мы снова пошли с рюкзаками через лес по направлению к тому месту, где, согласно карте и компасу, должна быть Серегина бытовка. Если раньше у нас была задача чисто промыслового толка, то теперь мысли о наживе сменились желанием просто позавтракать. Свое мы уже нашли по факту, ведь станок от Максима и пряжка от ганса – это хорошие находки, которыми можно не только на форуме похвастаться, но и поднять своего собственное эго. Этого достаточно, и теперь насущные проблемы снова выходят на первый план.

Когда мы вышли на поле, то практически одновременно узнали в нем то самое место, с которого заходили в лес несколько лет назад. Получается, что мы в этот поход сделали крюк в несколько километров и выходили почти что с противоположной стороны. Если идти прямо на рощу, то за ней должна быть Серегина бытовка, а уж от нее до колодца всего десять минут ходьбы легким шагом по грунтовой дороге.

В этот день мы уже не копали, а просто отдыхали от прежних скитаний по лесам, пили чай и сидели на скамейке за столиком у Серегиной бытовки. Так мы просидели за полдень, после чего оказалось, что копательский запал и мотивация у нас обоих уже иссякли совершенно.

Тогда мы отдохнули еще немного и рванули с заметно полегчавшими рюкзаками к станции «Дровнино», чтобы успеть на вечернюю электричку. И поздно вечером уже были дома. Впоследствии я узнал, что этот сине-фиолетовый фарфоровый цилиндр является корпусом от немецкой зажигалки в виде снаряда, а надпись «D.R.G.M.» является аббревиатурой от «Deutsches Reichsgebrauchsmuster», что переводится как «Государственная система регистрации и патентования» в Германии. Она была введена в 1936 году и отменена почти сразу после начала войны в 1939 году.

Стас после своей находки немецкой алюминиевой пряжки стал среди наших общих знакомых считаться удачливым копателем, которому везет практически «на халяву».